Алисдер притащил из чулана старую ванну, предварительно вытряхнув картошку, которую обычно хранили в ней, и принялся ее нещадно тереть. Эта ванна была одной из экстравагантностей, которые обожала его мать. Зачем ей понадобилась ванна, покрытая бронзой, он так и не узнал. Странные, фривольные покупки Луизы объединяло одно – они все были сделаны исключительно для ее личного удовольствия и удобства. Подсвечники из сандалового дерева для украшения покоев матери изготовили по ее заказу в Эдинбурге. Из Франции ящиками выписывалось виноградное вино для ее нарушенного пищеварения, никто из всей семьи не имел права прикасаться к нему. Из Германии она выписывала нежнейшее мыло для своей чувствительной кожи, которая грубела на воздухе Шотландии. Правда, ее экстравагантные приобретения не превышали доходов Тайнана. Ну а в 1845 году Луиза забрала все имеющиеся наличные деньги и уехала во Францию. Вспоминая прошедшие годы, Алисдер пришел к выводу, что, если бы мать осталась в Тайнане, она бы наверняка не вынесла трудностей нынешней жизни.
      Отмыв ванну, Алисдер с величайшим трудом затащил ее наверх по лестнице. Да и наполнить ее горячей водой оказалось не проще. Результат, однако, стоил потраченных усилий.
      Не обращая внимания на протесты Джудит, он через голову стянул с нее грязное платье, а затем и нижнее белье. Она, не переставая, возмущалась, но Алисдер словно не слышал.
      – Ты собираешься сварить меня, Алисдер? – проворчала она, когда он помог ей залезть в ванну.
      – Перестань, Джудит, вода не такая уж и горячая, – мягко успокоил ее Алисдер.
      – Это своего рода раскаяние, Маклеод?
      Он был поглощен созерцанием ее обнаженной фигуры. Не дождавшись ответа, она медленно уселась в воду и согнула в коленях ноги, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. Конечно, горячая вода очень приятна, но не собирается же она мыться у него на глазах! Если ему доставляет удовольствие ходить голышом, это еще не означает, что она так же бесстыдна.
      Алисдер дал ей полотняную салфетку, которой она стала мыть лицо, и поэтому не заметила, как он встал на колени позади нее с такой же салфеткой в руке.
      От первого прикосновения Джудит вздрогнула. Алисдер тер ей спину уверенно и твердо. Это совсем не было похоже на прикосновение его нежных губ.
      – У тебя болит спина в сырую погоду? – спросил Алисдер, видя, что мышцы ее спины напряжены.
      Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза, их разделяли всего несколько дюймов.
      – Иногда.
      – Ты не лечила эти рубцы?
      – Нет, – коротко ответила она. Алисдер подумал, что иногда она ведет себя чересчур по-английски, будто окутывает себя защитным коконом молчания. – Я должна была вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Если бы я хоть как-то проявила неудовольствие, мне стало бы только хуже.
      В глазах Алисдера промелькнуло выражение, которого она не поняла.
      – В Англии все ведут себя с женщинами подобным образом?
      – Не знаю, Маклеод. Уверяю тебя, я этим не хвасталась.
      – А твоя семья? Разве не могла поддержать тебя?
      – Не знаю, я им никогда ничего не рассказывала.
      – Ты настоящий стоик, – сказал Алисдер, намыливая салфетку. Он поднял волосы Джудит и принялся тереть ей плечи и шею.
      Как странно, он моет свою жену!
      Да, надо признать, Маклеод – человек необычный.
      Не в первый раз в жизни мужчина говорит с ней ласково и предлагает утешение. Но только Алисдер утешал ее, когда впервые увидел рубцы. Не в первый раз в жизни мужчина с нежностью гладит ее, но только Алисдер делает это, не требуя ничего взамен и вызывая у нее странные ощущения. Не в первый раз в жизни мужчина проявляет любопытство относительно ее прошлого. Но только Алисдер с самого начала их знакомства замучил ее вопросами.
      Всегда Алисдер, и только он.
