Он отпустил ее руку.
– Отлично. Полагаю, теперь мы лучше понимаем друг друга. Можете спать в обнимку с револьвером, если иначе не можете, но вам ничто не угрожает. – Курт улыбнулся и отступил на шаг. – По крайней мере от меня.
Он повернулся и спустился с крыльца. Прищурившись, Хелен проводила его взглядом. Он излучал силу и мужскую самоуверенность.
Именно в этот момент она поняла, что Курт Нортвей ей не нравится. Нисколько. И дело не только в том, что он ненавистный янки. Даже если бы этот высокий смуглый мужчина родился и вырос в ее родном округе, она испытывала бы к нему не меньшую неприязнь.
Ее раздражала его самоуверенность и удивительная способность ставить ее в неловкое положение. Хелен привыкла владеть ситуацией, какой бы сложной она ни оказалась. И умела дать отпор любому мужчине.
С тех пор как Уилл уехал на войну, она отвадила немало ухажеров, пытавшихся подъехать к ней с нескромными предложениями. И вдруг какой-то тип, явившийся неведомо откуда, предупреждает ее, чтобы она держала свои руки подальше от него? Это уже слишком! Скорее в аду ударит мороз, чем у нее возникнет желание коснуться этого наглого янки.
– Капитан Нортвей! – окликнула она его, гневно сверкая глазами.
Курт медленно обернулся и в упор посмотрел на нее:
– Да, мэм?
– Я… я… – Хелен запнулась и нетерпеливо смахнула со лба выбившуюся прядь волос. – Думаю, нам нужно заняться уборкой, чтобы привести в порядок ваше жилье. Чем раньше мы покончим с этим, тем скорее вы сможете приступить к пахоте. Ну а если не получится сегодня, вы приступите к своим обязанностям завтра с утра.
– Хорошо, – отозвался Курт. – Но вам совершенно незачем помогать мне с уборкой. Я и сам справлюсь.
Однако Хелен придерживалась на этот счет иного мнения.
Будь дело только в Курте Нортвее, она не стала бы беспокоиться. Но пятилетний малыш видел слишком много горя в своей короткой жизни, чтобы жить в хлеву. Уж если он останется здесь на лето, она постарается сделать все возможное, чтобы придать помещению жилой вид.
Пока усталый Чарли спал на скамье под старым дубом, Хелен с Куртом приводили в порядок его будущее жилье.
Курт вынес наружу запылившуюся перину, чтобы выбить ее и хорошенько просушить на солнце, а Хелен тем временем содрала с окон полусгнившие занавески. Насвистывая, Курт вытащил наружу мебель, чтобы она могла ее вымыть. Повязав на голову косынку и снова облачившись в рабочее платье, Хелен подмела деревянные полы метлой из пальмовых листьев.
Курт натаскал из колодца воды. Хелен принесла из дома щелочное мыло и жесткие щетки. Ползая на четвереньках, они скребли некрашеные половицы намыленными щетками, смывали грязь и снова скребли.
Сосредоточившись на работе, они не подозревали, что находятся на одной прямой. Начав с разных углов комнаты, спиной друг к другу, они пятились назад, медленно, но верно сближаясь.
И в конечном итоге столкнулись.
Хелен громко ахнула. Курт резко втянул в грудь воздух. Оба тотчас опустились на колени, их спины соприкоснулись. У Хелен перехватило дыхание. Курт шумно выдохнул. Они одновременно повернули головы и обнаружили, что смотрят друг другу в глаза.
В глазах Хелен сверкнула досада. Курт виновато посмотрел на нее.
– Надеюсь, вы не пострадали? – спросил он, быстро повернувшись к ней на коленях и поддержав ее за локти.
– Ничуть, – заверила его Хелен, отпрянув. Высвободившись из его хватки, она вскочила на ноги. – Заканчивайте, а я схожу за полотенцами и постельным бельем.
Она сдернула с головы косынку и кинулась прочь. Присев на пятки, Курт проводил ее взглядом и покачал головой. Неприязнь красавицы вдовы к его персоне была более чем очевидной. Как и отчужденность его крохотного сына. Ему предстоит чертовски долгое и неприятное лето.
