Пока Хелен нервно стригла черные волосы Курта на веранде своего дома, Найлз Ловлесс тоже делал стрижку. Но не у Скиттера Джонса. Найлз слишком ценил свою роскошную шевелюру, чтобы доверить ее Скиттеру или его молодому помощнику.
      Каждую неделю в назначенный день и час в роскошный особняк Ловлессов прибывал из Мобила парикмахер, которому Найлз полностью доверял. Он приезжал, чтобы сделать Найлзу стрижку, отполировать его ногти, побрить холеное лицо и обработать кожу специальными лосьонами.
      Сидя в удобном кресле с подголовником в своей личной парикмахерской, Найлз, как обычно, занимался делами, пока его парикмахер, низенький щеголеватый человечек, старательно стриг его белокурые волосы.
      Трое служащих Ловлесса почтительно стояли перед шефом, как подданные перед монархом. Они никогда не садились в присутствии Найлза. Собственно, здесь даже не было стульев, кроме кресла, в котором восседал Найлз. Его широкие плечи прикрывала полосатая накидка, элегантно обутые ноги, скрещенные в лодыжках, покоились на мягком табурете.
      Здесь, в собственном парикмахерском салоне, Найлз вел дела, которые предпочитал держать в тайне от своих сограждан. И жены. Мужчины, терпеливо стоявшие перед ним, были доверенной, поштучно отобранной троицей, которой он мог поручить любое дело, уверенный, что они не станут болтать. Парикмахер также не стал бы распространяться о том, что мог случайно подслушать. Найлз хорошо платил ему за услуги и молчание.
      Во время стрижки Найлз неожиданно сделал парикмахеру знак остановиться, сорвал с плеч накидку, щелкнул пальцами и указал на жилет, лежавший на массивном комоде орехового дерева.
      – Дайте мне жилет.
      Приказ был выполнен в мгновение ока.
      Найлз взял жилет, полез во внутренний кармашек и вытащил золотые часы с бриллиантами, подвешенные на массивной золотой цепи. Бросив жилет одному из своих верных слуг, он поднял руку и начал раскачивать часы, как маятник.
      – Как вы думаете, ребята, сколько стоит эта вещица?
      – Сотню, – предположил один.
      – Тысячу, – заявил другой.
      – Не имею понятия, – признался третий.
      – Она бесценна, – сказал Найлз.
      Он перестал раскачивать часы, сжал их в ладони, поддел большим пальцем блестящую крышку, открыл и помолчал, разглядывая сентиментальную надпись, выгравированную внутри.
      – Моя жена подарила мне эти часы на свадьбу. – Мужчины молча кивнули. Они видели эти часы множество раз. И знали, как они дороги шефу. – Моя милая Пэтси, – произнес Найлз почти благоговейно, – обожаемая мать моих детей.
      Он захлопнул крышку.
      – Ловите!
      Найлз бросил свои бесценные часы трем застигнутым врасплох мужчинам и хмыкнул, когда они кинулись ловить их в ужасе, что столь дорогая вещь проскочит мимо их рук и разобьется о мраморный пол.
      – Поймал, босс, – сообщил довольный Гарри Бойд, крупный мужчина, успевший подхватить часы. Двое других, здоровяк Джим Лоуган и лысеющий Расс Картер, облегченно вздохнули и обменялись взглядами.
      – Один из вас – только один – должен отправиться сегодня ночью на старую ферму Берков, – сказал Найлз. – Когда приедете туда, убедитесь, что все спят. Спрячьте эти часы где-нибудь в хозяйственных постройках. Постарайтесь сделать так, чтобы янки или его сопляк не наткнулись на них случайно, но чтобы они быстро нашлись, если поисками займутся представители властей.
      Мужчина, державший в руке карманные часы, скептически нахмурился:
      – Хорошая идея, босс, вот только как вы повесите это дело на янки? Вы же сами сказали, что только сегодня познакомились с ним. Он даже не знает о часах, не говоря уже о том, что у него не было возможности их спереть.
      Найлз самодовольно ухмыльнулся:
      – Ошибаешься, Бойд. Когда я столкнулся с янки в городе, я пожал ему руку. Затем повернулся к нему спиной и принялся восхищаться его жеребцом. Видимо, этот подлый ублюдок воспользовался моментом, чтобы обчистить мои карманы.
