Огастас Мальтрейверс (№1) - Милосердие Латимера

– Да. И я уважаю подобные ритуалы в любом доме.

– Не будь высокопарным. Давай поскорее пойдем к себе…

– Остановись, женщина! – вскричал Мальтрейверс. – В доме ребенок.

Ребекка, ребенок в доме, была катализатором всех непредвиденных ситуаций.

…Диана, которую Мальтрейверс не мог и представить себе в окружении детей, уселась на полу перед девочкой, полная живейшего интереса к ее миру, и та, решив, что если кто-то похож на принцессу из сказки, то ему можно доверять, сразу ответила Диане искренней доверчивостью и симпатией. Пока Мелисса заканчивала приготовления к ленчу и не вернулся отец Майкл, Мальтрейверс и Тэсс с изумлением наблюдали за Дианой и девочкой.

– В разгар игры входит в комнату духовное лицо, – прокомментировал Мальтрейверс насмешливым тоном, как он часто делал это. – Оно выглядит озабоченным.

– Доброе утро, Тэсс, – сказал тут же появившийся отец Майкл, не обращая внимания на шурина. – А это, я предполагаю…

– О, привет. Извините, я не могу подняться, как видите, я очень занята, – сказала Диана, продолжая сидеть на полу.

– Это не та роль, которую, я ожидал, ты будешь играть, – сказал Мальтрейверс.

– Не многие люди способны заниматься с детьми, – ответила Диана со странной улыбкой и снова сосредоточила всё свое внимание на Ребекке.

– Ну, как настоятель собора воспринял новость? – спросил Мальтрейверс у отца Майкла.

– Очень плохо. Он все равно не хочет, чтобы церковь охранялась, потому что, по его мнению, теперь это и вовсе не имеет значения, раз кража уже совершена.

– Естественно, нельзя же украсть Бога! – вставил Мальтрейверс.

– Верно. Но он очень переживает, когда что-то пропадает, особенно если это одно из сокровищ собора. Как бы то ни было, хорошо бы нам поесть. Я должен присутствовать при разговоре следователя с мисс Таргет.

– Ты шутишь! – засмеялся Мальтрейверс.

– Конечно, нет. Ты был рядом со мной, когда человек по фамилии Джексон попросил нас прийти вместе.

– Нет, нет, нет. Я не это имею в виду. Ведь в действительности никакой мисс Таргет не существует?

– Что еще осложняет дело, – сказала Мелисса, входя в комнату, – так это тот факт, что существует две мисс Таргет. Пойдемте, ленч готов.

За ленчем, который состоял из разных сыров, холодного мяса и салатов, разговор свелся к вечернему выступлению Дианы. Оно должно было состояться в здании Капитула и называлось «Крест на круге». Диана и Мальтрейверс отказывались раскрыть смысл названия.

– Вам придется потерпеть и самим догадаться, что оно означает, – загадочно произнес Мальтрейверс.

– Мне кажется, название и без просмотра понятно! – Отец Майкл привередливо ковырял вилкой в остатках салата. – Круг – это мир, а на вершине его – крест, обозначающий христианство.

– Самая умная интерпретация! – Мальтрейверс сохранял невозмутимость на лице, а Диана толкнула его ногой под столом как раз в тот момент, когда ленч был прерван звонком в дверь.

– Это мисс Таргет, – объявил отец Майкл, взглянув на часы.

– Мне хотелось бы встретить ее, – выразил готовность Мальтрейверс. – Обещаю вести себя пристойно.

Но на пороге стоял молодой священнослужитель с озабоченным лицом.

– Полагаю, вы не мисс Таргет? – приветствовал его Мальтрейверс. Лицо молодого человека передернулось от смущения.

– Прошу прощения?

– Извините меня, пожалуйста. Мы ожидали прихода другого человека. Очевидно, вы хотите видеть отца Кована?

– Если это возможно, – сказал молодой человек. – Простите, что явился неожиданно, но…

– Ничего, ничего, хотя, боюсь, он как раз собирается уходить! – Мальтрейверс широко распахнул дверь. – Пожалуйста, входите, я скажу ему, что вы здесь.

