Дарю тебе сердце

      Любовь повлияла и на Кэтлин. Абигайль обнаружила, что дочь стала более почтительной. Луи находил, что у нее убавилось своеволия, улучшились манеры. Ханна заметила, что девушка стала менее властной. Подруги сходились во мнении, что Кэтлин смягчилась, стала менее ревнивой к чужому счастью. И всем казалось, что она похорошела еще больше.
      Находясь вместе, Доусон и Кэтлин являли собой пример того, как по-разному действует на людей магия любви. Доусон не замечал никого и ничего, кроме Кэтлин. Кэтлин же, напротив, стала интересоваться всем, что говорят другие. Она могла часами разговаривать о предметах, которые прежде только нагоняли на нее тоску.
      На свете не существовало мужчины и женщины, любивших друг друга сильнее, чем невинная и прекрасная Кэтлин Борегар и красивый, много чего повидавший, но преображенный любовью Доусон Блейкли.
 
      Вечер 10 ноября 1856 года в Натчезе был сырым и холодным. Доусон стоял в холле Сан-Суси в сером кашемировом пальто, когда на лестнице показалась Кэтлин. Она была в темно-розовом бархатном платье с узкими длинными рукавами, лиф, плотно облегающий тонкую талию, спереди скромно застегивался на пуговицы до самого горла. Ее шелковистые светлые волосы были собраны на затылке розовой бархатной лентой, несколько локонов вились по обеим сторонам ее маленького личика. Глядя на нее, Доусон понял, что должен на ней жениться как можно скорее, иначе сойдет с ума.
      – Добрый вечер, дорогой. – Кэтлин приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
      – Добрый вечер, любовь моя. Ваши родители дома?
      – Да, они в библиотеке. Хотите, пойдем туда?
      Кэтлин взяла его за руку и потянула за собой в просторную библиотеку. Луи и Абигайль были как всегда любезны и гостеприимны.
      – Мистер Борегар, если можно, я бы хотел встретиться с вами завтра.
      – Разумеется, в любое время, когда вам удобно. – Луи улыбнулся и предложил гостю выпить.
      Доусон вежливо отказался.
      – В таком случае я приду в два часа пополудни, если вы не возражаете.
      – Отлично! Дамы как раз собираются поехать за покупками, не так ли, дорогая? – Он посмотрел на жену.
      – Да, – с готовностью подтвердила Абигайль.
      Кэтлин озадаченно воззрилась на мать.
      – Мама, я впервые об этом слышу! Если Доусон придет в гости, я лучше останусь дома.
      – Но, дорогая, мне понадобится твоя помощь. К тому же Доусон хочет поговорить с твоим отцом.
 
      – Куда мы сегодня отправимся? – спросила Кэтлин, ближе придвигаясь к нему на сиденье коляски.
      – Сегодня, дорогая, я отвезу туда, где вы еще не бывали. – Доусон лукаво улыбнулся.
      Дорога была не слишком долгой, но к тому времени, когда коляска остановилась перед большим особняком, Кэтлин уже ерзала на сиденье от нетерпения, как ребенок.
      – Это же ваш дом! Но почему именно сейчас?
      Доусон не ответил. Широко улыбаясь, он помог Кэтлин выйти из коляски. Двери особняка распахнул перед ними улыбающийся невысокий негр.
      – Мисс Кэтлин, мистер Доусон, добрый вечер.
      – Познакомьтесь, Кэтлин, это Джим. Он служит мне много лет и очень хорошо обо мне заботится.
      – Рада с вами познакомиться, Джим, но откуда вы знаете, как меня зовут?
      – О, мисс Кэтлин, мистер Доусон так много о вас рассказывал, что мне кажется, будто мы с вами уже знакомы.
      Кэтлин с восхищением оглядывала просторный холл, служивший одновременно картинной галереей. Доусон показал ей столовую, располагавшуюся слева от холла. Комната, обставленная мебелью розового дерева, сверкала хрусталем и французским серебром.
      – Какая прелесть! – От восхищения большие глаза Кэтлин стали еще больше.
      Доусон провел ее в гостиную.
