Огастас Мальтрейверс (№1) - Милосердие Латимера

Весь его опыт и интуиция подсказывали: преступник – Пауэл, а то, что он не появляется, лишний раз свидетельствует о признании им преступления. Казалось невероятным, как Пауэл, мог не знать о том, что полиция разыскивает его. Никогда раньше Мадден не встречался с расследованием, в котором известные факты так упорно сопротивлялись бы установленным образцам. В то время, как Мальтрейверс лишь мечтал раскрыть преступление, Мадлен знал, как его следует раскрывать. Но почему сейчас четкий, накатанный за многие годы порядок расследования, ни разу не обманувший его ожиданий, теперь является препятствием и никак не приводит к желаемому результату? И перед самим собой не признался бы Мадден в одной своей ужасной человеческой слабости: он не в состоянии был бы даже в очевидных ситауциях признать, что может быть неправ, считал, что все – только дело времени: Пауэла арестуют, а отсутствие алиби у Синклера останется лишь вопросом, на котором будут учиться начинающие полицейские. Но сколько времени имеет он право ждать, не применяя прямых действий по отношению к Синклеру? Сорок восемь часов, решил он. В течение этого времени раздражение по поводу отсутствия алиби он будет приписывать переутомлению. Конечно же, за последние две недели ни один офицер полиции не работал так много и так добросовестно над поиском Дианы Портер и ее убийцы, как он, Вильям Мадден.

Теперь и в снах, и в моменты пробуждения Мальтрейверса преследовал страх неизвестности и чувство отвращения к себе. Он считал постыдным продолжать думать обо всем, что произошло, и не находить ни единого ответа на собственные вопросы. Слабая теперь надежда выяснить хоть какую-нибудь ключевую информацию, которая привела бы его к ответу, пусть даже самому страшному, подстегивала к продолжению анализа произошедшего. Больше чем кто-либо другой, Мальтрейверс хотел, чтобы Диану нашли, живой или мертвой, и он был взбешен своей неспособностью сделать что-нибудь ради этого.

С мрачным лицом снова и снова обходил он собор и Дом Капитула. Задумчиво разглядывал шкаф, в котором раньше хранилась Библия «Милосердие Латимера». Сейчас там лежала записка, констатирующая, что Библия украдена. Казалось, бесконечно много времени прошло с тех пор, как он впервые встретил на этом самом месте Джексона, когда расследовалось одно-единственное преступление – кража старого фолианта с отпечатками пальцев. В тот момент он давал волю своему воображению, упражняя свой ум и демонстрируя остроту собственных аналитических возможностей. Сейчас он почти утратил эту способность от горя, беспокойства и злости.

Мальтрейверс остановился возле органа и поймал свое отражение в зеркале, которое органист использует для того, чтобы видеть дирижера. Черты лица – застывшие. И он вспомнил последние недели жизни отца: сейчас между ними было поразительное сходство.

Он тихо пристроился в заднем ряду Дома Капитула и перебирал в уме лица, пытаясь вспомнить тех, кого видел здесь в день Дианиного выступления. Пока он целиком погрузился в свои мысли, кто-то тихо сел рядом. Это была мисс Таргет.

– Я прихожу сюда почти каждый день с тех пор, как… – Она улыбнулась ему вымученной улыбкой, как бы извиняясь. – Не знаю, почему. Когда бы я ни сидела здесь и сколько бы ни думала об ужасных вещах, которые произошли, одна фраза постоянно вертится у меня в голове. – Она помолчала немного и очень тихо произнесла загадочное: – «Все будет хорошо, все будет хорошо, и все вернется на круги своя».

Мальтрейверс Посмотрел на нее удивленно.

– Т. С. Элиот, – угадал он. Любая головоломка не поразила бы его так, как произнесенные только что мисс Таргет поэтические строчки.

– Простите? – переспросила она. – О, нет, это говорит господин Джулиан из Норвича. Помню, мисс Портер произнесла эти слова по телевизору. Но, – она запнулась, – я не понимала, как может быть все хорошо сейчас.

