— Твое сердце вполне на месте, — ответила она, прижимаясь к его груди и оставляя поцелуй в вырезе его рубашки. — А вот твою голову необходимо исследовать. Я хочу все, что хочешь ты, и даже больше. Ты гораздо важнее для меня, чем земля, или розы, или духи. Ты не из тех мужчин, которые счастливы в пустой постели, а я не из тех женщин, которым понравилось бы видеть, что ты делишь ее с другой. И наши семьи недвусмысленно дали понять, что им не понравится, если мы родим этого ребенка, не придя к соглашению.
Дунстан погрузил руку в волосы Лейлы, продолжая прижимать ее к себе — таким образом, он не мог попасть в сети ее околдовывающих глаз и поверить в то, что слышал.
— Они хотят, чтобы мы поженились, — его голос зазвучал от волнения хрипловато. — Но ты потеряешь все, если мы поженимся.
— Я потеряю все, если мы этого не сделаем. Под словом «все» она имела в виду его. И он не мог до конца поверить в это.
Экипаж покачнулся, наклонился, затем выровнялся в такт возбужденному состоянию Дунстана. Движение заметно замедлилось. Дунстан выглянул в окно и помолился, как никогда ранее, чтобы у Лейлы хватило достаточно здравого смысла подумать о будущем.
— Через мгновение ты увидишь, о каком безумии говоришь.
Дунстан крепко держал Лейлу, зная, что должен будет отпустить, как только пройдет ее временное замешательство и она начнет рассуждать здраво. Ему следовало бы бежать с ней в Шотландию прямо сейчас, пока представилась такая возможность, но он не мог связать ее узами брака, о котором она будет сожалеть. Они оба уже прошли через это.
Дунстан начал нежно застегивать крючки на платье. Экипаж резко остановился. Лейла вопросительно посмотрела на него, но начала поправлять волосы.
— Мы не далеко уехали, — заметила она. Дунстан поправил свой галстук, чтобы прикрыть расстегнутую рубашку.
— Мой дедушка по материнской линии был здесь сквайром. Я вырос в сельской местности в окрестностях Бадена в поместье Ивесов. Большая часть земли деда перешла к брату моей матери, но он знал, что мое сердце принадлежало земле, и оставил мне, что мог. — Дунстан посадил Лейлу на сиденье, поскольку кучер спустился вниз, чтобы открыть дверь экипажа. — Я надеялся, что когда-нибудь у меня появится достаточно денег, чтобы осушить эту землю и превратить ее в пашню, но невозможно делать это и содержать семью одновременно.
Дунстан вышел из экипажа и посмотрел по сторонам, Лейла в это время закончила завязывать свои шнуровки. Он вдохнул полной грудью влажный воздух, почувствовал запах родной земли, впитывая его всей своей изголодавшейся душой, прежде чем посмотрел на лачугу, при виде которой Лейла, без сомнения, тотчас прикажет отвезти ее назад в Лондон.
С годами домишко не становился лучше. Сделанный из камня, весь увитый плющом до прогнившей соломенной крыши и уже наполовину разрушенный, он выглядел нежилым. Овцы пощипали все сорняки, и повсюду цвели дикие цветы. Да, это была настоящая лачуга. Как бы сильно Дунстану ни хотелось восстановить эту землю, но даже он не будет здесь жить.
Он повернулся и с неохотой протянул Лейле руки, чтобы помочь ей выйти. Сейчас могли разбиться в прах все их счастливые мечты.
— Будь осторожна в своих туфлях, — предостерег он, на мгновение задержав ее в своих объятиях, прежде чем опустить на траву. Он раньше не осознавал, как сильно хотел обладать правом держать ее, как сейчас, привести ее в свой дом, верить, что она поддержит его в хорошие и плохие времена. Но, независимо от будущего, Лейла навсегда останется в его сердце, и об этом она должна знать.
Дунстан повернул ее лицом к ветхому жилищу и обнял за талию. Он не хотел видеть выражения ужаса на ее лице.
Лейла так долго молчала, что от отчаяния у Дунстана защемило сердце.