      Джудит даже не заметила, что стала говорить о своих рубцах без слез на глазах, тоном, в котором хоть и слышались нотки прошлого страдания, но уже не было ужаса и боли, как несколько недель назад. А вот Алисдер это заметил. Она также не поняла, что, переведя разговор на прошлое, он искусно освобождает ее от смущения и стыда, которые Джудит испытывала из-за своей наготы.
      – Ничего стоического в этом не было, – отозвалась Джудит после непродолжительного молчания, вспоминая дни, наполненные жгучей ненавистью к Энтони и его брату.
      – А как же назвать это? – спросил Алисдер. – Ты не искала ни помощи, ни защиты…
      – У кого? У отца? Он отослал бы меня назад к мужу. У матери? Она такая же пешка, как и я. У сестер? Они бы меня и близко не подпустили.
      – Поэтому ты страдала молча.
      – Я не страдалица по характеру, – отозвалась она, и Алисдер улыбнулся, подумав, что Джудит права. – Тебе было легко убивать, Алисдер? – вдруг спросила она. От этого вопроса руки Алисдера замерли над ее круглыми плечами. – Ты ведь учился лечить людей. – Она повернула голову и пристально посмотрела на него. Ее прелестные синие глаза выражали тревогу, но у Алисдера возникло странное ощущение, что сейчас не стоит пытаться разгадывать, что скрыто в их глубине.
      – Нет, Джудит, это было очень нелегко. Но жить с памятью об этом еще труднее.
      Странно было слышать эти слова от человека, который жил так, словно выжимал каждый час досуха, смотрел на небо и видел облака и ширь горизонта, кивал головой, будто удовлетворенный работой Создателя. Она видела, как он наклоняется к цветку, растущему на краю каменистой тропы, восхищенный его красотой и живучестью. Она видела, как он делает это и многое другое, и это не походило на поведение человека, который хотел бы забыть о своих поступках.
      Какой была его жизнь в прошедшие два года? Как хотелось ей побольше узнать об Алисдере…
      Однако у Маклеода были свои планы. Оставаясь по-прежнему у нее за спиной, Алисдер выпустил салфетку, которая медленно опустилась на дно ванны, взял кусок мыла, провел им по ее плечам, спустился к груди.
      – По-моему, иногда стоическое терпение – лучший выход, – сказал он, переходя к соскам и потирая их мыльными пальцами. Он подхватил в ладони груди Джудит, ощутив их приятную упругость и тяжесть. – Но порой такое поведение не очень привлекательно.
      – Когда, например? – спросила она дрожащим голосом, опять изумляясь его необычности – касаться ее самых интимных мест и одновременно говорить так, будто они беседуют в гостиной за чашкой чаю.
      – Ты не заметила?
      Он наклонился к ней, она повернула голову и увидела нежную улыбку у него на губах и блеск озорных огоньков в глазах. Пальцы его скользнули вниз на бедра и ниже. Она опять попыталась избавиться от его рук, но они держали ее крепко и не желали отпускать.
      – Я уже чистая, Маклеод, – сказала она сквозь зубы, стараясь не думать о внезапно появившемся ощущении тепла там, где касались его пальцы.
      – Да? Ты хочешь, чтобы мы продолжили в другом месте?
      Он почти улыбнулся ее быстрому кивку. Она бросила на него гневный взгляд.
      «У Алисдера странная тяга к воде», – решила Джудит. Сейчас она старалась думать о чем угодно, только не о том, где находятся его руки. Но не думать об этом было нелегко. Лицо ее пылало, но, конечно, от горячей воды, а не от его ласковых ладоней. Его губы легко и нежно сжали мочку ее уха, потом медленно опустились на разгоряченную шею.
      Джудит закрыла глаза.
      Нет, она ни за что не прижмется к нему спиной, позволяя целовать свою шею… Нет, она не будет гладить его внезапно ослабевшими руками…
      – Тебе больше не нужно быть стоиком, Джудит, – сказал он чуть хриплым голосом. – Я никому не позволю обижать тебя.
      – Тогда перестань, Маклеод, – еле слышно попросила она.
