ГЛАВА 7

– Ты жестокий и негуманный солдафон, – сообщил мне Тэд во второй половине третьего с начала наблюдения дня. – У меня будет остеохондроз, и я подам на тебя в суд – замучаешься выплачивать моральный вред. Я не логу больше жить, как это, – тут он полистал свой блокнот. – О-е! Ракком! Не могу ракком…

Тэд, естественно, шутил, но на его физиономии была такая кислая мина, что вполне можно было поверить в серьезность сказанного. Я в очередной раз ободрил шефа, пообещав очень скорую развязку, и не стал отпираться от обвинения в негуманности, хотя, по моим критериям, журналист был в корне не прав.

Да, разумеется, – с точки зрения цивилизованного европейца, это было дико. Вместо того, чтобы остановиться по адресу, рекомендованному Ахмедом, и отдохнуть там в относительном комфорте, мы тихо проехали через Халаши, притормозив на въезде и выезде, чтобы объясниться с бойцами отряда самообороны, торчавшими на КПП, зафиксировали месторасположение усадьбы № 45 по улице Лермонтова (которая оказалась единственной улицей в селе) и, удалившись от поселка километров на пять, свернули в лес.

Здесь я замаскировал машину, и кратко объяснил Тэду, какую цель преследую. Прихватив минимум продуктов и вещей, потребных для трехдневной засады, мы вернулись к селу, осторожно перемещаясь меж деревьев по склону холма, круто забиравшему вверх – в этих местах лес произрастал на скалах, самовольно запуская корни в древнюю каменную гряду.

Потаскав за собой англичанина часа полтора, я наконец обнаружил подходящее для наблюдения местечко и сообщил своему коллеге, что мы прибыли куда надо и будем здесь жить.

Село лежало под нами в трехстах метрах и прекрасно просматривалось от околицы до околицы. Мы расположились в небольшой скальной впадине – этакой природной воронке, пологие края которой заросли НИЗКИМИ кустами какой-то лебеды.

В этой воронке мы с Тэдом проторчали три ночи и два с половиной дня. Наконец терпение моего шефа заметно истощилось одновременно с запасом провианта – я не учел равнинный аппетит британца. По дну воронки приходилось передвигаться на полусогнутых, поскольку, несмотря на обилие кустов, имелся риск быть обнаруженным кем-нибудь из сельчан.

Тэд был отчасти прав – мы терпели эти неудобства три дня, и, помимо всего прочего, страшно мерзли ночами и страдали от жары в дневное время. Если же приспичивало по надобности, приходилось ползком продираться через кусты и удаляться от воронки метров на двадцать, в общем, сплошной неудобняк.

Возмущение шефа я понимал, но внутренне был с ним не согласен. Мне, например, хватило бы раскидистого дерева, торчавшего где-нибудь неподалеку от околицы. Забравшись на него, я мог бы просидеть там три-четыре дня, ничем не обнаруживая своего присутствия. Только наличие «пассажира» заставило меня искать комфортабельное место, расположенное на значительном удалении от объекта наблюдения. В процессе обозревания я очень ненавязчиво разъяснил Тэду этот момент, но он не обратил на мои пояснения никакого внимания, упершись на том, что каждый человек имеет право на комфорт и уют.

– Ничего, коллега, осталось немного, – успокоил я Тэда. – Задом чую – сегодня нашей засаде конец!

Полистав блокнот, британец сопоставил идеоматический оборот в моей заключительной фразе с имеющимися у него объяснялками, покосился на мою задницу и, буркнув свое «о-е», растянулся на дне воронки, попытавшись изобразить дремоту.

Заняться было нечем. За эти трое суток мы обсудили все, что можно, оспорили буквально все, что вызывало сомнения как у меня, так и у журналиста, и успели узнать друг о друге массу разнообразных ненужных подробностей.

Я рассказал Тэду про зверство Ахмеда, и он вначале не поверил, прагматик хренов.

– Факты есть? Очевидцы?

– Есть, есть, – уверил я коллегу. – Очевидцы есть и место захоронения известно. Вот доберутся туда федералы, там и посмотрим… – Затем я добавил, что между делом умертвил Ахмеда, и Тэд моментально надулся. Выдержав некоторую паузу, я соврал, что обладатель меча, волчара, бросился на меня с кинжалом, мы бились долго и с переменным успехом, жизнь моя висела на волоске, но в конечном итоге я приложил титанические усилия и одержал победу.

