Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дитя лета

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Райс Луанн / Дитя лета - Чтение (стр. 11)
Автор: Райс Луанн
Жанр: Остросюжетные любовные романы

 

 


Затем дельфины уплыли, и голос ведущего вдруг стал чрезвычайно серьезным. Патрик испытал жалость к ученому, которому приходилось сидеть здесь, в бассейне, и заставлять дельфинов выделывать всякие штуки. Патрик даже расстроился. Но вдруг поверхность воды раскололась, и над водой показалась голова большого белого существа.

Патрик застыл от удивления, увидев перед собой существо гигантских размеров. Кит, настоящий кит, прямо здесь, в бассейне «Мистик Аквариум», штат Коннектикут!

– Это Снежинка – наш старейший кит-белуга, – объявил ведущий. – Ее сестра, Пурга, сегодня отдыхает и выступать не будет. Обе сестры родом из северных вод, из приморской Канады, и мы…

Судя по возгласам в зале, многие дети были разочарованы тем, что не увидят Снежинку. Патрик неожиданно для себя встал, протиснулся мимо женщин из Бруклина, еще раз оглянулся посмотреть на белого кита. Глаза животного были ясны и внимательны. Патрик почувствовал, как они проследили за ним до двери, глядя, как он уходит. Это было необыкновенное ощущение – чувствовать, как за тобой следит кит.

Значит так. Ученый сказал, что белуги родом из Канады. Виола говорила, что за членство в обществе платили канадской валютой. Патрик пытался припомнить – было ли в деле Мары Джеймсон какое-нибудь упоминание о Канаде?

И он поспешил на корабль, чтобы поскорее вернуться к старым бумагам и уточнить этот момент.

***

Мэйв чувствовала себя неважно. Зной сомкнулся над Хаббардз-Пойнт, и все, в том числе Роуз и Мэйв, поникли. Она стояла на заднем дворе, наполняя желтую лейку из шланга, когда до нее донесся звук хлопнувшей дверцы автомобиля. Наверное, это сын Клары повез детей купаться, решила она. Прислонившись спиной к стене дома, она окатила ноги из шланга. Кран выступал из угла дома, как раз рядом с небольшим цементным крутом. Мара любила выкладывать что-нибудь из необычных материалов. Она шила маленькие одеяльца, маленькие подушечки, вешала вышивки на стену, вышивала закладки для книг. Но эта композиция доставила ей особую радость и гордость. Мэйв помогала ей замешать цемент, они вылили его в круг диаметром в один фут, и Мара вдавила во влажный цемент ракушки, морское стекло и большой доллар из песчаника. И тем не менее получилось красиво.

– Здравствуйте, Мэйв, – раздался знакомый низкий голос, который последние несколько лет можно было услышать исключительно по телефону.

Мэйв подскочила. Это был Эдвард, и в руках он держал небольшой блестящий голубой пакет. Он был по-прежнему высок, широкоплеч, уверен в себе. Поверх хаки на нем была рубашка навыпуск. Ни пояса, ни носков. Блестящие легкие кожаные туфли. Часы «Ролекс», те самые, что Мара купила ему на деньги, доставшиеся ей по наследству. При виде этих часов все внутри у Мэйв перевернулось, и ей пришлось буквально ухватиться за стену дома. Она взглянула в глаза Эдварду – и они тоже оставались прежними, с холодной черной искрой. Ледяными и в то же время жгучими. Самыми ненавистными глазами, которые ей приходилось видеть. Черные волосы зачесаны назад, и загар – от игры в гольф, а может быть, в нынешнем году это теннисный загар, а может быть, он приобрел яхту и стал яхтсменом.

– Эдвард… Что тебя сюда привело? – спросила Мэйв с достаточной долей холодности, чтобы уберечь себя от возможного поцелуя в щеку.

– Я был тут неподалеку по делу. Бизнес, – ответил он.

– Неужто? В Хаббардз-Пойнт? – И она оглянулась вокруг; пляж, скалы, соленая вода, розы, тишь-гладь. – Какой тут бизнес?

– Не в Хаббардз-Пойнт, конечно. В Блэк-Холл, Сильвер-Бэй и Хоторн. Во всех трех местах у меня есть клиенты.