В отличие от прошлого раза, когда ее видели плачущей в трапезной, сейчас она казалась вполне спокойной, но Мальтрейверс остро почувствовал, как необратимо подействовала жестокость преступника на жизнь этой маленькой пожилой женщины, которая раньше, защищенная собственной невинностью, вела такой налаженный и такой беззаботный образ жизни. Понятное ему горе, разрушительно подействовало и на нее. Он поднялся и предложил ей руку.

– Можно я провожу вас домой, мисс Таргет?

Она благодарно улыбнулась.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – просияла она. Дом мисс Таргет располагался в конце террасы на углу переулка, который тянулся от южного трансепта к центру города. Когда они подошли к дому, она пригласила его зайти, но он отказался, сославшись на то, что должен возвращаться в Пунт-Ярд.

– Пожалуйста, передайте мисс Дэви, что я люблю ее, – тихо произнесла она. – Скажите ей, что вы оба в моих молитвах. О, а как ваша нога? Кажется, вы больше не хромаете?

– Почти. Намного лучше. Спасибо. – Мальтрейверс посмотрел на нее слегка удивленно. – А как вы узнали о том, что случилось со мной?

Мисс Таргет сморщила лоб.

– Не могу вспомнить, кто сказал мне об этом. Может быть, мистер Ноулз после утренней службы в воскресенье? Мне казалось, уже все знают об этом. Думаю, им действительно нужно что-то делать с башней Талбота: так она может и убить кого-то однажды! – Она протянула ему свою маленькую ручку. – Огромное вам спасибо, что проводили меня. Благослови вас, Господь!

По дороге в Пунт-Ярд возле женской молельни Мальтрейверс встретил настоятеля и Вебстера.

– До сих пор никаких новостей? – поинтересовался настоятель. – Это становится невыносимо! Каждый день я жду, что произойдет еще какое-нибудь надругательство. Извините меня! Я все о своих чувствах, а ваши мысли заняты целиком мисс Портер. Как вам кажется, есть еще надежда, что она… – он не сумел закончить от волнения фразы.

– Не знаю, – сказал Мальтрейверс. – Единственно, что я хочу сейчас, это чтобы поскорее все закончилось.

– Подобное не может длиться очень долго, – сказал Вебстер. – Все наши молитвы с вами.

Когда Мальтрейверс вошел в дом, на столе лежала «Веркастер таймс». Половина первой страницы была посвящена исчезновению Дианы и поискам полицией ее тела, но ни слова не говорилось о том, что Хибберт предлагает вознаграждение. Чувство оскорбленности, возникшее двумя днями раньше, сменилось вполне закономерным презрением к тщеславному, ищущему славы советнику, и он удивился, почему тот прикусил свой язык: предложение о вознаграждении не нанесло бы ему никакого ущерба, хотя, кажется, и пользы никакой не принесло бы.

В тот вечер в Городском зале состоялся прием, и Тэсс с Мальтрейверсом согласились пойти туда вместе с отцом Майклом и Мелиссой. Этот прием был организован по случаю закрытия фестиваля, но, вместо приема, получилось какое-то довольно напряженное собрание.

Мэр города выступил с речью. Он должным образом оценил работу, проведенную всеми участниками фестиваля, коснулся особенно удачных его моментов.

Все слушали вежливо, многие пристально разглядывали стоящие перед ними бокалы с вином, может быть, потому, что слова мэра казались им пустым сотрясанием воздуха.

– И последнее. И самое тяжелое, – заговорил наконец он о том, что засело в головах большинства. – От лица всех жителей Веркастера я должен выразить сожаление и ужас по поводу трагических событий, произошедших в Веркастере и бросивших такую страшную тень на наши усилия устроить праздник, возродить в городе фестиваль. Выступление Дианы Портер так блестяще открыло его! Среди нас находятся ее друзья. Мы относимся к ним с искренней симпатией и испытываем чувство глубокого сострадания в связи с исчезновением замечательной актрисы и всего, что произошло следом за этим. Мы лишь можем надеяться, что мисс Портер жива и что ее найдут, а человека, который совершил это страшное преступление, арестуют.

