— Памяти Лекова. Тоже мой дружок был, между прочим. Для меня это как бы дело чести такой концерт сделать.

— Ладно, ладно. Ты мне про честь и совесть тут не заливай. Знаю я все про честь и совесть. Нет, Шурик, не могу. И тебе не советую этим заниматься. Попадешь в глупое положение.

— Почему? — Рябой наивно поднял брови.

— Мой тебе совет, — не ответив на вопрос, продолжал Вавилов. — Если ты еще не начал кампанию, ну, рекламу там и все такое, снимай свой фестиваль нахрен. Мы этой темой занимаемся, у нас ровно через два месяца будет презентация. Масштаб — сам можешь себе представить. «Лужники» заряжаем. Со всеми прибамбасами. Все звезды будут. Такой, знаешь, молодежный праздник. Игры, шутки, шарады. Как летом «Московский комсомолец» делает. Вот и мы на свой лад расстараемся. У нас диск выходит, даже два. Один — ремиксы на песни этого Лекова, какие-то его домашние записи… Московские концерты, что ли, нашли… Один деятель объявился, принес кассету, сейчас в студии сидит, заканчивает работу. И второй — все наши звезды поют его песни. Ну, старые. Все это уже на выходе. Мы уже кучу бабок вбухали в проект, так что, Шура, не советую. Артистов я тебе, конечно, не дам. Если на что другое — пожалуйста, можно разговаривать. А на это — что же, я себе концерт ломать буду? Не могу, Шура, извини. Лучше ты к нам своих подтягивай. Хотя у меня половина твоих уже тоже куплена… Молодежь ваша питерская к нам бежит.

— Это я знаю, — печально покачал головой Рябой. — Это нам известно.

— Ну, тем более. Все, сняли тему? — спросил Вавилов и улыбнулся. — Да не расстраивайся ты так, Александр Михайлович! Что ты? На тебе лица прямо нет.

— На мне уже давно лица нет, — ответил Рябой. — Ни прямо, ни криво. Извини…

У Шурика в кармане запиликал мобильник. Рябой вытащил его, поднес к уху, и Вавилова поразило, с какой скоростью изменилось выражение лица питерского гостя. Шурик мгновенно побледнел, уголки губ опустились вниз, глаза прищурились.

За долгие годы жизни в отечественном бизнесе Вавилов развил в себе интуицию и полагался на нее больше, чем на советы квалифицированных консультантов. Проснулась она и сейчас. Глядя на Шурика, Вавилов понял, что неприятное известие — а другого с таким лицом выслушивать нельзя — касается и его, сейчас Рябой отключит трубку и ошарашит какой-нибудь гадостью.

Шурик кашлянул, сказал: «Спасибо, я все понял», — отключил связь и медленно, слишком медленно стал засовывать телефон во внутренний карман своего серенького мятого пиджака.

— Что случилось? — спросил Вавилов.

Шурик посмотрел на него, пожевал губами.

— А, ну да, ты же еще не знаешь… — Он словно забыл о деловой беседе, которую они только что вели. — Тебе сейчас позвонят…

— Кто? Кто позвонит? Шура, не валяй…

Телефон, стоявший на столе перед Вавиловым, разразился громкой трелью. Одновременно с этим запел и мобильник Владимира Владимировича. Мало того, мягко отворилась дверь, и в образовавшуюся щель просунула голову секретарша Юля — видимо, она боялась войти в кабинет без звонка, но сообщение, которое ей необходимо было передать шефу, требовало немедленного озвучивания.

Мрачно глядя на секретаршу, уже открывавшую рот, чтобы сказать первое слово, Вавилов взял трубку. Владимиру Владимировичу было совершенно ясно, что ничего хорошего он не услышит.

Приехав домой, Артур решил, что ложиться спать уже нет никакого смысла. Только во вред пойдет, если сейчас уснуть и встать через три часа по звонку будильника — с опухшим лицом, раскалывающейся от боли головой и слипающимися глазами.

Работы сегодня предстояло много, и в таком состоянии проделывать ее было бы весьма затруднительно.