      – Ты правда хочешь, чтобы я перестал? – прошептал Алисдер, скользя губами по влажной коже ее плеча.
      Она ничего не ответила, но само молчание стало ответом.
      Пальцы Алисдера перебирали шелковистые завитки волос между ее ног, касались под водой складок ее лона. Джудит вздрогнула и напряглась, но он держал ее своей пленницей, нежно покусывая шею.
      – Все хорошо, любимая, – прошептал он.
      Ладони его теперь снова покоились у нее на груди. Джудит откинулась назад и прижалась к нему спиной, больше не сопротивляясь. Алисдер коснулся мочки ее уха кончиком языка и выдохнул слова, которые наверняка смутили бы Джудит в другое время.
      Но сейчас она потеряла способность думать, взвешивать и оценивать свои действия и поступки. Она только ощущала его знающие, опытные пальцы…
      Джудит опустила голову и плотно закрыла глаза, но чувствовала его близость как никогда: губы Алисдера нежно целовали ее шею, язык скользил по плечу, руки сжимали бока, а длинные тонкие пальцы ласкали ее плоть, вызывая глубоко внутри сладкую боль.
      Алисдер переместил руку на грудь Джудит, слегка сжимая двумя пальцами набухший сосок. Он наклонился к ее уху и стал нашептывать соблазнительные слова.
      – Пожалуйста, – еле слышно выдохнула она, не в силах выносить ожидания.
      – Еще чуть-чуть, – так же тихо прошептал Алисдер, продолжая осыпать поцелуями ее шею и ласкать грудь нежными дразнящими движениями.
      Его ладонь вернулась к ее набухшей в предвкушении наслаждения плоти. Алисдер поцеловал жену, вкушая страсть, переполнявшую Джудит, провел языком по ее губам и остановился на уголках губ. Джудит выгнулась навстречу, ее грудь, подобно двум белоснежным островам, поднялась из воды. Алисдер снова положил руки ей на грудь. Она впилась руками в его запястья с такой силой, словно от этого зависела ее жизнь, и обессиленно упала на край ванны. Алисдер улыбнулся. Джудит приоткрыла глаза, и его улыбка стала еще шире.
      – У вас, шотландцев, такая ванна принята? – спросила Джудит. В ее глазах блестели озорные огоньки.
      Алисдер поднял Джудит из ванны, осторожно обтер полотенцем, подхватил на руки, отнес на кровать и тщательно укутал одеялом. Затем быстро разделся и лег рядом с женой.
      – Странные у вас обычаи, Маклеод.
      – Хочешь перенять? – Одна бровь у Алисдера взлетела вверх, и от откровенного выражения его глаз Джудит смущенно уткнулась в подушку.
      Алисдер засмеялся громко, от души, наполнив смехом всю комнату. Потом подложил под голову Джудит руку и крепко прижал ее к себе.
      – Хочешь послушать историю о пиктах и вересковом эле? – спросил он вдруг, откидывая волосы с ее лица.
      – Рассказывай свою историю, Маклеод, – согласилась Джудит, чувствуя что тает. «Это, наверное, из-за горячей ванны», – рассеянно подумала Джудит и позволила Алисдеру еще крепче прижать себя.
      – Так вот, – начал Алисдер, – я уже говорил тебе, что римляне дошли до наших гор, но покорить пиктов им не удалось. Однако другое племя, возможно одно из первых шотландцев, решило повторить попытку римлян. Они слышали рассказ о таинственном вересковом эле, обладающем редким чудесным букетом и сладким пряным вкусом. Секрет эля передавался от короля пиктов его первенцу-сыну и сохранялся в тайне много-много лет. Но однажды шотландский король взял в плен короля пиктов и потребовал, чтобы тот раскрыл ему секрет. Король пиктов согласился, но только с одним условием: король шотландцев должен убить его старшего сына. Понимаешь, зачем? Тогда уж точно секрет эля не узнал бы никто и никогда. Про это даже стихи написаны:
      Пускай его крепко свяжут И бросят в пучину вод – А я научу шотландцев Готовить старинный мед!..
      Джудит поежилась. «Странная история на ночь», – подумала она, но Алисдер только крепче привлек ее к себе.
