В это время в особняке Сан-Суси Луи Борегар мерил шагами библиотеку. Перевалило за полночь, а Кэтлин еще не вернулась. Неужели Доусон пересказал Кэтлин их разговор? Маловероятно, он ведь понимает, что абсолютно все, что было сказано, говорилось всерьез.
      «Может, Доусон Блейкли уговорил ее бежать с ним? Если так, я их из-под земли достану, – думал Луи. – Но нет, этого не может быть. Вероятно, она его не застала. Но в таком случае где она пропадает столько времени?»
      Луи налил себе щедрую порцию бурбона и остановился у камина. Осушив стакан, он задумчиво уставился в огонь, думая о том, что, если Кэтлин все узнает, она его возненавидит.
      Луи покачал головой и сказал вслух:
      – Я сделал это ради Кэтлин, потому что я ее люблю и желаю ей добра.
      Он уже не раз пожалел, что отпустил дочь из дома. Но ее было невозможно остановить. Луи хотел, чтобы Доусон сам сказал, что не любит ее. Тогда вся ненависть достанется Блейкли. Луи почти не сомневался, что его план сработал. Но где же Кэтлин?
      Стук копыт за окном вывел его из задумчивости. Луи бросился к двери и, распахнув ее, увидел, что Кэтлин медленно бредет к дому. Не замечая холода, Луи выбежал навстречу, и она разрыдалась у него в руках.
      – Девочка моя, не плачь.
      – Ты был прав, папа, – сказала Кэтлин, всхлипывая, – Доусон меня не любит и никогда не любил. Он сказал, что я ему не нужна.
      – Мерзавец! Я готов убить его своими руками! В жизни не встречал такого бесчестного типа! Бедное дитя! Пойдем в дом, девочка, ты замерзла, тебе нужно посидеть у огня.
      Луи проводил рыдающую дочь в гостиную и помог ей снять накидку.
      – Мне ужасно жаль, что так получилось. Мне казалось, что Доусон Блейкли в тебя влюблен. Выходит, он морочил голову и нам, и тебе. Дорогая, расскажи, что случилось, что он тебе сказал?
      – Ничего не случилось. Он уехал, вот и все. Я прошу никогда больше не произносить при мне имя Доусона Блейкли. А сейчас я пойду спать. Спокойной ночи, папа.
      Кэтлин вышла из комнаты и устало двинулась вверх по лестнице.
      Как только она скрылась из виду, Луи вздохнул с облегчением. Его план сработал отлично. Теперь его драгоценная дочь в безопасности, Блейкли навсегда исчез из ее жизни. Правда, один вопрос не давал Луи покоя. Почему Кэтлин отсутствовала так долго?

      Кэтлин поднялась к себе, разделась и легла в постель. Сейчас ей хотелось только одного: уснуть и никогда не просыпаться. Доусон ее не любит, он оказался жестоким и бесчестным человеком. Как она вообще могла полюбить такого?
      – Доусон Блейкли, я тебя презираю! Я буду презирать тебя до самой смерти! – сказала Кэтлин в темноту.
      Она повторила это вслух несколько раз, но почему-то от этого оказалось мало толку. Перед глазами все время стояло лицо любимого. Она снова и снова вспоминала его гибкое смуглое тело, как они вместе содрогались в любовном экстазе, создавшем между ними новую связь, которую, казалось, уже не разорвать.
      – Я тебя ненавижу!
      Кэтлин уткнулась лицом в подушку и снова разрыдалась. Она ненавидела Доусона, но одновременно ее терзала такая тоска по нему, о существовании которой она до сегодняшней ночи даже не подозревала.
 
      Ханна лежала без сна в своей маленькой комнатке. Она слышала, как вернулась Кэтлин, ложь, которую ей сказал отец. Может, пойти к девочке, рассказать, что она подслушала? Но тогда хозяин ее убьет. Нет, решила Ханна, лучше промолчать. Доусон Блейкли покинул Натчез, пройдет совсем немного времени, и Кэтлин его забудет.
      Сомнения еще долго мучили негритянку, и ей удалось заснуть только под утро. Ей снилось, что Кэтлин превратилась в седую иссохшую старуху. Грозя скрюченным пальцем, она кричала на Ханну: «Это ты во всем виновата! Ты искалечила мне жизнь! Ты знала, что я никогда не забуду Доусона, но не помогла мне! Я тебя ненавижу!»
      Ханна проснулась на рассвете с таким чувством, будто и не ложилась вовсе. Сон не принес ей отдыха, и у нее возникло предчувствие, что отныне ей никогда не знать покоя.
 
