— Слушай, ты, поросёнок, — сказал я, стараясь сгладить свою злость шутливым тоном, — можешь от кино оторваться? Выруби ты к чёрту свой ящик!
Жена Бориса бросила на меня испепеляющий взгляд и вернулась к экрану. Сам же Борис только хохотнул.
— Ну, даёшь, Серёга, кино! Надо же… Супербоевик. Вижу, что у вас на том свете с чувством юмора полный порядок.
После хевронских передряг я рассчитывал на лучший приём. Что мне, действительно уйти?
— Слушай, Боря, мне в самом деле не до шуток. Не вижу ничего смешного в своих словах. Ты мне не рад? Скажи, и я уйду. Не буду отвлекать тебя от важного дела.
— Серёга, черт, — брат убрал звук почти до нуля, — ты что: с Луны свалился? Это же гражданская война, Ельцин с парламентом сцепился, по Белому Дому из танков палят. А ты выступаешь, недоволен. Это же исторические кадры, считай, что штурм Зимнего в натуре смотришь.
— Боря, сделай звук нормально, — сказала жена брата сердитым голосом.
Я посмотрел на экран. Высокое здание совершенно не напоминало невысокую резиденцию американского президента. Но танк… трах-тарарах! Это советский, тьфу, уже российский танк. И толпа на заднем плане типичная, знакомая. А главное — надпись на экране: Москва, сегодняшнее число, только время не вечернее, не сейчас. Экран мигнул, на несколько секунд на нём действительно появился американский Белый Дом, потом возник официального вида мужчина, официально зачитывающий какую-то бумажку под сенью американского флага.
— Дела-а, — протянул Борис, отворачиваясь от телевизора, — говорят, что Руцкого с Хасбулатовым уже взяли. Но провинция Ельцина не особенно поддерживает. Как ты думаешь, он их пересилит?
— Да я их никого не знаю! — тут я, подобно охотничьей собаке, сделал стойку, почувствовал интересующий меня предмет, — а этот, как его… Булат… Хасбалаев… — он мусульманин?
По тому, как Борис с женой посмотрели в мою сторону, я догадался, что свалял дурака. Но одновременно понял, что без подробной лекции Бориса (а кому ещё я смогу так откровенно задавать идиотские вопросы?) мне никогда не разобраться в этом безумном мире, где танки стреляют в центре Москвы, Армения воюет с Азербайджаном, а в Хевроне дети на улицах кричат: «Зарежь еврея!» — Боря, извини. И вы… — я посмотрел на молодую женщину. Борис поспешно вскочил и представил.
— Это — Люда, моя жена, а это — Сергей, мой брат. Брат по отцу, — добавил он в ответ на недоуменный взгляд жены.
— Борис и Люда, извините меня, пожалуйста. Я выгляжу сумасшедшим, но это не совсем верно. Считайте, для простоты, что я провёл четыре года на необитаемом острове.
Глаза Бориса загорелись, его жена, наоборот, сделала страдальческое выражение лица и отвернулась к экрану.
— Хорошо, — сказал Борис, — ты меня заинтриговал. Наши, я думаю, все равно победят. Пошли поговорим. Туда, где нормальные люди говорят. На кухню. Твои друзья пьют, или они на работе?
Тут до меня дошло, что из-за дурацкой возни с телевизором я забыл о спутниках. Но их это не смутило, они нашли себе стулья и сидели, глазея на непонятную им гражданскую войну.
— Они пьют на работе, — ответил я, одновременно задумавшись, что можно предложить хазарам по части выпивки. Кумыс?
Провожаемые не слишком любезным взглядом Люды, мы вышли на кухню. Борис достал из холодильника уже ополовиненную бутылку вполне русской водки.
— Убери её, — скомандовал я. — Забыл, с кем дело имеешь? Жди меня, и я вернусь. Организуй пока стулья.
Здание, в котором жил Борис не особенно отличалось от самых обычных советских домов современной постройки. Сбегать в Санкт-Петербург, взять в Доме пять бутылок «Финикии» и немного снеди на закуску оказалось совсем просто. Когда я вернулся, Борис ещё не успел всех как следует рассадить.
