Трансформация

Она полностью зависит от соглашения. Если достаточно большое число людей согласятся, что мир плоский – бац! – у нас есть реальный плоский мир. Если физики соглашаются, что атом – это мельчайшая частица материи, атом становится реально мельчайшей частицей материи. Конечно, когда они потом соглашаются, что мельчайшая частица материи электрон, реальность меняется. И конечно, через некоторое время они согласятся, что мельчайшая частица – это не электрон, а… позитрон или кусок антиматерии, или чтонибудь еще. Зависит от того, будут они соглашаться в будний день или в выходной.

– Вы турки! – кричит на нас Мишель. – Из маленького затруднения получилась гигантская проблема. То, что все называют реальным, в действительности – иллюзия. А то, что все называют нереальным, в действительности – самая реальная вещь, какую мы знаем. То, что мы обозначили на доске как «реальность» – это «нереальность», а то, что обозначили как «нереальность» – это «реальность».

Мишель смотрит на нас, затем подходит к доске, перечеркивает слово «реальность» и пишет над ним «нереальность», перечеркивает слово «нереальность» и пишет «реальность». Затем снова выходит на край платформы.

– Однако я хочу вас предостеречь, – громко продолжает он, – не выносите этого из зала… не то вас лишат права голоса. Если вы начнете говорить людям, что физики тратят свое время на игру с иллюзиями, вас посадят под замок. Физикам, конечно, все равно, они знают, что их профессия основана на интеллектуальной игре с договорными нереальностями, но остальные лишат вас права голоса.

И попробуйте сказать людям, что единственная реальная вещь – это ваше переживание. Большая радость.

Когда мы говорим о нереальной физической вселенной, мы должны называть ее кодовым словом «реальность». А когда говорим о нашем реальном переживании тренинга, нам приходится называть его «нереальностью». Действительно, с точки зрения общества, «реальный» тренинг это что-то, что можно измерить, записать, с чем можно согласиться… – Мишель смотрит с сардонической ухмылкой. Он садится на стул. – Да, Генриэтта?

– Ты хочешь сказать, что физическая вселенная нереальна?

– То, что мы называем физической вселенной, полностью базируется на соглашении. Атом, например, – это просто соглашение между физиками. Сейчас физики договариваются о существовании все большего числа частиц, которых они не видели. «Хорошо, Чарли, – говорит один физик другому, – что-то должно вызывать этот феномен. Давай назовем это позитроном и посмотрим, какие у него могут быть свойства». – «Ладно, Бэлли, говорит Чарли, – давай только назовем какую-нибудь другую частицу чарлитроном». Иногда физикам удобно считать, что свет это – волны, иногда – что движущиеся частицы. Их не интересует, что такое свет на самом деле.

Они знают, что им никогда этого не узнать, потому что свет реально не может быть ничем, кроме их переживания. Они знают, что оперируют в мире нереальности, в котором свет не может быть ничем иным, кроме того, на что они согласятся. И ничем другим… Да, Генриэтта, физическая вселенная нереальна, но только никому этого не говори, не то тебя лишат права голоса.

Генриэтта, нервничая, стоит с микрофоном. В зале раздается смех.

– Но если мы попадем под автобус, то он нас задавит. Ты сам говорил, что задавит.

(Смех.)

– Правильно, – отвечает Мишель, – вне всяких сомнений, нереальная физическая вселенная материальна, она может убить. Настоящая реальность – это наше переживание. Но ты лучше поверь соглашению о том, что надвигающийся на тебя автобус материален, чем бы он ни был в переживании других людей. «Автобус» – это соглашение, он нереален, и он может убить. Поняла?

– Я думаю, да, – говорит Генриэтта, садясь.

(Смех.)

– Да, Элания, встань.

– Все это очень интересно, но я не понимаю, как это отвечает на вопрос: «Кто это сделал?» Ты обещал ответить на этот вопрос.

– Совершенно верно, мы все еще не выяснили, кто это сделал. Однако теперь, когда мы знаем, что реально, а что нереально, нам будет несколько легче, чем если бы мы оперировали в мире иллюзий, мире эффекта, эффекта, эффекта… Ответ настолько прост, что мне даже неловко его произносить. Реально переживание, верно?

