Когда отец Элизабет умер и она не находила себе места от горя, Дэйн всячески старался утешить и подбодрить ее. Элизабет была искренне тронута его заботой, сочувствием и пониманием.
Дэйн вызвался помочь девушке разобрать те немногие вещи, что остались после смерти ее отца. Пока Элизабет аккуратно складывала чистые пижамы отца в большую корзину, Дэйн подошел к обшарпанному шкафу и принялся освобождать его верхние полки.
Закончив, он направился в крохотную спальню Элизабет и подошел к комоду. На белоснежной салфетке рядом с маленьким флакончиком духов лежали кружевной платок, золотая бабочка и пара коричневых перчаток.
Дэйн собрался было уходить, как вдруг его внимание привлекла маленькая медная пуговица.
Он взял ее в руки и поднес к глазам. На пуговице была выдавлена буква А. Дэйн не воевал, но на кителе его брата Эдмунда, служившего в артиллерии, были точно такие же пуговицы.
– Элизабет, – позвал Дэйн, – помнится, вы говорили, что во время войны ваш отец служил в кавалерии.
– Да, это так, – ответила Элизабет, укладывая в корзину пару заштопанных носков.
Дэйн подошел к Элизабет и протянул ей пуговицу.
– Дорогая, эта медная пуговица лежала на вашем комоде.
У Элизабет подкосились ноги.
– Да, это… от папиного кителя, – солгала она.
– Элизабет, на пуговицах кавалеристов стоит буква К. А на этой – А. – Дэйн взглянул ей прямо в глаза. – А – значит «артиллерия».
– Правда? Я никогда не задумывалась над этим. – Элизабет взяла пуговицу из рук Дэйна. – Должно быть, отец одолжил китель у кого-нибудь из артиллеристов.
– А… понятно, – протянул Дэйн. – Ну что ж, пожалуй, я начну выносить корзины к экипажу…
– Хорошо, – согласилась Элизабет и поспешно засунула пуговицу в глубокий карман шерстяной юбки.
– Что это? – спросил Дэйн, беря в руки длинный кожаный свиток.
– А, это… Сейчас покажу, – с улыбкой сказала Элизабет.
Она взяла кожаный свиток, развязала перетягивавшую его серую ленточку и разложила на небольшом обеденном столе ветхую карту из воловьей кожи и несколько листочков пожелтевшей от времени хрупкой бумаги.
– Мой отец бережно хранил это всю свою жизнь, – сказала Элизабет. – Он даже брал это с собой на войну.
– Семейная реликвия? – заинтересовался Дэйн.
– Пожалуй, для отца эти документы были дороже любой реликвии. Много лет назад один старик отдал их отцу в благодарность за то, что тот спас ему жизнь. – Элизабет указала на зияющую посреди карты дыру величиной с ладонь. – Где-то здесь должен быть тайник с золотом.
Не скрывая любопытства, Дэйн подошел к столу, склонился над картой и бросил как бы невзначай:
– Наверное, старик не сказал, какая часть страны изображена на карте.
– Отчего же? Отец говорил, что это территория Нью-Мексико. Юг Нью-Мексико. Он еще упоминал какие-то длинные пещеры, глубоко под землей. – Немного помолчав, она с грустью добавила: – Отец так и не собрался на поиски своих сокровищ.
Дэйн пропустил мимо ушей последнюю фразу Элизабет – он увлекся изучением пожелтевших бумаг. Одна из них оказалась заявкой на участок земли под разработку недр, а другая – документом на владение золотым прииском. Он был оформлен на имя Томаса С. Монтбло.
В то время как Дэйн внимательно рассматривал документ, его мозг лихорадочно работал. Он знал, что во время войны Элизабет потеряла всех родственников и теперь, после смерти отца, она осталась единственной представительницей семейства Монтбло. Элизабет была единственной наследницей своего отца.
– Эти бумаги представляют какую-то ценность? – нарушила размышления Дэйна Элизабет.
Молодой человек сочувственно улыбнулся:
– Нет, дорогая, я так не думаю.