      Кэтлин с восхищением рассматривала резные деревянные панели на стенах, изысканную лепнину на потолке, французские обои, красивые шторы. Мебель розового дерева была обита старинной голубой парчой. В комнате стояли виндзорские стулья, французское пианино, пол устилал толстый восточный ковер. При виде всего этого великолепия у Кэтлин захватило дух.
      – Как здесь красиво! Я и не представляла, что вы живете в такой роскоши!
      Доусон улыбнулся и молча повел ее в смежную комнату, оказавшуюся библиотекой. На полках старинных книжных шкафов стояли тысячи книг.
      – Доусон, неужели вы прочли все это?
      Он рассмеялся:
      – Не все. С тех пор как я встретил вас, у меня совсем не стало времени на чтение.
      Из библиотеки вела еще одна дверь – в комнату для игры в карты. Здесь стояло несколько столов, покрытых зеленым сукном, одну стену целиком занимал бар.
      – Этой комнатой я больше не пользуюсь, но, бывало, мы частенько играли здесь в покер… до того, как в моей жизни появились вы.
      Доусон и Кэтлин поднялись по широкой лестнице красного дерева. Идя по длинному коридору второго этажа, в который выходило множество дверей, Доусон пояснил:
      – За этими дверями – спальни и комнаты для гостей.
      В дальнем конце коридора Доусон распахнул массивную дверь, и они оказались в огромной гостиной. Комната, обставленная тяжелой мебелью, сейчас освещалась только пламенем камина. Ее стены были тоже обшиты голубой парчой. Доусон выпустил руку Кэтлин и прошел через комнату к двустворчатой двери, ведущей в хозяйскую спальню. Распахнув створки, он пригласил Кэтлин войти. Здесь также стояла добротная старинная мебель, напротив широкой кровати жарко пылал еще один камин, две стены почти целиком занимали высокие окна. Голубые парчовые занавеси были раздвинуты, и из окон открывался восхитительный вид на Миссисипи.
      – Доусон, это же просто чудо! Вы можете любоваться рекой, даже не вылезая из кровати! Мне здесь так нравится, что…
      Доусон улыбнулся и сел на кровать. Кэтлин повернулась к нему и спросила:
      – Разве вы не собираетесь зажечь свечи?
      – Камин дает достаточно света. Для того, что я собираюсь сказать, мне хотелось создать романтическую обстановку. Идите сюда, Кэтлин.
      Кэтлин несмело подошла. Доусон усадил ее рядом с собой.
      – Дорогая, я полюбил вас с той самой минуты, когда впервые увидел. Я хочу, чтобы вы стали миссис Доусон Харп Блейкли. Выходите за меня замуж, Кэтлин. – Доусон нежно поцеловал ее в губы.
      Руки Кэтлин обвили его шею.
      – О, Доусон, я тоже вас люблю. Когда мы поженимся?
      – Как можно скорее, любовь моя. Именно об этом я и собираюсь говорить завтра с вашим отцом. И вот почему я привез вас в свой дом. Я хочу, чтобы вы все как следует осмотрели и начали думать, какие изменения вам захочется внести.
      – Доусон, я не хочу ничего менять! В жизни не видела такого замечательного дома! Мне так хочется побыстрее здесь поселиться…
      Доусон рассмеялся:
      – Дорогая, я уверен, что вам захочется что-то переделать. Вероятно, обстановке этого дома недостает изящества.
      – Я хочу, чтобы у нас была общая спальня.
      – Я надеялся, что вы это скажете. Решено, эта спальня будет нашей общей. – Доусон снова поцеловал Кэтлин в губы и медленно опустил ее на мягкую постель. Рука, обнимавшая Кэтлин за талию, переместилась на ее грудь. Кэтлин прерывисто вздохнула и выгнулась ему навстречу.
      – Как жаль, что мы не можем пожениться прямо сейчас, – прошептал он, касаясь губами ее шеи. – Я так сильно тебя хочу, любовь моя!
      – О Доусон, – выдохнула Кэтлин.
      Она потянулась к нему, ответила на поцелуй, и Доусон почувствовал, что теряет контроль над собой. Казалось, комната завертелась. Он резко сел. Кэтлин открыла глаза и немного обиженно спросила:
      – В чем дело, дорогой?
      – Нам пора возвращаться, – пробормотал Доусон. Он встал с кровати и провел дрожащей рукой по волосам, потом оглянулся на Кэтлин. Она лежала на кровати, раскинув руки, и дышала учащенно. Как ни странно, к нему вернулось самообладание.