Все собравшиеся разбились на отдельные группки. В воздухе по-прежнему висело напряжение: все разговаривали тихо, с чувством какой-то неловкости.

К Матьтрейверсу подошел человек, которого он, как ему казалось, где-то уже видел. Он представился постановщиком «Тайных игр».

– Мы как-то встретились с вами за кулисами, но не разговаривали, нас не представили друг другу, – посетовал он. – Мне очень захотелось сказать вам, чтобы вы знали: я высоко ценю то, что вы приходили на наши спектакли, понимаю, как нелегко это было для вас.

– Мне нужно было как-то отвлечься, что-то делать, – объяснил Мальтрейверс. – И я, и мисс Дэви приятно поражены тем уровнем, которого вы достигли. – Он замолчал, но собрался с силами, чтобы закончить: – Думаю, Диана разделила бы наше мнение.

О чем бы ни заговаривали в эти недели, он неминуемо начинал думать о Диане и сводил все разговоры к ней, живой и невредимой. Он будет последним, кто примет факт ее смерти без всяких доказательств этой смерти.

Неожиданно Мальтрейверс поймал на себе взгляд Хибберта. Советник тут же отвернулся и заговорил неестественно громко:

– Думаю, мы не должны игнорировать тот факт, что это был замечательный фестиваль. Потрясающий кредит для Веркастера. Давайте не будем этого забывать.

Несколько человек удивленно обернулись на его громкое замечание, но он не обратил внимания на их взгляды и через комнату направился к мэру, во весь голос продолжая развивать эту тему: подобные фестивали нужно продолжать ежегодно проводить в Веркастере.

Тэсс мягко сжала Мальтрейверсу руку, чтобы он перестал пялить глаза на непристойного советника.

– Не обращай на него внимания, – шепнула она нежно. – Он сам делает из себя посмешище.

– Он мне мстит, – ответил Мальтрейверс. – Ужасный маленький человечишка!

Бездушное поведение Хибберта повлекло за собой единственное, о чем он мечтал, – люди устремились к выходу. К ним тут же присоединились мэр и его супруга.

Когда Мальтрейверс и Тэсс вышли, мэр поджидал их на улице.

– Мы очень ценим то, что вы почтили своим присутствием наше собрание. Я чувствую себя виноватым и должен принести извинения за случившееся только что. Правда, я совсем ничего не понял.

– Я тоже, ваша светлость, – ответил Мальтрейверс. – Но это не имеет значения.

Жена мэра подставила щеку для поцелуя.

– Я бы этого не сказала, – прошептала она, когда их лица соприкоснулись. – Но я всегда знала, что Эрни Хибберт – просто дерьмо. – Она отстранилась от него с таким видом, будто и не она вовсе произнесла только что эти слова, пусть, мол, другие произносят их…

– Вы чуть не рассмешили меня, – прошептан в ответ Мальтрейверс. – А это сделать сейчас нелегко. Спасибо.

Через ее плечо он увидел, как Джереми Ноулз на прощанье кивнул ему, уходя в компании веркастерских актеров.

Вчетвером возвращались они в Пунт-Ярд тихими, вечерними улицами Веркастера. Рабочие ставили железные ограждения вдоль дороги, по которой завтра прошествуют на ярмарку рыцари в средневековых костюмах. Они свернули с главного проспекта и увидели около своего дома полицейскую машину. Инстинктивно ускорили шаг. Из машины вышел Джексон.

– Ваша няня сказала, где вы и когда вернетесь. Я не видел необходимости беспокоить вас там.

– Значит, ничего нового? – В голосе Мальтрейверса послышалась нотка разочарования, сейчас любая новость – лучше, чем отсутствие новостей.

– Ничего нового. Просто я еще раз хотел поговорить о Синклере.

Он и Мальтрейверс прошли в кабинет отца Майкла, а Тэсс принесла им кофе.