Ваганян постоял под контрастным душем, выпил несколько чашек крепчайшего, густого кофе и почувствовал, что критическое время, когда сон валит с ног, проходит.

Ему не впервой было не спать сутками — двадцать четыре часа он выдерживал легко. Главное, перетерпеть под утро эти самые критические сорок-пятьдесят минут, когда кажется, что никакая работа и никакие дела не могут быть важнее хотя бы короткого сна. Это проходит быстро, главное, не поддаваться на жалобные сигналы уставшего организма.

Сутки, а то и двое Артур мог не спать без особенных проблем. Вот на третьи уже начинались неприятности. Не поддавался контролю мозг, выключающийся словно сам собой, мысли не связывались в логическую цепочку, внимание временами полностью отсутствовало. Нет, трех суток без сна Артуру было слишком много. А одни — без проблем. Главное, перетерпеть…

Он понял, что начал засыпать, встряхнулся и посмотрел на часы. До того момента, когда он был обязан появиться у себя в офисе, было еще достаточно времени, и Ваганян решил съездить к «Летящим», чтобы забрать Кудрявцева. Перед тем как войти в подъезд нужного дома, тот сообщил Артуру, что заночует здесь, а потом, прямо от «Летящих», поедет по делам.

И все же на сердце у Ваганяна было неспокойно.

Он всерьез опасался, что, загостившись у молодых музыкантов, Кудрявцев может по-настоящему «улететь» вместе с ними в очень долгосрочный «трип», а если по какой-то причине не улетит, то его очень просто раскрутят на всю наличность, а возможно, даже так заморочат голову, что и с кредитной карточки снимут немалую сумму. «Летящие» были в этом деле большими специалистами.

«Летящие»… Это был крест Ваганяна, который он покорно тащил уже полтора года.

Мода на молодые «гитарные» группы вспыхнула несколько лет назад, когда, как пафосно и пошло писали молодежные издания, "на небосклон российской эстрады ворвалась звезда «Гоблина».

Записи ребят из Владивостока, сделанные ими в Англии, были отвергнуты практически всеми радиостанциями, и при прослушивании песен «Гоблина» морщились даже самые отчаянные московские продюсеры. В том числе и Ваганян. Слова как таковые в песнях присутствовали, но назвать этот поток сознания связным текстом не брался никто. Да и поток этого самого сознания был довольно жидким. То, что вокалист пел абсолютно мимо нот, уже стало в русской эстраде доброй традицией и, в общем, никого не смущало, но здесь парень слишком уж откровенно игнорировал все возможные мелодические линии, понятие тональности для него, похоже, вообще не существовало. Аранжировки же, хоть и сделанные на Западе, были довольно бедные, ни одной интересной свежей находки не услышал Ваганян в музыке дальневосточных ребят.

Однако нашелся человек, который вбухал в «Гоблина» какое-то, не очень большое, по понятиям «ВВВ», количество денег — то ли двести штук, то ли вообще сто пятьдесят, — и случилось то, что потрясло всех: безнадежная, по отзывам профессионалов, группа «выстрелила» и «убрала» всех конкурентов. Теперь «Гоблин» был, как говорилось в одной рекламе, «вне политики, вне конкуренции», а также вне критики.

Пластинки «Гоблина», несмотря на то, что они стали появляться аккурат после печально известного 17 августа, покупались нарасхват. «Гоблин» записывал новые, и они тоже продавались, в отличие от всей музыкальной продукции столицы. Про Питер и говорить нечего — после «черного августа» все, что касалось музыкально-издательских фирм, там просто умерло и, в отличие от столичных фирм, переживших клиническую смерть и постепенно приходящих в себя, реанимации не поддавалось.

«Гоблин» устраивал себе концерты, в залах были аншлаги, «Гоблин» организовал собственную звукозаписывающую фирму, и так далее и тому подобное.

Дела у «ВВВ» шли неплохо. Прибыли, хоть и уменьшились под гнетом дефолта, но шли стабильно и даже росли, обещая в скором времени достигнуть докризисной планки и перепрыгнуть через нее.

