— Что ж, у меня они были. Я пережила это. Трудно даже представить себе такое. Знаешь, странное дело, но рвоту удержать нельзя. Это не подвластно твоему разуму, этим управляет тело. Я была полна любопытства, я хотела удостовериться, наверное, правильно будет сказать, заинтересовалась. Я знала, что это были волосы Бруно, я знала, что там лежит мертвый Бруно, а я не любила Бруно, я его ненавидела. Я была рада, что он мертв, но меня все равно вырвало. Странно, правда?
Шон не понял.
— Наверное, ты была ошарашена. И не знала, что делаешь.
Бесполезно упорствовать. Она прекратила попытки.
— Я не знала, что делать дальше. И ничего не могла сделать, кроме как вернуться домой и оставить этот сверток лежать там, пока на него кто-нибудь не наткнется.
— Давай расставим все по своим местам, — прервал ее Шон. — Она убила его, верно? Она настоящая злодейка, твоя мать, разве не так? Она убила его, как и того мужчину, на которого набросились собаки?
— О да, она убила его. Я не знаю как. Я ничего не сказала ей об этом. Мне было только одиннадцать, но я понимала, что она убила его… наверное, тут и говорить не о чем, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Он не понимал. Лиза была в этом уверена.
— Но Ив, так или иначе, находилась в тяжелом состоянии. Она была подавлена, ее охватила глубочайшая депрессия, и так продолжалось довольно долго. Я не собиралась заводить с ней разговор на эту тему, что могло бы взволновать ее.
— Но кому-то ты должна была рассказать. Вроде Тобайаса или того старика… его, кажется, звали Фрост? Трудно было бы ожидать, что ты обратишься в полицию, в твоем-то возрасте, но, надо думать, они сделали бы это за тебя. Тебе не пришло это в голову?
В автоприцепе было темно. Лиза вгляделась в него в темноте и различила озадаченное выражение его лица.
— Она моя мать, — тихо сказала Лиза. Шон не ответил, и когда она продолжила рассказ о том, как все уладилось, как тело опять было спрятано, он воспринял это хладнокровно. — Ив убила его, потому что он угрожал всей нашей жизни, — объяснила Лиза. — Бруно хотел разлучить нас и заставить нас уехать из Шроува.
— Ладно. Не надо волноваться. — Шон помедлил. — Как она сделала это?
— Не знаю. Я не слышала никаких выстрелов в тот день, когда он исчез, но услышать было и невозможно, так далеко я находилась. Ты помнишь ту кровь на тряпках в маленьком замке? Мне кажется, что она воспользовалась ножом.
Шон слегка побледнел.
— Тебе не страшно было находиться с ней рядом? Я хочу сказать, что она могла бы наброситься и на тебя.
— О нет. — Лиза рассмеялась. — Я была как та птичка, которая живет в пасти крокодила, я находилась в безопасности там, где не выжил бы никто другой.
— Напрасно ты рассказала мне это, о мешке и волосах. Я не смогу заснуть.
— А я засну, — ответила Лиза и заснула очень быстро, обняв его за талию и прижавшись лбом к впадине между его лопатками. Если Шон и лежал без сна, преследуемый видениями, которые она пробудила, Лиза об этом ничего не знала.
Осторожность заставила ее на следующее утро вести себя тихо. Лиза вскипятила воду для чая и молча кое-как умылась над тазиком. Наверное, неразумно было сообщать Шону слишком много подробностей. Накануне она рассказала ему чересчур много, но впредь она будет умнее. Лизе не понравилось его замечание относительно полиции. Ив была арестована, несомненно, уже предстала перед судом, сейчас она находилась под стражей, но все еще оставалось, должно быть, много такого, о чем они не знали и что им не следовало знать.
В тот день Лиза не работала у миссис Спер-делл, тем не менее она сказала:
— Я поеду с тобой в город. — Это были практически первые слова, произнесенные ею за утро. Она прихватила с собой запасные ключи от машины.