– Чем глубже мы вникаем в показания Синклера, тем более подозрительным он нам кажется, – сделал вывод Джексон. – Проблема состоит в том, что большую часть времени, которое он провел здесь, мы не можем проверить. Получается около трех с половиной дней. Без алиби. Он уже понял, что мы подозреваем его и, несмотря на это, не выдвигает никаких аргументов в свою защиту. Если это не Пауэл… Синклер может очутиться здесь гораздо быстрее, чем он думает. – Джексон стал подробно говорить о противоречиях, обнаруженных полицией. – Может быть, он и не лгал, когда говорил, что не видел мисс Портер много месяцев, но вполне разумно предположить, что по крайней мере на одном из двух праздников, на которых, как нам известно, они присутствовали оба, он мог увидеть ее. – Вы знали ее как никто другой, лучше всех. Можете ли вы предположить что-нибудь в отношении поведения Синклера? Прежде чем принимать какие-то меры, Мадден хочет потратить еще немного времени на поиски Пауэла, но, я чувствую, кто-то отсюда должен скоро отправиться в Лос-Анджелес. Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто мог бы сообщить нам хоть какие-нибудь сведения, тогда, возможно, Мадден начал бы действовать быстрее.

– Я знаю об этом ровно столько же, сколько вы, – ответил Мальтрейверс. – Попробую позвонить приятелям Дианы, которые, по моим сведениям, любят посплетничать. Если что-нибудь всплывет, тут же сообщу. Вы думаете, он врал о том, что был болен?

– Не думаю, что он рассказал нам всю правду. Вопрос в том, что он скрывает. – Джексон посидел молча несколько мгновений, уставившись в чашку с кофе. – Все так усложнилось и стало таким необычным, что мы легко можем потерять связь с главными положениями, – наконец сказал он. – Начинаешь расследовать любое убийство, принимая во внимание две простые вещи, – мотив и возможность. В случае Пауэла мотив невозможно определить, потому что только Богу известно, как работает его ум. Возможность здесь, конечно, очевидна. Он был в Веркастере и мог без труда проникнуть в сад настоятеля через лес в конце сада. То же самое можно сказать и о Синклере. И снова мотив неизвестен. Но до тех пор, пока мы не узнаем, куда Синклер отправился после ленча в воскресенье, мы не сможем говорить о том, что его здесь не было. Возможный мотив, конечно, – ревность. Но такой ли человек Синклер, чтобы, во-первых, много месяцев помнить Диану, во-вторых, носиться со своим уязвленным самолюбием после того, как его отвергли, и, в-третьих, жаждать отомстить?

– Самонадеянный, высокомерный человек, считающий, что он – подарок Божий женщинам, – ответил Мальтрейверс. – Но если бы все мужчины, которые таковыми считают себя, были бы маньяками-убийцами, то у вас было бы гораздо больше работы, чем даже сейчас. Главным остается вопрос: почему убийца предпринял действия против настоятеля и епископа? И против нас, конечно.

– То же самое можно отнести и к Пауэлу. Но до тех пор, пока мы не узнаем, какой за этим кроется мотив, мы можем предполагать лишь вслепую. С другой стороны, и это не может остаться незамеченным, Синклер знал мисс Портер, а большинство убийц знают свои жертвы. Он хороший актер?

– Не такой хороший, как он представляет себе сам, но вполне квалифицированный. А что?

Джексон потер глаза и зевнул.

– Я просто подумал об умении накладывать грим и маскироваться. А Синклер, наверное, знает об этом несколько больше, чем другие. То, что его здесь никто не видел, ничего еще не значит, если посмотреть на это именно с такой точки зрения.

Мальтрейверс вспомнил, как удачно Тэсс копировала йоркширскую жительницу в Белсвейте. Синклер, наверное, не обладал подобным талантом, но, конечно, в состоянии был обмануть тех, кто за ним не следил. А за ним слежки не было. Перед Мальтрейверсом смутно замелькали, поплыли странные, не очень запомнившиеся в те дни лица, которые он заметил в трапезцой, и ему стало интересно, были ли они на самом деле такими, какими представлялись сейчас? Тот факт, что Синклер вполне мог оказаться среди этих людей, казался вполне очевидным, остается только доказать, воспользовался ли он своей способностью перевоплощаться с помощью грима? Сам Синклер пока ничего не делает, чтобы опровергнуть это.