      Мужчины рассмеялись, качая головами, в восторге от изобретательности шефа.
      – Завтра к этому времени янки будет в тюрьме, – доверительно сообщил Найлз, блестя глазами. – И, будучи добросердечным человеком, я великодушно соглашусь снять обвинение, если Нортвей согласится убраться из Алабамы. Причем немедленно. – Найлз откинулся в парикмахерском кресле, сцепив ладони на затылке, и хитро улыбнулся. – Ну а поскольку у бедняги нет денег, чтобы покинуть наш округ, а тем более чтобы добраться до Мэриленда, я любезно предложу купить у него жеребца, предоставив ему тем самым необходимые средства.
      И снова трое мужчин рассмеялись, одобрительно кивая.
      Найлз опустил руки и подался вперед, поочередно взглянув на каждого из своих подручных.
      – Я хочу получить ферму Берков и строевой лес. Я хочу, чтобы этот синебрюхий ублюдок убрался из Алабамы раньше, чем он даст Хелен Кортни возможность продержаться еще один год. Я хочу, чтобы жеребец янки стал моим. Я хочу, чтобы этот великолепный конь участвовал в скачках на ежегодной ярмарке округа Болдуин. – Он выдержал паузу и, растянув губы в холодной улыбке, спросил: – Как по-вашему, ребята, мне это удастся?
      – Конечно, босс! Что за вопрос? Можете положиться на нас, – хором заверили они его.
      Найлз снова откинулся в кресле и сделал знак парикмахеру, терпеливо дожидавшемуся, когда ему позволят продолжить.
      – Если через двадцать четыре часа, – сказал он, – этот грязный янки не окажется в тюрьме Спэниш-Форта, одному из вас придется здорово пожалеть об этом.
 
      На следующее утро, в половине десятого, в контору шерифа, размещавшуюся в помещении тюрьмы Спэниш-Форта, ворвался запыхавшийся Найлз Ловлесс, явно чем-то встревоженный.
      Брайан Купер, сидевший за заваленным бумагами столом, поднял глаза.
      – Доброе утро, Найлз, – сказал он, не потрудившись встать. – Что за спешка?
      – Я обещаю вам кучу неприятностей на выборах, если вы не арестуете этого ворюгу-янки, поселившегося у…
      – Эй, придержите коней, – остановил его Куп. – Сядьте. Передохните.
      – Некогда мне рассиживаться! Янки, которого наняла Хелен Кортни, украл у меня весьма ценные карманные часы! Проклятие, я требую справедливости.
      – У вас есть доказательства?
      – Доказательства?! Я не расставался с этими часами с того дня, как женился шестнадцать лет назад! Вы видели их. Весь город видел! Янки, очевидно, знал, что я ношу дорогие часы… – Найлз продолжил, рассказав о встрече с Нортвеем и о том, как, восхищаясь жеребцом, он повернулся спиной к янки, который оказался опытным карманником.
      Закончив, он ткнул пальцем в Купа:
      – Действуйте, шериф! Отправляйтесь на ферму Берков и арестуйте этого наглого ворюгу!
      – Ладно, я разберусь с этим, – сказал Куп, возвращаясь к своим бумагам.
      – Разберетесь? – недоверчиво переспросил Найлз, побагровев, и грохнул кулаком по столу. – Я хочу, чтобы этот ублюдок сидел в тюрьме!
      Куп не повел и ухом. Склонив голову набок, он посмотрел на Найлза и сказал:
      – А я думал, вы хотите вернуть часы.
      – Да! Разумеется, я хочу вернуть часы, но…
      – Я съезжу на ферму Хелен, когда закончу с делами. И поговорю с парнем.
      – Что? И это все, что вы намерены делать?
      – Пока да.
      – Слушайте, закон штата гласит…
      – В округе Болдуин закон представляю я, – спокойно перебил его Куп.
      Найлз пришел в ярость:
      – Вот что, шериф, может, вы и ходили в героях во время войны, но война закончилась. Теперь вы всего лишь служащий, занимающий выборную должность. Я плачу вам жалованье, так что извольте отрабатывать его. Найдите мои часы и арестуйте этого сукина сына янки! – Он круто повернулся и выскочил за дверь.
      Шериф Купер остался на месте, невозмутимо глядя ему вслед. Изогнув губы в полуулыбке, он покачал кудрявой головой. Похоже, Найлз Ловлесс никак не поймет, что Куп не намерен плясать под его дудку.
