Господи, что за жена!
— Не понимаю, что вас так поразило, — сказала Элайн Уэстон, обращаясь к собравшимся; при этом она не переставала любоваться собственным отражением в зеркале. — И он, и она… Они оба вели себя не лучшим образом, но ничего другого я от них и не ожидала.
Она опоздала к началу церемонии, но последнюю сцену успела застать, причем от души позабавилась! И не забыла позаботиться о собственных интересах, то есть о том, чтобы женушке графа пришлось в Хеддон-Холле не сладко. На карту были поставлены почти все деньги Уэстонов; кое-кто говорил, что жена Алекса и сама является наследницей немалого состояния.
Поднявшись с кресла, Элайн достала из буфета бутылку шерри и предложила гостям. Затем, снова усевшись, с явным раздражением проговорила:
— Почему бы нам не взять пример с наших хозяев и не забыть о приличиях? Почему мы должны ждать здесь, в то время как в столовой уже накрыт ужин?
— Лаура должна пригласить нас к столу, Элайн, — ответил Бевил.
Бевил Блейк, мягко говоря, недолюбливал свою новую родственницу, хотя она и была женой его покойного друга. Ему всегда казалось: что-то в ней… не так. Во всяком случае, ее нынешнее поведение очень ему не нравилось. Разумеется, все только и думали о неприятной сцене, произошедшей во время венчания, но лишь Элайн посмела заговорить об этом.
— Наверное, невеста забилась в уголок и плачет там, — предположила Элайн. Она снова принялась разглядывать свое отражение в зеркале. — Впрочем, и я на ее месте поступила бы так же, — добавила графиня с брезгливой гримасой.
Гости молчали, однако смотрели на Элайн с явным осуждением.
— Терпеть не могу провинцию, — продолжала она. — И ждать тоже не люблю.
Тут в гостиную вошла Лаура. Волосы ее рассыпались по плечам, щеки горели, глаза покраснели от слез, но никогда еще она не выглядела так ослепительно.
Ее дядюшки в этот момент о чем-то беседовали с пожилым джентльменом, опиравшимся на костыли, но, увидев Лауру, мужчины умолкли. Персиваль с Бевилем тотчас же бросились к племяннице. Симонс в смущении потупился: он сразу узнал ту, которую совсем недавно видел в совершенно ином качестве.
— Прошу простить за небольшое опоздание, — извинилась Лаура. — Но уже поздно и я уверена, что все очень устали. Может, обойдемся без пира?
Она поцеловала в щеку обоих дядюшек, вежливо улыбнулась пожилому незнакомцу и, с видом королевы подойдя к вдовствующей графине, удостоила ее кивком.
— Лаура, дорогая, мне ужасно жаль, что я пропустила самое интересное, — приторным голоском заговорила она — но дождь совершенно испортил дороги. Ну разве не странно все это? Я имею в виду бурю… Она как недоброе предзнаменование.
Поджав губы, вдовствующая графиня вопросительно взглянула на Лауру. Та, выдержав паузу, с улыбкой возразила:
— Дороги и в самом деле не в лучшем состоянии, но здесь недалеко есть гостиница, где вы могли бы провести ночь. Я думаю, что вам самое время позаботиться о ночлеге. Уверена, что вы с комфортом отдохнете в гостинице, прежде чем отправитесь обратно в Лондон.
Глаза Элайн сверкнули. Она с ненавистью уставилась на Лауру.
— Распорядитесь, чтобы багаж графини погрузили в экипаж, Симонс, — продолжала молодая хозяйка. — И займитесь остальными гостями.
Дворецкий кивнул, пряча улыбку.
— Замужество придает вам храбрости. Что ж, храбрость вам понадобится, чтобы ужиться с таким чудовищем, — съязвила Элайн.
— Если вы будете подобным образом отзываться о моем муже, я заставлю вас пожалеть об этом, — заявила Лаура.
— Кем вы себя возомнили?!
— Его женой, — с невозмутимым видом ответила молодая графиня.
«Да, его женой, — мысленно повторила она. — Теперь надо, чтобы Алекс осознал это».
