Глава 14

Одной рукой крепко обхватив талию Дианы, краснокожий наполовину повел, наполовину потащил ее к беленым сараям, стоявшим довольно далеко за уснувшим домом. Добравшись до обширных служебных построек, он внезапно остановился и, повернув голову, принюхался к воздуху, как лесной зверь.

Потом индеец подтолкнул Диану к конюшне с покатой крышей. Возле открытой двери он снова остановился. По-прежнему зажимая ей рот, он прижал ее спиной к своему высокому худощавому телу.

Свободная рука индейца скользнула к талии девушки. Диана почувствовала, как его длинные пальцы уверенно взялись за узкий пурпурный поясок, и застыла от ужаса. Пояс соскользнул. Она взвизгнула — но лишь едва слышный звук прорвался сквозь его бронзовую ладонь. Индеец оторвал короткий пышный рукав платья. Легкая ткань чуть слышно треснула.

Да эта бессердечная тварь хочет изнасиловать ее! Он намерен сорвать одежду с ее сопротивляющегося тела, а потом взять ее прямо здесь, где они стоят, в лунном свете… Боже, да что же это за скотина?!.. Почему здесь? Почему сейчас?..

Диана яростно извивалась, глаза наполнились ужасом. Отчаянно дрожа, она скрестила руки на груди, страшась, что теперь дикарь разорвет на ней лиф.

Но в следующее мгновение она уже шипела и отплевывалась, потому что невозмутимый краснокожий холодно и бесстрастно раздвинул пальцы, зажимавшие ее губы, и запихнул оторванный рукав ей в рот, а потом обвязал его пурпурным пояском. Он переждал мгновение-другое, и Диана поняла: он хочет убедиться, что кляп достаточно надежен. Диана снова попыталась вырваться, закричать… но лишь слабый стон прорвался сквозь мягкую ткань.

Удовлетворенный, индеец принялся за осуществление своего плана. Он шагнул из освещенного луной пространства в темноту сарая, таща Диану за собой сильной рукой, сжавшей оба запястья девушки. Внутри он остановился, и Диана предположила, что он так же не видит в темноте, как и она. А она уж точно не различала совершенно ничего. Но зато явственно ощущала сильный конский запах.

Диана заподозрила, что неразумный дикарь хочет украсть лошадей. Ей хотелось засмеяться над его глупостью. Она знала, что в ту же секунду, как лошади в стойлах почуют запах постороннего человека, они поднимут такой шум, что ранчеро тут же выскочит из дома, и, как надеялась Диана, с заряженным ружьем в руках.

Она принялась считать в уме, уверенная, что не доберется и до пяти, как их услышат, но она дошла уже до десяти, а в конюшне не раздалось ни звука, если не считать мягкого дыхания животных. Диану охватило горькое разочарование. А индеец, ведя ее за собой, осторожно пошел в темноте…

Диана знала все, что только можно знать о лошадях, и потому совершенно не могла понять, как индеец сразу сумел найти и успокоить огромного нервного жеребца. Но именно это и произошло. Обхватив Диану рукой, краснокожий прижал ее к себе возмутительно, интимным образом и долго стоял, терпеливо и успокаивающе гладя лошадь, которую Диана и рассмотреть-то не могла.

Еще через несколько минут индеец уже сумел отыскать все, что было ему нужно. Длинной, мягкой полоской кожи он связал руки Дианы. Затем снял с колышка на стене уздечку, со стойки — седло и оседлал жеребца, не проявившего при этом никакого волнения. Он прихватил пару попон и приторочил их к задней луке седла; отыскал большой охотничий нож в кожаных ножнах и засунул его за свою набедренную повязку; взял еще пару ковбойских кожаных штанов, отделанные серебром стремена, потрепанный стетсон и флягу.

Все это время он таскал Диану следом за собой, дергая за кожаную ленту, обхватывавшую запястья девушки. Когда Диана почувствовала вдруг на талии его сильную руку, она поняла, что индеец готов уйти. И в ту же секунду он поднял ее и посадил в седло, мгновенно вскочив следом. Не в состоянии держаться хоть за что-нибудь, она была просто вынуждена прислониться к его крепкой груди. Так она и сделала, искренне ожидая, что неразумный дикарь сразу пустит коня в галоп.

И вот, повинуясь невидимой и беззвучной команде, мощный конь шагнул с места, но не помчался ни галопом, ни даже легкой рысью. Он медленно, чуть пританцовывая, вышел из конюшни. Тогда краснокожий чуть шевельнул поводьями, и отзывчивое животное пустилось по широкому полукругу, унося седоков от ранчо и направляясь в горы.