      – Шотландский король согласился и убил молодого человека. Потом вернулся к королю пиктов, сказал, что убил его сына и теперь ждет, чтобы король пиктов открыл ему секрет эля. Король пиктов спокойно посмотрел на него и ответил, что теперь можно убить и его самого – тайна никогда не будет раскрыта.
 
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна —
Мой вересковый мед.
 
      Так тайна и умерла вместе с ним, а эль, который мы готовим теперь, всего лишь бледная копия того эля. Тебе понравилась история?
      – По-моему, твой рассказ точно отражает характер шотландцев, Маклеод, – засмеялась Джудит. – Кровожадные, твердолобые и глупые.
      – Ах, Джудит, – мягко возразил Алисдер, – мы ведь умеем быть еще верными и храбрыми. Сметливыми и быстрыми. – Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо. – Мы ценим мужество и отличаем честь. – Он прильнул к ее губам в долгом поцелуе.
      Алисдер держал жену в своих объятиях до тех пор, пока она не уснула. Ей не снились ни тени прошлого, ни пытки. Они перестали сниться ей с того времени, как они стали спать в одной постели. «Понимает ли она это? – задумался Алисдер. – Догадывается ли, как тепла, мягка и соблазнительна, когда вот так прижимается ко мне во сне?»

      – Ты отлично справишься, Мегги, – терпеливо объясняла Джудит уже в пятый раз. – Самая большая опасность в том, что ты можешь заснуть, а не в том, что у тебя не получится, – сказала она, успокаивая Мегги. – Хищники в окрестностях Тайнана не водятся, а браконьерам сюда не добраться.
      Мегги неохотно шла следом за Джудит по тропинке, которую протоптала за прошедшие недели сотня овец. Взгляд ее был так мрачен, будто она шла на виселицу, а не бралась за новую работу. Нескольких молодых парней, которые могли бы заняться этим, срочно направили на другую работу, где была нужна физическая сила, – чинить огромные рыбацкие сети, разложенные на берегу, или помогать в новом строительстве. Старейшины клана, а проще – старики, которые сидели на лавочках у своих лачуг, наблюдая и комментируя все происходящее, и слышать не хотели о том, чтобы находиться в компании овец. Поэтому женщины по очереди пасли их, следя за тем, чтобы животные не уходили очень далеко от владений Маклеода.
      – Ягнят до следующей весны не будет, – говорила Джудит, – а к тому времени ты уже научишься справляться с ними. Я нисколько не удивлюсь, если ты станешь главной овечьей повитухой в Тайнане.
      Слева от них на вершине холма громоздился Тайнан, словно страж, охраняющий клан Маклеодов. Сейчас он уже не казался Джудит таким черным и мрачным, как в тот день, когда она впервые увидела его, но по-прежнему замок стоял полуразрушенным и не радовал глаз. Зато все остальное переменилось.
      Мегги без энтузиазма воспринимала свою новую обязанность, но хотя бы перестала отпускать насмешливые шуточки о стычке Джудит с Фионой. До сих пор, вспоминая о том случае, Джудит краснела.
      Женщины спокойно шли по тропинке, как вдруг Джудит схватила Мегги за руку и резко пригнула к земле. Высокая трава, доходившая до пояса, скрыла их с головой. Мегги уже открыла рот, чтобы возмутиться непонятными действиями, но тут увидела охваченное ужасом лицо подруги.
      На вершине холма, четко вырисовываясь на фоне светло-синего неба, остановились шесть всадников в ярко-красных мундирах английской армии. Пятеро всадников спокойно стояли, а шестой держал в руках вырывающегося ягненка, который своей непокорностью причинял ему немало хлопот, да к тому же громко блеял, призывая на помощь мать.
      Мегги посмотрела на Джудит, которая велела ей молчать, прижав палец к губам и не сводя глаз с конного патруля. Левой рукой она указала влево от себя, где в земле виднелось углубление, похожее на отпечаток ноги огромного великана, заросшее по краям густой травой. Больше укрыться было негде. В любую секунду англичане могут оставить несчастного ягненка в покое и посмотреть в их сторону.