Выражение озабоченности на лице посетителя быстро сменилось страдальческим. Мальтрейверс заметил, что у него дрожат руки; его лицо, никогда не знавшее округлости, видимо, еще больше вытянулось, он явно был чем-то сильно расстроен. Возбужденно, быстро водил он рукой по своим черным, аккуратно подстриженным волосам и, казалось, не знал, что ему теперь делать.

– О, если он собирается уходить… я не хочу… Простите, извините.

Мальтрейверс решил, что необходимо действовать настойчиво, чтобы у визитера вот-вот не разразилась истерика.

– Я настаиваю, зайдите, – сказал он. – Очевидно, это очень важно, то, что вы собираетесь сообщить.

– Хорошо, если вы уверены…

Ясно же, сам гость не уверен ни в чем и, чувствуется, никогда не решится по доброй воле войти, а потому Мальтрейверс дружески схватил его за руку и буквально втянул в дом эту испуганную рыбку.

– Я вполне уверен. Входите, – пригласил он, тут же добавив: – Думаю, вам лучше поговорить в кабинете. – Кабинет отца Майкла располагался тут же, при холле, прямо рядом с входом в дом. – Пойду приведу отца Кована… – Мальтрейверс пошел было из комнаты, но задержался на пороге. – Извините, вы…

– Мэтью Вебстер, – поспешно представился гость.

– Конечно, – согласился Мальтрейверс, хотя имя это ничего ему не сказало, и поспешил сообщить отцу Майклу о его приходе.

– Это вовсе не Таргет, как выяснилось, – сказал он, входя в кухню. – Какой-то Мэтью Вебстер хочет повидать тебя и, мне кажется, дело срочное.

– Мэтью Вебстер? – переспросил отец Майкл. – Чего он хочет?

– Я не спрашивал, но он сейчас в твоем кабинете.

– Разве ты не сказал ему, что я занят?

– Нет. Ты не занят. А даже если бы и был занят, я хотел бы думать, что ты поспешишь встретиться с ним. Он очень взволнован.

Майкл издал какой-то неясный звук, нечто среднее между фырканьем и хрюканьем, и вышел из комнаты.

– Что беспокоит Мэтью сейчас? – устало спросила Мелисса.

– Явно что-то необычное, – ответил Мальтрейверс. – Пришел этот человек – он словно на острие ножа.

Мелисса вздохнула.

– С ним это часто бывает. Он очень… болезненно на все реагирует, все воспринимает очень серьезно. Живет в состоянии постоянного напряжения. Даже епископ находит его чувствительность иногда слишком раздражающей.

– Твои слова звучат так, словно он – святой, – сказал Мальтрейверс. – Я-то всегда думал, что люди должны жить в страдании. Однако, кто он? Я не помню, чтобы видел его раньше.

– Он наш органист. И впервые теперь у нас есть свой музыкант. Это епископ, когда обнаружил в нем особый талант к музыке, посвятил его в духовный сан и назначил на должность помощника регента. Мэтью очень хороший органист, он хорош и как неофициальный заместитель старого Мартина Чемберлена. Особенно бесценен сейчас, потому что сам Мартин вот уже несколько недель в больнице. – Мелисса вздохнула. – Но его вера, мне кажется, чересчур страстная. По какой-то причине ведь он пришел. Вполне возможно, дело, с которым он явился, чрезвычайно важно лишь для него одного.

Дальнейшие рассуждения Мелиссы были прерваны приходом мисс Таргет.

Мисс Таргет – худая немолодая женщина, на которой годы оставили свой след, с привычками старой девы, – остро реагирует на обиды, шепотом, с трепетом волнующего ужаса произносит дурные слова.

Мелисса привела ее в кухню и объяснила отсутствие отца Майкла.

Краткое представление оказалось для мисс Таргет достаточным, чтобы она отнеслась к трем совершенно незнакомым людям как к старым добрым друзьям.