Он пожал плечами и вернулся к работе.
Оказавшись в доме, Хелен устремилась к комоду из кедра, где хранилось постельное белье. Присев на корточки, она выдвинула нижний ящик, где лежало старое, уже негодное белье, и вытащила пару пожелтевших простынь из домотканого полотна и две разномастные наволочки.
Хелен задвинула ящик и выпрямилась. Для янки вполне подойдет, подумала она и словно в подтверждение своих мыслей даже кивнула.
«Ну а малыш-то в чем виноват? – подначил ее внутренний голос. За какие грехи он должен спать на рваных простынях, а его белокурая головка покоиться на штопаной-перештопаной наволочке только потому, что его отец воевал на стороне врагов?»
Вздохнув, Хелен убрала старое белье, достала из верхнего ящика комода пару белоснежных шелковистых простыней и наволочки с кружевной отделкой и, что-то бормоча себе под нос, вернулась в пристройку, где ее ждал Курт Нортвей.
Общими усилиями они застелили постель чистыми простынями, источавшими легкий аромат кедра. Старательно избегая взгляда мужчины, Хелен разгладила ладонями пуховую постель, затем, придерживая подбородком подушку, натянула на нее наволочку.
Она положила подушку в изголовье кровати и принялась взбивать ее, когда почувствовала на себе взгляд Курта. Вскинув голову, она успела заметить в его глазах тоску.
– В чем дело? – осведомилась она. Курт улыбнулся. – Почему вы так смотрите на меня, капитан?
– Извините, мэм, – мягко отозвался он. – Моя жена вот так же придерживала подушку, когда натягивала на нее наволочку. – Он вздохнул. – Только сейчас я вспомнил об этом, глядя на вас.
– Мне жаль, если это вызвало у вас печальные воспоминания, капитан. – Хелен взяла вторую подушку и таким же образом натянула на нее наволочку. – Но я всегда так делала. Научилась у бабушки.
Она бросила ему подушку и отвернулась. Курт поймал ее, поднес к лицу, вдохнул свежий запах, а затем осторожно пристроил в изголовье кровати рядом с первой подушкой.
Оглядевшись, Хелен увидела стоявшего в дверях Чарли. Мальчик зевал и тер кулачками глаза. Она улыбнулась, но ее улыбка осталась без ответа, а когда Хелен ласково спросила, не хочет ли он помочь, Чарли промолчал, затем повернулся к ней спиной и уселся на крыльце, подперев голову ладошками.
Обеспокоенная, Хелен бросила вопросительный взгляд на Курта, но тот лишь покачал головой: мол, не знаю, что с ним делать.
Хелен с Куртом тоже не разговаривали, ограничиваясь короткими репликами по ходу работы. А когда закончили, даже не верилось, что это та самая пыльная, заваленная мусором комната, куда они вошли утром.
На окнах – новые занавески в бело-голубую клетку. Видавшая виды мебель сверкает полировкой и благоухает лимонным маслом. Исцарапанную поверхность высокого комода на ножках прикрывает кружевная салфетка, любовно связанная бабушкой Хелен. Неказистый деревянный стол почти не виден под складками бело-голубой, в тон занавескам, клетчатой скатерти.
Один из стульев придвинут к столу, остальные, уже негодные, Курт вынес в амбар. На чистом полу рядом с кроватью – большой плетеный ковер. На подоконнике – голубая стеклянная ваза с желтыми нарциссами, на прикроватной тумбочке в узкой вазочке – одинокая роза.
Усталые, грязные, в пропотевшей одежде, они огляделись, оценивая результаты своих трудов.
– Чарли, иди сюда, – позвал Курт, – посмотри на свой новый дом. Тебе должно понравиться.
Хелен повернулась к двери, с волнением ожидая, когда мальчик войдет внутрь. Может быть, чистая просторная комната – такая нарядная с роскошным постельным бельем и новыми занавесками – приободрит его. Заставит почувствовать себя дома.
