Первый же взгляд сказал ей больше, чем ей хотелось знать: у этих людей не было демонов. И они не были из мира Уилла, или из мира Циттагейзы, где демоны людей были внутри, а сами они выглядели живыми. Эти люди происходили из её собственного мира, и без демонов они выглядели тошнотворно жутко.
      Объяснение находилось около палатки возле озера. Лена Фельдт увидела женщину, короткоживущую, грациозную в своём охотничьем костюме цвета хаки, и полную жизни, подобно золотой обезьяне, прыгавшей у её ног около воды.
      Лена Фельдт спряталась посреди камней наверху и наблюдала, как госпожа Коултер поговорила с офицером, и как его люди начали ставить палатки, разжигать костры, кипятить воду.
      Ведьма была среди тех, кто вместе с Серафиной Пеккалой спасал детей из Болвангара, и больше всего ей хотелось пристрелить госпожу Коултер на месте, но той повезло: она стояла слишком далеко, и ведьма могла добраться до неё, только став невидимой. Так что она начала создавать заклинание. На это ушло десять минут глубокой концентрации.
      Наконец, уверенная в результате, Лена Фельдт спустилась по каменистому склону к озеру, и пришла через лагерь. Один или два солдата взглянули на неё, но обнаружили, что то, что они видят, очень трудно запомнить, и отвернулись. Ведьма остановилась около палатки, в которую зашла госпожа Коултер, и наложила стрелу на тетиву.
      Они прислушалась к низкому голосу, слышному сквозь ткань, а затем осторожно отодвинула входную занавеску.
      Внутри палатки госпожа Коултер разговаривала с мужчиной, которого Лена Фельдт раньше не видела: пожилой, седовласый и мощного телосложения, он сидел в парусиновом кресле рядом с госпожой Коултер, наклонившейся к нему и мягко что-то говорившей. Его демон-змея обернулся вокруг его руки.
      – Ну разумеется, Карло, – сказала она, – я расскажу тебе всё, что захочешь. Что ты хочешь узнать?
      – Как ты управляешь Призраками? – спросил мужчина. – Я не думал, что такое возможно, но они следуют за тобой, как собачки... Они что, боятся твоей охраны? Почему?
      – Всё просто, – сказала она. – Они знают, что если оставят меня в живых, получат больше пищи, чем если поглотят меня. Я могу обеспечить им столько жертв, сколько бы им ни захотелось. Как только ты рассказал мне про них, я поняла, что смогу управлять ими, и так оно и вышло. А ведь целый мир трепещет перед силой этих бледных тварей! Но Карло, – прошептала она, – ты ведь знаешь, я могу и доставлять удовольствие. Хочешь, я доставлю удовольствие тебе?
      – Мариса, – сказал он, – быть рядом с тобой – уже удовольствие...
      – Нет, Карло, ты ведь знаешь, ты знаешь, что я могу доставить тебе ещё большее удовольствие...
      Маленькие чёрные когтистые ладошки её демона поглаживали демона-змею. Мало-помалу змея расслабилась и начала стекать с руки мужчины в сторону обезьяны. Как мужчина, так и женщина держали бокалы золотистого вина, она отхлебнула от своего и наклонилась к нему ещё немного.
      – Ах, – сказал мужчина, когда его демон соскользнула с его руки и оказалась в руках золотой обезьяны. Обезьяна медленно приподняла её к лицу и потёрлась щекой вдоль изумрудной кожи. Язык обезьяны несколько раз мелькнул, и мужчина выдохнул.
      – Карло, скажи мне, зачем ты преследуешь мальчишку, – прошептала госпожа Коултер, и её голос был так же мягок, как и касания её демона. – Зачем тебе надо найти его?
      – У него есть кое-что, что мне нужно. О, Мариса...
      – Что это, Карло? Что у него есть?
      Он потряс головой. Но ему было тяжело сопротивляться, его демон нежно обвилась вокруг обезьяны, и тёрлась всем телом о длинную, роскошную шерсть, а руки обезьяны поглаживали её.