      – Вставайте, любовь моя, и помните, что когда мы окажемся в этой комнате в следующий раз, вы уже будете моей женой и мы сможем оставаться в постели столько, сколько пожелаем.
      – Вы правы, дорогой. – Кэтлин улыбнулась и встала. – И не вздумайте ничего здесь менять, мне нравится все как есть.
      Кэтлин первая направилась к двери, Доусон последовал за ней.
 
      – Ханна, где ты? – крикнула Абигайль. – Мы готовы ехать, ждем только тебя.
      В дверях появилась Ханна.
      – Мисс Абигайль, я обещала поехать с вами и с мисс Кэтлин, но уж больно день был тяжелый, нельзя ли мне остаться дома и отдохнуть?
      Заметив усталость на полном лице няньки, Абигайль тут же согласилась:
      – Конечно, ты можешь остаться, если хочешь. Обещай, что до нашего возвращения не выйдешь из своей комнаты.
      – Хорошо, мисс Абигайль, я пойду к себе и немного посплю.
      Кэтлин уже ждала на улице в коляске. Абигайль подошла к мужу, чтобы поцеловать его на прощание.
      – Ханна неважно себя чувствует, я разрешила ей остаться дома.
      – Хорошо, дорогая. Будь осторожна.
      Луи поцеловал жену в щеку и подсадил в коляску. Глядя вслед, Луи помахал жене рукой.
 
      Ровно в два часа дня Доусон подъехал к Сан-Суси. Дверь открыл сам Луи.
      – Входите, Доусон.
      – Добрый день, мистер Борегар, – сказал тот с обаятельной улыбкой. – Кэтлин и миссис Борегар уже уехали?
      – Да, мы совершенно одни. Проходите в библиотеку. – На суровом лице Луи не появилось и намека на улыбку. – Налить вам выпить? – Не дожидаясь ответа гостя, он плеснул себе виски.
      – Спасибо, не надо, мистер Борегар. Я бы предпочел перейти сразу к делу. Вероятно, вы догадываетесь, что я люблю вашу дочь и прошу ее руки. Обещаю, что буду хорошо о ней заботиться и обеспечу ей достойную жизнь.
      Луи отхлебнул большой глоток виски и уставился в огонь. Его темные глаза оставались холодными. Наконец он повернулся и в упор посмотрел на Доусона.
      – Мистер Блейкли, вы ни при каких обстоятельствах не женитесь на моей дочери!
      Доусон опешил:
      – Я не понимаю, мистер Борегар. Что вы сказали?
      – Я сказал, что вы, должно быть, спятили, если вообразили, что я позволю моей дорогой дочери выйти за вас. Ну что, теперь понятно? Вы на ней не женитесь, я запрещаю!
      – Как вы можете запретить? Ваша дочь меня любит. Вы радушно принимали меня в своем доме, позволяли Кэтлин со мной встречаться. Почему вы изменили мнение? Я не понимаю.
      – Я никогда не желал видеть вас в своем доме! Я лишь терпел ваше присутствие, потому что моя своенравная дочь была вами очарована. Я думал, ее увлечение скоро пройдет, однако оно затянулось.
      – Что я сделал, чтобы заслужить вашу неприязнь? Я люблю и уважаю вашу дочь, и вам это известно. Я думаю только о том, чтобы сделать ее счастливой.
 
      Ханна лежала на кровати и уже засыпала, когда вдруг услышала доносившиеся снизу голоса. Удивляясь, кто бы это мог быть, она встала, подошла к двери и чуть-чуть приоткрыла ее. «Удивительное дело, дома никого не должно быть», – подумала она. Ступая как можно тише, Ханна спустилась по лестнице, прошла через холл и остановилась у двери в библиотеку. То, что она услышала, так потрясло ее, что она замерла. Она узнала возбужденные, гневные голоса хозяина и Доусона Блейкли.
      – Я тоже желаю счастья Кэтлин, мистер Блейкли, вот почему я никогда не позволю ей стать вашей женой.
      – Бог мой, но почему? Я же не сделал ей ничего плохого! – Доусон невольно сорвался на крик.
