Он замер, парадная дверь отворилась. На крыльцо вышла она, и с нею высокий молодой человек, белый. Они подошли к машине, но, вместо того чтобы сесть, остановились у передней дверцы.

– Ну, Биггер, это Джан. Джан, это Биггер Томас.

Джан широко улыбнулся и протянул ему руку, ладонью вверх. У Биггера все напряглось внутри от неожиданности и испуга.

– Очень рад. Как вам на новом месте, Биггер?

Правая рука Биггера вцепилась в баранку руля, он никак не мог решиться пожать руку этому белому человеку.

– Хорошо, – пробормотал он.

Джан все еще не опускал руки. Правая рука Биггера поднялась дюйма на три и повисла в воздухе.

– Что же вы? Давайте поздороваемся, – сказал Джан.

Биггер протянул мягкую, безжизненную кисть, забыв закрыть рот от изумления. Он почувствовал крепкое пожатие пальцев Джана. Потом он осторожно потянул руку назад, но Джан придержал ее, посмеиваясь.

– Нам нужно получше познакомиться, – сказал Джан. – Я – друг Мэри.

– Да, сэр, – пробормотал он.

– Прежде всего, – продолжал Джан, поставив ногу на подножку, – не говорите мне «сэр». Я зову вас Биггер, а вы зовите меня Джан. Так оно у нас и пойдет. Уговорились?

Биггер ничего не ответил. Мэри улыбалась. Джан все еще не отпускал его руки, и он слегка наклонился вперед, так, чтобы можно было, не поворачивая головы, переводить взгляд на тротуар и дома, когда ему не хотелось встречаться с взглядом Джана. Он услышал, как Мэри тихонько засмеялась.

– Ничего, не смущайтесь, Биггер, – сказала она. – Джан говоритвсерьез. Он вспыхнул от гнева. Да провались она ко всем чертям! Что она, смеется над ним? Разыгрывать его вздумали? Что им нужно от него? Чего они привязались? Он их не трогал. С такими всего можно ожидать. Его мысли и ощущения сошлись в одной болезненной точке. Он мучительно старался их понять. Он чувствовал, как это нелепо – сидеть за рулем автомобиля перед белым человеком, который держит его руку. Что должны подумать прохожие? Он никогда не забывал о своей черной коже, и в нем жило инстинктивное убеждение, что это Джан и ему подобные сделали так, чтобы он о ней никогда не забывал. Разве все белые не презирают чернокожих? Так зачем Джан держит его руку? Зачем Мэри стоит рядом, такая возбужденная, с блестящими глазами? На что им все это? А может быть, они вовсе не презирали его? Но они напоминают ему о его черной коже уже одним тем, что стоят и смотрят на него, держат его руку, улыбаются. У него было такое ощущение, что в этот момент он перестал существовать как человек; осталось только то, что он ненавидел, – знак позора, неотделимый от черной кожи. Земля, на которой он находился, была Ничьей Землей, полосой отчуждения, гранью, отделявшей белый мир от мира черного. Он был голым, прозрачным; и этот белый человек, который помогал унижать его и искажать его облик, выставил его теперь всем напоказ и на потеху. В эту минуту он чувствовал к Джану и Мэри глухую, холодную и бессловесную ненависть.

– Давайте, я буду править, – сказал Джан, выпустив его руку и затворяя дверцу.

Биггер посмотрел на Мэри. Она подошла ближе и дотронулась до его локтя.

– Конечно, Биггер, пустите его, – сказала она.

Он приподнялся и хотел выйти, но Джан его остановил.

– Не нужно, вы только подвиньтесь.

Он отодвинулся в угол, и Джан занял его место за рулем. Непонятным образом он все еще чувствовал пожатие Джана, как будто оно оставило на его руке невидимый след. Мэри зашла с другой стороны и тоже собиралась сесть на переднее сиденье.

– Дайте-ка и мне местечко, Биггер, – сказала она.