Джексон посмотрел на часы.

– Боже, уже столько времени! А мне нужно хоть немного поспать. – Он встал, потянулся. – Хорошо, что фестиваль завтра заканчивается. Приятно думать, что и все остальное когда-нибудь закончится.

Глава 15

Причинивший столь много неприятностей и бед людям веркастерский фестиваль должен был закончиться в самый длинный день года.

Рано утром, ободренные лучами восходящего солнца и обещающей быть хорошей погодой, люди рано начали собираться на широком зеленом склоне соборного луга.

Тишину нарушал звук молотков – устанавливали стилизованные ларьки для средневековой ярмарки. С каждым часом народа прибавлялось, нарастал гул голосов. На берегах Верты, вокруг громадного поля, развевались флаги – в этот день всегда проводились рыцарские турниры. Из шатра-буфета доносился звон посуды и оживленные разговоры посетителей. В клетчатой одежде, расцвеченной зелеными и золотыми квадратами, жонглировал деревянными палочками клоун; за ним, засунув от удивления большой палец в рот, наблюдала маленькая девочка, Раскупоривались бочонки с пивом, и тут же пробовалось содержимое. Кто-то уже подсчитывал свои первые выручки.

Одежда людей отличалась разнообразием цветов и оттенков. Все это очень живописно смотрелось на фоне зеленой травы. Утро наполнялось звуками все нарастающей бурной активности праздника. Флаги уже подняты, декорации установлены, товары выставлены напоказ.

По мере того, как прибывали толпы людей, росло возбуждение, а с ним и предвкушение чего-то необычного.

Раздался непристойный смех, когда один мужчина обхватил сзади девушку, одетую как Нелл Гвин, и с силой сжал ее груди. Она развернулась и, закричав, будто бы шутя влепила ему пощечину. Ее наигранный, однако довольно громкий протест был услышан на всем поле.

На вершине башни Талбота служитель поднял знамя Святого Георгия и через зубчатую стену чуть покровительственно поглядывал вниз на казавшиеся оттуда крохотными фигурки людей.

Появилась женщина со связкой наполненных гелием воздушных шаров, неудержимо рвущихся вверх и по форме напоминающих огромный разноцветный стаканчик мороженого. Один ярко-зеленый шар вырвался из общей связки и легко взмыл в чистое небо под крики довольной ребятни.

Сразу после девяти часов черноволосая женщина проводила детей на урок верховой езды. И не успела вернуться домой, как зазвенел телефонный звонок. Он был из Лос-Анджелеса.

– Питер, как приятно тебя слышать! А я все жду, жду, когда же ты наконец позвонишь! – Ее сладкий голос был однако изрядно сдобрен желчью. – Я целую вечность ждала от тебя этого звонка!

– Ты знаешь, что случилось тогда? – В голосе Синклера ощущалось напряжение.

– Театральные сплетники больше уже ни о чем не болтают, дорогой. Полицейские, правда, возникают в самые неожиданные моменты и в самых неожиданных местах, задавая кучу вопросов, как Маустрэп, который сошел с ума. Кто-то мне говорил, что они даже с тобой говорили?

– У них есть на то веские причины, не так ли? Хотя я и сказал им, что не виделся с ней около года.

– О, продолжай, дорогой, нет смысла врать по этому поводу, особенно если кто-то уже проговорился.

– Что ты имеешь в виду? – прошипел Синклер.

– Я имею в виду ленч в варьете-клубе? Я видела ее там.

– Ты видела? А я нет. И между прочим я не врал.

– О, Питер! – с упреком произнесла женщина. – Я имею в виду, что я-то верю тебе, но уверен ли ты, что полиция тебе тоже поверит? Как бы то ни было, все газеты только и пишут что об этом Пауэле. В конце концов убийца-то он, не так ли?