– О, мои дорогие, – заговорила она взволнованно, садясь и снимая летние белоснежные хлопчатобумажные перчатки. – Какое дело разыгралось! Библия исчезла! Я – первая заметила это. Не знаю, что толкнуло меня взглянуть, никогда не обращала внимания, должно быть, сотни раз проходила мимо не глядя, но, знаете, что-то буквально заставило меня на этот раз посмотреть… И что бы вы думали?! Пропала. Исчезла. Украдена. Я не знала, что предпринять. Никого не было в тот утренний час, кому я могла бы сказать, однако…

– В котором часу это было? – спросил Мальтрейверс, вызвав новый стремительный поток слов.

– Извините, время? О, это, должно быть, было… дайте подумать. Я немного опоздала из-за Себастьяна, моего котенка, который куда-то подевался, а я его искала, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось плохого. По пути я встретила мисс Темплтон, о, Мелисса, дорогая, ты, должно быть, слыхала, что ее племянница родила еще одного ребенка? Это четвертый. Кто мог бы ожидать, что такое возможно у столь хрупкого создания? Итак, мы поболтали обо всем этом, а затем я сказала ей, что должна идти, и пошла прямо в магазин. Конечно, я была на месте раньше этой гнусной Морган, открыла магазин и сразу проверила кассу и все остальное. Затем я поговорила с одним из наших служителей… нет, сначала пришли два покупателя, они взяли несколько открыток… а уже потом я разговаривала со служителем. О чем? Не припомню. Потом пришла Морган и, конечно, настояла на том, что нужно еще раз проверить кассу. Я смотрела, как она это делает, чтобы не возникло никаких недоразумений. Затем вышла немного пройтись. Я люблю ходить по собору, когда там никого нет. Итак, дайте вспомнить… Сначала я обошла женскую молельню, ее окна так великолепны на фоне утреннего солнца, затем… да, я, должно быть, обошла весь собор, прежде чем взглянула на шкаф и… – мисс Таргет светло улыбнулась четырем лицам, застывшим с выражением вежливого внимания, – …должно быть, это было около половины одиннадцатого, – заключила она. – Или около этого.

– Половина одиннадцатого, – повторил Мальтрейверс, заранее переполненный чувством сострадания к Джексону, которому придется выслушать подробный рассказ мисс Таргет и который должен будет все вытерпеть ради того, чтобы выудить что-нибудь ценное.

– Да, хотя сейчас я думаю… – мисс Таргет начала снова.

– Нет, нет, нет, этого достаточно! – поспешно остановил ее Мальтрейверс. – Достаточно разумных предположений. В котором часу открывается собор?

– В девять.

– Тогда… нет, очевидно, Библию могли взять прошлой ночью и никто не заметил исчезновения до тех пор, пока вы не обнаружили этого. Скажите мне…

– О! – вскрикнула она. – Вы… вы… я знаю, кто вы… вы… – она уставилась широко раскрытыми глазами через стол на…

– Диана Портер, – представилась та.

– Конечно! О, дорогая, примите мои извинения за то, что не сразу узнала вас. Я видела вас по телевизору. Ваши чтения из Норвича были так прекрасны! Вы знаете, я храню один экземпляр рядом с кроватью и читаю по несколько страниц каждый вечер, но в вашем прочтении текст приобрел особый смысл… Я так рада, что… – И мисс Таргет выразительно замахала руками, находя силу своего голоса недостаточной для того, чтобы выразить свои чувства.

– Спасибо, мисс Таргет, – сказала Диана. – Всегда приятно узнать, что твой труд так ценят.

Мисс Таргет, одна из тех тысяч, кому люди, выступающие по телевизору, представляются существами необычными, возвышенными, а внимание их воспринимается как внимание королевское, просияла от удовольствия.

– О, моя дорогая, – это было все, что она смогла выдавить из себя, но интонация, с которой произнесла мисс Таргет три слова с выразительными легкими движениями, свидетельствовали о ее глубокой уверенности в том, что она не достойна такой благодарности.