      Лена Фельдт наблюдала за ними, оставаясь невидимой всего в двух шагах от них. Её тетива была натянута, стрела готова, она могла бы выстрелить меньше, чем за секунду, и госпожа Коултер была бы мертва прежде, чем успела бы вдохнуть. Но ведьма была любопытна. Она стояла, неподвижная, молчаливая, с широко раскрытыми глазами.
      Но, пока она наблюдала за госпожой Коултер, она не смотрела назад, на маленькое озеро. На противоположной стороне его, казалось, росла маленькая рощица призрачных деревьев, рощица, что периодически шевелилась. Но, разумеется, это были не деревья, и, пока всё внимание Лени Фельдт и её демона было направлено на госпожу Коултер, одна из призрачных фигур оторвалась от группы и поплыла через озеро, не тревожа гладкую поверхность воды, и, наконец, остановилась рядом с камнем, но котором примостился демон Лены Фельдт.
      – Ты можешь сказать мне, Карло, – шептала госпожа Коултер. – Ты можешь прошептать мне. Ты мог бы заявить, что говорил во сне, и кто мог бы тебя обвинить? Просто скажи мне, что у этого мальчика, и почему ты это хочешь. Я могла бы помочь тебе получить это... Разве ты не хотел бы, чтобы я тебе помогла? Просто скажи мне, Карло. Мне этого не надо. Мне нужна девочка. Что это? Просто скажи мне, и ты получишь это.
      Он мягко шевельнулся. Его глаза были закрыты. Затем он сказал:
      – Это нож. Скрытный нож Циттагейзы. Ты не слышала про него, Мариса? Некоторые называют его «телевтайя махайра», последний истинный нож. Иные называют его Аэзахаэттр.
      – А что он делает, Карло? Почему он особенный?
      – Ах... Это нож, который режет всё. Даже его создатели не знали, что он способен сделать. Ничто и никто, ни материя, ни духи, ни ангелы, ни воздух – ничто не способно устоять перед скрытным ножом. Мариса, он мой, слышишь?
      – Разумеется, Карло. Обещаю. Позволь наполнить твой бокал...
      И, пока злолтая обезьяна гладила, ласкала и почёсывала изумрудную змею, снова и снова, пока сэр Чарльз вздыхал от удовольствия, Лена Фельдт увидела, что на самом деле происходило: пока глаза мужчины были закрыты, госпожа Коултер незаметно налила в бокал несколько капель из маленькой фляжки, после чего долила его вином.
      – Вот, дорогой, – прошептала она. – Давай выпьем, друг за друга...
      Он уже был пьян. Он взял бокал и жадно отхлебнул, раз, и снова, и снова.
      А затем, без предупреждения, госпожа Коултер встала на ноги и посмотрела Лене Фельдт прямо в лицо.
      – Ну что, ведьма, – сказала она, – ты что, думала, я не знаю, как вы становитесь невидимыми?
      Лена Фельдт от удивления замешкалась.
      За спиной госпожи Коултер, мужчина пытался вдохнуть. Его грудь ходила ходуном, лицо было красным, а его демон обмякла и еле шевелилась в руках обезьяны. Та с отвращением бросила змею на пол.
      Лена Фельдт попыталась натянуть лук, но жуткий паралич остановил её. Она не могла заставить себя двигаться. Подобного с ней никогда не случалось, и она тихо вскрикнула.
      – Слишком поздно для этого, – сказала госпожа Коултер. – Посмотри на озеро, ведьма.
      Лена Фельдт обернулась, и увидела, как её демон-пуночка бился и пищал, как если бы он был в стеклянной клетке, из которой выкачали воздух. Он подпрыгивал, падал, спотыкался, его клюв широко раскрывался в панике. Призрак обволакивал его.
      – Нет! – крикнула она, и попыталась шагнуть в ту сторону, но была остановлена приступом тошноты. Несмотря на своё состояние, Лена Фельдт видела, что госпожа Коултер обладала большей силой, чем любой другой из тех, кого она знала. Неудивительно, что Призраки подчинялись ей: никто не смог бы противостоять её власти. Лена Фельдт в отчаянии повернулась обратно к женщине.