– Да.

– Хорошо. Кто является причиной, или источником, твоего переживания?

Элания стоит с достоинством, но не отвечает секунд десять.

– Ну… – неуверенно начинает она, – причиной одних моих переживаний являются одни люди или вещи, а других – другие.

– НЕТ! ВСЕ ТВОИ ПЕРЕЖИВАНИЯ ИМЕЮТ ОДИН И ТОЛЬКО ОДИН ИСТОЧНИК.

– Один источник? – робко спрашивает Элания.

– Один источник, – мягко отвечает тренер, игнорируя дюжину поднятых рук. – Кто или что является источником всех твоих переживаний?

– Ну… я, – тихо говорит Элания.

– Да, ты! – кричит Мишель. – Не твоя мама, не твой муж, не я, не твой эдипов комплекс, а ты!

– Но я не являюсь источником всего, что я переживаю. Когда меня сбивает автобус, он тоже отчасти является причиной моего переживания.

– Автобус – это соглашение. Ты должна согласиться, что этот сгусток вещества является автобусом, до того как ты переживешь удар.

– Соглашусь я, что это автобус или нет, меня все равно убьет.

– Тебя, конечно, убьет. Но твое переживание будет определяться твоими соглашениями о нереальной физической вселенной. Ты являешься источником этих соглашений и всех последующих переживаний.

– Это кажется несколько абстрактным, – говорит Элания, садясь под легкие аплодисменты.

– КОНЕЧНО, ЭТО КАЖЕТСЯ АБСТРАКТНЫМ! Вы не хотите признать, что вы отвечаете за все cвои переживания. Если бы вы это сделали, вам пришлось бы оставить все свои игры, тотально зависящие от ваших претензий на то, что другие люди виноваты в том, что с вами происходит.

Если реальноствлуществует только по соглашению, каждый из вас отвечает за свою «реальность». Каждый создает свои собственные переживания. Вы не можете назвать ничего, за что вы не несли бы ответственность.

Кирстен? Возьми микрофон.

Кирстен с раздражением берет микрофон и быстро говорит:

– Ты, кажется, хочешь сказать, что острые боли в руках и плечах от моего наследственного артрита – это моя вина.

– Мы говорим не о вине, мы говорим об ответственности.

– Я не собираюсь брать на себя ответственность за жжение в руках. У моей матери то же самое. Это наследственное.

– Это твое переживание, это ты чувствуешь эту жгучую боль, правильно?

– Да, – она смотрит прямо на тренера, она явно озадачена.

– Кто является источником этого переживания боли?

Кирстен в недоумении смотрит на тренера и молчит, – Я? – спрашивает она и кладет руку на грудь. – Ты имеешь в виду меня?

– Ты источник своего артрита, ты источник переживания этого жжения в руках. Никто тебе его не давал.

Никто не может пережить его за тебя. Нет никого ни здесь, ни в другом месте, кто был бы источником жжения в твоей левой руке. Ты слушаешь, Кирстен? Это ты! Ты отвечаешь! Ты источник и причина своей боли, – говорит тренер и поворачивается к аудитории.

– Это касается и всех остальных артритов, язв, гипертоний, простуд, головных болей и прочих недомоганий. Все это – ваше. Вы – источник ваших переживаний. Когда вы начинаете это понимать и принимать ответственность за все свои переживания, ваша жизнь начинает работать.

Вы думаете (он изображает пальцами кавычки), что вы таковы, каковы вы есть, из-за того, что отец или мать сделали вас такими. Или муж, жена, босс, или кто угодно еще, кого вы обвиняете в том, что ваша жизнь не работает. Но это все – эффект, эффект, эффект. У МЕНЯ ЕСТЬ ДЛЯ ВАС НОВОСТИ! Если твоя жизнь не работает, угадай, кто это сделал? Кто угадал?

Тренер делает паузу и смотрит через плечо на затерроризированную аудиторию.