Мальтрейверс с удовольствием представил себе, как она пересказывает эту сцену своим приятельницам, немного приукрашивая, и цветет от счастья, ощущая их благоговение и зависть.

– А это мисс Дэви, тоже актриса, – вставил он.

– О, правда? – сказала мисс Таргет, неохотно освобождаясь от притягательного очарования Дианиной любезности. – Не думаю, что я вас видела…

– Большая часть моей деятельности связана со сценой, – сказала Тэсс, правильно поняв, что место и род ее работы находятся вне сферы интересов мисс Таргет.

– О да, не принимайте к сердцу, возможно, однажды вы будете… – начала она любезно, но Мальтрейверс, стукнув по графину с водой, оборвал ее речи, становящиеся опасными. Этот стук спас мисс Таргет от холодных колкостей, которые могли сорваться с языка Тэсс, и заглушил звук закрываемой за Вебстером двери.

– Что хотел Мэтью? – спросила Мелисса, когда отец Майкл вернулся в кухню.

– О, он очень обеспокоен кражей. Ты же знаешь, какой он.

Мелисса хорошо знала, но Мальтрейверс ухватился за возможность расспросить Майкла о Вебстере, лишь бы избежать дальнейшего разговора с мисс Таргет о театральных звездах, которые чахнут в безвестности в Вест-Энде.

– О, он очень искренний! – сказал отец Майкл. – И его возмутило, что подобное могло произойти в соборе.

– Но на нем же не лежит ответственность за это, не так ли?

– Никакой. Его работа – соборная музыка. Но у него очень сильно развито чувство ответственности за все происходящее и ощущение святости церкви вообще.

– Хотелось бы верить в то, что все служащие собора разделяют его отношение к вере, – заметил Мальтрейверс.

– Конечно, – согласился отец Майкл, у которого не было настроения выслушивать очередную порцию издевательств над религией от своего шурина. – Но Матью, может быть… – попытался он подыскать слово.

– Чрезмерно, – подсказала Мелисса.

– Да, рьяный… Может быть, точнее назвать его чересчур истовым. Этот случай ужасно расстроил его. Я потратил последние несколько минут на то, чтобы попытаться как-то успокоить его. Он сказал, что идет в собор молиться. Он много молится.

– Я думаю, вы все тут много молитесь, – сказал Мальтрейверс с издевкой. – Это ведь один из пунктов вашего контракта по найму на работу, не так ли?

– В настоящий момент, Гас, у меня слишком много проблем, чтобы вступать с тобой в новую бесполезную дискуссию по вопросам, в которых ты ничего не смыслишь, но о которых с большим апломбом рассуждаешь, – высокомерно отрезал отец Майкл. – Мисс Таргет, я думаю, нам пора идти.

Мисс Таргет снова обернулась к Диане, чтобы еще раз насладиться вежливым вниманием великой актрисы. В детстве ей внушили: рассматривать человека в упор – признак дурной манеры, однако она позволила себе минутную слабость. Было очевидно ее разочарование по поводу того, что нужно уходить, но мисс Таргет ловко скрыла его за маской благовоспитанности. Кроме того, она тешила себя тайной надеждой увидеться с Дианой еще не раз, пока та будет в Веркастере.

Их уход был ненадолго задержан неожиданным появлением репортера и фотографа из «Веркастер таймс», которые благодаря своим знакомым, работающим в соборе, узнали о краже Библии раньше, чем успела объявить об этом полиция. Отец Майкл был явно раздражен такой предприимчивостью и их несвоевременным вторжением, а Мальтрейверс дипломатично принял все на себя и провел их в кабинет.

Репортер был молодой, полный энтузиазма человек. Фотограф, намного старше его, приступил к своей работе лишь после того, как репортер взял полное интервью.

– Простите, но я не знаю, кто вы, – начал молодой человек с похвальной искренностью.

– Я – шурин священника Кована, но знаю достаточно много о деле. Меня зовут Гас Мальтрейверс.