В общем, острой необходимости изобретать в срочном порядке альтернативу «Гоблину» не было, но Вавилов, вызвав Артура на ковер, приказал сделать так, чтобы ниша «молодых гитарных групп» была освоена фирмой и, по мере сил, ею занята. Сдвигать «Гоблина» с завоеванных позиций никто не собирался (не такого высокого полета птица, решил Вавилов), но поставить рядом с ним своих артистов Владимир Владимирович посчитал необходимым.

— Не думаю, что эта мода надолго, — сказал он Артуру. — Но, по моим прикидкам, года два-три они протянут. Сам понимаешь, поклонники, клубы, свои журналы, свой стиль… Короче говоря, давай, делай нам несколько проектов. Таких… гитарно-унисексовых… Типа Ренаты. Тоже ведь в этом стиле работает.

Вавилов закурил толстую сигару и взглянул на Артура.

— Прощелкал ты что-то, Артур. Недоглядел. Ты ведь любитель рок-музыки. Чего же не упредил пацанов? Из Владивостока… Ближе не нашлось.

— Кто же знал, Владимир Владимирович? Я думал, тут гитарная музыка уже тысячу лет никому не нужна…

— Вот видишь, оказалось, нужна. Да еще как. Давай, займись этим делом. Наши артисты должны быть на волне… Ты не обижайся, Артур, — сказал Вавилов, заметив, что Ваганян загрустил. — Я в тебя верю. У тебя голова — чистое золото. За один «Дембель» тебе надо памятник поставить.

Группа «Дембель» действительно была детищем Ваганяна, сделанная им с нуля.

Это было какое-то наитие. Чистое вдохновение накатило на Артура. Потом он вспоминал время работы над «Дембелем» как период божественного озарения.

Вложений было всего ничего, можно сказать, вообще никаких. Три штуки заплатил Артур за запись первого альбома, еще тысяча ушла на костюмы. Инструменты у ребят были свои, за сто долларов Артур снял концертное видео группы в каком-то зачуханном клубе, пять сотен сунул редактору на телевидении, и «Дембеля» крутанули в утренней музыкальной программе на первом канале.

С тех пор минуло уж больше десяти лет, а дородные мужи в гимнастерках, косоворотках и папахах — по выбору и по сезону — не сходили с экранов телевизоров. Группа, стоившая Артуру трех хороших обедов с друзьями, качала из бездонного озера народной любви приличные деньги для «ВВВ», да и сама не бедствовала. Очень даже не бедствовала, судя хотя бы по тому, что солист «Дембеля» любой разговор начинал с того, как он ненавидит японские машины, не говоря уже об американских, и насколько его новый (пятый или шестой по счету) «мерс» — идеальный для Москвы автомобиль…

«Гитарно— унисексовая» задача была ясна, и Ваганян приступил к ее исполнению. Обзвонив всех своих агентов, которые сидели едва ли не в каждом городе стран Содружества, если в этом городе было хоть что-то похожее на концертный зал, Ваганян стал ждать ответных сообщений.

Первое поступило из Нижнего Новгорода.

Илья Серебров, агент Ваганяна в Нижнем, то ли оказался порасторопней, чем его товарищи в иных местах, то ли просто нужные по параметрам ребята были у него на заметке.

Именно так — по параметрам. Задача была найти четырех худощавых юных молодцов, являющихся прямой противоположностью накачанным акробатам из суперпроекта «На-На». Парни должны быть тощими, с фотогеничными лицами, длинноногими и…

И все. О пластике разговора не было. Ваганян даже подозревал, что при той отправной точке, какая ему виделась, чем несуразнее и угловатее будут движения новых рок-героев, тем больше это будет соответствовать свежему унисекс-имиджу и даже придавать ему некую законченность.

И конечно, ребята должны были хоть немного уметь играть на инструментах. Не важно что и не важно как. В структуре Ваганяна были специалисты, которые отлично решали вопросы «микширования» музыкальной профпригодности (или профнепригодности, как кому нравится) будущей звезды сцены.

