В Спэниш-Форт пришло лето.
      Знойные дни сменялись душными ночами. Уже на рассвете было нечем дышать, а к полудню все восточное побережье изнемогало под палящими лучами солнца.
      Во второй половине дня, когда солнце начинало клониться к закату, небо часто темнело, сверкали молнии, от оглушительных раскатов грома дребезжали окна старого дома. Начиналась гроза.
      Временами с неба обрушивались яростные струи, хлеставшие землю, барабанившие по покатой крыше дома, поливавшие поросшие мхом развесистые дубы.
      Они давали краткую передышку от жары.
      Потом снова выглядывало солнце, и становилось еще более душно и жарко. Даже дышать было трудно, не говоря уже о том, чтобы работать.
      Когда на побережье установилась влажная, изматывающая жара, Хелен обнаружила, что становится все более вспыльчивой и нетерпеливой.
      Но не с Чарли.
      Не с очаровательным, непоседливым Чарли. Она успела привязаться к белокурому мальчугану, чей смех согревал ей душу.
      Свой гнев она обрушивала исключительно на его отца. В последнее время Хелен все чаще срывалась, набрасываясь на смуглого красавца янки. Однако ей ни разу не удалось вывести его из себя, и это становилось невыносимым.
      Как бы она ни злилась и какие бы резкие слова ни бросала в его адрес, самообладание Курта Нортвея оставалось незыблемым. Он никогда не повышал голоса, не спорил, никогда не огрызался. Лишь продолжал усердно трудиться, пропалывая, окучивая, прореживая и обрезая – и все это на палящем летнем солнце. Без жалоб, ропота и возмущения.
      За исключением того случая, когда она предложила запрячь Рейдера в плуг, Хелен ни разу не видела, чтобы Нортвей проявил свой настоящий темперамент. Это могло означать только одно: его драгоценный гнедой для него важнее всего в жизни, а она для него ничего не значит. Поэтому ее неприкрытая враждебность его ничуть не задевает.
      Нельзя сказать, чтобы это ее волновало.
      Конечно, нет.
      И все же, как Хелен ни старалась, она не могла его понять. Курт оставался для нее загадкой. Он делал все, чтобы ферма процветала. Работал усерднее, чем того требовала необходимость. Он не мог бы делать больше, даже если бы ферма принадлежала ему.
      Казалось, ему доставляет удовольствие приводить все в порядок. Он выложил каменной плиткой дорожку, ведущую через передний двор к лестнице, которую он соорудил для спуска к заливу. Позаботился о том, чтобы декоративный кустарник был аккуратно подстрижен, а лужайки не зарастали бурьяном. Превратил заросли самшита вокруг переднего двора в подобие живой изгороди.
      Хелен вынуждена была признать, что ее запущенные владения начинают приобретать ухоженный вид, как в старые добрые времена.
      Янки всегда был чем-то занят, и Хелен часто отрывалась от собственных дел, чтобы понаблюдать за ним.
      Обнаженный до пояса, загорелый, блестящий от пота, он являл собой волнующее зрелище, неизменно привлекавшее ее внимание.
      Он был гибким, как пантера, красивым без тени слащавости и буквально излучал мужественность. Хелен влекло к нему. Влекло неудержимо. Смуглый и обольстительный, он был из тех мужчин, которые возбуждают в женщинах грешные мысли вопреки всем доводам рассудка. Ему достаточно было просто появиться, чтобы смутить душевный покой любой из представительниц слабого пола.
      Стоило Хелен взглянуть на него, пульс ее учащался, лицо начинало гореть, а в горле пересыхало.
      Такая реакция бесила Хелен.
      Черт бы побрал этого невозмутимого янки с его тревожащей мужественностью!
 
      Курт вовсе не был так спокоен и невозмутим, как казалось Хелен. С самой первой встречи, когда она сняла с головы шляпу и солнце осветило ее золотистые волосы, он ощутил желание.
      С течением времени этот слабый росток набрал силу и расцвел пышным цветом. Курт мужественно боролся с постоянным томлением, но без особого успеха. Хелен Кортни была молода, красива и очень соблазнительна. Он желал ее. Больше, чем она могла себе представить.
