16. Пленник.

Человек пять сидело на обыкновенной уличной скамейке. Остальные стояли плотной группой рядом. Внешне меня трудно было выделить из толпы, спасибо Дому и моей находчивости, я выглядел даже покрепче многих семеновских бойцов. Но ведь внешность обманчива! Где можно использовать мои непомерно развитые мускулы, кроме как на тяжёлой физической работе? У каждого из моих временных соратников по оружию был за плечами огромный боевой опыт. Они воевали, захватывали и освобождали, стреляли в живых людей, сами рискуя быть подстреленными. Такой опыт не заменят никакие тренировки в тире и на тренажёрах. А моё карате с отражениями в зеркале, без партнёров? Это ведь даже стыдно кому-то рассказать…

В ночной тишине взвыла собака. Скулёж длился несколько секунд, тут же залаяла другая, но успела гавкнуть всего лишь раза два. Эстафету подхватили собаки в других местах, этим никто лаять не мешал, и они расстарались вовсю. Ещё через несколько секунд в окнах второго этажа «нашего» дома загорелся свет.

— … твою мать, — выругался Семёнов.

Загалдели и остальные, значительно перекрывая начальника ненормативностью своей лексики.

— База, база, — заскрипела рация в чьих-то руках, — вам что, не интересно? Почему молчите? Приём.

— Интересно, — Семёнов выхватил приёмопередатчик, — говори. Приём.

— Двое наших подошли через соседский огород. Один залез на забор, посидел, помяукал. Потом что-то кинул и спрыгнул. Собака завыла, дальше непонятно, я не видел, как он бежал, а он уже у второй собаки стоял. Она гавкнула и все. Я ещё увидел, как он к стенке дома прижался. Потом во дворе фонари загорелись, прибор мой перестал тянуть. Фонари мешают. Приём.

— Из дома кто-нибудь выходил? — спросил Семёнов. — Приём.

— Пока никого. В окна смотрят, наверное. Приём.

— Мёртвых собак из окон видно? Приём.

— Видно. Приём.

— Жди-жди, мы подходим.

Отряд двинулся к дому, по ходу дела распределяя обязанности. Как я понял, пока было решено затаиться вокруг двора, не перелезая через забор. Собаки по-прежнему лаяли, но уже без прежнего задора.

Семёнов не пошёл вместе со всеми. Он присел на скамейку, отложил приёмопередатчик, вытащил из кармана радиотелефон. Связался с кем-то, перекинулся парой слов.

— Все идёт по плану, — он повернулся ко мне. — Часа полтора у нас есть. Ваш чурка едет сюда. Никуда не денется. Все идёт по плану.

— Какому плану? — до меня наконец дошло. — Он подойдёт к дому и вдруг увидит, что собак нет. Уже рассветёт, наверное… Он же все поймёт сразу!

— Тут мы его и возьмём, — радостно заявил Семёнов. — Прямо у калитки. У нас же тут целая армия! Рассадим всех, он к калитке подойдёт, а мы ему все одновременно — по ногам очередями. Ведь кто-нибудь попадёт, как ты думаешь? В живых-то он останется, а ноги… На кой нам черт его ноги? Тебе что, танцевать с ним надо?

— А зачем мы сейчас мучаемся, дом берём, если он нам для засады не нужен?

— Как же можно целый дом в тылу оставлять? Там четыре человека, кто знает, что у них есть? Они могут либо Большого прикрыть, либо… Ты знаешь, они же его и сами застрелить могут, чтобы он у нас не раскололся.

— База, база, — ожила рация, — меня кто слышит? Приём.

— Слышу, Витя, — Семёнов схватил аппарат. — Я тут сбоку, расскажи, как кино. Приём.

— Наш убрал охранника, — сказал Витя, — вошёл в дом. Сразу весь свет погас, наверное, пробки нашёл. Теперь видно отлично. Кто был наверху — там и лежит. А двое других вылезли из кроватей и ползут по полу. В разные стороны. А наш на карачках идёт. Ещё несколько наших перелезли забор…

— Эй! — я дёрнул Семёнова за рукав, — останови ваших. Их же Седой в темноте прикончит.