Через неделю Серебров привез парней, получил зарплату и сказал, что надеется еще на комиссионные.

— Что еще за комиссионные? — удивился Ваганян.

— Ты что, Артур? Я тебе привез реальных суперзвезд. Если не сделаешь из них для себя кормушку, значит, ты лоханулся. Самая мода. Ты только посмотри.

Ваганян послушно посмотрел на четверку нижегородских юношей, расположившихся на кожаном диване у дальней стены холла. Двое из них лениво курили коричневые длинные сигареты, а двое спали, свесив на тощие груди коротко стриженные головы на длинных худых шеях.

— Отлично. Бухенвальд на выезде, — подвел резюме Ваганян. — Ну что же, мода диктует свои суровые законы. Будем работать.

— Слушай, а серьезно девчонки на таких заморышей тащатся? — спросил Серебров. — У нас как-то все же…

— У вас провинция, — усмехнувшись, сказал Артур. — А у нас тут, понимаешь, тонкие вкусы.

Ваганян позвонил Игорю Большому — администратору, которому предстояло осуществлять связь между Ваганяном и группой. Большой — невысокого роста худенький мальчик в круглых «ленноновских» очках — явился по зову шефа, выслушал объяснения, кивнул головой и, разбудив группу молодых людей, которая уже в полном составе прикорнула на диване, увез их на арендованном Ваганяном автобусе в Марьину Рощу.

Для проживания молодых провинциалов Ваганян снял там трехкомнатную удобную квартиру без обстановки, резонно решив, что дешевле будет самому купить подержанную мебель, чем потом рассчитываться с хозяевами за «потраву».

Артур знал, как никто, насколько может пострадать мебель, да и сама квартира во время отдыха и «снятия стресса» молодых музыкантов. Прецеденты уже были.

На следующий день Большой привез ребят в офис, и Артур показал их своему штатному художнику, который немедленно начал разработку костюмов для сцены, костюмов для повседневной жизни, костюмов для пресс-конференций, костюмов для съемок видеоклипа. Сценарий клипа был уже написан, и съемочная группа, жаждущая приступить к работе, ждала отмашки Главного.

Более того, уже была готова песня, на которую собрались снимать клип. Музыку написал Быстров — старый друг Ваганяна еще по консерватории, слова — Полина Мельникова, известнейшая в Москве поэтесса из бывших хиппи, в студии сыграли лучшие музыканты, каких только Ваганян мог найти в Москве, осталось записать голос, но и с этим проблем не было.

Не желая рисковать, Ваганян выработал свою стратегию студийной работы.

Для начала он выучил имена нижегородцев, чтобы, случись необходимость, свободно общаться с молодцами напрямую, без посредничества Большого. Хотя, конечно, лучше этого избегать. Пусть чувствуют авторитет. Нечего панибратство разводить.

Однако разговор о записи и клипе пришлось вести лично, ибо Большой боялся брать на себя такую ответственность. Здесь уже начинали идти в ход крупные денежные суммы, и отчитываться за них Ваганяну было куда сподручней, чем администратору на зарплате. Да и не дело администратора — принимать стратегические решения.

Артур объяснил ребятам, что для начала, пока они определяются с репертуаром, пока делают приличные аранжировки своего материала, который у них, оказывается, был, им следует записать готовую песню. Спеть ее, снять клип — вот и первые шаги по лестнице успеха.

— Вы же взрослые люди, — говорил Ваганян. — Мы заключим с вами большой контракт. Сделаем из вас популярных артистов. Но для начала нужно выпустить сингл.

— Выпустим, — сказал Джефф, певец нижегородского коллектива, музыку которого Ваганян никогда в жизни не слышал. — Что за песня-то?

— Песня хорошая. Я вам поставлю демо-запись.

Ребята уселись на диван и приготовились слушать. Артур вставил в магнитофон компакт-диск, нарезанный только вчера прямо в студии, и запустил произведение, которое они с Быстровым пророчили в главные хиты года.

— Ничего, — сказал Джефф. — Неплохо… А почему демо? Все так грамотно сыграно… Только голос левый. Рабский.