Приготовясь к тому, что лошадь вот-вот помчится во всю прыть, Диана крепче прижалась к индейцу, прислонилась головой к его плечу и, уставившись в широкую расшитую бусами ленту, охватывающую его горло, ждала. Но ей снова пришлось испытать разочарование.

Этот непредсказуемый молчаливый дикарь никогда не делал того, что она ожидала. И теперь, несмотря на то что ранчо давно скрылось из виду, он и не думал подгонять коня и тот шел неторопливо, словно вез на прогулку при луне влюбленную пару!

Ненависть к краснокожему разгорелась еще сильнее, когда великолепный конь медленно, чуть гарцуя, пересекал широкий, слегка холмистый луг, лежащий у подножия суровых гор.

Диана всегда гордилась своей опасной способностью с легкостью читать все, что происходит в мужском уме. Ее очень трудно было удивить или озадачить. Большинство мужчин, как она рано поняла, представляли собой всего лишь бесхитростных больших мальчишек. Ей не приходилось встречать мужчин, в которых она не могла бы разобраться. До сих пор не приходилось.

Впрочем, она забыла о главном: ее захватчик не был, по сути, мужчиной. Это было огромное, опасное животное, предпочитавшее дикое существование, это был настоящий неандерталец с первобытными инстинктами. И вряд ли она могла ожидать, что сумеет разобраться в мыслях животного.

Гадая, сообразит ли невежественный абориген вытащить наконец кляп из ее рта, Диана застыла от изумления, когда индеец, словно это он прочел ее мысли, поднял правую руку. Широкий серебряный браслет на его запястье блеснул в лунном свете. Краснокожий развязал тугой узел, которым был стянут пояс Дианы у нее на затылке. Почувствовав его пальцы на своих губах, Диана разозлилась. Однако она невольно испытала признательность, когда он вынул из ее рта влажный, удушающий комок ткани.

Диана откашлялась, глубоко дыша. Индеец, сидя за ее спиной, внимательно смотрел на нее сквозь полуопущенные тяжелые веки. Ощутив его пристальный взгляд, Диана подняла связанные руки прямо к его лицу, показывая глазами, что хочет, чтобы он снял кожаные путы.

Но дикарь не подумал повиноваться. Он даже не потрудился кивнуть или отрицательно покачать головой, хоть как-то давая понять, что понял ее просьбу. И тогда Диана принялась кричать самым нелепым, глупым образом — как это делают люди, пытающиеся что-то объяснить глухому.

— Мои руки! — Она ткнула связанными руками в подбородок дикаря. — Развяжи мне руки! Пожалуйста!

Краснокожий просунул палец под кожаную ленту, стягивающую запястья Дианы, и рывком заставил девушку опустить руки на колени.

— Нет! — визжала она. — Развяжи их! Я хочу, чтобы ты меня развязал!

Она снова взмахнула руками перед его лицом. И он снова опустил их, ничуть не изменив непроницаемого выражения смуглого лица с полуприкрытыми глазами.

— Ты сейчас же развяжешь мне руки, ты слышишь меня?! — кричала Диана. — Это кожа ободрала мне все запястья, и ты в этом виноват! Немедленно развяжи, а то я… а то… — Она вдруг нервно вздохнула, сдаваясь, и уронила голову на грудь. И презрительно пробормотала: — Боже, да понимаешь ли ты вообще хоть что-нибудь? Можно ли хоть как-то вдолбить что-нибудь в твою тупую башку?

Дикарь передернул плечами и бросил на нее яростный взгляд, но Диана не видела этого. Ее волосы, давным-давно растрепавшиеся, свесились набок, закрывая, словно занавесом, тонкое, прекрасное лицо. Диана вздрогнула, когда рука индейца внезапно коснулась ее волос. Он мягко отвел их от лица и заправил за ухо. Диана резко вскинула голову; ее сузившиеся глаза уставились на краснокожего.

Он смотрел прямо перед собой, в неоглядную даль. Казалось, на его лице с высокими скулами лежит покров тайны. Диана опустила глаза. В жестких линиях красивых губ индейца таилась угроза… Диана заново ощутила опасность в этом диком существе.