      За завтраком Абигайль сказала мужу:
      – Меня очень беспокоит Кэтлин. Вот уже три недели, как этот человек уехал, а ей все не становится лучше. Боюсь, сердце ее разбито. Что же нам делать? Может, стоит пригласить врача?
      – Я тоже об этом думал, но что мы ему скажем? Что наша дочь умирает от любви к какому-то никчемному прощелыге? Нет, врач тут не поможет. Придется подождать, пока она придет в себя. Вы же знаете нашу Кэтлин, ее ничто не занимает надолго.
 
      – Ханна, убери поднос! – Кэтлин недовольно посмотрела на няньку. – Я же тебе сказала, что у меня нет аппетита!
      – Мисс Кэтлин, золотко, вам надо поесть, вы неважно выглядите. Ну скушайте хоть немножко, – уговаривала Ханна, искренне волнуясь за свою питомицу, которая только и делала, что целыми днями смотрела в огонь.
      – Зачем мне есть? Какая разница, хорошо я выгляжу или плохо? Мне все равно.
      – Кэтлин Борегар, вы не можете так говорить! Вам никогда не было все равно, как вы выглядите, так что давайте-ка я расчешу вам волосы, наденьте красивое платье и спуститесь вниз.
      – Я не собираюсь есть и, уж конечно, не спущусь вниз! Почему до тебя никак не дойдет, что я хочу, чтобы меня оставили в покое? Я прошу только об одном: чтобы ты и все остальные перестали ко мне приставать. Неужели я хочу слишком многого?
      У Ханны выступили слезы на глазах. Она отвернулась не в силах видеть свою любимицу в таком состоянии, вытерла глаза краем фартука и с удрученным видом вышла из комнаты. Поднос остался нетронутым. Так продолжалось не первый день, и никто не мог повлиять на Кэтлин. С каждым днем Луи и Абигайль все больше тревожило состояние дочери. Абигайль так разволновалась, что сама на несколько дней слегла. Луи мысленно спрашивал себя, не совершил ли он роковую ошибку, избавившись от Доусона. Время от времени он поднимался в комнату дочери, но всякий раз встречал только холодный, отчужденный взгляд и слышал просьбу оставить ее одну.
 
      – Капитан Доусон, откройте!
      – Уходи! – крикнул Доусон и швырнул в дверь пустой бутылкой. Сэм печально покачал головой. Доусон уже несколько дней не показывался из каюты, а когда Сэм спросил, куда следует взять курс, рявкнул, что ему плевать.
      Доусон сидел за письменным столом. Несколько дней он не брился, не переодевался, почти ничего не ел. Единственное, что ему было нужно, это спиртное. Когда у него кончалось виски, он орал во всю глотку:
      – Сэм, у меня кончилось виски! Тащи сюда бутылку!
      Сэму ничего не оставалось, как направить «Мою Дайану» в ближайший порт и послать кого-нибудь из матросов за спиртным. После этого он стучался в дверь капитанской каюты, держа наготове бутылку, и говорил:
      – Капитан, по-моему, вам пора кончать пить, вы плохо выглядите.
      Метнув на него свирепый взгляд, Доусон жадно выхватывал у него виски и отвечал:
      – Занимайся своим делом, а меня оставь в покое.
      Сэм понуро возвращался в рулевую рубку, чтобы продолжить бессмысленное занятие – бесцельно водить пароход вверх и вниз по Миссисипи.
 