      Снова и снова повторял он себе, что жаждет вовсе не Хелен Кортни, а то, что она собой олицетворяет. Теплую, щедрую женственность. Гибкое стройное тело. Шелковистое золото волос. Сияющие голубые глаза. Мягкие губы, сулящие блаженство.
      Но сколько бы Курт ни уверял себя, что желает не Хелен, а всего лишь женщину, в глубине души он знал, что это неправда. Великолепная Ясмин Парнелл дерзко предложила ему себя. Пожелай он, мог бы в тот же вечер отправиться к ней, и Ясмин охотно приняла бы его в своей постели.
      Однако Курт не пожелал ее.
      Он знавал множество женщин, подобных Ясмин Парнелл, когда был очень молод, наивен и безрассуден. Среди них были скучающие замужние дамочки, избалованные и богатые, одинокие женщины, не желающие обременять себя узами брака. С ними он познал искусство любви. Они научили его, как доставить женщине удовольствие, показали наиболее чувствительные точки, которые нужно трогать, ласкать, целовать. И объяснили, как это делать. Курт оказался способным учеником и хорошо усвоил преподанные ему уроки.
      Но за все эти годы, имея дело с весьма искушенными женщинами, он ни разу не испытал такого сладкого томления, которое пробудилось в нем при первом же взгляде на прелестную и совершенно невинную Гейл Уитни. Доверчивую юную девушку, которая стала его женой.
      И вот теперь он испытывал ту же сладкую муку и то же жгучее желание. Курта сводила с ума прекрасная и добродетельная Хелен Кортни. Он думал о ней днем, занимаясь хозяйственными делами, думал ночью, лежа в жаркой темноте рядом со спящим сыном. Ее восхитительный образ, витавший перед его мысленным взором, возбуждал Курта. Он хотел заняться с ней любовью. Всеми возможными способами. Потрясти ее, восхитить, доставить наслаждение. Вознестись вместе с ней к вершине блаженства, глядя в ее голубые глаза.
      Он хотел сжимать в объятиях ее обнаженное тело. Хотел ощущать прикосновение ее шелковистой кожи к его разгоряченной плоти. Хотел вдыхать ее запах и слышать, как ее губы шепчут его имя в момент экстаза.
      Он хотел схватить ее в охапку, посадить в седло и умчаться на Рейдере, оставив позади ферму, Чарли, Джолли, изнурительную работу и весь остальной мир. Найти укромное местечко в буйных зарослях у подножия скал, где они могли бы отбросить все запреты и разделить радости, известные только любовникам.
      Короче говоря, он хотел Хелен Кортни.
      И подозревал, что причина ее растущей раздражительности связана скорее с ним, чем с летней жарой. Курт не сомневался, что ее тоже влечет к нему.
      Но Хелен не желала в этом признаться даже самой себе. И не допускала мысли, что может испытывать что-либо, кроме ненависти и презрения, к янки.
 
      Наступил конец июля.
      И еще одна душная ночь на восточном побережье Алабамы.
      Курт даже не пытался лечь спать. Что толку? Стоит ли ложиться в постель только для того, чтобы ворочаться без сна, рискуя разбудить Чарли?
      Его губы тронула улыбка. Чарли нашел новый способ охлаждаться в постели. Не без помощи Джолли, разумеется.
      – Хочешь, научу? – спросил Чарли.
      – Еще бы!
      – Ладно! Просто наблюдай за мной, – заявил мальчик. – А потом… потом… сделаешь сам.
      В мгновение ока Чарли избавился от ночной рубашки. Оставшись в одних трусиках, он забрался на постель, улегся на спину и потянулся за солонкой, которую предусмотрительно поставил на ночной столик.
      Это была довольно объемистая солонка, наполненная вместо соли водой. Чарли щедро побрызгал себя и рассмеялся от удовольствия, когда прохладные капельки осыпали его руки, ноги и грудь. Курт тоже рассмеялся.
      Чарли вручил ему солонку, и Курт обрызгал собственную грудь и руки.
      – Здорово! – заметил он.