Дэйн с безразличным видом положил бумаги поверх кожаной карты и начал сворачивать ее в трубочку. Он перевязал свиток серой ленточкой и положил его на прежнее место.
– Тогда я их выброшу? – спросила Элизабет.
– Нет! – чересчур громко крикнул Дэйн и тотчас попытался исправить свою оплошность, проговорив: – Возможно, когда-нибудь вам захочется показать их своим детям.
Элизабет понравился его ответ.
– Хорошо, – сказала она, – я сохраню эти документы для своих детей.
Дэйн подошел к Элизабет, привлек ее к себе и, касаясь губами ее мягких рыжих волос, пробормотал:
– Я хочу, чтоб у нас было не менее полдюжины детей, а вы?
Она обняла Дэйна и, прижавшись щекой к его груди, застенчиво прошептала:
– Не меньше.
Дэйн наклонился и поцеловал Элизабет в губы. Она так дорожила этим человеком, так хотела любить его и быть любимой, что вложила в этот поцелуй всю свою нежность.
Когда их губы наконец разомкнулись, Дэйн судорожно вздохнул и едва сдержал себя, чтобы не опрокинуть ее на кровать и не овладеть ею. В этот момент он пожалел о том, что Элизабет – невинная, утонченная молодая леди, сердце которой надо терпеливо завоевывать долгими ухаживаниями.
Элизабет тоже боролась с собой. Однако в отличие от Дэйна ей не нужно было сдерживать свою страсть. Наоборот, она пыталась заставить себя почувствовать к нему хоть что-нибудь. Она прижималась всем телом к этому высокому стройному мужчине, изо всех сил стараясь ощутить хотя бы сотую долю того неукротимого желания, что охватило ее в ту апрельскую ночь четыре года назад в объятиях бородатого незнакомца.
Элизабет тяжело вздохнула. Дэйн прекрасно сложен, строен, мускулист. Хорош собой: классические черты лица, золотистые волосы, изумрудно-зеленые глаза.
Кроме того, он весьма умен и безумно богат. О таком мужчине могла мечтать любая женщина. Элизабет не сомневалась, что очень нравится Дэйну и что не за горами тот день, когда он сделает ей предложение. Не принять его предложение было бы в высшей степени глупо.
Элизабет взглянула на Дэйна. Его глаза пылали страстью, однако он не пытался силой овладеть ею. Они были одни в квартире Элизабет. Далеко не каждый мужчина не воспользовался бы этим. Но только не Дэйн. Он – джентльмен. Он уважает ее.
К вечеру они закончили все дела и отправились поужинать в маленькое тихое кафе на Юниор-сквер, а к девяти часам вернулись в квартирку Элизабет. Дэйн сказал ей, что рано утром у него назначена встреча и, извинившись, отправился домой.
Элизабет улыбнулась, достала из корзины старинную карту и вручила ему с просьбой сохранить в каком-нибудь надежном месте.
– Можете на меня положиться, – заверил ее Дэйн, и она почувствовала, что действительно может рассчитывать на него. Ей было приятно осознавать это.
Отбросив все сомнения, Элизабет нежно проговорила:
– Дэйн, я хочу сказать вам, что вы – один из лучших людей, с которыми мне доводилось встречаться.
– Дэйн Кертэн, вы самый большой подлец из тех, что я когда-либо знала.
– Хорошо же вы разговариваете со своим суженым.
Дэйн раскрыл свои объятия, и Анна Бишоп со вздохом приблизилась к нему. Не прекращая ругать его за то, что вместо восьми часов он пришел в половине десятого, эта тайно помолвленная с Дэйном женщина закинула свои короткие полные руки ему на шею.
– Ты так скверно поступаешь со мной, Дэни, мне это не нравится.
– Скверно поступаю с тобой? Что за глупости ты говоришь?
– Никакие не глупости. Почему ты не разрешаешь мне рассказывать о нашей помолвке? – Она вскинула голову и посмотрела Дэйну в глаза.
Он одарил ее ослепительной улыбкой.
– Потому что в любой тайне есть свое очарование. Ты не находишь, дорогая? Вспомни нашу «охоту за сокровищами»…
– Да, наверное, ты прав, – с грустью промолвила Анна. – Но сегодня нам не удастся поиграть в нашу игру.
