Невидимый партнер

— Но почему?

— Да потому что ни один землянин не может нести ответственность за своего Джустаса. Как я могу поклясться, что не убегу, если за другой моей половиной уследить невозможно? Разве может один близнец дать клятву за другого?

— Стража! — взревел комендант, но вид у него был явно разочарованный.

Следующие двенадцать дней Лайминг слонялся по камере, ночами время от времени болтая с Джустасом, в расчете на подслушивающих под дверями. Ну и влип же он в историю!

Но теперь отступать уже поздно — или пан, или пропал…

Качество еды оставляло желать лучшего, хотя ее по-прежнему давали вдоволь. Стражники не знали, как с ним обращаться (так всегда бывает, если пленнику удается снюхаться с начальством) и предпочитали игнорировать землянина. Поймали еще четверых беглых ригелиан, однако не расстреляли, а просто водворили на место. Судя по всему, он пока еще держит врага на мушке.

Лайминг, естественно, никому не рассказывал о своих делах, но остальные заключенные откуда-то прознали, что именно он неким загадочным образом замешан в общем послаблении режима. Во время прогулок они выказывали ему глубокое почтение, как человеку, которому удалось достичь невозможного. Но время от времени их любопытство все же прорывалось наружу.

— Тебе известно, что последних четырех не расстреляли? — спросил знакомых ригелианин.

— Да, — признался Лайминг.

— Говорят, что ты положил конец расстрелам.

— Кто говорит?

— Да так, слухи ходят.

— Вот именно, слухи.

— Интересно, почему первых пойманных расстреляли, а следующих — нет? Должна же быть какая-то причина, — допытывался ригелианин.

— Может быть, зангов совесть заела, пусть даже с опозданием, — предположил Лайминг.

— Нет, здесь что-то другое.

— Ну и что же?

— Кто-то их достал.

— Кто же например?

— Я не знаю. Но ходят упорные слухи, что комендант ест у тебя из рук.

— И живу я шикарно, и кормят в офицерской столовой.

Похоже на правду, верно? — поддел собеседника Лайминг, — Ну, лично я так не думаю. Но с землянами надо всегда держать ухо востро. — Немного поразмыслив, он спросил:

— А что ты собираешься делать с той проволокой, которую я тебе притащил?

— Хочу связать из нее пару носков. Нет ничего удобнее и прочнее, чем проволочные носки.

Лайминг отделывался от любопытных и молчал, не желая будить напрасные надежды. Чем больше проходило времени, тем больше росло его беспокойство. Ни союзники в целом, ни Земля в частности понятия не имеют о Джустасах. Предположим, противник сделает предложение об обмене пленных два за одного. Оно будет отвергнуто с вполне понятным негодованием. Категорический отказ с их стороны может обернуться для него неприятными вопросами, на которые у него нет ответа.

Тогда рано или поздно противника осенит, что ему довелось повстречать самого наглого лгуна во вселенной, и Лаймингу устроят какую-нибудь хитроумную проверку. Он провалится — тут-то все и начнется. Он ни в коей мере не переоценивал свою заслугу в том, что ему так долго удавалось водить противника за нос. Из тех немногих книг, которые ему довелось прочесть, явствовало, что в основе религии зангов лежит почитание духов предков. К тому же зангам знаком так называемый полтергейст. Почва была подготовлена задолго до него. Он лишь вспахал ее и засеял. Если жертва уже верит в двух невидимых существ, ее не так уж трудно убедить проглотить и третье.

Однако, когда в ответ на предложение обмена союзники передадут Асте Зангасте недвусмысленное предложение катиться подальше, третий призрак, скорее всего, лопнет. Если только не удастся очередной убедительной выдумкой залатать дыры и реанимировать этот плод воображения.

Но что придумать?

Лайминг мучительно искал ответ на этот вопрос. Он занимался этим и тот момент, когда за ним снова явилась стража.

В кабинете, как и ожидалось, сидел комендант, но вместо Паллама на Лайминга с любопытством воззрилась целая дюжина штатских. Всего, значит, тринадцать — как раз подходящая комиссия, чтобы признать его годным для мясорубки.

Лайминг сел, ощущая себя в центре всеобщего внимания.

Совсем как шестихвостая мускусная крыса в зоопарке. Четверо штатских тут же принялись по очереди атаковать его вопросами. Их интересовал один-единственный предмет: бопамагилви. Похоже, что они часами развлекались с ним и в результате достигли только легкого отупения. Такой результат их категорически не устраивал.

