ГЛАВА 1

ПРОЗРЕНИЕ В СИБУЯ

Том Стандидж. Беспривязной Интернет [1]

Болшепальцевое племя

Если вы желаете испытать, что такое виртуальная реальность, не влезая в компьютер, отправляйтесь подземкой на станцию Сибуя и ступайте в направлении указателей «Хатико». Задержитесь у изваяния возле станции. Эта бронзовая статуя в честь верного пса стала излюбленным местом встреч в Токио. В 1920-е годы каждое утро Хатико провожала своего хозяина, профессора Уэно Эйсабуро, до этой станции и дожидалась его возвращения. Однажды, в 1925 году, Уэно так и не пришел сюда, поскольку скоропостижно скончался, однако его пес по-прежнему приходил на станцию до самой своей смерти в 1934 году. Ежегодно 7 марта у памятника устраивается праздник [2]. Подобно другим местам встречи, например под часами крупнейшего в мире нью-йоркского железнодорожного вокзала Grand Central, памятник Хатико стал для горожан своеобразной точкой отсчета — неким местом притяжения, по мнению социолога Томаса Шеллинга, составляющим неотъемлемую часть жизни любого города [3].

Сотни людей толкутся вокруг Хатико, то собираясь гурьбой, то рассеиваясь. Люди сходятся, упорядочиваются и приходят в движение. Во многом станция Сибуя напоминает афинскую агору или точку Шеллинга. Но толчея вокруг Хатико отличается от толп далекой древности тем, что действия некоторых людей невидимым образом согласовывают потоки передаваемых электронными средствами сообщений.

Внимание все большего числа людей у перекрестка Сибуя теперь оказывается одновременно прикованным к трем реальностям. Это физический мир, где пешеходы стараются разминуться друг с другом; искусственный, но вполне конкретный мир, — город с навязчивой коммерческой рекламой; и мир, описанный более тридцати лет назад Ги-Эрнстом Дебором как Общество спектакля [4]. Третья сфера, не уступающая неоновым вывескам мегаполиса по своему воздействию на общество, — это канал общения, где выпускаемые очереди скупых строчек соединяют людей здесь и сейчас.

Если повернуться спиной к Хатико и посмотреть на противоположенный тротуар, то в какой-то момент можно увидеть себя на одном из трех огромных телевизионных экранов, возвышающихся над перекрестком. Гигантские экраны с высоким разрешением, выражаясь языком виртуальной реальности, оказывают «погружающее» действие. Иначе говоря, находясь на перекрестке Сибуя, вы не только воспринимаете постоянно меняющееся аудиовизуальное окружение, но и как бы втягиваетесь внутрь его.

Пешеходный переход воздействует на структуру толпы. Каждый раз при включении зеленого света 1500 людей с восьми сторон устремляются к переходу, совершая сложный, совместный, импровизированный танец, который предотвращает столпотворение; люди сотрудничают со своими ближайшими соседями, двигаясь при этом в разных направлениях. Помимо длящихся какие-то мгновения переговоров по согласованию действий с движущимися незнакомцами, многие в этой толпе ведут одновременно разговоры с людьми, находящимися где-то еще.

Всякий технологический порядок (режим) включает тех, кто изобрел новое устройство, кто производит и продает его (а также акционеров и политиков, на которых влияют эти акционеры), и, наконец, тех, кто использует саму технологию зачастую совершенно неожиданным для изобретателей, продавцов или надзирающих лиц образом. У каждой из этих групп своя заинтересованность в данном устройстве и свое видение. Свои исследования я начал с разговора с антропологом, а затем встретился с одним из тех, кто вырабатывает стратегию «i-mode», необычайно полюбившуюся жителям Японии услугу беспроводного Интернета. Я также побеседовал с учеными, инженерами, торговцами, предпринимателями, журналистами и случайными прохожими.

Ко мне и двум студенткам последнего курса женского университета Сева, Кавамура Томоко и Камидэ Харуна, присоединился на улицах Токио мой приятель Джастин Холл, двадцатипятилетний американец, чья готовность общаться с незнакомцами подкреплялась элементарным знанием японского языка. На протяжении нескольких дней наша четверка привлекла десятки пользователей кэйтай (мобильников) к своему ненаучному, носящему ознакомительный характер уличному опросу. Мы начали с молодежи от четырнадцати до двадцати лет, а затем перешли к учащимся средних учебных заведений.