Впервые она проехала с ним до автостоянки у супермаркета, заметив, где он поставил машину. Шон отправился на работу, а Лиза, купив в магазине «Макс и Спенсер» парочку банных полотенец, направилась как ни в чем не бывало в «Голову герцога», где не встретила никого ни в вестибюле, ни на лестнице.
В ванной комнате не было мыла. Ей следовало бы подумать об этом, но откуда она могла знать? Лиза все же приняла ванну, радуясь возможности понежиться в горячей воде, не боясь, что внезапно вернется миссис Сперделл, и вытерлась обоими толстыми пушистыми полотенцами. У выхода мужчина в костюме и галстуке спросил ее, не нужно ли ей помочь. Лиза ответила, что ищет миссис Купер. Она знала мало фамилий, поскольку круг ее знакомых был ограничен, и ей приходилось заимствовать их из художественной литературы или, как в этом случае, воспользоваться фамилией, придуманной Ив для уборщицы.
— Она остановилась в отеле?
Лиза ответила, что она приезжает сегодня или завтра. Мужчина просмотрел записи в своем журнале и сказал, что она ошибается, но пакет от «Макса и Спенсера», в котором лежали мокрые полотенца, подозрений у него не вызвал. Похоже, он совсем не рассердился и не жаждал отделаться от нее. Судя по тому, как он говорил о придуманной миссис Купер, рассуждал о том, где эта женщина могла бы остановиться, или что один из его служащих мог ошибиться, судя по тому, как он смотрел на нее и как разговаривал с ней, Лиза поняла, что она его очаровала. Как сказал бы Шон, у него крыша поехала.
Один только Шон выказывал ей такое восхищение, и она принимала это, не задумываясь над тем, что другие могут разделять его чувства. Теперь Лиза начала понимать, что его страсть к ней не была присуща ему одному, но возникла, вероятно, вполне естественно. Она почувствовала свою силу.
— Не стесняйтесь, заходите, если что-нибудь понадобится, — сказал ей вслед мужчина.
На автостоянке за супермаркетом она села в машину и включила зажигание. Лиза проехала по городу, осваивая то, чему Шон не мог научить ее на аэродроме. Как въезжать на холм, например, и как быстро останавливаться. Он, конечно, рассердился бы, потому что у нее не было водительских прав и страховки, но это не имело значения, потому что она не собиралась рассказывать ему.
Ей пришлось почти час ждать автобуса, чтобы вернуться обратно, и потом целую милю идти под дождем пешком от автобусной остановки.
Дни, последовавшие после обнаружения тела Бруно, навсегда запечатлелись в ее памяти. Это были темные дни, электричества не было, и они разжигали камин, чтобы согреться. Поскольку Ив почти ничего не делала, сидела, уставившись в стену, или пряталась в постель, Лиза постаралась, насколько это было в ее силах, расчистить сад перед домом, убрав все, кроме самых больших и тяжелых ветвей. Каждый день Лиза одна отправлялась в Шроув и приносила оттуда полезные вещи; зажигалки и фонари, керамические бутылки для горячей воды, консервы, кофе и сахар. Это было воровством, как догадалась она сейчас, хотя в то время ей это не приходило в голову.
Однажды днем она поднялась наверх, чтобы посмотреть телевизор. Лиза не связывала работу телевизора с электророзеткой, но поняла это, когда включила телевизор, а экран не засветился. Ее заинтересовало, работает ли телефон, хотя она ни разу не пользовалась телефоном, но он тоже оказался мертвым и не издавал ни звука, сколько бы кнопок она ни нажимала.
Они с Ив не имели представления о том, что происходит во внешнем мире. Вот об этом, как поняла теперь Лиза, Ив всегда и мечтала: оказаться в изоляции, быть отрезанной от всего, что лежит за пределами Шроува. Но едва ли она имела в виду изоляцию столь полную. Лиза подумала вдруг о радио в машине Бруно. Оно работало не от основной электрической сети, а, похоже, от самой машины, возможно, каким-то способом от мотора.