      – Я же говорил! – воскликнул мальчик.
      – Да, сэр, думаю, этот фокус сработает, – сказал Курт, задув лампу.
      Фокус не сработал.
      Как и следовало ожидать. Чарли заснул, как только погас свет, но его отцу повезло меньше. Капельки воды еще не высохли на его коже, когда Курт поднялся, вышел наружу и присел на крыльце.
      В теплом, насыщенном влагой ночном воздухе висел дурманящий аромат магнолий. Чувственная нега южной ночи усиливалась от сознания, что Хелен спит одна в большом темном доме. В нескольких шагах от него.
      Такая желанная и такая недосягаемая.
      Курт скрипнул зубами, представив себе, как поднимается на веранду и бесшумно проскальзывает в открытые двери ее спальни. Как забирается в ее постель. Как занимается с ней любовью. Как ее влажное, разгоряченное тело сладострастно движется по его скользкой от пота плоти.
      Курт вскочил на ноги.
      Сжав кулаки, чувствуя, как непроизвольно напрягаются мышцы живота, он зашагал по направлению к заднему двору.
 
      Хелен лежала в темноте, изнемогая от жары. Неподвижный ночной воздух был пропитан сладким ароматом магнолий. От духоты она не могла уснуть.
      Беспокойно ворочаясь, она не находила себе места, чувствуя, что больше ни минуты не может оставаться в постели.
      Ее мучения усугублялись сознанием, что Курт Нортвей спит в своей пристройке. Разгоряченное лицо Хелен вспыхнуло еще жарче, когда она представила себе, каково это – целоваться с ним. Уже не в первый раз ее посещали подобные фантазии.
      Хелен не сомневалась, что его восхитительно мужественный рот способен доставить женщине бездну наслаждения. Интересно, как он целуется? Нежно или страстно? Или его поцелуй – волнующее сочетание того и другого? Ей показалось, что она никогда в жизни ничего так не желала, как испытать поцелуй Курта Нортвея.
      Ужаснувшись собственным мыслям, Хелен села на постели и потянулась к резной деревянной шкатулке, стоявшей на ночном столике. Вытащив украшенный камеей овальный медальон, она прижала его к дрожащим губам. А потом еще долго сжимала в пальцах медальон с крохотной фотографией Уилла внутри.
      Но когда она убрала медальон, другой предмет, лежавший на ночном столике, привлек ее внимание. В лунном свете тускло поблескивала перламутровая заколка для волос.
      Не то рыдание, не то вздох вырвался из ее груди, когда она взяла в руки изящную вещицу. Вспоминая, как Курт улыбался в тот вечер, когда вручил ей подарок, Хелен прошлась пальцами по гладкой поверхности. Затем, повинуясь безотчетному порыву, откинула с лица тяжелые пряди волос, подняла их вверх и закрепила перламутровой заколкой.
      Она закрыла глаза и тряхнула головой, но это не помогло. Как бы крепко она ни зажмуривалась и как бы отчаянно ни старалась выбросить из головы грешные мысли, воображение по-прежнему рисовало образ смуглого красавца янки, страстно прильнувшего к ее губам.
      Скрипнув зубами, Хелен вскочила с постели.
      Босиком, в одной ночной рубашке, она вышла на залитую лунным светом веранду.

* * *

      Курт обошел темный дом и направился через передний двор к новой лестнице, ведущей на берег. Перепрыгивая через две ступеньки, он быстро спустился к воде.
      В небе ярко светила луна, посеребрив черную гладь залива. Ступив на узкую полоску песчаного пляжа, петлявшую вдоль крутого склона, Курт направился к каменистым выступам, вдававшимся в воду неподалеку от ступенек.
      Раздевшись догола, он проворно забрался на скалу и нырнул в глубокие воды залива.
      Он плыл, рассекая темную воду, пока не выдохся, и только тогда устало повернул к берегу. Выбравшись на прибрежные скалы, он растянулся на гладкой каменистой поверхности, чтобы отдохнуть и отдышаться, прежде чем пускаться в обратный путь.