— Какой? — не понял Ваганян.

— Ну, рабочий. Это когда пишутся инструментальные партии, солист просто напевает, чтобы ребята не сбивались, где куплет, где припев, — пояснил Дуче, барабанщик новой группы.

— Демо — потому что вам самим нужно все это сыграть.

— Нам сыграть… Мы-то сыграем, только не так, — сказал Джефф.

— А как? — спросил Ваганян.

Продюсер лукавил. Ему было все равно, как сыграют ребята, он решил дать им записать свои партии просто для отвода глаз, чтобы провинциальные мальчики поначалу не очень комплексовали. Потом привыкнут. Пусть запишут, что хотят и как хотят, все равно останется тот вариант, который сделан уже сейчас. Ваганян доверял профессионалам, набранным на запись. «Сессионные музыканты» используются для записи альбомов во всем мире, ничего тут такого позорного нет. Бизнес есть бизнес.

— Ладно, когда начинаем-то? — спросил Джефф.

— Сегодня. Времени у нас мало.

Ваганян хотел сбросить с себя эту суету с ребятами в студии — пусть поиграют дети, а потом он запишет вокал. Андрей Гуляев, отличный вокалист, бывший солист московской подпольной группы семидесятых годов «Планета», может спеть что угодно, как угодно и в каком угодно стиле. Лучший вокалист, каких Ваганян только слышал в России. Жаль только, совсем спился. Артур частенько использовал голос Гуляева для записи альбомов своих групп. Платил он Андрею хорошо, тот был доволен и знал, что большие гонорары Ваганян платит ему не только за голос, но и за молчание. Гуляев никогда, ни трезвый, ни пьяный, ни словом не обмолвился о том, что в большинстве групп, курируемых «ВВВ», хоть раз да прозвучал его голос.

Вечером Вагяняну позвонил Большой и попросил о встрече.

— Давай подтягивайся ко мне, — сказал продюсер. — Что-то срочное?

— В общем, да.

Большой приехал к Артуру, молча протянул ему кассету и сказал:

— Послушай.

На кассете была записана песня — та самая, что предназначалась для раскрутки. Имелись два варианта. Первый — с голосом Гуляева, который записал песню после того, как ребята наконец ушли из студии. А второй — в исполнении Джеффа и с инструментальными партиями нижегородцев.

Ваганян прослушал оба варианта несколько раз, испытывая смешанные чувства.

Оказалось, что тощие пареньки из Нижнего умеют играть, и очень даже неплохо. Не хуже, чем московские профи. Да и Джефф обладал очень своеобразным, но сильным, хорошо поставленным голосом. С одной стороны, это было здорово, это была находка и удача, с другой — Ваганян прекрасно знал, что чем выше исполнительский уровень артиста, тем труднее им управлять и командовать.

Итак, если случится выступать «живьем» — а Ваганян очень надеялся, что этого не случится, — то парни спокойно могут отыграть программу, доказав тем самым любым критикам, что все делается «без обмана». Но если они настолько самодостаточны, то не избежать скандалов по поводу изменений репертуара и манеры исполнения.

Ваганян тяжело вздохнул. Опять попал на творческих личностей, мать их так! То ли дело — группа «Гвардия-Ж». Женская, то есть, гвардия. Ваганян сам придумал название и очень им гордился. С одной стороны, такое фривольно-попсовое, а с другой — музыкант Ваганян выражал свое личное мнение по поводу продукции коллектива. Жопы, собственно говоря. Больше ничего, кроме отличных женских жоп, в «Гвардии» не было.

Собственно, группа и являлась плодом шутки, возникшей как-то в застольной беседе Вавилова с Ваганяном. Они, под водочку и закусочку, говорили о женских задницах, и Ваганян сказал, что модные девичьи группы, возникшие на волне бешеного успеха «Спайс Герлз», на самом деле никто не слушает, все смотрят только на фигуры артисток и мечтают, мечтают, мечтают…

— Да брось, — не согласился Вавилов. — Пластинки-то выходят.