      – Будьте любезны потише! Неужели вы не понимаете, мистер Блейкли, что моя дочь неизмеримо выше вас по рождению? По отцовской линии ее родословная восходит к королям Франции, по материнской – к королям Англии. Члены наших аристократических родов никогда не женились и не выходили замуж за людей более низкого происхождения. Если вы хотите возвыситься, женившись на девушке из аристократической семьи, то вы пришли не по адресу.
      – Я не пытаюсь возвыситься, как вы изволили выразиться. Я люблю вашу дочь, а все остальное для меня не имеет значения.
      – Зато для меня имеет. Я знаю, кто вы и откуда родом, вы не годитесь в мужья моей дочери! Ваша мать была Харп, мистер Блейкли, а на Юге всем известно, что за люди были эти Харпы. Они грабители, убийцы, отбросы общества! Белая шваль!
      – Мистер Борегар, но я-то не такой. Да, Харпы были моими предками, но я-то к этому какое имею отношение? Я человек порядочный, и вам это известно.
      – Это не важно. Вы Харп, и Кэтлин никогда не войдет в эту семью. Вы родились и выросли под обрывом. Ваша мать была из семейства Харпов, а отец – какой-то карточный шулер. И у вас еще хватает наглости спрашивать, почему я отказываюсь выдать за вас свою дочь?
      Лицо Доусона потемнело от гнева.
      – Я все знаю о своих предках и не собираюсь за них извиняться. Может, им жилось немного тяжелее, чем вам. Разве вы можете знать, что такое ничего не иметь и пробиваться в жизни своими силами? Все, что у вас есть, было преподнесено вам на блюдечке с золотой каемочкой, а я родился в Нижнем Натчезе; в одиночку пытался выбиться в люди и преуспел в этом. Я всего добился сам и горжусь этим. Если бы вы родились в Нижнем Натчезе, то, вероятно, оставались бы там до сих пор. Моя мать, какую бы фамилию она ни носила, была женщиной порядочной. Отца я плохо помню, но раз мать его любила, значит, в нем было что-то хорошее. Я не стыжусь, что мое второе имя – Харп. Что бы вы обо мне ни думали, я горжусь тем, что всего в жизни добился сам.
      – Ну и гордитесь на здоровье, но на моей дочери вы не женитесь.
      – Нет, женюсь, и вы ничего не сможете поделать!
      – А вот тут вы ошибаетесь. Могу и кое-что обязательно сделаю. Я публично вызову вас на дуэль.
      Доусон рассмеялся ему в лицо:
      – Господи, неужели вы думаете, что я вас боюсь? Я почти уверен, что без труда убью вас.
      – Вот именно. – Луи улыбнулся. – Как вы думаете, после этого моя дочь все еще будет вас любить? Лично я в этом сомневаюсь. Она возненавидит убийцу отца. Видите, как просто? Я вас обыграл. Если я вас убью, вы проиграли, если вы меня убьете, вы все равно проиграли. В любом случае Кэтлин вам не достанется. Оставьте ее в покое. Я знаю, гордость и высокомерие не позволят вам не принять вызов, так что лучше уходите.
      – Кэтлин меня не разлюбит, а если я передам ей ваши слова, она сразу же выйдет за меня замуж.
      – Ничего вы ей не расскажете. Я буду все отрицать. Уезжайте, Блейкли, и чем скорее, тем лучше. Я так люблю свою дочь, что готов пожертвовать собственной жизнью, чтобы помешать ее браку с вами.
      – Я могу ее увезти, и вы не узнаете куда…
      – Я буду преследовать вас даже на краю света. Результат будет тем же: один из нас убьет другого, и вы проиграете. Кэтлин не сможет любить убийцу своего отца.
      Доусона охватило ощущение безысходности. Если Кэтлин его возненавидит, он этого не переживет. Если он увезет ее против воли Борегара, этот жестокий человек и впрямь пустится за ними в погоню. Поверит ли Кэтлин, если он перескажет ей сегодняшний разговор? Вряд ли. Она любит отца и доверяет ему. Ему ничего не остается, кроме как отказаться от любимой.
      – Вы победили. Я уеду. Я люблю Кэтлин и не хочу, чтобы она была несчастна. Полагаю, вы ей скажете, что я никогда не любил ее по-настоящему и сбежал, струсив в последний момент?