– Правильно, это вы, – добавляет он.

В тишине поднимается рука. Встает молодой человек с густыми черными волосами, в очках с толстыми линзами. Его зовут Клифф.

– Хорошо, а как насчет Бога?! – со злостью и раздражением спрашивает он.

– Что это значит – «а как насчет Бога?» Причем Он здесь, черт подери? Что ты знаешь о Боге? Вы все? Кто это – Бог? Мне не нужно ваше религиозное говно. Ты хочешь сказать, что Бог это сделал?

– Я хочу сказать, – раздраженно продолжает черноволосый, – что вполне может быть, что наши жизни написаны и запланированы для нас. То, что случается с нами в этой жизни – карма наших прошлых жизней. Случайностей нет. Все предопределено.

– Как телепередача, да?

Мишель стоит теперь рядом с Клиффом.

– Слушай, Клифф, что ты знаешь о Боге? Готов поспорить, что ты не узнаешь Бога, если Он наступит тебе на ногу. Единственная реальная вещь в твоей жизни – это твое переживание. Вне его либо темнота, либо иллюзорная сфера верований и правдоподобности. Ты ничего не знаешь о Боге.

– Я знаю, что Бог существует. Я прочувствовал это.

Я пережил это, как вы тут говорите.

– Хм, ты пережил Это. Опиши нам свое переживание Бога, Клифф.

Клифф минуту думает, потом говорит:

– Ты явно меня провоцируешь. Ну ладно, я расскажу. Занимаясь медитацией, я переживал моменты экстаза и единства со всей Вселенной. Если с тобой такого не было, тебе не понять, о чем я говорю.

– Я оценил твое переживание, Клифф. Для меня это не проблема. Какие выводы ты извлек из своего переживания?

– Бог существует, – отвечает Клифф. – Он всемогущий и всезнающий. Наши жизни могут быть предопределены.

– Удивительно, – говорит тренер, поворачиваясь ко всем. – Жопы, вы видите, что делает Клифф? Он берет явно ценное переживание и приклеивает к нему совершенно постороннее верование. Вот что я тебе скажу, Клифф, – продолжает он, снова обращаясь к Клиффу, – ты прячешься в веру. Твоя жизнь не работает, а ты чувствуешь себя правым, веря, что Бог это сделал. Когда ты перестанешь обвинять Бога?

– Я не обвиняю Бога! Все, что я хочу сказать, это то, что какое бы направление, хорошее или плохое, ни приняла наша жизнь, это может быть уже заранее решено. Я никого не обвиняю!

– Тебя так заебали, что ты даже не понимаешь, что то, что ты говоришь, значит: если моя жизнь не работает, то это потому, что Бог так предопределил. И ты опускаешь руки, садишься, жалуешься, скулишь и ждешь магического момента объединения со Вселенной, когда ты сможешь забыть о том, что происходит сейчас. Поэтому ты выключаешь свои переживания!

Ну и ладно. Есть много других зомби, которые составят тебе компанию. А у меня есть еще новости.

Мишель терроризирует нас как учитель, и мы ждем экзамена.

– Каждый раз, когда вы выключаете свое переживание и не берете на себя ответственности за него, вы при носите в жертву свою сущность. Вы также обрекаете себя на повторения. Вы застреваете на воспроизведении своей дряни.

Клифф, который уже сел, снова хочет что-то сказать.

– У меня создается впечатление, – говорит он, – что, что бы мы ни сказали, мы не сможем победить, – он снова садится.

– Это верно. Мне не для того платят, чтобы я проигрывал. Скажу еще. Что бы вы ни говорили сейчас, я выиграю, но в конечном счете вы не сможете проиграть.

Да, Кирстен?

– Мне нужен пакет и платок.

Ассистент спокойно подает ей все необходимое.

Кирстен нервничает, но ее не рвет.

– Хорошо, – говорит тренер. – Барбара?

– Мне очень жаль, – говорит Барбара, крупная, привлекательно одетая женщина лет под тридцать, – я все время следила за тобой, но я нахожу идею тотальной ответственности нелепой. Две недели назад, пока я была на работе, мою квартиру взломали, и я лишилась новой стереосистемы, телевизора и кое-какой одежды. Уверяю тебя, я не была причиной ограбления своей квартиры.