Раскаиваясь в своей вспышке, она поклялась себе, что никогда больше не будет ни кричать на него, ни строить гримас, ни царапаться и лягаться. Откуда ей знать, что именно выведет его из равновесия? Ей следует быть поосторожнее. Уж чего она хотела меньше всего, так это разъярить его. Диана ощущала, что в этих бронзовых руках достаточно силы, чтобы в одно мгновение вытряхнуть из нее жизнь.

Диана смертельно боялась этого высокого, гибкого индейца с худощавым лицом и сверкающими темными глазами. И в то же время она чувствовала странное влечение к этому человеку, который вообще-то и человеком-то не был, а представлял собой лишь большого прекрасного зверя.

Не желая больше касаться его или допустить, чтобы он прикасался к ней, Диана забросила связанные запястья за переднюю луку седла и выпрямилась, отодвинувшись от своего захватчика. Теперь она будет ехать именно так, как бы ни был далек их путь.

Заговорив низким, мягким голосом, чтобы краснокожий не мог догадаться о смысле ее слов, Диана произнесла:

— Вот так я и буду сидеть… подальше от тебя… потому что мне противно, когда ты прикасаешься ко мне.

Бесстрастный взгляд индейца на мгновение обратился к ее лицу. Диана улыбнулась и пробормотала сладко:

— Ты грязное животное. Ты отвратительная скотина, меня тошнит от тебя. Ты пробуждаешь во мне все самое худшее, и я тебя ненавижу за это!

Непроницаемый взгляд темных глаз индейца задержался на ее лице. Диана посмотрела прямо в его черные глаза и решила, что он ничего не понял. Потому что выражение этих глаз ничуть не изменилось.

И она продолжала изливать душу. Она говорила очень мягко:

— Видишь ли, с самого начала, с того момента, когда я тебя в первый раз увидела в клетке, ты меня пугал, но и чем-то притягивал. Я хотела освободить тебя, но, пожалуй, не столько ради тебя, сколько ради себя самой. — Диана помолчала, внезапно осознав, что она сказала, и потрясенная собственным признанием, поскольку она впервые честно взглянула на причины, заставившие ее отпереть клетку краснокожего.

Еще больше испуганная, она быстро предостерегла индейца:

— Я от тебя сбегу! Я умнее тебя, я что-нибудь придумаю. Да, придумаю, чудовище, непременно! — Умолкнув на секунду-другую, она быстро добавила: — Ты ведь не против того, чтобы я называла тебя Чудовищем, а?

Черные бесстрастные глаза индейца скользнули в сторону, краснокожий снова стал смотреть вперед. Диана судорожно вздохнула, нервно оглянулась по сторонам, не понимая, почему индеец не поворачивает коня прямиком в горы. Он держал путь скорее на север, чем на запад. К этому времени они обогнули поросший лесом склон, и Диана увидела множество огней, разбросанных внизу, прямо под ними, у подножия высоко вздымавшегося отрога Берегового хребта. Диана сосредоточилась, пытаясь понять, где они находятся.

Перед ними раскинулся город. Был ли это Сентрал-Сити? Или Блэкхоук? Нет, это не могут быть они. Они лежат дальше к северу.

Но когда краснокожий направил коня к мерцающим огням, Диана вдруг вспомнила. Буолдер! Конечно, это древнее горное поселение Боулдер, это оно лежит перед ней! И снова сердце Дианы наполнила надежда. Даже если краснокожий не возьмет ее с собой в город, ей стоит лишь исхитриться сбежать ночью, и она без труда доберется до Боулдера.

Надежда росла вместе с тем, как приближались и становились ярче огни города. И надежда угасла, когда дикарь взял в сторону, обходя город и продолжая путь на север. Когда Диана окончательно поняла, что индеец не намерен заезжать в Боулдер, она завизжала изо всех сил, прекрасно понимая, впрочем, что лишь понапрасну тратит силы. И когда, визжа и плача, она подняла взгляд на индейца, то увидела, что его лицо хранит все то же холодное, таинственное выражение.

Наконец огни Боулдера растаяли позади, и тщетные вопли Дианы затихли. Она сообразила, что до боли надсадила горло. И поникла от огорчения. Они продолжали ехать молча, упорно поднимаясь все выше и выше, и свернули на запад. Они двигались по широкой, глубокой горной долине, по обе стороны которой вздымались лесистые крутые склоны.

Когда они углубились в широкий каньон между высокими вершинами Берегового хребта Колорадо, лунный свет исчез. Вместе с темнотой явился и холод горной ночи, и Диана сразу замерзла. Она ужасно устала, ее спина из-за неудобной позы болела, как сломанная. Диана ведь сидела выпрямившись, стараясь не касаться краснокожего, что не преминуло сказаться. Она поневоле представила, как было бы приятно прислониться к теплой, широкой бронзовой груди.