– Если они решат, что все-таки нет, они снова придут ко мне. Если ты поможешь мне в смысле алиби, тогда…

– Послушай, мальчик! – еле скрываемая до сего момента желчь вдруг вылилась наружу. – Ты меня не впутывай. Если же попробуешь сделать это, смотри, я так повяжу тебя, что никогда не выпутаешься. Понял?

– Ты, маленькая…

– Прекрати называть меня этим противными именем! – Ее слащавый в начале разговора тон превратился теперь в зловещий. – Я могу сделать твою жизнь очень трудной. Ты понял?

Синклер, слышала она, был доведен до отчаяния.

– Но у меня не было повода лететь в Англию! И у меня нет алиби! Нет свидетелей. Полиция мне не поверит!

– И никто другой тебе тоже не поверит. Я имею в виду, что истинная правда никогда не всплывет наружу, ведь так?

– Они продолжают спрашивать меня насчет беременности Дианы, все уже знают об этом.

– О да, об этом писали газеты! Но, конечно, я никогда не слушаю сплетен. Правда, случается, муж выдает мне кое-какие секреты кабинета женской консультации, но я, естественно, все держу в тайне.

– А теперь не могла дождаться и поспешила выболтать все мне!

– Ну, дорогуша, после всего, что ты наговорил мне о Диане, я была уверена, что тебе захочется узнать о ней хорошие новости. Или послать ей открытку. Или что-нибудь в этом роде. – Неожиданная мысль пришла ей в голову. – Безусловно, полицейские не знают, что я поставила тебя в известность с самого начала. А сейчас они всем этим очень интересуются, не так ли?

– Но ты ведь не собираешься им докладывать, что все рассказала мне?

– Ты в таком отчаянии, что очертя голову бросишься обеспечивать себе алиби и впутаешь заодно и меня в это дело. Но запомни: в таком случае у меня не останется выбора, дорогой. Ты будешь пай-мальчиком и не заставишь тетушку Викки сердиться, не правда ли? Уверена, тебе удастся придумать что-нибудь такое, чему все поверят. Спи спокойно. Пока, дорогой.

Улыбаясь самой себе, она повесила трубку и, едва прикасаясь, барабанила пальцами по телефону, о чем-то раздумывая. Потом включила радио.

«И, если сегодня вы находитесь где-то вблизи Веркастера, внимательно следите за дорожными знаками объезда, потому что сегодня там проводится средневековая ярмарка, – убедительно вещал женский голос диск-жокея. – А если вы надумаете заехать в Веркастер, то проведете время очень весело. Вас ждут рыцарские турниры на лошадях, всевозможные шоу и множество развлечений для детей. А какой сегодня чудесный день! Может быть, я и сама появлюсь там. А сейчас, когда время приближается к десяти, с вами будет Нейл Седака. Слушайте!» – И зазвучала песня.

Ощущение нереальности, разлитое в воздухе Пунт-Ярда, будто подтверждалось девочкой Ребеккой, которая, вскочив с постели, заявила, что наденет костюм Маленького Человечка, Играющего в Прятки, и теперь важно расхаживала по дому в незнакомом облике, шапочке с козырьком, пышной юбке и завязанными под коленками гамашах. Ее миниатюрный посох был украшен голубой блестящей лентой. Она, писклявым фальшивым сопрано пела бесконечные колыбельные куплеты и все время обрывала себя, чтобы спросить, сколько времени осталось до начала ярмарки.

Сидя на диване рядом с Тэсс, Мальтрейверс чувствовал, как в нем нарастают боль и обида от той карнавальной атмосферы, что царила на улице и властно проникала в дом. Веселье бессердечно игнорировало трагические события, так долго висевшие над городом и никак не разрешившиеся, и не выказывало никакого сострадания к судьбе Дианы. В какой-то момент, когда боль остро сжала его сердце, он резко и злобно приказал Ребекке заткнуться.

Девочка испугалась, заплакала и побежала к матери.

– Это непростительно. – хмуро сказала Тэсс. – Она ни в чем не виновата. – Пойди и скажи ей, что ты не прав.