– Конечно, была, – говорит тренер, направляясь к своему термосу.

– Но я не грабила свою квартиру.

– А кто грабил?

– Я не знаю вора! – раздраженно отвечает Барбара.

– Кто заставляет тебя думать, что твою квартиру ограбили?

– Я пришла домой, а моей стереосистемы нет!

– Может быть, я ее одолжил.

(Смех.)

– Мою квартиру ограбили, и я не несу за это ответственности.

– Ты говоришь мне, что ты пережила ограбление своей квартиры, и я говорю тебе, что ты создала это переживание.

– Но я не создавала. Я поставила дополнительные замки, я говорила сторожу…

– Ты берешь на себя ответственность за покупку стереосистемы?

– Да.

– Ты берешь на себя ответственность за покупку телевизора и дорогой одежды?

– Конечно, но я их не крала.

– Ты берешь на себя ответственность за наем этой

квартиры?

– Да.

– Ты берешь на себя ответственность за наем на работу, из-за которой весь день в квартире никого нет?

– Что из этого?

– Берешь?

– Да.

– Ты берешь на себя ответственность за то, что не завела друзей, которые могли бы все время находиться в квартире?

– Может быть, но…

– Когда ты пришла домой и обнаружила, что из твоей квартиры исчезли вещи, чья это была идея, что тебя ограбили?

– Моя идея.

– Именно.

– Проклятье, – раздраженно говорит Барбара, – что «именно»?!

– Именно ты создала идею, что тебя ограбили.

– Но я не была причиной ограбления.

– Не было бы никакого ограбления, если бы ты не создала его. Если твою стереосистему украли, то сделала это ты.

– Ты спятил!

– В этом весь ЭСТ, – беспечно говорит Мишель, делает шаг к Барбаре и кричит: – СОЙДИ С УМА, БАРБАРА!

Ты думаешь штампами и ПОЗВОЛЯЕШЬ ДРУГИМ ЛЮДЯМ диктовать реальность, тогда как ты создаешь ее сама!

– Не кричи, – нервно говорит она.

– Я кричу, когда я кричу, Барбара, а когда я не кричу, я не кричу, – спокойно отвечает он. – Ты создала ограбление. Кажется абсурдным, верно?

– Да.

– Барбара ограбила собственную квартиру. Кажется абсурдным, а, жопы?

(Нервный смех, несколько «Да» и «Полный абсурд!»)

– Прекрасно, – говорит Мишель и продолжает тихим серьезным голосом: – Жил однажды старый учитель Дзэн по имени Ноноко. Он жил один в лесной хижине.

Однажды ночью, когда Ноноко медитировал, сильный незнакомец вошел в дверь его хижины, и, размахивая мечом, потребовал от Ноноко денег. Ноноко, продолжая считать свои вдохи и выдохи, сказал незнакомцу: «Все мои деньги на полке за книгами. Возьми, сколько тебе нужно, но оставь десять иен. Мне нужно на этой неделе вернуть долг». Незнакомец подошел к полке и взял все деньги, оставив десять иен. Он также взял с полки красивую вазу.

«Будь осторожен с вазой, – сказал Ноноко, – ее легко разбить». Незнакомец оглядел маленькую пустую комнату и собрался уходить. «Ты забыл сказать „спасибо“», – произнес Ноноко. Незнакомец сказал «спасибо» и ушел.

На следующий день в деревне был переполох. Полдюжины людей рассказывали, что их ограбили. Когда приятель Ноноко заметил пропажу вазы, он спросил у него, не стал ли и он также жертвой вора. «А, нет, – ответил Ноноко, – я одолжил вазу и немного денег незнакомцу. Незнакомец сказал „спасибо“ и ушел. Он был очень мил, но небрежен с мечом».

(Тишина.)

– Ноноко выбрал не считать свою квартиру ограбленной, – комментирует Мишель через некоторое время.

(Тишина.)