Он подвинулся ближе к Джану, и Мэри втиснулась между ним и дверцей. Теперь с обеих сторон рядом с ним были белые люди; он сидел, словно зажатый между двумя огромными белыми стенами. Впервые в жизни он сидел так близко к белой женщине. Он вдыхал запах ее волос и чувствовал прикосновение ее бедра. Джан вел машину, то вливаясь в общий поток движения, то вырываясь из него. Потом они помчались по набережной, рядом потянулась огромная ровная пелена тускло мерцающей воды. Снежные тучи заволокли небо, и ветер дул все сильнее.

– Какой замечательный вечер, – сказала она.

– Чудесный, – ответил Джан.

Биггер прислушивался к этим двум голосам, к их непривычному звучанию, к восторженным возгласам, которые так свободно срывались с губ.

– Небо какое!

– А вода!

– Так красиво, что даже больно смотреть, – сказала Мэри.

– В прекрасном мире мы живем, Биггер, – сказал Джан, повернувшись к нему. – Посмотрите на горизонт.

Биггер смотрел, не поворачивая головы; он только заводил глаза. Слева высился нескончаемый ряд больших стройных фасадов, испещренных квадратиками желтого света.

– Когда-нибудь все это будет наше, Биггер, – сказал Джан, сделав широкое движение рукой. – Революция отдаст это нам. Но надо бороться. Мир стоит того, Биггер! А когда это наконец произойдет, все изменится. Не будет ни черных, ни белых; ни бедных, ни богатых.

Биггер молчал. Машина неслась, ровно жужжа.

– Вы, наверно, думаете, что мы очень странные люди, правда, Биггер? – спросила Мэри.

– Нет, мэм, что вы, – слабо прошептал он, зная, что она ему не поверит, но считая невозможным дать другой ответ.

Оттого, что сидеть было тесно, у него затекли руки и ноги, но он не смел шевельнуться. Он знал, что никто не протестовал бы, если б он попытался устроиться поудобнее, но излишние движения привлекли бы внимание к нему, к его черному телу. А этого ему не хотелось. Эти люди заставляли его чувствовать то, что он не хотел чувствовать. Будь он белый, будь он такой же, как они, – другое дело. Но он был негр. И потому он сидел неподвижно, и руки и ноги у него все больше затекали.

– Скажите, Биггер, – спросил Джан, – можно у вас на Южной стороне где-нибудь прилично поесть?

– На Южной стороне? – переспросил Биггер, раздумывая.

– Только чтоб было хорошее место, – сказала Мэри, весело улыбаясь ему.

– Вы хотите в ночной клуб? – спросил Биггер тоном, в котором ясно чувствовалось, что он только называет, а не советует.

– Нет, мы хотим просто поесть.

– Понимаете, Биггер, мы хотим такое место, куда заходят закусить негры, а не в какой-нибудь экзотический ресторанчик.

Что им нужно, этим людям? Он ответил равнодушно, без всякого выражения:

– Вот есть «Хижина» Эрни.

– Ну что ж. Название располагающее.

– Туда и поедем, Джан, – сказала Мэри.

– Есть, – сказал Джан. – Это где?

– Угол Сорок седьмой и Индиана-авеню, – сказал Биггер.

Джан доехал до Тридцать первой улицы, свернул и взял направление на Индиана-авеню. Биггеру хотелось, чтобы Джан ехал как можно быстрее, чтобы как можно скорее добраться до «Хижины» Эрни. Пока они будут сидеть там, он сможет отдохнуть, вытянуть на свободе онемевшие ноги. Джан выехал на Индиана-авеню и свернул к югу. Биггер думал, что сказали бы Джек и Гэс и Джо, увидя его в такой шикарной машине, между двумя белыми. Дразнили бы его этим, пока самим не надоело бы. Он почувствовал, что Мэри подвинулась на сиденье. Она положила руку ему на плечо.

– Знаете, Биггер, мне так давно хотелось побывать в этих домах, – сказала она, указывая на высокие темные корпуса, тянувшиеся по обеим сторонам улицы, – хотелось увидеть, как живут ваши. Вы меня понимаете? Я была в Англии, во Франции, в Мексике, а как живут люди в десяти кварталах от меня, я не знаю. Мы вообще так мало знаем друг о друге. Мне хочется увидеть. Мне хочется познакомиться с этими людьми. Я ни разу не была в доме у негров. Ведь они должны жить так же, как и мы живем. Ведь они

люди… Их двенадцать миллионов… Они живут здесь же, в нашей стране…

В одном городе с нами… – Голос ее замер.