      Как-то утром, вскоре после восхода солнца, негр снова услышал голос капитана:
      – Сэм, иди сюда!
      Лоцман поспешил на зов и увидел, что дверь в каюту открыта. Доусон стоял у иллюминатора. Кажется, впервые за несколько недель он был трезв.
      – Скажи, где мы находимся?
      – Примерно в десяти милях к северу от Нового Орлеана.
      – Хорошо. Заходи в порт. Я решил отправиться в Европу.
      – Но, капитан, а как же ваша плантация? Пароходы? Что мне с ними делать?
      – Мне все равно. Хочешь – продай, хочешь – затопи.
      В больших глазах Сэма промелькнула обида, и Доусон тут же пожалел о своей грубости.
      – Прости, я знаю, что в последнее время со мной очень трудно. Пока меня не будет, пожалуйста, позаботься о пароходах. – Помолчав, он вздохнул и добавил: – Обещаю, что, когда вернусь, со мной будет легче. Я любил ее, Сэм, по-настоящему любил.
      – Знаю, капитан.
 
      Прошло шесть недель, но Кэтлин по-прежнему отказывалась выходить из спальни. Как-то днем Ханна застала ее лежащей в кровати. Девушка выглядела несчастной и печальной, но в ее облике появилось что-то новое.
      – Что случилось, золотко?
      – Ох, Ханна… – Кэтлин всхлипнула. – Ты должна мне помочь.
      – Вы же знаете, мисс Кэтлин, я все сделаю ради моей девочки. Ну же, дорогая, расскажите, что случилось.
      Кэтлин посмотрела на няньку:
      – Я… о Господи, что же мне делать? Кажется, я беременна!
      – Матерь Божья! – Негритянка обняла ее своими большими пухлыми руками и принялась покачивать, как в детстве, приговаривая:
      – Не волнуйтесь, золотко, Ханна позаботится о своей девочке.
      Наконец Кэтлин немного успокоилась.
      – Ханна… может, в бараках у рабов есть кто-нибудь… Я должна избавиться от этого ребенка.
      Темные глаза негритянки вспыхнули.
      – Даже не думайте об этом, мисс Кэтлин! Как вам только в голову пришло, что я соглашусь на такое?
      – И все равно нам надо поскорее что-нибудь придумать.
      – Мы обязательно придумаем, золотко.
      Закрыв за собой дверь, Ханна прислонилась к стене. «Это я во всем виновата. Нужно было махнуть рукой на мистера Борегара и рассказать девочке правду. Что же ей теперь делать?»
      Прошло несколько часов, когда Ханна с удивительным для ее габаритов проворством влетела в комнату Кэтлин.
      – Золотко, вставайте с постели, я нашла выход! Нам поможет молодой доктор, который сидит сейчас в гостиной.
      – Ах, Ханна, не нужен мне никакой доктор! Ты хочешь, чтобы о моей тайне узнал весь город?
      – Нет, золотко, не хочу. К вашим родителям пришел в гости доктор Ремберт Питт, а с ним его молодой племянник, высокий красивый блондин и не женатый. Нам его сам Бог послал. А теперь вставайте живее, вам нужно хорошо выглядеть.
      Кэтлин медленно встала и стала одеваться к ленчу.