      С точки зрения Купа, Найлз – беспринципный трус, уклонившийся от выполнения своего долга перед Югом во время войны. Владелец сотен рабов, Ловлесс был освобожден от воинской повинности и не сражался за Конфедерацию. В то время как все мужчины, способные держать в руках оружие, в возрасте от шестнадцати до шестидесяти отправились на фронт, Найлз Ловлесс оставался на своей плантации, защищенный от вражеских пуль и тягот войны.
      Найлз ничего не знал о госпиталях, лагерях для военнопленных и тюрьмах. Не изведал боли, голода и страданий. Не валился с ног от усталости, не коченел от холода, не изнывал от жары. Он никогда не держал на коленях голову умирающего товарища.
      Поэтому Найлз Ловлесс никогда не поймет, что бесполезно угрожать солдату, прошедшему через все ужасы кровавой четырехлетней войны.
      Шериф Купер испытывал больше уважения к янки, чем к Найлзу Ловлессу. В конце концов, янки сражались за то, во что верили, как и он сам.
      Закончив работу с документами, он сложил их в аккуратную стопку и убрал в средний ящик стола. Поднялся и снял с вешалки шляпу.
      Куп зашел в платную конюшню, где оставил своего гнедого жеребца, сел в седло и выехал из города, двинувшись на юг, к прибрежной ферме Хелен Кортни.

      Высыпав очередную порцию золы в старый деревянный ларь, Хелен решила, что пора приступить к варке щелочного мыла. Пожалуй, этим нужно заняться сегодня же, учитывая, что осталось всего два куска.
      Каждый день на протяжении нескольких недель Хелен досыпала в ларь золу, а затем заливала ее чистой водой, пока щелок не начинал стекать через проделанные в днище отверстия в керамический кувшин, подставленный снизу.
      Убедившись, что в кувшине достаточно щелока, Хелен сходила к поленнице за охапкой дров и развела небольшой костер. Когда огонь разгорелся, она направилась в дом, чтобы принести жир, оставшийся от готовки.
      Вернувшись, она увидела Курта. Он шел с поля в сопровождении Чарли, за которым следовал Доминик. Хелен сразу заметила в руке у Курта заржавевший лемех плуга и вздохнула.
      – Налетел на камень, – крикнул он, подняв лемех. – Откололся кусочек лезвия.
      Чарли обогнал отца и нетерпеливо бросился вперед, к Хелен.
      – Что ты делаешь? – спросил он. – Для чего этот костер? А что в том ведре? Ты готовишь обед?
      Хелен улыбнулась, глядя на любопытного малыша.
      – Нет, варю щелочное мыло. – Она подняла голову и крикнула Курту: – Что вы намерены делать? Поедете в город к кузнецу? И потеряете целый день?
      – Нет, думаю, справлюсь сам, – отозвался Курт. – Попробую заточить его, насколько возможно. Это займет не более часа. Чарли, не мешай миссис Кортни.
      – Отлично, – одобрила Хелен и добавила: – Он мне не мешает. – Она снова взглянула на мальчика. – Если хочешь, можешь мне помочь, только смотри не обожгись, будь осторожен.
      Чарли возбужденно закивал.
      – Я буду очень-очень осторожным. – Он посмотрел на Доминика, который терся о его ноги: – Мне сейчас некогда. Нам с Хелен нужно варить мыло!
      Кот недовольно заурчал, зажмурился, ткнулся головой в колено мальчика и гордо удалился, помахивая хвостом.
      – Доминик рассердился, что я не стал с ним играть, – сказал Чарли со вздохом.
      Хелен кивнула, и они принялись за дело. Пока Курт, сидя на крыльце пристройки, энергично точил поврежденный лемех, Хелен и Чарли смешали топленый жир со щелоком и поставили смесь на огонь. Когда она закипела, Хелен добавила щепотку соли, чтобы смесь после охлаждения затвердела.
      Они по очереди помешивали кипящую массу, и, хотя сердце Хелен замирало, когда наступала очередь Чарли, она решила молчать. Помнила, как ее любимая бабушка Берк покрикивала на нее и делала замечания, когда Хелен помогала ей по хозяйству, и как это было обидно. Однако вопреки своему благому намерению Хелен то и дело взволнованно восклицала: «Мешай помедленнее, Чарли, а то брызнешь на себя», «Не наклоняйся так низко над котлом», «Дай мне ложку, не то сваришься живьем!».