— Витя! Витя! — командир пытался позвать наблюдателя, но тот, не сказав заветное слово, не переключился на приём и продолжал что-то бормотать в микрофон. Семёнов выматерился и побежал к дому. Я спокойно пошёл за ним.

Можно было двигаться и помедленнее, я прождал ещё минут десять, прежде чем в доме загорелся свет. Кто-то подогнал УАЗик с брезентовым верхом, туда погрузили двух мёртвых собак и одного охранника. Судя по тому, что больше никого не выносили, двое ползавших по полу пока жили. Оставалась ещё одна маленькая загвоздка. Человек на втором этаже.

Зайдя в дом, я оказался в «первых рядах». Седой, несомненно, был главным действующим лицом сегодняшней ночи, но ведь он — «при мне». Или я — «при нём»? Во всяком случае, наверх поднялись мы с ним, Коля-"афганец" и ещё парочка боевиков. Все быстро проскользнули мимо двери в заветную комнату, только я стоял немного в стороне.

— Заперто, — подвёл итог Коля, как можно бесшумней пытавшийся толкнуть дверь, оставаясь при этом не в дверном проёме. — Где у нас ключник?

Подошёл ещё один мужик. Наверное — профессиональный взломщик. Боязливо покосившись на дверь, он повозился с замком. Усмехнулся.

— Это вообще не замок. Открыто.

И резво отодвинулся подальше от дверей.

Седой не спешил, а остальные и подавно. Чувствовался в этом деле какой-то подвох. Кто может настолько безразлично относиться к чужому вторжению в дом? Почему?

— Может, это баба ихняя? — подал голос один из боевиков. — Эти трое все по виду кавказцы. Как бы они могли тут без бабы прожить?

Седой тяжело вздохнул, взял пистолет наизготовку.

— Давайте, — сказал он, — за мной. Только не стреляйте зря. Здесь кто-то безопасный.

В комнату врывались — как в кино. Построившись клином, все с пистолетами в вытянутых руках.

Ну, ворвались. В комнате загорелся свет. Кто-то из наших хихикнул, двое вышли, на ходу убирая оружие. Заинтригованный, я заглянул. Коля прислонился к стене, Седой проверял постель. А в центре комнаты стоял, качаясь, как от сильного ветра… обыкновенный мальчишка в трусах и в майке.

«Чушь какая-то, — подумал я. Что на одной из главных баз Бахтияра может делать мальчишка?» У меня в голове зашевелились кое-какие подозрения. Кто-то тут сказал, что все трое из этого дома — кавказцы. У нас в армии про кавказцев довольно определённо говорили… хоть я и не очень-то верил… Может быть, этот мальчишка им всем троим здесь женщину заменял?

Действительно, мальчик выглядел замученным до крайности. Невероятно бледный, с какой-то просинью, худой, почти как узник концлагеря. Я даже затруднялся сказать, сколько пареньку лет. А быть ему могло… от тринадцати до… семнадцати.

— Кто ты, мальчик? — спросил Седой. — Как тебя зовут.

Струйка слюны вытекла у мальчика из уголка рта. Он смотрел на нас и ни видел. Ничего не читалось в его взгляде.

— Эй, парнишка! — Седой положил мальчику руку на плече. — Тебе холодно. Оденься. Ничего не бойся, мы тебя не обидим. Скажи что-нибудь.

Пузырь слюны надулся на губах и лопнул. Парень повернул голову, оглядел нас всех (Слава Богу! Хоть какая-то реакция) и вытянул руку ко мне.

— Деда, — сказал он. — Де-да. Я — Вальтер.

Мальчишку затрясло крупной дрожью. Мы с Седым осмотрели комнату, но не нашли никакой одежды. Тогда я сгрёб с кровати одеяло и накинул на паренька. «Деда», — ещё раз сказал он.

— Эй, кончайте там! — крикнул снизу Семёнов. — Надо порядок наводить.