– Хороши твои успехи. Три захудалых городишки штата Коннектикут. Ты всегда знал, где есть перспективы. – Она чувствовала, как слова пылают у нее на языке. Во время расследования цитировали ее высказывание о нем как о хищнике, для которого Мара была не более чем дичь.

– Мои дела действительно идут неплохо, – сказал он, в упор глядя на Мэйв, не в силах удержаться от того, чтобы не позлить ее. Все в нем было вызывающим. Мэйв знала, что достаточно надавить в нем на определенную кнопку, чтобы в считаные секунды он уже кипел от ярости. Но вместо этого она досчитала про себя до десяти и улыбнулась.

– Твоя мать должна тобой гордиться, – сказала она. – Тем, что ты выбился в солидные люди.

У него задрожала челюсть. Ба, да он весь как на ладони. Мэйв буквально видела, как начинает раскручиваться маховик. Интересно, что он сейчас сделает: засунет ее между планками оконного переплета или продолжит ломать комедию на тему Лиги плюща? 8 Мэйв не уставала повторять, что это настоящая комедия в полном смысле этого слова. Потому что Мара обнаружила, что все его байки о Гарварде и Бизнес-Скул в Колумбии – полная ложь от начала до конца. Жаль, что для его профессии биржевого брокера это вранье, подлог ничего не значили. Что за это его нельзя дисквалифицировать, или объявить недействительными его сделки, или еще что-нибудь в этом роде.

– И она мною гордится, – ответил он.

– Ну, как же иначе. И твоя новая жена, наверное, тоже. – И тут же подумала о том, что ей рассказал Патрик о крахе этого супружества. Эдвард вздрогнул.

– Как вы здесь поживаете? – спросил он, не пожелав заглатывать наживку.

Мэйв нежно улыбнулась и не ответила. Он немного подождал. Но когда понял, что ответа не дождаться, резко тряхнул головой, словно ни о чем и не спрашивал. Они постояли молча в ожидании, кто следующий вбросит шайбу.

Как он посмел явиться сюда? На то место, где Мару видели в последний раз. Мэйв почувствовала, как ее внимание невольно скользнуло через двор и сосредоточилось на единственной ровной площадке, где можно было поставить тент, – там, где кончались ее владения и начинались владения Клары. Ровно одиннадцать лет назад на свадьбу Мары и Эдварда здесь натянули тент в желто-белую полосу. Под ним на бледно-желтых скатертях накрыли столы, расставили белые деревянные стулья и вазы с розами и прочими цветами из садов Мэйв и Клары. Здесь же разместился струнный квартет.

На свадьбе был весь Хаббардз-Пойнт, все друзья детства Мары: Бей Маккабе, Тара О'Тул, Дана и Лили Андерхилл и все остальные теперь уже повзрослевшие дети. Мэйв пригласила гостей из школы – бывших учителей и старого директора. Из Чикаго прилетела подруга Мары по комнате в Коннектикут-колледж, пришли также друзья сына и невестки. Пришла Эйда фон Лихен, сестра Джонни Мура, а его дочь Стиви, у которой Мара когда-то брала уроки по искусству, прочла стихотворение из любовной лирики Джонни.

Со стороны Эдварда набралось мало народу. Это был сигнал опасности, теперь-то Мэйв понимала. Но тогда она просто пожалела его. У его сестры не нашлось времени; мать лежала с воспалением легких; деньги, посланные ему Эдвардом на авиабилет, отец потратил на выпивку. Это очень опечалило Мару, и она изо всех сил старалась сделать так, чтобы каждый из ее друзей и друзей Мэйв отнеслись к нему с предельным участием и любовью.

Все эти мысли щелкали теперь в мозгу Мэйв, между тем как она пристально глядела на Эдварда. Пальцы так и чесались от желания выцарапать ему глаза. До исчезновения Мары она даже не подозревала, что способна на настоящую, страстную ненависть. На девятом месяце беременности ее родная, любимая девочка бесследно исчезла с лица земли…

– Давай прекратим любезничать, а? – предложила она. – Зачем ты здесь?