Глава 18
Собравшись с духом, граф направился к гостям. Он понимал, что должен извиниться, и все же решил, что не станет реагировать на косые взгляды. Разумеется его поведение в церкви выходило за рамки приличий. Однако Лаура несла не меньшую ответственность за произошедшее, так как спровоцировала его на подобную выходку. И все-таки следовало проявлять к ней уважение. Ведь она теперь хозяйка Хеддон-Холла и графиня.
Он застал в столовой одного лишь Симонса. Дворецкий, дожидавшийся хозяина, объяснил, в чем дело.
Перепрыгивая через ступеньки, Алекс побежал в спальню супруги. И обнаружил, что Лаура плещется в ванне. Она еще и напевала, причем ужасно фальшивила, — вероятно, не таким уж безупречным было ее образование.
Алекс пристально посмотрел на жену.
— Что вы сказали гостям, миледи?! — рявкнул он. Лаура одарила мужа очаровательной улыбкой.
— Алекс, тебе не кажется, что к прислуге ты относишься куда лучше, чем к жене?
— О чем ты?
— Так, вспомнилось… Когда я была у тебя в услужении, ты не смел так повышать на меня голос.
— А ты считаешь, что ни в чем не виновата? Ты что, не знаешь, что на нашей свадьбе присутствовал самый влиятельный человек в Англии? Где Уильям Питт?
— Честное слово, не знаю, где он. Может, в Блейкморе. Могу лишь сказать, где Элайн. Я попросила ее удалиться, потому что не хочу, чтобы она находилась в этом доме. Насколько мне известно, вдовствующая графиня сейчас в гостинице.
Лаура с невозмутимым видом выбралась из ванны, подошла к камину и принялась растираться полотенцем. Граф пытался не замечать ее наготы, но это было не так-то просто. Ведь он же не скопец! Длительное воздержание — не такое уж легкое испытание для мужчины его возраста.
Наконец Лаура накинула халат, и граф вздохнул с облегчением. Однако его ждало новое испытание. Лаура вдруг вытащила шпильки из волос, и по плечам ее рассыпались золистые локоны. Алекс слишком хорошо помнил то мгновение, когда она впервые распустила перед ним свои чудесные волосы. И сейчас он смотрел на нее и старался не думать о том, что произошло после этого.
— Я устала, Алекс… — протянула Лаура с томной улыбкой. — Устала ссориться с тобой. Неужели тебе это не надоело? В конце концов сегодня наша первая брачная ночь.
— Разве? А я думал, нет.
Словно не замечая того, что халат ее распахнулся, Лаура пересекла комнату и подошла к столу. Взяв с серебряного подноса ножку цыпленка, она поднялась на приступок огромной кровати и, усевшись на постель, принялась с аппетитом ужинать. При этом она время от времени поглядывала на Алекса, а тот, в свою очередь, не сводил с нее гневного взгляда.
— Смирись, дорогой, — пробормотала Лаура, вгрызаясь в цыпленка.
Граф прекрасно понимал, что спокойствие жены — не более чем притворство. И все же продолжал злиться.
— Надо было придушить тебя, когда ты была еще ребенком! — выпалил он.
— Ну и представь, чего бы мы оба лишились! — Лаура сидела, скрестив ноги по-турецки. Казалось, она не замечала, что почти раздета. — Было время, Алекс, когда ты счел бы нынешнюю ситуацию весьма пикантной.
— Это было до того, как я понял, кто на самом деле моя жена. До того, как я осознал всю меру ее вероломства.
Встав на колени, Лаура положила обглоданную косточку на столик и облизала каждый палец. Затем, выпрямившись, посмотрела на мужа. Посмотрела так, как смотрят на упрямых детей уставшие родители.
— О ты, король всех несчастных…
— Нет, только не это! — завопил Алекс, потрясая кулаками. — Не желаю, чтобы меня засыпали цитатами!
— Хорошо, — кивнула Лаура. — Чем бы ты тогда хотел заняться?