      – Отпусти его! Пожалуйста, отпусти! – крикнула она.
      – Посмотрим. Девочка с вами? Девочка Лайра?
      – Да!
      – И мальчик? Мальчик с ножом?
      – Да... я прошу вас...
      – И сколько ведьм в вашем отряде?
      – Двадцать! Отпусти его, отпусти его!
      – Все в воздухе? Или некоторые остаются на земле с детьми?
      – Три или четыре всегда на земле, остальные в воздухе... больно... отпусти его или убей меня!
      – Как далеко они от нас? Они двигаются, или остановились отдохнуть?
      Лена Фельдт рассказала ей всё. Она бы смогла выдержать любую пытку, но не то, что происходило сейчас с её демоном. Когда госпожа Коултер узнала всё, что хотела, про местонахождение ведьм и про то, как они охраняли Лайру и Уилла, она сказала:
      – А теперь скажи мне вот что. Вы, ведьмы, знаете что-то про Лайру. Я почти добилась ответа от одной из твоих сестёр, но она умерла раньше, чем кончилась пытка. Что ж, тебя никто не спасёт. Расскажи мне правду про мою дочь.
      Лена Фельдт выдохнула: «Она станет матерью... она станет жизнью... матерью... она не подчинится... она станет...»
      – Назови её! Ты говоришь всё, кроме самого важного! Назови её! – закричала госпожа Коултер.
      – Ева! Мать всего! Ева, снова! Мать Ева! – выплеснула Лена Фельдт сквозь всхлипы.
      – Ах... – сказала госпожа Коултер.
      И она тяжело выдохнула, как если бы ей вдруг стал ясен смысл её жизни.
      Ведьма с трудом поняла, что она наделала, и сквозь ужас, что поглощал её, она попыталась закричать: «Что ты с ней сделаешь? Что ты собираешься делать?»
      – Разумеется, мне придётся уничтожить её, – сказала госпожа Коултер, – чтобы предотвратить ещё одно Падение... Почему я раньше не поняла? Это было так велико...
      Она мягко хлопнула в ладоши, как ребёнок, с широко раскрытыми глазами. Лена Фельдт, хныкая, слышала, как она продолжала: «Ну разумеется. Азраил пойдёт войной на Всевышнего, а затем... Разумеется, разумеется. Как раньше, так и сейчас. И Лайра в роли Евы. Но в этот раз она не падёт. Я присмотрю за этим.»
      Госпожа Коултер встала, и щёлкнула пальцами Призраку, удерживавшему демона ведьмы. Маленький демон остался лежать на камне, а Призрак двинулся к самой ведьме, а затем всё, что Лена Фельдт испытала до этого, было удвоено и утроено и умножено в сотни раз. Она почувствовала отвращение своей души, жуткое болезненное отчаяние, бессмысленную усталость такой силы, что она, казалось умрёт от неё. Её последней осмысленной мыслью было отвращение от жизни: её органы чувств лгали ей. Мир был соткан не из энергии и радости, но из мерзости, предательства, и отчаяния. Жизнь была отвратительна, а смерть ничем не лучше, и во всей вселенной это было первой, последней и единственной истиной.
      Так она и стояла, с луком в руке, безразличная, мёртвая в жизни.
      Так что Лена Фельдт не увидела и не озаботилась тем, что сделала госпожа Коултер. Не обращая внимания на седовласого мужчину, лежащего без сознания в парусиновом кресле, и на его демона, лежавшую в пыли, женщина позвала командира солдат и приказала им приготовиться к ночному маршу в горах.
      Затем она подошла к краю озера и позвала Призраков.
      Они пришли на её зов, скользя над водой, как колонны тумана. Она подняла свои руки и приказала им забыть, что они привязаны к земле, и один за одним они поднялись в воздух и улетели, несомые ветром, в сторону Лайры, Уилла и остальных ведьм. Но ничего этого Лена Фельдт уже не видела.
      После наступления темноты температура резко упала, и Уилл и Лайра, доев остатки сухого хлеба, улеглись под нависающей скалой в попытке согреться и отдохнуть. Хотя Лайре пытаться не пришлось: она отключилась меньше, чем за минуту, свернувшись калачиком вокруг Пантелеймона, но Уилл никак не мог заснуть, как бы долго он ни лежал. Отчасти в этом была виновата его рука, которая болела уже до локтя и неприятно распухла, отчасти жёсткая земля, отчасти холод, отчасти дикая усталость, и отчасти его желание увидеть маму.
      Разумеется, он боялся за неё, так как знал, что она была бы в безопасности, если бы он присматривал за ней, но ещё он хотел, чтобы она присматривала за ним, как она делала, когда он был маленьким. Он хотел, чтобы она перевязала его, и уложила его в постель, и спела ему, и отогнала все несчастья и окружила его теплом и материнской заботой, которых ему так не хватало. В некоторых отношениях, он так и остался маленьким мальчиком. Так что он заплакал, но при этом он лежал неподвижно, чтобы не разбудить Лайру.
      Но он не спал. Никогда ещё он не испытывал такого нежелания спать. Наконец он распрямил затёкшие руки и тихо встал, дрожа от холода, и, с ножом на поясе, он пошёл вверх в гору, чтобы удовлетворить своё беспокойство.
      За его спиной демон-снегирь наклонил голову, и его ведьма, охранявшая лагерь, увидела, как Уилл лезет вверх по камням. Она взяла свою сосновую ветвь и тихо поднялась в воздух, стараясь не побеспокоить его, но присматривая, чтобы он не угодил в неприятности.
      Он не заметил. Он чувствовал такое желание идти и продолжать двигаться, что он даже почти не замечал боль в руке. Он ощущал необходимость идти, всю ночь, весь день, всегда, потому что ничто больше не способно было успокоить боль в его груди. И, соглашаясь с ним, поднимался ветер. В этих горах не было листьев, которыми можно было бы шелестеть, но он хлестал по телу мальчика и заставлял его волосы струиться назад. Пустота была вокруг него и пустота была внутри.
      Он забирался всё выше и выше, едва ли думая над тем, как он найдёт обратную дорогу к Лайре, пока не выбрался на маленькую площадку, которая, казалось, была на вершине этого мира. Во всех направлениях вокруг, в любой стороне, горы не поднимались выше него. В сверкающем свете луны единственными цветами были чёрный и мертвенно-белый, все грани были иззубрены, все поверхности голы.
      Дикий ветер, должно быть, принёс с собой тучи, потому что луна неожиданно исчезла, и темнота затопила весь ландшафт – плотные облака, через которые не пробивался ни один луч. Меньше, чем за минуту Уилл оказался в абсолютной тьме.
      И в тот же самый момент Уилл ощутил, как кто-то схватил его за правую руку.
      Он закричал от страха и попытался вывернуться, но хватка была железной. Уилл почти сошёл с ума. Он, казалось, дошёл до конца всего, и если это был ещё и конец его жизни, он собирался драться и драться, покуда не упадёт.
      Так что он изворачивался, пинался и снова изворачивался, но эта рука не отпускала его, а так как его схватили за правую руку, он не мог достать нож. Он попытался достать его левой, но его так швыряло из стороны в сторону, а его рука была такой болезненной и распухшей, что он не смог его достать. Он вынужден был драться одной безоружной раненой рукой против взрослого мужчины.
      Он вцепился зубами в ладонь, что сжимала его руку, но лишь получил оглушающий удпр по затылку. Тогда Уилл снова начал пинаться, и некоторые из его ударов достигли цели, и всё это время он тянул, дёргал, извивался, тряс, но хватка не отпускала.
      Он смутно слышал свои вскрики, а также стоны и тяжёлое дыхание мужчины, а затем ему удалось завести ногу за противника, и он толкнул его в грудь, и мужчина тяжело упал, а Уилл оказался наверху. Но ни на секунду эта хватка не ослабевала, и Уилл, безумно крутившийся на каменистой земле, почувствовал, как жуткий страх овладевает им: этот человек никогда не отпустит его, и даже если его сейчас убить, его труп всё равно будет за него цепляться.
      Но Уилл слабел, а сейчас он ещё и плакал, горько всхлипывая, пиная, дёргая и ударяя человека своими ногами и головой, и он знал, что скоро сил у него не останется. А затем он заметил, что мужчина замер, хотя его хватка и не ослабла. Он лежал на земле, позволяя Уиллу бить его коленями и головой, и, когда Уилл это понял, последние силы покинули его, и он, беспомощный, упал рядом со своим противником. Все его нервы звенели и пульсировали.
      Уилл приподнялся, вглядевшись сквозь темноту, и разобрал белое пятно на земле рядом с человеком. Это была белая голова и грудь огромной птицы, рыбной орлицы, демона, и она лежала неподвижно. Уилл попытался отодвинуться, и его слабое движение вызвало ответ от мужчины, чья хватка так и не ослабла.
      Но он двигался. Он аккуратно ощупывал правую руку Уилла своей свободной рукой. Волосы Уилла встали дыбом.
      Затем мужчина сказал: «Дай мне твою вторую руку».
      – Только осторожно, – сказал Уилл.
      Мужчина ощупал левую руку Уилла, и его пальцы аккуратно прошлись по кисти, вспухшей ладони и с невероятной осторожностью коснулись обрубкой двух потерянных пальцев.
      Он немедленно убрал руку, и сел.
      – У тебя ноэ, – сказал он. – Ты хранитель ножа.
      Его голос был резким и звучным, но ему не хватало дыхания. Возможно, он ранил этого тёмного противника?
      Уилл всё ещё лежал на камнях, совершенно измождённый. Всё, что он мог видеть, это фигура мужчины, склонившегося над ним, но он не мог видеть его лица. Человек искал что-то, а через секунду восхитительная мягкая прохлада коснулась обрубков его пальцев и растеклась по ладони. Мужчина втирал какую-то мазь в его кожу.
      – Что вы делаете? – спросил Уилл.
      – Лечу твою рану. Не двигайся.
      – Кто вы?
      – Я единственный, кто знает, для чего существует нож. Держи свою руку вот так. Не двигайся.
      Ветер дул ещё сильнее, чем раньше, и первые капли дождя упали Уиллу на лицо. Он сильно дрожал, но, тем не менее, поддержал левую руку правой, пока человек не нанёс ещё немного мази на его пальцы и не обмотал его ладонь полоской ткани.
      А как только рана была обработана, мужчина обмяк и сам улёгся на землю. Уилл, всё ещё удивлённый благословенной прохладой в своей руке, попытался сесть и посмотреть на него. Но сейчас было ещё темнее. Он протянул вперёд свою правую руку и коснулся гружи мужчины, где сердце билось, подобно птице о прутья клетки.
      – Ага, – хрипло сказал мужчина. – Попробуй-ка вылечить это.
      – Вы больны?
      – Скоро полегчает. Так у тебя есть нож?
      – Да.
      – И ты знаешь, как пользоваться им?
      – Да, да. Но разве вы из этого мира? Откуда вы знаете про него?
      – Слушай, – сказал мужчина, с трудом усаживаясь. – Не перебивай. Если ты хранитель ножа, то у тебя есть задача, более грандиозная, чем ты можешь себе представить. Ребёнок... Как они могли допустить такое? Что ж, так тому и быть... Война приближается, мальчик. Величайшая война из всех. Нечто подобное уже случалось раньше, и в этот раз должна победить правильная сторона. На протяжении тысяч лет человеческой истории у нас не было ничего, кроме лжи, жестокости, пропаганды и обмана. Пора нам начать заново.
      Он остановился, сделав несколько дрожащих вздохов.
      – Нож, – продолжил он через минуту. – Эти древние философы так и не поняли, что они сделали. Они изобрели устройство, которым можно было разрезать мельчайшие частицы материи, и использовали его, чтобы воровать конфеты. Они не имели представления, что сотворили единственное оружие во всех вселенных, способное уничтожить тирана. Всевышнего. Бога. Восставшие ангелы проиграли, потому что у них не было ничего подобного, но теперь...
      – Я не хотел его! Я и сейчас не хочу! – закричал Уилл. – Если вы хотите его, можете брать! Я ненавижу его, ненавижу всё, что он делает...
      – Слишком поздно. У тебя нет выбора: ты хранитель. Он выбрал тебя. А вдобавок, они знают, что он у тебя, и если ты не используешь его против них, они вырвут его у тебя из рук и используют его против нас всех, навсегда.
      – Но почему я должно драться с ними? Я слишком долго дрался, я не могу продолжать драться. Я хочу...
      – Ты победил в своих драках?
      Уилл помолчал. Затем он сказал: «Думаю, да».
      – Ты сражался за нож?
      – Да, но...
      – Значит, ты воин. Это то, что ты есть. Спорь с чем угодно, но не спорь с собственной природой.
      Уилл понимал, что мужчина говорит правду. Но эта правда не была приятной. Она была тяжкой и болезненной. Мужчина, казалось, понимал это, потому что он подождал, пока Уилл наклонит голову, прежде чем продолжить.
      – Есть две великие силы, – сказал мужчина, – и они сражались с начала времён. Все улучшения в человеческой жизни, все клочки знания, мудрости и достоинства, что у нас есть, были вырваны одной стороной из зубов другой. За каждый клочок человеческой свободы шла ожесточённая борьба между теми, кто хочет, чтобы мы знали больше, и были мудрее и сильнее, и между теми, кто хочет, чтобы мы лишь скромно подчинялись.
      – А теперь эти две великие силы готовятся к битве. И обе хотят заполучить этот твой нож больше, чем что бы то ни было ещё. Тебе придётся выбирать, мальчик. Нас привело сюда, нас обоих: тебя с ножом, и меня, чтобы рассказать тебе о нём.
      – Нет! Неправда! – вскрикнул Уилл. – Я ничего такого не искал! Это вовсе не то, что я искал!
      – Возможно, это не то, что ты искал, но это то, что ты нашёл, – ответил человек в темноте.
      – Но что я должен делать?
      И тогда Станислав Грамман, Джепари, Джон Парри, замешкался.
      Он отлично помнил клятву, которую дал Ли Скорсби, и замешкался, прежде чем нарушить её, но он нарушил её.
      – Ты должен направиться к лорду Азраилу, – ответил он, – и сказать ему, что Станислав Грамман послал тебя, и что у тебя есть то оружие, что ему нужно превыше всего. Нравится тебе это или нет, парень, но тебе надо это сделать. Забудь обо всём ином, каким бы важным тебе это ни казалось, пойди и сделай это. Кто-нибудь отведёт тебя – ночь полна ангелов. Твоя рана теперь исцелится... Подожди. Прежде, чем ты уйдёшь, я хочу на тебя посмотреть.
      Он покопался в мешке, что он нёс, и что-то достал оттуда, развернул несколько слоёв промасленной кожи, и чиркнул спичкой, зажигая маленькую лампу. В её свете, сквозь ветреный дождливый воздух, они посмотрели друг на друга.
      Уилл увидел горящие синие глаза на измождённом лице с упрямым подбородком, небритым уже несколько дней, изрезанным болью, и худое тело, завернувшееся в тяжёлый плащ, украшенный перьями.
      Шаман увидел мальчика, ещё более молодого, чем он думал, чьё худое тело дрожало в изорванной рубашке, с усталым, независимым и осторожным выражением лица, бурлящего любопытством. Его глаза были широко распахнуты под прямыми чёрными бровями, так похожими на брови его матери...