— Теперь, когда с меня официально сняты все обвинения и я свободен, могу зарабатывать на жизнь где угодно, — напомнил он ей. — Если ты не против жить с Ниниан, я мог бы вернуться к Ивесам. У нас есть выбор, — убеждал он ее, хотя сам не мог поверить тому, что говорил.
— Вон там, среди сорняков, цветут розы, — произнесла она тоном, близким к восхищению. — Нам можно посмотреть?
— Покачав головой из-за непредсказуемости женского мышления, Дунстан протянул руку, чтобы помочь ей пробраться среди колючих кустарников ежевики.
— Половина Англии покрыта розами, — напомнил он ей. — Если я осушу болото, у тебя будет достаточно земли, чтобы разбить здесь свой сад, но нам придется либо есть лепестки роз, либо голодать. Но ведь ты знаешь, что мне необходимо позаботиться о своих детях.
При этой мысли он испытал одновременно и гордость, и боль. Он хотел, чтобы Гриффит и его будущая дочь росли в счастливом доме с розами в саду и любовью матери, которая будет оберегать их и его от ошибок.
Лейла присела, чтобы рассмотреть многочисленные розовые соцветия, спрятанные в высокой траве.
— От них пахнет любовью! — воскликнула она. — Я нигде не видела такого разнообразия.
К величайшему удивлению Дунстана, она вскочила на ноги и бросилась ему на шею.
— Я хочу сад! — крикнула она. — Я думала, что смогу бросить это, но не могу. Я хочу сад. Я хочу этот сад. — Она подняла на него великолепные синие глаза и посмотрела умоляюще. — Я могу чувствовать здесь этот запах. Это просто замечательно. Я знаю: здесь потребуется много работы, но это здесь. Я уверена. Я это вижу!
Совершенно сбитый с толку и изумленный, Дунстан продолжал держать ее за талию. Находясь в плену ее колдовских глаз, он попытался найти логику в ее безумных восторгах.
— Что замечательно? Гниющая солома? Зеленые сорняки?
— Земля. — Она с восхищением вдохнула и прижалась к нему. — Она не такая каменистая, как у меня. Здесь достаточно влаги для цветов. На ней вырастут прекрасные розы, которые будут пахнуть любовью. Ты можешь себе представить, что я смогу делать с духами, которые пахнут любовью?
— Не все чувствуют запаха любви, — напомнил он ей, хотя едва мог ясно мыслить, когда Лейла прижималась к нему грудью и обнимала руками за шею. — И ты не сможешь здесь жить. Эта лачуга непригодна даже для свинарника. — Она беззаботно махнула рукой, отпустила Дунстана и побежала дальше исследовать другой цветок.
— Лаванда! — с удовлетворением крикнула она. — Это старый сад. Здесь можно найти настоящие сокровища, растения, которых нет нигде. Я могу выращивать нужные мне цветы здесь. Здесь я научусь управлять моими видениями.
Он осторожно следовал за ней, размышляя, как осуществить ее идею. Дунстану было крайне неловко напоминать ей о расходах на осушение этой земли, когда она просто сияла от восхищения. Лейле удалось все-таки внушить это Дунстану, вопреки всякой логике, хотя он прекрасно понимал, что столкнулся с неизбежной опасностью потерять свой турнепс, если они поженятся и Стейнс потребует у нее поместье.
— Я думаю, что мог бы работать у Дрого и снова жить в доме управляющего, — размышлял он вслух. — Похоже, ни один из моих братьев не торопится занять эту должность.
Прижимая лаванду к груди, Лейла поцеловала его в щеку.
— Это было бы замечательно, спасибо. Ты поможешь мне разводить новые растения, а Ниниан, которая умеет выращивать абсолютно все с закрытыми глазами, поможет с садом. И я уверена: Дрого станет гораздо легче, если вновь обретет такого мудрого помощника в твоем лице. Она смотрела на него с надеждой. Все еще смущенный и ошеломленный тем, что Лейла готова была жить в другом, не своем собственном доме, Дунстан сказал те единственные слова, которые ей так хотелось услышать:
— Тогда ты выйдешь за меня замуж?
Он хотел забрать слова обратно, сразу же, как только их произнес, но она, как всегда, поймала его врасплох:
— Я думала, что ты никогда не попросишь меня об этом.
