Над Гваделупой сгущались сумерки. Караван медленно спускался к восточному подножию горы, минуя последние на их пути крутые обрывы. Солнце исчезло за вершинами гор, темнота быстро поглотила представшую их взорам пустыню.
      Спустившись вниз, экспедиция расположилась на окаймленном лесом пятачке у подножия горы. С предгорных вершин сбегал небольшой чистый ручей. Разбиваясь о множество валунов внизу, он превращался в поросшую травой заводь.
      После пережитого в каньоне мексиканцы чувствовали себя подавленно. Грейди пытался их утешить, подчеркивая, что, несмотря на потерю времени, лошадей и груза, все обстоит более или менее благополучно. Главное, что в этом бешеном потопе никто не погиб. Даже крестьянин, которого смыло потоком воды и несло по течению целых две мили, сумел-таки спастись, уцепившись за куст. Когда его обнаружили, он был изрядно поцарапан и напуган.
      Лошади остались целы, но ослы почти все погибли, так как этим навьюченным тяжелым грузом животным было не под силу справиться со стихией. Они лишились медикаментов и продовольствия, но главной потерей было оружие. Остались лишь «кольт», который Грейди носил у себя на поясе, и «винчестер», который Большой Индеец в последний момент успел отцепить от седла.
      За ужином говорили только о пережитой буре и понесенных потерях. Элизабет смутилась, когда Грейди сказал, что гроза началась около часа дня и продолжалась ровно до половины шестого. Это значило, что они с Вестом провели в пещере четыре с половиной часа, занимаясь любовью.
      Однако Элизабет знала, что это еще не конец.
      Взглянув сквозь пламя костра на Веста, Элизабет заметила, что он пристально смотрит на нее. Она спокойно перевела взгляд в сторону и посмотрела на Эдмунда. Встретив его озабоченный вопрошающий взгляд, она смутилась.
      Элизабет слегка улыбнулась ему. Эдмунд ответил ей тем же. Однако теперь она не могла отделаться от мысли, что Эдмунд о чем-то догадывается. Когда он сказался усталым и заявил, что отправляется спать, Элизабет поняла, что он действительно чем-то обеспокоен. Обычно он подолгу засиживался в веселой компании, с удовольствием потягивал кофе, играя в шашки с Грейди, и уходил от костра последним.
      Спустя минут пять после ухода Эдмунда Вест встал и, не говоря ни слова, тоже отправился прочь. Удивленный Грейди окликнул его:
      – Куда ты, сынок? Я думал, что мы еще посидим и…
      – Пойду прогуляюсь, – через плечо бросил Вест.
      Вскоре мексиканцы тоже разбрелись кто куда, и возле костра остались лишь Элизабет, Грейди и Таос. Похихикивая, Грейди достал доску для игры в шашки. Элизабет тяжело вздохнула: сейчас он начнет упрашивать, чтобы она с ним поиграла. Но играть в шашки Элизабет была просто не в состоянии.
      Широко улыбаясь, Грейди направился к Элизабет. Однако Таос остановил его. Грейди нахмурился, посмотрел на Большого Индейца и спросил:
      – Ты считаешь, что она не хочет играть в шашки? – Таос решительно покачал головой и указательным пальцем ткнул себя в грудь. Заулыбавшись, Грейди проговорил: – Ах, это ты будешь играть со мной? Ну, черт тебя дери, ты уже сто лет как не играл! Хочешь, чтобы я тебя обставил?
      Мурлыча что-то себе под нос, Грейди начал раскладывать доску возле костра. Элизабет с благодарностью посмотрела на Таоса. Греясь у огня, она размышляла о том, знает ли вездесущий, всевидящий Большой Индеец об их отношениях с Вестом.
      Погруженная в свои мысли, Элизабет почти забыла о присутствии двух мужчин. После того что случилось сегодня, она чувствовала себя очень неловко перед Эдмундом. Она была абсолютно уверена в том, что больше не может оставаться женой Дэйна Кертэна. Завтра же она сообщит об этом Эдмунду. И Дэйну… как только это станет возможным.
      – О-о! – Громкий вопль Грейди прервал ее мысли. – Вот дьявол!