– Я нашел кое-какие вещи Мары и подумал, что нужно отвезти их вам, – сказал Эдвард, прижимая к груди пакет. – Какое-то время они находились в полиции, потом мне их вернули. Я держал их у себя в чемодане до удобного случая, когда можно будет передать их вам.

– Они мне не нужны, – заявила Мэйв.

Его глаза стали круглыми от удивления. У Мэйв задрожали губы. Она слегка отвернулась и принялась тянуть шланг к корням шпалерных роз, ветви которых поднимались вверх по стене дома. Это были целые заросли белых и желтых цветов, и сейчас они находились в самом зените своего восхитительного, изысканного цветения. Мэйв не могла заставить себя взглянуть наверх, туда, где они были самыми пышными. Шпалера заканчивалась, чуть-чуть не добравшись до окна спальни – детской спальни Мары, которая предназначалась также и для ее долгожданного малыша.

– Я уверен, что они вам нужны, – настаивал Эдвард.

Хм. – Мэйв попыталась изобразить равнодушие, но руки ее дрожали, и ей безумно хотелось заглянуть в пакет. Но от Мары она знала о некоторых свойствах Эдварда. Ей запомнился один из приездов внучки, еще на раннем этапе беременности. Уже тогда понемногу стало проявляться истинное лицо Эдварда. Мара боролась с этим открытием всеми фибрами души. Она изо всех сил старалась сохранить в себе иллюзию счастливого брака, частью которого было ожидание желанного – ею по крайней мере – ребенка.

– Я вот что не могу понять, бабуля, – говорила она. – Едва я даю ему понять, что чему-то ужасно рада, он как будто тут же хочет меня этого лишить. Например, вчера вечером. Он всю весну рассказывал мне, как мечтает пообедать со мной в Хоторн-Инн. Но я то болела, то уставала, то была завалена работой. И вот вчера вечером я готова была пойти. Мы уже оделись и совсем собрались, уже стояли на пороге – и вдруг он передумал. Просто посмотрел на меня и сказал, что ему неохота. Что теперь устал он.

– Может быть, он и правда устал, – сказала на это Мэйв. Ей хотелось, чтобы Мара тоже признала за ним право на сомнение и неопределенность.

– Нет, – и Мара заплакала, – он оставил меня дома, а сам пошел играть в гольф.

Мэйв запомнились эти слезы. Она смотрела на струю, бившую из шланга, и думала обо всех тех слезах Мары, которые внучка тщательно скрывала от своей бабушки.

Эдвард аж подергивался от разочарования, Мэйв это чувствовала.

– Но это же вещи Мары, – недоумевал он. – Я думал, что вы хотите…

– Поставь их у двери, – равнодушно сказала она.

– Вы же ее бабушка, – настаивал он. – Я думал, вам не все равно…

Мэйв разглядывала корни розовых кустов. Прохладный бриз потянул со стороны Лонг-Айленда. Помнит ли Эдвард те времена, когда они с Марой ходили под парусом? Времена, когда они устраивали друг другу душ на этом самом месте, из этого самого шланга?

Тут послышался лязг двери-ширмы, и ровно через тридцать секунд появилась запыхавшаяся Клара.

– Привет, Эдвард.

– Привет, миссис Литтлфилд. А вы шикарно выглядите! Сто лет вас не видел!

– Да, давненько, – сказала Клара тоном немного более дружелюбным, нежели хотелось бы Мэйв.

– Я привез Мэйв вещи Мары, но ей они, похоже, не нужны.

– В таком случае их возьму я, – заявила Клара, и не успела Мэйв оглянуться, как пакет перекочевал из рук Эдварда к Кларе. У Мэйв словно что-то освободилось внутри – будто сначала там все скрутили жестким шнуром, а потом вдруг внезапно ослабили и тело тут же стало, как у тряпичной куклы.

– Прошло столько времени, – сказал Эдвард. – Мне кажется, что у нас с Марой все могло бы наладиться. Каждый июнь и июль, как раз в то время, когда она исчезла, я очень скучаю по ней. Клянусь, я так никогда и не смог пережить это. Мне просто хотелось… поговорить с вами…

– Девять лет, – сказала Мэйв, – три недели и шесть дней…

– Может быть, поговорим?..