– Суфии рассказывают другую историю на ту же тему, – спокойно продолжает Мишель. – Богатый мусульманин пришел в мечеть прямо из гостей и, конечно, должен был снять свои очень дорогие туфли и оставить их у входа в мечеть. Когда он вышел после молитвы, туфель не было.

«Как мог я быть таким неосмотрительным, – сказал он другу, – как глупо я сделал, что пришел в мечеть в таких дорогих туфлях. Я стал причиной того, что какой-то бедняк взял их и решил, что украл. Я бы охотно отдал их ему, а вместо этого я отвечаю за создание вора».

(Тишина.)

Кто-то кашляет.

(Тишина.)

– Кто ограбил твою квартиру, Барбара? – спрашивает Мишель.

(Тишина.)

– Я не оставляла свою стереосистему у входа в мечеть, – говорит она наконец.

(Смех.)

– Нет, ты не оставляла.

(Тишина.)

– Но я вижу, что ты имеешь в виду.

– Что я имею в виду, Барбара?

Барбара хмурится в серьезной концентрации.

– Я купила кое-какие дорогие вещи, – говорит она, – а однажды… дорогие вещи исчезли… вот и все. Спасибо, Мишель, – заключает она и садится.

(Долгие аплодисменты.)

– Вы впоследствии можете удивиться, почему, когда выпускники ЭСТа аплодируют тренеру или лидеру семинара, он или она аплодирует им. Но это просто.

Тренер знает, что вы и только вы создаете тренера в своей вселенной, и если он потом вам нравится, то это ваше создание, и вы заслуживаете доверия. Но если вы, жопы, переживаете меня, как высокомерного фашистского мерзавца (смех), угадайте, кто создал меня?..

Именно…

(Смех и аплодисменты.)

* * *

– Каждый из вас является единственным источником своих переживаний и, таким образом, НЕСЕТ ТОТАЛЬНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ВСЕ СВОИ ПЕРЕЖИВАНИЯ.

Когда вы это поймете, вы отбросите девяносто процентов говна, управляющего вашей жизнью. Да, Хэнк?

– Слушай, – говорит дородный Хэнк. Он чрезвычайно рассержен. – Я согласен, что я отвечаю за все, что я делаю. Это ясно. Но когда меня грабят, я не собираюсь брать ответственность за то, что меня ограбили.

– Кто является источником твоего переживания, Хэнк?

– В этом случае грабитель.

– Грабитель может забрать твой ум?

– Мой ум и мой бумажник.

(Смех.)

– Ты берешь ответственность за то, что вылез в то утро из постели?

– Конечно.

– За то, что вышел на улицу?

– Да.

– За то, что увидел человека с пистолетом?

– За то, что увидел?

– Да, за то, что увидел грабителя.

– Ответственность за то, что увидел его?

– Да.

– Ну хорошо, – говорит Хэнк, – я его, конечно, увидел.

– Если бы у тебя в тот момент не было бы глаз, ушей, носа и кожных ощущений, ты не пережил бы этого грабителя, не так ли?

– Мой бумажник пережил бы!

– Если бы у тебя не было чувств, ты бы никогда не узнал, что твой бумажник пропал. Ты понимаешь, что ты несешь ответственность за то, что увидел человека с реальным пистолетом, который требовал денег?

– Хорошо, я понял.

– Ты берешь ответственность за то, что был в этот час на улице и имел деньги, которые можно было украсть?

– Ладно, я понял.

– За то, что выбрал не рисковать жизнью, сопротивляясь этому человеку, и выбрал отдать свой бумажник?

– Когда парень с пистолетом требует отдать деньги, выбора нет.

– Выбрал ли ты быть в то время на том месте?

– Да, но я не выбирал встречу с этим парнем.

– Ты его видел, верно?

– Конечно.

– Ты ведь берешь ответственность за то, что видел его?

– Да, за то, что видел его.

– Теперь пойми:

ВСЕ, ЧТО ТЫ ПЕРЕЖИВАЕШЬ, НЕ СУЩЕСТВУЕТ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ТЫ ЭТОГО НЕ ПЕРЕЖИВАЕШЬ.

– Этот грабитель все еще жив.

– В тот день рядом с тобой было существо с Марса.

Существа с Марса слышат только ультразвук и видят свет только очень высокой частоты. Других чувств у них нет.

После ограбления он, вероятно, сказал бы тебе: «Слушай, ты заметил, какую страшную радиацию испускал этот пузырь?»

(Смех.)

– Все, что переживает живое существо, создается исключительно этим существом. Оно является единственным источником этого переживания.

– Но что-то должно быть снаружи!

– Есть такая теория, что снаружи находятся стиму лы, – ласково говорит Мишель, – миллиарды каждую миллисекунду. Но то, как ты их переживаешь, – это твой вклад во Вселенную.

– Но я не выбирал быть ограбленным.

– Никто за тебя не выбирал. Ты и только ты создаешь способ, которым ты переживаешь вещи.

– Хм…

– Выбрал ли ты, видя приближающегося человека, одолжить ему сотню долларов?

– Нет!

– ПРОСНИСЬ, ХЭНК!

– Я не понимаю.

– В Нью-Йорке в тот день было восемь миллионов человек. Двадцать из них, возможно, были ограблены. Все остальные 7 999 980 человек ухитрились этого избежать.

Ты ухитрился быть ограбленным.

– Хм…

– Спасибо.

(Аплодисменты.)

– Фрэд. Возьми микрофон.

– У моей жены рак. Я переживаю ее рак. Я несу за это ответственность?

– Да, Фрэд.

– Это говно! Как я могу отвечать за рак у моей жены?

– Ты несешь ответственность за создание переживания определенного поведения своей жены, которое ты называешь, по соглашению с другими, болезнью под названием рак.

– Но не я вызвал рак.

– Слушай, Фрэд, я понимаю, что то, что я говорю, плохо вяжется с твоей системой верований. Ты сорок лет усердно трудился над созданием своей системы верований, и я понимаю, что сейчас твой ум открыт настолько, ласколько он вообще может быть открыт. Сорок лет ты верил, что вещи случаются вовне, а ты, пассивный, невинный, посторонний являешьсяЖЕРТВОЙ-автомобилей, автобусов, биржевых кризисов, невротичных друзей, рака.

Я понимаю. Каждый в этом зале жил в той же системе верований.

Я – НЕВИНОВЕН, ВНЕШНЯЯ РЕАЛЬНОСТЬ – ВИНОВНА.

НО ЭТА СИСТЕМА ВЕРОВАНИЙ НЕ РАБОТАЕТ!

ЭТО ОДНА ИЗ ПРИЧИН, ПО КОТОРОЙ НЕ РАБОТАЕТ ВАША ЖИЗНЬ!

Реальность – это твое переживание, и ты являешься единственным творцом своего переживания. Марсия?

Спасибо, Фрэд (аплодисменты).

Возьми микрофон, Марсия.

– Мне очень жаль, но я думаю, что ты играешь словами. При нормальном использовании слов, если у человека жена заболевает раком, ее рак имеет какую-то причину, и это явно не Фрэд.

– Я это признаю.

– И большинство людей сочтут бессмысленным сказать, что Фрэд создает рак у своей жены.

– Я понимаю. Верно, что с женой Фрэда произошли определенные физические перемены, которые, как мы знаем, создал не Фред, и которые сегодня называются раком.

Но понимаешь ли ты, что реальность Фрэда, переживание Фрэдом рака жены, может существенно отличаться от чьей-то еще. Некоторые люди могут радостно умирать от рака, да-да, радостно переживать рак, хотя большинство и не могут. И если ты, Марсия, переживаешь рак жены Фрэда, как тяжелую, ужасную вещь, ты должна знать, что это ты создаешь ее такой, это ты создаешь этот частный случай рака в своем переживании.

(Тишина.)

– Ага, – говорит Марсия наконец, – я начинаю понимать, к чему ты клонишь.

– Предположим, племя индейцев встречает человека, который ходит, распевая и заявляя, что разговаривает с Богом. Они принимают его за святого и отпускают.