      – Что случилось? – удивленно спросила Элизабет и направилась к нему.
      – Чертова заноза! – орал Грейди, дуя себе на палец. – Занозил себе палец этой чертовой доской!
      Запасливый Таос отправился за иглой и бутылкой виски. Элизабет вызвалась вытащить занозу. Откупорив бутылку, Таос полил виски на палец Грейди, а затем, повернувшись к Элизабет, уселся возле нее. Элизабет склонилась над рукой Грейди, пытаясь разглядеть занозу в отблесках костра.
      – Надеюсь, при виде крови вам не будет дурно, мисси? – спросил Грейди.
      Не поднимая головы, Элизабет спокойно ответила:
      – Не беспокойтесь за меня. Я видела много крови в полевом госпитале в Шривпорте.
      – В Шривпорте? В Луизиане? – переспросил Грейди. – Вот интересно, ведь как раз там служил сынок.
      Элизабет посмотрела на Грейди. Он улыбался во весь рот и походил на кота, поймавшего канарейку. Кровь ударила ей в голову, сердце бешено стучало: «Вест все им рассказал! Он рассказал им все обо мне! Ну и подлец!»
      – Он говорил вам обо мне? Черт возьми! Он рассказал вам все о нас? И о тюрьме?
      – Что-что? – растерянно улыбаясь, спросил Грейди. Вид у него был озадаченный.
      Уверенная в том, что им все о ней известно, Элизабет сказала:
      – Значит, вы знали, что мы с Вестом впервые встретились в тюрьме в Шривпорте! Ведь знали? – Она выпустила из рук палец Грейди и отдала ему иглу. – Он все рассказал вам. Он сказал вам, что я убийца! Но ведь он ничего не знает! Я не убийца! Я никого не убивала!
      Позабыв о занозе, Грейди схватил Элизабет за локоть и пристально посмотрел ей в глаза. Его лицо было очень серьезным.
      – Послушайте, что я вам скажу, мисси. Если Вест и был знаком с вами в Шривпорте, то никогда не говорил нам об этом. Ведь так, Таос? – Большой Индеец кивнул в знак согласия. Грейди продолжал: – И уж точно никогда не говорил, что вы убийца или что-либо подобное.
      – Не говорил? – скептически переспросила Элизабет. – Он никогда не говорил, что… Никогда? – запнулась Элизабет, уже сожалея о том, что так погорячилась.
      Она по-прежнему чувствовала на себе вопросительный взгляд Грейди. Таос тоже не сводил с нее глаз.
      – Знаете, мисси, – заговорил Грейди, – я первым готов назвать Веста мерзавцем, если он этого заслуживает. Он своеволен и упрям, иногда кажется, что в этой жизни для него нет ничего святого. А в последнее время он и вовсе невнимателен и груб. Но он никогда не был болтуном и сплетником. Я в жизни не встречал более скупого на слова человека.
      – Это правда? – Элизабет заглянула в глаза Грейди. – Он никогда…
      – Клянусь Богом, – ответил Грейди. – Он о себе-то никогда ничего не рассказывает, а о других и подавно. Могу поклясться, что и вы о нем ничего не знаете. Ведь так? Ведь он ничего о себе не рассказывал? Я прав?
      – Не рассказывал, – согласилась Элизабет. – А вы расскажете мне о нем, Грейди? Пожалуйста. Расскажите все, что знаете о Весте Квотернайте.
      – Я расскажу вам все, что я знаю. Правда, это так немного. – Неожиданно Грейди улыбнулся и добавил: – Я знал бы о нем еще меньше, если бы не расспросил его как-то, когда он был мертвецки пьян.
      Грейди потрогал свою длинную белую бороду и начал рассказ:
      – Вестон Дейл родился и вырос в Хопкинсвилле, в Кентукки. Он был первым…
      Грейди рассказал, что Вест рос в жуткой нищете на ферме недалеко от Хопкинсвилла. Его отец ничего не умел делать и не любил работать. А хрупкая и ласковая мать трудилась не поднимая головы. С четырех лет Вест от зари до зари работал на поле. Он был старшим из шестерых детей, и когда его отец ушел из дома, Вест взял на себя заботу о всей семье.