– Мне кажется, не стоит, – вмешалась Клара. – Ехал бы ты, Эдвард…

– Я остановился в Хоторн-Инн, – сказал он. – И пробуду здесь еще три дня. Я теперь живу в Бостоне, но у меня есть дела в этих краях. Я сообщаю это на тот случай, если вы вдруг передумаете, Мэйв.

– Спасибо, что привез вещи, – сказала Клара самым холодным тоном, на который оказалась способна эта самая сердобольная женщина в мире.

Тут раздался щелчок – словно включился водогрей под домом. Странно, подумала Мэйв, она его не запускала.

– Что это за звук? – спросил Эдвард.

– Тебя не касается, – ответила она.

– Надо бы взглянуть, – сказал он, но Мэйв пропустила это мимо ушей. Она отвернулась в сторону и не поворачивалась до тех пор, пока не услышала мотор машины Эдварда. Тогда она все-таки взглянула в его сторону. Это был черный «мерседес» с номерами штата Массачусетс. Она видела, как Эдвард надел черные очки авиатора и взглянул на себя в зеркало. Затем развернулся и укатил.

– По-прежнему не упускает случая полюбоваться собой в зеркале, – заметила Клара. – Помнится, ты говорила, что не доверяешь ему, – чуть ли не в первый раз, как он появился в доме, – потому что он постоянно любовался собой, ну просто глаз не мог оторвать.

– Но Мара его любила.

– И ты с этим согласилась. Почему ты не взяла у него пакет?

Мэйв смахнула слезу:

– Потому что я боялась, что, если он узнает, как сильно мне хочется получить этот пакет, то он тут же передумает.

– Но он же специально вез его за тридевять земель – именно для того, чтобы отдать тебе.

– Ты не знаешь Эдварда, как знаю его я, – сказала Мэйв. – И никто не знает.

– Он всегда казался мне таким милым, – призналась Клара. – И таким ранимым. Даже сегодня… Несмотря на все, что мы о нем знаем.

Мэйв кивнула. Внутри у нее все заклокотало. Обаяние и дружелюбная манера держаться помогли этому человеку серьезно преуспеть. Он по-прежнему обманывает простодушных людей вроде Клары. Только Патрик Мерфи сумел раскусить его сущность. Даже обвинение в убийстве, зависшее у него над головой, не отпугнуло от Эдварда его клиентуру. У людей короткая память, особенно когда они имеют дело с такими чародеями, как Эдвард.

– Пойдем в дом, – сказала Мэйв. И тут она снова услышала этот звук – нагреватель опять подавал голос. Нужно не забыть вызвать мастера. Пусть проверит. – Мне не терпится поскорее заглянуть в пакет. Клара, дай руку.

– Ты в порядке?

– Мне нужно посмотреть, что там, в пакете, – торопилась Мэйв, чувствуя, как почти теряет сознание; в глазах ее заблестели слезы, едва она осознала, что сейчас увидит и коснется вещей, некогда принадлежавших Маре.

Глава 17

Лаэм ехал домой в Кейп-Хок, чтобы вернуть начальнику береговой охраны его машину, затем проверить почту и внести некоторые изменения в программу слежения за хищниками и млекопитающими в водах у побережья к востоку от Галифакса – как раз там, где в прошлом месяце произошло нападение акулы. Кроме того, он намеревался забрать кое-какую одежду и вещи для Лили. Он остановился у гостиницы, чтобы повидаться с Энн, которая уже успела побывать у Лили дома. Она забрала у Лаэма сумку с вещами, предназначенными в стирку, а взамен вручила ему чистое белье. Они стояли у входа, возле стойки портье; Энн хотелось поподробнее обо всем расспросить Лаэма. Сегодня вечером играла группа «Сейли», и холл наполняла кельтская музыка.

– Роуз день ото дня потихоньку становится все лучше и лучше, – рассказывал Лаэм. – Завтра ее перевезут в Бостон. Врачи сказали, что она к этому готова.

– Слава Богу, – сказала Энн. – Как держится Лили?