Мелисса посмотрела на него испытующе, когда он вошел в кухню.

– Извини меня, дорогая, – сказал он Ребекке, та спрятала свое лицо в материнский подол. Но он мягко продолжал: – Дядя Гас сегодня утром плохо чувствует себя. Пошли посмотрим, что творится на улице.

Некоторое время Ребекка недоверчиво смотрела на него, а затем, в знак примирения, протянула ему руку.

Шагнули за порог, и Ребекка удивленно-радостно вскрикнула, увидев человека, который шел, пошатываясь, на ходулях, направляясь к ним. Его рост увеличивали длинные брюки в бело-красную полоску. Услышав радостный возглас ребенка, он как-то криво улыбнулся, приподнял смешную шляпу и поздоровался. Ребекку удивило, что в глазах у него стояли слезы.

Мальтрейверс как раз собирался запереть за собой дверь, когда человек подошел к нему и схватил за руку.

Это был Артур Пауэл.

Какое-то время Мальтрейверс не узнавал его: это было не то лицо, которое он изучил до мелочей на фотографии: все прошедшие дни Пауэл не брился. И по его щекам катились слезы. В одной руке он держал защитный шлем.

– Диана! – закричал он вдруг исступленно. – Она не могла умереть! Скажите мне, что она не умерла! Этого не может быть! – Его пальцы глубоко и больно впились в запястье Мальтрейверса. – Скажите мне, что это неправда! Что в газетах везде сплошная ложь!

Одетые в карнавальные средневековые костюмы, прохожие оборачивались на его стенания с явно уэлским акцентом и смотрели неотрывно, поскольку он все еще истошно кричал и плакал.

Крошечная рука Ребекки с неожиданной силой сжала руку Мальтрейверса.

– Срочно иди к маме, дорогая! – сказал он, даже не вглянув на нее. Дверь все еще была не заперта, и девочка поспешно вошла в дом.

Пауэл продолжал смотреть на Мальтрейверса с мольбой в глазах.

– Все в порядке? – Какой-то мужчина подошел, чтобы выяснить, что происходит.

– Извините? – Мальтрейверс, наконец, услышал свой голос. – Да. Все в порядке. – Он снова повернулся к Пдуэлу. – Я думаю, нам лучше войти в дом.

Он отступил на шаг, давая обезумевшему от горя человеку пройти первым. В холле появилась Тэсс и тотчас узнала Пауэла, не веря собственным глазам.

– Позвони Джексону, – сказал ей Мальтрейверс и провел Пауэла в гостиную, а Тэсс поспешила в кабинет.

Пауэл съежился в своем кресле. Он горько всхлипывал, когда в комнату вошла Мелисса и тоже застыла при виде незнакомого мужчины.

– Гас! – только и прошептала она.

– Возвращайся к себе и оставайся с Ребеккой, – сказал он. – Полиция уже едет.

В это время Джексон с двумя полицейскими забрался в машину, и по мере продвижения, сирена ревела все громче по всей округе.

Мальтрейверс сел перед Пауэлом. А тот поднял к нему свое убитое горем лицо все еще со слабо теплившейся надеждой. Его голос походил на болезненное кваканье.

– С ней все в порядке, не правда ли? – умолял он. – Пожалуйста, скажите, что с ней все в порядке! – От навалившейся боли он раскачивался в кресле и стонал.

– Где вы были все эти дни? – вежливо спросил Мальтрейверс. Он ничего не чувствовал сейчас, и меньше всего было в нем сейчас злости в отношении этого, убитого горем человека.

– Я был в отпуске, разбил лагерь. – Пауэл шумно вдохнул. – В Уэлсе, а потом в Васт-Вотере, – сказал он. Это были самые заброшенные и унылые места в Англии, о которых что-либо знал Мальтрейверс.

– И вы, очевидно, ничего не слышали о том, что произошло?

Пауэл исступленно замотал головой.

– Ничего! Только рано утром сегодня, когда увидел старую газету в кафе… – Он сбросил с ног ходули и пестрые брюки. – Видите ли, я всегда держусь особняком. А потом я сразу пришел сюда. – Он испытующе взглянул на Мальтрейверса. – Это – правда, да?

