Помолчали, сверля друг друга враждебными взглядами. Гиясэддинов продолжал допрос:
      - Значит, вы не знаете девушку с прозвищем Сачлы? Я говорю про Алиеву Рухсару Халил-гызы...
      - Имя знакомое...
      - Я вам сейчас напомню. По вашему указанию эту девушку вызывали в прокуратуру, допрашивали, издевались, затем отпустили на поруки. Позавчера, в тот день, когда вы сделали попытку убить Зюльмата, буквально за несколько минут до этого вы поздоровались с Рухсарой Алиевой, даже назвали ее по имени. Девушка шла за арбой, на которой были убитые...
      - Ах, вспомнил! - перебивая, воскликнул Субханвердизаде.- Так ты о ней говоришь?! Как же, как же, я знаю эту Рухсару!.. Очень хорошо знаю! Славная девушка!.. Теперь я все вспомнил, Алеша... Действительно, шли какие-то разговоры по городу, болтали о ней всякий вздор... Люди-то, сам знаешь, какие еще есть - несознательные, косные... Видят - приехала из столицы симпатичная девушка, одета модно, по-городскому, узкая юбка там, шелковая блузка, туфельки на каблучках и прочее, вот и начали злословить... Разве сплетникам рот зажмешь?.. Я, когда услышал, что болтают про нее, рассердился, хлопнул кулаком по столу... Какое, говорю, имеют право обыватели порочить наши молодые кадры?.. Не давать, говорю, девушку в обиду!.. Да, было такое дело, Алеша... Но всего ведь в голове не удержишь... Дел-то вон сколько!..
      Гиясэддинов, не удержавшись, поддел:
      - Что правда, то правда: дел за вами много!.. На память, значит, жалуетесь?.. В таком случае позвольте мне помочь ей!
      - Помочь моей памяти?..- Субханвердизаде криво улыбнулся.- Что же, помогай, Алеша. Ты намного моложе меня... Помоги!
      - Хорошо, постараюсь. Так вот, по вашему указанию на Рухсару Алиеву в прокуратуре было заведено дело. Я подчеркиваю: по вашему указанию! Что вы на это скажете?
      Мысль Субханвердизаде напряженно работала: "Интересно, что этому татарину известно?.. Ведь дело Рухсары я сжег... Значит, прямых доказательств моей причастности к этой истории у него нет..."
      - По моему указанию? - переспросил он и сощурился.
      Гиясэддинов кивнул:
      - Да, по вашему личному указанию. Было такое дело?
      Субханвердизаде хлопнул себя по лбу:
      - Ах, да, верно!.. Вспомнил!.. Действительно, я в это дело вмешался... Да, да, теперь припоминаю... Дело было так... До меня дошло, что про девушку, приехавшую к нам из Баку, представительницу молодых медицинских кадров, болтают всякий вздор, обливают, беднягу, грязью, даже бумажки какие-то начали писать на нее... Вот я и дал указание: немедленно прекратить! Оставить в покое честного человека!.. У меня и свидетели, есть- прокурор Дагбашев. Он подтвердит, что это было именно так. Правда, Дагбашев, как я уже сказал, вчера утром срочно выехал в Баку проконсультироваться с врачами... Что-то у него с головой не в порядке... Но так ведь он рано или поздно вернется!.. Надо думать, его там подлечат...
      Субханвердизаде умолк, настороженно вглядываясь в бесстрастное лицо Гиясэддинова.
      "Хорошо, что Дагбек уехал! - думал он.- Вовремя я его спровадил... Трус!.. Он бы меня мгновенно утопил!.. Раскололся бы на первом же допросе!.. Теперь же Дагбек не опасен... По приезде в Баку он должен сразу же передать мое письмо Братцу и Высокому... Глупый Дагбек!.. Баран!.. Не подозревает, что в этом письме между строк секретными чернилами написан ему приговор... Братец и Высокий - люди дельные, не затянут исполнение этого приговора... Трус должен умереть!.. Таковы законы борьбы!.."
      Гиясэддинов размеренно постукивал носком сапога по полу.
      При этом он как-то странно, многозначительно смотрел на Субханвердизаде. Спросил:
      - А вы не допускаете мысли, что Дагбашев никуда не уехал, точнее - был возвращен с полдороги?