      Положив подбородок на сложенные руки, он лежал на скале, созерцая искрящиеся в лунном свете воды залива, усыпанное звездами небо и далекие огни Мобила, мерцающие на противоположной стороне.
      Курт взглянул на серебристый песок внизу, резко поднял голову, и глаза его округлились…
      С лестницы спустилась Хелен.
      Курт лихорадочно схватил брюки и прикрыл обнаженные чресла. Его первым побуждением было окликнуть ее и извиниться за свою наготу. Затем он понял, что находится слишком высоко, чтобы оказаться в поле ее зрения. Если он закричит, она может испугаться. Лучше сидеть тихо, чтобы она не догадалась о его присутствии.
      Хелен была босиком, в одной ночной рубашке. Распущенные золотистые волосы свободно падали на плечи, отливая серебром в лунном свете. Она повернула голову, и в ее волосах блеснул какой-то предмет. Сердце Курта учащенно забилось, когда он понял, что это подаренная им заколка.
      Глядя на нее с высоты, он задавался вопросом, может ли реальная женщина быть настолько прекрасной, или это всего лишь иллюзия, рожденная магией лунного света.
      Хелен грациозно двинулась по песчаному пляжу к воде, и у него возникло подозрение, что она пришла сюда с намерением искупаться. Курт не ошибся.
      Хелен остановилась у самой воды, подняла подол длинной белой рубашки, обнажив стройные бедра. Дыхание Курта участилось. В страхе, что она снимет ночную рубашку, и в равной степени боясь, что она этого не сделает, он безмолвно молил: «Не надо, пожалуйста, не надо. Не делай этого со мной». И в следующее мгновение заклинал: «Ну пожалуйста, милая. Сними ее, ради Бога, сними».
      Придерживая подол рубашки, Хелен медленно вошла в неглубокую воду. Было слышно, как она резко втянула воздух, а затем блаженно выдохнула, словно обрела долгожданное облегчение. Курт завороженно наблюдал, как она бродит по воде, шлепая ногами. Он ошарашенно моргнул, когда Хелен, по-детски взвизгнув, бросилась вперед, погрузилась в воду и поплыла, так и не сняв рубашки.
      Спустя несколько секунд она повернула к берегу и вышла из воды. Сердце Курта оглушительно забилось. Мокрая рубашка подчеркивала каждый изгиб ее тела. Курт упивался этим зрелищем.
      У нее была высокая упругая грудь. Напрягшиеся от холода соски явственно проступали под мокрой тканью. Невероятно тонкая талия плавно переходила в округлые бедра и длинные стройные ноги.
      Горящий взгляд Курта невольно устремился к затененному треугольнику на стыке ее бедер, и он почувствовал, как в жилах забурлила кровь. Она стояла в лунном свете лицом к нему, словно боги любви поместили ее туда исключительно для услаждения его взора.
      С рассыпавшимися по плечам мокрыми волосами, в тонкой батистовой рубашке, она казалась даже более обнаженной, чем если бы была совершенно голой.
      Курт изнемогал от желания.
      Это было решающее мгновение. Он мог спуститься к ней сейчас, когда она наиболее уязвима. Насильно удержать, сломив поцелуями сопротивление, и заняться любовью прямо здесь, на песке, прежде чем она успеет опомниться.
      Сделав это, он либо сохранит на всю жизнь приятные воспоминания, либо будет сожалеть до конца своих дней.
      Пока Курт мучительно размышлял об этом судьбоносном решении, Хелен повернулась и медленно пошла прочь.
      Спасаясь от него.
      Спасая его от самого себя.
      Спасая их обоих от мимолетных восторгов, ведущих к горьким сожалениям.

      Хелен сняла рубашку и насухо вытерлась полотенцем. Подойдя к комоду, выдвинула ящик, но после секундного раздумья закрыла его, так и не вытащив чистую ночную рубашку. Обнаженная, она забралась в постель, решив раз и навсегда держаться от янки как можно дальше.
      В сущности, нет никакой необходимости разговаривать с ним каждый день. Даже видеться с ним в общем-то не обязательно. Нортвей добросовестно трудится и без надзора с ее стороны. И уж точно не нуждается в ее указаниях.