Но она скорее умерла бы, чем сделала это. Диана стиснула зубы, чтобы они не стучали, и расправила плечи. Да, ей холодно, но ведь и индейцу не теплее; пожалуй, ему даже хуже приходится: он почти совсем обнажен. Если Диана устала, то и краснокожий тоже. А она сможет выдержать все, что выдержит на этом чертовом длинном пути мужчина.

Или зверь.

Примерно еще после двух утомительных часов езды в темноте они выбрались из каньона и снова очутились в залитой серебристым лунным светом долине. Но Диана этого не заметила, потому что просто заснула.

Она совсем не почувствовала, как где-то посреди темного холодного каньона впала в блаженную дремоту. Но индеец уловил это мгновение. Не задерживая коня, идущего длинным, стремительным шагом, он потянулся к закинутым за переднюю луку седла связанным рукам Дианы, снял кожаные путы и мягко, осторожно прислонил девушку к своей согнутой правой руке, уложив темноволосую голову себе на плечо.

И продолжал путь.

Очутившись в более удобном положении, Диана бессознательно прижалась покрепче к теплому телу краснокожего. Ее нежные полуоткрытые губы коснулись его обнаженной кожи, и она сладко вздохнула во сне.

Индеец улыбнулся, и его слишком темные глаза на мгновение потеплели.

Глава 15

Поднявшись на склон высоко над Боулдером, индеец направил коня через нагромождение скал, с которого начиналась формация Фонтейн гряды Фларитон. А потом к подножию трехтысячефутовой Ройал-Арк Берегового хребта и дальше, в глубины Фларитона.

Луна побледнела и начала спускаться, когда краснокожий наконец остановил взмыленного жеребца. Приближалось утро, звезды гасли одна за другой. Краснокожий выбрал узкую травянистую лощинку; пышные горные травы начали уже понемногу желтеть, чувствуя приближение осени.

Здесь, в тени островерхих пиков, через маленький холмистый луг протекал один из притоков реки Сент-Врайн; вода сверкала, как стекло.

Остановив коня, индеец довольно долго оставался в седле, медленно оглядывая темную долинку. Через несколько секунд он отыскал подходящее для ночлега место. Это была выступающая козырьком стена каньона; под выступом виднелась и небольшая пещера. Там можно было укрыться от ветра и от лучей утреннего солнца.

Выпала предутренняя роса, воздух похолодел перед рассветом. Индеец посмотрел на спящую женщину, и в его темных глазах появилось странное, почти отеческое выражение. Оно тут же рассеялось, но тем не менее индеец действовал осторожно, чтобы ее не разбудить. Он бросил поводья, протянул руку назад и снял с седла прихваченные им на ранчо попоны, потом соскочил на землю так проворно и легко, что женщина в его руках лишь глубоко вздохнула и прижалась к нему покрепче.

И продолжала спать.

Дойдя до выступа в стене каньона, индеец опустился на колени, расстелил попону и осторожно положил Диану на землю.

Она глубоко спала; ее шелковистые темные волосы веером рассыпались по попоне; тонкая рука была обнажена до самого плеча, где свисали нитки, оставшиеся от оторванного рукава. Глубокий вырез бледного пурпурного платья приоткрывал соблазнительные выпуклости груди, вздымавшейся и опадавшей в медленном, ровном дыхании. Пурпурная юбка, смятая и закрутившаяся вокруг стройного тела, не закрывала красиво очерченные колени, их прикрывали только тончайшие шелковые чулки. На ногах были остроносые домашние туфельки из мягкой белой замши.

Краснокожий с каменным выражением лица снял туфельки, поставил их рядом с попоной, на мгновение задержав взгляд на высоком подъеме ноги. А Диана в этот миг счастливо и глубоко вздохнула. Легкая улыбка тронула губы индейца. Он укрыл ее второй попоной, тщательно подоткнув ее по бокам.

Еще мгновение-другое он постоял на коленях, и его внимательный взгляд медленно вернулся к бледному, нежному лицу Дианы, густым длинным ресницам. Таких глаз он никогда еще не видел. Его завораживали эти выразительные фиалковые глаза, в которых сверкали темно-пурпурные искры, когда девушка сердилась или бывала напугана.

Ее маленький безупречный нос даже во сне выглядел надменным. Но мягкие пухлые губы, чуть приоткрытые сейчас, заставляли предположить в Диане обнаженную чувствительность.