Не выпуская из рук лаванду, Лейла обняла Дунстана за шею и пылко поцеловала.
Дунстан покачал головой в страхе, как легко ей удалось вырвать из него предложение. Но теперь его ничего не волновало, даже если бы земля задрожала и стены зашатались. Он отдал свое будущее в ее руки, и на душе у него стало легко и радостно. Пора было действовать, а не размышлять.
Подхватив Лейлу за талию, Дунстан понес ее за дом, подальше от кучера и экипажа. Он посадил ее среди маргариток и принялся ломать ближайшие зеленые ветки. Пока Лейла восхищалась разнообразием красок и запахов дикорастущих растений, Дунстан соорудил небольшой шалаш и накрыл его сверху плащом.
Снова обняв ее, он нежно уложил любимую на созданное им импровизированное ложе и упал рядом с ней. Теплый воздух ласкал его щеку так же мягко, как пальцы Лейлы, когда он склонялся над нею.
— У моей жены должны быть шелка и алмазы, — бормотал он, овладевая ее ртом прежде, чем она могла рассмеяться.
Сладость языка Лейлы вознесла его до небес. Когда ни один из них уже не мог дышать, Дунстан оторвался от губ своей королевы и принялся осыпать поцелуями ее лицо.
— Твоя жена предпочла бы розы и лаванду. — Она задохнулась от восхищения, поскольку он нашел особенно чувствительное место. — И это — самая прекрасная кровать, из всех мне известных.
Что-то совсем земное и радостное шевельнулось в его душе, когда она назвала себя его женой. В благодарность Дунстан расстегнул лиф платья и развязал корсет. Он нащупал нежные бутоны, скрытые под кружевами, и припал к ним, лаская до тех пор, пока она уже не могла говорить, а только вскрикивала от страсти.
— Я подарю тебе розы зимой, — поклялся он. — У тебя никогда не будет недостатка в ценных ароматах, если у тебя буду я.
— Подари мне свой аромат, — потребовала она, вытягивая рубашку из бриджей и лаская его обнаженную грудь.
Эту просьбу он мог исполнить без труда. Дунстан устроился у Лейлы между ног, удерживая себя на локтях и наклоняясь, чтобы поцеловать ее нетерпеливые губы. Он хотел услышать ее обещания, сказанные ясно и просто, чтобы все сразу стало понятно.
— Мы клянемся перед Богом, Лейла, — предупредил он. — Хорошенько подумай, это ли ты хочешь, потому что, независимо от будущего, как только ты станешь моей, от меня уже не избавишься.
Она дернула за ленту, связывающую его волосы, чтобы распустить их по его обнаженным плечам. Дунстан чувствовал, что проваливается в глубину ее глаз, но он держался, стараясь не двигаться, пока не увидит ее ответ в улыбке любви на ее губах.
— Я клянусь любить и уважать тебя пока смерть не разлучит нас, — торжественно прошептала она.
Дунстан вспомнил панику Дрого из-за клятвы Малколм, но у него было время, чтобы понять это лучше, чем его благородному брату. Он никогда не испытывал такой радости. Возможно, он из тех мужчин, которые не могут жить без женщины, но только эта женщина сделает его счастливым.
— Я беру тебя в жены и клянусь любить, чтить и уважать тебя, пока смерть не разлучит нас, — не задумываясь пообещал он.
Ее глаза расширились в восхищении от этих слов, но он уже истощил свой запас терпения. Чувствуя себя пиратом, предъявляющим права на драгоценное сокровище, он соединил их плоти, празднуя обещания сердец с удовольствиями физического обладания.
Он завоевал сердце леди только после того, как подчинил свое собственное сердце власти ее любви — единственному колдовству, необходимому для строительства будущего.
Глава 30
— Да я скорее съем свою собственную руку, чем одену это. — Дунстан замолчал, когда его невеста подняла на него полные изумления глаза. Лейла стояла в другом конце комнаты, на ней было мерцающее зеленовато-голубое платье, которое очень шло к ее сияющим глазам, и каждый раз, когда он смотрел на нее, не мог понять, чем он недоволен.
Одетая в простое серебряно-синее платье, украшенное голубыми лентами, Ниниан прикрепила букетик листьев и цветов к отвороту его костюма и с удовлетворением погладила его.