Наступило молчание. Машина мчалась по Черному поясу, мимо высоких корпусов, вмещавших черную жизнь. Биггер знал, что Джан и Мэри думают о том, как он живет, как живет его народ. Вдруг ему захотелось схватить какой-нибудь тяжелый предмет, встать, очутиться в воздухе, над несущейся машиной, и, размахнувшись изо всех сил, одним ударом сокрушить все – машину, и их, и себя самого. Сердце у него колотилось, и он с трудом переводил дыхание. Он знал, что так нельзя, он слишком поддался своим чувствам. Но он ничего не мог поделать. Зачем они привязались к нему? Что он им сделал? Какая им польза от того, что они его мучают?

– Вы мне скажете, где, Биггер? – сказал Джан.

– Да, сэр.

Биггер посмотрел и увидел, что они подъезжают к Сорок шестой улице.

– Это в конце следующего квартала, сэр.

– А там можно остановить машину?

– Да, сэр, конечно, сэр. – Биггер, я ведь просил вас! Не называйте вы меня «сэр»… Мне этонеприятно! Вы такой же человек, как и я, ничем не хуже. Есть, может быть, белые, которым это приятно. Но мне – нет. Так что, пожалуйста, Биггер…

– Да… – Биггер осекся, проглотил слюну и посмотрел вниз на свои черные ноги. – Хорошо, – пробормотал он, стараясь, чтобы они не заметили его сдавленного голоса.

– Поймите, Биггер… – начал Джан.

Мэри протянула руку за спиной Биггера и тронула Джана за плечо.

– Мы приехали, – сказала она торопливо.

Джан затормозил у тротуара, толкнул дверцу и вышел. Биггер отодвинулся к рулю, довольный, что может наконец вытянуть руки и ноги. Мэри вышла с другой стороны. Ну вот, теперь хоть он отдохнет. Он так был занят своими собственными ощущениями, что не сразу почувствовал неестественность затянувшегося молчания. Когда наконец он поднял глаза, то успел заметить, как Мэри поспешно отвела от него взгляд. Теперь она смотрела на Джана, а Джан на нее. Выражение их глаз нетрудно было понять. Биггер увидел в них растерянный и недоуменный вопрос: что такое с ним? Он крепко стиснул зубы и уставился в пространство перед собой.

– А вы разве не зайдете с нами, Биггер? – спросила Мэри так ласково, что ему захотелось ударить ее.

В «Хижине» Эрни его все знали, и ему не хотелось показываться там в обществе белых. Он понимал, что, если он войдет, кругом сейчас же начнут перешептываться: «Смотрите, Биггер завел себе белых приятелей!»

– Я… мне… Мне не хочется, – ответил он почти шепотом.

– Вы разве не голодны? – спросил Джан.

– Нет, я не голоден.

Джан и Мэри подошли ближе к машине.

– Ну так посидите с нами, за компанию, – сказал Джан.

– Я… я… – мялся Биггер.

– Конечно, идемте, – сказала Мэри.

– Я лучше здесь подожду. Машину тоже нельзя так оставить.

– Да ну, черт с ней, с машиной! – сказала Мэри. – Идемте.

– Я есть не хочу, – упрямо повторил Биггер.

– Ну что ж, – вздохнул Джан. – Раз вам это так неприятно, мы тоже не пойдем.

Биггер почувствовал, что попался. А, черт! Он вдруг сразу понял, насколько все это было бы просто и легко, если б он с самого начала держал себя так, словно в их поведении не было ничего особенного. Но он не понимал их, относился к ним с недоверием, почти с ненавистью. Он не мог уяснить себе, что заставляло их обращаться с ним так. Но в конце концов, он на службе, да и сидеть здесь, под их перекрестными взглядами, ничуть не лучше, чем войти.

– Ладно, пойдемте, – буркнул он сердито.