Коля погасил свет, мы вышли из комнаты и двинулись вниз. Я полуобнимал мальчишку за плечи, придерживая одеяло. Беднягу трясло, иногда он чуть ли не складывался пополам.

— Таблетку дашь? — неожиданно спросил страдалец.

— Таблетку? — я удивился. — Ну… хорошо, дам тебе таблетку.

Двигаться по ступеньками было особенно трудно. Парня качало, как на палубе в шторм. Я качался вместе с ним. И внезапно на одном из «качаний» понял, что двигаюсь уже не по деревянной поскрипывающей лестнице захваченного домика, а по другой. Каменной, более широкой. Что это? Мне в Дом захотелось вернуться? Действительно, и голосов никаких не слышно. Охренел я, что ли?

Я остановился, огляделся. На лестнице было темно, хотя какой-то свет сквозь подъездные окна пробивался. У меня отпали последние сомнения. Я был в Доме. Вот чертовщина! Ну, Седой-то поймёт, а вот что семеновцы подумают. Исчез человек с концами. Да ещё паренька слюнявого с собой прихватил.

Я решил не терять время даром. Раз меня сдуру занесло в Дом, то надо это использовать. Чертовски неудобно водить мальчика в одеяле!

Схватив обмотанного одеялом паренька через плечо как куль (веса никакого в нём не было), я запрыгал по ступенькам. Вбежал в квартиру, заскочил в комнату, опустил «куль» на диван. Мысленно прикинув размер, вытащил из шкафа тёплый спортивный костюм. Мальчишка был явно не в состоянии одеть его сам, пришлось поработать мне.

— Таблетку, — сказал парнишка окрепшим голосом после одевания. — Ты обещал.

— Какая таблетка? — спросил я. Парень запросто мог оказаться больным. — Аспирин? Анальгин? Антибиотик какой-нибудь?

— Таблетку! — в голосе у парнишки появились жёсткие нотки. — Таблетку!

Вот черт! Кажется, я начинаю понимать. Мальчишка — наркоман. Таблетка — наркотик. Сейчас его ломать начнёт. Честное слово — дал бы я ему эту таблетку, только чтобы отцепился.

— Как таблетка выглядит? — спросил я. — Как называется?

— Красиво. О-о! Красиво. Дай.

Тьфу ты, черт. Вот влип. Надо сбегать в Бологое, узнать у опытных людей, какие бывают наркотики в таблетках, вернуться в Дом, заказать…

Хотя парень уже не был завернут в одеяло, проще всего оказалось ещё раз взвалить его на плечо. Я вышел на Лестницу, настроился на первый этаж домика в Бологом… Я даже сделал несколько шагов. У тут до меня дошло. Что-то не то было в Доме. Какое-то несоответствие. Но что?

Перила. На них не было собачьих головок. Я вышел не в том варианте! Какого черта? Квартира и комната приняли меня нормально, как принимали до сих пор в разных вариантах. Поэтому я не заметил разницы. Но куда это меня занесло?

Я смотрел на перила и ничего не понимал. Там не было ни собак, ни медведей. Вообще, никаких животных. Зато вот узор самой решётки… Очень похоже на цветок. Но почему я сюда забрёл? Мне ведь даже, честно говоря, страшно выходить на улицу в настолько чужом мире. Какого черта?

Я привалился к перилам. Унял дрожь в ногах. Что-то не в порядке со мной. Или с Домом? Дом перевирает мои приказы? Что-то разладилось. А как же костюм, ножи для Седого?

— Таблетку, — подал голос мой наездник. — Таблетку!

Я вспомнил, что однажды, под действием наркотика, уже учудил, перебравшись из одного здания в другое даже без помощи Дома. Что если в этот раз на меня повлиял наркотик, принятый другим? Как это возможно?

И тут до меня дошло. С опозданием на… не знаю сколько. Как до жирафа. Почему я насколько туп?

Мальчишка, лежавший у меня на плече, был одним из обитателей Дома. Это он, сам того не осознавая, вывел себя (а заодно и меня) в загадочной вариант!