      Кончилось тем, что отчаявшийся мальчик пожал плечами и вручил ей деревянную ложку с длинной ручкой.
      – Я уже не маленький, – проворчал он.
      Хелен едва удержалась, чтобы не сжать его в объятиях.
      – Конечно, – улыбнулась она. – Извини. Наверное, я слишком беспокоюсь.
      Чарли склонил голову набок.
      – Девочки всегда беспокоятся. Моя мама тоже беспокоилась. Иногда даже плакала. – Помолчав, он добавил: – Моя мама теперь там, на небесах. – Малыш указал пальчиком вверх.
      – Я знаю, – мягко отозвалась Хелен и ласково погладила золотистую головку. – Она больше не будет беспокоиться и плакать.
      – Капитан тоже так говорит, – кивнул Чарли, переключив внимание на кипящий котел. – Надо помешать мыло, – объявил он.
      Хелен согласилась и вручила ему ложку.
      Когда мыло почти сварилось, Хелен – хотя ей этого очень не хотелось – позвала Курта на помощь. Ей требовалось корыто с холодной водой. Она могла бы наполнить его сама, но боялась, что, если оставит Чарли наблюдать за кипящей массой, он может обжечься.
      Курт отложил лемех и подошел. Он набрал несколько ведер воды, наполнил деревянное корыто и настоял на том, чтобы самому вылить в воду смесь жира и щелока.
      – Отойдите, – велел он Хелен и Чарли.
      – Будьте осторожны, – предостерегла Хелен.
      – Я всегда осторожен, – сообщил Курт и ловко опрокинул кипящее варево в холодную воду. – Что дальше?
      – Теперь нужно накрыть корыто простыней и…
      – Кто-то едет! – воскликнул Чарли, повернувшись на стук копыт. – Джолли! Это, наверное, Джолли!
      Хелен и Курт прищурились, вглядываясь в приближающегося всадника.
      – Это не Джолли, – сказал Курт.
      – Да, – согласилась Хелен, вначале узнав гнедого мерина, а затем и его рыжеволосого седока. – Это шериф округа Болдуин. Интересно, что ему понадобилось…
      Хелен охватило тягостное предчувствие. Вряд ли это светский визит. Слишком рано. И потом, будь это так, Куп приехал бы вместе с Эммой. Но шериф был один. На его груди поблескивала приколотая к рубашке серебряная звезда. Из кожаной портупеи, висевшей на ремне, торчала рукоятка «кольта». Широкополая шляпа была низко надвинута на глаза.
      Что-то случилось.
      – Чарли, – встревоженно сказала Хелен, – отнеси, пожалуйста, в дом миску из-под жира.
      Чарли, однако, не спешил уходить. Ему хотелось получше рассмотреть вооруженного мужчину. Курт мягко подтолкнул сына:
      – Ты слышал, что сказала миссис Кортни? Иди в дом.
      Обиженно выпятив нижнюю губу, Чарли взял миску и побрел к пристройке. Хелен бросила короткий взгляд на Курта. Он не смотрел на нее и не сделал попытки уйти. Даже если он догадывался о причине визита шерифа, то виду не подал.
      – Куп! – крикнула она, изобразив дружескую улыбку, и, подхватив юбки, поспешила навстречу всаднику.
      Шериф соскочил с лошади, бросил поводья на землю и сдернул с головы шляпу. Повесив ее на луку седла, он несколькими широкими шагами преодолел расстояние между ним и Хелен и протянул руку. Хелен взяла ее обеими руками и тепло пожала.
      – Я всегда рада видеть тебя, Куп, но… в чем дело? Что-нибудь случилось?
      – Да нет. Все нормально. Просто мне нужно поговорить с твоим…
      Он перевел взгляд на Курта и замолк, удивленно приоткрыв рот. Курт уставился на шерифа с не меньшим изумлением.
      – Не могу поверить! – воскликнул Куп. Он ткнул длинным пальцем в Курта. – Будь я проклят, если это не добросердечный капитан-янки, с которым я имел несчастье повстречаться во время сражения при Чаттануге! Капитан Нортвей, я узнал бы эти зеленые глаза из тысячи!