Он вылез и с шумом захлопнул дверцу. Мэри подошла к нему вплотную и дотронулась до его руки. Он посмотрел на нее долгим пристальным взглядом. До сих пор он еще ни разу не смотрел ей прямо в лицо, и сейчас это ему удалось только потому, что он сердился.

– Биггер, – сказала она. – Если вам не хочется идти, не надо. Вы, пожалуйста, не подумайте… Ах, Биггер… Мы совсем не хотели обидеть вас…

Голос ее прервался. При бледном свете уличного фонаря Биггер увидел, что глаза у нее стали влажные, а губы дрожат. Она пошатнулась и прислонилась к автомобилю. Он попятился от нее, как будто она несла в себе невидимую заразу. Джан обхватил ее за талию и поддержал. Биггер услышал тихое всхлипывание. Господи боже! Ему вдруг неудержимо захотелось повернуться и убежать. Он точно запутался в паутине глубоких теней, теней таких же черных, как ночное небо над его головой. Она плакала из-за него, а между тем ведь это она сама заставила его вести себя так, как он вел. Он чувствовал себя с ней так, как на доске-качелях. Когда один летел вверх, другой опускался вниз, равновесие было невозможно. Мэри вытерла глаза, и Джан сказал ей что-то на ухо. Биггер думал: если сейчас уйти от них, что он скажет матери, или в Бюро, или мистеру Долтону? Все они спросят, почему он вдруг ушел с работы, а ему нечего будет ответить.

– Ничего, Джан, все уже прошло, – услышал он голос Мэри. – Прости меня. Я просто дура, и больше ничего… Разнюнилась, как маленькая. – Она подняла глаза на Биггера. – Не обижайтесь на меня, Биггер. Это очень глупо, я знаю…

Он молчал.

– Идемте, Биггер, – сказал Джан, стараясь сделать вид, что ничего не произошло. – Есть хочется.

Джан взял его под руку и потянул вперед, но Биггер упирался. Тогда Джан и Мэри первыми вошли в кафе, и Биггер побрел за ними, смущенный и раздосадованный. Джан направился к небольшому столику у стены.

– Садитесь, Биггер.

Биггер сел. Джан и Мэри сели напротив него.

– Вы любите жареных цыплят? – спросил Джан.

– Да, сэр, – прошептал он.

Он почесал затылок. Ну как ему за один вечер отстать от привычки говорить белым людям «да, сэр» и «да, мэм», когда он говорил так всю свою жизнь? Он смотрел прямо перед собой, избегая встречаться с ними взглядом. Подошла официантка, и Джан заказал три стакана пива и три порции жареных цыплят.

– Привет, Биггер!

Он обернулся и увидел Джека, который махал ему рукой, но смотрел на Джана и Мэри. Он неловко помахал ему в ответ. Чтоб тебе провалиться! Джек торопливо зашагал к выходу. Биггер осторожно огляделся: официантка и многие из посетителей смотрели в его сторону. Все они знали его, и он понимал, что они удивляются, так же как он сам удивлялся бы на их месте. Мэри дотронулась до его руки.

– Вы здесь раньше бывали, Биггер?

Он искал безразличных слов, слов, которые ответили бы на вопрос, но не выдали бы и тени его чувств.

– Был несколько раз.

– Здесь очень симпатично, – сказала Мэри.

Кто-то опустил монету в граммофон-автомат, и они замолчали, слушая музыку. Вдруг чья-то рука легла Биггеру на плечо.

– Привет, Биггер! Ты где пропадаешь?

Он поднял голову и увидел прямо перед собой смеющееся лицо Бесси.

– Привет, – отрывисто сказал он.

– Ах, извини. Я не видела, что ты с компанией, – сказала она и отошла, искоса глянув на Джана и Мэри.

– Пригласите ее к нам, Биггер, – сказала Мэри.

Бесси вернулась к дальнему столику, где ее ждала подруга.

– Она уже ушла, – сказал Биггер.

Официантка принесла цыплят и пиво.

– Ну просто замечательно! – воскликнула Мэри.