      Началась война, и Вест вступил в Союзную армию. Все до последнего пенни он посылал матери. Этого было недостаточно, чтобы прокормить семью, и в холодную зиму шестьдесят третьего года вся семья Квотернайтов, не пережив холодов, умерла. В тот же год девушка, в которую Вест был влюблен с детства, вышла замуж за богатого землевладельца из Луизвилла.
      Рассказывая, Грейди внимательно следил за Элизабет. На ее лице отражались все переживаемые ею эмоции. Вспомнив ту ночь, когда Вест во сне звал капитана Брукса, Элизабет мягко спросила:
      – Грейди, а кто такой капитан Брукс?
      Грейди не стал выяснять, откуда она знает это имя.
      – Во время войны Брукс был лучшим другом Веста. Они были как братья. – Грейди вздохнул и добавил: – На глазах Веста погибли его лучшие друзья. Порой мне кажется, что он мучается из-за того, что погибли они, а не он. – Грейди вновь покачал головой. – Я не знаю, как погиб Брукс, но я знаю, что в связи с этой смертью Веста до сих пор преследуют ночные кошмары. Я все думаю, не винит ли он себя в смерти Брукса. Сколько я его ни спрашивал о Бруксе, он наотрез отказывается говорить. – Грейди немного помолчал. – Я думаю, каждый человек пережил такое, что не дает ему спать спокойно. – Он зевнул и привычным жестом погладил свою бороду. – В таком случае надо просто бросить вызов тому, что мешает жить.
      – Да, – задумчиво прошептала Элизабет. – Возможно, вы правы.
      Она и не заметила, как стала рассказывать Грейди и Таосу о себе. О том, что в детстве она так счастливо жила в Натчезе, штат Миссисипи, о том, как во время войны потеряла всю семью и осталась с одним отцом. И о том, как пьяный полковник Фредерик С. Доббс напал на нее, пытаясь изнасиловать. Рассказала, как ее осудили за убийство. Вспомнив об этом, Элизабет расплакалась. Слезы текли по ее щекам, а она не пыталась их вытирать. Ее плечи вздрагивали от рыданий, а она все продолжала говорить, как полковник затащил ее в лес и уже хотел овладеть ею, но она схватила камень и ударила его по голове. Она не хотела убивать. Военный трибунал решил по-другому. Она была осуждена за убийство и приговорена к смертной казни. Перед расстрелом ее поместили в одну камеру с Квотернайтом. И получилось, что он спас ей жизнь.
      Элизабет замолчала, полными слез глазами вглядываясь в желтое пламя костра. Затем она рассказала им, что преподавала в Нью-Йорке и ухаживала за отцом до самой его смерти. И о том, как вышла замуж за Дэйна по телеграфу, потому что устала от одиночества и нищеты и потому что у нее не было выхода.
      – Но я сделала ошибку, – с грустью призналась Элизабет. – Я поступила с Дэйном несправедливо. Я не люблю его. И никогда не любила.
      Хранивший молчание Таос слушал Элизабет очень внимательно. Он подошел к ней и осторожно положил руку ей на плечо. И когда Элизабет медленно повернулась, чтобы посмотреть на него, она удивилась, увидев, что его большие черные глаза наполнились слезами.
      – О, Таос! – сказала Элизабет, прижимаясь щекой к его руке. – Что же я буду делать без тебя и без Грейди?
      Он сжал ее плечо, понимающе улыбнулся, и ей стало ясно, что он знал, давно знал о ее отношениях с Вестом.
      Глядя в его добрые глаза, Элизабет сказала:
      – Таос, ты знаешь все. Пожалуйста, скажи мне, я не понимаю, как Вест относится ко мне?
      Таос улыбнулся, положил свою огромную руку себе на сердце и начал быстрыми движениями водить ею вниз и вверх. В сердце Элизабет тотчас затеплилась надежда. Вдруг Элизабет услышала, как за ее спиной Грейди проговорил:
      – Сынок пошел прогуляться, но, клянусь, Таос найдет его для вас. – Элизабет обернулась. Грейди потрепал свою белую бороду и добавил: – Может быть, вы захотите рассказать ему то, о чем узнали мы.