— Это — символ любви, чести и успеха, а веточка жасмина — для процветания.
— Банковские счета пригодились бы больше, — проворчал Дунстан, но потянул за букетик, чтобы убедиться, что тот прикреплен надежно. Процветание было ему сейчас просто необходимо, чтобы содержать жену, сына и дочь.
— Я просил тебя сохранить драгоценности Силии, — рассеянно заметил Дрого, который стоял, прислонившись к полке у камина и склонив голову над книгой. — Было очень предупредительно со стороны Викхама избавить нас от необходимости забирать их из ломбарда. Хэндл почти полностью возместил стоимость изумруда, и я не собираюсь требовать с тебя выплатить мне ту сумму, которую ссудил тебе.
— Это было еще до нашего договора о проценте за мою работу. — Подняв высоко подбородок, чтобы Ниниан могла поправить его галстук, Дунстан смотрел поверх ее головы в холл лондонского городского дома Ивесов. По ту сторону холла, в гостиной для официальных приемов, родственницы Лейлы украшали комнату для бракосочетания. Он старался не нервничать по поводу столь необычного предстоящего ритуала, но время от времени посматривал на Лейлу в поисках поддержки. Любовь, которую он видел в ее глазах, каждый раз успокаивала его.
— Не нравится, что тебе будут платить за опыты с землей? — усмехнулась его будущая жена. — Я вижу, что мне самой придется договариваться о твоей заработной плате.
Дунстан промолчал, увернулся от рук Ниниан и пересек комнату.
— Ты собираешься окунуть Дрого в свои духи, чтобы дать ему понять мою истинную ценность? — Он схватил кружевную фату, которой сестра только что закрыла локоны Лейлы, и бросил ее в камин.
В то время как Кристина спасала ее от огня, Лейла смело посмотрела в глаза жениха.
— Твой благородный брат понятия не имеет, сколько ты стоишь.
— А ты имеешь?
Прежде чем Лейла успела ответить, из холла с криками вбежали ее мать и тетя, шумно шелестя своими юбками.
— Тот невозможный человек здесь, — сообщила герцогиня, в то время как Эрмайон причитала:
— Кто-то повесил, — она густо покраснела — эти вещи на рябине!
Так вот куда исчезли его средства защиты, догадался Дунстан. Его братья, без сомнения, решили, что они ему больше не понадобятся. Дунстан не стал ломать себе голову, почему они решили «украсить» ими дерево. Вместо этого он предпочел ответить на жалобу герцогини:
— Я пригласил этого невозможного человека. — Так захотел Гриффит. Его твердый тон предотвращал всякие возражения со стороны герцогини.
— Адонис? — шепнула Лейла у него за спиной.
Дунстан кивнул, продолжая смотреть на раздраженную старую леди.
— Хорошо! — Стелла перевела свое внимание на непокрытую голову Лейлы. — Где твой рябиновый венок? — спросила она, бросаясь в противоположный конец комнаты, чтобы забрать его у Кристины. — А его? — она требовательно посмотрела на Дунстана.
— Надень это, — приказала Лейла, потому что заметила протестующий взгляд Дунстана. — Ради меня, — закончила она с улыбкой, которая сразу сделала его послушным.
Дунстан промолчал и позволил Кристине встать на стул и положить себе на голову венок из сухих веток, фиолетовых и белых цветов.
— Я чувствую, себя как один из твоих — розовых кустов, — пожаловался он, когда Кристина, спрыгнув со стула, отошла. — Затем ты закопаешь мои ноги в землю и прикажешь расти.
Приглушенный смешок Лейлы прозвучал словно музыка для его ушей, так что он уже не слишком громко возражал, когда Эрмайон набрасывала ему на плечи глупую накидку — точно такую же они вынудили Дрого носить на его свадьбе.
— Это Лейла будет расти, дорогой, — поправила его будущая теща. Она повернулась к дочери, чтобы поправить накидку, которую Кристина набросила ей на плечи. — Вам необходимо уехать в наш дом в Нортамберленде к осени, чтобы не рисковать рождением ребенка во время путешествия зимой.