– Отчего же?
– Днем неожиданно вернулись мои родители. – Ее двойной подбородок улегся на грудь.
Весьма оживившись, вместо того чтобы расстроиться, Дэйн поддел пальцем ее подбородок, чуть приподнял его и прошептал:
– Черт их побери! Весь день я мечтал о вечере, который мы проведем наедине!
– Правда, Дэни? – Ее глаза вспыхнули. – Знаешь, давай поедем кататься в парк, и я разденусь и…
– Это исключено, любовь моя. Не думаешь ли ты, что я стану рисковать своей репутацией? А если нас кто-нибудь увидит?
– Ты прав. Это слишком опасно, – с досадой проговорила она. – Да, кстати, ступай в гостиную, поздоровайся с моими родителями.
– Дэйн Кертэн, ты – самый отъявленный негодяй из тех, что я когда-либо встречал в своей жизни.
– Зачем ты так, Эдмунд? Ведь я твой единственный брат!
Эдмунд стоял, повернувшись спиной к камину, в просторной гостиной своего дома на Пятой авеню. Он взглянул на Дэйна и уселся на длинный, обитый парчой диван.
Пробыв у Анны Бишоп всего несколько минут, Дэйн приехал к Эдмунду, чтобы показать старую карту Элизабет.
– Она хочет, чтобы я сохранил это у себя, – сказал Дэйн, наливая бренди в сияющий хрустальный бокал. Улыбаясь, он добавил: – В следующем месяце мы с Томом Ланкастером отправимся в Нью-Мексико, чтобы осмотреть наши прииски. Эта карта может нам пригодиться.
Спокойные глаза Эдмунда смотрели с неодобрением.
– Дэйн, мне все это не нравится. Я имею в виду твои отношения с Элизабет. Это как-то нехорошо. А вдруг она влюбится в тебя?
Дэйн сделал глоток бренди.
– И что же?
– Мне бы не хотелось, чтобы ты причинял боль этой милой женщине. Она только что потеряла отца, осталась совсем одна. Каково ей будет узнать, что ты обручен с наследницей Бишопа?
Дэйн не переставал улыбаться.
– Конечно, ей это не понравится, и поэтому она ни о чем не узнает до тех пор, пока не влюбится в меня так сильно, что остальное уже не будет иметь для нее никакого значения. – Он осушил бокал. – Пойми, Элизабет много значит для меня, но я не могу жениться на женщине, у которой совсем нет денег. Боже мой, она думает, что мы богачи. Она понятия не имеет о том, что рынок акций может лопнуть в любой момент.
– Ради Бога, Дэйн, тише. Ты хочешь, чтобы Луиза услышала нас? – встревожился Эдмунд.
– Эдмунд, мы оба знаем, что, если Джиму Фиску и Джею Галду удастся загнать нас в угол, – рынок лопнет. И тогда мы пропали. – Зеленые глаза Дэйна вспыхнули гневом. – Черт бы побрал этих алчных, гнусных воров! Они не думают ни о чем, кроме своего обогащения.
Эдмунд взволнованно пробормотал:
– Я знаю, знаю. Но ты не должен уподобляться этим беспринципным…
– Эдмунд, а что скажет твоя расточительная жена, узнав, что мы банкроты? – Увидев в глазах старшего брата страх, Дэйн продолжил: – Если Луиза согласится остаться с тобой, она будет несчастна без той роскоши, которая всегда ее окружала. Надо смотреть правде в глаза. Мы не можем жить как нищие, а мы станем ими, если рынок лопнет. Не только ради себя, но и ради тебя я должен буду жениться на Анне Бишоп. У нас нет выбора.
Эдмунд пожал плечами:
– Но тогда оставь в покое Элизабет.
Дэйн встал, подошел к столику с напитками и налил себе еще бренди.
– Я не могу этого сделать. Мне нужна эта женщина. После того как я женюсь, Элизабет станет моей любовницей. Я куплю ей прекрасный особняк, и он станет моим настоящим домом.
Эдмунд покачал головой.
– Деньги – все для тебя. Это единственное, что тебя интересует.