      – Да, – ответила Элизабет, решив, что обязательно должна это сделать. Она должна была давно поговорить с ним и рассказать правду, всю правду до конца. Даже если ему все равно, даже если он выслушает ее равнодушно и не придаст ее словам никакого значения! – Я должна поговорить с ним.
      – А теперь, мисси, идите к Весту и ничего не бойтесь, – посоветовал Грейди. – Вы должны быть с ним абсолютно честной. Иначе ничего не получится. Идите. Таос поможет вам найти его.
      Вест сидел на плоском выступе песчаника и глядел на простиравшуюся внизу пустыню. Его глаза были полны тоски. Рядом, с шумом разбиваясь о камни, бежал ручей. Справа – тропинка вела через кедровый лес к лагерю. Под ногами лежали пустынные земли, которые им предстояло пройти. Над головой – черное небо, сплошь усыпанное яркими мерцающими звездами.
      Но Вест не видел ничего.
      Куда бы он ни смотрел – направо, налево, вниз или вверх, – он всюду видел только Элизабет. Он закрывал глаза, но и тогда перед ним представало ее прекрасное лицо. Как он ни старался, ему не удавалось выкинуть ее из головы и из сердца.
      Он чувствовал себя глупым влюбленным мальчишкой, с той лишь разницей, что он был гораздо глупее любого мальчишки. Он, Вест Квотернайт, мечтал о чужой жене, которая была не просто женщиной легкого поведения, а еще и убийцей. Вест заскрипел зубами.
      Его надежда на исцеление от этого наваждения после происшедшего в пещере не оправдалась. Он желал ее, как и прежде, даже больше, чем прежде. Это походило на тяжелую болезнь.
      Погруженный в свои невеселые мысли, Вест не заметил, как из густых зарослей на освещенный луной обрыв вышла Элизабет.
      Увидев на краю скалы одинокую фигуру, она помедлила, почувствовав, что у нее закружилась голова. Перед ней был Вест, но совершенно не похожий на тех Вестов, которых она знала прежде. Это был не самоуверенный и нетерпеливый Квотернайт. И уже не сладострастный, неутомимый и дерзкий любовник Квотернайт.
      Мужчина, сидевший на краю обрыва с поникшей головой, был совершенно другим – одиноким и несчастным. Элизабет прикусила губу. Она еще могла бороться с собственным несчастьем, но видеть несчастным Веста было выше ее сил.
      Она направилась к Весту. Услышав скрип гальки под ее ногами, Вест обернулся. Но, увидев Элизабет, он не сказал ни слова. Тяжелые удары сердца отдавались в ее ушах. Она опустилась возле него на колени и решительно сказала:
      – Я пришла, чтобы увидеть тебя, Вест.
      – Что ж, ты меня увидела, – ответил он, его голос был низким и мягким, а серые глаза грустными и задумчивыми. Его брови сошлись в печальной гримасе, и он был похож на маленького грустного мальчика.
      Элизабет села рядом.
      – Мы должны поговорить.
      Он посмотрел в сторону, затем вниз на пустыню.
      – Нам действительно есть что сказать друг другу?
      – Посмотри на меня, Вест, – твердо сказала Элизабет и взяла его за руку. Он повернул к ней голову. – Ты можешь ничего не отвечать, но я многое должна сказать тебе. Ты выслушаешь меня?
      Вест пожал плечами.
      – Слова вряд ли что-нибудь изменят.
      – Может быть, и так. Но по крайней мере я смогу умереть спокойно, зная, что попыталась это сделать. – Она глубоко вздохнула и вытянула перед ним руку. Разжимая кулак, она поднесла его ближе к глазам Веста. – Ты знаешь, что это такое?
      Вест увидел на ее ладони что-то маленькое и блестящее.
      – Похоже на пуговицу, медную пуговицу.
      – Это не просто медная пуговица, Вест. Это та пуговица, которую я оторвала от твоего кителя той ночью в тюрьме. Я хранила ее все эти годы, и не было дня, чтобы перед сном я не взглянула на нее и не вспомнила ту ночь, которую провела с тобой.