Ее полный надежды взгляд остановился на узенькой спине ребенка, сидевшего на крыльце.
– Правда, Чарли. Здесь очень мило. Иди сюда, я покажу тебе, куда ты можешь положить свои вещи. Хочешь взять себе нижний ящик комода? Чарли?
Чарли не ответил. Даже не шелохнулся. Так и сидел, уперев локти в коленки и обхватив лицо ладошками. Недосягаемый и безответный. Хелен встревоженно взглянула на Курта.
Тот улыбнулся:
– По мне, так это просто дворец, миссис Кортни.
Хелен не ответила. Шагнув к комоду, служившему умывальником, суетливо поправила стопку полотенец, высившуюся рядом с фарфоровым тазиком и кувшином. Затем, еще раз окинув комнату взглядом, направилась к выходу.
– Ужин через час, – сообщила она.
– Мы придем, – отозвался Курт, следуя за ней.
Хелен кивнула, прошла мимо неприступного Чарли и зашагала по тропинке, ведущей к дому. Удалившись на некоторое расстояние, оглянулась.
Чарли по-прежнему с несчастным видом сидел на крыльце. Отец стоял за ним и казался расслабленным и непринужденным, сверкая белозубой улыбкой на загорелом лице.
Хелен резко отвернулась и ускорила шаг.
Господи, похоже, ее ждет долгое и неприятное лето.
Глава 5
– Доминик! Домини-и-и-ик! Сейчас же иди сюда, если ты вообще намерен возвращаться!
Босая, в одной батистовой ночной рубашке, Хелен стояла на веранде у дверей своей спальни, нетерпеливо призывая загулявшего кота. Если она не загонит его в дом сейчас, бесцеремонное животное разбудит ее посреди ночи, царапаясь в дверь и жалобно мяукая.
– Доминик, это твой последний шанс. Либо ты вернешься сию же минуту, либо никогда!
Никакой реакции.
Хелен прошлепала к краю веранды и перегнулась через перила, высматривая кота. Ее взгляд прошелся по двору, скользнул по садовой ограде и широкой, обрамленной деревьями лужайке, простиравшейся за ними. Прищурившись, она вглядывалась в близлежащие поля, за которыми начинался густой лес.
Ни шороха, ни движения, ни сверкающих в темноте глаз.
Словом, никаких признаков Доминика.
Будучи не в том настроении, чтобы подыгрывать избалованному животному, Хелен повернулась, собираясь войти внутрь, но помедлила, задумавшись о своих жильцах. Как они там? Как спится янки на новом месте? Она направилась к задней части дома.
Сделав несколько шагов, Хелен остановилась и пожала плечами. Какое ей дело? Янки может гулять хоть всю ночь напролет или ложиться с петухами! Это ее не касается. До тех пор, конечно, пока он будет подниматься на рассвете и исправно выполнять свои обязанности.
Зевнув, она повернула назад, к своей спальне.
Доминик сидел у открытых дверей, вперив в нее обвиняющий взгляд. Словно это она болталась полночи неведомо где.
– Ах ты, зеленоглазый дьявол! – добродушно пожурила его Хелен. – Если не возьмешься за ум, будешь спать в амбаре вместе с янки.
Доминик зажмурился и широко зевнул. Рассмеявшись, Хелен подхватила пушистый комок на руки и вошла внутрь. Оказавшись в спальне, кот вывернулся из ее хватки, метнулся к кровати и запрыгнул на пуховую перину. Растянувшись в изножье постели, он томно пошевелил передними лапами, царапая когтями покрывало. Затем снова зевнул, опустил породистую голову и лениво смежил веки.
Через секунду он уже крепко спал.
Хелен в который раз пожалела, что не способна так же легко засыпать, как ее кот. Наверное, приятно растянуться на постели и тут же погрузиться в мирный, лишенный сновидений сон!
Увы, у нее так не получалось. Ей всегда было трудно заснуть, сколько бы она ни работала и как бы ни уставала. Постель стала олицетворением ее одиночества. С того самого дня, как Уилл ушел на войну.