      Холодный декабрьский ветер трепал густые волосы доктора Хантера Александера. Он стоял неподвижно и, склонив голову, смотрел на две могилы, появившиеся на кладбище меньше восьми месяцев назад. Он пришел сюда один, здесь же мысленно дал себе клятву найти лекарство от желтой лихорадки – смертельного недуга, унесшего жизни самых дорогих ему людей с интервалом в одну неделю.
      То был последний год его учебы в медицинском университете, все они с нетерпением ждали июня. Хантер собирался вернуться в родной Виксберг и в возрасте двадцати четырех лет стать полноценным практикующим врачом. Для его родителей, Уильяма и Джуди Александеров, его возвращение было настоящим праздником, и они устроили прием для родственников и друзей. Поздравить племянника зашел и доктор Ремберт Питт, брат Джуди и весьма уважаемый в Натчезе врач. Он попытался уговорить Хантера стать его партнером.
      – У меня слишком большая практика для одного человека. Какой смысл начинать все с нуля здесь, когда я могу предложить тебе уже готовый бизнес?
      – Вы очень добры, дядя Ремберт, но я хочу остаться в Виксберге. Я понимаю, что на то, чтобы создать собственную практику, уйдет несколько лет, но я готов потерпеть. Мне интереснее заниматься исследованиями, а не лечить больных. К тому же я соскучился по родителям, мне хочется пожить с ними.
      В этот же вечер Уильям Александер пожаловался на головную боль и рано ушел к себе. Проводив гостей, Джуди поднялась в их общую спальню, чтобы узнать о самочувствии мужа, и почти сразу же выбежала на лестницу.
      – Хантер! – закричала она. – Скорее, твоему отцу плохо!
      Хантер бросился наверх. Уильям Александер лежал на кровати – видимо, он потерял сознание. Услышав шум, в комнату заглянул и Ремберт. Опытный врач сразу узнал симптомы желтой лихорадки, против которой медицина практически бессильна. К утру Уильям Александер был мертв. Заплаканная Джуди сидела у постели мужа. По ее хриплому голосу Хантер понял, что она тоже заразилась лихорадкой.
      Он перенес мать в другую спальню и неотлучно дежурил у ее постели. Джуди Александер прожила еще неделю, все это время она металась в бреду. Перед смертью ей стало немного легче, и она протянула руку к Хантеру.
      – Сынок, я чувствую, что мне осталось недолго жить. Пообещай, что поедешь с дядей Рембертом в Натчез.
      – Обещаю, мама, – прошептал Хантер.
      Он поцеловал слабеющую руку матери. Джуди умерла. Первый опыт Хантера Александера как практикующего врача окончился смертью его пациентов.
      Во время той эпидемии умерли не только родители Хантера. Жертвами болезни стали многие рабы на плантации. В городе замерла всякая деловая активность – люди боялись лишний раз выйти из дома.
      Через две недели Ремберт садился на пароход, отбывающий в Натчез.
      – Лучше бы ты поехал вместе со мной, Хантер.
      – Дядя Ремберт, я очень устал, да и вы наверняка тоже. Последние несколько лет я усердно изучал науки, а как только вернулся домой, случилась эта трагедия. Я хочу отдохнуть и тем временем подумать, как быть с плантацией.
      – Я понимаю, мальчик мой, ты заслужил отдых. Я не собираюсь тебя торопить, но помни, что я тебя жду.
      – Скоро увидимся, дядя Ремберт. До свидания. И спасибо за все.

* * *

      Хантер поднял воротник пальто и пошел с кладбища. Он вернулся к дому, с любовью глядя на место, где родился и вырос. Сейчас он казался Хантеру холодным, мрачным, неприветливым, ему не терпелось поскорее уехать. Перед домом его ждала коляска, в которой уже лежали его чемоданы. Хантер забрался на сиденье и велел кучеру ехать к пристани, но по дороге остановиться у соседнего особняка, чтобы попрощаться с миссис Рейчел Бост. Коляска тронулась, и Хантер в последний раз оглянулся на большой опустевший дом. Шторы задернуты, все окна темные. Хантер сел прямо, глаза его оставались сухими. Он посмотрел на свои длинные пальцы, лежащие на коленях, и подумал: «Хорошо бы Господь наделил их исцеляющей силой». Хантер считал своей главной задачей найти лекарство от желтой лихорадки.
      Коляска остановилась перед домом миссис Бост. Хозяйка, обычно жизнерадостная, сегодня была грустна.
      – Боже правый, Хантер, ты сегодня такой красивый! Наверняка ты будешь лучшим врачом во всем штате.
      – Благодарю вас, миссис Бост, я постараюсь. – Хантер улыбнулся.
      Высокая дородная женщина обняла молодого врача.
      – Ах, Хантер, я ведь дала себе зарок, что не разревусь, но, боюсь, не удастся его выполнить. Помню тебя совсем маленьким карапузом. Я всегда говорила Джуди, что, будь у нас с мистером Бостом сын, я бы хотела, чтобы он походил на тебя.
      Хантер похлопал женщину по спине.
      – Вы же знаете, миссис Бост, вы были для меня как вторая мать. Я буду без вас скучать и, как только смогу, обязательно приеду в гости.
      Он мягко отстранил от себя женщину. Миссис Бост честно пыталась улыбнуться, но на ресницах заблестели слезы.
      – Извини, не сдержалась. Да, чуть не забыла, я же испекла тебе на дорогу твое любимое печенье, вот возьми.
      – Спасибо, миссис Бост. – Хантер тепло улыбнулся и взял угощение. – Мне пора. Берегите себя.
      На прощание поцеловав миссис Бост в щеку, Хантер зашагал к коляске. Провожая его взглядом, женщина почувствовала себя одинокой. Теперь никого из семьи Александеров не осталось, ей будет их не хватать.
 