      – О Боже! – Вест замотал головой. – Лучше бы я никогда не видел тебя, не целовал и…
      Элизабет никогда раньше не слышала от него ничего подобного. Ему было не все равно. Вест тоже не мог забыть ее. И быть может, сделать это ему было еще труднее, чем ей.
      – Не жалей ни о чем, – сказала Элизабет. – Пожалуйста, Вест, открой глаза и посмотри на меня.
      Он вздохнул, посмотрел ей в глаза и сказал:
      – Что ты хочешь, Элизабет. Что я могу сказать? Что я один во всем виноват? Хорошо. Я скажу. Я один во всем виноват, и я…
      – Нет, Вест. Я виновата не меньше. То, что я сделала, было непростительной ошибкой. Но все же я не такая плохая, как ты думаешь. Если ты позволишь, я попытаюсь объяснить.
      Не успел он ответить, как Элизабет стала рассказывать о себе – все, без утайки. Она испытывала странное чувство. Внезапно ей захотелось, чтобы они узнали друг о друге все. Вест слушал, не проронив ни слова. Элизабет то и дело машинально дотрагивалась до серебряного кольца с бирюзой, подаренного ей Микомой. Оно стягивало шелковую бандану на ее шее.
      Она рассказала Весту про тот злополучный день, когда она, сама того не желая, убила пытавшегося ее изнасиловать полковника Фредерика Доббса. Опустив голову, она призналась, что той ночью в тюрьме была невинна. Что вышла замуж за Дэйна Кертэна по телеграфу и что ее замужество не было настоящим. Услышав это, Вест хотел было что-то сказать, но Элизабет приложила палец к его губам.
      – Пожалуйста, Вест, – умоляла она его, – ты должен мне верить. Слушай дальше.
      Он поцеловал ее пальцы, но взгляд его по-прежнему оставался задумчивым.
      Она спешила сообщить ему:
      – Наш брак никогда не будет настоящим. Я собираюсь его расторгнуть.
      Он внимательно посмотрел ей в глаза.
      – Ты совершишь большую ошибку.
      – Нет, не совершу. Ошибкой было то, что я вышла замуж, а сама даже не могла заставить себя выбросить эту проклятую маленькую пуговицу. – Рука Элизабет коснулась лица Веста. Это было прикосновение самой любви, которое тронуло его до глубины души и болью отозвалось в груди.
      Он взял ее руку и сжал в ладонях.
      – Элизабет, я никчемный, бессердечный эгоист. – Он виновато улыбнулся.
      – Я все о тебе знаю, Вест. Грейди рассказал мне.
      Он вздрогнул.
      – Что тебе рассказал Грейди?
      – О твоем детстве, о том, как ты потерял семью и девушку, которую любил и которая вышла замуж за богача. И о том, как ты потерял своих друзей на войне.
      К удивлению Элизабет, Вест вдруг начал рассказывать о своем прошлом. И поведал ей намного больше, чем Грейди. Вест рассказал ей о себе больше, чем когда-либо и кому-либо рассказывал. Он говорил о своей семье, о прелестной девушке, которая обещала любить его вечно и вышла за сына богатого землевладельца. Рассказал об ужасах, которые пережил на войне, и о друзьях, которых он любил и потерял навсегда.
      – Иногда я думаю, – с грустью сказал Вест, – все, что было во мне хорошего, погибло на войне.
      – Нет, Вест, это неправда. Я видела, как ты говорил с Микомой. Никто не был к ней так внимателен и добр, как ты. В тебе много хорошего.
      – Я не уверен в этом. – Он пожал плечами. – После войны во мне не осталось ничего, кроме вины в том, что я выжил, а они погибли. У моих друзей были семьи, которые их ждали и нуждались в них. Это не я, а они должны были вернуться домой. А мне зачем было возвращаться? – Он покачал головой. – Я груб и циничен… Я знаю… Я думаю… Я думаю… что я…
      – Боишься любить, чувствовать? – продолжила она. – Не бойся, дорогой. Не поворачивайся к жизни спиной. И не надо чувствовать себя виноватым из-за того, что в живых остался ты. Твоей вины в этом нет.