– А, писатель, – оживился репортер, и Мальтрейверс подтвердил кивком правоту этого утверждения.

– Однажды я тоже напишу книгу, – сказал репортер.

– Многие из вашего племени собираются сделать это, – откликнулся Мальтрейверс. – Некоторые из моих лучших друзей на Флит-стрит хотят стать писателями; правда, большинство из них только говорят об этом. Итак, что же вы хотите знать?

Хотя вопросы задавались очень квалифицированные и точные, информация собиралась в странную смесь неразборчивого письма и стенографии, не известной Питману. Фотограф, давным-давно овладевший искусством молча погружаться в размышления на то время, пока работает репортер, что было очень полезно для обоих, с шумом возвратился к жизни, когда встал вопрос о фотографии, и Мальтрейверс направил его в собор, лживо уверив в том, что их с репортером действия одобрены священником Кованом.

– Сколько вам лет? – спросил репортер, когда они уходили.

– Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, – ответил вопросом на вопрос Мальтрейверс. – Однако священнику Ковану почти семьдесят и он отлично справляется со своими годами. На этот счет вы можете цитировать меня. Прощайте.

Усмехнувшись про себя, Мальтрейверс вошел в гостиную, где Диана и Тэсс со все возрастающими удивлением и тревогой обсуждали судьбы своих коллег.

– Ты шутишь! – волновалась Тэсс. – Он мог добиться роли, лишь переспав кое с кем, и я не осмеливаюсь даже подумать, с кем.

– Эти разговоры – не для города с такими святынями, – оборвал их Мальтрейверс. – Вы нарушаете дух благочестия. И вообще мы должны пойти и взглянуть на Дом Капитула.

Здание было закрыто для посетителей в течение всего дня: устанавливалась круглая деревянная сцена в центре его, вокруг расставлялись ряды соединенных друг с другом стульев. К тому времени, как они пришли, работа уже была закончена. Диана ступила на помост и осмотрелась.

– Гас, это прекрасно! – воскликнула она.

– Как ты помнишь, я пытался описать тебе его, но это одно из тех мест, которые ты должна была увидеть собственными глазами, прежде чем поверить мне, – сказал он. – Единственно, что прекраснее этого здания, так это, часовня Генриха VII, построенная примерно в то же время. Более того, акустика здесь лучше, чем в любом храме, хотя архитекторы, по-видимому, даже не задумывались над этим.

– Можем ли мы сейчас порепетировать? – спросила Диана.

– Да. Я вижу, тебе этого хочется. Давай повторим начало и конец. У нас достаточно времени, и, похоже, сюда никто не заглянет, так как на дверях табличка: «Закрыто».

Диана второй раз репетировала спектакль. Первый – в Лондоне, где Тэсс была ее единственным зрителем.

Она и Мальтрейверс сидели молча около получаса, пытаясь понять, что же получается.

– Ну, как тебе? – спросила Диана, когда отзвучало последнее слово.

– Так же впечатляюще, как всегда, – сказала Тэсс. – Но мне думается, ты не в состоянии будешь повторить это на вечере в Веркастере. – Она повернулась к Мальтрейверсу. – Почему ты не напишешь для меня что-нибудь подобное?

– Потому что, любовь моя, ты не Диана. И ты это понимаешь. Пойдемте, я покажу, вам артистическую уборную.

Из Дома Капитула они прошли по короткому переходу в крытый коридор, находящийся под прямым углом от того, по которому они шли. Украшен он был каменными арками, выглядел как четырехугольный монастырский свод.

– Тебе будет интересно узнать, что эта аркада соединяет южный трансепт с Домом Капитула и с монастырем, – сказал Мальтрейверс. – Я хотел бы обратить твое внимание на происхождение слова «аркада», но, к сожалению, сам не знаю, откуда оно пришло. Сейчас мы попробуем пойти этим путем. – Он повернул налево.