Вздохнув, Хелен присела на краешек кровати и вытащила из резной деревянной шкатулки, стоявшей на ночном столике, овальный медальон с камеей на крышке. Внутри был крохотный снимок, с которого ей улыбался молодой и красивый Уильям Кортни.
В течение долгой минуты Хелен смотрела на улыбающегося мужа, затем поднесла фотографию к губам и поцеловала. Защелкнув медальон, она убрала его назад, в резную шкатулку, и потянулась за револьвером. Засовывая его под подушку, она вспомнила слова янки: «…Вам ничто не угрожает. По крайней мере от меня».
Возможно. И все же ей будет куда спокойнее с оружием под рукой. Как всегда.
Хелен погасила лампу и легла в постель. Потянулась, вздохнула, но даже не потрудилась закрыть глаза. Что толку? Все равно придется лежать без сна полночи. Как… как…
Хелен Кортни не заметила, как крепко заснула.
В отличие от Курта Нортвея.
Чарли тихо посапывает рядом, но Курт не спит. Он лежит на спине, подложив руки под голову, пытаясь понять, почему ему не спится.
Эта просторная, чисто прибранная комната самое лучшее помещение из всех, где ему доводилось ночевать с начала войны. Постель, на которой он лежит, мягкая и удобная, свежевыстиранные простыни благоухают кедром. Легкий бриз шевелит занавески на окнах. Светит луна. Вокруг тихо и мирно.
Он не испытывает голода. Не мерзнет и не изнывает от жары. Не валяется на земле, прислушиваясь к разрывам снарядов. Не гадает, доживет ли до утра.
И тем не менее не может заснуть.
Не в силах избавиться от беспокойства, Курт отбросил одеяло и выбрался из постели. На цыпочках пересек комнату, выскользнул за дверь и сел на крыльцо.
Ласковый ветерок с залива обдувал его разгоряченную кожу, ерошил темные волосы. Теплый воздух благоухал жимолостью. Высоко в небе плыла полная луна, заливая землю серебристым сиянием.
Сумрачный взгляд Курта медленно поднялся к ночному светилу.
Одиночество с новой силой нахлынуло на него. И мысли невольно устремились к другой ночи. Другому времени и месту.
Он живо вспомнил прекрасную летнюю ночь, когда юная и доверчивая Гейл лежала в его объятиях в номере для молодоженов. Как они смеялись, разговаривали, целовались.
И занимались любовью.
Курт почувствовал знакомое стеснение в груди и задался вопросом, сможет ли он когда-нибудь избавиться от боли. Странно, но теперь, когда война закончилась и он воссоединился с Чарли, он тосковал по своей жене сильнее, чем раньше.
Хелен разбудил ровный стук лошадиных копыт. Подскочив на постели, она выхватила из-под подушки револьвер и метнулась через полутемную комнату к двери. Сердце ее оглушительно билось, когда она выскочила на веранду, готовая встретить незваного гостя.
С взведенным курком, вытянув вперед дрожащую руку, Хелен приблизилась к перилам, приготовившись дать предупредительный выстрел. Она уже подняла руку, когда увидела лошадь.
Огромный гнедой жеребец, громыхая копытами, мчался вдоль кромки окаймленного деревьями пастбища, простиравшегося к северу от дома. На нем сидел янки.
Хелен медленно опустила револьвер.
В серебристо-сером сиянии раннего утра всадник и лошадь являли собой незабываемое зрелище и казались нереальными. Хелен зажмурилась и снова открыла глаза, желая удостовериться, что это ей не пригрезилось.
Она никогда не видела, чтобы конь двигался с такой грациозной стремительностью, а всадник с такой легкостью управлял могучим животным.
Янки был обнажен до пояса, демонстрируя широкие плечи и развитую мускулатуру. Выгоревшие форменные брюки, низко сидевшие на бедрах, подчеркивали узкие бедра и длинные ноги. Босые ступни упирались в стремена. Встречный ветер разметал его смоляные волосы, на смуглом лице сияла чистая, неподдельная радость.