      – Именно это я и собираюсь сказать. Как вы думаете, когда вы сможете уехать?
      – Сегодня ночью. Как только закончу дела, отправлюсь на свой пароход, и еще до исхода ночи меня здесь не будет.
      – Вот и хорошо. Если Кэтлин спросит, я скажу, что до меня дошли слухи, будто вы покидаете город.
      Доусон судорожно сглотнул.
      – Как хотите.
      Луи удовлетворенно улыбнулся:
      – А если Кэтлин все-таки найдет вас до того, как вы отплывете, скажите, что вы ее никогда не любили. Поняли?
      – Понял.
      Доусон направился к выходу, и Ханна поспешила покинуть свой пост у двери. Сердце ее бешено колотилось. Отец Кэтлин прогоняет ее любимого! Это разобьет бедняжке сердце! Господи, что делать, как помочь девочке?
 
      Доусон уже открыл дверь библиотеки, когда Борегар крикнул ему вслед:
      – И еще, я хочу, чтобы вы немедленно переименовали пароход!
      Доусон круто развернулся, глаза полыхнули огнем.
      – Может, ваша дочь и принадлежит вам, но пароход – моя собственность, и он будет носить имя «Моя Дайана»! И не пытайтесь на меня давить, а то я могу убить вас прямо сейчас.
      С этими словами Доусон вышел из дома и, вскочив в седло, сломя голову поскакал прочь, подальше от Сан-Суси, подальше от дьявола, который называет себя любящим отцом. Он несся по улицам, пришпоривая коня, его лицо было перекошено от гнева.

Глава 6

      Кэтлин переодевалась к самому важному вечеру в своей жизни, внутри у нее все пело от радостного возбуждения. Пока Ханна застегивала на ней крючки синей бархатной юбки, она тихонько напевала и улыбалась, глядя на себя в зеркало. Какая жалость, что приходится прятать тонкую батистовую рубашку под блузкой! Кэтлин положила руки на талию и повернулась кругом, представляя, что бы сказал Доусон, если бы увидел ее без блузки. Она вдруг поняла, что пройдет всего несколько недель и Доусон увидит ее не только без блузки… При этой мысли Кэтлин густо покраснела.
      Кэтлин приколола на воротник небольшую старинную брошь с камеей, доставшуюся в наследство от бабушки Ховард. Когда Доусон подарил ей эту блузку, Кэтлин подумала, что такой изящной у нее еще не было. Правда, отец сказал, что джентльмену не полагается дарить молодой леди одежду, но Кэтлин в ответ возразила, что они любят друг друга и скоро станут мужем и женой.
      За окном уже темнело. Кэтлин рассчитывала, что разговор Доусона с ее отцом прошел гладко и скоро они будут поздравлять друг друга. Сгорая от нетерпения увидеться со своим женихом, она выпорхнула из комнаты и поспешила в гостиную, но нашла там только мать. Увидев дочь, Абигайль улыбнулась:
      – Ты прекрасно выглядишь, дорогая.
      – Ты тоже, мама. А где отец? Он что, еще не готов?
      – Твоего отца нет дома, ума не приложу, что могло его задержать.
      – Ты хочешь сказать, что его и днем не было дома? – воскликнула Кэтлин.
      Едва она успела произнести эти слова, как открылась входная дверь и в дом вошел Луи. Кэтлин бросилась навстречу отцу.
      – Папа, ты видел Доусона?
      – Девочка моя, – Луи мягко высвободился из объятий дочери, – может, ты дашь мне сначала войти и согреться?
      – Папа, ты встречался сегодня с Доусоном? – не отставала Кэтлин. – Он с тобой поговорил?
      Луи с грустью посмотрел в глаза дочери.
      – Дорогая, боюсь, у меня для тебя плохие новости. Я был в городе и слышал, что Блейкли сегодня вечером покидает Натчез.
      – Этого не может быть! Доусон обещал, он…
      – Доченька, – Луи обнял Кэтлин за плечи, – я прождал его весь день, но он так и не появился. Я и сам озадачен не меньше тебя.
      Кэтлин оттолкнула отца и закричала:
      – Это неправда! Доусон меня любит, он хочет на мне жениться! Это какая-то ошибка!
      Абигайль подошла к дочери.