Радио Бруно рассказало бы им, что наделал ураган, а что, если весь мир подвергся разрушению, если навсегда исчезло электричество, если были уничтожены все телефоны? Но бесполезно было думать об этом. Лиза не знала, как завести мотор или включить радио, и даже если бы ей удалось выяснить это, машина была заперта в каретном сарае, а ключ где-то спрятан.
На следующий день этот вопрос утратил свое значение, так как приехали электрики, чтобы починить линию. Их фургон проехал мимо сторожки, подпрыгивая на отломанных сучьях и опавших листьях. Позднее, когда Лиза вышла погулять, она наткнулась на них, они залезли наверх, на высокие столбы, натягивали провода, и один из них, решив, вероятно, что она пришла из самого Шроува, крикнул Лизе, что телевизионная антенна сломана. Буря сорвала ее с крыши, и она висела над одной из труб.
Лиза не поняла, что он имеет в виду. Она никогда не слышала о телевизионной антенне. Для нее сложное устройство, обеспечивающее вещание и похожее на решетку в их духовке, было просто непонятным предметом на крыше, возможно, чем-то вроде флюгера. После того как электрики уехали, а свет и обогреватель снова заработали, Лиза отправилась в Шроув, чтобы посмотреть телевизор.
На этот раз он работал, но не так, как следовало. Изображение мелькало и вертелось, как будто кто-то поворачивал ручку, по экрану шли волнистые линии, делавшие его похожим на грубую холстину. Лица людей расплывались, а голоса их звучали так, будто все говорившие подхватили простуду.
Прошло много времени, прежде чем Лиза установила связь между плохой работой телевизора и сломанной духовочной решеткой на крыше. Она подумала, что телевизор просто испортился. Он был старый и испортился. Она чувствовала полную свою беспомощность, понимая, что ничего не может сделать, не рассказав Ив. Ее дневные просмотры закончились. Джонатан не смотрел телевизор, этот принадлежал его дедушке, и Джонатан, конечно, не стал бы покупать новый или чинить антенну.
Лиза понуро побрела к сторожке. Наблюдая за Ив, которая почти не разговаривала, а лишь заученно готовила ужин, в то время как мысли ее бродили где-то далеко, Лиза решила, что у ее матери не больше причин для скорби, чем у нее, только что потерявшей так много, потерявшей своего единственного друга.
Лиза намного повзрослела в недели, прошедшие после урагана. Она как будто стала старше на три или четыре года. Она узнала о таких вещах, о которых, как она была уверена, в одиннадцать лет не имеют ни малейшего представления Например, как находиться наедине с женщиной, почти лишившейся рассудка от отчаяния и скорби, в то время как чувствуешь, — да, она ощущала это даже тогда, — что как-то неправильно так страдать из-за вещи, из-за места, из-за клочка земли, из-за дома. Если Лиза так же сильно переживала из-за телевизора, то она была всего лишь ребенком, а Ив — взрослой женщиной. Но это вызьгеало у Лизы еще большую жалость к матери. Лизе приходилось заботиться о ней, быть ласковой, не волновать ее, уговаривать Ив заниматься тем, что отвлекало ее от грустных мыслей: давать уроки, делиться знаниями. Лиза иногда сидела над своими учебниками от раннего утра до позднего вечера только для того, чтобы отвлечь Ив от царящего вокруг разрушения и хаоса.
Второе, что помогло быстрому взрослению, было беспокойство о трупе. Ив похоронила его в первом попавшемся месте, потому что хотела его спрятать, ведь если бы его нашли, то у нее возникли бы серьезные неприятности. Лиза почерпнула смутное представление о такого рода неприятностях из чтения викторианских романистов. «Оливер Твист» был ее настольной книгой, а также «Женщина в белом». Вздергивают ли все еще убийц на виселицы? Она не могла спросить Ив. И что на самом деле означает повешение? За какую часть тела вешают человека? Гораздо больше Лиза знала об обезглавливании. О том, как отрубают головы, Лиза получила довольно подробные сведения из книг о Французской революции, о королеве Марии Шотландской и женах Генриха VIII.
