Глава 14

Что же ему делать с капитаном Кей Монтгомери?

Нахмурившись, Ник Мак-Кейб сидел за письменным столом красного дерева в своем тихом кабинете. Левый глаз Ника отливал пурпурно-сине-черным цветом и так распух, что совсем был закрыт. Правый глаз был прищурен от злости. Нижняя губа разбита, и ему больно было разговаривать, улыбаться или даже сердиться.

Широкая голая грудь Ника была вся в синяках. Два ребра с правой стороны сломаны. Тугая белая повязка стягивала его узкую талию. Кожа под повязкой зудела.

В правой поврежденной руке, где кожа на костяшках была содрана, Ник сжимал раскрашенную листовку, которую он со злостью сорвал с черного хода клуба «Золотая карусель». Смятая листовка была одной из сотен, распространенных за последние две недели в Барбари-Коуст.

Она гласила:

Приходи каждый, приходите все!

В пятницу, 14 декабря 1883 года, в 2 часа дня, большой парад сан-францисского корпуса № 1 Армии спасения пройдет по Пасифик-стрит. Вас приглашают присоединиться к процессии.

Проследуйте вместе с Христовой армией, чтобы принять участие в митинге на открытом воздухе на углу Пасифик-стрит и Грант-стрит.

И отведать горячей еды!

Ник заскрежетал ровными белыми зубами, поморщился от боли и громко выругался. Он бросил скомканную листовку через комнату и потянулся за бутылкой бурбона, уже наполовину опорожненной. Бормоча что-то себе под нос, Ник налил до краев хрустальный стакан для виски, поднял его и залпом выпил.

Он вытер влажные губы и потряс темноволосой, нестерпимо болевшей головой.

Он должен был догадаться. Должен был догадаться в первый же день, когда рыжеволосая капитан Кей разбудила его своим чертовым колокольчиком, что от нее можно ждать больших неприятностей. Глядя, как она, уверенная и неустрашимая, решительными шагами удаляется от него, он должен был предвидеть, что у нее припасено для него.

Тогда он не догадался.

В самом начале он разделался с этой проблемой обычным для Ника Мак-Кейба образом: он проигнорировал ее.

— Большинство проблем таким образом вскоре исчезало.

Однако капитан Кей Монтгомери не исчезла. И не собиралась исчезать. Было глупо убеждать себя, что она и в самом деле исчезнет. Он считал ее скорее досадной помехой, а не угрозой. Он ошибся. Ошибся, думая, что она отступит. Ошибся, думая, что она не представляет собой угрозу.

Черт, во всем этом было что-то фатальное.

— Черт бы побрал ее вместе со всей ее командой! — громко выругался Ник, с силой опуская разбитый кулак на стол. Он взвыл от боли, из глаз его посыпались искры, а плоский живот стал судорожно вздыматься и опускаться.

Уже не в первый раз Нику приходилось залечивать боевые раны. С тех пор как он потерял Большого Альфреда, перешедшего в Армию спасения, он стал более уязвимым и незащищенным. Слухи о дезертирстве британского вышибалы распространились быстро. Хулиганы и бандиты, издавна затаившие на Ника недобрые чувства, не могли дождаться, чтобы хорошенько вздуть его.

Нарушители спокойствия появлялись отовсюду.

Прибавить к этому пьяниц, становящихся за вечер все более буйными. Игроков, приходящих в бешенство, когда им , не везло в карты или в кости. Вожделеющих, кричащих зрителей, недовольных недавней заменой Роуз Рейли.

Редко когда вечер в «Золотой карусели» проходил без приключений.

Тихо постанывая от боли, Ник откинулся на спинку кресла, запрокинув голову и прикрыв один здоровый глаз от всепроникающего декабрьского солнца.

Ущерб, нанесенный собственному лицу, Ника заботил гораздо меньше, чем урон, наносимый его банковскому счету. Более десяти лет тяжкого труда и трезвых расчетов ушло на то, чтобы превратить «Золотую карусель» в самый процветающий салун на побережье.

Капитану Кей Монтгомери потребовалось менее четырех месяцев, чтобы разнести все в клочья. При ее напористости через год его салун полностью разорится, а сам он превратится в калеку!

Потеря Большого Альфреда была очень ощутимой. А потеря прекрасной талантливой Роуз Рейли превратила «Золотую карусель» — сверкающую жемчужину Барбари-Коуст — в ничем не примечательный салун.

Длинные темные ресницы Ника поднялись и снова опустились.