Он внимательно посмотрел на нее и процедил сквозь зубы:
— После того, как придушу тебя?
— Ты в самом деле этого хочешь? — Она ослепительно улыбнулась. Зубы у нее были белые и ровные, и граф вдруг подумал о том, что они, должно быть, еще и острые.
— В настоящий момент — именно этого.
Алекс по— прежнему злился -и в то же время любовался своей женой. В эти мгновения она была необыкновенно хороша.
— Но, Алекс, откуда такое желание?
Глядя на него, она думала о том, что он никогда еще не выглядел столь импозантно, пусть даже его шелковую рубашку намочил дождь и волосы растрепались.
— Откуда?… Ты еще смеешь спрашивать?!
— О гордость, лежащая в основе человеческой слепоты и косности, о гордость — извечное знамя дураков!
Граф вздрогнул и невольно сжал кулаки.
— Алекс, присядь, а то вена у тебя на шее сейчас лопнет. Что я такого сделала? Чем вызвала столь бурный гнев?
Она не могла поверить в то, что гнев его не утихнет, и ей просто не приходило в голову, что он может выбрать другую спальню, не ту, что предназначалась им как молодоженам. Она не предполагала, что муж вдруг развернется и уйдет.
И теперь Лаура, понурившись, сидела на постели. Граф уже в дверях заявил:
— Продолжайте развлекаться цитатами в одиночку, миледи. Я не желаю вас слушать!
Граф Кардифф, закаленный в боях офицер, способный, как ему казалось, найти выход из любой ситуации, вышел из (пальни своей жены с видом триумфатора — вышел, не удостоив ее напоследок и взглядом.
Он нашел убежище в одной из комнат для гостей.
* * *
Ни с одной из героинь столь любимых Лаурой романов ни разу ничего подобного не случалось. Их смелость всегда вознаграждалась, их очарование неизменно возводило их на пьедестал, и возлюбленные, которых героини поучали, неизбежно приносили им свои извинения. Мужчины роняли скупые слезы или, не стыдясь, рыдали; случалось так, что герои романов были готовы покончить с собой, думая, что не встречают взаимности, но чтобы поступать так, как поступил Алекс… Такого в книгах не случалось ни разу.
Героини, конечно, не всегда бывали добродетельны, но ни одной из них не случалось провести первую брачную ночь в одиночестве.
Впрочем, ни одна из героинь не действовала столь прямолинейно и глупо, как она.
Но ведь Алекс сам говорил ей о том, что она подарила ему веру, когда он уже изверился, и надежду, когда он уже и не мечтал ее обрести.
Если он считал ее способной на это, то почему же не считает способной быть ему женой? Да, она поступила неосмотрительно и готова была в этом признаться, но ведь поступки ее диктовались лишь желанием вытащить его из им же созданной тюрьмы. Лишь ради этой благой цели она устроила маскарад.
Она любила его, когда была девочкой, она не разлюбила его и тогда, когда увидела в маске. Она продолжала любить его сейчас, когда он открыл перед ней свое лицо. Для нее он оставался Алексом — ее Алексом.
В конце концов терять ей было нечего. Он кричал на нее, а она лишь улыбалась в ответ. Он оказался самым вздорным из мужей, а она — нежнейшей из жен. Он угрожал ей, а она лишь указывала ему на то, что он не прав, причем весьма деликатно.
Ну как еще до него достучаться?
Увы, в голову ей совершенно ничего не приходило.
Вероятно, единственный способ добиться своего — это поговорить. Разве дядя Персиваль не сказал ей об этом сегодня в саду? «Речь — это то, что отличает нас от животных» — так, кажется, выразился дядюшка.
Ей очень хотелось подумать о будущем, но едва ли стоило строить планы на будущее, пока не состоялся разговор с Алексом.
Как знать, может, у нее и получится.
Словно призрак, Лаура бродила по темному дому и заглядывала в пустые комнаты, попадавшиеся на пути. В конце концов удача ей улыбнулась — она нашла его.