Казалось, он наслаждается утренней скачкой так же, как его конь. Затаив дыхание, Хелен с восторгом наблюдала за ними и даже поймала себя на том, что улыбается.
Вид Бесси, ее молочной коровы, стоявшей посреди пастбища, привел Хелен в чувство. Резко повернувшись, она поспешила внутрь. Радости как не бывало.
На смену пришло раздражение.
Янки первый день у нее на службе, а чем занимается? Объезжает своего драгоценного жеребца, вместо того чтобы подоить корову! А ведь она сказала ему, что его рабочий день должен начинаться с дойки. Очевидно, он пропустил мимо ушей ее слова. Скачет себе по пастбищу, как беззаботный мальчишка, предоставив ей выполнять его работу.
Все больше раздражаясь, Хелен умылась, наспех оделась и быстро миновала пустые комнаты. Повторяя про себя все едкие слова, которые она скажет безответственному янки, она влетела в кухню и остановилась как вкопанная.
На разделочном столе стояло ведро. Все еще сомневаясь, Хелен подошла ближе и осторожно приподняла край салфетки, прикрывавшей его.
Молоко. Полное ведро парного молока.
* * *
Как Хелен ни старалась, не могла упрекнуть янки в нежелании работать или в неспособности справиться со множеством хозяйственных дел, неизбежных на ферме.
Тем не менее она по-прежнему испытывала к нему неприязнь, хотя не могла не признать, что он неизменно вежлив и почтителен. Нортвей производил впечатление человека воспитанного и образованного. Но был слишком самоуверен. Хуже того, от него исходила какая-то неуловимая сила, что внушало Хелен тревогу. В нем было что-то… опасное. Казалось, под внешней невозмутимостью скрывается дикая, необузданная натура.
Ей было не по себе, когда он стоял слишком близко, когда брал ее за руку, чтобы помочь, или пронзал взглядом зеленых глаз. Он смущал ее покой.
И все же факт оставался фактом. Нортвей впрягся в работу с первого дня и снял с ее плеч значительную часть нагрузки. Он настоял на том, что будет пахать один, без ее помощи. И к тому времени, когда Хелен заканчивала мыть посуду после завтрака, успевал запрячь Дьюка и приступить к пахоте.
Хелен была благодарна за помощь. До его появления она целыми днями трудилась в поле, забросив другие дела. Теперь у нее появилась возможность стирать и гладить, взбивать свежее масло, собирать фрукты в саду, пропалывать огород, обрезать розовые кусты, ухаживать за цветочными клумбами, готовить, печь, убирать дом.
В хлопотах и трудах пролетела неделя.
Вечером в пятницу Хелен готовила ужин. Стоя у плиты на кухне, она жарила цыплят и размышляла о последних днях.
Просто удивительно, как много они с янки успели сделать за то короткое время, что он провел на ферме. Сев почти закончен. Одной ей понадобилось бы вдвое больше времени.
Да, надо отдать янки должное: он не боится тяжелой работы. Без всяких понуканий с ее стороны Нортвей трудится с рассвета до заката, прерываясь ненадолго, когда она приносит в поле еду. Он усаживается на землю в тени дерева, жадно поглощает пищу и снова принимается за работу.
Улыбнувшись, Хелен перевернула куриную ножку, жарившуюся на тяжелой чугунной сковородке.
Что бы она ни готовила янки на обед или на ужин, он всегда вел себя так, словно это самая вкусная еда, какую ему приходилось есть.
Ее улыбка поблекла.
Жаль, что Чарли не похож на отца.
Хелен обеспокоенно покачала головой.
Малыш такой угрюмый, замкнутый. Не желает разговаривать. Никогда не улыбается. Почти не прикасается к еде, которую она готовит. Бедняжка. Такой маленький и такой одинокий. Ему нужна мать. В сущности, отец совсем чужой для него.
Выражение, которое она часто видела в карих глазах мальчика, возвращало ее в то время, когда она была примерно в возрасте Чарли. Бабушка с дедушкой уехали в Новый Орлеан, оставив ее с друзьями. Когда они вернулись, она вцепилась в них, умоляя никогда-никогда больше не покидать ее.