– Это вам не что-нибудь, – сказал Джан, глядя на Биггера. – Правильно я сказал, Биггер?

Биггер помялся.

– Да, здесь так иногда говорят, – ответил он неопределенно.

Джан и Мэри ели. Биггер отрезал кусочек цыпленка и положил в рот. Но жевать он не смог – во рту было совершенно сухо. Казалось, все его органы чувств парализованы, они вышли из повиновения, и когда он понял почему, то не смог есть. После двух или трех попыток он отложил вилку и небольшими глотками стал тянуть пиво.

– Ешьте цыпленка, – сказала Мэри. – Очень вкусно.

– Я не голоден, – пробормотал он.

– Хотите еще пива? – спросил Джан после долгого молчания.

Может быть, если он опьянеет немного, ему будет легче.

– Можно, – сказал он.

Джан заказал еще по стакану.

– А что, покрепче у них тут ничего нет? – спросил он.

– У них есть все, что хотите, – сказал Биггер.

Джан заказал бутылку рома и налил всем. Биггер почувствовал, как по его телу разливается тепло. После второго стакана Джан начал разговор.

– Где вы родились, Биггер?

– На Юге.

– А где именно?

– В Миссисипи.

– В школе учились?

– Четыре класса прошел.

– А почему бросили?

– Денег не было.

– Вы где учились, на Юге или здесь?

– Больше на Юге, два года и здесь ходил.

– Вы давно живете в Чикаго?

– Уже пять лет.

– Вам здесь нравится?

– Ничего.

– Вы живете с семьей?

– У меня мать, брат и сестра.

– А отец ваш где?

– Умер.

– Давно?

– Его убили во время одного бунта там, на Юге, – я был еще маленький.

Наступило молчание. Биггеру после рома стало легче.

– И чем же дело кончилось? – спросил Джан.

– Да ничем.

– А как вы к этому относитесь?

– Не знаю.

– Слушайте, Биггер, вот против этого мы и боремся. Мы, коммунисты, хотим, чтоб этого больше не было. Чтоб люди не смели больше так обращаться с другими людьми. Я – член партии. Мэри – сочувствующая. Вы не думаете, что если все мы сплотимся вместе, то сумеем покончить с этим?

– Не знаю, – сказал Биггер. Ром уже ударил ему в голову. – Белых людей много на свете.

– Вы читали об узниках Скоттсборо?

– Слыхал про это.

– Как по-вашему, разве не большое дело мы сделали, что помешали убить этих мальчиков?

– Это очень хорошо.

– Знаете, Биггер, – сказала Мэри, – мы хотим подружиться с вами.

Он ничего не ответил. Он допил свой ром, и Джан снова наполнил стакан. Теперь он уже был настолько пьян, что мог смотреть им прямо в глаза. Мэри улыбалась ему.

– Ничего, вы к нам привыкнете, – сказала она.

Джан заткнул пробкой бутылку с ромом.

– Пожалуй, нам пора, – сказал он.

– Пошли, – сказала Мэри. – Ах да, Биггер, я завтра в девять утра уезжаю в Детройт, и мне нужно, чтоб вы заранее отвезли на вокзал мой сундук. Скажите папе, он даст вам отгулять эти часы. Только это надо не позже половины девятого.

– Ладно, я отвезу.

Джан расплатился, и они вышли на улицу. Биггер уселся за руль. Ему уже стало совсем легко. Джан и Мэри сели на заднее сиденье. Поворачивая руль, Биггер увидел, что Джан обнял Мэри и она тесно прижалась к нему.

– Покатаемся немного по парку, Биггер.

– Хорошо.

Он въехал в Вашингтон-парк и медленно стал кружить по извилистым аллеям. Время от времени он видел в переднее зеркальце, как Джан целует Мэри.

– У вас есть девушка, Биггер? – спросила Мэри.

– Есть, – ответил он.

– Я хочу с ней познакомиться.

Он промолчал. Мэри задумчиво смотрела в пространство, словно строила какие-то планы на будущее. Потом она повернулась к Джану и нежно положила ему руку на плечо.

– Как прошла демонстрация?