Операция в Бологом прошла в десять… нет, в тысячу раз удачнее, чем от неё можно было ожидать. Теперь исламская змея утратила свой самый ядовитый зуб — возможность перемещаться между вариантами. Никаких бомб, никакой помощи из могущественной ОИР. Кажется, я выиграл свою персональную войну.

В моей памяти ожило то, что рассказывал отец. В своё время банда Кардинала сумела захватить сына кого-то из четвероэтажников. Они держали этого сына под замком, как заложника, а сами шантажировали и эксплуатировали его отца или мать. Это то, что я знал со слов отца. Остаётся дополнить историю самому. Реконструировать, как облик динозавра по обломку кости. Ну, не так сложно, у меня данных поболе.

Итак, Кардинал был убит. Его заместитель-племянник, струсил и бежал. Или Седой убил его тоже в моё отсутствие? Важно то, что организация Кардинала, лишившись вождя, утратила канал связи с четвероэтажниками. Даже те офицеры ОИР, которых не убил Седой, не могли вернуться в свою Рязань.

Бахтияр был неглуп и знал кое-что о Доме. К счастью, далеко не все. Сравнительно недавно мальчик-заложник повзрослел достаточно, чтобы ходить в разные варианты. К тому же, из парня сделали наркомана, легко управляемого, готового за таблетку вывести куда угодно.

Ещё раз стоило упомянуть о «счастье». Ни лежащий на моём плече бедолага, ни его мучители не знали истинных возможностей обитателя Дома. Они понятия не имели о производительной функции. Ведь мальчишка… Черт побери! Страшно подумать! Он же мог, притащив бомбу из «странного мира», придумать и заказать улучшенную версию, которую не надо доводить до ума в далёком Пакистане.

Чертовщина… Как я мог забыть. Обрадовался пареньку, а про первую бомбу забыл. Осталось ещё одно усилие, чтобы дожать мусульманскую гадину. Да, кстати… А почему такой ценный мальчик был так халтурно спрятан?

«Ценный ребёнок» завыл и начал извиваться. Я перехватил измождённое тело поудобней. Необходимо было срочно что-то предпринять, учитывая моё, самое неподходящее для стояния место — лестницу чужого варианта.

Я вернулся в квартиру. Усадил Вальтера на стул рядом с мощным двухтумбовым письменным столом (придумал перед входом в комнату). Встряхнул Вальтера для протрезвления, указал ему на один из ящиков и внятно произнёс:

— Твои таблетки в этом ящике. Две таблетки. Там, в глубине. Бери их сам!

Мальчик наклонил голову вбок, прижал к плечу и посмотрел на меня таким вот «перевёрнутым» взглядом. Я повторил свою просьбу. Расчёт был очень прост. Вальтер не умеет добывать вещи с помощью Дома, но он способен на это. Если он поверит в мои слова и полезет в ящик за таблетками, Дом воспримет его действия, как элементарный «заказ». И таблетки появятся. Почему две? Вторую я конфискую. «На развод».

Дважды, переставляя слова для большей убедительности, я интонационно превратил свою просьбу в приказ. Наконец-то, дошло! Подёргиваясь, словно его знобило, мальчик открыл ящик. Пусто… Вальтер засунул руку вглубь. Пошарил, выпустив из уголка рта струйку слюны. И вытащил две голубенькие обтекаемые пилюльки.

Сработало! Я еле успел выхватить одну из таблеток. Ничего особенного, для аспирина великовата, а так…

Мне надлежало действовать, а не рассуждать. Я напрягся, представляя маленький пластиковый мешочек с точно такими же таблетками. Мысленно поместил этот мешочек в самый нижний ящик стола. Открыл и, не глядя вытащил. М-да. Опасная это вещь — Дом. Можно весь мир героином потравить, а потом ещё и кокаином припудрить. И никаких бомб не надо.

Мне было не до анализа мальчишкиных ощущений. Подхватив кайфующего Вальтера, я помчался вниз по Лестнице. Вначале в свой вариант. Потом на улицу в Бологом. Напротив скамейки, где кучковалась наша банда. В Бологом светало. Воспользовавшись тем, что парень начал подавать признаки жизни, я поставил его на землю и попытался вести за руку. Получалось. Кое-как.