      Широко улыбаясь, Курт шагнул вперед и протянул руку:
      – Раненый майор-мятежник! Все-таки выкарабкались, Купер? Я часто гадал, удалось ли вам это.
      Куп кивнул:
      – Благодаря вам! Рад, что вам тоже удалось выжить в этой бойне.
      – Вы выглядите намного лучше, чем когда мы виделись в последний раз.
      – Вы тоже! – заявил Куп.
      Мужчины рассмеялись.
      Ошеломленная, Хелен безмолвно наблюдала за ними. Наконец шериф повернулся к ней:
      – Поистине мир тесен, Хелен. Этот парень спас мне жизнь во время войны.
      – Ну, это слишком сильно сказано, – скромно заметил Курт.
      – Вы должны рассказать мне об этом, – сказала Хелен, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Она была заинтригована. Ее старый друг Куп знает Нортвея? Невероятно. – Пойдемте на заднее крыльцо. Я сварю свежий кофе и соберу чего-нибудь поесть. Ты останешься на обед, Куп?
      – Конечно, Хелен, спасибо, – отозвался шериф. – Признаться, я здорово проголодался.

      Сидя за столом на заднем крыльце, мужчины пили горячий черный кофе, ели ветчину с картофельным салатом и вспоминали о судьбоносном событии, которое свело их вместе. Хелен и Чарли зачарованно слушали рассказ шерифа Купера о событиях холодного ноябрьского дня 1863 года, когда его подразделение столкнулось с отрядом союзных войск под командованием капитана Куртиса Нортвея.
      – Это была «битва над облаками», – сказал Куп, повествуя о яростном сражении, развернувшемся на вершине горы неподалеку от Чаттануги в штате Теннесси. В густом тумане, окутавшем крутые склоны, трудно было отличить друга от врага. – Расскажите, капитан Нортвей, – обратился он к Курту. – Расскажите, что произошло в тот день, когда мы встретились.
      Курт выглядел смущенным. Он даже покраснел, что было видно, несмотря на темный загар. Хелен глазам своим не верила. Она ни разу не видела, чтобы янки испытывал неловкость, и была тронута до глубины души.
      Глядя в свою чашку, Курт негромко заговорил:
      – Мы получили приказ выбить конфедератов с их позиций у подножия Мишенери-Ридж. – Он поднял глаза, медленно водя пальцем по краю чашки. – И попали под мощный огонь главных вражеских укреплений, расположенных выше.
      – Где находился я, – вставил Куп.
      – Хотя приказа наступать не было, по какой-то причине мы все в едином порыве пошли в атаку и отбили у мятежников высоту. – Он пожал плечами. – Вот, собственно, и все.
      – Не совсем, – возразил Куп, переводя взгляд с Хелен на Чарли. – Наш фланг был смят, и мы были вынуждены отступить. В схватке меня задело, и я отстал от своих. Капитан нашел меня.
      Курт покачал головой.
      – Майор Купер был тяжело ранен, когда я на него наткнулся. Он лежал, прислонившись к поваленному дереву, пытаясь наложить жгут на рану. Потерял много крови. Признаться, я не рассчитывал, что он протянет еще хотя бы час.
      – И я бы умер, если бы он не доставил меня в союзный госпиталь, расположенный в долине.
      – Выходит, он действительно спас тебе жизнь, – взволнованно произнесла Хелен.
      – Да, – кивнул Куп, – хотя сам тоже был ранен. – Он бросил быстрый взгляд на Курта. – Насколько я помню, ваш синий мундир на спине пропитался кровью. Что это было? Пуля? Осколок снаряда?
      – Небольшой порез от сабли мятежника, – сказал Курт и быстро сменил тему.
      Перед мысленным взором Хелен мелькнула его голая спина и шрам, спускавшийся от поясницы за пояс брюк. Небольшой порез? Судя по рубцу, это должна была быть почти что смертельная рана.
      Она взглянула на Курта из-под полуопущенных ресниц, и он предстал перед ней в новом свете. Истекая кровью, янки нашел в себе силы спасти жизнь майору-конфедерату. Это был поистине благородный поступок.
      Разговор перешел с прошлого на будущее. Куп с искренним интересом расспрашивал Нортвея о его планах. Курт сказал, что останется в Алабаме до сбора урожая.
      – А потом? – поинтересовался Куп.
      Курт рассказал о коневодческом хозяйстве в Мэриленде, где он работал до войны, и о том, что со временем у него будет своя ферма для разведения породистых лошадей.