Глаза Дэйна блеснули.
– А что в этом плохого?
Глава 11
Поздним вечером, накануне Нового года, Элизабет в одиночестве сидела в своей крохотной неуютной квартирке на Двадцать четвертой улице.
Дэйн и его партнер Том Ланкастер уехали из Нью-Йорка на следующий день после Рождества. Они отправились в Нью-Мексико для осмотра и оценки земель, арендованных под шахты. Дэйн говорил, что он не может не ехать, и уверял Элизабет, что одна мысль о расставании с ней наводит на него тоску.
Не прошло и недели с тех пор, как Дэйн покинул Нью-Йорк, а Элизабет вдруг почувствовала, что скучает по нему, она поняла, что без Дэйна жизнь ее пуста и безрадостна. Болтвуд закрыли на время каникул, и теперь дни тянулись однообразно и уныло. Эдмунд, Луиза и мальчики уехали в свое загородное имение вместе с богатым семейством Белмонтов.
В эту новогоднюю ночь Элизабет поставила перед собой полупустую бутылку шерри, оставшуюся еще от отца, наполнила свой бокал и произнесла тост:
– За новый, тысяча восемьсот шестьдесят девятый год, год надежд и радости. Пусть он будет лучшим годом в моей жизни. – Громко произнеся эти слова, она окинула взглядом свою бедную комнатушку и добавила: – И пусть я последний раз встречаю Новый год в нищете!
* * *
Шумным мартовским днем 1869 года на нью-йоркской бирже произошло новое падение курса акций. Братья Кертэн потерпели финансовый крах.
Глубоко потрясенный этим известием, Эдмунд Кертэн решил ничего не сообщать жене. Он приехал домой на Пятую авеню лишь поздно вечером, когда ночная мгла уже окутывала Нью-Йорк.
Эдмунд собирался было подняться наверх, как вдруг услышал звон дверного колокольчика. Эдмунд остановился и стал ждать, когда дворецкий откроет дверь. На пороге появился юноша в форме посыльного и вручил дворецкому маленький желтый конверт.
С любопытством поглядывая на своего хозяина, дворецкий подал ему небольшой серебряный подносик, на котором лежало послание. Дрожащими пальцами Эдмунд взял телеграмму, опасаясь того, что в городе уже прознали о его банкротстве и теперь кто-нибудь из кредиторов поспешил потребовать уплаты долгов.
Раздраженный тем, что дворецкий не торопится уйти, Эдмунд недовольно проговорил:
– Вам что, нечего делать?
Оставшись в одиночестве, Эдмунд Кертэн поспешно разорвал конверт и прочитал послание.
«Эдмунд,
я нашел недостающее звено. Координаты, похоже, правильные. Я знаю, что пещера, где спрятано золото, совсем близко. Обнаружить тайник – дело времени. Теперь ты понимаешь, что Элизабет Монтбло должна стать моей женой? Будучи ее мужем, я смогу защитить ее интересы.
Дэйн».
Эдмунд перечитывал телеграмму вновь и вновь. Возможно ли это? Неужели Дэйн действительно близок к удаче? Это золото могло бы спасти их от катастрофы. Однако удобно ли вдруг, ни с того ни с сего, начать уговаривать Элизабет выйти замуж за Дэйна? Впрочем, золото – их единственная надежда. У Эдмунда не было другого выхода. И потом, почему бы и нет? Ведь Дэйн без ума от Элизабет, а она – от Дэйна.
Эдмунд задумался и не заметил, как жена бесшумно вошла в комнату.
– Наконец-то ты дома, – сказала Луиза. Она подошла к Эдмунду и подставила ему щеку для поцелуя. И тут ее взгляд остановился на послании Дэйна. – Что это?
– Да ничего особенного. – Эдмунд положил листок в карман.
Не проявив ни малейшего интереса к содержанию телеграммы, Луиза вдруг заявила:
– Эдмунд, я ни дня больше не могу оставаться в этом доме. Зима, похоже, воцарилась навечно. Я просто с ума схожу. – С этими словами она подошла к окну и закрыла ставни на ночь. – Я решила забрать мальчиков из школы и вместе с ними отправиться в Европу. Завтра.