      23 декабря Хантер сошел с коляски перед домом своего дяди в Натчезе. Ремберт вышел встречать племянника. Хантер улыбнулся при виде невысокого жилистого человека, очень похожего на его мать, обнял дядю и последовал за ним в большой дом, в котором ему предстояло жить.
      – Я знаю, Хантер, тебе не терпится взяться за работу. Приступишь сразу же, как только пройдут праздники.
      – Спасибо, дядя, мне и правда хочется поскорее начать. Все лето и осень я отдыхал, но теперь снова готов к работе.
      – Натчезу здорово повезло, что удалось заполучить такого врача. Как только дамы прослышат, что у нас появился молодой красивый доктор, количество пациенток резко увеличится.
      Хантер улыбнулся:
      – Я буду слишком занят делом, чтобы обращать внимание на девушек.
 
      В лаборатории, находящейся на втором этаже дома, Хантер был один. Он изучал теорию, анализировал материалы, собранные другими врачами, искал решение на страницах толстых медицинских фолиантов.
      Хантер устало потер лоб, потом остановился у окна, засунув руки в карманы.
      – Хантер! – позвал Ремберт.
      – Я здесь, дядя.
      – Ты все работаешь? Мальчик мой, сегодня воскресенье, не пора ли сделать перерыв?
      – Вы же знаете, дядя, я люблю свою работу. Впрочем, я, пожалуй, выпью с вами кофе.
      – У меня есть идея получше. Меня пригласили на ленч, и я хочу взять тебя с собой. Хозяева – весьма известные в городе люди, я уверен, тебе у них понравится.
      – Не думаю, что это хорошая мысль, дядя Ремберт, я еще не закончил и…
      – Я настаиваю. От слепого доктора будет мало толку, а если ты и дальше собираешься читать днем и ночью, твоим глазам не поздоровится. Так что иди переодевайся.
      – Ну хорошо.
      – Вот и отлично. Луи Борегар и его жена – милейшие люди, ты прекрасно проведешь у них время.
 