      Они как раз начали понимать кое-что ещё.
      Но в этот самый момент, когда свет лампы упал на лицо Джона Парри, что-то просвистело вниз из бурлящего неба, и он упал мёртвым, прежде чем он успел сказать хоть слово, со стрелой в груди. Демон-скопа исчезла в ту же секунду.
      Уилл мог только беспомощно сидеть.
      Краем глаза он увидел какое-то движение, его правая рука тут же дёрнулась, и он обнаружил, что схватил снегиря, демона, красногрудого и перепуганного.
      – Нет! Нет! – закричала ведьма Юта Камайнен, и упала рядом с ним, схватившись за сердце, неуклюже упав на каменистую землю и снова поднявшись.
      Но прежде, чем она успела встать, Уилл был перед ней, а скрытный нож был прижат к её горлу.
      – Зачем ты это сделала? – закричал он. – Зачем ты убила его?
      – Потому что я любила его,и он отказался от меня! Я ведьма! Я не прощаю!
      И, будучи ведьмой, она бы не испугалась мальчика. Но она боялась Уилла. Этот маленький раненый человечек содержал в себе большую силу и опасность, чем она когда-либо встречала в человеке, и это сломало её. Она поползла назад, а он последовал за ней и схватил её за волосы левой рукой, не чувствуя боли, ощущая лишь невероятное, сокрушительное отчаяние.
      – Ты не знаешь, кто он, – кричал он. – Он был мой отец!
      Она затрясла головой и прошептала: «Нет! Нет! Этогоне может быть! Невозможно!»
      – Думаешь, вещь должны быть возможными? Они должны быть истинными! Он был мой отец, и мы оба не знали этого до той самой секунды, пока ты не убила его! Ведьма, я ждал всю свою жизнь, и прошёл весь этот путь, и я нашёл его, и ты убила его...
      Он встряхнул её, как тряпку, и швырнул её на землю, наполовину оглушив её. Её удивление было ещё большим, чем её страх перед ним, который был силён. Она с трудом поднялась и, умоляя, схватила его за рубашку. Он отшвырнул её руку.
      – Что он тебе сделал, что тебе надо было убить его? – крикнул он. – Скажи мне, если можешь!
      Она посмотрела на мёртвого мужчину. Затем она опять посмотрела на Уилла и печально покачала головой.
      – Нет, я не могу объяснить, – сказала она. – Ты слишком молод. Это ничего тебе не скажет. Я любила его. Это всё. Этого достаточно.
      И, прежде, чем Уилл мог остановить её, она упала на землю, воткнув себе в грудь нож, который она сняла с собственного пояса.
      Уилл не почувствовал ужаса, только пустоту и удивление.
      Он медленно встал и посмотрел на мёртвую ведьму, лежавшую у его ног, на её чёрные волосы, гладкие щёки, её бледные руки, её губы, раздвинутые, как при поцелуе.
      – Я не понимаю, – сказал он вслух. – Это слишком странно.
      Уилл повернулся к мертвецу, который был его отцом.
      Тысячи слов толпились в его горле, и только хлещущий дождь охлаждал его горящие глаза. Маленькая лампа всё ещё мерцала, вспыхивая, когда вода проникала внутрь, и в её свете Уилл опустился на землю и прикоснулся к телу отца, касаясь его лица, его плеч, его груди, закрывая его глаза, отводя мокрые седые волосы со лба, прижимая ладони к колючим щекам, закрывая рот, сжимая его ладони.
      – Отец, – сказал он, – папа, папочка... отец... Я не понимаю, почему она это сделала. Это для меня слишком странно. Но чего бы ты ни хотел, я обещаю, я клянусь, я сделаю это. Я буду драться. Я буду воином. Я буду. Этот нож, я отнесу его к лорду Азраилу, где бы он ни был, и помогу ему сражаться с этим врагом. Ты можешь отдохнуть. Всё хорошо. Ты можешь спать.