Последняя в ряду танцовщиц, которой он предоставил шанс занять место Роуз, провалилась с таким же треском, как и ее предшественницы. Ди Ди Даймонд была красоткой и хвасталась, что «все у нее будут на ушах стоять от восторга». Отчаявшись, он выбрал статную Ди Ди в надежде на лучшее.

Но когда прошлым вечером Ди Ди Даймонд поднялась на сцену, голос ее был высоким и визгливым, а танцевала она неуверенно и неуклюже. Ей так и не удалось закончить свой номер. Немногочисленные зрители повскакивали с мест, крича, улюлюкая, а под конец принялись кидать на сцену бутылки.

Плачущая Ди Ди Даймонд укрылась в туалетной комнате, а Нику пришлось разбираться с разочарованной публикой. Во время этого всеобщего бунта, охватившего большой просторный салун, в ход были пущены стулья, столы и кулаки.

Ник приоткрыл здоровый серебристо-серый глаз. Темная голова оставалась прислоненной к высокой мягкой спинке вращающегося кресла. Он скривился при мысли о том, что придется потратить еще один день на встречу с очередным бездарным талантом. Он скривился еще больше, вспомнив о предстоящем вечере.

В таком плачевном состоянии, с избитым лицом и телом, он не сможет отбиваться от тумаков. Тем не менее ему не оставалось ничего другого, как надеть смокинг и занять свое место внизу, в салуне, с надеждой, — что к утру он останется целым и невредимым. А эта… эта…

Ник, сощурив глаз, медленно и осторожно оторвал темноволосую голову от высокой спинки кресла.

Ему что-то послышалось. Звуки музыки. Звуки приближались.

Ник наклонил голову набок, напряженно прислушиваясь. Звуки музыки постепенно нарастали и звучали все ближе. Так близко, что он мог различить исполняемую мелодию.

«Вперед, Христово воинство! «

— Черт бы ее побрал. — Ник испустил глубокий вздох отчаяния. — Черт бы побрал эту рыжеволосую капитаншу! Пропади пропадом ее марш на моей улице!

Капитан Кей Монтгомери улыбалась.

День был вполне подходящим для большого парада. Утренний туман рассеялся. Свежий декабрьский воздух был прохладным, но бодрящим. Синий флаг армии развевался на легком западном ветерке. Ветер приносил с залива слабый приятный запах океана. Полуденное солнце отражалось в высоких окнах. В ожидании парада горожане заполнили улицы.

Возглавляли многообещающий парад Армии спасения, шествующий по Пасифик-стрит, капитан Кей и Большой Альфред. Они ехали верхом на каурых пони, любезно предоставленных прокатными конюшнями компании Марлен.

Капитан Кей Монтгомери чувствовала себя превосходно. Огромный мужчина рядом с ней был одним из добрейших, великодушнейших человеческих существ, когда-либо встречавшихся ей в жизни. Бесстрашный гигант Альфред Дьюк отличался безупречными манерами, обладал терпением Иова и состраданием к человеческим заблуждениям.

Полная противоположность своему бывшему хозяину.

Кей все еще не верилось, что этот кроткий гигант оставил стезю порока, поднял знамя армии и поклялся следовать за ним всю оставшуюся жизнь.

Прямо за Кей и Большим Альфредом шла красивая пара юных солдат. Сияющий майор Керли Монтгомери и его прекрасная жена, Роуз Рейли Монтгомери, посвятили свои жизни армии. И друг другу.

Кей взглянула через плечо на сияющих молодоженов.

Керли никогда не выглядел более счастливым, здоровым, никогда не был более привлекательным. Красивая Роуз Рейли Монтгомери с ее каштановыми волосами мало походила на почти обнаженную, соблазнительную танцовщицу из салуна «Золотая карусель». С головы до пят одетая в синий Цвет армии, Роуз была образцом женской скромности и христианской чистоты.

И еще более прекрасной, чем обычно.

Вслед за Керли и Роуз шел оркестр Армии спасения в щегольских униформах; их инструменты сверкали на зимнем солнце. Оркестр вырос. Помимо Джайлса, играющего на корнет-а-пистоне, Бобби Ньюмана, бьющего в турецкий барабан, и Матфея, играющего на аккордеоне, появилось с полдюжины новых рекрутов, играющих на тубах, банджо и колокольчиках.

Волна гордости и радости захлестнула сердце Кей.