Повесят ли Ив? Лизу охватывал страх, когда она думала об этом, она снова превращалась в ребенка, скорее пятилетнего, чем одиннадцатилетнего, который боится, что придут плохие дяди и заберут ее мамочку. Подобно Ив и погубленному лесу, она хотела спрятаться и притвориться, что на самом деле этого не существует. Кроме того, если бы она спросила Ив, как вешают преступников, та подумала бы, что это неспроста. Лиза не спрашивала. Они с Ив штудировали английскую литературу и историю и с утра до ночи занимались латынью.
Пока не наступил день, когда Ив вообще отказалась вставать. Она лежала в постели, отвернувшись лицом к стене. Лиза вышла из дому впервые за много дней. Это был последний день октября, 31-е, Хэллоуин, сухое, серое, ветреное утро.
Исковерканный лес выглядел иначе, потому что все листья засохли. Они не стали коричневыми, как листья на уцелевших деревьях, они остались зелеными, но засохли, свернулись и сморщились. Когда она пробиралась через бурелом, сухие листья шуршали под ногами. Из глубин леса доносился скрипучий крик фазана, и над своей головой, в одиноко стоящих деревьях, она услышала курлыканье голубей. Птицы вернулись.
Сердце сжалось у нее в груди (как она вычитала в книге), или, возможно, она почувствовала снова приступ тошноты, когда подошла к полянке, где находился плоский гладкий пень. Но на этот раз Лиза не испытала страха, что ее вырвет или что она почувствует запах гниющего мяса, так как сверток исчез.
На мгновение Лизу охватила настоящая паника, ей захотелось бежать куда глаза глядят. Кто-то пришел, нашел Бруно и унес его. Потом Лиза поняла, что случилось. Тело в мешке осталось на прежнем месте, оно было где-то там, внизу, внутри. Наклонившееся вишневое дерево упало и спрятало его. Вишневое дерево, которое она обхватывала руками, чтобы проверить, насколько прочно оно стоит, вовсе не было прочным, оно упало, как только подул ветер, и его широкий крепкий ствол придавил сверток, затолкав его обратно в могилу.
Лиза внимательно обследовала место. Незаметно было никаких признаков этого свертка, если не знать, что искать, если только не обращать внимания на уголок мешка, торчавший там, где от ствола вишни отходили нижние ветви. Лиза попыталась запихнуть его под ветки, но он не поддавался, тогда она натаскала ветвей и принесла полные охапки сучьев, набросав их сверху, чтобы скрыть то, что осталось от Бруно.
Никто не найдет его теперь, пока не придут люди расчищать лес. Лиза не думала об этом в то время, она просто почувствовала облегчение, поверив, что этот сверток спрятан навсегда, но всего через несколько дней грузовик привез много рабочих с пилами и топорами. Джонатан тоже приехал. Рабочие расчистили сад около сторожки, а потом принялись за упавшие и поврежденные деревья в парке Шроува.
Это очень взволновало Лизу. Она была уверена, что они двинутся в лес и начнут ворочать упавшие стволы и сучья. Весь день она не находила себе места, пока Джонатан не заметил между прочим, что «рощу» будут расчищать в последнюю очередь. Он часами сидел в коттедже около Ив, оба они вздыхали и качали головами над тем, что сделал ураган. Вероятно, пройдет не меньше двух лет, пока примутся за расчистку «рощи».
Ив поднялась с постели ради Джонатана и взяла себя в руки. Она вымыла голову и заплела косу на затылке, надела облегающую черную кофточку и красно-синюю юбку, она улыбалась и прихорашивалась ради Джонатана.
Он пришел и сделал то, чего Лиза не видела много лет: он обнял Ив и поцеловал ее. Когда Ив отослала ее наверх и велела писать там сочинение по истории — она называла это ее «домашним заданием», как будто Лиза не делала все свои уроки дома, — Лиза подслушивала под дверью. Она слышала, как Ив говорила Джонатану, что у Лизы короткие каникулы. Возможно, так и было. В таком случае то, что сказала Ив, не было, по большому счету, неправдой. Конечно, это зависело от того, что понимать под ложью. Это было ложью, если под ложью подразумевать намерение обмануть. Ив, конечно, намеревалась обмануть Джонатана, чтобы он думал, будто Лиза ходит в школу.