      Рядом с мёртвым телом лежала кожаная сумка, коски кожи, лампа и маленькая костяная коробочка с мазью из кровомха. Уилл поднял их, а затем он заметил плащ своего отца, лежащий на земле, тяжёлый и промокший, но тёплый. Его отцу он больше не был нужен, а Уилл трясся от холода. Он расстегнул бронзовую заколку на горле отца и, скинув с плеча сумку, завернулся в плащ.
      Он задул лампу, и ещё раз посмотрел на еле заметные силуэты отца, ведьмы и снова отца, прежде чем повернуться и отправиться обратно.
      Грозовой воздух был полон шёпотов, а в порывах ветра Уилл слышал и другие звуки: эхо криков и заклинаний, звон металла о металл, глухие взмахи крыльев, однажды прозвучавших настолько близко, что, казалось они звучали у него в голове, а в следующий момент так далеко, что, казалось, это было на другой планете. Камни под ногами были скользкими и шатались, и спускаться вниз было гораздо труднее, чем подниматься. Но он не споткнулся.
      И когда он повернул в маленький овраг, рядом с тем местом, где он оставил спящую Лайру, он внезапно остановился. Прямо перед ним, в темноте, стояли две фигуры. Уилл положил руку на рукоять ножа.
      Затем одна из фигур заговорила.
      – Ты мальчик с ножом? – сказала она, и её голос, казалось, имел что-то общее с теми взмахами крыльев. Кро бы это ни был, это был не человек.
      – Кто вы? – спросил Уилл. – Вы люди, или...
      – Не люди, нет. Мы Стражи. Бене элим. На твоём языке – ангелы.
      Уилл молчал. Говоривший продолжил:
      – У других ангелов – другие задачи, и другие силы. Наша задача проста: нам нужен ты. Мы следовали за шаманом всё время, надеясь, что он выведет нас к тебе, что он и сделал. А теперь мы, в свою очередь, отведём тебя к лорду Азраилу.
      – Вы всё время были с моим отцом?
      – Каждую секунду.
      – Он знал?
      – Не имел ни малейшего представления.
      – Почему же тогда вы не остановили ведьму? Почему вы позволили ей убить его?
      – Раньше, мы бы это сделали. Но, когда он нашёл тебя, его задача была выполнена.
      Уилл ничего не ответил. Его голова звенела: это понять было не проще, чем всё остальное.
      – Хорошо, – наконец, сказал он. – Я пойду с вами. Но сначала я должен разбудить Лайру.
      Они расступились, и, проходя мимо них, он ощутил покалывание в воздухе, но не обратил на него внимания, и сконцентрировался на том, чтобы спуститься по склону к укрытию, где спала Лайра.
      Но вдруг он остановился.
      В полутьме, он увидел ведьм, охранявших Лайру. Все они сидели или неподвижно стояли. Они выглядели, как статуи, и, хотя все они и дышали, они были едва живы. Ещё несколько одетых в чёрное тел лежали на земле, и, перебегая взглядом в ужасе с одного на другое, он понял, что, должно быть, случилось: они были атакованы Призраками в воздухе, после чего безразлично упали вниз.
      Но...
      – Где Лайра? – закричал он.
      Выемка под скалой была пуста. Лайра исчезла.
      Что-то лежало под скалой там, где раньше лежала Лайра. Это был её маленький матерчатый рюкзак, и по его весу он определил, не заглядывая внутрь, что алетиометр всё ещё лежал внутри него.
      Уилл тряс головой. Это не могло случиться, но это случилось: Лайра исчезла, Лайра была захвачена, Лайра была потеряна.
      Темные фигуры бене элим не шевельнулись. Но они сказали:
      – Ты должен теперь пойти с нами. Ты нужен лорду Азраилу немедленно. Силы врага растут с кажой минутой. Шаман сказал тебе, какова твоя задача. Последуй за нами и помоги нам победить. Идём с нами. Идём сюда. Идём сейчас.
      А Уилл перевёл взгляд с них на рюкзак Лайры, и обратно, но не услышал ни слова из того, что они сказали.

Об авторе