Снова глядя вперед, она высоко подняла руку и помахала толпе, заполняющей улицы. Ее улыбка была столь же сияющей и солнечной, как и этот прекрасный декабрьский полдень.

Потом она увидела его. И одного этого было достаточно, чтобы вывести ее из равновесия.

Ник Мак-Кейб, дьявольски красивый и решительно опасный, стоял, лениво прислонясь к фонарному столбу у входа в «Золотую карусель», выставив напоказ подбитый глаз. Накрахмаленная белая рубашка подчеркивала его широкие плечи, черные брюки обтянули стройные бедра и длинные ноги. Руки его были скрещены на груди. Прикрыв циничные серебристо-серые глаза, он лениво следил за проходящим парадом.

Кей посмотрела Нику прямо в открытый здоровый глаз. Ник ответил ей своей убийственной усмешкой. Кей отмахнулась от него рукой, как бы прогоняя усмешку прочь. Ник рассмеялся.

Он слышал, как вокруг него поднимался ропот, который постепенно усиливался. Большинство зрителей воспринимало марширующую Армию спасения как шумное сборище фанатиков. Поэтому Ника, который и сам не был склонен к сочувствию, не удивило, когда толпа, стоящая по обе стороны Пасифик-стрит, начала выкрикивать оскорбления.

Протесты не ограничились выкриками и гиканьем. В воздух полетели комья грязи, гнилые фрукты и яйца. Не отрывая ленивого взгляда от капитана Кей, Ник увидел, как перезрелый помидор угодил ей прямо в грудь.

Стройное тело Ника непроизвольно дернулось, как будто брошенный плод угодил в его собственную разбитую грудь. Напрягшись, он инстинктивно сделал шаг вперед, но тут же остановил себя. И остался на месте. Heдвижим.

Гнилой помидор размазался по всему переду темно-синей униформы Кей. Она с трудом перевела дух, однако не опустила головы. Она изо всех сил старалась сохранить достойный вид.

Она продолжала храбро улыбаться.

Брошенное яйцо попало в макушку ее черной соломенной шляпки, разбилось от удара и стало медленно стекать с широких полей.

Руки Ника по-прежнему оставались скрещенными на груди. Взгляд не дрогнул. Он не переменил позу и не пошевелился, чтобы помочь упрямой женщине-воительнице.

Она получила только то, что заслужила; не более того, на что напрашивалась. Неистовая рыжеволосая женщина нарушила не только его мирное существование, но и других жителей Барбари-Коуст, и вполне понятно, почему им хотелось швырять в нее чем попало.

А ему хотелось бы вышвырнуть ее вон.

Капитан Кей, Большой Альфред, Керли, Роуз и остальное войско медленно продвигалось вверх по Пасифик, увертываясь от плодов, яиц и грязи. Большой Альфред вопросительно взглянул на капитана Кей. Его ореховые глаза однозначно выражали желание позаботиться о непокорной толпе! Ей оставалось только кивнуть ему.

Кей, улыбнувшись, тряхнула головой, чтобы дать ему понять, что она оценила его молчаливое предложение. Кей не боялась. Ее оружием против страха и враждебности была вера. Хотя ее униформа была сильно запачкана, а с полей шляпки стекали остатки разбитого яйца, Кей по-военному прямо держала спину, а лицо было ясным и спокойным.

Ник явно скучал. Он зевнул.

Его не очень-то и удивили храбрость и стойкость Кей. Так он говорил сам себе.

Равнодушный Ник Мак-Кейб и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.

Ей помог другой человек.

В этот погожий зимний день на Пасифик-стрит оказался Патрик Паккард, один из знатных и уважаемых горожан Сан-Франциско. И не случайно.

Пат Паккард никогда не чувствовал себя уютно в диком бесшабашном Барбари-Коуст. Ни в тех редких случаях, когда ему приходилось сопровождать свою своенравную сестру в походах по ночным увеселительным заведениям. Ни сегодня, когда он с нетерпением ожидал, чтобы его поверенный заключил деловое соглашение и отвез его в верхнюю часть города.

Пат Паккард вздохнул.

Знай он, что это может случиться, он никогда бы не согласился позавтракать с вечно занятым адвокатом Лэвендером. Дайсард К. Лэвендер был с давних пор адвокатом семьи Паккардов. И хотя Пат соглашался со своей сестрой Адель, что средних лет адвокат был умным, напористым человеком, ему самому Лэвендер никогда не нравился.