      Джудит и Мегги начали осторожно передвигаться влево, стараясь, чтобы колышущаяся трава не выдала их присутствия. Жалобное блеяние ягненка становилось все громче, но тут уж они ничего не могли поделать. Ягненка зарежут, и дай Бог, чтобы его одного. Даже в лучшие времена двум молодым одиноким женщинам не стоило тягаться с шестью мужчинами. Ведь едва минуло три года после Каллоденской битвы, а эти шестеро – английские солдаты.
      Возглавляет их Беннет Хендерсон. Джудит сразу узнала его по светлым волосам и хищному лицу. Его голубые глаза холодно блестели, на тонких губах играла жестокая улыбка – он наблюдал, как один из его подчиненных молниеносным ударом острого ножа отрубил ягненку хвост.
      Стоило англичанам сделать несколько шагов в направлении скрывающихся женщин, и они тут же заметили бы их. Тайнан был далеко, вокруг ни одного работника. Оставалось только надеяться, что, если они будут сидеть тихо, англичане проедут мимо и вся их жестокость на сей раз обрушится на бедного ягненка.
      Подруги приникли к земле. Джудит тряслась от страха, она скрестила руки на животе и прижалась спиной к земле с такой силой, будто хотела зарыться в нее.
      Кошмар повторился, но только ярким солнечным днем. В снах Джудит никогда не удавалось одолеть Беннета, убежать от него. Сейчас оставалось только молиться, чтобы действительность не повторила сны.
      Блеяние ягненка становилось все громче, как и мужской смех. Джудит зажала уши руками и прижалась щекой к земле, вдыхая ее чистый здоровый запах. Ее сердце бешено колотилось, она задыхалась. Боже, только бы оказаться подальше от Беннета!
      Рядом с ней неподвижно застыла Мегги, страх которой только возрос от выражения неописуемого ужаса на лице Джудит.
      Все стихло. Умолкли птицы, исчез шум прибоя, доносимый ветром, даже прекратилось испуганное блеяние ягненка. Как будто все замерло в ожидании. Женщины затаили дыхание, мгновения казались вечностью. Что они несут? Свободу или насилие?
      Их заметили.
      Джудит первой увидела сквозь траву приближающийся красный мундир и тотчас, дернув Мегги за руку, выскочила из укрытия и стремглав понеслась по направлению к Тайнану.
      – Беги, Мегги, беги! – хотела крикнуть она, но голос словно застрял в горле.
      Однако Мегги не двигалась, черт бы ее побрал. Замерла как вкопанная при виде окруживших ее пятерых солдат, ухмыляющихся в предвкушении удовольствия. Потом она медленно попятилась, в ее широко раскрытых глазах застыл страх.
      Джудит хотела закричать на подружку, стукнуть по спине, что угодно, лишь бы Мегги очнулась и побежала туда, где могут помочь, но обтянутая кожаной перчаткой рука с силой зажала ей рот, а другая подтянула в седло и прижала к мужскому телу, которое она знала слишком хорошо. Сопротивление, увы, бесполезно.
      – Милая Джудит. – Беннет Хендерсон дышал ей прямо в лицо. Странно, дыхание его было свежим и отдавало мятой, а должно было бы смердить. – Как я соскучился по тебе! Сказать как?
      Джудит закрыла глаза, чтобы не видеть его, не видеть, как пятеро солдат окружают Мегги. Они громко смеялись, подбадривая друг друга скабрезными шуточками.
      Боже, помоги! Пустая мольба. Сколько ночей Джудит напрасно взывала к Богу?
      – Давай посмотрим, дорогая Джудит. Хотя смотреть больше любил Энтони, а не я. Признайся, милая, – продолжал Беннет, запуская руку в вырез ее платья и сжимая мягкую грудь, – тебе не хватало наших развлечений?
      Джудит попыталась вырваться, но рука тут же отпустила грудь и резко схватила ее за горло. Грубая ткань мундира содрала кожу, а слова ненависти заглушила ладонь.