      – Отец не стал бы тебя обманывать. Прошу тебя, не расстраивайся, на Доусоне свет клином не сошелся, у тебя будут другие поклонники.
      – Нет! – Голос Кэтлин сорвался на визг. – Он не уедет, я его не отпущу! Я сама к нему пойду!
      Она выбежала в холл, распахнула дверь гардероба и набросила на плечи голубую шерстяную накидку с капюшоном.
      – Ты никуда не пойдешь! – отрезал Луи. – Не выставляй себя дурой! Блейкли, вероятно, уже поднялся на свой пароход и…
      – Я пойду на пристань и задержу его! Это какое-то недоразумение, я должна с ним поговорить… – Кэтлин была близка к истерике.
      Луи Борегар решительно взял дочь за руку:
      – Юная леди, вы не выйдете из этого дома!
      Кэтлин высвободила руку и бросилась к выходу. Уже в дверях она крикнула:
      – Я иду к нему, и вы меня не остановите!
      Яростно сверкнув голубыми глазами, она выскочила в темноту.
      – Дэниел! – закричал Луи. – Быстрее, ты должен пойти за ней!
      – Слушаюсь, мистер Борегар. – И негр поспешил за Кэтлин, даже не остановившись, чтобы взять пальто.
      Абигайль заплакала:
      – Луи, почему вы ее отпустили?
      – Ну, ну, дорогая, все будет в порядке.
      – Но что, если…
      – Уверяю вас, я обо всем позаботился. Доусон не женится на нашей дочери. Через несколько недель она и не вспомнит про этого бродягу, так что не забивайте свою хорошенькую головку всякой ерундой. – Луи поцеловал жену и снисходительно улыбнулся: – Не пора ли нам пообедать?
 
      Кэтлин забилась в угол коляски, по щекам ее лились слезы. «Почему Доусон уезжает? Ведь он меня любит, – думала она. – Наверняка произошло какое-то недоразумение».
      Едва коляска остановилась, Кэтлин спрыгнула на пристань, побежала к «Моей Дайане» и стала подниматься по сходням. Услышав шаги, Сэм вышел посмотреть, кто там.
      – Мисс Кэтлин, что вы здесь делаете?
      – Сэм, – Кэтлин схватила лоцмана за большую черную руку, – ради Бога, скажите, Доусон здесь?
      – Здесь-то он здесь, – очень мрачно отвечал Сэм. – Но только он в ужасном настроении, на всех кричит, ругается…
      – Где он? Я должна его видеть.
      – Ох, мисс Кэтлин, вряд ли вам стоит с ним встречаться. Как бы чего не вышло…
      Не слушая возражений, Кэтлин побежала к трапу, ведущему к каюте Доусона.
      – Пошел прочь, Сэм! – рявкнул изнутри Доусон, услышав ее робкий стук.
      Кэтлин толкнула дверь и вошла внутрь. На большом письменном столе тускло горела единственная свеча. По каюте были разбросаны чемоданы. Доусон сидел за письменным столом, сжимая в одной руке стакан, в другой – полупустую бутылку виски. Кэтлин ужаснулась, увидев выражение его лица – холодное, жесткое. Он медленно поднялся из-за стола и посмотрел на Кэтлин с таким видом, будто видел впервые:
      – Что вам нужно?
      Кэтлин бросила накидку на кушетку и шагнула к нему.
      – Что мне нужно? Я хочу знать, что происходит!
      Он равнодушно пожал плечами.
      – Ничего. Просто я решил уехать, разве это запрещено законом?
      – Это какая-то нелепость! – Голос Кэтлин сорвался на крик. – Вы же меня любите, мы собираемся пожениться. Вы не можете уехать!
      – Не кричите, Кэтлин, у меня голова болит.
      – Голова болит? Да вы пьяны!
      – Пока не пьян, но надеюсь скоро дойти до нужной кондиции.
      – Доусон, любимый, я…
      – Нет, Кэтлин, – холодно возразил он. – Я вас не люблю. Некоторое время вы меня забавляли, но это прошло. Как видите, женщины – вроде шампанского. Свежее искрится и щекочет нос, но быстро выдыхается. Наши отношения выдохлись. Все кончено.