      – Звучит заманчиво, – заметил Куп. – Похоже, вам не терпится вернуться домой.
      – Да, – сказал Курт. – Надеюсь, вы когда-нибудь навестите меня.
      – Вполне возможно, – улыбнулся Куп.
      Когда с едой было покончено, Чарли первый выскочил из-за стола. Попросив у отца разрешения, скатился со ступенек и стал звать Доминика, готовый загладить вину перед котом.
      – Пожалуй, мне пора, – сказал Куп, отодвигая стул.
      Хелен и Курт проводили шерифа до задних ворот, где его гнедой мерин щипал траву.
      – А теперь, Куп, скажи правду, – проговорила Хелен, остановившись. – Ведь ты неспроста приехал?
      Куп поморщился, подкинул кончиком сапога небольшой камушек и протяжно вздохнул. Затем повернулся к Курту и посмотрел на него в упор.
      – Найлз Ловлесс, один из наших наиболее горластых граждан, обвинил вас в краже весьма ценных карманных часов, золотых, с бриллиантами.
      Курт ничего не сказал.
      – Что за чушь! Гнусная злобная ложь! – воскликнула Хелен, сверкнув глазами. – Они никогда не встречались. – Она повернулась к Курту: – Ведь так?
      – К сожалению, встречались, – признался тот. – Вчера, когда я был в городе, Ловлесс вышел из своей конторы, представился и предложил продать ему Рейдера.
      – Кто-нибудь присутствовал при этом? – спросил Куп. – Или только вы двое?
      – С ним была миссис Ясмин Парнелл, – сказал Курт. – Она как раз выходила из его конторы, когда я собирался покинуть город. Ловлесс прощался с ней, увидел меня и подошел, чтобы выразить восхищение моим жеребцом. Это единственный случай, когда я виделся с Ловлессом. Поговорите с миссис Парнелл. Она подтвердит, что у меня не было возможности украсть у него часы. Я даже не подозревал об их существовании. – Курт пожал плечами. – В любом случае, шериф, вы имеете полное право обыскать…
      – В этом нет необходимости, – перебил его Куп, потянувшись за своей шляпой, и мрачно продолжил: – Полагаю, Хелен рассказала вам, что Ловлесс готов на все, лишь бы наложить лапы на ее ферму. – Курт кивнул. – Вы для него как гвоздь в седле, капитан. До вашего появления он был уверен, что Хелен не сможет продержаться еще один сезон.
      – И он решил обвинить меня в краже, чтобы избавиться от моей персоны? – поинтересовался Курт.
      – Таков Ловлесс: беспринципный, жадный, готовый на все, только бы добиться своей цели. – Куп положил руку на спину мерина и невесело усмехнулся. – При этом он один из наиболее уважаемых граждан Спэниш-Форта. – Шериф вздохнул, покачал головой и вскочил в седло. – Как там в Библии сказано? Порочные процветают? Ловлесс процветает, можете мне поверить. Рад был встретиться с вами, Нортвей. Хелен, спасибо за угощение.
      Курт и Хелен проводили его взглядами. Когда он свернул в тенистую аллею и исчез, Курт повернулся к Хелен:
      – Миссис Кортни!
      – Да? – Она взглянула на него.
      – Вы не хотите задать мне вопрос?
      – О чем?
      – Ну, не крал ли я карманных часов Ловлесса.
      – Нет, – сказала она, порывисто коснувшись его руки, и почувствовала, как тугие мускулы напряглись под ее пальцами. – Мне незачем спрашивать. Я знаю, что вы этого не делали.
 
      Часы на башне методистской церкви пробили четыре, когда шериф Брайан Купер вернулся в Спэниш-Форт. Войдя в свою контору, он снял шляпу, повесил ее на вбитый в стену крюк и пригладил рыжую шевелюру.
      Гадая, сколько Найлзу понадобится времени, чтобы примчаться в его контору, шериф пересек небольшое помещение, обошел вокруг стола и рухнул в кресло. Откинувшись назад, он не глядя потянул за тесемку, свисавшую из нагрудного кармана, и вытащил белый полотняный мешочек с табаком. Затем извлек из пачки, лежавшей в том же кармане, листок папиросной бумаги, насыпал в него немного табака из мешочка, затянул тесемку зубами и убрал мешочек в карман.