Жизнь Дунстана была полностью перестроена за эти прошедшие несколько недель, и он привык к своему новому положению. Зная, что не должен был позволять этим сующим всюду свой нос ведьмам думать, что они здесь главные, он также не хотел подвергать сомнению их веру, что младенцы Малколмов должны появляться на свет в Уинстане, их родовом поместье.
— Мы уедем, когда осушим мою землю, и ни минутой раньше, — предупредил он. — Я обещал Лейле сад, и она его получит.
— Ее приданое оплатит этот дренаж, — напомнил ему Дрого, положив книгу на полочку над камином. — Ты мог бы немного успокоить ее мать, объяснив ей.
— Эта земля принадлежит Дунстану, — защищала жениха Лейла. — Между нами, мы решили сделать это объединенными усилиями. Мы возьмем деньги с продажи его урожая и семян турнепса, чтобы заплатить за мои цветы, так что я буду у него в долгу, а не наоборот, поэтому он сам решит, когда мы должны уехать в Уинстан.
— Но ведь именно ты заставила Стейнса отдать мне обещанную ферму, — напомнил ей Дунстан, — иначе у меня не было бы турнепса на продажу. Давай больше не будем напоминать друг другу, кто кому и сколько должен.
Лейла одарила его сияющей улыбкой.
— Стейнс очень благодарен мне, потому что я помогла ему избавиться от леди Мэри. В качестве свадебного подарка он отдал бы нам все поместье, если бы мог. Как ты считаешь: смог бы обучить одного из братьев управлять его землями так же, как ты? Бат слишком далеко, и я не думаю, что ты сможешь управлять там и здесь.
Дунстан был уверен, что ни один из его братьев не согласится иметь дело с испорченным виконтом, но он очень хорошо знал, что Лейла родит ребенка менее чем через семь месяцев. Необходимо было искать управляющего.
— Мои братья могут обнаружить нашу пещеру, устроить там раскопки или взорвать отверстие в склоне, так что лучше я подыщу другого управляющего для твоего племянника. Я ему должен, за то, что подарил тебе грот, даже если его дедушка не позволит ему оставить твои сады.
— Мы заберем все цветы, какие только сможем в Уинстан, — безмятежно заметила Лейла, беря его под руку. — Зимой разведем оранжерею, и ты научишь меня выращивать новые сорта, так что к возвращению в родовое имение Ивесов мы будем полностью подготовлены.
Дунстан с удовольствием слушал, как умело планировала Лейла их будущее, но шум в дверях отвлек его. Он улыбнулся при виде появившегося на пороге своего сына вместе с Адонисом. Выражение неуверенности в глазах Гриффита напомнило ему, что в суматохе свадебных приготовлений он как-то позабыл серьезно поговорить с мальчиком. Дунстан все еще должен был учиться быть отцом.
— У леди Лейлы есть очень ценный жеребец, о котором нужно будет заботиться, когда она привезет его в имение, — сказал он сыну, не обращая внимания на царившую них толчею. Я думаю, ты мог бы помочь мне этим летом, а осенью отправишься с нами в Уинстан, если ты, конечно, не предпочитаешь поехать в Итон.
Глаза Гриффита округлились, но он все еще испытывал неуверенность из-за своего места в этой незнакомой ему пышной среде.
— Вы возьмете меня с собой?
Лейла вырвала руку у Дунстана и шагнула к мальчику.
— Я говорила с твоей матерью. Она согласна, что тебе пора жить с отцом. Отцу необходима твоя компания, когда мы поедем на Север. Мне сказали, что мужчины Ивесы не могут хорошо себя чувствовать в окружении одних женщин.
Гриффит с сомнением поглядел через плечо в гостиную, где громкий мужской смех смешивался с женским хихиканьем.
— У него много братьев, но они совершенно не ценят землю, которая их родила, — заметил Адонис. — Они не рискнут отказаться от городской жизни в разгар зимы, чтобы поддержать семейное дело.
Дунстан возразил бы, но заинтересованный пристальный взгляд Лейлы, сосредоточенный на мужчине, которого никто не мог назвать по имени или определить его место рождения, раздражал его и вызывал ревность. Он вместе с сыном пересек комнату, чтобы присоединиться к ней, затем погладил Гриффита по голове.