Несколько боевиков стояли у входа в захваченный нами двор. Они увидели меня, перекрикнулись с кем-то в доме. На улицу выскочил разъярённый Семёнов.

— Сдурел, что ли? — заорал он. — Я тут чуть не полысел, все думал, куда ты делся. Что за фокусы. Зачем ты убежал?

— Надо было, — ответил я. — Вот мальчонку одел. Видишь?

Семёнов озадаченно посмотрел на паренька, пытаясь осознать, где я мог его одеть, что же происходит. Тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и сказал:

— Вот-вот, придёт ваш друг. Давай в дом, быстро. Люди сейчас залягут. Быстро, быстро!

Мы прошли в дом. Седой и ещё четыре человека были здесь. У одного из союзников я засёк снайперскую винтовку. Седой вопросительно прожестикулировал.

— Половина дела сделана, — сказал я шёпотом, приблизившись к Седому, — этот мальчишка был очень важен, без него Бахтияр почти не опасен. Когда будете его брать, ты не рискуй. Если что — лучше убей его. Останется ненайденная бомба где-то в Пакистане, но…

— Разберёмся, — Седой понимающе кивнул, с интересом посмотрел на Вальтера,

— Он больной?

— Ему давали наркотики… — начал было я. Тут мальчишка заливисто засмеялся и быстро заговорил на лающем языке. По-моему…

— Немецкий, — раньше меня разобрался Седой и заторопил. — Вот туда проходи, быстрее. Только не высовывайся.

Ожидание — не самый лучший способ времяпровождения. Особенно — при выключенном свете, завешенных шторах и ежеминутных попытках подопечного мне мальчишки что-либо спеть или сказать. Минуты тянулись, как часы. Пели невесть откуда взявшиеся петухи. По улице проехала машина. Мимо. Вторая… Мимо. Третья… Сколько можно, где Бахтияр?

Одна из машин вроде бы стала сокращать число оборотов двигателя. Я в очередной раз цыкнул на мальчишку, непроизвольно затаил дыхание. И тут водитель этой останавливающейся машины дал газу! Уж не знаю, что там был за двигатель, но половина Бологого должна была схватиться за сердце, перепуганная чудовищным рёвом.

Седой ругался ненамного тише. Семёнов отдавал какие-то распоряжения по рации и радиотелефону одновременно. Коля-"афганец" побежал к белому «Мерседесу», самой быстрой из наших машин.

— Что его спугнуло? — спросил я у Седого, когда тот перестал ругаться.

— Какой-нибудь условный знак отсутствовал, — ответил тот. — Я тоже виноват, не догадался спросить у пленных, их сразу увезли. — Воспользовавшись отсутствием Семёнова, он тихо добавил. — Сейчас наступает опасный момент. Держись поближе ко мне и сам будь настороже.

— Что ещё? — удивился я.

— Мы отдали деньги, а товар убежал. Возвращать уже полученные деньги — в тысячу раз тяжелее, чем просто отказаться от искушения. Что может влезть к Семёнову в голову?

Действительно, вернувшийся Семёнов выглядел довольно мрачным. И закинул удочки в неожиданном направлении.

— У твоих знакомых есть какие-то связи в ВВС? — спросил он у меня. — Если послать за Большим вертолёты, какой-то шанс сохраняется.

Я задумчиво посмотрел на Седого. Ему мои «связи» были хорошо известны. Что бы такое придумать?

— На какой машине он был? — спросил Седой.

— Ребята говорят — на «Волге», — ответил Семёнов. — Но двигатель там другой, не от «Волги». И по звуку слышно, и по рывку видно.

— Вот что, — я решил немного разрядить ситуацию. — Деньги назад я не требую. Считайте, что получили беспроцентный кредит. На…. на… ну, потом уточним. А вот с кем я бы не хотел связываться — так это с армией. Они так любят, когда их на чем-нибудь ловят… Потому я и ищу сейчас эти три боеголовки, как частная лавочка. Вдруг военные захотят замять дело?

Седой посмотрел на меня, как на последнего идиота (какие, к чёрту боеголовки?). Так и надо. Пусть Семёнов считает меня проболтавшимся идиотом, я согласен.

Первым делом после возращения я наведался на четвёртый этаж. Искал родителей Вальтера. При этом рискнул даже постучаться в квартиру, где жили Сильвия с Рутой, хотя до конца и не избавился от подозрения, что это именно они упекли меня в принудительную ссылку к скелетам и шулу. Увы, никого. Четвёртый этаж словно вымер. Ни одного человека! В каких вариантах их носит? Но, надо признать, я уже давно, сразу после возвращения, заметил, что с Домом происходит нечто странное. Поначалу я все списывал на счёт своего отвыкшего от обычной жизни взгляда. Нет, дело было не во взгляде. Дело было в жильцах, которые, по каким-то своим причинам, потеряли интерес к пребыванию с Санкт-Петербурге. Я даже немного пофантазировал. Может быть, именно так и происходить перемещение Дома из одного города в другой? Никакого «собрания жильцов», никакого голосования. Просто базовый город перестаёт интересовать обитателей Дома, они перестают в нём появляться и… Что "и"? Дальше я не продумал, но очень просто предположить, как Дом, исчезнув в Санкт-Петербурге, появляется в другом городе. Может быть, именно я своим регулярным верчение-кручением в районе Питера удерживая серую махину от перебазирования в… Вашингтон?

Нахождение Вальтера в Доме было чревато непредсказуемыми сюрпризами. Поэтому после плотного завтрака с обильным кофепитием (уж больно ночь выпала бессонная) я вышел в Ригу. Разумеется, с Седым и насильно покормленным мальчишкой.

На такси мы подъехали к какому-то мощному кирпичному гаражу с металлическими дверями. Седой влез в потрёпанную «Ладу», долго прогревал двигатель. За это время я успел надавать ему поручений. Следовало тщательно сторожить мальчишку, найти и арендовать одноэтажный домик без малейших признаков лестницы в конструкции, нанять специалистов, которые могли бы излечить Вальтера от пагубного пристрастия… Целое дело. Такому лентяю, как я, не пристало углубляться в детали.

Седой подбросил меня до своей конторы и там начальственно разрешил Свете оставить работу для серьёзного разговора со мной. Девушка выглядела недовольной моим визитом, но не напуганной, как если бы она сотрудничала с Семёновым с целью моего похищения. Я подходил и так, и сяк — она отказывалась говорить, в чём была причина её странного поведения.

Психолог из меня плохой. Специалист по допросам — ещё хуже. Я не выдержал и ляпнул, что если она отказывается от объяснения, я сейчас пойду к Седову и скажу, что подозреваю его секретаршу в работе на конкурентов.

Света посмотрела на меня ненавидящим взглядом.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Слушай. У тебя настоящий талант все портить. Ты так хорошо начал, ты понравился мне с самого первого своего появления. И нравился больше с каждой нашей встречей. Но одновременно я замечала, что с тобой что-то не то. У тебя какая-то редчайшая форма эгоизма. Я даже могла бы понять, будь у тебя элементарное мужское желание переспать со мной и смыться.

Я хотел сказать в своё оправдание, что желание было, даже смываться я не особенно собирался. Потом передумал. А Света продолжала.

— Но твой эгоизм другой. Я даже не могу объяснить, я чувствую. У меня дурацкое ощущение, что ты — инопланетянин и отношение ко мне и другим людям у тебя — как к подопытным животным. Или вроде этого. И одновременно меня тянуло к тебе. Я не знала, что творится, психовала. Пора было делать какой-то ответственный шаг, а я не решалась. Из-за этого злилась. Спасибо, теперь ты все решил за меня. Иди, пожалуйста.

— Извини, — сказал я. Это недоразумение. Забудь, извини.

И пошёл, как оплёванный.

17. Попытка подведения итогов.

Я — не большой любитель спиртных напитков. В мире скелетов я даже чуть было совсем не отвык от алкоголя. Ну, а пить в одиночестве — просто из ряда вон. Но я пил. Выставил на стол батарею «Финикии», заказал Дому цыплёнка, жаренного на вертеле, и засел за трапезу.

Мне хотелось накушаться и отключиться, погрузиться в сыто-пьяное оцепенение, когда чувство вины и осознание собственного ничтожества вязнут в алкогольном дурмане и перестают жалить. Но получалось наоборот. Выпив, я стал ещё более самокритичным. Света, обругав меня, столкнула камень, потащивший за собой целую лавину, Моя жизнь разваливалась на несколько слабо стыкующихся друг с другом кусков. Первый, самый длинный — образцово-показательное советское детство и отрочество. Второй — яркий короткий период в несколько месяцев, когда я приобрёл власть над Домом и, на фоне отцовской борьбы с мусульманами, пережил некоторое количество приключений. Третий — жизнь в мире скелетов, которую можно было назвать так: «человек-растение в стране кошмаров». Четвёртый — вот он я, сейчас, во всей красе: «Сергей Кононов против мусульманского подполья в поисках супербомбы».

Что я мог сказать об этих периодах? Первый — черт с ним, под опекой и защитой любящего отца я жил вместе со всей Страной Советов и даже не знал толком, что такое жизнь. Второй — простительно для молодого парня, мгновенно взлетевшего к вершине власти. Тем более, там у меня было несколько интересных находок.

С присущей пьяным нелогичностью, я не стал обдумывать третий и четвёртый периоды. Я перешёл конкретно к упущениям.

Сбежал Бахтияр. Опаснейший убийца оказался предоставлен самому себе. Где-то в дебрях исламского мира лежит и дожидается своего часа чудо-бомба, выхода на которую я лишился с исчезновением Бахтияра. И ещё — я полное дерьмо, как говорит Света, умная девушка, которая мне так внезапно понравилась. А раз она умная, то все, что она говорила — правда. Ну…

Я сидел, обхватив голову руками. воспоминания смешались и стыковались совершенно неупорядоченно. Мои попытки ухаживать за девчонками в школе, секс-марафон на пляжах Феодосии и… чудовище-шулу, с которой мне предлагал переспать мой сосед по шалашу. Грязное рубище, в котором я делал вылазку в Персию, и чистые простыни на широкой кровати, где мы нежились с Рутой.

И тут меня как громом поразило. У меня же ещё одна подруга могла быть … Там, в варианте Медведя, приятнейшая девушка лет двадцати, недавно приехавшая из воюющей Германии и подрабатывавшая уборкой комнат в моём коттеджике. Она так преданно на меня смотрела, когда случайно заставала дома! Я бы даже сказал — нежно смотрела. Жаловалась на свою тяжёлую судьбу на смешном исковерканном испанском. Почему я и тогда оказался такой бесчувственной скотиной? Ведь мог же помочь и … приласкать. И сам найти ответную ласку, понимание. Как мне её найти? Номер её телефона висел на видном месте, рядом с номерами пожарных и контрразведки. Как же её звать? Забыл, черт. Сейчас схожу, посмотрю…

Я привёл в порядок одежду, вышел на лестницу и двинулся в вариант Медведя. Я шёл, шёл, и… обнаружил себя уже в Хевронском отделении контрразведки. Вот, занесла нелёгкая на пьяную голову!

Ноги сами вывели меня в коридор, где находился кабинет Моше. Я чуток поднапрягся и вспомнил, что кроме безымянной любимой девушки посеял в этом месте ещё двух нелюбимых арабов. Один из них мне точно не нужен. А вот второй должен был либо умереть, либо очухаться. Что он скажет очухавшись?

Без всяких бюрократических процедур я ввалился в кабинет к Моше, плюхнулся на край стола и поздоровался. Моше принюхался и страдальчески сморщил лицо. Кабинет у мужика был маловат, ещё немного — и он окосеет.