— Вы должны рассказать, на каком принципе основан бопамагилви. Он что, концентрирует телепатический сигнал в узкий пучок большого диапазона? На каком расстоянии ваш Джустас выходит из зоны прямой связи, так что приходится вызывать его с помощью этого устройства? Почему для получения ответа необходимо сначала провести направленный поиск? И прежде всего, откуда вы знаете, как сделать спиральную петлю?

— К сожалению, я не могу объяснить этого. Откуда знает птица, как вить гнездо? Знание это чисто инстинктивное. С тех самых пор, как мне удалось впервые согнуть кусок проволоки, я всегда знал, как вызвать своего Джустаса.

— Может, ваш Джустас вложил вам в голову необходимые знания?

— Если честно, то я об этом никогда не задумывался. Тем не менее очень может быть, — согласился Лайминг.

— Любая ли проволока годится? — не успокаивалась комиссия.

— Да, если она не содержит железа.

— Все ли земные спирали одинаковой конструкции и размера?

— Нет, все зависит от индивидуальности владельца.

— Мы произвели тщательный и доскональный обыск землян, содержащихся в латианском плену. Ни у кого из них подобных приборов не оказалось. Как вы это объясните?

— Да им они просто не нужны, — Лайминг настолько сжился со своей ложью, что почти не задумывался об ответах;

— Почему же?

— Потому что у латиан в плену находится больше четырехсот землян и они всегда могут рассчитывать, что, как минимум, несколько Джустасов в нужный момент окажутся под рукой.

К тому моменту, когда их натиск иссяк, у Лайминга просто ум за разум зашел, а душа провалилась в пятки. Но на этом мучения не прекратились: настал черед коменданта.

— Союзники наотрез отказались принимать пленных землян первыми или обменивать их из расчета два к одному и вообще дальше обсуждать этот вопрос. Что вы на это скажете? — грозно спросил он.

Случилось то, чего Лайминг опасался больше всего. Собрав остатки воли в кулак, он ответил:

— Давайте посмотрим на вопрос с точки зрения моих соотечественников. На вашей стороне — больше двадцати разных народов, самые могущественные из них — бесспорно, латиане и зебы. Сами подумайте, неужели Сообщество согласилось бы с предложением союзников отдать приоритет при обмене какой-то определенной расе? Допустим, такими счастливчиками окажутся, к примеру, танзиты — что ж, по-вашему, латиане и зебы так и проголосуют, чтобы они попали домой первыми?

Тут вмешался высокий, начальственного вида субъект в штатском:

— Я — Давед, личный помощник Зангасты. Он придерживается такого же мнения и считает, что землян просто забаллотировали. Поэтому я уполномочен задать вам один вопрос.

— Какой же? — устало спросил Лайминг.

— Ваши союзники знают о Джустасах?

— Нет.

— Вам удалось скрыть от них истинное положение вещей?

— Никто и не думал что-то от них скрывать. Просто для Друзей наши партнеры незаметны. Ведь Джустасы эффективны только в борьбе с врагами — тогда их уже ни от кого не скроешь.

Прекрасно. — Давед подошел поближе и напустил на себя заговорщический вид. — Латиане развязали войну, а зебы вступили с ними в военный союз. Все остальные, в том числе и мы, оказались втянутыми по разным причинам. Латиане сильны и заносчивы, но мы знаем, что они не отвечают за свои действия.

— Каким образом это касается меня?

— Мы, более слабые народы, не можем противостоять латианам или зебам в одиночку. Но, объединившись, мы станем достаточно сильны, чтобы выйти из войны и поддерживать нейтралитет. Поэтому Зангаста связался с остальными.

Лайминг обалдел. Господи, ну и дела! Вот чего можно добиться, имея всего-навсего моток медной проволоки!

— Сегодня он получил от них ответ, — продолжал Давед. — Они готовы создать единый фронт во имя обретения всеобщего мира — при условии, что союзники признают их нейтралитет и проведут обмен пленными.

— Такое трогательное единодушие среди мелкой рыбешки говорит о многом, — злорадно вставил Лайминг.

— О чем же? — насупился Давед.

— О том, что силы союзников недавно одержали победу.

При этом кому-то изрядно досталось.

Давед не сказал ни да, ни нет.

— На этой планете вы — единственный пленный землянин.