Бедный малыш. Должно быть, он чувствует себя покинутым и испуганным, точно так же, как чувствовала себя тогда она.
И как порой чувствует себя сейчас, лежа ночью без сна.
Глава 6
Не прошло и нескольких дней, как поползли слухи.
Почтенные граждане Спэниш-Форта перешептывались между собой: мол, женщина их круга ведет себя неподобающим образом.
– Вы слышали? – поинтересовалась Хэтти Прайс, круглолицая жена банкира, когда дамы из благотворительного кружка собрались у нее, чтобы заняться стежкой одеяла, как обычно в пятницу утром. – Грязный, низкий янки спокойно живет на старой ферме Берков с овдовевшей внучкой Джексона!
– Возмутительно! – заявила, кипя от негодования, Мэри Лу Риддл, женщина средних лет, вдова полковника.
– Непростительно! – заявила Роуз Лейси, гордая мать двух покалеченных на войне ветеранов.
– Ушам своим не верю, – заметила очаровательная брюнетка, Ясмин Парнелл, овдовевшая в самом конце войны. Смирение, с которым она приняла собственную трагедию, и усердие, с которым продолжала выполнять свои общественные обязанности, были достойны восхищения.
Бетси Рид, портниха и признанная законодательница мод, закатив глаза, покачала седеющей головой:
– Ее муж, молодой Уилл Кортни, настоящий южанин и джентльмен, сложивший голову за наше дело, должно быть, перевернулся в гробу!
Скандал! Безобразие! Позор!
Все дружно согласились, продолжая работать иголками. Янки на ферме Хелен? Какая мерзость!
Тем не менее они все утро только и говорили об этом, высказывая самые шокирующие предположения насчет того, что может происходить во владениях Берков.
В конце концов, чего еще ждать от северян с их низменными инстинктами? Хелен Берк следовало хорошенько подумать, прежде чем пустить в дом это похотливое животное, подвергая себя постоянной опасности физического насилия.
– А может, она сама этого хочет, – ядовито ввернула Китти Пеппер, недавно сочетавшаяся законным браком, тряхнув блестящими темными локонами. – Говорят, этот янки настоящий красавчик. Черноволосый, смуглый, как индеец, высокий и стройный.
– Китти Пеппер, и не стыдно тебе? – одернула ее мать, залившись краской.
– А что тут такого, мама? Все говорят об этом, – заявила Китти, ничуть не смутившись. – Я думала, вам будет интересно.
Кивая, дамы сгрудились вокруг рамы с натянутым одеялом и нетерпеливо уставились на самодовольно улыбающуюся Китти. Та хихикнула, прижав руку к пышной груди, и доверительно продолжила высоким, как у маленькой девочки, голоском:
– Ну, лично я янки не видела, но Луиза Даунинг сказала мне, будто слышала от Бет Форрестер, которой рассказала Мейвис Кинг, ссылаясь на бабушку Бакстер… – Китти перевела дыхание, – что в этом янки чувствуется какая-то варварская необузданность!
– Китти Фей Пеппер! – воскликнули все хором.
– Дайте мне мою нюхательную соль, – произнесла слабым голосом Мэри Лу Риддл. – А ведь Хелен такая привлекательная штучка, высокая, стройная, с золотистыми волосами. О чем она только думает!
Хелен довольно скоро узнала, что думают дамы из благотворительного кружка, да и все остальные жители Спэниш-Форта, о ее решении предоставить янки кров.
В субботу утром Хелен, отмахнувшись от предложения Курта взять на себя эту обязанность, запрягла старого Дьюка в фургон и отправилась за восемь миль в Спэниш-Форт.
Она всегда с нетерпением ждала еженедельных поездок в город. Хотя целью поездки было приобретение необходимых припасов, Хелен, сделав покупки, обычно задерживалась в городе на пару часов, нанося визиты знакомым дамам. Посещение городка вносило некоторое разнообразие в ее монотонную жизнь, как заслуженная и приятная передышка после недели одиночества и тяжких трудов на ферме.