Мальтрейверс кивнул, и Пауэл, весь какой-то смятый и уничтоженный, съежился еще больше. Снова и снова повторял он имя Дианы. Тэсс вошла в комнату и встала рядом с Мальтрейверсом на колени. Она потянулась вперед и коснулась руки Пауэла.

– Ты ведь не делал ей больно? – спросила она мягко.

– Сделать ей больно! – Пауэл в ужасе отпрянул назад. – Никогда я не сделал бы ей больно! Разве вы не знаете? Я любил ее! Я любил… – Слезы душили его.

В этот момент на улице послышался звук тормозов и требовательный стук в дверь. Тэсс пошла открывать.

– Где он? – резко бросил Джексон. Она молча показала, и он буквально ворвался в комнату в сопровождении двух полицейских.

Сцена, которую он застал, – Мальтрейверс и Пауэл спокойно сидели друг против друга – была не той, которую он ожидал здесь увидеть.

– Вы Артур Винн Пауэл? – жестко спросил он.

Пауэл в недоумении поднял голову и беспомощно кивнул. Джексон наклонился, взяв его за локоть.

– Артур Винн Пауэл! Я инспектор веркастерской полиции, и у меня есть основания считать, что вы замешаны в похищении мисс Дианы Портер. Я арестую вас по подозрению в совершении жестокого преступления. Вы не обязаны ничего говорить до тех пор, пока сами не захотите этого, но все, что вы скажете, будет записываться и рассматриваться как свидетельские показания.

Пауэл покачнулся в кресле, потом неожиданно подался вперед, и одновременно Мальтрейверс сделал движение, чтобы поддержать его. Джексон сильно сжал руку Пауэла и рывком поставил его на ноги: Пауэл был беспомощен и покорен, как ребенок, подчиняясь всему.

– Пойдемте, – сказал Джексон, и в его голосе непрошенно проскользнули нотки сочувствия. Когда он повернулся, чтобы выйти, Мальтрейверс уставился на ноги Пауэла.

– Подождите! – воскликнул он. А потом взглянул на Тэсс. – Я же говорил, что было что-то важное в том, что мы обнаружили в Белсвейте. Посмотри на его туфли!

Все, в том и числе и сам Пауэл, глянули на ноги.

– Они сделаны из кожзаменителя, не так ли? – спросил Мальтрейверс, а Пауэл кивнул. – Ваши сандалии такие же, как те, которые показывал нам управляющий супермаркетом. И там нам сказали, что вы – вегетарианец. Вы ведь и в самом деле вегетарианец, не правда ли? – Пауэл кивнул. Мальтрейверс вздохнул и поднялся. – Мне жаль, Дэвид, но это не ваш убийца. Настоящий вегетарианец никогда, ни при каких обстоятельствах не будет лишать кого-то жизни. Посмотрите, он даже не носит кожаных туфель. – Он тепло взглянул на Пауэла. – Верю, что ты не убивал Диану. Не знаю, кто сделал это. Только не ты!

Джексон передал не оказывающего сопротивления Пауэла полицейским.

– Подождите в машине, – приказал он им, наблюдая, как уходит Пауэл с убитым от горя лицом. – Вы, действительно, считаете, что он невиновен?

– Я чертовски уверен в этом. Маддену не захочется поверить, может быть, и вам не захочется, а у Пауэла могут возникнуть трудности в предъявлении алиби. Но взгляните на него. Он печальное, запутавшееся в жизненных обстоятельствах человеческое существо. Он говорил нам, что любит Диану, а я определенно знаю, что он имел в виду. Он боготворил ее той одержимой страстью, которая очень часто направлена на кого-то знаменитого и красивого. Диана была его мечтой, и он, должно быть, представлял себе, что близок с ней. Но в реальной жизни у него никогда не хватило бы смелости даже заговорить с ней. А теперь прибавьте все это к его вере, к его вегетарианству. Он просто не может быть убийцей.