      Кэтлин было больно и обидно, но она не собиралась сдаваться. Подойдя еще ближе, она привстала на цыпочки и прошептала:
      – Вы меня любите, Доусон Блейкли. – Она поцеловала его в губы. – Я знаю, что любите.
      – Это бесполезно, Кэтлин, вы только напрасно тратите время. Я вас не люблю и никогда не любил. – Он подтянул к себе стул с высокой прямой спинкой, сел, расставив ноги, и сложил руки на груди. – Почему вы не уходите?
      Кэтлин смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыла боль, и не могла поверить в происходящее.
      – Я заставлю тебя меня полюбить, – сказала она с вызовом и начала расстегивать верхние пуговицы белой кружевной блузки.
      Взгляд Доусона был прикован к ней, но он хрипло пробормотал:
      – Кэтлин, не делайте этого.
      Она продолжала расстегивать блузку. Доусон пытался отвести взгляд, но это оказалось выше его сил. Теперь она стояла в тонкой батистовой нижней рубашке с голубыми лентами. У него захватило дух.
      – Ради Бога, Кэтлин, прекратите. У вас что, гордости нет?
      – Гордости? – Она подняла на него печальный взгляд. – Нет, больше не осталось. Я тебя люблю и не позволю тебе уйти.
      Кэтлин повела плечами, и рубашка упала на пол. Когда ее изящные ручки взялись за пояс юбки, он не выдержал и накрыл их своими. От этого прикосновения слезы Кэтлин вдруг сменились рыданиями. Доусон медленно притянул ее к себе, усадил на одно колено и принялся гладить по голове, успокаивая. Рыдания стали постепенно стихать. На мгновение закрыв глаза, он простонал:
      – Боже, прости меня!
      Как только пылающие губы Доусона коснулись нежной молочно-белой кожи ее груди, его покинули остатки здравого смысла, весь мир перестал существовать, кроме близости его возлюбленной. Доусон покрывал нежное тело Кэтлин обжигающими поцелуями, и в ней поднималась волна прежде не испытанных ощущений.
      – Я знала, что ты меня любишь, – прошептала она.
      – Я молюсь на тебя, – прошептал в ответ Доусон, продолжая покрывать поцелуями ее грудь. Он старательно избегал касаться соблазнительных розовых пиков, чтобы окончательно не потерять контроль над собой, хотя уже решил принять то, что она предлагает.
      Кончиком языка он стал обводить контуры ее трепещущих губ, пока Кэтлин не стало казаться, что ее рот заключен в кольцо огня. Наконец губы Доусона оторвались от ее рта и стали ласкать бархатистую кожу щеки. Кэтлин стало жарко. Доусон обвел языком очертания маленького уха и хрипло прошептал:
      – Кэтлин, моя Кэтлин! Я люблю тебя, ты будешь только моей!
      Доусон больше не думал о будущем, он был уверен в одном: он любит эту прекрасную девушку, и она должна принадлежать ему. Сейчас он снимет одежду с ее изумительного тела и насладится его сладостью.
      – Доусон, – дрожащим голосом проговорила Кэтлин, – скажи, что все, что ты мне наговорил, неправда. Ведь на самом деле я тебе не надоела…
      – Любовь моя, – перебил Доусон, целуя в шею, – сейчас я покажу тебе, что чувствую.
      Его рот требовательно прижался к ее рту, и у Кэтлин все поплыло перед глазами. Доусон привлек ее к себе. Шершавые волоски, покрывающие его крепкую грудь, щекотали нежную кожу ее груди. Поцелуи Доусона становились все настойчивее. Не отрываясь от ее рта, он подхватил Кэтлин под коленки и понес на кровать. Когда он начал раздевать ее, его руки дрожали от нетерпения, а Кэтлин стояла неподвижно, как послушная маленькая девочка. Близость ее обнаженного тела сводила с ума, ему очень хотелось смотреть на нее, восхищаясь ее красотой. Но вместо этого Доусон нежно поцеловал ее в шею и стал медленно разворачивать к себе.
      Кэтлин вдруг застеснялась, быстро юркнула в постель и натянула простыню до самого подбородка. Доусону удалось лишь мельком увидеть то, о чем он мечтал, но и этого хватило, чтобы кровь вскипела в нем. Он мысленно приказал себе не торопиться. Нужно действовать медленно и осторожно, чтобы не спугнуть Кэтлин.