      Не надо больше подглядывать за ним. Ведь она знает, что он редко надевает рубашку. И если вид его обнаженного торса действует ей на нервы, самое разумное – это перестать пялиться на него.
      Именно так она и поступит. Перестанет с ним разговаривать. Даже смотреть на него не будет. За исключением тех моментов, когда это абсолютно необходимо.
      В последующие несколько дней план Хелен работал на удивление хорошо. По большей части она оставалась внутри дома, занимаясь уборкой. Первые полдня проводила в комнате для гостей, находившейся рядом с ее спальней.
      Это была светлая просторная комната с высокими французскими окнами, выходившими на веранду, окружавшую дом по периметру. Хелен широко распахнула их, чтобы хорошенько проветрить помещение.
      Она отполировала до блеска мебель и сменила постельное белье. Хелен содержала эту комнату в образцовом порядке, как это делала ее бабушка Берк, не устававшая повторять: «Помни, детка, каждая уважающая себя хозяйка должна всегда быть готова к приезду гостей, которые пожелают остаться на ночь. Недопустимо, чтобы ее застали врасплох».
      Когда она закончила уборку, комната сверкала чистотой и благоухала лимонным маслом. Хелен взбила розовые атласные подушки, покоившиеся на бледно-голубой бархатной кушетке, и подошла к двуспальной кровати с пологом, чтобы подвязать занавески из несколько выцветшего голубого бархата.
      Закончив с комнатой для гостей, Хелен принялась за собственную спальню. Затем убрала гостиную и кухню, после чего перебралась в столовую с впечатляющей стеклянной люстрой, длинным обеденным столом и массивным сервантом розового дерева, где хранились тонкий фарфор и сверкающий хрусталь бабушки Берк.
      Она старательно отполировала огромный сервант и висевшее над ним зеркало в золоченой раме. А напоследок любовно прошлась мягкой тряпкой по обеденному столу, за которым никто не сидел с тех пор, как Уилл ушел на войну.
      Наступил субботний полдень, и Хелен с неудовольствием осознала, что ей придется встретиться с Куртом. Это было неизбежно. Каждую субботу он ездил в Спэниш-Форт за припасами.
      Курт взял на себя эту обязанность сразу же после ее неудачной поездки в город, опасаясь, как бы это снова не повторилось.
      Вначале Хелен даже слышать не хотела об этом. Не хватает только, сказала она, чтобы он ввязывался в уличные перебранки, осложняя и без того непростую ситуацию. Почему она решила, поинтересовался Курт, что он будет ввязываться в перебранки? Да потому, парировала Хелен, что если он появится на Мэйн-стрит, то не пройдет и квартала, чтобы не подвергнуться оскорблениям и не оказаться втянутым в ссору.
      Курт заверил ее, что не собирается поддаваться на провокации, что бы ему ни сказали, тем более что его не слишком волнует отношение к нему граждан Спэниш-Форта. К тому же после сбора урожая он уедет. Может, когда он перестанет мозолить им глаза, ее знакомые опомнятся и начнут относиться к ней с уважением, которого она, безусловно, заслуживает. А до той поры он будет выполнять все обязанности, связанные с посещением города.
      В конечном итоге Хелен согласилась, и Курт стал совершать субботние поездки за припасами.
      Негромкий стук в дверь заставил Хелен напрячься. Она знала, что это Курт. Застегнув высокий ворот выцветшего ситцевого платья, она пригладила волосы, взяла со стола тщательно продуманный список и постаралась придать лицу, как она надеялась, деловое выражение.
      Шагнув к двери, она распахнула ее настежь.
      На пороге, освещенный солнцем, стоял Курт. Высокий, загорелый и невероятно красивый. Он тщательно вымылся, черные волосы были аккуратно причесаны, лицо гладко выбрито. Сегодня на нем были черные саржевые брюки, серая рубашка и черные ковбойские сапоги с блестящими серебряными накладками на мысках.
      – Добрый день, мэм, – произнес он своим звучным баритоном.
      Взгляд Хелен тотчас устремился к его чувственному рту, и нелепое желание ощутить его поцелуй нахлынуло с новой силой.
      – Капитан, – сказала она, поспешно опустив глаза и сунув ему листок. – Вот список, и постарайтесь не покупать ничего лишнего!
      Курт аккуратно сложил листок и сунул в нагрудный карман серой рубашки.
      – Разве я хоть раз купил что-нибудь помимо списка?
      – Нет, ни разу.
      – С какой стати я буду делать это теперь?
      – Капитан, уже поздно, – нетерпеливо сказала Хелен, желая, чтобы он ушел. Чтобы исчез с ее глаз. Чтобы… О Господи, желая его! – Вам лучше отправиться в путь, если вы хотите вернуться к ужину.
      Курт кивнул, но не двинулся с места. Упершись рукой в дверной косяк, он окинул ее задумчивым взглядом из-под полуопущенных век.
      – В последнее время вас совсем не видно, – заметил он.
      – Ну и что? – Хелен выгнула изящную бровь.
      – С вами все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?
      – Прекрасно, благодарю вас. – Она говорила нарочито отрывистым тоном.
      – Я рад. – Он выдержал паузу, вглядываясь в ее лицо. Затем тихо добавил: – Мне вас не хватало.
      – У меня полно дел, – резко бросила Хелен и захлопнула дверь прямо перед его носом.
      Изогнув в медленной улыбке губы, Курт повернулся и зашагал прочь.
 
      Спэниш-Форт встретил его обычным набором проклятий и ругательств. Курт привык к ним и едва замечал. Он вошел в универсальный магазин Джейка с таким видом, словно не догадывался, что ему здесь не рады. Вручив список Хелен хозяину, Курт улыбнулся и сказал, что через час зайдет за покупками.
      Он вышел на улицу, огляделся и направился к окружной тюрьме повидаться с шерифом Купером. Когда Куп был у себя, Курт выкуривал с ним сигару и выпивал чашку кофе.
      Шерифа не оказалось на месте, и Курту ничего не оставалось, как бесцельно бродить по городу. Он пересек улицу и лениво зашагал по деревянному тротуару, разглядывая витрины, чтобы убить время.
      Проходя мимо небольшого магазинчика дамских принадлежностей, где он купил Хелен перламутровую заколку, Курт остановился и принялся разглядывать изящные вещицы, выставленные в витрине.
      Чего здесь только не было! Шелковый веер из слоновой кости, отделанный крохотными жемчужинами. Хрустальный флакон с дорогими французскими духами. Батистовый платочек и белые лайковые перчатки. Пара гладких золотых браслетов. Белое кружевное белье, такое тонкое и воздушное, что страшно было к нему прикоснуться.
      Курт живо представил себе Хелен в этом облачке из шелка и кружев. Видение было столь реальным, что он судорожно сглотнул и поспешил отойти от витрины.
      Но образ запечатлелся в его мозгу.
      Он медленно двинулся назад, к универсальному магазину Джейка, пропуская мимо ушей ядовитые насмешки прохожих. Когда один из мужчин преградил ему дорогу, надеясь спровоцировать на ответную реплику, Курт сошел с тротуара на пыльную мостовую и продолжил путь.
      Громкий смех и хвастливое заявление, что «этот янки – трус, каких свет не видывал», ничуть не расстроили Курта. Все это он слышал и раньше.
      Он загружал провизию в повозку, когда Найлз Ловлесс вышел из своей конторы и направился к нему.
      Прежде чем Найлз успел раскрыть рот, Курт усмехнулся и покачал головой:
      – Нет, Ловлесс, Рейдер не продается.
      – Вы передумаете, когда услышите мое новое предложение, – уверенно заявил тот.
      – Вряд ли.
      – Я готов заплатить три тысячи долларов за вашего гнедого! Только подумайте, три тысячи долларов! Мы можем зайти в банк хоть сейчас, и я выпишу чек. Это прорва денег, Нортвей. К вечеру вы с сыном будете на пути домой.
      Курт легко запрыгнул на сиденье повозки и усмехнулся:
      – Я уже на пути домой.