Он лежал в постели лицом к стене, лежал, едва различимый в темноте. Лаура вошла и поставила на стол подсвечник с горящей свечой. Она прекрасно понимала, что следует быть осмотрительной, ведь от этого разговора зависело очень многое, если не все.
— Алекс, — Лаура присела на край кровати, — Алекс, прости меня.
Он хранил молчание.
— Пойми, Алекс, — продолжала она, — я явилась в Хеддон-Холл только ради того, чтобы с тобой поговорить. Я писала тебе, но ты не отвечал на мои письма.
Граф по— прежнему молчал, но Лаура и не думала сдаваться.
— Понимаешь, я всегда тебя любила. Наверное, мне надо было сразу тебе все сказать, но я боялась, что ты прогонишь меня. Потом, когда я узнала, что ты собираешься жениться, я хотела умереть. Откуда мне было знать, кто твоя будущая жена? Кроме того, — добавила она уже с некоторым раздражением в голосе, — ты меня не узнал. Ни тогда, ни потом.
Его молчание начинало действовать ей на нервы. Лаура решила, что пора открыть карты.
— Ладно, — пробормотала она, — признаю, что я действительно пришла сюда лишь в надежде увидеть тебя, а потом я изменила свои планы. Я хотела тебя скомпрометировать. Ну, теперь ты доволен? Я намеревалась соблазнить тебя, а потом, сказав, кто я такая, заставить на мне жениться.
Лаура невольно пожала плечами; она не понимала, почему граф молчит.
— Итак, ты угодила в ловушку, которую сама же расставила, — раздался у нее за спиной голос мужа.
Лаура резко обернулась и поднялась с постели.
— Наверное, пора оставить нашего гостя в покое, — продолжал граф. — Ведь ты уже поведала ему наши самые интимные секреты.
Лаура в недоумении уставилась на постель.
Сообразив, что жена в этот момент едва ли способна что-либо предпринять, Алекс подошел к ней и молча вывел из комнаты.
И тотчас же раздался громкий смех Уильяма Питта, второго человека в государстве. Министр от души веселился. Он был весьма рад, что молодая графиня, присев на кровать, не отдавила его больную ногу.
Алекс не проронил ни слова, пока они не подошли к двери спальни.
Лауре ужасно хотелось упасть в обморок, но, во-первых, она не была уверена в том, что на мужа это подействует, а во-вторых, ей ни разу в жизни не приходилось лишаться чувств — у нее было отменное здоровье.
Граф старался не замечать ни распахнутого халата Лауры, ни румянца на щеках, весьма ее украшавшего. Остановившись у порога, Алекс приподнял кончиком пальца подбородок жены, на удивление миролюбивым тоном пожелал ей спокойной ночи и тотчас же покинул спальню.
Лаура была в отчаянии. Вот так первая брачная ночь!
Она ворочалась с боку на бок на широкой кровати, но ей никак не удавалось уснуть. И вообще разве молодые жены спят в первую брачную ночь?!
Он редкостный упрямец! Но какой замечательный!
Лаура в сердцах ударила локтем в подушку. Если уснуть не удается, надо занять себя чем-нибудь еще. Надо придумать, как совладать с ним. Да, надо придумать…
Она очнулась от тяжелого сна, когда Мэри принесла ей чашку горячего шоколада и тосты.
— Простите, миледи, я не хотела вас будить.
— Ничего страшного, Мэри.
Лаура подумала о том, что гораздо приятнее было бы проснуться в объятиях Алекса.
Увы, перспектива примирения с мужем казалась весьма туманной. Граф куда больше жаловал ее, когда она являлась к нему в обличье нищей дочери пастора.
Мэри поставила поднос на столик у кровати и раскрыла шкаф.
— Прошу прощения, миледи… Какое платье вы бы хотели сегодня надеть?
И тут Лауру осенило. Она чуть не пролила шоколад — так ей понравилась эта мысль.
Несколько минут спустя Мэри поднялась на второй этаж, прошла по черной лестнице на половину слуг и зашла к себе в каморку. Прихватив с собой коричневое платье из грубой шерсти, она вернулась к молодой хозяйке.