      Когда сигарета была готова, Куп сунул ее в рот и, чиркнув спичкой, прикурил. Глубоко затянувшись, он с удовлетворенным вздохом откинулся в кресле и водрузил на стол обутые в сапоги ноги.
      Не успел он затянуться второй раз, как в дверях появился Найлз Ловлесс.
      – Где он? – спросил Найлз, бросив хмурый взгляд в сторону двух тюремных камер в конце короткого коридора. – Где янки? В камере?
      – Нет.
      – Нет? Какого черта! Вы что, не арестовали его? Этот ублюдок украл мои часы! – взорвался Найлз, не привыкший, чтобы ему перечили.
      Куп медленно опустил ноги на пол, но остался сидеть, только перекинул сигарету в уголок рта, позволив ей свободно болтаться.
      – Похоже, вы указали не на того человека. Я знаю Нортвея. Он не вор. И не собираюсь сажать его под замок. – Куп прищурился от сигаретного дыма и тихо добавил, глядя в упор на Ловлесса: – Неплохая попытка, Найлз, но ничего не выйдет. Тюрьма не для невинных людей.
      – Невинных? Вы смеете называть этого вороватого янки невинным?
      – Дело закрыто, – твердо заявил Куп. – А теперь будьте любезны покинуть помещение, пока я не арестовал вас за клевету.
      Найлз злобно уставился на упрямого шерифа, чересчур приверженного букве закона.
      – А золотые часы с бриллиантами? – процедил он. – Как насчет моих часов? Тех, чтобы были украдены?
      – Вы зря тратите время, свое и мое, Ловлесс, – сказал Куп, поднимаясь на ноги. – Я в курсе ваших делишек.
      – Что… каких еще делишек? На что вы намекаете? – Найлз побагровел и, брызгая слюной, рявкнул: – Проклятие, как, по-вашему, я верну свои часы?
      Куп приподнял бровь.
      – Пусть тот холуй, который подкинул часы янки, принесет их назад.
      – Чтоб ты сгорел в адском пламени! – выругался Найлз и, круто повернувшись, выскочил за дверь.
      Куп только хмыкнул, глядя ему вслед.

      Поздняя весна плавно перешла в лето, дни стали длиннее. С каждым июньским утром солнце вставало чуть раньше, оставалось на небе чуть дольше и светило чуть ярче.
      Долгие погожие дни устраивали Хелен как нельзя лучше. Можно было сделать больше работы, вспахать больше земли, посадить больше кукурузы, сахарного тростника и пшеницы.
      На ее ферме не было хлопковых полей. С тех пор как Уилл ушел на войну, некому было возделывать и собирать хлопок. А после введения грабительского федерального налога в пятнадцать долларов с каждой кипы производство хлопка в небольших объемах стало просто невыгодным.
      Жизнь сделала Хелен практичной. Она предпочитала выращивать только те культуры, которые могли бы принести наибольшую прибыль или украсить ее стол в обеденное время. Теперь, когда Нортвей взял на себя заботу об урожае, у нее появилось время ухаживать за овощами в огороде и собирать фрукты в саду.
      В это прекрасное июньское утро Хелен находилась в саду, собирая золотистые персики. Она испытывала необычайный душевный подъем. День был так прекрасен, что захватывало дух, теплые лучи солнца ласкали лицо. Снова хотелось жить. После долгих лет, отравленных постоянным страхом, она чувствовала себя в безопасности.
      Со стороны заднего двора, где Джолли раскачивал Чарли на качелях под старым дубом, доносились крики, визг и смех. А если бы она повернула голову и напрягла зрение, то разглядела бы Курта Нортвея. Одетый по ее настоянию в рубашку, он умело направлял старого глухого Дьюка, оставляя позади ровные борозды вспаханной земли.
      Хелен начала тихо напевать.
      Пожалуй, надо испечь на ужин пирог. Джолли обожает персиковый пирог, скорей всего Курту и Чарли он тоже понравится. Пока пирог будет печься, она погладит рубашки Чарли. А потом можно взбить свежее масло. Ну а во второй половине дня раскроить ткань, которую привезла ей в подарок Эмма.
      Щедрая Эм сделала вид, будто купила материал себе, а потом передумала шить из него платье. Хелен видела ее насквозь, но подыграла лучшей подруге, когда та сунула ей отрез и, притворно хмурясь, заявила: