Темные начала - Скрытный нож

      – Доктор Олив Пейн, – прочитал он. – Вы, случайно, не знаете доктора Мэри Малон?
      – О, да. Коллега.
      – Вы не знаете, где она?
      – Если у неё есть мозги, то дома в кровати. А что?
      – Ну, как я понял, она была уволена из вашей организации, и не должна допускаться сюда. Вообще-то, мы получили приказ задержать её, если она тут появится. А увидев женщину, я, естественно, подумал, что это она и есть, вы же понимаете? Прошу прощения, доктор Пейн.
      – Всё в порядке, – сказала Мэри Малон. Полисмен ещё раз взглянул на карточку.
      – Ну, вроде всё в порядке, – сказал он, и вручил её обратно. Желая поговорить, он продолжил: – Вы не знаете, что там под палаткой?
      – Не из первых рук, – ответила она. – Собственно, почему я сюда и пришла.
      – Да, понимаю. Ну, хорошо, доктор Пейн.
      Он отошёл и дал ей открыть палатку. Она надеялась, что он не увидит, как трясутся её руки. Прижимая к себе рюкзак, она зашла внутрь. Обмани охранника – что ж, она это сделала; но у неё даже представления не было, что она найдёт в палатке. Она была готова увидеть археологическую раскопку, мёртвое тело, метеорит. Но ничто в её жизни или в её снах не могло подготовить её к этой квадратной дыре в воздухе, или к тихому спящему городу у моря, в котором она оказалась, пройдя через неё.

ТРИНАДЦАТЬ. Эзахеттр

      Когда взошла луна, ведьмы начали свое заклинание исцеления раны Уила. Они разбудили его и попросили положить нож на землю, и нож лежал, отражая свет звезд. Лайра сидела рядом, помешивая в котелке с кипящей водой травы. Пока ее соратницы ритмично хлопали в ладоши, топали ногами и кричали, Серафина присела над ножом и пронзительно запела:
 
Нож! Твое железо
Вырвано из недр земли
И огнем руду расплавив
Извлекли его оттуда
Его ковали и ковали,
Погружая в ледяную воду,
Раскаляли в горне
Докрасна кровавым!
После тобой ранили воду
Снова и снова
Пока пар не повис туманом
А вода просила пощады
И когда ты смог рассечь
Тень на тридцать тысяч теней,
Было решено, что ты готов.
И назвали тебя скрытым.
Что же ты наделал, нож?
Ты широко открыл ворота крови!
Нож твоя матерь ждет тебя
В недрах земли и глубочайших
Шахтах и кавернах,
В своем тайном лоне.
Слушай!
 
      И Серафина вместе с другими ведьмами вновь стала топать ногами и хлопать в ладони. Из их глоток вырвалось дикое завывание, разорвавшее воздух. Уил сидел посреди ведьм, чувствуя, как мороз пробирает его до глубины души.
      Затем Серафина Пеккала повернулась к Уилу и взяла его раненую руку в свои. Когда она снова запела, Уил едва не вздрогнул, таким пронзительным был ее звонкий голос и так сверкали ее глаза. Но он сидел неподвижно, не прерывая заклинания.
 
Кровь! Внемли мне! Обернись
Озером, а не рекой.
И достигнув выхода, остановись
Свернувшись в стену,
Неприступную для крови.
Твое небо – череп
Твое солнце – глаз.
Ветер твой – дыханье легких.
Кровь, останься в своем мире!
 
      Уил, казалось, чувствовал, как каждая частица его тела откликается на ее приказ, и он присоединился к ней, заставляя свою сочащуюся кровь слушать и подчиняться.
      Серафина опустила его руку и отошла к железному котелку на огне. Из него поднимался горький дымок и Уил слышал, как в нем булькает жидкость.
      Серафина запела:
 
Кора дуба, паутина,
Мох и травы
Скрепляйте крепко,
Держите крепко,
Закройте дверь, заприте ворота,
Осушите кровь.
 
      Затем ведьма взяла свой нож и разрезала молодую ольху вдоль всей длины. Обнаженная древесина забелела в лунном свете. Ведьма намазала немного дымящейся жидкости на разрез, и скрепила кору сверху донизу. Деревце вновь было целым.
      Уил услышал судорожный вздох Лайры и, обернувшись, увидел, как другая ведьма держит зайца, который отчаянно извивался в ее крепких руках. Животное с безумными глазами пыхтело, и яростно лягалось, но руки ведьмы были неумолимы. Одной одна держала его за передние лапы, а другой растянула взбешенного зайца за задние лапы вздымающимся брюхом вверх.
      Нож Серафины полоснул по нему. Уил почувствовал растущую дурноту, а Лайра удерживала Пантелеймона, который сам стал зайцем из-за сопереживания и брыкался и царапался в ее руках. Настоящий же заяц затих с выпученными глазами и вздымающимся брюхом, в котором белели внутренности.
      Но Серафина снова взяла немного отвара и влила его в зияющую рану, а затем сомкнула края раны пальцами, расправив на ней слипшуюся шерсть, так что раны не стало видно вовсе.
      Ведьма, державшая животное, ослабила хватку и аккуратно опустила его на землю, где заяц принялся отряхиваться, облизывать бок, прядать ушами и щипать травку, как будто был один. Но внезапно, видимо заметив обступивших его ведьм, он стрелой метнулся прочь и, целехонек, скрылся в темноте.
      Лайра, успокаивая Пантелеймона, взглянула на Уила и увидела, что тот понял: лекарство готово. Он протянул руку и пока Серафина намазывала дымящееся снадобье на обрубки его пальцев, отвернулся в сторону. Пару раз он резко вздохнул, но руки не отдернул.
      Когда открытое мясо было тщательно замазано, ведьма прижала к его ранам какие-то разваренные листья и крепко завязала их полоской шелка. На этом обряд был закончен.
      Уил крепко проспал остаток ночи. Было холодно, но ведьмы навалили на него кучу листьев, а Лайра прижалась к его спине, согревая. Утром Серафина снова перевязала его рану и Уил попытался по выражению ее лица понять, помогает ли лечение, но ее лицо было холодным и бесстрастным.
      После завтрака, Серафина сообщила детям, что ведьмы пришли к решению, что поскольку они прибыли в этот мир, чтобы найти Лайру и охранять ее, они помогут Лайре выполнить то, что было, как она теперь поняла, ее задачей, а именно вести Уила к его отцу.
      Итак они отправились, стараясь идти тихо. Лайра осторожно посоветовалась с алетиометром с чего начать и выяснила, что им следует идти по направлению к горам, которые виднелись вдалеке на другой стороне огромной бухты. Поскольку они еще никогда не забирались на такую высоту, они не представляли, как изгибается береговая линия, а горы скрывались за горизонтом. Но теперь деревья стали реже, а может, они забрались на самую вершину холма, но они смогли увидеть бескрайнее синее море, а за ним высокие голубеющие горы, которые были их целью. Путь, похоже, предстоял неблизкий.
      Разговаривали они редко. Лайра была занята тем, что разглядывала лесную жизнь, от дятлов до белок и маленьких мховых змеек с ромбовидными узорами на спине, а Уил тратил все силы только на то, чтобы идти. Его Лайра и Пантелеймон обсуждали без конца.
      – Мы могли бы взглянуть в алетиометр, – предложил как-то Пантелеймон, когда они развлекались тем, что выясняли, как близко они смогут подобраться к ощипывающему ветки олененку прежде, чем тот их заметит. – Мы никогда не обещали этого не делать. Мы можем выяснить про него все. Мы сделали ли бы это для него, не для нас.
      – Не глупи, – ответила Лайра. – Это было бы именно для нас, потому, что он никогда об этом не просил. Ты просто нетерпелив и любопытен, Пан.
      – Как все меняется. Обычно именно ты нетерпелива и любопытна, а мне приходиться уговаривать тебя не совать свой нос, куда не надо. Например, в Комнату Отдыха в Джорданском колледже. Никогда не испытывал желания пойти туда.
      – Как ты думаешь, Пан, случилось ли бы все это, если бы мы не пошли?
      – Нет. Мастер отравил бы лорда Азраила и на этом все закончилось бы.
      – Да, наверно…. Кто же отец Уила, как ты думаешь? И почему он так важен?
      – Так об этом я и говорю! Мы можем выяснить это в момент!
      Лайра задумалась. – Может когда-то я так и сделала бы, – сказала она, – но, наверное, я меняюсь, Пан.
      – Нет.
      – Ты может не…. Слушай, Пан, а ведь когда я изменюсь, ты прекратишь изменяться. И кем ты будешь?
      – Надеюсь, блохой.
      – Вряд ли, но ты не чувствуешь, кем ты можешь быть?
      – Нет. И не хочу.
      – Ты дуешься, потому, что я не делаю того, что ты хочешь.
      – Пантелеймон превратился в поросенка и хрюкал, визжал и фыркал, пока Лайра не засмеялась, а затем, став белкой, вспрыгнул на ветку позади нее.
      – Так кто же, ты думаешь, его отец? – спросил Пантелеймон. – Ты полагаешь, что это может быть кто-то, с кем мы уже встречались?
      – Может быть. Но наверняка он очень важен, почти так же, как Лорд Азраил. Наверняка. И то, что делаем мы, тоже важно.
      – Мы этого не знаем, – заметил Пантелеймон. – Мы так думаем, но не знаем точно. Мы ведь решили искать Пыль, только потому, что погиб Роджер.
      – Мы знаем, что важно! – горячо возразила Лайра и даже топнула ногой. – И ведьмы знают. Они проделали весь этот путь, чтобы найти меня только, чтобы охранять и помогать мне! А мы помогаем Уилу найти отца. Это важно. И ты это знаешь, иначе не стал бы лизать его, когда он был ранен. Кстати, почему ты это сделал? Не спросив меня. Я не поверила глазам, когда ты сделал это.
      – Я сделал это потому, что он нуждался в демоне, а его у него не было. И если бы ты разбиралась в вещах хотя бы в половину так хорошо, как ты воображаешь, ты бы поняла.
      – Я поняла, правда, – запротестовала Лайра
      Они замолчали, потому, что догнали Уила, который сидел на камне рядом с дорогой. Пантелеймон превратился в чибиса и когда он скрылся среди деревьев, Лайра спросила, – Уил, как ты думаешь, что сейчас делают дети?
      – Они не станут нас преследовать. Они слишком напуганы ведьмами. Наверное они вернулись в город и слоняются там.
      – Да, наверное. Но возможно они хотят воспользоваться ножом и пойдут из-за него за нами.
      – Пускай. Пока у них его нет. Сначала я не хотел носить его. Но если он может убивать Спектров….
      – Я никогда не верила Анжелике, с самого начала, – деликатно сменила тему Лайра.
      – Да, – согласился Уил.
      – Да, точно…. В конце концов, я возненавидела этот город.
      – Когда я нашел его, я думал, что попал в рай. Я не мог представить себе ничего лучше. А он все время был полон Спектров, и мы никогда не знали….
      – Я не смогу снова верить детям, – перебила Лайра. Я думала в Больвангаре: что бы ни делали взрослые, как бы плохо это ни было, дети были другими. Они бы не стали поступать так жестоко. Но теперь я в этом не уверена. В самом деле, я никогда прежде не видела таких детей.
      – Я видел, – сказал Уил.
      – Когда? В твоем мире?
      – Да, – неохотно ответил Уил. Лайра сидела, не шевелясь, ожидая, и через некоторое время он продолжил. – Это было, когда у моей матери случился один из приступов. Мы жили сами по себе, поскольку само собой моего отца с нами не было. И часто она начинала думать о вещах, которых не было. И ей надо было делать вещи, которые не имели смысла, по крайней мере, с моей точки зрения. Ей надо это было делать, поскольку иначе она приходила в расстройство и боялась, и я помогал ей. Например, потрогать все прутья в ограде парка или сосчитать все листья на кусте, все в этом духе. После этого ей становилось легче. Но я боялся, что кто-нибудь узнает, о том, что с ней и ее заберут, поэтому я присматривал за ней и скрывал это. Я никогда никому не говорил.
      Однажды ей стало страшно, когда меня не было рядом, чтобы помочь. Я был в школе. Она вышла на улицу, почти раздетая, только она этого не заметила. И несколько ребят из моей школы обнаружили ее и начали…
      Его лицо пылало. Не в силах сдерживать чувства, он прошелся туда-сюда, отвернувшись от Лайры, голос его дрогнул и глаза были влажными. Он продолжил:
      – Они издевались над ней, как те дети у башни над кошкой…. Они думали, она сумасшедшая и хотели обидеть ее, а может и убить, меня это бы не удивило. Они ненавидели ее только за то, что она была не как все. В конце концов, я нашел ее и отвел домой. На следующий день в школе я дрался с мальчиком, который затеял это. Я сломал ему руку и кажется, выбил несколько зубов, не знаю. Я собирался драться и с остальными, но у меня возникли неприятности из-за этого и я понял, что лучше остановиться, иначе они обо все узнают, в смысле учителя и полиция. Они бы пришли к матери жаловаться на меня, увидели, в каком она состоянии и забрали бы ее. Поэтому я притворился, что раскаиваюсь и сказал учителям, что больше не буду. Меня наказали, но я ничего не сказал им. Я отвел от нее опасность. И от тех ребят тоже ничего не узнали; они знали, что если они что-нибудь расскажут, в следующий раз я убью их. Не только покалечу. И немного погодя, ей снова стало лучше. Никто ни о чем не узнал.
      Но после этого я доверяю детям не больше, чем взрослым. Они тоже могут поступать жестоко. Так что меня не удивило, как они вели себя в Цигейзе. Но я был рад, когда прилетели ведьмы.
      Он снова сел, повернувшись к Лайре спиной, и, не смотря на нее, стал вытирать ладонью глаза. Лайра притворилась, что не заметила этого.
      – Уил, – спросила она, – что ты говорил насчет твоей матери и Туллио, когда Спектры напали на него? Ты сказал вчера, что ты подумал, что Спектры пришли из вашего мира…
      – Да. Потому, что то, что с ней происходило, не было сумасшествием. Те ребята, должно быть, думали, что она сумасшедшая и издевались над ней, но они ошибались; она была нормальной. Только она боялась таких вещей, которых я не видел.
      И ей приходилось делать вещи, которые выглядели странно. Ты не можешь видеть причину таких поступков, а она видит. Например, считать увядшие листья или, как вчера Туллио, трогать камни в стене. Может это был способ попытаться отогнать Спектров. Может если отвернуться от того, что пугает тебя и попытаться занять мысли чем-то вроде камней и как они прилегают друг к другу или листьями на кусте, как будто это самое важное в жизни, то ты спасешься. Не знаю. Похоже на то. Были и реальные вещи, которые вызывали у нее страх, как те люди, что пришли и ограбили нас, но кроме этого было и еще что-то. Так что возможно в нашем мире есть Спектры, только нам их не видно и у нас нет для них названия, но они есть и постоянно нападают на мою мать. Вот почему я был так рад вчера, когда алетиометр сказал, что с ней все в порядке.
      Уил часто дышал, и его правая рука сжимала рукоятку ножа в ножнах. Лайра ничего не сказала, а Пантелеймон сидел очень тихо.
      – Когда ты узнал, что должен отправиться на поиски отца? – наконец нарушила молчание Лайра.
      – Давно, – ответил Уил. – Я воображал, что он находиться в заточении, а я помогаю ему бежать. Я долго играл в это сам с собой. Или он попал на необитаемый остров, а я забираю его оттуда на паруснике и мы возвращаемся домой. И он знает все, особенно как вылечить мою мать. Ей становится лучше и он заботиться о ней и мне и я могу просто ходить в школу, иметь друзей и у меня есть и отец и мать. Моя мать иногда говорила, что я должен занять место отца. Она так говорила, чтобы подбодрить меня. Я не знал, что это значит, но звучало это значительно.
      – У тебя не было друзей?
      – Как у меня могли быть друзья? – озадачено ответил Уил. Друзья… они ходят к тебе в гости, знают твоих родителей… Иногда кто-нибудь приглашал меня в гости и я ходил или не ходил, но никогда не приглашал в ответ. Так что у меня никогда не было друзей. Я бы хотел… У меня была кошка, – добавил он. – Надеюсь, с ней сейчас все в порядке и о ней кто-нибудь заботиться.
      – А что насчет того человека, которого ты убил, – спросила Лайра с замиранием сердца. – Кто это был?
      – Не знаю. Даже если я и убил его, мне плевать. Он заслужил это. Их было двое. Они все время приходили к нам домой и докучали матери так, что она снова стала бояться, еще хуже, чем раньше. Они хотели все знать о моем отце и не оставляли ее в покое. Я не уверен, что они были из полиции или откуда-нибудь в этом роде. Сначала я было подумал, что они из какой-нибудь банды и думают, может быть, что мой отец ограбил банк и спрятал деньги. Но им не нужны были деньги, им были нужны бумаги. Им нужны были письма моего отца. Однажды они вломились в дом, и я понял, что для моей матери будет безопаснее в каком-нибудь другом месте. Понимаешь, я не мог обратиться в полицию за помощью, потому, что они забрали бы мать. Я не знал, что делать.
      В конце концов, я обратился к старушке, которая когда-то учила меня играть на пианино. Это был единственный человек, к которому я мог пойти. Я спросил ее, не может ли моя мать побыть у нее и привез ее к ней. Я думаю, она позаботиться о ней. Затем я вернулся домой, чтобы найти письма, так как я догадывался, где она их хранила и нашел их. Но и эти люди пришли за ними и снова ворвались в дом. Бала ночь или раннее утро. Я прятался на лестнице наверху, а Мокси, моя кошка, вышла из спальни. Ни я, ни тот человек не видели ее, и когда я толкнул его, он споткнулся о кошку и полетел вниз по лестнице…
      И я убежал. Вот как было дело. Так что я не убивал его, но если бы и убил, расстраиваться не стал бы. Я убежал и отправился в Оксфорд и нашел то окно. И нашел его только потому, что остановился посмотреть на кошку, которая первой нашла окно. Если бы я ее не увидел… Если бы Мокси не вышла из спальни, то…
      – Да, – подхватила Лайра, – так случилось. И мы с Паном только сейчас думали о том, что бы произошло, если бы я не спряталась тогда в шкафу в Комнате Отдыха в Джордане и не увидела, как Мастер сыпет яд в вино? Всего этого тоже бы не произошло.
      Они молча сидели на покрытом мхом камне, под лучами солнца, пробивающимися сквозь старые ели и думали, как причудливо, порой невероятно складывались обстоятельства, приведшие их сюда. Все могло в любой момент пойти не так. Возможно в другом мире, другой Уил не увидел бы окно на Сандерленд-авеню и продолжал бы скитаться, пока его не поймали бы. А в другом мире другой Пантелеймон убедил бы другую Лайру не оставаться в Особой комнате и другой лорд Азраил был бы отравлен и другой Роджер уцелел бы и играл бы себе с Лайрой на крышах и аллеях другого Оксфорда.
      Вскоре Уил достаточно отдохнул, чтобы двигаться дальше и они пошли вместе в тишине величавого леса.
      Они все шли и шли, то отдыхая, то пускаясь в путь, то снова отдыхая, а деревья стали тоньше и местность становилась все более каменистой. Лайра сверилась с алетиометром: вы идете верной дорогой сказал он. В полдень они пришли в деревню, не потревоженную Спектрами. Козы паслись на склоне холма, роща лимонных деревьев затеняла каменистую землю. Играющие в горном потоке дети закричали и побежали к матерям при виде девочки в лохмотьях, мальчика с бледным лицом и суровым взглядом в окровавленной рубахе и элегантной борзой, вышагивающей рядом с ними.
      Взрослые смотрели настороженно, но согласились продать хлеба, сыра и фруктов за одну золотую монету Лайры. Ведьмы остались в стороне от дороги, но дети знали, что при малейшей опасности они появятся здесь в мгновение ока. После очередного раунда переговоров, Лайра купила у одной старухи два бурдюка из козьей кожи и превосходную льняную рубаху. Уил с удовольствием сменил свою грязную рубашку, искупался в ледяном потоке и растянулся на жарко солнышке обсыхать.
      Посвежевшие, они двинулись дальше. Местность становилась все более суровой и теперь им приходилось искать тень не под раскидистыми деревьями, а под скалами, а почва под ногами была такой горячей, что жгла сквозь подошвы. Солнце било в глаза. Чем выше они забирались, тем медленнее они шли. Когда солнце коснулось склона гор, перед ними внизу открылась небольшая долина, и они решили, что дальше не пойдут.
      Они спустились вниз по склону, несколько раз чуть не свалившись, а затем им пришлось продираться через заросли диких рододендронов, чьи темные листья и пурпурные цветы были усеяны пчелами. В вечерней тени они вышли на дикий луг, окаймлявший горный поток. Трава была по колено и была усеяна васильками, горечавкой и лапчаткой.
      Уил жадно напился из реки и лег на траву. Он не мог ни бодрствовать, ни спать. Голова его кружилась, вокруг мерещились странные видения, а в руке пульсировала боль.
      И, что хуже, она снова начала кровоточить.
      Когда Серафина осмотрела ее, она положила на рану еще листьев и еще крепче затянула шелк, но на этот раз на ее лице отразилось беспокойство. Уил не хотел спрашивать ее, в чем дело. Для него и так было ясно, что заклинание не подействовало, и он видел, что она тоже это знает.
      С наступлением темноты он услышал, как Лайра располагается неподалеку и вскоре услышал тихое посапывание. Ее демон в форме кота дремал, поджав лапы, всего в футе или двух от него, и Уил шепнул, «Пантелеймон?»
      Демон открыл глаза. Лайра не шевелилась. Пантелеймон откликнулся:
      – Что?
      – Пан, я умираю?
      – Ведьмы не дадут тебе умереть. И Лайра тоже.
      – Но заклинание не сработало. Я по-прежнему теряю кровь. Не так и много ее осталось. И рана снова открылась и кровь не останавливается. Я боюсь….
      – Лайра о тебе другого мнения.
      – Какого?
      – Она считает, что ты самый храбрый боец, котрого она когда-либо видела, такой же храбрый, как Йорек Барнинсон.
      – Тогда лучше мне не показывать, что я боюсь, – сказал Уил. Он помолчал с минуту и добавил, – А я считаю, что Лайра храбрее меня. Я считаю, что она самый лучший друг, который у меня был.
      – Она так же думает о тебе, – прошептал демон.
      Чуть погодя, Уил закрыл глаза.
      Лайра лежала неподвижно, но ее широко открытые глаза смотрели в темноту, а ее сердце сильно колотилось.
      Когда Уил пришел в себя в следующий раз, было совсем темно. Его рука болела сильнее прежнего. Он осторожно приподнялся и увидел костер, горевший неподалеку, на котором Лайра пыталась поджарить на заостренной палочке хлеб. Кроме того, там же на вертеле жарилась пара птичек. Когда Уил подошел присесть к огню, с неба спустилась Серафина Пеккала
      – Уил, – сказала она, – прими эти листья до еды.
      Она дала ему пригоршню мягких, горьких на вкус листьев, похожих на листья шалфея, и он, молча прожевав, заставил себя проглотит их. Они вязали рот, но он почувствовал, что взбодрился и немного согрелся. Настроение у него улучшилось.
      Они съели жареных птиц, приправив их лимонным соком, затем другая ведьма принесла голубики, которую она нашла внизу каменистой осыпи, и ведьмы собрались у костра. Они негромко переговаривались. Некоторые из них летали на разведку и одна видела над морем воздушный шар. Лайра тут же приподнялась.
      – Воздушный шар мистера Скорсби? – живо поинтересовалась она.
      – В нем находилось два человека, но было слишком далеко, чтобы рассмотреть, кто они. Позади них собиралась буря.
      Лайра хлопнула в ладоши. – Если это мистер Скорсби, – воскликнула она, – мы сможем полететь, Уил! О, надеюсь, это он! Я не простилась с ним навсегда, он был так добр. Как я хочу увидеть его снова. Очень хочу….
      Ведьма Юта Камайнен внимательно слушала вместе со своим красногрудым демоном-малиновкой, сидящим у нее на плече, ибо упоминание о Ли Скорсби, напомнило ей о ее планах. Именно она любила Станислава Граммана, который отверг ее любовь. Серафина Пеккала взяла ее в этот мир, чтобы она не убила Граммана в своем .
      Серафина хотела что-то сказать, но тут случилось кое-что еще: она вытянула руку и подняла голову, другие ведьмы последовали ее примеру. Уил и Лайра услышали на севере слабый крик какой-то ночной птицы. Но это была не птица, ведьмы тут же узнали в ней демона. Серафина Пеккала стояла, внимательно вглядываясь в небо.
      – Думаю, это Рута Скади, – сказала она
      Ведьмы замерли, напряженно вслушиваясь в безмолвие.
      Затем раздался еще крик, уже ближе и еще один. Ведьмы схватили свои ветки и ринулись в воздух. Но две ведьмы остались охранять Уила и Лайру и стояли рядом с ними, наложив стрелы на тетивы.
      Где-то наверху, в темноте происходил бой. Спустя несколько секунд они расслышали звуки полета, свист стрел, крики боли и ярости и слова команд.
      Вдруг сверху с глухим стуком свалилось существо так внезапно, что они не успели отпрыгнуть. Это был зверь с грубой кожей и спутанной шерстью, в котором Лайра признала скального трупоеда или кого-то похожего. Он пострадал при падении и в боку у него торчала стрела, однако он приземлился на лапы и пошатываясь устремился к Лайре яростно хлопая крыльями. Ведьмы не могли стрелять, потому, что Лайра была на линии огня, но Уил подоспел первым. Он полоснул ножом, и голова существа, отскочив, два раза кувыркнулась по земле. Из глотки зверя с бульканьем вырвался воздух, и оно рухнуло замертво.
      Они снова посмотрели вверх на сражение, которое теперь спустилось ниже так, что огонь костра выхватывал из темноты вихри черного шелка, белую кожу, сосновые иглы, серо-коричневую, покрытую струпьями шкуру. Уил не понимал, как ведьмы умудрялись совершать головокружительные маневры, и при этом прицельно стрелять.
      Не то в реку, не то на скалы возле нее, упали еще два скальных трупоеда, на этот раз мертвых. Остальные в беспорядке улетели, пронзительно крича, на север.
      Несколько мгновений спустя на траву приземлилась Серафина Пеккала со своими ведьмами и с ними была еще одна, прекрасная ведьма с черными волосами и пронзительным взглядом, чьи щеки пылали от ярости и возбуждения.
      Вновь прибывшая увидела обезглавленного трупоеда и сплюнула.
      – Не из нашего мира, – произнесла она, – и не из этого. Отвратительная мерзость. Их тысячи и размножаются, как мухи….Кто это? Это дитя – Лайра? А кто этот мальчик?
      Лайра бесстрастно взглянула на ведьму, хотя и слышала, как бьется ее сердце, ибо от Руты Скади исходила такая энергия, что она находила отклик в душах рядом стоящих.
      Затем ведьма повернулась к Уилу и тот тоже почувствовал прилив энергии, но как и Лайра не показал своих чувств. В руке он все еще держал нож и ведьма улыбнулась, поняв, что это он отрезал зверю голову. Уил сунул нож в землю, чтобы очистить его от мерзкой крови, а затем промыл его в реке.
      Между тем Рута Скади говорила, – Серафина Пеккала, я узнаю так много нового. Все, что было прежде, меняется, умирает или становится лишенным смысла. Я проголодалась….