— В следующем году поедешь учиться в Итон, мой мальчик, но в этом году ты принадлежишь только мне, — шепнул он, прежде чем обнял свою невесту за тонкую талию. — Ты говоришь глупости, — обратился он к Адонису. — Что тебе известно о семейной жизни?
Тот медленно отвернул свою косматую голову от Лейлы, которая продолжала смотреть на него с восхищением, чтобы противостоять опасному взгляду Дунстана.
— У меня есть мать, — парировал он. — Меня же не в капусте нашли.
Дунстан поцеловал завитки Лейлы, отпустил ее и размял стянутые тесным сюртуком плечи.
— Если у тебя есть мать, тогда есть и имя. Как тебя зовут? — Он был не слишком силен в толковании всех женских тонкостей, но прекрасно знал, как вести себя на своей территории.
Сначала необходимо определить точное место незнакомца в его окружении.
Широкоплечий Адонис в потертом синем пальто, стоя, прислоняясь к дверному косяку и скрестив свои длинные ноги в сияющих новых сапогах, оценил боевую позицию хозяина.
— Ты собираешься драться со мной за мое имя в день своей свадьбы?
— Думаю, из всех присутствующих у меня больше шансов победить, — согласился Дунстан, игнорируя вежливое покашливание Дрого.
Адонис вопросительно взглянул на Лейлу, приподняв свою темную бровь.
— Вы готовы лечить своего жениха, после того как я свалю его на пол?
Лейла кокетливо усмехнулась, чем вызвала еще большую ярость Дунстана.
— Это — талант Ниниан. Я буду только наблюдать, спасибо.
Дунстан с удовольствием громко рассмеялся. Она только что дала ему разрешение поступать так, как ему хочется, сопровождая свои слова поощрительной улыбкой. Боже, как он любил эту плутовку!
Но, прежде всего, Дунстану необходимо было уладить один семейный вопрос, хотя лично у него не оставалось ни малейшего сомнения, что этот гигант, украшающий сейчас дверной проем, никто иной, как самый настоящий Ивес. Во всем королевстве знали, что темные глаза и выступающие длинные носы принадлежат именно этому семейству.
— Лейла разбирается в характерах, — бесцеремонно заметил Дунстан, не дожидаясь, пока до гостя дойдет смысл сказанного. Позже он спросит у нее, что она увидела в Адонисе, раз решила, что поединок будет дружественным.
Адонис догадался об этом за мгновение до того, как ответил:
— Эйдагэн.
— Эйд-а-..что? — встав рядом с Дунстаном, попытался повторить слово Дрого.
Дунстан просто смотрел в замешательстве, не понимая, на каком языке говорил человек.
— Эйдагэн, — повторил Адонис. — Так меня зовут.
— Гэльский язык, — объяснила Эрмайон, поправляя золотую накидку на плечах зятя. — Эйд-а-Гэн, маленький огонь. Очень, очень древнее имя. Удивительно, почему ваша мать назвала вас так. В наше время мы предпочитаем брать имена святых вместо старинных.
Дунстан подумал, что Адонис задохнется, размышляя над тем, что услышал от матери Лейлы.
— Так, по крайней мере, поступает наша ветвь рода, — уточнила Эрмайон, — мы очень предусмотрительны. Я не хочу сказать, что этот мужчина Малколм, дорогой, — добавила она, заметив выражение тревоги и удивления на лице Дунстана при столь неожиданном предположении.
И он вдруг подумал, что на семейном древе Малколмов гораздо больше ветвей, чем считалось.
— В любом случае, это очень древнее имя. Любой мог его использовать.
Лейла взяла мать за руку и увела ее подальше от Дунстана, но ее очарованный пристальный взгляд не отрывался от мужчины в дверном проеме.
— Я понимаю так: раз никто не может правильно произнести ваше имя, вы решили называть себя Адонисом, — сделала вывод она.
— Это одна из причин, — ответил незнакомец с осторожной улыбкой.