      Резкий визгливый крик Мегги прорезал воздух. Джудит опять попробовала высвободиться, но что бы ни делала, задеть насильника не могла. Это было самое ужасное! Если бы она сумела причинить ему боль, даже самую незначительную, она бы уже не чувствовала себя беспомощной жертвой. Но ее удары не достигали цели, как и ее молитвы.
      Беннет развернул ее так, чтобы она могла видеть Мегги. Солдаты успели повалить девушку на землю, задрали юбки. Двое широко раздвинули ей ноги, держа их за колени, а третий, спустив штаны, устроился на Мегги сверху, сжимая руками освобожденную от лифа грудь. Еще один солдат удерживал запрокинутые за голову руки Мегги, чтобы она не сопротивлялась, а последний терпеливо ожидал, пока товарищ закончит.
      Рот Мегги заткнули куском ткани, оторванной от ее нижней юбки, но даже кляп не мог полностью заглушить наполненные ужасом крики.
      – Ты следующая, милая, – произнес Беннет, подталкивая Джудит в спину. – Я не эгоист, люблю делиться.
      Ненависть – слишком слабое чувство, чтобы вместить все, что испытывала Джудит. Если бы чувства имели цвет, ее ярость была бы черной, цвета шабаша и спекшейся крови. Неужели можно жить с такой ненавистью? Но насколько бессильно это чувство! Ее ненависть пуста, она не спасла Мегги. Не поможет и ей самой.
      Как ни странно, Джудит спасла овца. Блеяние ягненка насторожило его мать, она отделилась от стада в поисках пропавшего дитя. Стадо, тупо следующее за чем угодно, свернуло с пути, по которому шло, и направилось следом за овцой. Будто огромная белая волна накрыла склон, ее-то и заметил Малкольм, работавший в замке.
      – А ну-ка, посмотри, парень, – произнес он, обращаясь к Маклеоду и сопровождая свои слова мощнейшим ударом. Он помогал Маклеоду чинить крышу, стоя на стремянке, когда заметил неладное. Маклеод тоже почуял беду.
      – Малкольм, – начал Алисдер, странно напряженным голосом, – мы закончили изгородь у юго-восточного края пастбища?
      – У меня всего две руки, – ворчливо отозвался старик. – Я не забыл, обязательно доделаю. – Он не выдержал тяжести связки соломы, которой покрывали крышу, и уронил ее на землю.
      – Тогда, – сказал Алисдер, собираясь спуститься, – нам лучше поторопиться, а то овечки сожрут наш урожай, прежде чем мы их остановим.
      Одно упоминание об угрозе их будущему продовольственному запасу подстегнуло Малкольма, который позвал на помощь других работников.
      Английские солдаты, храбро напавшие на двух беззащитных женщин, решили не связываться с тремя десятками взбешенных шотландцев, вооруженных палками и молотками, и поспешили ретироваться.
      Однако спасти Мегги не успели.

      – Как она сегодня, Алисдер? – тихо спросила Джудит, стараясь не разбудить спящую на кровати Мегги. Она смотрела на съежившуюся под одеялом женщину и с трудом сдерживала слезы.
      В комнате, которую раньше занимал Айан, а сейчас отдали Мегги, Джудит провела последние полмесяца. Софи было тяжело подниматься сюда по крутым ступеням, а Малкольм боялся помешать. Здесь Джудит пряталась от презрения клана.
      Мегги замкнулась, ушла в себя, погрузилась в черную пучину, и Джудит не знала, вернется ли бедняжка из этого путешествия.
      – Ни лучше, ни хуже, боюсь, – прошептал Алисдер.
      Он не был уверен, что Мегги поправится. Телом – да, а вот душой? Как объяснить это Джудит? Засыпая, Мегги проваливалась в бездну, которая всегда заканчивалась ужасным кошмаром. Просыпалась она со страшным криком, словно отбивалась от кого-то. Она очень напоминала Алисдеру Джудит, которая тоже уходила в пустоту, куда ему не было доступа, где он был не в состоянии помочь ей.
      Когда Мегги не спала, она лежала в постели Айана, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами. Она ничего не говорила и, казалось, не слышала увещеваний Джудит.