Мы же называем его шизофреником и сажаем под замок.

МЫ СОЗДАЕМ шизофреника. Ирокезы создают святого.

Кто-нибудь еще может создать мессию. Кто бы что ни создал в своем переживании, он несет за это ответственность.

– Я начинаю понимать, – говорит Марсия, – но, пожет, есть какие-то вещи, пространство, время, атомы или, скажем, различия между мужчиной и женщиной, которые реальны, одинаковы для всех?

– Конечно, они реальны, но ярлыки и переживания этих реальностей будут всегда различны. Ты не сможешь назвать ни одного аспекта пространства, времени или различия между мужчиной и женщиной, которые люди переживали бы одинаково, даже люди в этом зале.

– Я смогу, но мне неловко сказать.

(Смех.)

– Скажи.

– Ну хорошо… У мужчины есть член, а у женщины нет.

– Все с этим согласны?

(Три или четыре «нет».)

– Что еще?

– О, – говорит Марсия, – они видели таких мужчин, каких я не видела.

– Ты права, будь ты проклята, они видели. КАЖДЫЙ ЕБАНЫЙ МУЖЧИНА, КОТОРОГО ОНИ ВИДЕЛИ, АБСОЛЮТНО ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ЛЮБОГО МУЖЧИНЫ, КОТОРОГО ВИДЕЛА ТЫ.

(Тишина.)

– Я понимаю, – неуверенно продолжает Марсия, но ты на платформе, а я нет. Все с этим согласятся.

– Да ну? – удивляется Мишель. – Все согласны, что я на платформе?

Несколько человек энергично кричат «нет».

– Где я, Марсия? – спрашивает тренер. Он делает шаг к Марсии и внимательно смотрит на нее.

– На платформе, – отвечает она, нахмурившись.

– Где я, Марсия? – снова спрашивает он.

Марсия в смущении смотрит на тренера. Она глядит по сторонам, ища помощи.

– Ты на платформе.

– Посмотри на свое переживание, Марсия, там ли я?

– Да, так, как я это вижу, ты на платформе.

– А, так ты это видишь? – говорит Мишель. – Ага.

Где же я, Марсия?

– Я… в моем переживании? – спрашивает она, глядя на него.

– Да! И если я в твоем переживании, то кто меня создал?

– Я.

– Как тебе не стыдно!

(Смех.)

– Да! Ты создаешь меня. Ты создаешь меня каждую секунду, когда ты выбираешь создать меня в своем переживании. Теперь, Марсия, берешь ли ты на себя ответственность за выбор создать меня и позволить мне быть на этой платформе, а тебе быть здесь, в зале, а не на платформе?

– …Да.

– Берешь ли ты на себя ответственность за создание рака у жены Фрэда?

(Молчание)

– Да.

– Спасибо.

(Аплодисменты.)

– Дэвид?

– Ты по-прежнему играешь словами, – решительно заявляет Дэвид. – Марсия может взять на себя ответственность, но готов поспорить, что она не собирается оплачивать больничные счета.

– Я согласен.

– Есть разница между принятием ответственности за создание своей злости или страха – это я понимаю и согласен, что это важно, – и принятием ответственности за создание солдат во Вьетнаме или рака у чьей-то жены.

– Ты прав, Дэвид, так оно и есть.

– Это не то же самое, – говорит Дэвид, удивленный согласием.

– Это не то же самое, Дэвид. Страх – это страх, а чей-то рак – это чей-то рак. Для некоторых людей чей-то рак страшнее собственного страха. Для тебя важен твой страх, а рак жены Фрэда – нет. Я понял. Я понял, что некоторые вещи, которые ты создаешь, ты создаешь как чрезвычайно важные для себя, а другие – как тривиальные или незначительные. Все, что я говорю, – ты, конечно, не обязан мне верить, – это то, что ты создаешь и то, и другое.

– Я подумаю об этом, – говорит Дэвид, нахмурившись.

(Аплодисменты.)

– Робби?