Небольшой бульвар Ла Форе возле станции Харадзюку представляет собой натянутую как струна аллею, облюбованную городской молодежью. Небольшое общественное место перед Ла Форе представляет собой неформальное средоточие культуры технофанов, пользователей мобильного текстинга, ищущих самовыражения. Одна из первых наших собеседниц держала свой кэйтай в заднем кармане брюк. (Я отметил в Токио изобилие на рубашках и штанах карманчиков, предназначенных для ношения кэйтай.) Волосы у нее торчали во все стороны и были утыканы покрытыми светящейся краской детскими заколками. На ней был галстук-бабочка. На протяжении десятилетий не одна мода, подобно эпидемиям, пронеслась над Харадзюку, прежде чем текстинг ускорил ход создания общественных сетей. Наша собеседница рассказала, что за день обменивается примерно восмидесятью текстовыми сообщениями, преимущественно со своими тремя лучшими подругами, иногда с парнями. Подобно многим ее знакомым, она в состоянии набрать сообщение пальцем не глядя.

Мы разговаривали с восемнадцатилетним парнем в пузырящихся лиловых штанах. Его волосы были растрепаны, но неподвижны — скорее всего, покрыты гелем. На нем были камуфляжная футболка и кепка бейсбольной команды «New York Yankees». Он посылал сообщения парням из своего круга, «но чаще своей подруге». Ежедневно он отправлял и получал несколько десятков таких сообщений. Иногда они с приятелями обменивались вызывными сигналами из поп-музыки для телефонов.

Некоторые девушки в школьной форме украшали свои кэйтай переливающимися разноцветными наклейками и надписями, сделанными лаком для ногтей. Фирменные этикетки, товарные знаки и эмблемы команд располагались на одежде подростков вперемешку, украшенные наклейками и нашивками, игрушками и амулетами.

Некоторые именуют токийских отправителей текстовых посланий оя-юби-дзоку — «большепальцевое племя». Японское информационное агентство Киодо Цусин поведало о случившейся летом 2001 года истории, высветившей неприглядную сторону электронного фанатизма: полиция задержала пять девочек-подростков, членов виртуальной мотоциклетной группы «Mad Wing Angels», образовавшейся вследствие обмена текстовыми сообщениями, куда входили даже те, у кого не было мотоциклов, а ее члены ни разу не собирались все вместе. Предводительница группы никогда не встречалась с четырьмя токийскими девушками, которым приказала избить пятую участницу их группы, попросившую разрешения уехать на учебу за границу [5]. Естественно, разошедшиеся в обществе волны текстинга охватили этнографически пеструю территорию. И мне страшно повезло иметь рядом с собой этнографа, занимавшегося исследованиями близкой тематики с самого начала, — наставницу Кавамуры и Камидэ, мою старую знакомую Ито Мидзуко.

Антрополог Ито Мидзуко занята изучением того, как токийская молодежь пользуется кэйтай. Выпускница Стэнфордского университета, адъюнкт-профессор токийского университета Кэйо исследует, «как создаются личность и место посредством и внутри инфраструктур цифровых информационных сред». Я знаком с ней десять лет; брат Ито, Дзоити, первым показал мне, как создать веб-узел, где-то в 1993 году, а супруг Ито, Скотт Фишер, работал в НАСА, когда я беседовал с ним в 1990 году [6]. Семья Ито-Фишер мне представляется токийским ответвлением живущего будущим племени.

Ко времени наших бесед с Ито, Кавамурой и Камидэ на кухне ее токийской квартиры в 2001 году она уже два года проводила опросы среди токийских подростков — очевидно, наиболее восприимчивых к технике культурных экспериментаторов на нашей планете. Ито считает, что мобильные телефоны вызвали изменение в отношениях между поколениями японцев, поскольку освободили молодежь от «засилья проводных линий связи, которые приходилось делить с членами семьи, создав пространство для личного общения и средство, которое расширяет возможности социальных действий». В Японии подведение к дому дополнительных телефонных линий стоит недешево, и подросткам не так накладно обзавестись мобильниками с собственными номерами.

«Домашнее пространство, — отметила Ито, — где властвуют родители, вмещает их в качестве ребенка, но не друга. Оно слишком мало, переполнено семейными интересами, чтобы быть местом для приватной встречи. Домашний телефон некогда служил родителям для надзора за отношениями их детей со сверстниками». Текстинг позволил молодежи вести разговоры, которые никто не прослушивает. Ито отметила, что подростки используют эту новую свободу общения для «создания строго определенного и при этом мобильного места встречи, открытого канала связи с тремя — пятью сверстниками».

Ито и Кавамура, ее помощница, беседовали с учащимися высших и средних учебных заведений, пытаясь понять, как кэйтай переделывает их восприятие места и времени. Поясняя, что за жизнью учащихся токийских высших учебных заведений строго следят семья и школа, Ито добавляет: «Обзаведение мобильным телефоном дает подросткам ранее недоступную степень приватности и право на общение; они создают для себя сетевое пространство, доступное отовсюду, где бы они ни находились».

Оснащенная кэйтай молодежь использует дорогу от учебного заведения до дома как собственное социальное пространство, чтобы не порывать связи с друзьями при переходе от дома к месту учебы, обсуждать покупки, собираться в закусочных или кафе в оговоренное время.

Кавамура и Камидэ согласны с Ито: хотя многие молодые японцы хранят в адресных книгах своих кэйтай более сотни адресов, большинство из них значительную часть своих посланий отправляют узкому кругу лиц из трех — пяти человек. Три исследовательницы также отметили, что многие из этих посланий представляют собой повторяемые на разный лад слова «думаю о тебе». Девушки, по их наблюдениям, то и дело прибегали к текстовым сообщениям, чтобы сказать «спокойной ночи», «доброе утро» или даже «мне скучно». Подобное исследование, еще не изданное к тому времени, когда Ито пришла к своим выводам, выявило схожие изменения в иерархии семейных отношений в странах с совершенно иной культурой и находящихся на другом конце света, а именно в Скандинавии [7].

Кавамура фиксировала обмен сообщениями группы из тридцати человек, собиравшихся на вечеринку в бар с караоке. «По мере приближения срока вечеринки частота сообщений возрастала. Но лишь четверо собрались вовремя в условленном месте», — поведала мне Кавамура. Однако десятки других поддерживали связь голосовыми и текстовыми сообщениями, пока добирались до бара. «Молодежь стала свободна в отношениях со временем и пространством. С телефоном на руках вы можете и опоздать», — добавила Кавамура. Камидэ, вторая студентка, подтвердила, что теперь не зазорно опаздывать: «Ныне зазорно забыть свой кэйтай или не подзарядить батарейки». Позже я обнаружил, что подобное «смягчение времени» свойственно и группе ровесников в Норвегии [8]. «Возможность принимать решения на месте позволила молодежи не подчинять свою жизнь жестко установленным временным рамкам, как привыкли поступать представители старшего поколения», — соглашается другой норвежский ученый [9].

Не произошло ли отделение понятия присутствия от физического местопребывания и переподчинения его общественной сети, вышедшей за пределы пространственной фиксации? Как полагает Ито, «пока люди участвуют в общении некой группы, другие члены группы воспринимают их присутствующими». В Норвегии Ричард Линг и Биргитта Иттри отметили, что пользователи мобильных телефонов той же самой возрастной группы «были по-прежнему доступны для своей общественной сети, даже участвуя в другом общественном событии» [10].

Операторы службы i-mode придерживаются мнения, что благодаря молодежной среде ускорилось распространение услуг мобильного Интернета среди японского общества (к весне 2001 года 90% учащихся токийских высших учебных заведений имели мобильный телефон. Распространение этого технического новшества своей скоростью и охватом превзошло темпы распространения ПК в Японии) [11]. Две немаловажные черты, отмеченные у подростков, были присущи и представляющим более обширный рынок сбыта предпринимателям и домохозяйкам: большинству из них не довелось пользоваться Интернетом через настольный ПК, а кэйтай представлялся модной новинкой. Представители этих групп обожали скачивать новые мелодии для своих мобильников или наведываться на узел службы i-mode, надеясь узнать, совместим ли с ними по знаку Зодиака парень, с которым они только что познакомились, — но никто из них не задумывался, что все это часть пользования Интернетом.

Хотя крупные международные производители наподобие Sony прислушиваются к молодым потребителям «первой волны» из Сибуя, продавая им их собственные «культурные подделки». Уличная молодежь уже вывела возможности технологий умных толп далеко за безопасные рамки, предлагавшиеся широко известными торговыми марками. Дмитрий Рагано поведал об этой тенденции в Сибуя через шесть месяцев после моего последнего пребывания там:

«Когда соотношение сил начнет складываться в пользу молодежи Сибуя, промышленные компании станут все больше зависеть от них. В Японии молодые люди начинают воротить нос от веб-узлов и приложений, официально поддерживаемых операторами мобильной связи, и уходят в подполье. Мрачным и поразительным примером данной тенденции может служить независимый узел Zavn.net, приобретший внушительную аудиторию и поддержку вне Сети без всякой раскрутки. Узел размешает у себя оригинальные романы о таком явлении японской жизни, как эндзё косай*, когда молоденькие девушки в крупных городах вроде Токио за деньги вступают в связь со служащими средних лет. Повествования на Zavn.net подаются в таком виде, чтобы их можно было читать на экране сотового телефона» [12].

Рагано утверждает, что одно кафе в Сибуя и один фильм появились вследствие этого подпольного явления, на что совершенно не рассчитывали создатели торговой марки.

Майкл Льюис ссылается на «нацеленную на ребенка модель экономического развития» в своей книге «Затем: будущее уже наступило» (Next: The Future Just Happened) при описании того, как наиболее быстро развивающиеся сферы все еще больной японской экономики зависят от ориентированных на подростков изделий и услуг, от МРЗ -проигрывателей и карманных кэйтай, до услуг i-mode мобильного Интернета [13]. Хотя сегодняшняя тридцатимиллионная армия подписчиков службы i-mode состоит из людей разного возраста, Мацунага Мари, светлая голова, запустившая эту необычную службу в солидной консалтинговой компании, имела в виду токийских подростков. Мне посоветовали встретиться с Нацуно Такэси, поднаторевшим в Интернете специалистом по маркетингу, которого Мацунага наняла для помощи в налаживании данной службы.

* Дословно: «свидания для помощи». Суть эндзё косай в следующем: школьницы 14-18 лет встречаются с мужчинами 40-60 лет и за каждую встречу получают от них несколько десятков тысяч иен (сотен долларов). Большинство встреч (хотя и не все!) заканчиваются интимными отношениями, что позволяет квалифицировать это явление как проституцию, то есть нарушение закона. Разумеется, сразу же были найдены формальные отговорки: девочки встречаются с «дядями» по любви, как со своими бойфрендами, а те «помогают» им финансово и исключительно по доброте душевной делают подарки, которые на карманные деньги не купишь. Когда возникло это явление, сказать трудно, — в самой Японии оно считается приметой девяностых. С тех пор оно привлекает пристальное внимание властей, педагогов и социологов. Белая книга полиции за 1996 г. сообщает, что в 1995 году 5481 японка 14-19 лет стала объектом «контроля» правоохранительных органов по делам, связанным с проституцией или «некорректным» сексуальным поведением (более подробно см. статью В. Молодякова «Японская молодежь накануне третьего тысячелетия» на узле http://www.japantoday. ru/znakjap/mstori/027_01.shtml).

i-mode превыше всего

Осенью 2001 года богато обставленная модернистская приемная компании NTT (Nippon Telegraph and Telephone Corporation), материнской компании DoCoMo, расположенная на двадцать седьмом этаже токийской башни в парке Санно, находилась в центре внимания делового мира, как это было в 1999 году с рестораном «Buck's» в калифорнийском городке Вудсайд, где заключали сделки по запуску интернет-компаний, или в 1989 году — со штаб-квартирой компании Sony. Бесшумные, облицованные мрамором лифты, вместимостью не уступающие приемным многих компаний, выпускали целые толпы предполагаемых подрядчиков и субподрядчиков в огромный вестибюль, откуда открывается вид на Токио. Секретари в розовой униформе направляли их к низким, квадратным, обтянутым черной кожей сиденьям.

Я отправился в башню парка Санно в поисках ответа на вопрос: почему этой компании удалось преуспеть, тогда как других постигла неудача? Телекоммуникационным гигантам Европы пришлось пережить обвал курса своих акций, в 1990-х годах их государственные долги составили 100 млрд долларов. Переносные аналоговые телефоны знаменовали собой первое поколение мобильной техники. Цифровые телефоны, открывшие путь услугам наподобие отправки текстовых сообщений через Интернет, явились представителями второго поколения. Казалось, что появление третьего поколения (3G), требовавшего покупки регулируемых государством лицензий на использование определенных полос радиочастотного спектра, откроет новую эру мобильного Интернета. Если Швеция и Финляндия разыгрывали лицензии на «конкурсах красоты» среди соискателей, то другие страны устраивали торги. Для оживления предпринимательства в области беспроводного Интернета некоторые европейские компании стали вкладывать невиданные средства в обеспечение своего права пользования частью выделенного для ЗG-телефонии радиочастотного спектра. Однако извлечение прибыли из этих прав оказалось делом непростым.