В эту субботу, однако, у нее возникло подозрение, что поездка не оправдает ее ожиданий.
С увлажнившимися от волнения ладонями Хелен направила Дьюка по главной улице – мимо окружной тюрьмы, салуна, мебельного магазина и редакции местной газеты.
Она скрипнула зубами, проезжая мимо конторы, где на застекленной двери красовалась выведенная золотом надпись: «Ловлесс энтерпрайзес». Не требовалось особого воображения, чтобы представить себе могущественного и богатого Найлза Ловлесса, восседающего внутри за огромным письменным столом красного дерева.
Охваченная дурными предчувствиями, Хелен наконец остановила старого Дьюка возле универсального магазина Джейка и, обмотав вожжи вокруг тормозной рукоятки, вылезла из фургона.
Всю дорогу она убеждала себя, что все будет в порядке. Вряд ли в городе знают про янки и его сына. А если и знают, что в этом дурного? Она всегда нанимала сезонных рабочих во время весеннего сева. Не ее вина, что в этом году среди местных не нашлось свободных рук. Наверняка ее поймут.
Она ошиблась.
Едва вступив в темный, похожий на пещеру магазин Джейка Отри, Хелен поняла, что вести дошли до города. Мужчины, толпившиеся у прилавка со скобяными изделиями, встретили ее неприветливыми кивками и тут же заговорили между собой, понизив голос. Хелен не сомневалась, что речь идет о ней. И о янки.
Распрямив плечи, она улыбнулась и проследовала к широкому прилавку, за которым тощий бородатый хозяин распаковывал пачки жевательного табака, сложенного в деревянные ящики.
– Как поживаете, Джейк? На улице такая теплынь. Представляю, что будет в августе.
– Мэм, – выдавил Джейк и умолк.
А ведь Джейк способен кого угодно заговорить до смерти, дай ему только волю! Обычно стоило Хелен появиться в магазине, как Джейк вводил ее в курс всего, что произошло в городе за неделю. Более того, он служил связующим звеном между ее друзьями и знакомыми, охотно передавая сообщения и приветы.
Но сегодня в ответ на свои вопросы Хелен не услышала от Джейка ничего, кроме лаконичных «нет» и «не знаю». Он был не только на редкость немногословен, но и обслужил ее с несвойственным ему проворством.
Джейк явно хотел избавиться от нее, и как можно скорее. С напускной непринужденностью, весьма далекой от ее истинных чувств, Хелен попрощалась с хозяином и, подхватив свои многочисленные покупки, направилась к выходу. Никто из мужчин не предложил ей донести покупки до фургона.
Со стоном опустив тяжелую ношу на дно повозки, Хелен перевела дыхание и, оглядевшись, заметила сестер Ливингстон, семенивших по деревянному тротуару.
Хелен улыбнулась. Она была искренне рада видеть пожилых, несколько эксцентричных старых дев. Почему бы не пригласить эту трогательную пару выпить с ней холодного лимонада в ресторане при отеле? За ее счет. Старушки будут в восторге, благослови Господи их простодушные сердца.
Воодушевленная этой идеей, Хелен устремилась к старушкам, однако, завидев ее, седовласые дамы демонстративно перешли на другую сторону улицы, делая вид, будто увлечены беседой.
Ошеломленная, Хелен застыла на месте, словно получила пощечину, и огляделась. Видел ли кто-нибудь, как сестры Ливингстон откровенно проигнорировали ее? Неужели все знакомые теперь от нее отвернутся?
Несмотря на жаркое летнее солнце, Хелен ощущала ледяное дыхание всеобщего осуждения, пробиравшее до костей. Это ранило. Ранило до боли, но она хорошо понимала сограждан. Эти в общем-то незлые люди имеют все основания ненавидеть янки. Она сама их ненавидит! Но люди должны войти в ее положение.
Сдерживая слезы, Хелен поспешила скрыться в своем фургоне. Вскочив на высокое кожаное сиденье, она размотала вожжи и тронула Дьюка с места. Затем, не глядя по сторонам, повернула повозку и хлестнула старого коня по боку, чего обычно не делала.