— Выходят. Правильно. Люди их покупают, ставят на проигрыватель и медитируют, представляя перед собой любимые, желанные жопы.

— Да? Может быть, может быть, — покачал головой Вавилов. — А слабо сделать группу — «Женские Жопы»? А, Ваганян?

— Не слабо. Денег дашь — сделаю.

— На такое дело грех не дать, — сказал шеф. — Делай, Артур. Потом вместе посмеемся.

«Гвардия» была сделана за месяц и хоть не шибко, но начала приносить доход.

— Ну, ты просто ас, — заметил Вавилов, когда Артур принес ему финансовый расклад по продаже кассет и дисков «Гвардии». — Как ты из такого говна умудряешься деньги отфильтровывать?

— Не из говна, Володя, — ответил Ваганян. — А непосредственно из жоп.

«Да, — думал Артур, слушая кассету нижегородцев четвертый раз. — Это тебе не „Гвардия“. Тут придется повозиться. Чувствую, будет еще с этими ребятами головная боль…»

— Кстати, как с названием? — спросил Большой. — Уже пора запускать.

— Пусть будут «Летящие», — сказал Ваганян. Он никогда долго не раздумывал над такими вещами, предпочитая экспромты. — Как тебе?

— Мне по барабану, — ответил Большой. — Хоть «Ползущие», лишь бы покупали.

Ваганян подумал и решил замешать партии и голос, записанные нижегородцами, с тем, что наваяли москвичи.

Он отдал указания студийному продюсеру, и через два дня, когда тот «отмастерил» запись, они послушали ее дома у Артура. Бровко, ас в студийных делах и прекрасный звукоинженер, с которым фирма «ВВВ» сотрудничала уже много лет, сказал:

— Артур, на сегодняшний день это лучшее из того, что мы с тобой рожали. Круто. Западный уровень. И я молодец, скажи? Как свели классно!

— Да… Сильно.

Песня действительно, по мнению Артура, была сделана не хуже западных аналогов. Такое не стыдно показывать где угодно и кому угодно.

В тот же день были нарезаны промо-копии, и Большой развез тридцать компакт-дисков с новой песней новой группы по редакциям газет и журналов, по радиостанциям и просто разным нужным людям.

На радио все было проплачено, и «Летящие» встали в сетке вещания, что называется, в «жесткую ротацию» — два месяца по восемь раз в сутки звучала песня, сварганенная по проекту Ваганяна.

И тут случилось то, что называют исключением из правил. Песня не «выстрелила». Ее гоняли по эфиру и в хвост и в гриву, через месяц по телевидению пошел клип, тоже «жестко» проплаченный и, соответственно, «жестко» показываемый — по многу раз в неделю разными каналами, — однако группа «Летящие» в народные любимцы не попала.

Через год Ваганян говорил Вавилову:

— Ничего не сделаешь, Володя. Это печальное исключение. Все было по высшему классу. Все как по учебнику коммерции. А вот не схавал пипл группу. Очень редко, но бывает. Нам везло много лет, и вот — прокололись. Чего делать?

— Ничего не делать, — сказал Вавилов. — Не расстреливать ведь их за это. Ребята не виноваты. Проект этот наш, идея наша, так чего же теперь? Скажи, они сильно сейчас у нас по смете жрут?

— Сейчас нет. Если списать убытки на раскрутку, на клип и всю эту байду, то сейчас они даже в плюс идут. Рубят по клубам, народ на них ходит, деньги платят. А расходы — оплачиваем для них квартиру, ну, еду покупаем…

— Вот пусть и сидят в Москве. Им-то самим, поди, не хочется на родину?

— Нет. Им нравится. Они себя считают успешной группой. По четыре раза в неделю концерты в клубах.

— Тогда оставляем все как есть. Будет в загашнике недорогой коллектив.

Ваганян кивнул и пошел «оставлять все как есть».