Дайсард К. Лэвендер нажил свое состояние на работорговле. Именно Лэвендер отвечал за поставку дешевой рабочей силы — китайцев, благодаря чему образовалась обширная железнодорожная империя Паккардов, сделавшая их семейство чрезвычайно богатым. Однако Пату не нравился процветающий поверенный.

И уж конечно, Пату Паккарду не нравилось сидеть и ждать в экипаже, стоящем на одной из самых скандально известных улиц Барбари-Коуст. Он бросил еще один тревожный взгляд на закрытые двери клуба «Цилиндр», владельцем которого был Трехпалый Джексон. Что могло задержать Лэвендера?

Пат Паккард совершенно забыл о Дайсарде К. Лэвендере и Трехпалом Джексоне, когда услышал военную музыку. Он повернулся и с интересом стал наблюдать за продвигающейся по улице колонной. Он был потрясен и напуган тем, как подло толпа обходилась с членами Армии спасения.

Его внимание привлекла стройная женщина, едущая верхом во главе процессии. Он смотрел только на нее. Он видел, как она улыбается и машет рукой толпе. Слышал ее призывы к зрителям присоединяться и следовать за ней. Пройти вдоль Грант-стрит и принять участие в службе на открытом воздухе.

И он в ужасе увидел, как перезрелый помидор уда-рился ей прямо в грудь. Ее реакция на неспровоцированное нападение показалась ему по меньшей мере поразительной.

Достоинство, выдержка и бесстрашие молодой женщины перед лицом этих напастей произвели на Пата Паккарда сильное впечатление. Покоренный ее невероятным самообладанием, Паккард выскочил из экипажа и бросился на выручку Кей.

Ник Мак-Кейб наконец слегка приподнял тяжелое веко над здоровым глазом. Он с легкой иронией наблюдал за разворачивающейся перед ним уличной драмой. Он сразу же узнал высокого белокурого аристократа. Растянув в усмешке рот, отчего стало больно разбитой губе, Ник спрашивал себя, что мог делать младший брат Адель в Барбари-Коуст, с его-то пуританским воспитанием.

Он недоумевал также, почему Паккард бросился на помощь религиозной фанатичке. Женщине, проповедовавшей на улицах района, который населяли пьяницы и прочий сброд. Она была неотъемлемой составной частью вульгарной толпы, презираемой Паккардом и его аристократическим кругом. Возможно, чистенький Паккард, подобно многим отвратительным богачам, чтобы успокоить свою совесть, решил помочь Армии спасения.

Таковы были богатые. Уж Ник-то знал.

А может, Паккард рассчитывал на эффект, который он произведет на дружков из высшего общества, когда те прочтут в газетах о его безрассудном подвиге? Настроенный скептически, Ник рассеянно огляделся. И действительно, по улице спешил молодой репортер из «Сан-Франциско кро-никл» с блокнотом, ручкой и фотоаппаратом со вспышкой на штативе.

Пат Паккард действовал чисто инстинктивно. Он не имел представления о том, что где-то поблизости находится репортер. Паккард властно взял под уздцы нервозного большеглазого пони, на котором ехала Кей. Он пошел рядом с ней, храня на гладком, красивом лице выражение почтения и восхищения.

Он торжественно извлек из внутреннего кармана жилета белоснежный носовой платок с ирландскими кружевами и грациозно подал его Кей.

— Да благословит вас Бог, добрый господин, — произнесла Кей, беря из его рук платок с монограммой и пытаясь стереть с форменного жакета расплывшиеся помидорные пятна. — Вы очень добры.

— А вы очень отважны, мисс. Могу я называть вас мисс?

— На самом деле я капитан Кей Монтгомери. — Она протянула ему для пожатия свободную руку. — А вы?

— Патрик Паккард. Пат, — сказал он, осторожно беря ее руку в свою.

— Оставайтесь как есть! — закричал приближающийся репортер. — Прекрасно. Замечательно. Сделаем еще один снимок.

Циничный Ник Мак-Кейб с интересом наблюдал за происходящим.

Ник видел, как энергичный газетный репортер сделал еще несколько снимков героического отпрыска семейства железнодорожных магнатов и признательного капитана Армии спасения.

Он увидел, как шумная, неукротимая толпа опять заволновалась уже в другом месте. И тогда Большой Альфред неторопливо спешился. Обмотав поводья пони под лукой седла, массивный англичанин снял свою синюю запачканную форменную куртку и перебросил ее через седло. Потом он закатал рукава, выставив на обозрение перекатывающиеся бицепсы.