Глава 19
Если бы Лауре дано было знать, какие мысли занимали в это время Алекса, ей было бы легче.
Для него ночь превратилась в настоящую пытку — долгую и мучительную. Его гнев улетучился. В какой-то момент он едва удержался — ему безумно хотелось вернуться в спальню Лауры и разбудить ее так, как должен будить жену муж, то есть нежным поцелуем.
В конце концов, она не лгала ему в главном — с самого начала заявила, что любит его. Конечно, поступки ее были довольно неординарны, но их трудно назвать поступками расчетливой, испорченной женщины — это были импульсивные действия ребенка, и в этом смысле Лаура мало изменилась за последние четыре года.
Права она и в другом: он не узнал ее, ни разу ему не пришло в голову, что зеленые глаза, принадлежавшие теперь обольстительной красавице, смотрели на него с веселого детского личика соседской девочки. Он не догадывался о том, что оранжевое облако буйных кудряшек может превратиться в шелковистый водопад золотистых волос, тех самых, что сводили его с ума. И он не подумал о том, что худенькая девочка может стать обворожительной женщиной.
Но она, даже повзрослев, не утратила способность доводить его до бешенства — терзала и мучила, как прежде.
Он в гневе покинул церковь, и Лаура бросилась следом за ним. Он накричал на нее, и она не осталась в долгу. Он показал ей то, что осталось от его лица, и она поцеловала его.
Но ей и этого оказалось мало: ночью она отправилась его искать — даже тогда не могла допустить, чтобы последнее слово осталось не за ней.
Утром Алекс с трудом сдерживался, слушая шуточки и насмешки Уильяма Питта.
— Поверь мне, мальчик мой, — говорил министр, снисходительно похлопывая Алекса по плечу иссохшей рукой. — Поверь, такую свадьбу я не хотел бы пропустить ни за что на свете.
— Я рад, что вы получили удовольствие, сэр, — в смущении пробормотал граф, вызвав у гостя очередной приступ веселья.
— Между прочим, ваша горничная пожелала ввести меня в курс ваших дел, Алекс, — продолжал Питт, посмеиваясь.
— Горничная, сэр? — Граф напрасно метал взглядом молнии — Уильям Питт был не из тех, кого легко запугать. До сих пор это не удавалось и королю.
— Да, мальчик мой. У вас весьма необычные слуги, — поделился своими впечатлениями министр. Опираясь на руку секретаря, он уже направлялся к карете.
— Горничная, сэр?… — бормотал Алекс, все более укрепляясь в своих подозрениях.
— Черт побери, что ты вытворяешь?! — закричал он, обнаружив Лауру не в спальне, хотя именно там и положено было находиться графине в этот утренний час, а в Оранжевой гостиной, где она, облаченная в безобразнейшее коричневое платье, выгребала золу из камина.
Скромно опустив глаза, Лаура вытерла ладони о лиф платья и низко поклонилась Алексу — так кланялись графу самые незаметные из его слуг.
Алекс был в бешенстве. Его жена, графиня Кардифф, изображает служанку!
— Чищу, милорд, — ответила она наконец.
На крик хозяина прибежал Симонс — маска нового фасона не заглушала слова, так что дворецкий тотчас же услышал голос графа. Несколько секунд спустя явилась и миссис Седдон. Домоправительница с дворецким сразу поняли, в чем дело, однако оба хранили молчание. Им не хотелось рассказывать о том, как молодая графиня заявилась утром на кухню в самом невзрачном из платьев Мэри и, не сказав никому ни слова, принялась чистить сковородку. Впрочем, никто и не подумал ее останавливать. Никто не захотел нарушать идиллию этого часа — самого лучшего часа дня, когда можно спокойно насладиться горячим чаем и булочками с маслом.
— У нас что, не хватает служанок, миссис Седдон? — осведомился Алекс. — Почему моя жена выполняет черную работу?
Домоправительница не смела поднять на графа глаза. Она по-прежнему молчала, мысленно проклиная тот день, когда появилась в Хеддон-Холле.