— Не хочешь ли ты назвать свою фамилию? — упорствовал Дунстан. Говорят, бог Адонис был очень красив, а этот гигант вылитый Ивес. Мужчины их рода обладали многими достоинствами, но красотой не отличались. Дунстан спокойно выдержал мрачный взгляд, брошенный на него великаном. Он не имел ни малейшего желания затевать ссору в день своей собственной свадьбы, но не станет избегать ее, если этот мужчина будет продолжать настаивать, что является их родственником.
— Дугл, — наконец четко и коротко ответил Адонис.
— Дугл, — задумчиво повторила имя Стелла, поправляя вуаль Лейлы. — Эрмайон, разве у нас в роду не было прабабушки, которая вышла замуж за Дугла?
— Тебе лучше знать, дорогая… Я полагаю, что священник уже приехал. Не пора ли нам занять наши места? Не знаю, сколько еще Фелисити сможет удерживать от проказ наших малышей.
Все женщины вокруг засуетились и закудахтали. Дунстан спасался от них, прижав к себе Лейлу. Она уже принадлежала ему, поклявшись перед Богом. Предстоящая церемония была простой формальностью. Теперь у него появились обязательства, и он согласился с ними. — У Дрого было много дел в парламенте и совсем мало времени, чтобы разбираться с проблемами, возникающими в их шумном семействе.
А большой мужчина, который стоял сейчас перед ним, был его частью, независимо от названного им имени.
— Эйдан. — Дунстан с удовлетворением выбрал более короткое имя. — Будь я проклят, если еще раз назову тебя Адонисом. Гриффит станет рядом со мной, но я был бы признателен, если бы ты занял место среди моих братьев. Если, конечно, тебя это не затруднит, — исправился он, почувствовав, как Лейла потянула его за рукав.
С видом загнанного в ловушку, Эйдан перевел взгляд с решительно настроенного Дунстана на заинтересованного в случившемся Дрого, затем на женщин, которые, казалось, приняли это приглашение как само собой разумеющееся. Мускулы на его лице напряглись, и он пожал плечами.
— Как скажешь. Но не думайте, что сможете удержать меня после церемонии.
— Конечно, нет, — заверила Лейла. — Хотя вы, возможно, захотите остаться отведать маминых угощений. А Ниниан заказала самые восхитительные пирожные. Думаю, Гриффит разгадал кое-какие уловки в головоломке и захочет вам продемонстрировать, но я уверена, что вы можете сделать это в любое время.
Обняв свою волшебницу-жену, Дунстан поцеловал ее в ухо.
— Не дразни его, Лейла. За один раз ты можешь приручить только одного Ивеса, и это я. — Он с симпатией посмотрел на своего нового друга. — Дрого попросил нас остаться в имении Ивесов в течение лета, пока я проверю дела в поместье и осушу мою трясину. Приглашаю тебя присоединиться к нам, когда сможешь. Здесь хватит места на две семьи.
— Думаю, что я предпочту твою трясину, — сухо ответил Эйдан. — Взамен я отремонтирую крышу.
— Правда? — обрадовалась Лейла. — Мы собираемся установить там дистиллятор, и пройдет какое-то время, прежде чем появятся цветы, чтобы им воспользоваться.
Удовлетворенный, что он, наконец, нашел способ восстановить их странные отношения и отблагодарить за возвращение ему Гриффита, Дунстан вернулся к главной проблеме — пережить многолюдную церемонию, после которой у него появится полное право увезти Лейлу в дом, который Дрого подарил ему, и постель, которую он теперь называл своей собственной.
— Думаю, нам пора выдержать эту церемонию, чтобы приступить к более важному делу, — лукаво шепнул он на ухо Лейлы, по-хозяйски положив руку на то место, где росла дочь. Он с нетерпением ждал возможности бросить вызов всем Ивесам, родив и вырастив единственную известную женщину в их роду.
— Если бы ты не был таким замечательным агрономом, то тебе следовало бы стать дипломатом, мой дорогой, — усмехнулась Лейла.
Разразившись смехом над подобной нелепостью, Дунстан повел ее к ожидающим их гостям.
Он, возможно, никогда не приспособится к жизни в обществе, но твердо знал, что может рассчитывать на свою жену, которая поможет ему избавиться от этого недостатка. Только на это может потребоваться целая жизнь, и Дунстан Ивес готов был прожить ее.