      Сердце Гашема обмерло. Гиясэддинов продолжал постукивать ногой по полу. Субханвердизаде понял: Дагбашев здесь.
      - Да, так вы утверждаете,- продолжал деловым тоном Гиясэддинов,- будто дали указание прекратить травлю Рухсары Алиевой... Так я вас понял?
      - Да, я распорядился...
      - Что вы распорядились?.. Продолжайте вашу мысль... Или помочь вам?.. Извольте!.. Вы распорядились уничтожить заведенное на девушку дело... Так?., Это вы хотели сказать?..
      - Совершенно верно, я приказал это сделать... Решил: зачем загромождать шкафы наших следственных органов всякой глупой писаниной?..
      - А ведь было бы очень любопытно заглянуть в это дело! Как говорится, потянешь за конец ниточки - и весь клубочек обнаружится! Значит, нет сейчас в прокуратуре этого дела?
      - Я приказал Алияру уничтожить его...
      - Ах, вот как?!
      - Да. Сказал: сожги эту чушь!.. Сказал: эта грязная клевета на невинную девушку только позорит наши следственные органы!
      - Так-так, понятно, понятно!..- иронически протянул Гиясэддинов.- А что, если следователь Алияр будет утверждать совсем другое? Это вас не удивит?
      Субханвердизаде несколько мгновений размышлял, затем твердо сказал:
      - Нет, не удивит!
      - Почему же?
      - Ясно, Алияр будет изворачиваться, ловчить, лгать, сваливать, как говорится, с больной головы на здоровую. Он будет пытаться выгородить себя! А для этого есть только один путь: переложить свою вину на другого! Или я не прав?
      Гиясэддинов, сохраняя серьезность, кивнул:
      - Да, в ваших словах есть логика.
      - Вот видите, даже вы согласны со мной! - обрадованно воскликнул Субханвердизаде.- Конечно, Алияр что-нибудь соврет, пытаясь выгородить и обелить себя!.. От такого человека можно всего ожидать, вы же это понимаете! Сам того не заметив, Субханвердизаде начал говорить Гиясэддинову "вы".- Тот, кто принимал участие в травле невинной девушки, способен на любую подлость!
      Гиясэддинов выдвинул ящик стола, достал из него синенькую папку и положил перед Гашемом со словами:
      - Это подлинник. А то, что вы сожгли у себя в кабинете в печке, было копией дела. Можете посмотреть, я разрешаю. Кстати, здесь есть ссылка и на вас, как на представителя вышестоящей инстанции, который настаивает на выдворении из города Рухсары Алиевой за "недостойное поведение".
      Субханвердизаде оцепенел на мгновение. Выдержка окончательно изменила ему, он заревел:
      - Льва хотите поймать в капкан?! Не вы-ы-ыйдет!..
      Гиясэддинов заливисто, удовлетворенно рассмеялся, сказал негромко:
      - На львов капканы не ставят. Они ставятся на волков!
      Гашем ощутил непоборимый страх. Ему хотелось вскочить со стула и убежать из этой комнаты, от этого человека с суровым, проницательным взглядом. Но он понимал, что убежать ему не позволят...
      - Я хочу задать вам еще один вопрос,- нарушил затянувшееся молчание Гиясэддинов.- Или, может, вы устали?
      - Задавайте...- выдавил из себя Субханвердизаде. Его нервы были уже на пределе.
      - Вопрос такого порядка... Вы Зюльмата знаете? - Не дав Гашему возможности ответить, Гиясэддинов сразу же продолжал: - Или мы вот что с вами сделаем, дабы сэкономить время, а то, я чувствую, вы снова начнете уточнять, тянуть: "Что за Зюльмат?.. В районе проживает не один Зюльмат... О каком именно Зюльмате идет речь?.." - и так далее... Мы вот что давайте сделаем: пригласим сюда этого Зюльмата... Как, не возражаете?
      Субханвердизаде, потупившись, молчал.
      Гиясэддинов нажал кнопку звонка сбоку на столе. В комнату заглянул Балахан.
      - Давай! - коротко приказал начальник.
      Балахан исчез и спустя несколько минут ввел в кабинет Зюльмата.
      Субханвердизаде, обернувшись, угрюмо посмотрел на бандита. Зюльмат сделал вид, будто не замечает его.
      Гиясэддинов в упор смотрел на Гашема:
      - Ну, вы знаете этого человека?
      Субханвердизаде поморщился:
      - А-а, так это тот самый злодей, в которого я стрелял?.. Бандит?..
      - Вот именно, тот самый злодей и бандит, которого вы намеревались отправить на тот свет без покаяния, как говорят русские! - насмешливо сказал Гиясэддинов.- Повторяю вопрос: вы знакомы с ним лично?
      Субханвердизаде не отвечал.
      Гиясэддинов перевел взгляд на Зюльмата:
      - А ты, Зюльмат, знаешь этого человека? - Он кивнул на Субханвердизаде.
      - Так же хорошо, как и он меня,- глухо ответил бандит.- Я ведь вам все рассказал, начальник...
      Субханвердизаде выкрикнул, перебивая его:
      - Ложь!.. Клевета!.. Как можно верить этому отщепенцу, врагу советской власти?! Он хочет меня оговорить!.. Известный прием!.. Думает наговором облегчить свою участь!.. Явно он хочет свести со мной счеты!.. Помнит, что я чуть не прикончил его... Вы же сами видели, как это было!.. Если бы Балахан не помешал мне, я бы рассчитался с этим гадом за Хосрова!.. Теперь он мстит мне!.. Но кто поверит ему?
      Гашем умолк, выхватил из кармана платок, начал утирать пот, который градом катил по его лицу.
      - Так, значит, Зюльмат, ты утверждаешь, что знаком с Гашемом Субханвердизаде? - повторил вопрос Гиясэддинов.
      - Знаком... К сожалению, знаком...- мрачно отозвался Зюльмат.- Я от вас ничего не скрыл... Я сложил свое оружие...- Он показал взглядом на свою перебинтованную руку на перевязи.
      Гиясэддинов проговорил, обращаясь к Субханвердизаде:
      - Пора бы и вам тоже разоружиться. Берите пример с Зюльмата!
      - Нечего мне брать пример с этого бандита! - огрызнулся Гашем.- Советую вам, товарищ Гиясэддинов, прекратить этот спектакль!.. Что вы от меня хотите?
      - Хочу, чтобы вы правдиво отвечали на мои вопросы! Хочу, чтобы вы прекратили запираться! Хочу, чтобы вы, наконец, поняли, что игра ваша проиграна!..
      Субханвердизаде сидел с багровым от внутреннего напряжения лицом. Молчал.
      - Зюльмат! - снова обратился к бандиту Гиясэддинов.- Потрудись рассказать еще раз то, что ты рассказал нам этим утром. Так же подробно, обстоятельно! Понял?
      Бандит кивнул:
      - Понял, начальник...
      Он начал свой рассказ о том, как несколько лет тому назад Гашем через одного из своих людей, Сафтара Кязымова, работавшего в земотделе, установил с ним связь и предложил сотрудничество; как ему из-за Аракса переправили несколько ящиков с винтовками, как Гашем помогал его отряду деньгами, боеприпасами; как потом сам же Гашем приказал ему убрать этого связного, который, по его, Гашема, словам, "много знал". Зюльмат рассказал, что в последнее время связь осуществлялась через Дагбашева, который этим летом передал ему при личной встрече задание Гашема убить председателя Контрольной комиссии Сейфуллу Заманова и сообщил маршрут председателя "ККа", рассказал, как его подручный Кемюр-оглу это задание выполнил, как он, стоя под окном фельдшерского домика в Чай-арасы, получил лично от Гашема новое задание убить Гиясэддинова и Демирова, а также выкрасть из города девушку по прозвищу Сачлы; как он вместе с Кемюром-оглу побывал ночью в доме Гашема и тот сообщил им, что Демиров находится в деревне Дашкесанлы, и потребовал, чтобы они расправились с секретарем райкома, когда он будет возвращаться по горной дороге в город.
      Зюльмат выкладывал все без утайки.
      Когда он умолк, Гиясэддинов обратился к Субханвердизаде:
      - Ну, что вы теперь нам скажете?.. Надеюсь, начнете давать правдивые показания?!
      Субханвердизаде, с ненавистью глядя в лицо Гиясэддинова, заскрежетал зубами:
      - Все это ложь!.. Наглая, ничем не подтвержденная клевета!.. Наговор!..