Они прошли аркаду, двинулись через левую из двух дверей, находящихся в конце стены, и очутились в маленькой, простой, светлой комнате, залитой послеполуденным солнцем, льющимся через окно. Из окна видна была речка Верта под склоном Аббатского холма.

– Ты можешь, конечно, вечером поднять шторы, и, смотри-ка, чудо из чудес, современное устройство. – Мальтрейверс распахнул дверь встроенного шкафа, и открылись умывальник и зеркало. – Боюсь, освещение не очень хорошее, но и чрезмерный грим не будет нужен. В чем-нибудь еще нуждаешься?

Диана улыбнулась и покачала головой.

– Нет, все прекрасно. – Она замахала руками, выдавая тем самым внутреннее волнение. – Этот Дом Капитула – магический, ты чувствуешь? Он помогает работать. Он создает настроение. – Неожиданно она обняла Огастаса как счастливый ребенок.

– Пойдем, я покажу тебе остальную часть собора, раз уж мы здесь, – сказал он, очень довольный тем, что доставил радость Диане.

Спускаясь к южному трансепту, он взял Тэсс за руку.

Кроме них, еще один человек прогуливался по крутой аркаде, но на противоположной стороне ее. Увидев Диану, он остановился и принялся жадно разглядывать ее. Видно было, что он любуется ее прекрасными, светящимися под солнцем волосами. Смотрел он на нее до тех пор, пока она не исчезла из виду.

Глава 3

Две стороны Дома Капитула, выходящие на юг и на запад, пылали, как вечернее солнце, которое забивает собой все остальные краски мира. Серые доспехи Святого Георга сияли, подобно серебру, среди мозаики из рубинов, изумрудов и золота; бледно-розовые черты святой девочки Эзельдреды светились на фоне необыкновенно голубых глаз; темно-синие одежды Девы так же были пронизаны светом. Яркие краски отражались от окон, уже давно не пропускающих потоков света внутрь, потому что потускнели от времени, покрылись выщербинами, разве что желтый туман просачивался сквозь них.

Во время спектакля Дианы свет станет незаметно угасать, но зрители не утратят внимания, пока будут следить за действием в лавандовом мраке. Мальтрейверс подумал, что уходящий свет явится дополнительным драматическим эффектом, с его выразительной игрой на стекле и камне. Этот эффект Мальтрейверс впервые обнаружил несколькими годами раньше, когда они с Мелиссой тут же, в Доме Капитула, сидели, тихо разговаривая, в день похорон отца. Мелисса убеждала его, что эффект зависит от причуд природы, а он, как всегда, остался при своем мнении.

– Сегодня не запланированы проверочные матчи, поэтому дождь крайне нежелателен, – сказал Мальтрейверс. – Однако я уверен, что ты и Майкл можете замолвить словечко перед Всевышним.

Когда зрители столпились около сцены, он легко коснулся руки Мелиссы и, кивнув в сторону окон, прошептал:

– Спасибо за твои молитвы.

– Не будь непочтительным. Ты знаешь, какой Майкл, – прошипела она в ответ.

– Пойду проведаю Диану. Подержи мое место.

Он пробрался через поток входящих людей и спустился по склону, осторожно избегая билетеров. Подсознательно стал ступать тише, когда подходил к двери. Распахнув, увидел очень спокойную, с закрытыми глазами Диану, сидящую в прямом деревянном кресле. Тихо притворив за собой дверь, он прошел мимо нее к окну, через щель в шторах взглянул на тропинку и вниз на соборное поле, все в золоте и расплывчатой голубизне летнего вечера.

Через несколько мгновений услышал расслабленное дыхание Дианы, повернулся к ней и улыбнулся.

– Знаешь, при такой публике ты вполне можешь играть в полную силу, – сказал он.

– Но я не могу играть перед самой собой в полную силу, – ответила она. – И нельзя сыграть плохо в здании, подобному этому. На что они похожи? Зрители?

– Богатые и жаждущие. И известные в Веркастере. Все духовенство, конечно, собралось, и я только что видел мэра со своей ослепительно красивой женой. Они прибыли вместе с… приготовься… с самим лордом Верта. Но не волнуйся, я уверен, он глух.