      Алисдер не сводил с жены взгляда, который выражал тревогу врача и мужа. Происшествие подействовало не только на Мегги.
      Он сжал кулаки, вспоминая сцену, представшую тогда перед его глазами. У него остановилось дыхание, когда он увидел, что Мегги насилуют, а английский офицер крепко держит Джудит. Увидев большую толпу приближающихся шотландцев, англичане повскакивали на лошадей и помчались прочь. Алисдер уже схватил Беннета Хендерсона, но тому все же удалось скрыться благодаря резвости своего жеребца. Алисдер хотел броситься вслед за всадниками, хотя они были англичанами, а в Шотландии правили английские законы. Он был готов убить тех, кто посмел прикоснуться к его жене и изнасиловать одну из женщин клана. Но тот же закон не разрешал ему вооружать своих людей, да и лошадей у них не было, чтобы преследовать английский патруль. Его национальность не позволяла требовать справедливости. Английская справедливость не распространялась на жителей Шотландии.
      Джудит находилась в ужасном состоянии, она не сводила глаз с Мегги, которая лежала на траве, как сломанная и выброшенная кукла. Джудит сжалась, когда Алисдер коснулся ее руки.
      – Они ушли, Джудит, – сказал он.
      Лицо его исказила тревога и боль. Прошло несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем она пошевелилась и шагнула к мужу. Джудит предпочла бы заползти в открытую могилу, только бы не встречаться с Беннетом Хендерсоном.
      Алисдер обнял ее за плечи, крепко прижал к себе и держал так, пока она не успокоилась. Потом он отвел ее к огромным валунам, которые громоздились в стороне, а Мегги накрыли и медленно понесли в Тайнан. Только когда Джудит перестала дрожать, он взял ее на руки и понес к дому. Гневное бормотание сопровождало их до самого замка, но Алисдер крепко держал жену на руках, стараясь оградить ее от любопытных глаз и злобных слов.
      При чем тут национальность? Будь женщина англичанкой или шотландкой, она все равно остается женщиной, а жестокость содеянного не меняется: ведь сильный сделал своей жертвой слабого. Случившееся не имеет отношения к политике или национальной вражде. Это извечное столкновение мужчины и женщины.
      С того дня Джудит почти не разговаривала, в ее синих глазах застыло отчаяние, она похудела. Один раз Алисдер уже сумел победить ее страх, поэтому очень чутко чувствовал ее состояние. Джудит, правда, не вздрагивала, как прежде, от его прикосновений, но снова погрузилась в кошмары воспоминаний.
      За это Маклеод проклинал англичан.
      – Она сегодня ела?
      – Немного бульона и хлеба. Больше ничего. – Алисдер поправил одеяло и отошел от кровати.
      Джудит стояла так неподвижно и напряженно, что со стороны казалась хрупкой стеклянной статуэткой. Возможно ли пробиться через ее броню? Примет ли она когда-нибудь его как мужчину? Он чувствовал себя ненужным и лишним, и как врач и как муж. Даже как глава клана он сейчас бессилен. Алисдер прекрасно осознавал это и еще больше мучился.
      Он обнял жену, утешая без слов и предлагая защиту, а она молча стояла в его объятиях, застывшая и неподвижная. Алисдер по-отечески поцеловал Джудит в лоб и направился к двери.
      – Ей нужно только время, – проронил он, хотя хотел сказать много больше, чтобы рассеять ужас в глазах Джудит.
      Джудит восприняла его слова так, как она приняла бы букет ядовитых цветов из рук ребенка, с лаской и нежностью, ценя, если не сам подарок, то внимание. Алисдер не понимает, не может понять, но говорит от всего сердца и очень тревожится…
      Время. Можно подумать, оно в состоянии залечить раны. Время. Какое значение оно имеет? Бег стрелок на циферблате ничего не меняет. Да, конечно, внешние раны со временем затягиваются, ссадины исчезают, кости срастаются. А как насчет душевных ран, которые не видно глазом, но которые не менее глубоки и болезненны? Они пожирают душу.