      Хантер и Ремберт сидели в гостиной Сан-Суси и беседовали с Луи и Абигайль Борегар. В холодный январский день было приятно побыть в уютной теплой гостиной, к тому же хозяева оказались на редкость обаятельными людьми. Хантер ничуть не жалел, что согласился пойти с дядей Рембертом. Он не мог отвести взгляд от портрета молодой девушки, висящего над камином. Если она и в жизни такова, то, значит, необыкновенно красива. Хантер все еще разглядывал портрет, когда слуга доложил, что ленч подан.
      Хантер галантно предложил руку Абигайль, Ремберт Питт и Луи последовали за ними. Как только все сели за стол, в холле послышался какой-то шум.
      – Папа, мама, простите, что я опоздала. Надеюсь, наши гости не сочли меня невоспитанной. – Кэтлин приветливо улыбнулась Хантеру и Ремберту. – Папа, ты разве меня не представишь?
      – Да, конечно, дорогая. – Луи подошел к дочери и обнял ее за талию. – Доктора Питта ты знаешь.
      – Рада вас видеть, доктор Питт, – любезно сказала Кэтлин.
      – А это его племянник, Хантер Александер, тоже врач. Будет практиковать в Натчезе.
      Кэтлин протянула Хантеру руку.
      – Я знала, что у доктора Питта есть племянник, но он ни разу не обмолвился о том, что этот племянник не только блестящий врач, но и красивый мужчина.
      – Счастлив с вами познакомиться, мисс Кэтлин.
      Хантер отодвинул стул, и Кэтлин заняла место рядом с ним. У молодого человека вдруг пропал аппетит. Его взволновала красивая девушка, сидящая по правую руку от него. Ее взгляды смущали его, но это было приятное смущение.
      – Я рад видеть, что тебе лучше, – сказал Луи. Он повернулся к Хантеру и пояснил: – Нашей дочери несколько недель нездоровилось.
      – Папа, прошу вас, не докучайте гостям разговорами о моих недомоганиях! Я уже сыта, а вы, доктор Александер? Может, выпьем кофе в библиотеке?
      Он более чем охотно последовал за прекрасной девушкой, чей портрет видел в гостиной. Хантер думал, что горе-художнику лучше было бы оставить свое ремесло: живая Кэтлин куда прекраснее, чем на портрете.
      – Садитесь сюда, доктор Александер. – Кэтлин указала на диван у окна и села сама, Хантер сел рядом.
      – Мисс Борегар, мне не хотелось бы сегодня выступать в роли врача, но вы немного бледны. Вы уверены, что все в порядке?
      – Ах, доктор Александер, я чувствовала себя ужасно. Может, вам стоит пощупать мой лоб?
      Хантер положил руку на лоб Кэтлин.
      – Нет, температуры у вас нет.
      – Какие у вас интересные руки, Хантер. – Она стала распрямлять его пальцы. – Должно быть, вы очень умелый хирург.
      Хантер оцепенел. Он не представлял, что делать: высвободиться ли, или это покажется грубым. В результате его напряженная рука осталась на коленях у Кэтлин.
      – Насчет этого не знаю, у меня пока было мало практики.
      – Вы слишком скромны.
      Наконец она выпустила его руку. Хантер поспешил положить ее на собственное колено.
      – Красивый рояль. Вы умеете играть?
      – О Господи, нет, конечно, но вы наверняка умеете. С вашими руками вы вполне могли стать пианистом.
      – Ну… я немного играю, но…
      – Не скромничайте, прошу вас, сыграйте что-нибудь для меня.
      – Право же, Кэтлин, я не…
      – Ну пожалуйста, Хантер, мне так хочется, чтобы вы сыграли!
      Хантер неохотно подошел к роялю. Кэтлин устроилась рядом, причем так близко, что Хантер касался локтем ее груди. Никогда еще он не играл так хорошо.
      Музицирование прервал доктор Питт.
      – Нам пора, – сказал он, заглядывая в библиотеку.
      – Доктор Питт, – улыбнулась Кэтлин, – мне очень жаль, что вам нужно ехать, но Хантер согласился остаться и пообедать со мной.
      – Да, доктор Александер, оставайтесь, – поддержал Луи, обрадованный тем, что его дочь заинтересовалась молодым красивым врачом.
      К концу вечера Хантер был совершенно очарован прелестной и общительной Кэтлин.
      – Уже десятый час, мне пора уходить.
      – Я согласна вас отпустить… при одном условии: пообещайте, что придете завтра.
      – Сочту за честь принять ваше приглашение. До завтра, Кэтлин, спасибо за прекрасный вечер. – Кэтлин вслед за ним вышла из дома. – О, вам не следует выходить на холод, вы же недавно болели.
      – Тогда поцелуйте меня на прощание, – прошептала Кэтлин, привставая на цыпочки.
      Хантер быстро чмокнул ее в щеку, однако Кэтлин исхитрилась подставить губы. Удивленный, но польщенный, Хантер привлек ее к себе.
      – Вы самая удивительная девушка из всех, кого мне доводилось встретить. И самая неотразимая. – Он нежно поцеловал ее в губы. – Я буду с нетерпением ждать завтрашнего дня.
 
      На следующей неделе доктор Александер уделял мало внимания своей практике. Едва за последним пациентом закрывалась дверь, как он спешил на встречу с Кэтлин. Так прошло шесть вечеров, но седьмой оказался еще лучше – они с Кэтлин предприняли ночную прогулку в коляске. Приехав в Сан-Суси, он увидел Кэтлин. Она была в голубом платье, из-под юбки, расширяющейся книзу, выглядывали маленькие ножки в изящных ботинках.
      – Я прихватил с собой плед, чтобы вы не замерзли. Идите сюда, я помогу вам одеться.
      На улице кружился легкий снежок. В холл вышел Луи.
      – Молодые люди, куда это вы собрались?
      – Мы едем кататься, – с улыбкой сообщила Кэтлин.
      – Надеюсь, вы не против, мистер Борегар?
      – Он не против, – ответила за отца Кэтлин. – Пошли, Хантер.
      Хантер помог Кэтлин сесть и взял вожжи.
      Вскоре коляска остановилась на пустынном обрыве над рекой. Кэтлин с готовностью прильнула к своему спутнику. Он нетерпеливо приник губами к ее рту.
      – Кэтлин, – прошептал Хантер между поцелуями, – я понимаю, еще слишком рано об этом говорить, но я вас полюбил.
      – Тогда давайте поженимся, – прошептала Кэтлин ему на ухо. – И поскорее, мне так не хочется ждать. Давайте поженимся на следующей неделе!
      Хантер был явно шокирован.
      – Так не полагается. Я еще недостаточно долго за вами ухаживал. Может, в июне?
      Кэтлин стала покрывать его лицо поцелуями.
      – Хантер, – прошептала она, – вы ведь меня хотите? И я вас хочу, так зачем ждать? – Она прижалась к его губам и поцеловала так, что Хантер захмелел от желания. – Разве вам не хочется жениться на мне как можно скорее?
      – О, Кэтлин, любимая, мы поженимся на следующей неделе, завтра, сейчас!