– Превосходно, – доложил Лаэм, не раскрывая всей правды. Но, вероятно, его глаза были значительно красноречивее слов, потому что Энн вышла из-за стойки и обняла его.

– Это передашь ей от меня, – сказала она, крепко прижав его к себе.

Он кивнул, подумав про себя: ну и задачка. Нужно преодолеть полосу заграждений и пробиться сквозь шестидюймовую броню, прежде чем это произойдет. Проще обнять акулу, чем добраться до Лили. Поэтому Лаэм обещал Энн передать Лили наилучшие пожелания. Они едва успели закончить разговор, как на стойке портье ожил экран монитора компьютера.

– Это что такое? – спросил Лаэм, указав на плакат с призывом «Помогите вырасти Роуз!» и двумя фотоснимками: на одной была сфотографирована Роуз в школьном классе, на другой – Роуз вместе с Лили во время празднования дня рождения.

– Ах, да! – воскликнула Энн. – Чуть не забыла. Подруга Роуз, Джессика Тейлор, пришла ко мне три дня назад с просьбой, которую поддержали все наши вышивальщицы. Мы продаем вот такие подушечки с сосновой хвоей и тем самым копим средства на лечение Роуз. Ты же знаешь: сосны – это особое явление в Новой Шотландии, приезжим они очень нравятся. Наши мастерицы изготавливали эти подушечки всю ночь.

Лаэм взял в руки одну подушечку; на ней зелеными нитками было вышито изображение Нэнни и под ним – слова: «Вернем Роуз домой». У подушечки был настоящий сосновый запах. Энн показала ему кассу, где лежали двадцать долларов.

– Сегодня мы продали уже четыре штуки. Гости, которые утром выехали из гостиницы, с удовольствием разбирали их.

– Я тоже возьму одну штуку, – сказал Лаэм.

– Мы тебе и так подарим. Ты столько делаешь для девочки!

– Позволь, я все же заплачу, – настаивал он. – Мне так хочется.

Крайне неохотно Энн приняла деньги в кассу. Дала сдачи и небольшой пакет. Заглянув внутрь, он обнаружил там изящную нитку бус из крошечных сосновых шишек с золотым напылением из баллончика, несколько пар сережек, пару ожерелий и колечко.

– Это Джессика сделала специально для медсестер, – сказала Энн. – Ей нужно быть уверенной, что Роуз получает хороший уход.

– Она замечательная подруга, – сказал Лаэм, чувствуя гордость за то, что Роуз умела пробуждать в людях такое чувство любви и преданности. Но при этом он нисколько не удивился. Потому что с самого рождения Роуз была особенным ребенком.

В этот момент из-за утла показалась Камилла. В прошлом году она пережила микроинсульт и теперь ходила с палочкой. Однако выражение ее лица было таким же суровым, а седые волосы, как всегда, имели слегка голубоватый оттенок. Лаэм знал, что с тех пор, как в Ирландии утонул ее муж, Камилла не знала в жизни счастья.

– Лаэм, дорогой, – сказала она, подойдя поцеловать его, – где ты пропадаешь?

– В Мельбурне, – ответил он.

– В Мельбурне ? Неужто нашел новую пассию ? – улыбнулась она.

– Нет. – И он указал на плакат с фотографией Роуз. – Я нахожусь там с Роуз и Лили.

Улыбка на лице Камиллы мгновенно рассеялась.

– Я всегда была против того, чтобы использовать стойку портье как место для продажи. Наши постояльцы достаточно много платят за проживание, нечего принуждать их тратиться на наши местные благотворительные нужды.

– Но это средства для Роуз, – возразил Лаэм. – А вовсе не местная благотворительность.

Камилла нервно засмеялась. Лаэм был очень высокого роста и позволил себе заговорить с тетушкой голосом исследователя акул, но она была так агрессивна, что его ничуть не мучило чувство стыда.

– Дорогой мой, ты ведешь себя так, что можно подумать, это твоя родная дочь. И если бы я не знала, что ее мать была беременна по прибытии, то подозрения пали бы на тебя.

– Беременна по прибытии, – эхом повторила Энн. – БПП.