      - Балахан! - сказал Гиясэддинов.- Уведи арестованного Зюльмата!..
      Бандит вдруг сделал шаг в сторону стола, проговорил хрипло:
      - Начальник, ты сам знаешь, я сказал правду... Ничего от тебя не утаил... Хочу облегчить душу перед смертью, перед тем, как уйти в землю...
      - Ты, по-моему, еще не все нам сказал, Зюльмат! - строго произнес Гиясэддинов.
      - Все!.. Клянусь тебе, начальник, все!.. Больше на моей душе нет никаких кровавых дел!.. Все ты знаешь, все я тебе выложил!..
      - О делах своих - возможно,- сказал Гиясэддинов, согласно кивая головой.Но это еще не все, что нас интересует.
      - Спрашивай - я отвечу тебе, начальник...
      Гиясэддинов помолчал немного.
      - Хорошо, спрошу...- Добавил с иронией: - Если ты настаиваешь на этом. Скажи, где твой сын? Где Хейбар?
      Зюльмат потупился. Ничего не ответил. Гиясэддинов терпеливо ждал, поглядывая то на мрачное лицо Гашема, то на Зюльмата. Опять задал вопрос:
      - Ну, так где же скрывается Хейбар?
      Наконец Зюльмат вскинул глаза на Гиясэддинова. Видно было: упоминание о сыне заставило его страдать.
      - Про сына ничего не скажу, начальник...- произнес он.
      Гиясэддинов помолчал, затем вдруг спросил;
      - Сколько лет твоему Хейбару, Зюльмат?
      Бандит ответил не сразу.
      - Шестнадцать, начальник..
      - Мальчик совсем!- Сделав паузу, Гиясэддинов продолжал: - У твоего Хейбара вся жизнь еще впереди. Подумай, Зюльмат! Ты потянул за собой на дурной путь еще ребенка. Буду говорить прямо: жизнь его искалечена, но подлечить ее можно... Пока еще не поздно... Пока еще за Хейбаром нет тяжких преступлений. Но он может совершить их в любую минуту...
      Зюльмат настороженно смотрел в лицо Гиясэддинова. Во взгляде его были одновременно и страх, и пробуждающаяся надежда.
      - Хейбар вооружен? - спросил как бы между прочим Гиясэддинов.
      Губы Зюльмата дрогнули.
      - Я спрашиваю тебя, Зюльмат, есть при мальчике оружие, которое может помочь ему совершить какую-нибудь непоправимую ошибку?.. Много ли у юноши, почти подростка, ума в голове? Подумай сам... Так он при оружии?
      Гиясэддинов пристально смотрел в глаза Зюльмата. Неожиданно тот кивнул:
      - При оружии, начальник... Я дал ему...
      - Не любишь ты своего сына, Зюльмат! - заметил укоризненно Гиясэддинов.
      - Люблю, начальник!..- с болью в голосе произнес бандит.- Он мой первенец!.. Была потом дочь - умерла, аллах забрал... Я говорил себе: Хейбар моя последняя опора в жизни, моя последняя надежда!.. Думал, не погаснет навеки очаг в моем доме, еще завьется дымок над моей крышей, под которой жили мой отец и мой дед и прадед...
      - И все-таки ты не любишь своего сына по-настоящему, Зюльмат! - повторил твердо Гиясэддинов. Перевел взгляд на Балахана, распорядился:- Балахан, уведи Зюльмата! - Добавил иронически: - А то, мне кажется, наш гость Гашем Субханвердизаде может обидеться на нас за наше невнимание к его особе. Сочтет нас невежливыми!
      Балахан подошел сзади к Зюльмату, тронул за локоть, кивнул, приглашая следовать за собой. Бандит сделал шаг к двери. Затем обернулся к Гиясэддинову, спросил растерянно:
      - Так как же Хейбар?..
      - О Хейбаре мы еще поговорим сегодня,- ответил Гиясэддинов.- Пока ступай, подумай над моими словами!
      Балахан увел Зюльмата.
      Гиясэддинов посмотрел на темное окно. Вечер уже давно наступил.
      Субханвердизаде, угрюмый, подавленный, сидел сгорбившись на стуле, уставясь в пол. Хмурил брови, изредка метал исподлобья злые взгляды на Гиясэддинова.
      "Ну, вот ты и спекся! - подумал удовлетворенно Гиясэддинов.- Теперь тебя можно брать, как говорится, голыми руками!.."
      Субханвердизаде словно угадал его мысли и, угадав, будто взбунтовался, как бунтует, чуя кончину, загнанный в западню зверь. Вскочил со стула, заорал:
      - Безобразие!.. Вы за это ответите!.. Верите бандиту, преступнику, убийце?!
      Гиясэддинов даже опешил на мгновение. Он никак уже не ожидал от Гашема этой вспышки наигранного гнева. Не выдержав, вдруг сам обрушился криком на него:
      - Это ты убийца!.. Сукин сын!.. Убийца Сейфуллы Заманова!.. Убийца Хосрова!.. Убийца честных советских людей!.. Ты покушался на Демирова!.. Ты обманывал партию и народ!.. Махровый злодей!.. Чудовище в обличий человека!.. На твоих руках кровь наших товарищей!
      Гиясэддинов увидел, как колыхнулась тяжелая портьера на двери и из-за нее выглянуло встревоженное лицо Балахана, привлеченного его криком. Ему с трудом удалось овладеть собой. Он умолк, начал торопливо закуривать.
      - Я буду жаловаться! - бормотал Субханвердизаде.- Это групповщина!.. Я буду жаловаться!..
      - Продолжаешь изворачиваться?!
      - Да, да, я буду жаловаться! - истерично выкрикивал Гашем, размахивая руками.
      И тут Гиясэддинов нанес завершающий удар:
      - Уж не тем ли отщепенцам ты будешь жаловаться, которым Дагбашев вез от тебя письмо, не подозревая, что в нем его приговор?! - Выхватив из ящика стола знакомый Гашему розовый конверт, он выразительно потряс им в воздухе.
      Субханвердизаде рухнул на стул как подрубленный. Кровь сбежала с его лица, он сделался белее полотна.
      Но он еще не собирался сдаваться. Он и вправду в своих повадках был схож с Диким зверем, который, и смертельно раненный, продолжает сопротивляться до последнего издыхания.
      - Имей в виду,- прохрипел он,- все, что я делал, я делал по указанию Демирова!.. Он мне приказывал!.. Он мне давал деньги и золото!.. Нападение на него в горах мы устроили для отвода глаз!.. Чтобы тебя одурачить!.. А ты поверил!.. Сам сообрази: как бы он смог уйти тогда живым от Зюльмата?! Все было разыграно, как по нотам!.. Учти, чекист!..
      Он умолк, тяжело дыша.
      - Мразь!..- едва слышно, подавляя новый приступ бешенства, сказал Гиясэддинов.
      Вдруг Гашем быстро сунул руку в карман галифе... Однако вытащить ее назад ему помог подоспевший Балахан, который все это время стоял настороже за портьерой у двери.
      На пол с глухим стуком упал наган.
      Гиясэддинов трижды нажал на кнопку звонка. Почти тотчас в комнату вошли два милиционера.
      - Возьмите его! - распорядился Гиясэддинов, добавил: - Тщательно обыскать! На руки наручники!..
      Гашема увели.
      - Товарищ начальник,- заговорил Балахан,- Зюльмат, как только я вывел его от вас, начал проситься снова к вам. Говорит, хочу сказать начальнику что-то очень важное.
      - Давай его сюда! - приказал Гиясэддинов. Покачал головой: - Ну и денек у нас с тобой сегодня, а, Балахан!..
      Спустя несколько минут Балахан привел Зюльмата.
      Бандит заговорил прямо с порога, торопясь, сбивчиво, словно боялся, что его не станут слушать.
      - Начальник, я скажу, где Хейбар! Только не губите мальчика. Я один во всем виноват!.. Во время боя на Красных скалах он сидел в медвежьей берлоге, поэтому вы не нашли его...
      - Где он может быть сейчас?
      - Ищите Хейбара в деревне Шахвелли, что недалеко от границы. Там живет его тетка, сестра его матери, Гюльниса... Добрая женщина, бездетная... Очень любит Хейбара... У нас ещё раньше был разговор с ним: в случае чего, если вдруг разлучимся, он должен идти в Шахвелли и ждать меня там... Уверен, начальник, Хейбар сейчас у Гюльнисы!.. Больше ему некуда податься. Берите его ночью, а то парень горячий - не наделал бы глупостей!..
      - Как он вооружен? - поинтересовался Гиясэддинов.
      - У него винтовка, наган и кинжал...
      - Однако!..- покачал головой Гиясэддинов.- А много ли у него патронов?
      - Винтовочных - с два десятка. И еще те, что в нагане...
      - Хорошо! Больше у меня к тебе вопросов нет! - строго сказал Гиясэддинов.Завтра поговорим... Уведи его, Балахан!
      Оставшись один, Гиясэддинов опять протянул руку к коробке с папиросами. Закурил. С наслаждением затянулся. Откинулся на спинку стула. Закрыл глаза. Побежали минуты.
      Гиясэддинов курит в задумчивости. Мыслями его неожиданно овладевает Хейбар.
      Вспоминается разговор с Хангельдиевым в палатке в лесу вскоре после боя на Красных скалах. Кажется, он назвал Хейбара "волчонком". Хангельдиев сказал ему тогда в ответ: "Змею поймали, а змееныша оставили на свободе!.."
      Волчонок... Змееныш... Как будто все это так, правильно... Ведь говорит народная мудрость: яблоко от яблони недалеко катится. И все-таки какое-то смутное чувство неудовлетворенности собой из-за этих слов - "волчонок", "змееныш" - гложет исподволь сердце Алеши Гиясэддинова.
      Чем виноват ребенок, если родился от такого отца?..
      Уже несколько лет скитается Хейбар в горах вместе с отцом... Действительно как волчонок!..
      Интересно, сколько было лет мальчику, когда отец забрал его с собой в горы?.. Одиннадцать?.. Двенадцать?.. Или, может, какое-то время после раскулачивания Зюльмата мальчик жил у родственников, скажем, у той же Гюльнисы из Шахвелли, и отец забрал его к себе в лес лишь совсем недавно, когда подросток окреп и вступил в юношеский возраст?..
      Все это имеет значение для будущей судьбы Хейбара!
      Судьба Хейбара... Как она сложится?.. Как сложится жизнь этого юного, искалеченного отцом человека?.. Что с ним будет через десять лет?.. Где он будет через эти десять лет?..
      Будет трудиться... Конечно, рано или поздно женится... Ведь жизнь есть жизнь... И родятся у Хейбара дети... И они тоже будут жить в советском обществе, будут советскими полноправны
      ми ЛЮДЬМИ...
      И Хейбар и его потомки будут жить... Не только жить, но и трудом своим, своими жизнями выправлять зигзаги пути в своей родословной!.. К тому их обяжет, этого от них потребует их общество - всей своей мудрой, созидательной мощью.
      Гиясэддинов курит, думает и вдруг начинает как-то странно, улыбаться грустно и в то же время светло...
      Все-таки загадочная штука - сердце человеческое! Загадочная и прекрасная... А может, совсем не загадочная?.. Может, очень даже простая?..
      Простая и прекрасная?!
      Да, как сама жизнь...
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
      Был ранний вечер. В окно уже заглядывал темно-сиреневый сумрак.
      Ветер налетал порывами, с завыванием и присвистом, ударял с разбега в стекла, словно задался целью высадить их, заставлял их дребезжать и позвякивать.
      На улице тревожно шумели облетевшие тополя и чинары.
      Осень держалась долго, стойко. И сейчас еще не хотела сдаваться перед упорным натиском подступившей зимы. Но было ясно: дни ее сочтены.
      В комнате было тепло и уютно. На столе горела лампа с зеленым стеклянным абажуром.
      Нанагыз устроилась на кровати. Шила что-то, неловко, одной рукой, зажав шитье между коленями. Время от времени вскидывала глаза на дочь.
      Рухсара сидела за столом перед раскрытой книгой. На плечи ее был накинут большой серый шерстяной платок.
      Мать часто задерживает взгляд на профиле Рухсары. Нанагыз видит: девушка задумалась, смотрит не в книгу, даже не поверх книги, не в стол, застланный розовой скатертью, и даже не в стену, в которую упирается стол,- куда-то намного дальше... Гораздо дальше, несравнимо!.. Смотрит так уже давно. Как только села за стол. И вчера так смотрела. И позавчера. И третьего дня.
      Куда же она смотрит?.. В прошлое?.. Или в будущее?.. О чем думает?.. О ком?..
      Мать все видит... Глаза у Рухсары сухие. Печальные, но сухие.
      Нанагыз вздыхает. Нет, в будущее так не смотрят...
      Она прожила долгую, нелегкую жизнь. Знает, вернее, чувствует: так смотрят только в прошлое, в родное, в близкое... Будущее, каким бы светлым, радостным ни ожидалось, ни представлялось человеку, все-таки никогда не ощущается таким близким и кровно-родным, как прошлое, если даже это прошлое связано со слезами и горем, если даже человеку хочется проклясть это прошлое... Ну, проклянет, но ведь никуда от него не денется. Оно с ним! Всегда будет с ним! И с ним человек придет в будущее, даже в счастливое будущее, если, конечно, таковое суждено ему.
      Придет?.. Или человек сам берет его с собой - это прошлое? Когда как. Кое-что забывается. Время затушевывает многое. Но не все. И не сразу.
      Нанагыз смотрит на дочь... Глаза у Рухсары сухие. Уже несколько дней сухие. С того вечера, как похоронили Хосрова.
      Что матери известно?.. Разве Рухсара говорит ей что-нибудь?.. Разве говорила?.. Разве делилась, делится своими переживаниями?.. Не такие теперь дети...
      Но мать знает все. Все чувствует.
      Нанагыз припоминает... Примерно с месяц назад Рухсару ночью подняли с постели. За ней пришел Хосров. Какая-то женщина не могла разродиться в деревне... Рухсара пошла в эту деревню. Сопровождал ее Хосров. Вернулась через день к вечеру. Радостная, довольная. Спасла женщину, спасла ребенка. Очень радостная. Говорливая. Давно ее Нанагыз не видела такой. Рухсара много рассказывала -- о том, как шли с Хосровом ночью по горной дороге, как натерла ногу, как впервые в жизни села на лошадь, как уснула на плече Хосрова. Даже пересказала матери историю юной учительницы-турчанки, рассказанную ей Хосровом.
      От Нанагыз не укрылось: после возвращения дочери из Чанахчи что-то с ней произошло. Рухсара словно воскресла. Стала жизнерадостной, бодрой, веселой, словом, прежней Рухсарой, какой она была, когда училась в Баку, когда еще не нанес ей рану Ризван... Нет, даже не такой - еще более радостной. Не то слово! Счастливой. Да, да, именно счастливой!
      А что же было потом?..
      Не так давно ночью опять Рухсару подняли с постели. Опять это был Хосров. Опять надо было куда-то идти. На несколько дней. Целуя ее на прощание, Рухсара сказала: "Не волнуйся, мамочка!.. Наверное, кто-нибудь заболел в деревне, позвонили в райком, потому меня туда и вызывают. Не беспокойся ни о чем. Я уверена, со мной опять пойдет Хосров. Через день-другой вернемся..."
      Вернемся... Рухсара вернулась. А вот Хосров...
      Нанагыз вспоминает...
      В ту ночь она не сомкнула больше глаз. Не из-за беспокойства о Рухсаре. Другие мысли гнали ее сон. Совсем другие! Радостные. Словно сама вдруг стала молодой... Хосров опять будет сопровождать Рухсару... Хосров.... Красивый парень!..
      Не раз видела Нанагыз, как Хосров проносится по улице на, своем красивом коне. Смотрела и невольно любовалась. И все, кто был на улице в этот момент, любовались молодым всадником. Хосров и Рухсара опять пошли вместе...
      В тот раз дочь вернулась из Чанахчи словно заново рожденная. Нанагыз чувствовала: в жизнь Рухсары вошло что-то новое, большое, светлое, прекрасное, совсем не похожее на то, что было, когда она встречалась с Ризваном...
      И ведь ничего-то ей особенного Рухсара не рассказала. Ну, вместе пошли. Ну, болтали в дороге. Роженица успешно разрешилась мальчиком, которого тоже назвали Хосровом. По дороге видели косулю, Хосров хотел застрелить ее Рухсара не позволила. Затем Хосров учил Рухсару стрелять из винтовки.