 
      Хелен нахмурилась, когда из обсаженной деревьями аллеи показался фургон. Целый час она поглядывала в ту сторону, ожидая возвращения Курта. И, признаться, испытывала нетерпение, несмотря на всю свою решимость держаться от него подальше.
      Но теперь, когда он появился, Хелен сожалела, что не может где-нибудь спрятаться. Будь ее воля, она предпочла бы не встречаться с ним, не разговаривать и не находиться в одной комнате. В присутствии красавца янки она чувствовала себя совершенно беспомощной, и это ощущение угнетало ее.
      Она подошла к передней двери и беспокойно огляделась в поисках Чарли и Джолли, надеясь, что они выйдут навстречу Курту и избавят ее от необходимости оставаться с ним наедине. Но неразлучная парочка и не подумала покинуть свое излюбленное место на верхней ступеньке лестницы. Хелен покачала головой. Разве от них дождешься помощи?
      Вздохнув, она бросилась в столовую к большому зеркалу в золоченой раме, висевшему над сервантом, и нервно вгляделась в свое отражение. Пощипала щеки, покусала губы и прошлась пальцами по распущенным белокурым волосам.
      Услышав голос Курта, донесшийся с заднего крыльца, Хелен вздрогнула. Отругав себя за такую нервозность, она распрямила плечи и выждала секунду, прежде чем проследовать в кухню и распахнуть заднюю дверь.
      Курт стоял на пороге с пакетами в обеих руках. Поскольку Хелен не сделала ни малейшей попытки посторониться, он повернулся боком и попытался протиснуться мимо нее в дверной проем. Их тела оказались в опасной близости. Ее широкие юбки коснулись его обтянутых брюками ног, а серебряный мысок его ковбойского сапога зацепился за подол ее платья.
      – Извините. – Хелен вспыхнула, только сейчас сообразив, что стоит у него на пути. Выставив перед собой руки, она поспешно отступила в сторону и почувствовала, что ее дернули назад. – Сейчас же отпустите! – воскликнула она, полагая, что это проделки Курта.
      – Мэм, я вас не держу. – Он кивком указал на свои руки, в которых были пакеты.
      Сверкнув глазами, Хелен дернула юбку, но безуспешно.
      – Капитан, – холодно сказала она, – вы стоите на моей юбке. Будьте любезны, поднимите ногу.
      Курт убрал правую ногу. Никакого результата. Тогда он поднял левую, но подол юбки приподнялся вместе с ней.
      – Стойте! – воскликнула Хелен, придерживая юбку обеими руками. – Опустите ногу, – приказала она.
      Они одновременно подняли головы, и теперь лица их разделяло всего несколько дюймов.
      – Похоже, я зацепился, – улыбнулся Курт.
      – Ну так отцепитесь, – прошипела Хелен, инстинктивно отпрянув.
      Курт попытался. Он вертел ногой так и эдак, но не мог освободиться от ее юбки.
      – Придется положить пакеты, мэм, и воспользоваться руками.
      Хелен скорчила гримаску.
      – Так чего же вы ждете?
      – Вам придется идти вместе со мной.
      – Я это понимаю, капитан!
      – Тогда пошли, – сказал Курт, смущенно улыбнувшись.
      Он осторожно попятился в кухню, а Хелен двинулась следом, стараясь приноровиться к его шагу. Когда он делал шаг левой ногой назад, она шагала правой вперед – и так далее, пока они неуклюже перемещались по кухне.
      Глядя ему в лицо, вынужденная двигаться вместе с ним, Хелен оказалась как раз в том положении, которого всеми силами пыталась избежать.
      Наконец твердые ягодицы Курта уперлись в кухонную тумбочку. Он качнул головой, давая понять, что они должны поменяться местами. Скрипнув зубами, Хелен последовала его указанию, и они медленно повернулись, описав тесный полукруг.
      Прижатая спиной к шкафчику, она негодующе ощетинилась, когда Курт склонился ближе, чтобы избавиться от своей ноши. Его худощавое тело ненадолго прислонилось к ней, пока он ставил тяжелые пакеты на тумбочку по обе стороны от нее.
      Это заняло всего несколько секунд, но они показались часами.