– Да, Роуз не моя дочь, – спокойно ответил Лаэм.

Отчего же такая забота? Трогательно, весьма трогательно. Только знаешь что? Я позволю себе сказать – прекрасно понимая при этом, что рискую и что не сносить мне головы, – на правах старшей в семье, заменившей тебе дорогих родителей, на правах последнего оставшегося в живых представителя старшего поколения Нилов. Изложу факты так, как я их понимаю. Мне кажется, что, сосредоточив внимание исключительно на дамах Мэлоун, ты лишаешь себя возможности найти себе достойную пару: интеллигентную, образованную женщину равного социального статуса, которая мечтала бы выйти замуж за такого прекрасного молодого человека, как ты!

– Женщину равного социального статуса? – повторил он, чувствуя себя так, будто попал в викторианский роман, что нередко случалось в общении с тетушкой. Однако он также знал, что, при всей сложности своего характера, она внесла на счет Роуз довольно крупную сумму; этот счет он открыл много лет назад, когда проблемы Роуз стали очевидны.

– Да, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. У тебя есть степень доктора наук!

– Послушайте, – решительно тряхнул головой Лаэм, – мне нужно как можно быстрее возвращаться в Мельбурн. Передайте Джессике спасибо за желание помочь.

У Энн заблестели глаза.

– Все мы знаем, кто по-настоящему заботится о Роуз.

– Ш-ш-ш, – предупредил ее Лаэм.

– Подушечки можете оставить на стойке, – объявила Камилла. – Они прелестны своей безыскусностью. Никто не посмеет сказать, что Камилла Нил настолько бессердечна, что запретила торговать сосновыми подушечками!

– Спасибо, Камилла, – воскликнула Энн, подмигнув Лаэму за спиной у тетушки, – вы настоящий гуманист!

– Энн права, тетя Камилла, – сказал Лаэм и крепко обнял ее.

– Не будем слишком отвлекаться от дел, – сказала Камилла и преклонила голову на плечо племянника, прежде чем удалиться, слегка прихрамывая.

– «Женщина равного социального статуса», – улыбнувшись, процитировала Энн. – Какая-то странная комбинация Джейн Остин и мыльной телеоперы.

Лаэм усмехнулся, пытаясь собрать все вещи в одну руку. Энни помогла ему загрузиться, но вдруг остановилась и погладила его по щеке.

– Ты очень хороший, Лаэм Нил. Такой же, как твой кузен Джуд.

– Спасибо, – смутился он.

– У моей подруги Лили очень тяжелый случай, но ты все равно не отказывайся от нее.

– Но между нами совсем не те отношения, – сказал Лаэм. – Я просто забочусь о Роуз.

– Ну-ну, – согласилась Энн, – но ты все же помни, что я сказала – не отказывайся. Ты ей нужен, Лаэм. И всегда был нужен.

Лаэм покачал головой, пытаясь скрыть те чувства, которые всколыхнули в нем ее слова. Он хорошо умел скрывать свои эмоции. Сделал серьезный вид и закинул сумку через плечо.

– Всегда, – повторила Энн, еще раз потрепав его по щеке. – С того самого дня, как она появилась в городе в состоянии БПП. Передай ей мою любовь, передашь?

– Не сомневайся, – сказал Лаэм, не в силах засмеяться, хотя лукавый взгляд Энн явно этому способствовал. Вместо этого он принялся неловко заталкивать в сумку хвойную подушечку. Глядя на вышивку, Энн вдруг сказала:

– А знаешь, ведь со дня рождения Роуз никто больше не видел Нэнни. Джуд говорил, что все китобои ищут ее, но она куда-то исчезла.

– Что ты говоришь? Обычно, приплывая на лето, она остается здесь до снегопадов.

– Знаю. Джуд тоже удивляется.

Они попрощались, и Лаэм вышел на улицу. Он направился к своему припаркованному неподалеку фургончику; накануне он вернул машину начальнику береговой охраны, а на обратном пути напросился в попутчики к смотрителю маяка.