– Неплохо. Но полиция задержала трех товарищей.

– Кого?

– Одного нашего парня и двух женщин-негритянок. Да, кстати, Мэри! Их надо взять на поруки, нужны деньги.

– Сколько?

– Три тысячи.

– Я завтра пришлю тебе чек.

– Отлично.

– Ты сегодня много работал?

– Порядочно. До трех был на собрании. Мы с Максом сегодня весь день хлопотали из-за этих денег.

– Он чудный, Макс, правда?

– Это один из лучших наших адвокатов.

Биггер прислушивался, он знал, что они говорят о коммунистических делах, и старался понять. Но он не понимал.

– Джан!

– Да, детка?

– Весной я кончаю университет и тогда вступлю в партию.

– Ты у меня умница.

– Только мне придется быть очень осторожной.

– Будешь работать со мной в комитете.

– Нет. Я хочу работать среди негров. Там больше всего нужны люди. Их так всюду теснят и оттирают.

– Это верно.

– Когда я вижу, до чего довели этих людей, я просто с ума схожу…

– Да, это большое преступление.

– И я себя чувствую такой беспомощной и никчемной. Мне так хочетсяделать что-нибудь. – Я всегда знал, что ты придешь к нам.

– Джан, у тебя много знакомых негров? Я тоже хочу познакомиться с ними.

– Я знаю очень немногих. Но ты познакомишься с ними, когда вступишь в партию.

– Они такие непосредственные! Это замечательный народ! Если б только удалось поднять их на борьбу…

– Без них революция невозможна, – сказал Джан. – Их необходимо организовать. Они сильны духом. Они много могут дать партии.

– А их песни – все эти гимны! Какая прелесть! – Биггер увидел, что она наклонилась к нему. – Биггер, вы умеете петь?

– Нет, не умею, – сказал он.

– Ну, Биггер. – Она надула губы. Потом склонила голову набок, закрыла глаза и запела:

Джан стал подпевать, а Биггер насмешливо улыбнулся. Совсем не тот мотив, подумал он.

– Что ж, Биггер, подтягивайте и вы, – сказал Джан.

– Я не умею петь, – повторил он.

Они замолчали. Машина, урча, катилась вперед. Потом Биггер услышал шепот.

– Где бутылка?

– Вот она.

– Дай мне глоток.

– Ладно, только раньше я.

– Смотри, будешь пьяный.

– Не больше, чем ты, детка.

Они засмеялись. Биггер правил молча. Он услышал тихое мелодическое бульканье.

– Джан!

– Что?

– Хорош глоток!

– Ну, ну, тебе тоже хватит.

Он увидел в зеркальце, как он пьет из бутылки, запрокинув голову.

– Может быть, Биггер тоже хочет, Джан? Спроси его.

– Биггер! Возьмите-ка, промочите горло.

Биггер замедлил ход и протянул руку за бутылкой; он два раза приложился к ней, делая большие глотки.

– Ого! – засмеялась Мэри.

– Промочил на совесть, – сказал Джан.

Биггер рукой вытер рот и повел машину дальше по темному парку. То и дело он слышал бульканье рома в полупустой бутылке. Надрызгаются оба, подумал он, чувствуя, как под действием рома у него начинает покалывать пальцы и губы. Вдруг он услышал хихиканье Мэри. Так, уже надрызгалась! Машина медленно описывала круги по извилистым аллеям. Приятный жар разливался широкими волнами по всему его телу. Он не правил; он просто сидел и плавно несся вперед сквозь тьму. Его руки свободно лежали на баранке руля, тело лениво развалилось на кожаных подушках. Он заглянул в зеркальце: они опять пили. Факт, надрызгались, подумал он. Он не спеша кружил по парку, поглядывая то на дорогу, то в зеркало. Он слышал шепот Джана; потом он услышал, как они оба вздохнули. Губа у него отвисла. Я и сам-то пьян, подумал он. Город и парк исчезли из его сознания; его несло вперед вместе с машиной, в которой Джан и Мэри сидели и целовались. Так прошло много времени.

– Уже час, милый, – сказала Мэри. – Надо домой.