      – Нет? – спросил Вест и рассказал Элизабет о том, как они с капитаном Бруксом пытались бежать из тюрьмы в Андерсонвилле. О том, как туннель, который они вырыли, обрушился и засыпал их. Как он пытался руками откопать Брукса – и опоздал. Брукс задохнулся.
      – У него была семья, Элизабет, и два сынишки, которые так ждали его. Боже, я должен был быть на его месте. Я, не он. – Его лицо исказила болезненная гримаса, на глазах появились слезы.
      – Ну, дорогой, ну, – утешала Веста Элизабет. Она обняла его за шею. – Не казни себя. Ты сделал все, чтобы спасти его. Забудь об этом. Все уже позади. – Она прижалась щекой к его заросшему лицу, затем отстранилась и взглянула ему в глаза. – Каждая жизнь одинаково ценна. И потом, разве из-за того, что ты не был мужем и отцом, ты должен умереть?
      – Элизабет, – прошептал Вест.
      – Главное, ты вернулся с войны живым и теперь мы вместе. Я люблю тебя, Вест Квотернайт, – сказала Элизабет. – Я люблю тебя.
      Улыбка осветила лицо Веста.
      Элизабет поцеловала Веста в губы, вложив в этот поцелуй всю свою любовь, и он наконец понял, что лишь он один на свете знал, какой пылкой любовницей была эта женщина. Она никогда никому не принадлежала, кроме него, и не будет принадлежать. Это была его женщина.
      Когда их губы разъединились, Вест спросил:
      – И ты все время хранила мою пуговицу?
      – Это все, что у меня было, – чуть не плача от счастья, проговорила Элизабет.
      – Успокойся, дитя мое, – мягко сказал Вест, словно утешал проснувшегося темной ночью испуганного ребенка. – Все будет хорошо.
      – Завтра утром я все расскажу Эдмунду, – сказала Элизабет, наслаждаясь прикосновением его сильных рук.
      – Я все улажу сам, – заверил Вест. – Я поговорю с Эдом.
      – Нет, по-моему, это должна сделать только я.
      – Мы вместе поговорим с ним, – сказал Вест. Он посмотрел ей в глаза. – Элизабет, я должен кое в чем тебе признаться.
      – Говори, говори мне все.
      – Я много знаю о том, как заниматься любовью, но очень мало о самой любви. Ты объяснишь мне, дорогая?
      – Не знаю. На это у нас может уйти пятьдесят – шестьдесят лет, – ответила Элизабет. Затем лицо ее стало серьезным, и она сказала: – Для начала ты можешь сказать, что любишь меня.
      – Я люблю тебя, Элизабет, я очень тебя люблю.

      На землю опустилась ночь, усыпав небо мириадами звезд. Но двое счастливых влюбленных все еще не могли расстаться. Им так много хотелось сказать друг другу, расспросить обо всем, что было, и помечтать о том, что будет. Их интересовало все, и вопросам не было конца. Они раскрывали свои сердца, ничего не тая друг от друга. Лишь один секрет Вест оставил при себе. Он ни за что на свете не признался бы в том, что испытывает невообразимый, парализующий волю страх перед пещерами и туннелями. Моля Бога о том, чтобы он помог ему в будущем выдержать это испытание, Вест запрятал страх в самые дальние уголки своей души.
      Элизабет взахлеб рассказывала Весту о своем детстве. Ее прекрасные глаза сияли, и Вест не мог насмотреться на нее, ловил каждое движение ее изящных рук и каждый звук ее мелодичного голоса. В мерцающем свете звезд она выглядела такой юной и очаровательной, как будто все еще была доверчивой маленькой девочкой.
      Вест слушал рассказы Элизабет и представлял себе прелестную девочку с золотистыми локонами, стоящую на ступеньках роскошного особняка на берегу реки в Натчезе. Хорошенькую золотоволосую малышку, окруженную заботой, вниманием и любовью всей семьи.
      Элизабет продолжала говорить, и Вест вдруг понял, что ей едва минуло девятнадцать лет, когда похотливый офицер Конфедерации попытался ее изнасиловать. Она была почти ребенком, невинной девочкой, пытавшейся защитить себя от недостойных посягательств полковника Доббса. Мерзавец получил по заслугам!