Усевшись поудобнее, Лаэм покатил к югу. Подпрыгивая на каменистой дороге, он время от времени поглядывал на залив и заметил несколько черных спин финвалов, направлявшихся к месту кормления. Черный блеск, то и дело вздымавшийся над поверхностью воды, снова исчезал в глубине.

На соседнем сиденье лежал его неизменный ноутбук, и Лаэм остановился на обочине, чтобы посмотреть последние данные. Экран запестрел зелеными и пурпурными точками. В водах близ Галифакса очень много акул, больше обычного. Пурпурные точки с редкими интервалами особенно сгущались книзу. Лаэм ввел запрос ММ 122 и стал ждать появления на экране зеленой точки Нэнни, но она не появлялась. Он снова впечатал индекс – сигнала по-прежнему не было. Может быть, вышел из строя ее передатчик? Блоку питания было уже несколько месяцев, и его вполне можно было бы заменить этим летом на новый, при условии, что Джуд сумеет подойти близко к животному. Лаэма прошиб холодный пот, едва он подумал о хищниках; акулы просто кишели в заливе, он знал это и без подсказки пурпурных точек. Внезапно он вспомнил, как пристально разглядывал Нэнни в бинокль Джеральд Лафарг в день празднования рождения Роуз. Сколько же в мире хищников – всех мастей! Ему стало дурно от этой мысли.

Вынув мобильный телефон, он набрал номер Джуда.

– Эй, ты куда исчез? – непроизвольно вырвалось у Джуда, едва он увидел на дисплее номер Лаэма.

– Я был в больнице.

– Как они там?

– Мужаются, как обычно. Послушай, Энн сказала мне, что ни один китобой не видел Нэнни.

– Да, это так, она куда-то исчезла.

– Знаешь что? Я видел, как за ней наблюдал Лафарг. Он меня ненавидит и знает, как я отношусь к белугам, особенно к этому киту.

– Как ты относишься к Роуз ему тоже известно, к тому же он видел, как Роуз и ее друзья сходили с ума от восторга при виде Нэнни в тот день, на празднике. Вот подонок.

– Ты думаешь…

– Скотина, этот номер у него не пройдет. Я разузнаю, что и как. Кое-кто из его команды постоянно болтается в баре гостиницы. Может быть, удастся что-нибудь выудить из этих парней.

Лаэм поблагодарил брата и дал отбой. Нужно возвращаться на дорогу, ехать в Мельбурн. Он еще раз придвинул к себе ноутбук и дал команду, чтобы в случае появления ММ 122 поступил звуковой сигнал. Каждая миля казалась все длиннее и длиннее, по мере того как компьютер молчал.

Потерять Нэнни – даже подумать страшно. В голове роились мысли о Конноре, но еще больше – о Роуз. Как он ей скажет, что что-то случилось с Нэнни?

Это невозможно. Этого не в состоянии сделать даже грубый, несгибаемый исследователь акул.

***

Лили сидела рядом с Роуз; девочка спала. Солнечный свет струился в окна. Лили не выходила на улицу целыми днями. Так можно вообще забыть, что значит лето. Она достала из сумки рукоделие. Она всегда вышивала в больнице, и именно поэтому у нее было так много готовых работ. Это успокаивало; игла скользила вверх-вниз сквозь канву, и это движение повторялось снова и снова, как дыхание, как биение сердца. Через несколько минут она закрыла глаза, и перед ней замелькали картинки лета из далекого прошлого – из детства.

Сад, полный роз, оранжевых лилий, жимолости. Их сладкий аромат мешался со вкусом соленого воздуха… Совсем другого, чем воздух скалистого Кейп-Хок. К аромату туманного моря ее детства на линии отлива песчаного побережья примешивался сладковатый запах гниения болотистых низин. Не то чтобы там вовсе не было скал. Были. Длинные полосы гранита, спускавшиеся к воде, напротив дома – того места, которое она всегда, сколько себя помнила, считала домом. И женщина, которая любила ее, которая ее вырастила…

Лили открыла глаза. Не думай об этом, велела она себе. Это слишком тяжело, слишком болезненно. Глядя на Роуз, всю в проводах и датчиках, она понимала, что, если начнет вспоминать ту, другую часть своей жизни, ей будет не по силам совладать с тем, что предстоит впереди. Она пропадет. Руки возобновили привычное движение, и, вернувшись к работе, она успокоилась.