– Хорошо. Еще только немножечко покатаемся. Здесь так хорошо.

– Отец и так говорит, что я себя неприлично веду.

– Ну прости, моя маленькая.

– Я тебе позвоню утром, перед тем как ехать.

– Непременно. В котором часу?

– Около половины девятого.

– Чудесно. Но как мне не хочется, чтоб ты уезжала в Детройт.

– Мне самой не хочется. Да нужно. Понимаешь, дорогой, я должна загладить свою неприличную поездку с тобой во Флориду. Придется какое-то время слушаться маму и папу.

– А все-таки мне не хочется.

– Я вернусь через несколько дней.

– Несколько дней – это очень долго.

– Ты глупый, но милый, – сказала она, смеясь и целуя его.

– Поехали домой, Биггер, – сказал Джан громко.

Биггер выехал из Коттедж Гроув-авеню и свернул к северу. Улицы были темные, тихие и пустые, шины скользили по гладкому асфальту. У Сорок шестой улицы, когда до дома Долтонов оставался один квартал, где-то вдалеке послышалось дребезжание трамвая.

– А вот и трамвай, – сказал Джан, глянув в заднее стекло.

– Бедненький ты мой! – сказала Мэри. – Тебе еще так далеко ехать. С каким бы удовольствием я тебя подвезла. Но уже слишком поздно, мама и так, наверно, заподозрила что-нибудь.

– Не беспокойся. Я отлично доберусь.

– Постой, Джан, знаешь что? Биггер тебя довезет.

– Глупости! С какой стати он будет тащиться в такую даль чуть не на рассвете.

– Тогда тебе надо успеть на этот трамвай, милый.

– Нет. Я сначала провожу тебя.

– Но ведь ты знаешь, как редко ночью трамваи ходят, – сказала Мэри. – Ты простудишься, будешь ждать на таком ветру. Нет, нет, милый, пожалуйста, садись на этот трамвай. Я отлично доеду без тебя. Тут пустяки осталось…

– А ты правда не боишься?

– Конечно, нет. Вон уже виден наш дом. Вон, смотри…

Биггер в зеркальце увидел, как она показывает на дом Долтонов.

– Ну хорошо, – сказал Джан. – Биггер, остановите, пожалуйста, я здесь сойду.

Биггер затормозил. Он услышал их шепот.

– До свидания, Джан.

– До свидания, детка.

– Я тебе завтра позвоню.

– Непременно.

Джан подошел к передней дверце и протянул руку. Биггер застенчиво пожал ее.

– Очень хорошо, что мы с вами познакомились, Биггер, – сказал Джан.

– Угу, – промычал Биггер.

– Правда, я очень рад. Нате глотните разок на прощанье.

Биггер отпил из бутылки.

– Джан, я тоже хочу. Крепче спать буду, – сказала Мэри.

– Ты и так уже много выпила.

– Ну дай, милый.

Она вышла из машины. Джан дал ей бутылку, и она приложила ее к губам, закинув голову.

– Но, но! – сказал Джан.

– Что случилось?

– Я не хочу, чтоб ты свалилась где-нибудь по дороге.

– Я пока еще крепко держусь на ногах.

Джан взял у нее бутылку и допил до дна, потом бросил бутылку в водосток. Он стал неловко шарить у себя в карманах. Он пошатывался: он был пьян.

– Что-нибудь потерял, милый? – пролепетала Мэри; она тоже была пьяна.

– Нет, я тут кое-что хотел дать Биггеру прочитать. Слушайте, Биггер, вот вам несколько брошюр. Я хочу, чтоб вы их прочитали. Хорошо?

Биггер протянул руку и получил пачку тоненьких книжек.

– Ладно.

– Только чтоб вы непременно прочитали. А потом мы с вами побеседуем… через несколько дней… – У него заплетался язык.

– Прочту, – сказал Биггер, подавив зевок, и запихнул брошюры в карман.

– Я прослежу, чтобы он прочел, – сказала Мэри.

Джан еще раз поцеловал ее. Биггер услышал грохот подходившего трамвая.

– Ну, до свидания, – сказал Джан.