Краснокожий стиснул зубы, на твердой щеке дернулся мускул. Он резко поднялся на ноги, повернулся и вышел из-под прикрытия нависающей скалы. Расседлав коня, он стреножил его и пустил пастись.

Конь с удовольствием щипал траву, а индеец ушел к протекающему всего в нескольких шагах ручью. На поросшем густой травой берегу он остановился, набрал полную флягу холодной чистой воды. Закинув голову, он с жадностью напился, потом снова наполнил флягу и отставил ее в сторону.

Достав заткнутый за набедренную повязку охотничий нож, индеец убедился, что он отлично заточен. Осторожно просунув лезвие между горлом и широкой лентой, расшитой бусами и бисером, одним быстрым движением разрезал ненужное украшение и положил ленту рядом с флягой.

С ножом в руке он развязал узкие кожаные шнурки, удерживавшие набедренную повязку, она упала, и индеец выпрямился, обнаженный. Он с отсутствующим видом потер исцарапанную грудь, глубоко вздохнул, шагнул в холодную, чистую воду ручья и шел, пока вода не достигла талии.

Тогда, зажав острый нож между крепкими белыми зубами, он оттолкнулся от каменистого дна и быстро, уверенно поплыл через ручей. Противоположный берег представлял собой высокую стену из беспорядочно нагроможденных огромных камней. Положив нож на камень, индеец проверил глубину. Вода здесь доходила до его широких плеч.

Отличная глубина для хорошей утренней ванны.

Индеец спиной вперед бросился в воду, и его длинные волосы веером легли на легкие волны. Несколько минут он с наслаждением плавал, ощущая, как усталые, сжавшиеся мускулы расправляются и оживают.

Потом перевернулся на живот, опустил голову и нырнул. Он плыл под водой, пока хватило дыхания, и вырвался на поверхность и жадно насытил воздухом опустевшие легкие.

Затем он принялся за дело.

Он начал искусно массировать зудящую кожу головы, запустив пальцы в мокрые волосы. Потом, откинув волосы назад, сосредоточился на комьях засохшей крови на груди. Сморщившись и оскаля зубы, он молча проклинал красавицу, изодравшую его кожу. Самые глубокие царапины вновь начали кровоточить. Индеец осторожно промывал их ледяной водой, пока они наконец не закрылись.

После этого он тщательно смыл пыль и грязь с тела и, выйдя из воды, растянулся на камнях. Капли медленно стекали с него, он чуть дрожал от холода, но терпеливо ждал, пока взойдет солнце.

Какое-то время он лежал так, прикрыв глаза, но внезапно ощутил чье-то присутствие. Сначала он бросил взгляд через ручей, на женщину. Она лежала в той же позе, в какой он ее оставил, повернув лицо в его сторону.

Краснокожий схватил нож и, повернув темноволосую голову, осторожно огляделся. В сотне футов над ним лениво развалился на глыбе песчаника большой кот с ромбовидным пятном на горле. Огромный горный лев широко зевнул, закинув крупную голову и продемонстрировав острые зубы.

Индеец отложил нож и расслабился.

Летний день наступил быстро. Не прошло и получаса, как небо из стального серого превратилось в алое и тут же засверкало белым золотом поднявшегося солнца. Обнаженный индеец сидел на берегу ручья, наслаждаясь теплом и светом. Под горячими лучами капли воды испарились с его бронзовой кожи. Царапины на груди стали ярко-розовыми. Длинные волосы почти высохли.

Прислонясь спиной к камню, краснокожий снова посмотрел на другую сторону ручья. Он сидел довольно высоко, и ему хорошо была видна темноволосая женщина, спящая в мирной тишине. Индеец не отрывал от нее взгляда до тех пор, пока солнце не поднялось высоко. Тогда он встал, спустился к воде и посмотрел на свое отражение. Оно было четким и ясным, как в зеркале. Найдя надежную точку опоры, индеец зачерпнул пригоршню воды и плеснул себе в лицо несколько раз. Потом, взяв охотничий нож, принялся тщательно бриться, глядя в ручей. Черная щетина исчезла, срезанная острым как бритва лезвием.

Держа нож в руке, он выпрямился во весь рост, на мгновение замер, а затем отправился обратно, но уже не вплавь, а ступая на торчащие из воды камни, чуть ниже по течению.

Затем снова надел набедренную повязку, мокасины и подошел к женщине, все еще спящей под укрытием каменного выступа.