Лаура тем временем вернулась к своему занятию, то есть принялась выгребать золу из камина. Услышав скрежет совка, Алекс резко обернулся. В следующее мгновение граф уже тащил жену куда-то вверх по лестнице. Не выпуская ее руки, он распахнул двери и затащил Лауру в ту самую комнату, где она провела свою первую брачную ночь.
Граф был в таком бешенстве, что Лаура сочла за благо молчать, хотя запястье ее ужасно болело в том месте, где его только что сжимали пальцы мужа.
— В чем дело?! — загремел он так, что находившиеся внизу Симонс и миссис Седдон услышали его крик и переглянулись, — оба были очень довольны, что легко отделались.
Лаура заметила, что шея мужа побагровела и вена на ней пульсирует. Что ж, хотя ей и пришлось провести ночь в одиночестве, она Алексу все-таки не безразлична.
Тут он схватил ее за плечи и стал трясти. Лаура прекрасно понимала, что вопрос ставится шире — речь шла не только о том, что она снова нарядилась горничной.
Собравшись с духом, Лаура заставила себя улыбнуться и проговорила:
— Вы не желаете видеть меня в облике жены, милорд, вот я и решила вызвать к жизни лучшие времена, когда я была для вас всего лишь служанкой.
— Вы хотели бы вспомнить эти времена, миледи?! — снова закричал граф.
И в то же время он любовался ее фигурой. Она выглядела чрезвычайно соблазнительно в слишком коротком для нее и тесноватом платье; можно было даже предположить, — разумеется, граф тотчас же отбросил эту мысль, — что Лаура выбрала такое платье специально — чтобы подчеркнуть гибкость талии и обтянуть пышную грудь, так и норовившую выскочить из тесного лифа. Алекс невольно косился на шнуровку, едва удерживавшую половинки лифа.
Лаура молча прошлась по комнате. Затем подошла к большому круглому столу.
— Если вы хотите развлечься, леди Уэстон, — продолжал граф, — я могу предложить вам другую игру.
Он подошел к ней вплотную, и она невольно отступила. Однако граф привлек жену к себе и принялся распускать шнуровку на ее платье. На сей раз Лаура не отступила; прикоснувшись кончиками пальцев к белой рубашке мужа, она весело рассмеялась.
— Больше не смей надевать коричневое, — пробормотал Алекс. — Ты, должна носить белое, кремовое и изумрудное, но не унылый коричневый цвет.
— Конечно, милорд, — сказала Лаура, взглянув на свою грудь, ее муж смотрел туда же.
Граф подумал о том, что его жена и в лохмотьях выглядела бы как королева и была бы такой же соблазнительной, как в эти мгновения.
Лаура вдруг отстранилась и отступила на шаг.
— Минуточку, милорд, — сказала она, присев в реверансе. Граф возвел взор к потолку, он просил Господа не лишать его терпения.
Лаура тем временем вымыла в тазу руки, затем вытерла их полотенцем, наконец, сняла с головы огромный уродливый чепец. Покачивая бедрами и не переставая улыбаться — в ее зеленых глазах вспыхнули огоньки, — она подошла к мужу и не торопясь расшнуровала лиф, полностью обнажив груди. Граф прикоснулся пальцем к розовому соску, и от его прикосновения сосок тотчас же отвердел и удлинился.
Обхватив жену одной рукой за талию, Алекс прижал ее к себе и с улыбкой спросил:
— Не это ли тебя возбуждает, моя дорогая? Не сознание ли того, что моя плоть жаждет тебя, в то время как разум призывает к осторожности?
Он по— прежнему улыбался и по-прежнему смотрел на ее обнаженную грудь.
Но Лаура не испытывала ни смущения, ни стыда. Ведь это был Алекс… Даже в первую ночь с ним она не чувствовала того, что должна была бы чувствовать скромница. И вообще, думая о нем, она никогда не была скромной. В то время как другие девочки мечтали о рыцаре на белом коне, Лаура всегда точно знала, чего хочет.