Он не все сказал своему начальнику. Была еще одна проблема. Ребятам действительно нравилось жить в Москве, и не только потому, что у них появилась «своя» публика, что они играли по четыре раза в неделю и что клип их, хоть и не принесший «Летящим» массовой популярности, такой, какая была у «Гоблина» или у «Короля», тем не менее еще время от времени показывали в разных музыкальных передачах.

Нижегородские музыканты, как очень скоро после знакомства с ними понял Ваганян, были такими худыми и странно сонными не из-за своей конституции и плохого питания.

Пообщавшись с «Летящими», навестив их на квартире в Марьиной Роще, понаблюдав за поведением группы в клубах, Артур понял, что таких «торчков», как эти парни, еще свет не видел. Они сидели «на дозе» с утра до ночи, а в нескольких клубах с ними расплачивались даже не деньгами — героином. Это было выгодно всем. Еще бы. Оплата по бартеру всегда обходится дешевле.

Печальное открытие Ваганян совершил как раз в тот момент, когда предпринял последнюю отчаянную попытку выдвинуть «Летящих» в «первый эшелон» эстрадных звезд и навязал им солистку — такую же, как и ребята, тощую девчонку с громким, пронзительным голосом, модную и развязную.

Ваганян не знал, употребляла ли наркотики Катя — новая солистка «Летящих» — до знакомства с модниками-нижегородцами, но, поработав в группе месяца два, стала «вмазываться» за милую душу.

Квартира в Марьиной Роще выглядела настоящим притоном. Всюду валялись шприцы, при внимательном и даже не очень внимательном осмотре на столах и подлокотниках кресел легко обнаружились бы следы кокаина, да, в общем, для понимающего человека и фантастических запасов кондитерского изделия под названием «сливочное полено», сделанных на кухне, было бы достаточно, чтобы сделать определенные выводы.

Кроме этого «полена», музыканты, кажется, вообще ничего больше не ели, и Ваганян, грустя про себя, подозревал, что если ребята выдержат такой образ жизни еще несколько лет, то половина из них получит нормальный, полноценный диабет, а вторая половина пойдет по пути Элвиса Пресли — к ожирению и скудоумию.

Конечно, если выдюжат. Если судьба не остановит их какими-нибудь другими способами.

Ваганян ехал в Марьину Рощу, и непонятное его волнение усиливалось с каждой минутой.

Интуиция у Артура была развита не меньше, чем у его патрона, и сейчас она говорила Ваганяну, что его ждут какие-то крупные неприятности.

Артур прокручивал в голове сегодняшние дела и не понимал, откуда можно ждать беды. Все было вроде бы как всегда, никаких подвохов он не ждал. Главное — забрать «оторвавшегося» Кудрявцева. Прошлой ночью тот ударился в воспоминания, разоткровенничался и очень удивил Ваганяна своим настроением. А настроение это, по мнению Артура, было хуже некуда.

Когда они ехали в машине, Кудрявцев начал бормотать, что не в деньгах счастье, что он устал хлебать дерьмо и хочет бросить все к чертовой матери, что ненавидит Москву, ненавидит всех, с кем ему приходится общаться, ненавидит свой дом, свою работу, ненавидит эту страну и все, что в ней происходит.

— Ничего хорошего, Артур, поверишь? Ничего я здесь не вижу. Спроси меня — что хорошего у меня есть? А я отвечу — ничего. Разве можно так жить? Нет, нельзя! Вот я и ищу другой уровень… Надо просто жить по-человечески, понимаешь? Это гораздо важнее, чем вся наша суета. Вот ты опытный человек, взрослый, много повидавший, ты-то понимаешь, что вся эта наша пахота никому не нужна? И нам — в первую очередь. Понимаешь ты старую истину, что не в деньгах счастье?

— Ну, допустим, — отвечал Артур. — А что, есть предложения?

— Нет. В том-то и дело, что нет. Скажи, зачем мы все это тащим на себе? Ведь не нужны нам деньги! Уже есть, все есть. На три жизни хватит, если нормально жить.

— Работа такая, — сказал Артур, не зная, как остановить эти глупые стенания с исповедальным оттенком.