Они долго разговаривали о разрушениях, которые причинил ураган. Оба знали много статистических данных о том, что это был первый ураган в Англии за много сотен лет, и о том, сколько миллионов деревьев было уничтожено. Они разговаривали о Великой буре 1703 года. Все это было довольно скучно. После того как Лиза услышала, что лес, где лежит тело Бруно, будут расчищать в последнюю очередь, она решила идти наверх и взяться за сочинение о восхождении Наполеона Бонапарта. В эту минуту Джонатан сменил предмет разговора и сказал Ив, не вдаваясь в подробности, что Виктория оставила его ради любовника и оба они живут в Каракасе. Не было никакой надежды на воссоединение, в суде это называют «непоправимым распадом семьи».
Не успела Ив ответить, что было бы, по мнению Лизы, интересно послушать, как раздался громкий стук в парадную дверь.
Ив театрально воскликнула:
— Кого это там черт несет? — И потом со смехом объяснила, что это из некоей Дороти Паркер.
Стучавший в дверь оказался всего-навсего одним из рабочих, он искал Джонатана, чтобы спросить его о каком-то дереве: срубать его или оставить как есть, наполовину поваленным. Лиза поднялась наверх и, поскольку не была уверена, является Каракас столицей Венесуэлы или же Эквадора, заглянула в свой атлас.
Джонатан прожил меньше недели. Лиза была почти уверена, что одну ночь он провел в спальне Ив. Это было лишь подозрение, не более того, так как она не слышала, как они поднимались наверх, беспробудно проспав всю ночь, а когда спустилась вниз утром, Джонатана уже и след простыл. Но она стала старше и начала относиться более внимательно к подобным вещам.
В январе ей исполнилось двенадцать.
В следующий раз Лизе предстояло работать у миссис Сперделл днем, так что у нее хватило времени причесаться так, как причесывалась Ив по особым случаям — заплести толстую косу на затылке. Так она выглядела на несколько лет старше, решила Лиза. Она захватила с собой книги, которые ей дал мистер Сперделл.
Мистер Сперделл редко возвращался домой до ее ухода, но в тот день он пришел раньше, а через десять минут после него приехала женщина в красной машине. Протирая окна в спальне, Лиза увидела, как она идет по дорожке к парадной двери. Она была высокой и красивой, одета как мужчина, с темно-каштановыми волосами, стянутыми в пучок на затылке. На ней был темно-серый брючный костюм в тонкую полоску и красная шелковая рубашка. Но самым привлекательным в этой женщине было ее приветливое и умное лицо, глядя на которое невозможно было сказать глупость или гадость.
Лиза ожидала, когда раздастся звонок в дверь. Вместо этого она услышала, как открылась парадная дверь. Должно быть, женщина имела собственный ключ, решила Лиза и догадалась, кто она такая. Джейн, та, которая писала на своих книгах, что они украдены у нее. Но тогда она, конечно, была намного моложе. Джейн, дочь, которая имела какое-то отношение к образованию. Теперь Лиза увидела сходство с фотографией.
Как могли такой жалкий, маленький, сморщенный человечек, как мистер Сперделл, и эта толстая, седая каракатица, его жена, родить такую прелестную дочь, как Джейн? Это была неразрешимая загадка. Лиза закончила протирать окна и спустилась вниз. Никто не потрудился представить ее, что не удивило Лизу. Мистер и миссис Сперделл просто продолжали разговаривать, как будто ее не было там, как будто она была роботом, хитро запрограммированным, чтобы подметать пол и вытирать пыль с мебели.
Лиза сказала миссис Сперделл, что закончила работу. Не хочет ли она поручить ей еще что-то? Миссис Сперделл ответила «нет» и одарила ее таким взглядом, каким, вероятно, владелица замка смотрела на смерда, поэтому Лиза ушла в кухню и села у стола, дожидаясь денег.