Тут граф негромко рассмеялся и проговорил:
— Если вам так нравится играть чужие роли, миледи, представьте, что вы шлюха с лондонских улиц. Ведь вам так хорошо удается притворяться… Так вот, представьте, если хотите, чтобы мы сторговались. Вы отдаетесь мне за деньги. Забавно, не правда ли?
— Только если вы позволите мне участвовать в этой игре, милорд, — сказала Лаура.
В следующее мгновение она запустила руку графу за ремень, словно и впрямь была опытной развратницей. Поглаживая пальцами отвердевшую мужскую плоть, Лаура смотрела на мужа и улыбалась.
Весьма озадаченный действиями своей юной жены, граф пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. И вдруг резким движением задрал ее юбки до самой талии и провел ладонью по бедру. Затем, прикоснувшись к ее лону, с улыбкой проговорил:
— Рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками. Садовый же источник — колодезь живых вод и потоки с Ливана.
Тут рука графа легла на живот Лауры, и она почувствовала жар его ладони.
— Живот твой — как стог пшеницы между лилиями, — продолжал Алекс. Отступив на шаг, он посмотрел ей в глаза, затем накрыл ладонями ее груди. — Груди твои — как две юные серны, а шея — столп Соломонов. — Он принялся поглаживать пальцами соски. Потом, склонившись над ней, коснулся ее губ губами и прошептал: — И уста твои источают мед и молоко, и слаще они любого вина.
— Библия? — изумилась Лаура. Алекс рассмеялся.
Она вся состояла из противоречий. Искусительница — и в то же время наивная девочка. И никогда не знаешь, как она себя проявит в следующий момент.
Вновь прикоснувшись губами к ее губам, Алекс чуть отстранился и снова заглянул ей в глаза. Затем принялся целовать ее груди. Когда он осторожно прикусил один из сосков, Лаура вздрогнула И тихонько застонала.
— Тебе приятно? — спросил он хриплым шепотом.
— А тебе, Алекс? — спросила она и снова принялась поглаживать его восставшую плоть.
Граф закрыл глаза и стиснул зубы. Лаура тихо засмеялась.
И тут он обнял ее за талию и, приподняв, усадил на стол. Она задела локтем хрустальную вазу, и та, покатившись по столу, упала на пол и со звоном разбилась. Однако они не заметили ни разбившуюся вазу, ни рассыпавшиеся по ковру розы.
Поглаживая пальцами лоно Лауры, граф с жадностью целовал ее груди.
— Какие они у тебя красивые, — прохрипел он. — И ты чудесный, Алекс.
Она вновь сунула руку ему за ремень и с силой сжала мужскую плоть.
Граф невольно застонал, и Лаура рассмеялась.
Алекс, не удержавшись, шился поцелуем в ее губы. Наконец, чуть отстранившись, спросил:
— Ты действительно хочешь этого, леди Уэстон?
— Да, — кивнула она. И тут же с улыбкой добавила: — Если об этом спрашиваешь ты — всегда хочу.
Граф снова поцеловал жену в губы. Затем распустил ремень и осторожно раздвинул ноги Лауры. В следующее мгновение он вошел в нее и тотчас же ощутил теплую влагу ее лона. Он наполнил ее собой, и она со стоном закрыла глаза.
— Тебе предстоит ответить за множество грехов, — прошептал Алекс с улыбкой.
— Меа culpa (Фраза, означающая раскаяние в грехах; произносится на исповеди у католиков (лат.),), — простонала она. Граф рассмеялся.
— Ты неисправима.
Алекс уже забыл о своем гневе и сейчас, наслаждаясь близостью с Лаурой, думал лишь о том, что его жена — удивительная женщина. Женщина, обладающая логикой отцов-иезуитов, и при этом обольстительная, как сирена. Она говорила ему то, что никто не смел говорить, и делала то, что все прочие юные леди не сделали бы ни при каких обстоятельствах. Она постоянно выходила за рамки приличий, причем исключительно ради него.
— Неисправима? — прошептала Лаура. — Возможно. Она обхватила руками его шею, стараясь прижать к себе покрепче.