– Ты путаешься, Мишель, – говорит молодой негр Робби, – с одной стороны, ты повторяешь, чтобы мы не верили тому, что ты говоришь, с другой – ты очень громко и авторитарно провозглашаешь идеи, в которые, если мы согласимся, мы должны поверить.

– НЕТ! ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ в них верить. Вы не должны с ними соглашаться. Я только прошу вас ИССЛЕДОВАТЬ СВОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ и посмотреть, не переживаете ли вы РАБОТОСПОСОБНОСТЬ определенных точек зрения, развитых Вернером. Если вы не можете с этими положениями пережить свою реальность, то вера в них не будет улучшением, какую бы систему верований вы ни имели сейчас. ВЕРОВАНИЯ НЕ РАБОТАЮТ!

– Послушай, – говорит Робби, – я работаю в электронной фирме, и мой босс – стопроцентный болван. Кто бы что ни делал, ему ничего не нравится. Как я могу за него отвечать?

– Ты думаешь, что твой босс идиот?

– Я знаю, что мой босс – идиот, – улыбаясь отвечает Робби.

– Сколько других турок застряло на боссах-идиотах? – спрашивает Мишель.

Поднимаются по крайней мере пятьдесят или шестьдесят рук.

(Нервный смех)

Мишель качает головой.

– Хотите знать, почему вещи не работают? Потому что вы не хотите, чтобы они работали! Если бы в вашей конторе вещи работали, ваш босс должен бы был заслуживать доверия, а вы знаете, что ваш босс – жопа и не заслуживает доверия. Будь вы прокляты, если станете хорошо работать в неправильном мире. Нет уж, сэр!

Вы все ебнутые. Ваш босс не работает, потому что знает, что его босс этого не заслуживает. Ты валяешь дурака из-за своего босса, и я удивляюсь, почему не работает эта жопа, твоя секретарша?

ЕСЛИ РАБОТА НЕ ДЕЛАЕТСЯ, ТО ВОЗЬМИ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ УВИДЕТЬ, ЧТО ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ СДЕЛАНА! Мне все равно, кто заслуживает доверия. Это тебе выгодно хорошо работать. И если ты начинаешь брать на себя ответственность за создание своего отвратительного босса – бац! – твой босс начиняет меняться!

Я расскажу вам одну историю. Я когда-то работал в отделе внешних сношений Корпорации Барроу. Мой босс никогда не улыбался и никогда не поощрял меня. На протяжении года я делал так мало, как только мог. Потом я прошел тренинг, и идея, что я создаю своего говенного босса, показалась мне нелепой. Тем не менее примерно через месяц я решил попробовать, только ради шутки, заставить работать весь отдел. Я вообразил, что это не Корпорация Барроу, а моя Корпорация – Корпорация Рида.

И я начал работать. Если кто-то не делал свою работу, ее делал я, причем иногда даже так, что этого никто не замечал. Я был вроде вредителя, который по ночам ремонтирует машины, вместо того чтобы их ломать.

И вы знаете, через три месяца и мой босс, и моя секретарша работали в два раза лучше. После этого мы с боссом три или четыре раза в неделю выпивали вместе.

Он по-прежнему не хвалил меня, особо не улыбался, но, послушайте – мы ведь начали работать.

– Но если я стану работать лучше, – говорит Робби после долгих колебаний, – это не сделает моего босса меньшим болваном.

– Может, и нет, – говорит Мишель, – но это сделает меньшим болваном тебя. Ты станешь получать больше сыра, а об этом мы и говорим.

– Да, я понимаю. Но ты говоришь, что мы должны – работать лучше, даже если нам не нравится система, в которой мы работаем?

– Вы ничего не должны. Мы просто пытаемся ответить на вопрос «Кто отвечает за твою хорошую работу?».

Этот твой босс?

– Нет.

– А кто?

– Я.

– Прекрасно. Я только хочу, чтобы вы увидели и пережили, что это вы переживаете своего босса как болвана, который ничего не понимает. Это вы отвечаете за свою работу. Не обвиняйте тупых, алчных и ленивых боссов. Это вы выбрали заниматься идиотизмом.