И Зангаста считает, что вас можно прекрасно использовать.

— Каким образом? — снова насторожился Лайминг.

— Он решил послать вас на Землю. Ваша задача — убедить землян, чтобы они согласились на наши предложения.

Запомните, если вам это не удастся, сотням тысяч инопланетных пленников придется несладко.

— Я могу только постараться, но, сами понимаете, гарантировать ничего не могу. Но вы тоже запомните: вздумаете сделать из пленных козлов отпущения, раньше или позже придется поплатиться.

— А как союзники узнают? — парировал Давед — Ведь здесь не будет ни землян, ни Джустасов, так что некому будет тайком их проинформировать. Таким образом мы нейтрализуем землян. Так что союзники не смогут воспользоваться сведениями, которых у них не будет.

— Вот уж верно, — согласился Лайминг и мысленно усмехнулся. «Тем, чего у тебя нет, никак не воспользуешься».

Для переправки Лайминга на землю занги предоставили легкий эсминец с десятью членами экипажа. Довольно быстро он доставил их на базовую планету, находившуюся на передней линии фронта, сделав во время перелета единственную посадку для заправки и смены дюз.

Аванпостом владели латиане, но их совершенно не заинтересовали планы младших партнеров. Да им и в голову не пришло, что человекообразное существо в зангастанском экипаже — настоящий землянин. Латианские техники тут же принялись менять обшивку дюз, готовя истребитель в обратный путь. А Лайминга в это время пересадили на одноместный латианский корабль-разведчик со снятым вооружением.

Перед отлетом все десять зангов торжественно отдали ему церемониальный салют.

Корабль стартовал. С этой минуты Лаймингу пришлось полагаться только на себя. Взлет оказался сущим адом. Пилотское кресло было ему велико и вдобавок подогнано под латианскую задницу, так что все выпуклости и вогнутости приходились не туда, куда надо. Совершенно незнакомые приборы к тому же и располагались в непривычных местах.

Кораблик был мощный и быстроходный, но отвечал на изменение положения рулей совсем иначе, чем земной. Лайминг все-таки взлетел, хотя так и не понял, как это ему удалось.

Весь полет его преследовали опасения, что корабль засекут локаторы союзников и их орудия разнесут его в клочья.

Он мчался среди звезд, положившись на везение и не прикасаясь к передатчику. Сигнал вызова на вражеской частоте мог в единый миг превратить его в удобную мишень.

Лайминг держал курс прямо на Землю. Он почти не ложился, а если и спал, то тревожно и чутко. Лайминг не доверял дюзам, хотя продолжительность полета была в несколько раз меньше той, которую он проделал на своем корабле. Незнакомому автопилоту он не доверял хотя бы потому, что тот был вражеской конструкции.

Самому кораблю он не доверял по той же причине. Союзным войскам он не доверял, потому что у них была манера сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы.

Лайминг пересек линию фронта незамеченным скорее благодаря счастливому случаю, нежели умелому управлению. Такой подвиг при достаточной наглости мог бы совершить и противник, только вряд ли отважился бы: ведь мало попасть на территорию союзников, куда труднее оттуда выбраться.

Наконец, в один прекрасный миг, Лайминг, по-прежнему, никем не замеченный, на всей скорости вынырнул над ночной стороной Земли. Он сел, вернее, плюхнулся на поле в двух милях к западу от главного космопорта. Было бы совсем уже глупо рисковать в конце пути, сажая латианскую посудину посредине космопорта. Некто, вздремнувший на дежурстве у тяжелого лазера, мог вздрогнуть от неожиданности и пальнуть.

В ярком свете Луны он пешком подошел и главным воротам космопорта. Послышался окрик часового:

— Стой, кто идет?

— Лейтенант Лайминг и Джустас Фенакетибан.

— Подойдите для опознания.

Лайминг поплелся для опознания, размышляя про себя, что такой приказ — верх идиотизма. Часовой видит его впервые в жизни и, при всем желании, не смог бы отличить даже от Минни Мак Свини. Хотя, конечно, — мысли пачкают мозги! Лайминг почувствовал себя дома.

Перед воротами на него обрушился мощный сноп света.

Лайминг остановился. Из ближайшей будки выскочил какой-то молодчик с тремя нашивками на рукаве и со сканером, за которым волочился тонкий черный кабель. Этим сканером он начал беспорядочно размахивать перед лицом прибывшего. Из рации последовал громкий приказ:

— Немедленно отвести в штаб разведки!