      Она со зверским аппетитом откусывала от остатков жаркого, запихивала в рот куски хлеба и запивала это все большими глотками воды из реки. Пока она ела, ведьмы оттащили трупы зверей, подбросили в костер дров и выставили наблюдателей.
      Остальные уселись возле Руты Скади, чтобы послушать, что она расскажет. Она рассказала о том, что произошло, когда она встретилась с ангелами и о своем путешествии в крепость лорда Азраила.
      – Сестры, вы представить себе не можете, какой это грандиозный замок. Крепостные валы из базальта, вознесшиеся до небес, со всех сторон ведут широкие дороги и по ним идут караваны с порохом, продовольствием и броней. Как он сделал все это. Сестры, кажется, что он готовил это тысячелетия, задолго до того, как родился, хотя он гораздо моложе. Но как такое может быть? Я не знаю. Я не понимаю. Я думаю, он повелевает временем, и оно ускоряется и замедляется по его воле.
      И в эту крепость стекаются всевозможные воины со всех миров. Мужчины, женщины, духи и такие, которых я никогда не встречала – покрытые броней ящерицы и обезьяны в доспехах, огромные птицы с ядовитыми шпорами и такие странные создания, для которых я не могу даже подобрать имени. И в других мирах есть ведьмы, представляете, сестры. Я разговаривала с ведьмами из мира, в чем-то похожего на наш, но совершенно другого, ибо ведьмы там живут столько же, сколько обычные люди и среди них есть мужчины, ведьмаки, летающие, как мы.
      Ведьмы клана Серафины Пеккалы слушали ее с благоговением, но и с недоверием. Но Серафина верила ей и спросила ее нетерпеливо.
      – Рута Скади, ты видела лорда Азраила? Ты нашла дорогу к нему?
      – Да, и это было нелегко, потому, что он живет в самом центре водоворота событий и управляет им. Но я сделалась невидимой и проникла в его спальню, когда он собирался лечь спать.
      Все ведьмы поняли, что произошло дальше и Уил с Лайрой также не питали иллюзий на этот счет. Поэтому Руте Скади не было нужды рассказывать об этом и она пошла дальше. – Потом я спросила, зачем он собирает все эти силы, и правда ли, что мы слышали о его вызове Властителю. Он засмеялся.
      «Об этом говорят в Сибири, так?» спросил он и я ответила: да и на Свельбарде и на всем севере, нашем севере. И я рассказала ему о нашем договоре и как я покинула наш мир, чтобы найти его и выяснить, что происходит.
      И он призвал нас присоединиться, сестры. Присоединиться к его армии против Властителя. От всего сердца я желаю привести нас туда. Он показал мне, за какое правое дело он борется, только вспомните, что творили агенты Властителя от его имени…. Я вспомнила детей в Болвангаре, и о других искалеченных, которых я видела в южных землях. А он рассказал мне о других замалчиваемых жестокостях, совершаемых именем Властителя. Как в некоторых мирах они хватают ведьм и сжигают их заживо. Сестры, ведьм, как мы….
      Он открыл мне глаза. Он рассказал мне о вещах, о которых я не слышала, о жестокостях и ужасах, совершаемых во имя Властителя, направленных на уничтожение всего истинного и радостного в жизни.
      О, сестры, как я хотела вместе с моим кланом принять участие! Но я понимала, что прежде должна посоветоваться с вами и слетать обратно в наш мир и посоветоваться с Левой Каску, Рейной Мити и другими королевами ведьм.
      Поэтому я покинула его невидимой, нашла свою ветку и улетела. Но я не успела отлететь далеко, поднялся сильный ветер и зашвырнул меня высоко в горы так, что мне пришлось найти убежище на вершине утеса. Зная, какие твари могут жить на скалах, я снова сделалась невидимой и услышала в темноте голоса.
      Оказалось, что я чуть не угодила в гнездо к старейшему скальному трупоеду. Он был слеп и ему приносили еду: какую-то смердящую мертвечину. И его спрашивали совета.