      Он присел на край кровати и сначала снял только рубашку и ботинки, затем придвинулся к Кэтлин и положил руки по обе стороны от ее дрожащего тела.
      – Любимая, посмотри на меня, – прошептал он.
      По-прежнему сжимая в пальцах край простыни, Кэтлин несмело приоткрыла глаза и встретилась с его страстным взглядом.
      – Доусон, – прошептала она с дрожью в голосе, – я тебя люблю, но я… боюсь.
      Он стал перебирать ее шелковистые волосы.
      – Не бойся, любовь моя, это же я, твой Доусон. Тебе нечего меня бояться. Господи, как же я тебя люблю!
      Он медленно наклонился и коснулся ее губ своими. Вскоре Кэтлин уже самой хотелось, чтобы поцелуи стали более глубокими, более страстными, более долгими, и она стала в нетерпении покусывать его нижнюю губу, просовывать язык ему в рот, страстно стремясь к большей близости.
      – Доусон, о, Доусон, пожалуйста… – выдохнула она.
      Только тогда Доусон слился с ней в долгом поцелуе. Кэтлин отвечала ему с такой же неистовой страстью. Казалось, этот поцелуй длился целую вечность. Когда Доусон оторвался от нее, Кэтлин лежала с закрытыми глазами, ее губы припухли, лицо пылало. Он склонил голову к ее груди. Кэтлин блаженно вздохнула. Ободренный ее реакцией, Доусон начал обводить языком круги вокруг соска, следя, чтобы не причинить боль. Глаза Кэтлин широко распахнулись. С ее губ невольно сорвался стон восторга:
      – Доусон, о Доусон!
      Не поднимая головы, он продолжал втягивать ртом набухший и затвердевший пик, его поцелуи становились все более жадными.
      Очень долго Доусон ограничивался только тем, что целовал ее губы и грудь. Он довел Кэтлин до такого состояния, что она беспокойно заметалась под ним, бедра непроизвольно задвигались. Страстно шепча ей на ухо ласковые слова, Доусон сдернул простыню и положил руку на ее живот. От прикосновения его пальцев Кэтлин вся затрепетала. Доусон лег рядом с ней и снова стал целовать.
      Кэтлин забыла обо всем, кроме Доусона и его ласк. Его рука легла на внутреннюю поверхность бедра, потом медленно двинулась вверх, нежно лаская самые чувствительные места. Кэтлин застонала и крепче обхватила его за шею.
      – О Доусон…
      – Милая, позволь мне любить тебя.
      – Я не могу… я не знаю…
      – Можешь, милая, я тебя научу, только доверься мне.
      Он продолжал ласкать ее. У Кэтлин пересохло в горле, взгляд затуманился от желания, все тело охватил огонь. Она хотела его, хотела всего, что может дать ей его любовь. Покрывая поцелуями ее раскрасневшееся лицо, Доусон вскочил с кровати и одним движением освободил свое до боли возбужденное тело из оков одежды.
      Кэтлин чуть-чуть приоткрыла глаза. Ее взгляд скользнул по его сильному, загорелому, откровенно возбужденному телу.
      – Люби меня, Доусон.
      Заглянув в глубину ее доверчивых глаз, он прошептал:
      – Кэтлин, я люблю тебя больше жизни. Пока я жив, я всегда буду любить тебя.
      – Я тоже люблю тебя и никогда не полюблю другого.
      Он убрал с ее щеки прядь светлых волос и предупредил:
      – Мне очень жаль, дорогая, в первый раз будет больно.
      Он лег на нее и осторожно вошел в мягкое, податливое тело невинной девушки, еще не знавшее мужчины. Кэтлин вскрикнула. Доусона затопила волна любви и раскаяния. Целуя ее, он прошептал:
      – Любимая, прости меня.
      От острой боли у Кэтлин выступили слезы на глазах, но она только крепче обняла его за шею и прошептала:
      – Все в порядке, любимый…
      В крепких мужских объятиях она вскоре почувствовала, что боль прошла. Теперь она испытывала наслаждение даже более острое. Целуя ее шею, Доусон начал медленно двигаться в ней. Прислушиваясь к новым ощущениям, Кэтлин задвигалась ему навстречу.