Она принимала все решения, руководствуясь любовью. Человеческая жизнь – это постоянный риск. Лили выросла на таинственных книгах Нэнси Дрю. Она слушала истории о людях, которые исчезали, меняли имена. В мире было бесконечно много потерь. Люди жертвовали семьями, отношениями, любовью поколений. Но при этом сохраняли – жизнь. В мире столько зла, и Лили столкнулась с ним в образе мужа. Никто не поверил бы ей, потому что его маска работала безупречно. Он очень умело скрывал свое истинное лицо.

Она подумала про Скотта Петерсона, дело которого еще совсем недавно обошло всю прессу. Поначалу ему помогала даже семья Лэйси. Лили была уверена, что Лэйси даже в голову не приходило, что ее убьют, ровно до тех пор, пока руки мужа не сомкнулись у нее на шее. Как могла Лили доказать, что действовала исключительно из соображений самозащиты и в защиту Роуз, чтобы не повторилась история Лэйси и ее ребенка.

Стряхнув с себя эти мысли, она взглянула на выполненную наполовину вышивку и подумала о Лаэме. Интересно, где он сейчас, почему до сих пор не вернулся. Он должен был привезти все необходимое для переезда в Бостон, иначе ей не собраться. Да, только и всего, подумала она; вовсе она не скучает, и вообще ей не нужна ничья поддержка. Есть ее мастерицы, Лаэм тоже внес свою лепту – большую, чем требовалось. Тем не менее есть Роуз и Лили, единое и неделимое целое, как всегда.

Роуз по-прежнему спала, Лили отложила работу и тихонько приставила руку к ее грудной клетке, едва касаясь пальцами, чтобы только послушать биение ее сердечка.

Она вспомнила время, когда Роуз была еще совсем крошкой. Роды прошли гладко; рожала Лили дома. Все было прекрасно. Ее переполняла радость, покой, что все живы и здоровы, и только одно обстоятельство печалило ее – что ее бабушка не видит свою правнучку и неизвестно, когда увидит.

Первое купание Роуз…

Лили наполнила ванночку, проверила температуру воды локтем, как ей велела бабушка еще на ранней стадии ее беременности, когда все было внове, всему нужно было учиться, потому что ожидание и появление малыша было каким-то совершенно невероятным и новым опытом. И сейчас ее не оставляло ощущение, что бабушка рядом и подсказывает, что делать и как поступать.

Взяв на руки новорожденную Роуз, глядя на нее с бесконечной любовью, Лили коснулась крохотной груди. Но что за ощущение у нее под пальцами? Это не уверенное тук, тук, тук, а что-то больше похожее на урчание котенка. Только иное по времени: урчание кошки идет параллельно биению сердца, а в данном случае этот звук, казалось, сопровождал каждый удар. Глазки Роуз были устремлены на Лили; маленькое тельце было погружено в теплую воду, и, похоже, девочке пришлось по нраву ее первое купание. Лили постаралась отогнать от себя дурные предчувствия, но подспудно тревога осталась, и она продолжала следить за ребенком.

Первый приступ синюшности случился через несколько дней после рождения.

Лаэм снова пришел, как приходил каждый день с момента появления Роуз на свет. Лили стеснялась его, зная, что ему довелось слышать и видеть в ту ночь, но втайне радовалась его визитам.

Дни стояли длинные, поэтому было еще совсем светло, когда он вернулся после поездки на исследовательском судне. В то время он возглавлял работы по изучению поведения акул у побережья к востоку от Галифакса, но всегда торопился поскорее вернуться в Кейп-Хок, чтобы проведать Роуз и Лили.

Солнце клонилось к закату между стволами сосен, и маленький коттедж был полон золотым сиянием и длинными тенями. Лили так нравилось это состояние, что она медлила зажигать лампу. Сидя в сумерках, она кормила Роуз, держа ее на коленях. Когда по каменистой дорожке захрустел грузовичок Лаэма, она завернула Роуз в одеяльце и вышла на порог.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20