Будь на месте Эдмунда другой мужчина, он был бы ошарашен столь вздорным заявлением жены. Луиза была избалованной и властной женщиной, она привыкла делать то, что ей заблагорассудится. Эдмунд давно оставил надежду уговорить ее придерживаться каких бы то ни было правил. Уже далеко не в первый раз Луиза заявляла ему, что ей наскучил Нью-Йорк, и не в первый раз она отправлялась в Европу без него.
Поэтому ему ничего не оставалось делать, как только спросить:
– Ты думаешь, разумно забирать мальчиков из школы, моя дорогая?
– Ты же сам говорил, что путешествия расширяют кругозор. Чем плохо для мальчиков провести несколько месяцев в Лондоне?
Продолжать разговор не имело смысла. Луиза уже приняла решение, заказала билеты на пароход и теперь ждала лишь того, чтобы на следующий день ровно в три часа пополудни Эдмунд отвез их на причал.
– Ну а теперь мне пора уходить, – сказала Луиза, направляясь к дверям. – Я еду в театр вместе с Морганами. Проследи, чтобы мальчики были накормлены. И не жди меня, ложись. После спектакля будет небольшая вечеринка у Сэлигмэнов.
– Желаю хорошо провести вечер, моя дорогая, – сказал Эдмунд, провожая ее взглядом. Он понимал, что она избалованна, эгоистична, безответственна и даже глупа, но знал, что не может без нее жить. Он любил ее. Любил с тех пор, как впервые увидел на летнем балу. Ей едва исполнилось шестнадцать. Для Эдмунда Луиза до сих пор оставалась той юной кокетливой красавицей, какой он запомнил ее в тот далекий майский вечер.
При мысли, что он может потерять Луизу, Эдмунд пришел в ужас. Он поспешно вышел из гостиной и поднялся наверх, в свою библиотеку. Не зажигая лампы, Эдмунд подошел к стенному сейфу-тайнику, располагавшемуся за письменным столом красного дерева, осторожно повернул колесико замка до нужной отметки шифра, и дверца сейфа отворилась.
Он запустил руку внутрь и вытащил зеленую шкатулку с драгоценностями. Затем он вытряхнул содержимое тяжелой шкатулки на письменный стол. Перед ним засверкали бриллианты, рубины и изумруды – драгоценности Луизы.
Это все, что осталось от состояния Кертэнов. Но даже этих украшений – включая «Звезду Запада», бриллиант в двадцать каратов, – вряд ли хватило бы, чтобы спасти семью от финансового краха.
Эдмунд опустился на стул возле письменного стола, протянул руку к драгоценностям, рассыпанным перед ним, и начал поглаживать переливающиеся камешки. И вдруг ему стало страшно. Голова закружилась, во рту пересохло, тяжелые удары сердца с шумом отдавались в висках.
Все, что он имел, ускользало с быстротой молнии, и он ничего не мог с этим поделать.
Или все-таки мог?
Не менее сотни раз Эдмунд отрепетировал слова, которые должен был сказать Элизабет. Но теперь, поднимаясь по лестнице Болтвуда, он не мог вспомнить ни слова из речи, подготовленной для молодой учительницы его сыновей.
Он только что вернулся с пристани, где долго махал рукой вслед океанскому лайнеру, увозившему всю его семью. Когда корабль вышел из гавани в открытый океан, Эдмунд поспешил сесть в экипаж и приказал отвезти его в Болтвуд.
Выйдя из экипажа, Эдмунд поднял воротник зимнего кашемирового пальто, глубоко вдохнул холодный воздух, открыл тяжелую дверь Болтвуда и оказался в просторном вестибюле школы. Там стоял шум, гам и веселье – мальчишки радовались тому, что занятия кончились и можно разбегаться по домам.
Когда суматоха наконец утихла и старинное здание опустело, он увидел, как по направлению к нему идет Элизабет. Заметив Эдмунда, она улыбнулась и протянула ему руку.
– Я уже скучаю по мальчикам, – сказала Элизабет. – Жаль, что Луиза не дождалась конца учебного года.