      Чувство негодования мгновенно сменилось ощущением собственной вины. Да ведь он ничем не лучше Доббса! Он коварно соблазнил ее, когда она, беспомощная и испуганная, была брошена в камеру смертников. Он даже не потрудился спросить, что с ней произошло! Охваченный страстью, он отбросил прочь мелькнувшую было мысль о том, что она девственница.
      Воспоминания о той давней, но незабываемой ночи нахлынули с новой силой. Боже милостивый, как он мог быть таким бессердечным и слепым! Болью в сердце отозвалась мысль о беззащитной невинной девушке, которую он так безжалостно соблазнил. Протянув к Элизабет руку, Вест нежно коснулся ее щеки и проговорил:
      – Любимая, прости меня! Прости! Я причинил тебе столько боли. Клянусь, я готов чем угодно искупить свою вину!
      С бесконечной нежностью глядя на Веста, Элизабет ответила:
      – Я знаю, Вест!
      Перед ним была уже не маленькая девочка, а гордая, прекрасная, обольстительная женщина. Элизабет положила руку ему на грудь, облизала губы и задорно спросила:
      – Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего на свете?
      – Скажи мне, детка!
      – Побольше персикового пирога!
      Вест весело рассмеялся и, сжав Элизабет в объятиях, нежно поцеловал.
      – Ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя люблю!
      – Докажи, – прошептала Элизабет.
      В небе забрезжил рассвет, когда, утомленные ласками, Элизабет и Вест вернулись в лагерь. Держась за руки, они вышли на поляну. Возле костра, уставившись безразличным взглядом на тлеющие угли, сидел Эдмунд. Посмотрев в глаза Элизабет, Вест ободряюще сжал ее маленькую руку. Увидев их, Эдмунд не выразил ни изумления, ни негодования. Услышав признание, что они любят друг друга, он не был ни возмущен, ни шокирован. Он молча принял известие о предстоящем разрыве между Элизабет и Дэйном и ни разу не прервал Веста, который брал всю вину на себя.
      – Эдмунд, – с волнением в голосе начала Элизабет, – надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня…
      – Моя дорогая, – прервал ее Эдмунд, – я сам был не до конца честен с тобой. Мы с нашим агентом в Санта-Фе Мартином Эксли не предупредили тебя, что Дэйн и Мартин были почти уверены, что найдут золото Грейсона. – Эдмунд потер покрасневшие глаза и горько вздохнул: – По правде говоря, я просто вынудил тебя выйти замуж за Дэйна. Это был единственный шанс поправить мои дела.
      Слабым голосом Эдмунд принялся рассказывать о том, что он разорился, что удача отвернулась от него и что он был вынужден продать драгоценности своей жены, чтобы оплатить экспедицию и поиски Дэйна. Придя в ужас при мысли, что он может потерять свою дорогую Луизу, Эдмунд мог надеяться только на золото Грейсона.
      – Элизабет, – с трудом переводя дыхание, продолжал Эдмунд, – прости меня. Я у вас обоих должен просить прощения, ведь я давно заметил, как вас влечет друг к другу. Если б вы только знали, как меня мучила совесть и как трудно было решиться открыть всю правду! Элизабет, – добавил он с грустной улыбкой, – ты слишком хороша для Дэйна. Он недостоин тебя, он никогда не смог бы сделать тебя счастливой. Думаю, что он никогда никого не любил, кроме самого себя! – с отчаянием в голосе воскликнул Эдмунд. – Жадность и страх нищеты и меня сделали бессовестным обманщиком!
      Элизабет подошла к Эдмунду и коснулась его плеча.
      – Нет, Эдмунд, это не жадность, а любовь к Луизе руководила тобой. Теперь я могу понять человека, который готов на все, лишь бы не потерять свою любовь.
      Эдмунд поднял глаза, и она увидела в них печаль и понимание.
      – Ты умная, добрая и чуткая женщина, Элизабет, – с дрожью в голосе произнес Эдмунд.
      – Нет, Эдмунд, я просто женщина, узнавшая любовь! – нежно глядя на Веста, ответила Элизабет.
      Взволнованный, Вест осторожно привлек ее к себе.