Через несколько минут появился мистер Сперделл. Он увидел на кухонном столе книги, которые принесла Лиза, и принялся расспрашивать ее об их содержании. Кто такая мисс Грэдграйнд? Что имел в виду Диккенс, говоря о кориолановском носе миссис Спарсит? Что собирал мистер Боффин? Кто такой был Сайлас Вегг? Лиза была удивлена, но не обескуражена. Ив частенько также проверяла ее, и Лиза отвечала на его вопросы с энтузиазмом ученицы, назубок выучившей свой предмет, когда в кухню вошла привлекательная женщина, занимающаяся образованием.
Она удивленно подняла брови и подмигнула Лизе.
— Кончай, папа, что это ты устраиваешь ей экзамен? Тебе повезло, она слишком вежлива и поэтому не посылает тебя куда подальше вместе с твоими вопросами. — Она протянула Лизе руку и сказала: — Джейн Сперделл. Вы должны извинить моего отца. Дело в том, что он ни на минуту не забывает о школе.
— Все в порядке, — ответила Лиза и, быстро подумав, назвала фамилию Шона. Старшие Сперделлы никогда не спрашивали об ее фамилии. — Лиза Холфорд.
Мистер Сперделл отнюдь не был выбит из колеи.
— Эта молодая леди темная лошадка, Джейн. Я застал ее за чтением моего Диккенса. Подозреваю, что она в годичном отпуске или же занимается уборкой в нашем доме с целью неких изысканий. Каких именно, спрашиваю я себя. Может быть, нам следует попытаться раскрыть ее тайну?
— Говори за себя, папа, — ответила Джейн Сперделл, — а меня уволь. Тайна, если она у нее есть, это ее дело. — Она дружески улыбнулась Лизе. — Послушайте-ка, мне хотелось бы заплести волосы так, как у вас. Это очень трудно?
Лиза объяснила, что это совсем не трудно, но занимает много времени, ей придется положить на это целых полчаса, когда появилась миссис Сперделл с кошельком в левой руке и пригоршней мелочи в другой. Лиза видела, что миссис Сперделл совсем не понравилась та сцена, которую она застала: Лиза разговаривает на равных с ее дочерью.
— Возможно, тебе стоило бы стать парикмахершей, — сказала она недовольно. — Когда закончишь урок, мне хотелось бы рассчитаться с тобой.
Похоже, Джейн Сперделл стало стыдно за свою мать, как всякому нормальному человеку, решила Лиза, и та смутилась еще больше, когда мать попросила одолжить ей два фунта мелочью, чтобы набрать для Лизы сумму в двенадцать фунтов. Мистер Сперделл поднялся наверх, но когда Лиза уходила, появился в коридоре с двумя книгами в бумажной обложке: «Крошка Доррит» и «Ярмарка тщеславия». Лиза ни слова не сказала о том, что уже читала «Ярмарку тщеславия». С трудом сдерживая смех, она наблюдала за лицом миссис Сперделл, когда Джейн сказала ей:
— До свидания. Приятно было познакомиться с вами.
В машине по дороге домой Лиза собиралась рассказать Шону о Джейн, какая она милая и дружелюбная. Но она не рассказала ему. Не совсем ясно понимая причину, она почувствовала, что ему это не понравилось бы. Шон ненавидел школу, называл учителей то самодурами, то снобами. Он посчитал бы, что женщина может заниматься вопросами образования только в том случае, если ей не удалось найти себе мужчину.
Вместо этого, поскольку ему очень хотелось это узнать, Лиза рассказала о том, как прошел в Шроуве год после урагана. Странно, как Шон любит слушать всякие истории. Нелегко ему придется, если когда-нибудь у него появится подружка, которая не сумеет рассказывать ему истории. Но, конечно, у него не будет другой подружки, потому что они никогда не расстанутся.