— Работа… Нас что, под дулом автомата на эту работу гнали? Нет! Сами выбрали себе… Шоу-бизнес! Тьфу! Это единственное, что есть в этой стране. У нас вся страна — сплошной шоу-бизнес! И при Брежневе, и при Сталине — один шоу-бизнес. Одна показуха. Одно-единственное шоу на весь мир. Фабрика по производству дерьма!

Ваганян понимал, что забирать Романа нужно, что сам Кудрявцев, будучи в весьма неадекватном состоянии, может просидеть на наркоманской квартире целую неделю.

«Смена обстановки. Положительный стресс. Бывает, что и в куче говна понравится. После десяти лет жизни во дворце. Это мы понимаем, — думал Артур, выезжая на Сущевку. — Но все равно, хорошего — понемножку. Поторчал, Рома, и будет. Нас ждут великие дела».

Когда Артур подъехал к дому, в котором проживала группа, он понял, что интуиция его не обманула.

Возле нужного ему подъезда стояли «скорая», милицейский «газик» и черная «Волга». Сразу за «Волгой» приткнулась казавшаяся здесь совершенно лишней красная «Тойота», рядом с которой стоял высокий мужчина в отличном костюме, двое милицейских чинов и санитары.

Артур вышел из своего автомобиля и пошел прямо к машине, имевшей совершенно недвусмысленный «табельный» вид. Подойдя к «Волге», он посмотрел на компанию у японской красавицы.

— А-а… Господин Ваганян, если не ошибаюсь, — громко сказал владелец дорогого костюма. — Прошу к нам. Вам уже сообщили?

— Что сообщили? — спросил Ваганян, оглядываясь.

— Его уже погрузили, — ответил Буров. — Так что вы ничего тут не увидите. Вы как здесь, собственно, оказались?

— А вы кто? — спросил в свою очередь Ваганян, предполагая, что сам может дать ответ.

— Старший следователь городской прокуратуры Буров. Так что привело вас сюда в столь ранний час?

— Я приехал за Кудрявцевым. Мы договорились, что я его заберу. На работу… Он всю ночь пил… За руль садиться не хотел.

— Это понятно.

— Где он?

— Там. Я же вам сказал. — Следователь махнул рукой в сторону «скорой».

— Что с ним?

— Убит ваш товарищ, — спокойно ответил следователь.

Ваганян ждал чего угодно, только не этого. Могла произойти драка, могло сердце сдать, приступ, но — «убит»?

— Как — убит?

— Из пистолета.

— Кто?

— Пойдемте-ка со мной, — сказал Буров и, взяв Ваганяна под локоть, направился к его машине.

— История, господин Ваганян, очень неприятная. И конечно, у меня к вам будет очень много вопросов. Относительно того, например, знали ли вы, чем ваши подопечные занимаются у себя на квартире?

— Что значит — чем занимаются? Спят они там, кушают. Чем еще занимаются? Они же работают чуть ли не каждый день…

— Это уже как достоинство воспринимается? «Чуть ли не каждый день…» Люди раньше ежедневно работали, и никто этим особенно не гордился.

— Послушайте, а можно по существу дела? Вы уж меня извините, но мне хотелось бы знать, что здесь произошло.

— Убийство произошло, господин Ваганян. Убийство. Убили вашего знакомого Романа Кудрявцева.

— Как убили? Кто убил?

— Убили из пистолета «Вальтер», старый такой пистолет, во время Великой Отечественной прославился. А убил… Судя по тому, чем мы сейчас располагаем, убил его певец вашей группы «Летящие» Евгений Мельников по кличке Джефф.

— Джефф? Не может быть! Этого не может быть! Джефф… Женька…

— На такой дозе, уважаемый господин Ваганян, на какой сидела вся эта компания, еще и не то может быть.

— Да как же?

— Все, что мы могли увидеть, это труп Кудрявцева…

— И?…

— И ваших спящих музыкантов, господин Ваганян.

— Спящих?

— Именно так. В руке у Евгения Мельникова был пистолет. Из которого, собственно, Кудрявцева и убили. На руках — следы пороховой гари. Еще какие-то доказательства нужны?