– До свидания, милый, – сказала Мэри. – Я сяду тут, с Биггером.

Она отворила переднюю дверцу. Трамвай, дребезжа, остановился на углу. Джан вскочил на площадку, и трамвай пошел дальше. Биггер повернул к бульвару Дрексель. Мэри завалилась в угол и вздохнула. Ноги раскинула в стороны. Машина плавно шла по мостовой. У Биггера кружилась голова.

– Биггер, вы славный, – сказала она.

Он посмотрел на нее. Ее лицо было мучнисто-белым. Глаза остекленели, она была совсем пьяна.

– Не знаю, – сказал он.

– Господи, ну до чего же вы смешной. – Она хихикнула.

– Может быть, – сказал он.

Она положила голову ему на плечо:

– Можно?

– Пожалуйста.

– А знаете, вы целых три часа слова не произнесли.

Она покатилась со смеху. У него все тело напряглось от ненависти. Опять она лезет к нему в душу, когда он не хочет этого. Она выпрямилась и принялась тереть глаза платочком. Не глядя на нее, он завернул к подъезду и круто затормозил. Машина остановилась. Он вышел и отворил дверцу. Она не двигалась. Глаза ее были закрыты.

– Приехали, – сказал он.

Она попыталась подняться, но сейчас же снова упала на сиденье.

– Ах, ты… Она пьяная, совсем пьяная, подумал Биггер. Она протянула руку. – Слушайте… Помогите мне встать. Меня качает.

Она съехала на самый край сиденья, платье у нее задралось, и он увидел полоску кожи там, где кончался чулок. С минуту он стоял не двигаясь и смотрел на нее; потом она подняла глаза и посмотрела на него. Она смеялась:

– Дайте руку, Биггер. Я не могу встать.

Он подал ей руку, и, когда она оперлась на нее, чтобы вылезти из машины, он почувствовал тяжесть ее мягкого тела. Ее темные, лихорадочно блестевшие глаза смотрели на него из запавших орбит. Он чувствовал аромат ее волос, касавшихся его лица. Он скрипнул зубами, ощущая легкое головокружение.

– Где моя шляпа? Потерялась по дороге…

Она пошатнулась, и он обхватил ее крепче, чтоб она не упала. Он оглянулся: шляпа ее лежала на подножке.

– Вот она, – сказал он.

Нагибаясь за шляпой, он подумал – что, если бы сейчас их увидел кто-нибудь из белых? Если бы старик Долтон вдруг увидел их? Он испуганно покосился на дом. Везде было тихо и темно.

– Ох! – вздохнула Мэри. – Мне надо скорей лечь…

Он выпустил ее, но сейчас же подхватил опять, иначе она грохнулась бы на тротуар. Он повел ее к крыльцу.

– Сумеете подняться?

Она посмотрела на него обиженно.

– Конечно. Пустите…

Он отнял руки, она твердо и уверенно взошла по ступеням и с шумом споткнулась о деревянный порог. Биггер шагнул к ней, но тотчас же остановился, парализованный страхом. Господи боже, она же всех перебудит. Она привалилась к двери, упираясь рукой и коленом, и смотрела на него с веселым удивлением. Вот полоумная! Наконец она с трудом встала на ноги и медленно сошла вниз, держась за перила. Она остановилась перед ним, пошатываясь и улыбаясь.

– Я, кажется, пьяная…

Он смотрел на нее со смешанным чувством тревоги, восторга и ненависти. Если их сейчас застанет ее отец – кончено, прощай, работа. Но она была такая красивая, такая стройная, и что-то говорило ему, что она не ненавидит его, как все белые. Но вместе с тем она была белая, и он ненавидел ее. Она медленно закрыла глаза, потом опять открыла; она делала отчаянные попытки прийти в себя. Нет, она не доберется сама до своей комнаты; что же ему делать, позвать мистера Долтона или Пегги? Нет… Это значит выдать ее. И потом, несмотря на всю ненависть к ней, ему хотелось подольше стоять так и смотреть на нее. Она опять закрыла глаза и качнулась к нему. Он подхватил ее.