— Мой телевизор сломался во время бури — да, я считала его своим, — и я понимала, что не получу другого. Вместо этого я все время делала уроки, и постепенно Ив поправлялась. В тот год было прекрасное лето. Каждое лето выпадали хорошие дни, но то лето было самым лучшим.
— Парниковый эффект, — заметил Шон. Лиза удивилась, что он знает о таком явлении, а потом рассердилась на себя за свое удивление.
— Вероятно, — согласилась она, — я не знала. Ив говорила, что такая погода летом была в начале века, перед Первой мировой войной.
— Как она узнала? Она не такая старая, чтобы знать об этом.
Лиза пожала плечами, как делала Ив.
— Молочник спрашивал: «Ты не страдаешь от жары?» Он повторял это каждый день, должно быть, подхватил где-то эту фразу. Работа и в жару не прекратилась. Люди усердно трудились в Шроуве, расчищая завалы, и все приобретало нормальный вид. Они даже посадили новые деревья в парке и внизу, у реки. Деревья принялись очень хорошо, потому что в низине земля пропиталась влагой. Даже Ив сказала, что все не так плохо, как ей представлялось. А мистер Фрост сказал, что нет худа без добра и теперь, когда большие старые деревья исчезли, открылись пейзажи, которыми прежде нельзя было любоваться. Я думаю, что это было самое длинное предложение, которое я услышала от него за все годы.
Джонатан проводил много времени в Шроуве в тот год. Было просто забавно, что он, казалось, не замечал, что я все время нахожусь дома. Я имею в виду, май, июнь и июль, когда все дети моего возраста ходят в школу. И точно так же он, казалось, не замечал, что во время его пребывания в Шроуве миссис Купер не приходит убираться, хотя один раз он прожил там около двух недель. Полагаю, всю жизнь он был окружен людьми, прислуживающими ему, он принимал как должное, что все сделано, убрано, еда приготовлена и одежда выстирана. Он ел вместе с нами, или Ив относила ему еду в Шроув. Она также собирала его вещи для стирки, стирала, гладила и относила ему.
Я ни разу не слышала, чтобы он сказал «спасибо» или выразил благодарность, хотя, возможно, он говорил это, когда меня не было. Мне кажется, что Ив проводила ночи в Шроуве с Джонатаном — в тот его приезд и много раз в будущем. Если она это делала, то уходила из сторожки после того, как я засыпала, и возвращалась рано утром. Все вошло в прежнее русло, как было до его женитьбы на Виктории, или Ив думала, что у них все как прежде. Она на это надеялась.
Они часами обсуждали его брак. Они забывали о моем присутствии. Мне не приходилось подслушивать под дверью. Ив всегда расспрашивала его о Виктории и разводе, но я ни разу не слышала, чтобы он хоть словом упомянул о Бруно. И все это время машина Бруно находилась в его конюшне, а мертвое тело Бруно лежало в его лесу. Гнило в его лесу, и черви пожирали его.
— Лиза, — предостерегающе воскликнул Шон, — пожалуйста!
— Извини. У тебя слабые нервы. Яне думаю, что Джонатана это интересовало. Не думаю, что это его заботило. Его интересовал только Джонатан Тобайас, и люди были важны для него только в той степени, в какой они были полезны Джонатану Тобайасу. Может, мы все такие. Верно?
— Я на первое место ставлю тебя, я знаю это.
— Так ли? Это мило. Я хорошо запомнила историю, которую Ив рассказала мне о старом мистере Тобайасе и моей бабушке, и как тогда Ив думала, что они с Джонатаном поженятся. Она не придавала значения тому, что ее мать не получила Шроув, потому что они с Джонатаном собирались пожениться. Ив думала так и когда я была маленькой, а Джонатан приехал на те три недели, и все началось у них снова.
— Она думала, что он женится на ней, когда получит развод. Она семнадцать лет пыталась заполучить его.