      – Если мы найдем золото, – продолжала Элизабет, – половина его будет принадлежать тебе, Эдмунд!
      – Нет-нет, Элизабет, я даже слушать об этом не желаю! – воскликнул Эдмунд и обратился к Весту: – Вест, я не могу…
      – Ты ведь слышал, что сказала леди, – перебил его Вест, улыбаясь. – Ты финансировал эту экспедицию, Эд, и, безусловно, имеешь право на половину сокровищ, если, конечно, они будут найдены.
 
      Наутро обнаружилось, что ночью сбежали четверо мексиканцев. Вест был нисколько не удивлен. Экспедиция продвигалась все дальше и дальше в глубь территории навахо, а с этой землей были связаны самые таинственные и страшные поверья индейцев. А мексиканцы такие же суеверные, как и индейцы. Обрушившиеся с неба потоки воды были для невежественных крестьян грозным предупреждением о том, что они перешли запретную черту.
      Вест внимательно вглядывался в бронзовые лица оставшихся мексиканцев. В их глазах поселился страх, и Вест был совсем не уверен, что они дойдут с ними до конца. Взнуздывая свою лошадь, Вест поглядывал то на одного, то на другого.
      Первым, кого Элизабет увидела, пробудившись ото сна, был Вест. Он стоял к ней спиной, поднимая седло на спину лошади, и Элизабет в который раз залюбовалась игрой его сильных упругих мускулов.
      Ей подали кружку с дымящимся кофе. Она пила горячий напиток и не сводила глаз с Веста. При одном воспоминании о вчерашней ночи под звездным небом по всему ее телу разлилось приятное тепло. Она все еще ощущала прикосновения его губ и рук.
      Вест затянул подпругу и повернулся лицом к Элизабет. Она ахнула: густой черной бороды не было и в помине. Красивое, бронзовое от загара лицо Веста было гладко выбрито, а черные волосы – тщательно расчесаны. На его губах блуждала обычная беспечная усмешка, и это знакомое Элизабет выражение его лица удержало ее от того, чтобы броситься к нему в объятия.
      Будто прочитав мысли Элизабет, Вест подошел к ней, наклонился и поцеловал прямо в губы.
      – Доброе утро, любимая! – улыбнулся он. – Ты все еще любишь меня? – Его глаза светились счастьем. Не в силах произнести ни слова в ответ, Элизабет лишь кивнула. Вест привлек ее к себе и прошептал: – Понятно, я тоже тебя люблю!
 
      Экспедиция двигалась по ровной, залитой солнцем бесплодной земле Нью-Мексико. На севере лежала равнина Льяно-Эстакадо; далеко на западе, на фоне яркого лазурного неба, высились холмы Окотилло. На юго-востоке, куда они направлялись, проходила граница с Невадой. Где-то там и были огромные пещеры, о которых слагались легенды.
      Оттуда дул резкий ветер соноран, вздымая столбы пыли и кружа вырванные с корнем растения. Горячий песок, нестерпимая жара и пыльный ветер причиняли всем путешественникам массу неудобств.
      Всем, но только не Весту. Он не обращал внимания на такие пустяки. Время от времени он поворачивался в седле и окидывал взглядом Элизабет. Она скакала рядом с ним, и ее волосы рыжим пламенем развевались на ветру.
      Почувствовав на себе взгляд Веста, Элизабет засмеялась и крикнула:
      – Догоняй! – и тут же вонзила каблуки в бока своего жеребца.
      Вест усмехнулся, натянул поводья и послал свою гнедую в галоп за конем Элизабет.
      Не проехав и полумили, Элизабет вдруг резко осадила свою лошадь.
      – Гонка уже закончилась? – весело крикнул Вест, подлетая к Элизабет на разгоряченной лошади.
      – Вест, посмотри! – взволнованно выдохнула Элизабет, указав на распростертую на земле фигуру.
      – Подожди здесь! – приказал Вест, соскочил с лошади и пошел к лежащему человеку.
      Несколько мгновений спустя подъехали все остальные. Эдмунд, Грейди и Таос, спешившись, направились к Весту. Он, стоя на коленях над телом, приподнял голову полумертвого мексиканца и пытался напоить его водой из своей фляги.