– Да, жаль. Но вы же знаете Луизу. – Он смущенно улыбнулся.
– Что ж, путешествие тоже дает много знаний, – подбодрила Элизабет Эдмунда.
Эдмунд повел Элизабет в небольшое кафе неподалеку от школы. Там за чашкой горячего шоколада Эдмунд сообщил ей, что получил известие от Дэйна. Услышав эту новость, Элизабет оживилась, так как сама не получила от Дэйна ни одного письма.
– Слава Богу! Я боялась, что с ним что-то случилось. У него все в порядке? Он скоро вернется?
– У него все в порядке. Но ему очень одиноко. – Эдмунд нервно кашлянул, а затем, чувствуя себя злоумышленником, продолжил: – Он очень по вас скучает и сожалеет о том, что не стал вашим мужем, прежде чем покинул Нью-Йорк.
Элизабет покраснела.
– Как приятно это слышать.
Эдмунд поперхнулся.
– Он… Гм… Дэйн пишет, что совершил страшную ошибку, не сделав вам предложение раньше, и теперь он намерен исправить эту ошибку.
Элизабет кивнула.
– Он скоро вернется, и тогда…
– Он хочет жениться на вас незамедлительно. Прямо сейчас.
Глаза Элизабет округлились от удивления.
– Я весьма польщена, но ведь это невозможно. – Она усмехнулась и добавила: – Бракосочетание без жениха? Это нонсенс.
– Вовсе нет, – прервал ее Эдмунд. – Вы можете пожениться по телеграфной доверенности. Так многие делают. Именно это и предлагает вам Дэйн.
Элизабет озадачил столь странный поворот событий, в ее сердце закралось подозрение. Как может человек, который за все это время не удосужился написать ей ни единого письма, сгорать от нетерпения жениться на ней?
Эдмунд осторожно положил свою руку поверх руки Элизабет.
– При всей своей самонадеянности Дэйн вовсе не уверен в ваших чувствах к нему. Вот почему он написал мне, а не вам. Он пишет, что если вы действительно любите его, то согласитесь выйти за него замуж немедленно.
Элизабет мысленно повторила эти слова. «Если вы действительно любите его, то согласитесь выйти за него замуж немедленно». Внезапно она почувствовала себя лицемеркой. Да, ей нравится Дэйн Кертэн, но она точно знала, что не любит его, и была совсем не уверена в том, что когда-нибудь сможет полюбить этого человека. Но страшнее всего было то, что Дэйн считал ее леди, безупречной во всех отношениях.
А что, если со временем, когда они уже поженятся, Дэйн узнает о том, что она повинна в смерти человека? Она никому никогда не рассказывала о полковнике Фредерике Доббсе из Шривпорта. Она даже отцу не говорила об этом, не то что Дэйну. А теперь уже слишком поздно. Время упущено.
Слишком поздно рассказывать Дэйну и о ночи, проведенной с янки. Дэйн вел себя как истинный джентльмен именно потому, что считал ее чистой и невинной. Элизабет не знала, как Дэйн отнесется к тому, что она не девственница. Заметит ли он это? В свое время янки не заметил, что она была невинна. Может быть, и Дэйн ни в чем не разберется?
Устав от одиночества и нищеты, Элизабет вдруг поняла, что не должна упускать такую возможность. Она решила попытаться забыть о своем прошлом. Она будет хорошей и преданной женой. Такой хорошей и преданной, что Дэйну никогда не придет в голову, что она не любит его.
Элизабет взглянула на Эдмунда. Он ждал ответа. Он волновался так, будто для него решение Элизабет значило больше, чем для Дэйна.
Глядя прямо в глаза Эдмунду, Элизабет улыбнулась и сказала:
– Я выйду замуж за Дэйна немедленно.
Не прошло и двух недель с тех пор, как Элизабет стала женой Дэйна, как пришла ошеломляющая новость: экспедиция Кертэна – Ланкастера пропала, возможно, их уже нет в живых, следы ведут в пустыни на юге Нью-Мексико.
Элизабет и Эдмунд были потрясены этим известием. Да и что делать? Они не знали, что они могли сделать.