Сержант и часовой встали по обеим сторонам Лайминга и повели его на территорию. Они почти прошли ворота, но тут часовой встревожено заверещал:

— Эй, а где же второй парень?

— Какой еще парень? — остановившись, спросил сержант и начал озираться по сторонам.

— А ну-ка, дыхни! — посоветовал Лайминг.

— Но ведь вы сами назвали мне два имени, — чуть не лопаясь от злости, настаивал часовой.

— Если хорошенько попросишь, сержант выдаст тебе еще парочку, — сказал Лайминг. — Не так ли, сержант?

— Ладно, пошли, — проворчал сержант, проявляя какую-то болезненную раздражительность.

До штаба разведки они добрались без эксцессов.

Дежурным по штабу оказался полковник Фамер. Он воззрился на Лайминга, как на привидение, и тихо сказал:

— Вот те на!

Потом повторил это еще семь раз.

— Что происходит? — без всякого вступления навалился на него Лайминг. — Почему мы отказываемся махнуть пленных землян два к одному?

Казалось, Фамер с трудом приходил в себя от кошмарного сна.

— Ты и об этом знаешь?

— Стал бы я спрашивать, если бы не знал!

— Ладно. Но зачем нам принимать такое невыгодное предложение? Ведь мы, слава богу, еще не сошли с ума!

Лайминг наклонился над столом, опираясь на него руками, и изрек:

— Непременно соглашайтесь, но на одном условии.

— На каком условии?

— Чтобы они заключили такой же договор в отношении латиан. Двое наших за одного латианина и одного Гомика.

— Кого-кого?

— Да Гомика же, — Лайминга раздражала непонятливость полковника. — Латиане сожрут это, как пить дать. Они так долго кричали на всех перекрестках галактики, что один латианин стоит двух врагов, вот пусть и расплачиваются. Да они с радостью согласятся — слишком уж они самодовольны, чтобы отказаться от такого предложения. Еще объявят его доказательством того, что их мощь известна даже противнику.

— Но как же… — начал Фамер, испытывая легкое головокружение.

— За их союзников не беспокойтесь. Единственная опасность, что они затопчут друг друга, спеша первыми согласиться на наше предложение. У них есть свои задумки, которые латиане поймут, когда будет уже слишком поздно. Ну что вы теряете? Попробуйте хотя бы ради шутки. Запомните: двоих наших — за одного латианина и его Гомика.

Фамер вскочил, выпятив брюхо, и взревел:

— Да кто такой этот чертов Гомик?!

— Это выяснить проще простого. Насчет Гомика спросите У своего Джустаса, — посоветовал Лайминг.

После этого заявления Фамер начал заметно нервничать.

Он сбавил тон до задушевного и продолжил разговор со всей Доступной ему мягкостью:

— Меня просто потрясло твое появление. Прошел почти год, как тебя объявили без вести пропавшим. Мы считали, что ты погиб.

— Пришлось совершить вынужденную посадку на краю света. А там кучка покрытого чешуей сброда, который именует себя зангами, запихнули меня в каталажку.

— Ну-ну, это все в прошлом, — сказал полковник, успокаивающе помахивая руками. — Лучше расскажи, как тебе удалось от них смыться?

— Фамер, вам я не могу лгать. Я заморочил их своим бопамагилви.

— ???

— А потом они посадили меня на их крейсер с десятью фаплапами на борту. — Не обращая внимания на потерявшего дар речи собеседника, Лайминг изо всех сил пнул стол, так что листы бумаги из аккуратной стопки запорхали по кабинету, как весенние бабочки. — А теперь давайте сюда кого-нибудь из контрразведки. Надеюсь, у них не контрмозги? И не забудьте послать радиограмму: двое наших за одного вшивого латианина и Гомика Тергомикера в придачу. — Он огляделся с безумным видом. — И еще — найдите, где бы мне вздремнуть. Я просто с ног валюсь от усталости.

Сдерживаясь из последних сил, Фамер задал бесполезный вопрос:

— Лейтенант, как вы разговариваете с полковником?

— Разговариваю, как умею. Майор Сопливый в печь пирог поставил. Так пусть его сомнет зеленый кот. — Лайминг снова пнул ногой стол. — Ну, скорее же, полковник! Выполняйте свое обещание, положите меня в постельку!