— За два великих события в один день! — мой брат провозгласил тост. — За окончательное поражение коммунизма в России и за воскрешение моего брата из мёртвых!
Я вполне мог бы обидеться, что московские разборки со стрельбой почему-то оттеснили мою персону на второй план, но не стал лезть в бутылку. Родной вариант сильно изменился за четыре года. А странные обстоятельства даже самых нормальных людей могут склонить к странному поведению.
— Вот что, Боря, — сказал я после первой, пока братец разливал вторую порцию, — давай совмещать приятное с полезным. Тебе вино нравится?
— Угу, — Борис кивнул.
— У меня его — хоть залейся. Выпьем, сколько захотим. А ты мне пока рассказывай все, что в вашем долбаном мире произошло за последние четыре года. Проведи самую масштабную политинформацию в твоей жизни. Поехали!
— С чего начать? — спросил брат, осушив вторую рюмку.
— С лета 1989-го.
— Та-ак. Ты помнишь Горбачёва?..
Я узнал все. Или почти все, так как Борис не обладал абсолютной памятью. Мир действительно изменился, притом настолько необычным образом, что я заподозрил самое наглое и беспардонное вмешательство со стороны. Но Борису не сказал, чтобы не прерывать лекцию. Тем более, одна помеха уже была. Сердитая Люда с каменным лицом заглянула на кухню и сказала металлическим голосом:
— Попрошу потише, дети спят. И, вообще, уже поздно, а Борису завтра рано на работу.
Брат с виноватым видом открыл рот, чтобы возразить. Потом, неожиданно, замолчал, задумался.
— К чёрту работу, — сказал он. — Я уже у Сергея работаю. Он меня по протекции берет, как родственника. Ведь правда, Серёга?
Я немного обалдел от такого нахальства, но быстро сообразил, что дела у Бориса идут не совсем хорошо. И не только на работе. Недовольное лицо жены, початая бутылка в холодильнике… И это отчаянное заявление…
— Все правильно, — важно сказал я, — Боря будет директором моего израильского филиала. И деньгами не обижу.
Когда жена ушла, я негромко спросил:
— Что там у тебя с работой? Ты же диссертацию защищал.
— Диссертацию? Да, было дело. Но уж больно сильные токи я исследовал. В Израиле с такими токами не развернуться. А работа… Пусть мои враги на ней работают. До ста двадцати лет. Ты мне деньжат подкинешь? Тебе же просто.
— Нет проблем. — Я засмеялся. — Считай, что ты уже миллионер. Гони дальше.
Когда Боря дошёл до сегодняшней заварухи в Москве, я махнул рукой. Хватит, мол. И одновременно подумал, что большего мерзавца, чем я, наверное, в природе не существует. Называется — любящий сын, к родителям стремился. И не спросил про отца родного! Конечно, с Борисом они общались не ахти как, но всё же…
Брат развёл руками.
— Ну, ты же папашу знаешь, — сказал он. — Великий путешественник и борец за правое дело. Хотя меня в борьбу он не впутывал. Значит так. Когда ты исчез, он меня допрашивал, как в КГБ. О чём мы говорили, что ты собирался делать… Словно мы с тобой не полтора раза виделись, а каждый твой шаг обсуждали. Потом летом девяностого он на меня свалился, говорит, что надо из Союза убираться и чем быстрее, тем лучше. А ехать надо — только в Израиль. Дал немного денег, сказал, что ещё добавит. Ну, в Союзе тогда такой бардак был, хуже, чем сейчас, наверное. Путч, то, другое… Я и рванул. Отсюда позвонил — он ко мне через десять минут прибежал. Притащил двадцать тысяч долларов, обнял, похлопал по плечу и сказал, что хоть за меня он теперь спокоен. «Какое, — говорю, — спокоен? С Ираком тут заваруха…» А он опять похлопал и сказал, что Ираку уже конец скоро. Посмотрел на обстановку, вышел, принёс видик классный, пожелал успеха и ушёл. Потом звонил…
— Слушай, а почему он тебя именно в Израиль упёк? Мог бы в Америку или на какие-нибудь банановые острова.