Едва оправившись от шока, Эдмунд взял себя в руки и выглядел спокойным и решительным. Он настоял на том, чтобы Элизабет прилегла отдохнуть в одной из спален для гостей, а сам поспешил уйти.
Он вернулся домой еще до захода солнца. Бесшумно поднявшись в библиотеку, он закрыл дверь и вынул из сейфа зеленую шкатулку с драгоценностями. Благодаря Бога за то, что Луиза не взяла с собой наиболее ценные украшения, Эдмунд положил шкатулочку во внутренний карман своего серого сюртука и вышел из библиотеки.
В гостиной его ждала Элизабет, и Эдмунд объявил ей о своем намерении:
– Я отправляюсь в Нью-Мексико искать Дэйна. Мартин Эксли, агент компании Кертэна в Санта-Фе, занимается приготовлениями к моему отъезду.
– Я поеду с вами.
– Элизабет, это неблагоразумно. Территория Нью-Мексико еще недостаточно освоена, там опасно. К тому же у вас есть обязанности… школа и…
– Все это не имеет значения. Пропал мой муж, и мы должны его найти. – Помолчав немного, Элизабет сказала: – Эдмунд, я слышала о катастрофическом падении курса акций на бирже. Наверное, это и вам повредило?
– Отчасти.
– Дорога в Нью-Мексико будет долгой. Возможно, нам придется пробыть там несколько недель или даже месяцев. Это стоит больших денег. Мы себе можем это позволить?
Эдмунд не мог себе позволить не ехать туда. Теперь он надеялся лишь на то, что найдет Дэйна и сокровища, и ставил на карту все, что оставалось у него в жизни.
Эдмунд потрогал свой нагрудный карман, шкатулочка с драгоценностями была на месте.
– Положитесь на меня, – спокойно сказал он. – Мы, Кертэны, всегда должны быть на высоте.
Глава 12
На широком крыльце дворца губернатора города Санта-Фе, застыв как изваяние, сидела пожилая индианка племени навахо. Ее старое, испещренное глубокими морщинами, выжженное солнцем землисто-коричневое лицо напоминало склоны Сангре-де-Кристо. Слезящиеся черные глаза, над которыми подергивались морщинистые, тонкие, как папиросная бумага, веки, казалось, ничего не видели.
В Нью-Мексико к этой женщине, просиживавшей на площади дни напролет, одни относились пренебрежительно, другие – терпели. Словно прикованная к порталу дворца, она давно позабыла о том, где ее дом. Лишь изредка она вспоминала, что некогда жила высоко в горах Джемез и была женой могущественного вождя племени навахо, вождя, которому она родила трех сыновей. Временами старуха задавалась вопросом: а где сейчас ее мальчики? К каждому, кто соглашался выслушать ее, она обращалась с неизбежным вопросом: не довелось ли кому повстречать ее сыновей?
Казалось, она совсем забыла то страшное утро, когда на их деревню, расположенную высоко в горах, было совершено нападение. Она больше не вспоминала, как обнаженная стояла в реке, пытаясь смыть с себя следы надругательства. Ей удалось вычеркнуть из памяти ту боль и то унижение, которые она испытывала, когда одетые в синюю форму солдаты насиловали ее, по очереди удовлетворяя свою гнусную похоть. Забыла она и о том, как окровавленная, изнывающая от боли приползла в свой лагерь и увидела мертвые, изрешеченные пулями тела своего мужа и троих сыновей. Она уже ничего не помнила.
Теперь ей казалось, что муж, состарившись, умер во сне так же, как и она когда-нибудь умрет. Но в сумеречном сознании индианки все ее сыновья были еще детьми, и она все еще надеялась найти их, вглядываясь в лицо каждого темноволосого мальчика, который проходил мимо нее.
Старуха подняла веки и увидела рослого мужчину, шедшего по залитой солнцем площади. Его размашистая, небрежная походка показалась индианке знакомой. Западный ветер трепал его густые иссиня-черные волосы, один из концов шелкового шейного платка метался у его смуглого, гладко выбритого лица. На нем были темная рубашка и брюки из парусины. На ремне брюк висела пара серебряных шпор.