17
Когда рассказываешь кому-то историю с продолжением, то нельзя объявить, что вот, дескать, теперь переходишь к периоду, когда ничего особенного не случилось. У твоего слушателя исчезнет интерес к развязке. Лиза каким-то образом понимала это и не стала говорить так Шону. Однако, когда ей было двенадцать и тринадцать лет, ничего особенного не происходило. Ив заставляла ее до седьмого пота зубрить английский, историю и языки. Она научила ее шить и вязать, распускала старые свитеры, чтобы Лиза связала их заново. Они вместе слушали музыку, но не было никаких уроков по рисованию ни карандашом, ни красками, так как это, возможно, напомнило бы о Бруно. Лиза скучала по телевизору и взгрустнула в тот день, когда приехали сборщики мусора и она увидела, как старый телевизор забросили в кузов грузовика. Но ничего значительного не случалось. Никто не приезжал расчищать лес. Рабочие Британской железной дороги разобрали рельсы и шпалы там, где некогда проходила линия, но они не заделали и не загородили туннель, и отверстие туннеля теперь зияло, как вход в пещеру.
Машина Бруно оставалась запертой в каретном сарае. Раз в пять-шесть недель Лиза приходила проверить, на месте ли она. Время от времени она проверяла шкатулку с драгоценностями Ив, чтобы посмотреть, там ли еще золотое кольцо. Оно всегда было на месте. И если Ив не надевала серег, три пары их лежали в шкатулке.
Джонатан приезжал и уезжал. Если он говорил о Виктории, это были только жалобы на то, сколько денег она вытянет из него после развода. Деньги и собственность. Она захочет дом в Алзуотере и, несомненно, получит его. Джонатан прислал открытку из Зимбабве и привез той осенью с собой в Шроув двух человек, которых Лиза прежде не видела, мужчину звали Дэвид Косби, а его жену — Фрэнсис. Они приехали поохотиться.
— Дэвид кузен Джонатана, — объяснила Ив. Лиза знала о кузенах, она читала о них в викторианских романах.
— Он не может быть его кузеном, — возразила она. — Не может, если у Кэролайн не было братьев или сестер и у отца Джонатана их не было.
— Дэвид его троюродный брат. Он сын племянника старого мистера Тобайаса. Он любит Шроув, он любит его почти так же сильно, как я. Я знаю, он хочет, чтобы Шроув принадлежал ему.
— Если он любит его так сильно, почему он не приезжал раньше?
— Он двенадцать лет прожил в Африке, но сейчас приехал домой навсегда.
Лицо Косби было таким же темным и так же отливало коричневатым блеском, как дубовые панели в библиотеке Шроува, в то время как его жена была морщинистой и желтой. «Высохли на африканском солнце», — подумала Лиза, которая только что прочитала «Копи царя Соломона». Они прожили в Шроуве две недели. На этот раз Ив, кажется, находилась в совершенно ином положении. Лиза отметила это, хоть и не смогла сформулировать, в чем состояло различие. Возможно, в том, что все трое, в отличие от Виктории с ее друзьями, не считали Ив служанкой. Она трижды ходила в Шроув обедать — Джонатан выписал через фирму прислугу, которая приезжала и готовила куропаток, подстреленных ими, — а посуду оставляли мыть миссис Купер, приходившей рано утром.
Самое смешное заключалось, конечно, в том, что никакой миссис Купер не существовало, так что Ив приходилось бегать туда, пока они все бродили с ружьями или уезжали на машине, и делать вид, что уборщица существует. Все это выглядело нелепо, и Лиза чувствовала себя неловко.
Вместе с тем у Ив появились странности в те два бессобытийных года. Или, возможно, она всегда была странной, но Лиза не замечала этого, пока была ребенком. Ив для нее была просто Матерью. Теперь, хотя Лиза все еще знала очень мало людей, она понимала намного больше. Она могла сравнивать. Она начала задавать вопросы об их образе жизни в сторожке, в особенности о своем собственном. Почему Ив не хотела никого знать или поехать куда-то? Испытывают ли другие люди такую же страстную привязанность к своему месту, как она к Шроуву? С какой целью ей задают так много уроков, ведь она занималась ими все время, а также по субботам и воскресеньям? Ив учила ее, а Лиза училась часами и в будни, и в праздники. Почему?