— Понимаешь… Отец наш — он ведь большой ребёнок, если задуматься. И живёт он, исходя из очередной владеющей им идеи. Это — как я сейчас понимаю ситуацию. Ты его помнишь борцом с мусульманской агрессией. Чуть позднее он занялся поисками корней. Я попал под еврейский период. И слава Богу, что не в шотландский. Подыхал бы сейчас с тоски где-нибудь в Шотландии.
— М-да. Что-то русский период у нас оказался растянутым. А что ты говоришь со звонками?
— Да ничего! Уже около года — ни слуху, ни духу. Без объяснения. Его телефон в Доме не отвечает.
— Глубоко же он закопался в поисках корней.
— Да уж.
Я оглядел стол. «Финикия» иссякала. Вспоённые кумысом хазары пили вино из детских пластмассовых чашек, как воду. Я был слишком сосредоточен, чтобы опьянеть, Борис — слишком увлечён рассказом. А, тут, как раз, наступила моя очередь рассказывать.
Я сделал вторую вылазку в Питер. В дополнение ко второй пятёрке «Финикии» я заказал Дому чемоданчик с долларами. Мысленно прикинул-намекнул, что там должен находиться миллион. Вернувшись, поставил вино на стол, а деньги вручил брату.
— Тебе!
— Что это?
— Я же обещал миллион.
— Что-о!! — Борис распахнул чемоданчик и то, что не сделало вино, сделал опьяняющий вид денег. Борис окосел.
— Ты бы лучше… шекелей… — сказал он заплетающимся языком. Мне же их… менять… замучаешься.
— Ты недоволен? — я сделал вид, что собираюсь забрать деньги.
— Доволен, — Борис, кажется, протрезвел. Закрыл чемодан, вышел из кухни и вернулся уже с пустыми руками. — Я весь внимание. Кого надо убить?
— Никого. Для этих целей у меня Йегуда и Рами. А ты просто посиди, послушай меня. Кстати, шекели — это местные сикли?
— Какие такие сикли? — похоже, мои слова ещё раз прозвучали, как бред сумасшедшего.
— Неважно. Слушай сюда.
Я рассказал все. Не очень подробно, но достаточно для понимания. В середине рассказа Борис сбегал за географическим атласом, и мы вчетвером стали наносить на карту контуры альтернативного Израиля. Борис аж постанывал, издавая восклицания типа:
— И нефть у них есть! И Сирии у них нет! А почему они Кипр не захватили? Сорок миллионов, говоришь?
Зато мои хазары при виде карты «нашего» Израиля только что не плевались.
— Восточный берег Иордана! — кипел от возмущения Рами, — это же исконная еврейская земля. Как можно было её отдать.
— Ливан? — вторил ему Йегуда, — нет такой страны! В каком году мы разбили султана Абдаллу под Цором? Ты не помнишь, Рами? И потом догнали и добили под Цидоном. Я сам на берегу Литани родился.
— Вот удивил! — возмутился подвыпивший Рами. — Литани. Я вообще в Пумбедите родился. Это же еврейские места, там Вавилонский Талмуд составили. А где у вас Пумбедита?
— Пум… что? — Борис полез в атлас, раскрыв его, почему-то, на Индии.
— Это ты слишком размахнулся, — рассмеялся я. — Раз Вавилонский Талмуд, то где-то в Ираке или в Иране надо искать.
Рами открыл рот, но так как кроме доказательств исконности еврейских земель ничего другого он сказать не мог, я сделал резкий жест и приказал:
— Все, хватит о чепухе. Нам карты не изменить. Рассказываю дальше.
Когда я дошёл до своих утренних злоключений в Хевроне, Борис начал неприлично хихикать. Вскоре хихиканье переросло в хохот.
— Хеврон — это же территории. Там евреев почти нет. Это все были арабы.
— А как же пещера праотцов? — удивился Йегуда.
— Не знаю, — Борис пожал плечами. — Я нерелигиозный. Может быть, и есть там какая-то пещера.
— У нас религиозных почти нет, — не сдавался Йегуда, — но все равно, в пещеру праотцов все ездят ещё школьниками.