У старой индианки от удивления открылся рот, когда она поняла, что молодой человек направляется именно к ней. В душе ее вновь затеплилась надежда на встречу с сыновьями. Время шло, быть может, старший сын уже повзрослел?
Долговязый мужчина ступил на крыльцо и, подойдя к старой индианке, присел прямо перед ней.
– Это ты?.. – Она удивленно посмотрела на него.
– Нет, – сказал он, мягко беря ее морщинистую руку. – Нет, Микома, я не твой сын. – Он грустно улыбнулся. – Я – Вест. Вест Квотернайт.
Старуха улыбнулась, и ее глаза исчезли в глубоких морщинах лица. Вцепившись в руку мужчины, она закивала головой, приговаривая:
– Это Вест Квотернайт.
– Для меня есть какие-нибудь новости, Микома?
Это был не праздный вопрос. Как и все в Санта-Фе, Вест знал, что крыльцо губернаторского дворца было главным штабом Микомы. Однажды, торопясь куда-то, он оставил у нее весточку для Грейди Даунса. Микоме польстило то, что Вест доверял ей, и она передала его послание слово в слово. Несколько дней спустя уже Грейди передал через нее послание Весту.
Вскоре Микома превратилась в личного секретаря Квотернайта. Все в Нью-Мексико знали, что, если им не удается найти Веста, они могут связаться с ним через старуху навахо. К всеобщему удивлению, она ни разу не перепутала ни единого слова, хотя постоянно принимала Веста за одного из своих погибших сыновей.
– Меня никто не разыскивает, Микома? – спросил Квотернайт.
Старая индианка, закрыв глаза, начала медленно покачивать головой. Он знал, что ей необходимо сосредоточиться, чтобы в точности припомнить слова, которые ей следовало передать.
– Не торопись, вспомни как следует, – не отпуская руки Микомы, сказал Вест. Он с удивительным терпением относился к старухе навахо. Ни с кем в своей жизни он еще не был так терпелив.
Наконец, медленно и тщательно выговаривая каждое слово, Микома проговорила:
– Белая Голова встречался с мистером Икс. – Вест усмехнулся. Он понял, что она имеет в виду: Грейди встречался с Мартином Эксли, главным агентом Санта-Фе, работающим на несколько крупных компаний Востока. – Белая Голова говорит, что у мистера Икс есть для тебя контракт.
– А ты не напомнила Белой Голове, что я больше не заключаю никаких контрактов? – спросил Вест.
Микома улыбнулась беззубым ртом и закивала.
– Я говорила. Но Белая Голова говорит, ты возьмешь этот контракт. – Она помолчала, затем, быстро-быстро замигав, добавила: – Белая Голова говорит, что у тебя трезвая голова.
– Белая Голова в Санта-Фе? – спросил Вест.
– Ждет тебя в салуне «Конец Тропы», – сказала она.
– Ну что ж, придется мне самому сказать этому старому хитрецу, что никаких контрактов больше не будет.
Микоме понравились слова Веста. Улыбаясь, она повторила:
– Никаких контрактов больше не будет.
– Вот-вот, – сказал Вест, запустил руку в карман брюк и достал серебряную монету. Он положил ее на ладонь старухи. – Обещай, что на эти деньги съешь что-нибудь горячее.
– Я слишком стара, чтобы что-нибудь обещать, Вест Квотернайт.
Вест ласково коснулся рукой смуглой морщинистой щеки индианки, встал и зашагал через пыльную площадь, думая о том, что если у кого и есть трезвая голова, так это у Микомы.
И у Грейди Даунса.
Но сколько раз он говорил Грейди, что больше не хочет работать проводником!
– Черт возьми, Грейди, сколько раз тебе говорить, что я завязал с этой работой?
– Сынок, ты только послушай, что я для нас придумал.
Они стояли за стойкой бара в самом углу салуна «Конец Тропы». Этот тихий салун был излюбленным местом отдыха Грейди, и, как он всех уверял, здесь подавали лучший бурбон во всем Санта-Фе. Бармен – впечатлительный алабамец – был готов часами слушать россказни Грейди.