      Нанагыз смотрит на прикрытые платком худенькие плечи дочери. Ей не верится... Неужели она, Рухсара, ее дочь, сражалась в горах против банды наравне с мужчинами, стреляла из винтовки, даже ранила самого главного бандита - Зюльмата?.. Все в городе только об этом и говорят. Женщины с почтением смотрят на нее, Нанагыз, с почтением здороваются с ней, хвалят на все лады ее дочь, восхищаются отвагой Рухсары, сравнивают Рухсару с Гаджар - верной подругой и отважной сподвижницей народного героя Гачага Наби... И прежде Нанагыз не могла пожаловаться на отношение к ней женщин городка. Все с почтением здоровались с ней, хвалили ее дочь, превозносили умение Рухсары лечить больных, но сейчас, после возвращения отряда с гор, это почтение к ней и ее дочери удесятерилось... Можно ли большего желать?
      Подумать только, ее худенькая, хрупкая Рухсара ранила самого атамана банды!.. В тот день, когда ей, Нанагыз, впервые сказали об этом, когда отряд еще не вернулся в город, она хоть и с трудом, но все-таки поверила в это... А вот сейчас, когда смотрит на грустное лицо дочери, на ее тонкий профиль, на легкие волнистые пряди волос у ее нежного виска, на ее узенькие, как у девочки, плечи, она в это не верит... Не может поверить!.. Не может - и все!..
      Мать вспоминает...
      Да, в ту ночь, когда Рухсара и Хосров ушли опять вместе, она не уснула до утра... Как быстро иногда все делается в мыслях, в воображении!.. Все им подвластно - мыслям: и дела, и время!.. За те несколько часов, что Нанагыз пролежала в постели с открытыми глазами, она побывала на свадьбе своей дочери, не только ее, но и Хосрова, словом, поженила их, увидела их детей, своих внучат, нянчила их, пеленала, купала их у себя во дворе в Баку под инжировым деревом в оцинкованной ванночке с высокими краями...
      Нянчила, пеленала, купала, забыв о том, что она без одной руки... Безрукая!.. Пеленает!.. Разве такое возможно?..
      Все-все, оказывается, возможно, все подвластно мыслям человека!.. Жаль лишь, не всегда эта власть распространяется из жизни воображаемой на жизнь действительную!
      Вспоминает, вспоминает...
      А наутро к ней пришла женщина. Незнакомая. Хотя Нанагыз не раз встречала ее на улицах городка. Довольно моложавая, с приятным лицом. Наверное, когда-то была красавицей. Постучала в дверь, вошла. Нисколько не была смущена, словно зашла по какому-то важному делу, о котором они условились поговорить. Смотрела женщина на нее так, словно они были знакомы сто лет или были родные сестры и быть им в этом родстве до конца их дней. Сказала с порога: "Я - Фирюза, мать Хосрова. Доброе утро, Нанагыз-баджи!"
      Доброе утро...
      Пожалуй, это и вправду было самое доброе и прекрасное утро в жизни Нанагыз за последние годы, с тех пор как она потеряла Халила... Словно мгновенно перенеслась назад в тот день, когда в их дом к ее матери пришла какая-то незнакомая ей женщина - сватать ее за Халила... А ведь Фирюза заглянула просто ее проведать, поговорить, познакомиться. Оказывается, Хосров попросил мать об этом. О сватовстве, о свадьбе у них и разговора не было. Ни в тот день, ни на другой, когда Нанагыз в свою очередь пришла в гости к Фирюзе.
      А в то утро они с Фирюзой пили чай. Вместе позавтракали. Как положено, рассказали одна другой о своих жизнях, схожих, как схожи между собой жизни женщин, которые не могут похвастаться своей женской долей.
      О чем они только не переговорили в тот день!..
      И все-таки им осталось о чем говорить и на другой день. И на третий. И на четвертый...
      О чем они только не разговаривали!.. Но лишь не о сватовстве, не о свадьбе Рухсары и Хосрова, не об их счастье...
      А может, именно об этом только и говорили? Разве слова человека не несут в себе часто гораздо больший смысл, чем это может показаться на первый взгляд?.. И не стоит ли за каждым словом человека, даже случайно брошенным, даже за лживым, он весь сам, целое этой частицы, весь как нагой?..
      Да, все эти дни, когда она, Нанагыз, общалась с Фирюзой, она была, можно сказать, счастлива. Не за себя. За Рухсару.
      Ну, значит, и за себя... Уж так повелось на свете... Матери близко принимают к сердцу радости и невзгоды детей.