      Бекки Стюарт Джексон потерла поясницу. Будучи на седьмом месяце беременности, она чувствовала вялость и быстро уставала, но не могла же она пропустить свадьбу лучшей подруги! Пробравшись сквозь толпу, собравшуюся перед церковью, она подошла к небольшой боковой двери. Абигайль впустила ее внутрь.
      – Входи дорогая, сейчас я найду для тебя стул.
      – Спасибо, миссис Борегар, не волнуйтесь. Я просто хотела еще раз увидеться с Кэтлин до венчания.
      – Да, конечно. Кэтлин с минуты на минуту будет готова.
      Едва Бекки успела усесться, как из соседней комнаты вышла Кэтлин в сопровождении Ханны и Джулии Хорн. Нянька и подруга помогали ей облачиться в старинное атласное подвенечное платье.
      – Кэтлин, – Бекки встала, – ты выглядишь просто сногсшибательно.
      – Привет, Бекки, – сказала Джулия из-за спины Кэтлин (она возилась с длинным шлейфом подвенечного платья). Миниатюрная Джулия была очень хороша в розовом атласном наряде подружки невесты и нервничала, пожалуй, не меньше самой невесты. – Кэтлин, – проворчала она, – я не смогу поправить на тебе шлейф, если ты не постоишь спокойно.
      – Девочки, пора, – вмешалась Абигайль и обняла дочь. – Дорогая, я надеюсь, что ты будешь счастлива так же, как я счастлива с твоим отцом.
      Она поцеловала дочь в щеку, в ее глазах заблестели слезы.
      – Спасибо, мама, я уверена, что так и будет. А теперь идите.
      Абигайль промокнула глаза платочком и вместе с другими дамами вышла из комнаты. Кэтлин осталась с нянькой и подругами.
      – Мне нужно возвращаться к Бену, – сказала Бекки. – Я только зашла еще раз пожелать тебе счастья. Жаль, что я не смогла быть подружкой невесты, но сама понимаешь, вид у меня сейчас неподходящий. Ах, Кэтлин, свадьба – это так чудесно! Те девять месяцев, что я живу с Беном, были самыми счастливыми в моей жизни. Надеюсь, у тебя будет так же.
      – Спасибо, Бекки, я тоже надеюсь. Ну иди, скоро увидимся.
      Бекки вышла из комнаты и пошла обратно к мужу.
      Джулия обратилась к Кэтлин:
      – Господи, Кэтлин, как же я тебе завидую! Я очень люблю Калеба, но ты оказалась права: его отец настаивает, чтобы он непременно сначала окончил колледж, а уж потом женился.
      – Не грусти, Джулия, может, он еще передумает.
      Джулия понизила голос до шепота:
      – Послушай, Кэтлин, доктор Александер, конечно, очень красивый и хороший, но… Как же Доусон Блейкли? Мне казалось, ты так его любила… И вдруг я узнаю, что ты выходишь замуж за Хантера Александера!
      – Джулия, я люблю Хантера Александера, а Блейкли никогда не любила, и, пожалуйста, не упоминай больше при мне это имя.
      – Прости, Кэтлин. Я так рада, что ты счастлива! – Джулия поцеловала подругу в щеку. – Но я слышу музыку, мне пора готовиться к церемонии.
      Оставшись одна, Кэтлин всмотрелась в собственное отражение в большом зеркале. В это время сзади подошла Ханна и положила свои пухлые руки на плечи питомицы.