Мальтрейверс был намеренно болтлив. Диана всегда пребывала в смятении перед началом любого спектакля, что не являлось ни предрассудком, ни притворством. Даже самая некомпетентная публика знала Диану как явление уникальное, но давалось это ценой неимоверного напряжения актрисы. Для того, чтобы, пусть немного, но снять напряжение, готовилась, была создана и проводилась – являясь «пробным камнем», целая церемония. И одна из составных этой церемонии – быстрый несерьезный разговор прямо перед выходом на сцену.

– Как ты думаешь, они готовы воспринять то, что я предложу им? – спросила она, в последний раз проверяя перед зеркалом, все ли в порядке в ее костюме и гриме.

– Им, конечно, не будет скучно, – ответил он. – И не беспокойся о том, что они не поймут. Веркастер – одно из самых культурных мест в округе Лондона. Что касается крестьян, то их оттолкнула цена билетов.

– Их испугала моя цена?

– Она заставила их удивиться, но я объяснил им, что такова жизнь. Как бы там ни было, билеты распроданы полностью, сумма покрыла издержки и дала хорошую прибыль. Всё в порядке. – Он взглянул на свои часы. – Театр полон, раз ты приехала. Подожди здесь минуту.

Мальтрейверс пошел спросить у билетеров, собрались ли уже все зрители, и попросил закрыть входные двери. Он вернулся к Диане, и они вместе спустились по склону, приблизившись к двери, через которую слышалось бормотание вежливых голосов. Он взял Диану за руку и испытующе посмотрел на нее. Она быстро кивнула. Только тогда он открыл дверь, прошел по проходу между рядами и поднялся на сцену. Голоса смешались с нерешительными аплодисментами, которые он жестом остановил, начав говорить:

– Многоуважаемые лорд Верты, епископ, настоятель собора, мэр города, уважаемые гости, леди и джентльмены! – отрывисто произнес он. – С огромным удовольствием объявляю первый номер возрожденного фестиваля в Веркастере. Рады приветствовать вас в этом прекрасном здании, на необычном представлении, в котором участвует лишь одна актриса, прекрасная женщина… мисс Диана Портер.

Закончив говорить, он повернулся к распахнутой двери в фойе. К нему шла Диана, ослепительно улыбаясь. Эхом от всех стен отозвались аплодисменты. Он поддержал ее за руку, пока она всходила на помост, и отступил в зал, чтобы идти на свое место. Диана, со своими пшеничными волосами, рассыпанными по черному шелку вечернего платья с высоким воротом, с рубиновой брошью на горле, была ослепительно хороша. Она быстро обошла сцену, прежде чем уселась на высокий стул, установленный в центре. Сжала руки, низко наклонила голову – ждала, когда стихнут аплодисменты, наступит тишина и все сосредоточат свое внимание на ее неподвижной фигуре.

– Приходило ли вам когда-нибудь в голову, как Женщина попала в список избранниц Бога?! – спросила она тихим голосом, который вознесся к потолку, словно колокольный звон. – Сначала Бог сотворил Небо и Землю, потом День и Ночь. Потом Он разделил воды и создал моря и континенты, потом – траву, растения, плодоносящие деревья. – Она перечисляла, загибая пальцы. – Потом он создал солнце, луну и звезды, больших китов и скот. Потом – пресмыкающихся. Вершиной его творения является Адам, которого он создал по образу и подобию своему. И которому Бог приказывает дать название всему Им созданному.

Вдруг ее голос стал низким, как это происходит, когда взрослые теряют терпение с расшалившимся ребенком.

– Нет, Адам, ты не можешь назвать это гиппопотамом, потому что у нас уже есть один. А что, если назвать это гадиной? Нет? Тебе не нравится? Хорошо, пусть будет по-твоему, мы назовем это жирафом. А как насчет того пятнистого существа с длинной шеей? Нет, это глупо, оно не похоже на ежа. И ты не можешь просто сказать, что имя «птица» подойдет ко всему, что покрыто перьями… а сейчас продолжай и сосредоточься.