Первые испытания беспроводных сетей третьего поколения, способных передавать в режиме реального времени видеоданные на мобильные устройства, в Европе откладывались из-за борьбы занятых обеспечением связью отраслей промышленности за переход от наземных проводных сетей к беспроводным средствам. Шумиха, устроенная вокруг беспроводного Интернета, стала представляться столь же надуманной, как и ажиотаж вокруг деятельности интернет-компаний. На фоне неудач в подходе к организации беспроводного Интернета выделялось одно исключение. В то время как все телекоммуникационные компании после десяти лет роста спроса столкнулись с резким его падением, одна компания, запустив совершенно новый вид услуг, за два года приобрела 28 миллионов пользователей. Каждый потребитель платил ежемесячно 20 американских долларов за услуги i-mode — разновидности беспроводного Интернета, предложенной японским оператором компании DoCoMo. Я сидел в башне парка Санно на большом кожаном сиденье в окружении других счастливчиков, ожидая встречи с управляющим службы i-mode. DoCoMo запустила первую в мире удачную пробную версию 3G-связи за три недели до моего прихода сюда.

NTT, подобно AT amp;T и прочим телекоммуникационным компаниям мира, прежде была монополистом, и в ней всем распоряжались инженеры и чиновники. Большую часть XX века NTT торговала телефонными услугами, выдавала разрешения на средства связи через наушники и вынашивала замыслы о создании услуг, совершенно отличных от тональной (голосовой) телефонии. Менеджеры NTT поняли, что деятельность в сфере Интернета будет совершенно непохожей на то, чем занималось крупнейшее в мире телефонное предприятие с его двумястами тысячами служащих [14]. Когда технология телефонов-трубок и коммуникационных сетей достигла уровня, позволяющего NTT запустить службу беспроводного Интернета, нашелся в компании служащий по имени Эноки Кэйи-ти, догадавшийся пригласить туда чуждого производственной культуре NTT человека [15]. Он обратился к женщине, далекой от инженерного дела, не разбиравшейся в компьютерах и не пользовавшейся Интернетом.

Сорокадвухлетняя Мацунага Мари проработала в японской рекрутинговой компании Сёхэй двадцать лет. Она занималась продвижением на рынке новых журналов. Эноки посчитал, что незнание Мацунагой Интернета очень кстати, поскольку таргет-группу для новой услуги DoCoMo представляли как раз те, кто не пользовался Интернетом. NTT проведет техническую оценку, Мацунага же займется организацией сбыта. Эноки развеял ее сомнения, убедив взяться за дело.

Мацунаге требовался человек, знающий интернет-культуру лучше нее. Она пригласила способного и знающего, чем дышит молодежь, юношу, подрабатывавшего помощником редактора одного из журналов фирмы Сёхэй. В дальнейшем Нацуно Такэси окончил один из ведущих японских университетов, во время же учебы в Уортонской школе предпринимательства при Пенсильванском университете в начале 1990-х ему удалось познакомиться с интернет-культурой; тогда она как раз утверждалась среди ее первых приверженцев — учащихся американских колледжей. По возвращении в Японию Нацуно увидел, что первым в Японии потребителем Интернета как средства развлечения стала электронная торговля, и поступил на связанное с деятельностью Интернета коммерческое предприятие. «Работа в коммерческой фирме, — считает Мацунага, — позволила ему увидеть ограниченность предприятий, нацеленных исключительно на пользователей ПК. Число таких пользователей никогда не превышало 300 тысяч. Но если привлечь мобильные телефоны, то это означало бы миллионы потенциальных пользователей».

Нацуно составил для Мацунаги бизнес-план, где говорилось, что выдался уникальный случай соединить мобильную телефонию с поставляемой Интернетом информацией. «Недостаток мобильных телефонов и всех средств тональной связи, — писал Нацуно, — состоит в том, что они лежат бесполезным грузом, пока вы не знаете нужного телефонного номера. А вот передача данных через телефон позволит его владельцу выбрать ресторан или зарезервировать столик.