Непривычный к подобному обращению, Дьюк возмущенно заржал и припустил рысью по Мэйн-стрит.
Хелен облегченно вздохнула, когда непрерывная череда строений осталась позади и главная улица перешла в наезженную дорогу, где по обеим сторонам высились жилые дома. В одном из окон мелькнуло лицо – это Фрэнсис Лоуган глазела на нее, притаившись за занавеской. Напротив, на крыльце собственного дома, подбоченившись, стояла Миртл Тетфорд и осуждающе качала седеющей головой.
Что ж, они не могли высказаться яснее. Горожане считали ее поступок предательством.
Стиснув зубы, Хелен попыталась убедить себя, что это не имеет значения. Не должно иметь. Она не может позволить себе роскошь угождать чужому мнению.
Ее жизнь подчинена одной цели – сохранить семейную ферму, где три поколения Берков жили, смеялись, любили. И умирали. С того дня, когда в 1798 году дедушка Берк расчистил участок земли и построил дом для своей молодой жены, Берки считали это место своим.
Ферма с примыкающим к ней лесом теперь принадлежит ей. Она последняя из Берков. Теперь это ее забота. Вот почему она наняла бывшего капитана союзной армии. Только так она может сохранить свой дом.
Хелен сжала челюсти и вызывающе вздернула подбородок.
И если ей необходима помощь презренного янки, чтобы не лишиться земли, так тому и быть. Что бы о ней ни говорили.
Гамильтон Майнор Граббс был одним из немногих уроженцев Алабамы и жителей Спэниш-Форта, кто не осуждал Хелен и не позволял перемывать ей косточки в его присутствии.
Вдовец, разменявший восьмой десяток, он сохранил юношеский задор и энергию. Невысокий и крепко сбитый, он имел по меньшей мере пятьдесят фунтов лишнего веса из-за пристрастия к жаркому и десертам. Никто так не наслаждался вкусной едой, как Гамильтон Граббс, и круглый животик был лучшим тому подтверждением.
Этот животик трясся и перекатывался, как волны в заливе, когда он смеялся, что случалось довольно часто. За легкий, жизнерадостный нрав его прозвали Джолли, весельчак. У него были белоснежные волосы, румяное лицо, улыбка, открывавшая крепкие белые зубы, не сходила с его губ, голубые глаза искрились добродушием и лукавством.
Старый Джолли жил один на узкой полоске расчищенной земли, граничившей с фермой Берков. Он был ближайшим соседом Хелен и ее лучшим другом.
Джолли Граббс знал Хелен всю ее жизнь. Он нервно расхаживал с ее дедом по деревянной веранде, когда родился отец Хелен. И мерил шагами ту же веранду вместе с ее отцом жаркой летней ночью 1839 года, когда появилась на свет она.
Джолли и его жена Мег первыми появились на ферме, когда пришло известие, что «Принцесса дельты», пароход, плававший вдоль побережья Луизианы, пошла ко дну, утащив родителей Хелен, когда ей было всего четыре года.
Джолли был рядом со своим старым другом Джексоном Берком до его последнего вздоха. А спустя два года рядом с болезненной вдовой Джексона – единственной кровной родственницей Хелен, когда та последовала за мужем.
Он выдавал замуж сияющую от счастья двадцатилетнюю Хелен Берк за обожаемого ею Уилла Кортни. И был рядом, когда она стала вдовой.
Джолли Граббс знал о Хелен Кортни больше, чем кто-либо другой, не считая Эм Элликот. Эм, лучшая подруга Хелен, была ей ровесницей, и дружили они с самого детства. Джолли не сомневался, что у них нет друг от друга секретов.
Но теперь Джолли было известно о Хелен нечто такое, о чем Эм и не подозревала. Он знал, что на ферме Берков поселился темноволосый янки с маленьким сыном. Эм в это время гостила у родных в Новом Орлеане и, разумеется, ничего об этом не слышала.