— Нет религиозных? — это сообщение, кажется, изумило брата больше, чем наличие нефти в Израиле. Я даже не понял, почему. — И как вы без них живёте?
— Есть, конечно, — пошёл на попятную мой телохранитель. — Даже в кнесете три человека религиозные. А что такое? Живём.
— Три человека! — Борис тряхнул головой. — Живут же люди… А что ты дальше делать будешь?
— Тебя спасать, — ухмыльнулся я. — Разве ты не понял, что именно ваш Израиль мусульмане хотят уничтожить в первую очередь?
— Мы тут на первой очереди с сорок восьмого года стоим, — сердито ответил брат. — Хотеть не вредно.
— А как же бомба? На такой маленький Израиль одной бомбы хватит.
— Бомба? — Борис зевнул. — Черт его знает. Конечно, надо её найти.
Тут я понял, что брат уже давно находится в полусонном состоянии. Пора было удаляться. Тем более, теперь не было никакой проблемы в том, чтобы найти Бориса в следующий раз. Мы откланялись. По дороге домой телохранители поинтересовались, зачем я дал «этому человеку» так много денег. Я ответил, что раз это мой брат, то ему принадлежит половина наследства моего отца. Вполне приличное объяснение.
11. Вторжение в Санкт-Петербург.
Несколько дней мы валяли дурака. Хазары учили русский язык и скоро научились говорить, почти как телевизионные дикторы. Я валялся на диване и смотрел видео, навёрстывая упущенное за четыре года. Можно было вернуться в Израиль варианта Медведя, но я боялся упустить звонок Седого, который должен был вернуться с какой-нибудь из войн.
Наконец, в один из визитов на почту, я получил отправленное Е. Волк письмо следующего содержания:
«Уважаемая Е. Волк! Поздравляем, Ваши данные совпали с требованиями к победительнице компьютерной лотереи. С Вами будет заключён контракт, также вы получите приз в размере 1500000 рублей.» Разумеется, следовали подписи президента компании и её казначея. Обратиться предлагалось к представителю компании в Санкт-Петербурге Дмитрию Салаеву.
Я обсудил ситуацию с хазарами. Конечно, совсем неплохой результат дала моя невинная провокация. В наших руках оказалась тоненькая ниточка, которая при умелом обращении, могла вывести нас сквозь запутанный мафиозно-политический лабиринт прямо на мусульманского Минотавра. Но в чём заключалось это «умелое обращение»? Не дать нити оборваться, вытягивать на себя, одного за другим, все более и более информированных членов исламской банды.
Возникла проблема связи с Салаевым. Я мог позвонить сам, представившись братом Елены Волк. Но тогда меня не будут ждать люди желающие схватить эту особо ценную девушку и доставить её в «странный мир» для обмена на «странную бомбу». Я смогу поторговаться от имени сестры, но… это все — не то. Куда лучше, если позвонит сама девушка и договорится о встрече. Я не мог говорить женским голосом даже очень постаравшись. Значит, надо найти какую-нибудь девушку хотя бы для одного звонка. Но где? Старых подруг у меня нет, а новых я не завёл. Найти случайную шлюху, заплатить ей за звонок и разговор? А если она ляпнет глупость, и Салаев что-то заподозрит?
И тут меня осенило. Я вспомнил умненькую секретаршу Седого. Кажется, у меня было желание с ней встретиться? Отлично. Встретимся. Поговорим. Дам девушке возможность заработать без ущерба для её девичьей чести. Уж она-то глупость не ляпнет. А там — посмотрим.
Я наскоро обучил телохранителей искусству обращения с пультом дистанционного управления и оставил их перед видиком с кучей боевиков. Они пытались было протестовать, но я спросил, похож ли я на человека, который любит рисковать жизнью? Парни согласились, что не похож. А когда я намекнул, что собираюсь навестить одну старую знакомую, то успокоились окончательно. Хотя, я считаю, кадры из фильма «Терминатор-2» убедили их куда сильнее, чем моё враньё.
Девушка была в конторе. Толстую книгу сменил тонкий журнал. Всё остальное — без изменений. От Седого-Седова — никаких вестей.
— Меня зовут Сергей, — сказал я, — напоминаю, если вы забыли, а вас?
— Света.
— Знаете, Света, я пришёл сюда не только из-за Седова. Вы понимаете, я в Риге проездом, ничего не знаю. И как раз сейчас я слегка проголодался. Вы не составите мне компанию в каком-нибудь кафе или ресторанчике?
Девушка недоверчиво посмотрела в мою сторону и показала на стоящий рядом с раковиной стакан и маленький кипятильник.
— Вот моё кафе, — сказала она. — А в честь некоторых праздников — даже ресторан. Мне платят зарплату, чтобы я сидела в конторе.
— Это единственная проблема? Возьмите пол-дня отгула, и я заплачу вам в два, нет — в пять раз больше. Ничего неприличного, как гиду. Идёт?
— Вы очень хорошо умёте убеждать, Серёжа, — девушка сложила журнал, я увидел, что это банальный «Огонёк». — Раскрою вам маленький секрет, хоть я и не должна это делать. Седов сказал, что если меня захотят подкупить, я должна взять деньги, а потом рассказать ему, и он заплатит в два раза больше. Я очень рада, что меня, наконец, подкупают.
— Спасибо за откровенность, — сказал я, — но что если я захочу разорить Седова? Я заплачу вам очень много, и он обанкротится. Или не сдержит обещание. Вообще-то, я вынужден вас разочаровать. Это не подкуп. Это обыкновенная реализация человеком прав не только на труд, но и на отдых. Вы идёте?
— Иду.
Кафе оказалось именно таким, каким я представлял себе рижские кафе: уютным и прекрасно декорированным. Кофе был не особенно вкусен, а вот пирожные — в самый раз. Я чувствовал на себе изучающий Светин взгляд. Конечно, девушка подозревала, что я польстился не на её неброскую внешность, а на возможность получить какую-то информацию о Седове. Придётся её разочаровать.
Я сказал, что мне требуется помощница для одного очень важного телефонного розыгрыша. Это никак не касается Седова, а за помощь я хорошо заплачу.
— Если это не касается Седова, то почему именно я? — Света умела задавать вопросы. Попробуй ответь, что она — моя единственная знакомая! Стыд и позор!
— Звонить надо именно сегодня, — сказал я, — у меня нет знакомых девушек в Риге кроме вас.
— Сколько?
— Тысяча долларов. — Я уже знал, что за такие деньги на территории бывшего СССР я мог попросить у девушки значительно больше, чем участие в розыгрыше по телефону. Потому и добавил, — Это не просто розыгрыш. Это очень важная операция, и одно слово, сказанное невпопад, может все испортить.
— Так что надо?
— Вы согласны?
— Это будет только по телефону?
— Клянусь! Вы поговорите, получите деньги — и все. Хотя, я надеюсь, вы и после этого иногда составите мне компанию в кафе.
— Согласна. Что надо сделать?
— Запоминайте. Вас зовут Елена Волк. Вы послали свои фото в рекламное агентство для участия в компьютерной лотерее. Вы должны получить приз и заключить договор на работу манекенщицей. Пока всё ясно?
— Да.
— Вы позвоните, представитесь. Скорее всего, вам назначат время и место встречи. Это в Петербурге. Да, кстати, вы сами из Петербурга. Будут спрашивать адрес — не говорите. Будут настаивать — вы поссорились с родителями и живёте у подруги. Да, а звоните вы после того, как получили от компании письмо «до востребования» с известием о выигрыше. Не запутаетесь?
— Не должна.
Я расплатился долларами (ах, каким взглядом меня провожала официантка!). Звонить мы поехали на Главпочтамт, чтобы не засвечивать ничей телефон. Стараясь, чтобы Света не запомнила цифры, я набрал номер. Мне не удалось услышать, что говорил Салаев, но по репликам Светы можно было догадаться об отсутствии каких-либо проблем. Действительно, повесив трубку, девушка повернулась ко мне и сказала:
— Он очень рад. Завтра приедет специальный представитель фирмы для вручения приза. У них нет оффиса в Питере, поэтому встречаемся у него на квартире. В шесть часов вечера. Какой приз?
— Полтора миллиона.
— Чего?
— Конечно, рублей. Обрати внимание: если пересчитать по курсу, твой гонорар больше их приза.
— Я оценю твою щедрость, если ты мне сейчас заплатишь.
— Ах, да!
Я заплатил Свете немедленно, прямо в переговорной кабинке. Потом, заботясь и о ней, и о долларах, проводил домой. Увы, она не позволила себя навестить, и я вернулся в Питер, удовлетворённый не до конца. Операция шла превосходно, по плану, но ведь не одной же операцией жив человек?
Юра с Ромой выслушали мой отчёт. Я рассказал, как моя подруга поговорила с Салаевым и договорилась о встрече. Встал вопрос, что делать дальше.
— Представлюсь братом, — сказал я, — хочу, мол, удостовериться, что девочку не обидят.
— Тебя заверят, что не обидят. Скажут — приводи. Кого ты приведёшь?
— Черт… Ну, хорошо. Представлюсь братом, скажу то же самое, посмотрю: кто этот представитель фирмы? Вдруг это сам Бахтияр? Если он, то я говорю, что приведу свою сестру через час, выхожу из квартиры, подаю сигнал вам, и мы берём Бахтияра, а с ним возвращаемся в ваш Израиль.
— Всё это было бы хорошо, — сказал Юра, — но ты знаешь, что Бахтияр — се-узу?
— Слышал.
— Ты что, считаешь, что мы самоубийцы?
— Ребята, вы же профессионалы, вас двое.
— Именно как профессионалы мы говорим, что это работа не для нас. Тут нужны или се-узу или целый отряд таких, как мы.
— Где я возьму отряд?
— А почему не в нашем Израиле?
Я подумал… и согласился. Совет был очень хорош. При условии, что израильская разведка даст мне людей.
Минут через пять я уже был в альтернативном Израиле из варианта Медведя, а ещё через минуту — в кабинете Моше. Тот выслушал краткий пересказ и стал созваниваться с начальством.
— Ави на задании, Шломо тоже, — сказал он, — Шимон на учениях, но это очень далеко.
— Я могу сбегать.
— Не можешь. Тебе ведь здания нужны? А там даже деревьев нет. Пять человек нам могут дать. Хватит?
— Ты в этом лучше меня разбираешься. Я из се-узу только одного знаю. Седого. Для него пятерых мало.
— Он будет в квартире?
— Седой? Да ты что? Бахтияр там.
— Тогда сделаем так. Взрываем дверь, стреляем внутрь несколько слезоточивых ракет. Хорошо бы, чтобы не было света.
Я вспомнил, что в советских домах предохранители, обычно монтируют, на лестничных клетках.
— Света я отключу.
— Очень хорошо. Наши будут в противогазах и с ночным зрением. Взорвём дверь, нагоним газ и прострелим все пространство квартиры.
— Ты что, с ума сошёл? Бахтияр нам живой нужен!
— Конечно. Это будут пули для животных. Со снотворным.
— А оно быстро действует?
— Не очень. Но ничего лучше нам не придумать.
Мы договорились, что завтра, в пять часов вечера по местному времени спецотряд из пяти человек будет ждать меня в полном боевом облачении на знакомой лестнице Хевронского отделения контрразведки.
Салаев жил в высоком и длинном здании на углу улиц Бухарестсткой и Бела Куна. Во всяком случае, вторая так называлась до всех местных перестроек, а читать и запоминать новое название мне было просто неинтересно. На лифте мы поднялись на седьмой этаж, телохранители прошли ещё один лестничный пролёт и затаились. Я нажал кнопку звонка.
Человек, открывший дверь (ровно в шесть) был невысок и лысоват. Он явно рассчитывал что-то найти взглядом на уровне моей груди и когда, наконец, добрался до моего лица, то выглядел очень удивлённым.
— Вам кого? — наконец спросил он.
— Салаева Дмитрия.
— Это я. А что вам надо?
— Я брат Елены Волк…
— А-а! — Салаев понимающе закивал и высунул голову на лестничную площадку.
— А где Лена?
— Лена дома. Я сначала хотел бы с вами поговорить.
— Пожалуйста, но я не понимаю… Хорошо, проходите.
Я прошёл в гостинную. На диване там сидело ещё трое мужчин и смотрели китайский каратэ-боевик по видео. Ничего не скажешь, подходящая компания для приёма будущей маникенщицы.
— Кто это? — спросил светловолосый плечистый мужчина с дивана.
— Это брат Елены Волк, — ответил Салаев.
— А почему без сестры?
Пришла пора излагать свою версию. При этом надо было как-то установить личности присутствующих. Три человека вместо одного. Что, если спецотряда окажется недостаточно? И кто может быть Бахтияром? Израильтянам так и не удалось достать его фотографию. Говоривший мужчина светловолос, для рязанца это нормально, хотя фамилия Мустафаев… Черт, у них в Рязани у всех такие фамилии. А ещё двое — темноволосые, носатые, какие-нибудь кавказцы, наверное. Если один из них — не Бахтияр.
— Так где же девушка? — спросил Салаев, удивлённый моей паузой.
— Я забочусь о сестре. Отца у нас нет, я уже давно о ней забочусь. И мне не нравится посылать сестру на какую-то квартиру.
— Но у нас нет отделения в Петербурге.
— Всё равно. Вот что это такое: четыре мужчины её тут ждут? А вы говорили только про представителя фирмы.
— Конечно! Из-за неё и приехал наш представитель, — Салаев сделал жест в сторону светловолосого. — Ну а с ним наши зарубежные партнёры. Из Государства Палестина, из Ливана…
Я не смог удержаться, у меня буквально отвисла челюсть. В Ливане, как мне казалось, шла гражданская война, но вот Палестины я что-то вообще не помнил среди государств. Интересно, может быть он из альтернативного мира, и Салаев проговорился?
— Вот видите! — я решил использовать новую информацию для своей версии, — вдруг вы мою сестру захотите продать в гарем какому-нибудь арабскому султану? Недаром я сюда приехал. Деньги вещь хорошая, но сестру терять не хочется.
— Паспорт есть? — неожиданно спросил светловолосый. Акцент у него, безусловно, был. Очень лёгкий, но акцент.
Я достал паспорт, показал. Светловолосый глянул и вернул.
— Хорошо, — сказал он, — парень прав. Нельзя девушке одной ходить по чужим квартирам. А почему ты её не взял с собой?
— Да я думал — все тут фуфло. Обман. Никогда не верил всяким лотереям. Думал, что если Ленку приведу и будет какая-то драка, то могут её задеть, поцарапать. Я-то выкручусь.
— Да, ты парень крепкий, — «представитель фирмы» кивнул. — Ты кем работаешь?
— Пока никем, — я решил не врать, чтобы не засыпаться. — Из армии недавно пришёл, ничего хорошего не найду.
— Прекрасно, — мой собеседник закинул руки за голову, расслабленно положил ногу на ногу. — Я беру тебя на работу. Нам нужны охранники. Будешь присматривать за своей сестрой. Матери скажи, что вы сегодня ночью поедите в Москву. Надолго. Билеты за наш счёт. Закажем вам номера в гостинице. Давай, жду.
Я вышел из квартиры, произнося мысленно миллион проклятий. Если бы у нас была настоящая девушка с фото! Если бы… Тогда, вместе с ней я, возможно, попал бы в другой «ненормальный мир».
«Черта с два, — сказал я самому себе, — на кой ты нужен в другом мире, да ещё защищающим интересы сестры. Этот Бахтияр, увидев сестру и убедившись, что она подходит, убрал бы тебя, даже глазом не моргнув. И никто бы искать не стал. Сказано ведь: уехали в Москву надолго.» Предупредив охрану, я сбежал по лестнице в Бирку и сразу же — в Хеврон. Пять солдат стали натягивать маски. Дали такую же и мне. Я попросил очки ночного видения, но запасной пары не нашлось, и Моше заметил, что мне они вообще ни к чему. Я быстренько набросал на лист план квартиры.
Бирка, Санкт-Петербург, улица Бухарестская… Рому я отправил на улицу к двери подъезда. На всякий случай. Вдруг светловолосый сумеет проскочить мимо нас?
Солдаты закрепили на двери взрывчатку, натянули маски. И именно в этот момент на лестничную площадку вышла какая-то старушка из соседней квартиры. Каково ей было увидеть пятерых монстров-инопланетян?
Бабулька открыла рот для истошного визга, в руке одного из десантников сверкнул нож… Я сумел опередить всех и самым грубым образом зажал старушке рот рукой.
— Бабка, молчи! Мы из милиции. Бандитов арестовываем. Посиди дома десять минут и не высовывайся, — прошипел я ей в ухо. И довольно невежливо втолкнул старушку в квартиру.
Я нашёл распределительный щиток. Пробок там не было, только выключатели.
— Приготовились, — скомандовал я и нажал на все выключатели сразу.
Погас свет. Грохнул взрыв у дверей. Зашипели газовые гранаты. Застучали не очень громкие «усыпляющие» выстрелы. Ещё через несколько секунд солдаты рванулись в квартиру. Я отскочил назад и вместе с Юрой (на нём вообще не было маски) поднялся на несколько ступенек.
Вопреки моим ожиданиям ни одна дверь на верхней площадке не открылась. Родной вариант явно оскудел любопытствующими за четыре года.
Из квартиры раздалось несколько более громких выстрелов. Это означало, что кто-то все же нашёл в себе силы сопротивляться. Ещё через несколько секунд загрохотали выстрели на улице.
— Это Рами, — сказал Юра. — Кто-то выскочил.
— Кто выскочил? — изумился я. — Мимо нас никто не пробегал!
— Но это же се-узу…
— К чёрту се-узу! Он же не человек-невидимка.
Юра не ответил. А до меня, кажется, дошло, как се-узу Бахтияр мог оказаться на улице.
— Окно, — сказал я, — он вышел через окно. Он может спрыгнуть с седьмого этажа?
— Се-узу могут все.
Тут на лестничную площадку вылезли наши «инопланетяне», тащившие на себе тела пленников. Троих.
— Ушёл через окно. — Я даже не спросил — констатировал факт.
— Да, — пробубнил кто-то из-под маски. — У нас двое раненых, но все ходят.
Я подобрался поближе к пленникам. Все правильно, не хватало светловолосого.
Появился Рома-Рами, взбежавший по лестнице (очевидно, он решил не доверять лифту).
— Ушёл, — выдохнул он. — Только Бахтияр так мог.
— Как?
— Он прыгал. Из окна — вбок, на балкон нижнего этажа. Оттуда — наискосок, этажом ниже. Он прыгал — как летел. Я сначала стрелял, кажется даже ранил.
— А потом?
— Потом… убрался, иначе бы он меня просто убил. Скажи, что, тебе было бы легче, если бы он меня убил?
В чём-то Рома был прав, но этот их панический страх перед се-узу по-настоящему начал меня раздражать.
Я посмотрел на лифт. Грузоподъёмность — шесть человек. Не стоит рисковать. Интересно, где бы мы застряли в случае перегрузки: между этажами или между вариантами?
— Взяли пленных! — скомандовал я. — Всем построиться, как обычно! Держитесь друг за друга крепче и чтобы не спотыкались!
12. Похитители и похищенные.
Моше провёл меня в кабинет, где на стуле сидел один из захваченных арабов.
— Знакомься, — сказал опекун, — Халед Шараф. Требует адвоката и утверждает, что он гражданин Израиля.
— Да, — по-русски подтвердил араб, — я гражданин Израиля. Они забрали мой паспорт.
— Самое смешное, — Моше развёл руками, — что про паспорт он не врёт. По этому паспорту он — действительно гражданин Израиля. Но как это может быть?
— Что? — не понял я.
— Как араб может быть гражданином Израиля?
— А почему нет? — удивился я. Хотя, честно говоря, как-то недосуг было спрашивать у Бориса о гражданских правах арабов.
Тут наш пленник вмешался в разговор. По-моему — на отличном иврите. Моше перевёл на испанский.