Голос Дианы снова обрел свой обычный тембр.

– Только Небеса знают, сколько времени ушло у Бога только на то, чтобы дать всему название. А потом? Адам абсолютно ничего не делал, лишь гулял по эдемскому раю, держась подальше от дерева Познания добра и зла, и у него была власть над каждым живым существом. И что же решает Бог? Он считает, что Адаму нужен помощник. – Диана смотрит в зал с великим изумлением. – Для чего? Бог решает, что Адам нуждается в друге, и в итоге появляется Женщина… последнее творение Бога. – Диана замолчала. Весь вид ее выражает задумчивость. – Конечно, после такой долгой практики Бог должен был сделать что-то очень необычное, – размышляла она.

Встав со стула, она подошла к краю сцены и остановилась прямо напротив стульев, где сидело высшее духовенство со своими семьями, склонила голову на плечо и уставилась прямо на жену епископа.

– Но, конечно, – добавила она лукаво, – у Адама не просто появился помощник, у него теперь был некто, кого можно обвинять, порицать…

Две женщины смотрели друг на друга некоторое время, затем жена епископа еле заметно улыбнулась и кивнула, соглашаясь. Мальтрейверс, напряженно следивший за реакцией женщины из зала, с облегчением вздохнул.

– Срабатывает, – пробормотал он.

– Ты – мой умный брат, – прошептала в ответ Мелисса.

Далее был раскрыт смысл креста на круге. Не распятие, как представлял себе отец Майкл. Это был биологический символ женского начала.

Диана продолжала вести своих зрителей через хорошо известную страну, но угол зрения ее резко отличался от общепринятого. Она рассказала историю Самсона и Далилы так, как представляла себе ее Далила («Длинные волосы никогда не шли ему»), обрисовала Руфь как веселую вдову на поле с Боазом, стремящуюся к наживе. Представила всех библейских женщин – Саломею, королеву Шебы, жену Лота, Марту и Марию и других – и делала это в чем-то дерзко, в чем-то – горько, в чем-то – цинично, а в чем-то и с состраданием.

Это был спектакль, прекрасно продуманный в каждой детали, а игра Дианы являла собой совершенство.

Последняя сцена оказалась самой тонкой из всех. Сломанная и разбитая горем, Диана опустилась на колени в центре сцены и прошептала последние слова Марии Магдалины, обращенные к распятому Иисусу. Горестный вопль страдания, без жалости к себе, ибо ничего не могла сделать для спасения Человечества, но все – для любви и смерти. По тому, как зрители в напряженной тишине следили за игрой Дианы, было ясно, что они разделяют вместе с Дианой ее беспомощное смятение и муку человеческой печали, доведенной до крайности. Мальтрейверс, который неделями трудился над тем, чтобы слова, которые она произносит, волновали людей, сейчас сам был увлечен, как никто другой. Но вот Диана надолго замолчала. А потом подняла мокрое от слез, взволнованное лицо.

– Почему ты меня покинул? – воскликнула она.

В этом вопросе зазвучало непреходящее страдание, которое весь Дом Капитула, прежде чем Диана разразилась беспомощными рыданиями, буквально рухнувшими на зрителей в тишине. Когда, подобно выстрелу, раздался первый хлопок, – Мальтрейверс, к своему удовольствию, заметил, что это сделал епископ, – Диана поднялась, присела в глубоком реверансе, и сразу последовал взрыв аплодисментов.

Она поклонилась публике во все стороны прежде, чем быстро двинуться по тому пути, по которому пришла сюда. Но публика захлопала сильнее, и она вернулась, чтобы сполна получить удовольствие от признания, чтобы кланяться и улыбаться. Она вытащила на сцену расслабившегося Мальтрейверса – разделить с ним свой триумф, перед тем как уйти и больше уже не возвращаться, как бы того ни требовали зрители.