— Ты так и осталась капризной и своенравной девчонкой, — пробормотал Алекс.
Он попытался чуть отстраниться, но Лаура взяла его за бедра и привлекла к себе, побуждая еще глубже в нее погрузиться.
Алекс на мгновение прикрыл глаза. Вероятно, только сейчас он понял, что его судьба уже давно была предрешена. Лaypa решила стать его женой и своего добилась.
Она отказала ему в праве на убежище, в праве на личную жизнь, на одиночество — она ворвалась в его жизнь и обосновалась в ней с такой основательностью, что от нее уже не удастся избавиться, даже если очень захочется. Более того,)на отказывалась довольствоваться тем уголком, что он отел ей в своем сердце; она захватывала все новые территории в конце концов завоюет его целиком.
Что может противопоставить простой смертный такому натиску?
Все больше распаляясь, Алекс целовал свою прекрасную жену, и она отвечала на его поцелуи с такой же страстью. Он целовал ее — и это чувство усиливалось с каждым мгновением, — что Лаура окончательно его покорила.
Действительно, что мог он противопоставить такой решимости?
Он едва не закричал в момент кульминации. Лаура, задыхаясь, прошептала:
— Алекс… Я люблю тебя, Алекс…
Несколько секунд спустя она развязала его маску, и граф едва не закрыл лицо руками, когда маска упала на пол.
— Я люблю тебя, Алекс, — снова прошептала Лаура, поглаживая пальчиками его ожоги и шрамы.
— Что мне с тобой делать? — пробормотал граф, понимая, что он не только признался в своей слабости, но и капитулировал.
Впрочем, он уже давно капитулировал. Что ж, если она не будет петь и изводить его цитатами, он, возможно, сможет иметь с ней дело.
— Ты любишь меня? — прошептала она, касаясь его шрамов губами.
— А разве у меня есть выбор? — спросил граф с улыбкой.
Он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. Они были огромными и лучились любовью.
— Никакого, — ответила она со смехом.
Он тоже рассмеялся и прижался губами к ее губам.
Глава 20
— Я думаю, что нам надо немного побыть наедине, — проговорила Лаура. Прожевав печенье, добавила: — Нам следует забыть на время обо всех обязанностях — вообще обо всем.
— Ну, ты-то уже забыла… — с улыбкой заметил он.
— Во всяком случае, стараюсь забыть, — заявила Лаура. — Ведь из-за тебя я заработала волдыри на руках, когда провела несколько дней на кухне. Так что теперь прекрасно знаю, что такое служба в Хеддон-Холле. Потом я была у тебя девчонкой на побегушках. А после этого, — она ласково улыбнулась, — я провела столько ужасных дней, страдая из-за тебя. Поэтому теперь мне хочется просто отдохнуть вместе с мужем и другом.
— И другом? — спросил граф, явно удивленный. Лаура весело рассмеялась.
— Я имею в виду тебя, Алекс. Ты мой муж и мой самый лучший друг. Ты об этом не подумал?
Граф лишь усмехнулся в ответ. Подобная мысль действительно не приходила ему в голову. Он мог бы назвать Лауру кем угодно — мучительницей, соблазнительницей, очаровательной любовницей, толковым секретарем, веселой чертовкой, упрямой женой, — но в качестве друга ее не представлял.
— Кроме того, мне кажется, — продолжала Лаура, — что нам пришло время узнать друг друга получше.
— Еще осталось, что узнавать?… — Он провел ладонью по ее обнаженному бедру; на ней, кроме тонкой шелковой рубашки, ничего не было.
Лаура снова рассмеялась.
— Но я же не про это… — Она приподнялась на локте. — Дело в том, что я очень хорошо знаю старого Алекса, но мне хотелось бы узнать побольше про нового. Чего ты хочешь от жизни? Ты все еще любишь рисовый пудинг и недолюбливаешь баранину? Синий по-прежнему твой любимый цвет? Ты все еще играешь в шахматы или пристрастился к какой-нибудь другой игре? Кто твои любимые авторы?