Одно вранье влечет за собой другое. Тэд тут же начал задавать дурацкие вопросы, типа: а куда смотрели те, что сидели во дворе? Зачем Ахмед ни с того ни с сего вдруг бросился на меня? Почему я вообще возвратился обратно в село? И так далее. Пришлось изворачиваться и одухотворенно сочинять на ходу, изображая честность во взоре.

Наверно, я прирожденный лгун: британец в завершение расспросов немного просветлел ликом, вроде бы поверил. Я прекрасно понимал его состояние. Для законопослушного гражданина Европы жизнь человека – это святыня, чтобы отнять ее, потребны весьма и весьма значимые причины. Ну, ничего, британец, будут тебе причины, сколько хочешь будут…

– А что ты собираешься делать с этим Бесланом? – вдруг ни с того ни с сего заинтересовался Тэд, когда я уже несколько поуспокоился и расслабился. – Ты его тоже будешь убивать?

– Беслан – закоренелый преступник, – пояснил я. – Он почти два года в «духах». Это значит, что он все время грабил, насиловал и убивал. Ну, я нападу на него сзади – так, чтобы он не видел, спеленаю и допрошу. При этом я подвергаюсь такому же риску. Если он окажется ловчее, тут уж как получится…

После этого Тэд замкнулся и некоторое время общаться не желал. Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы убедить британца в том, что большинство из «духов» – конченые негодяи, а вовсе не «душки». Я никудышный агитатор (как уже отмечалось выше), но кое-какие сдвиги в плане идеологической обработки все же появились: к концу нашего сидения Тэд уже не темнел лицом и не леденел взором, когда я упоминал о необходимости кого-то «зачистить» из публики, располагающейся на противоположном плацдарме…

…Беслан появился в 15.45. Я уже неоднократно замечал, что когда кого-то очень долго ждешь, уже не надеешься на результат, то внезапное появление объекта, как правило, застает тебя врасплох. У меня, например, такие внезапные появления объекта ожидания сопряжены с выходом из дремотного состояния и последующим за этим резким скачком давления. Ждешь, расслабляешься, привыкаешь к обстановке, только бдительность утратил, задремал, а тут – оп-па! На тебе, вот оно! Пульс резко учащается, кровь мгновенно приливает к голове: в большинстве случаев у обычных людей такие неожиданные виражи способны вызвать буйство, психофизиологический ступор или предынфарктное состояние. Это вполне нормальная реакция. У меня же она практически незаметна. Хотя скорее всего, если мне посчастливится дожить до пенсии, эти ожидания сделают меня полноценным психом. Ну а пока я – даром что Сыч – никого никогда и нигде не проспал. За это и держат…

Итак, в 15.45 к усадьбе № 45, что по улице Лермонтова, подкатила сиреневая «Нива», притормозила на время, выпустила из себя одного типа с автоматом и убралась восвояси – выехала через КПП на другом конце села.

Человек быстро вошел в калитку и скрылся за забором усадьбы. Весь процесс с момента высадки объекта из салона автомобиля до момента вхождения его в калитку занял девять секунд. За это время я успел выйти из дремотного состояния, сделать короткий выдох, сцапать бинокль и на краткий миг поймать в объективы лицо подконтрольного. Оригинал имел весьма значительное сходство с изображением на полароидной фотографии. Это был Беслан.

– Ну здравствуй, мой хороший, – пробормотал я и сполз на дно воронки. Теперь оставалась самая малость: забраться в село, тихонечко выкрасть «чеха» с родного подворья, утащить его подальше и где-нибудь на фоне необузданной и живописной горной природы хорошенько допросить.

– Хм! – я пожал плечами. – Всего-то делов…

Растолкав Тэда, я сообщил ему, что наблюдение окончено. Быстренько собравшись, мы осторожно покинули наше временное пристанище. Более нам здесь пребывать нецелесообразно: судя по информации, полученной от Ахмеда (упокой, Аллах, его душу), Беслан при посещениях семьи оставался дома не менее суток. Из-за глухого забора, огораживающего усадьбу, наблюдать за подворьем представлялось весьма проблематичным, так как с того места, где мы находились, просматривался только фрагмент заднего двора Беслановой усадьбы и половина сортира, притаившегося в углу.

Пока мы пробирались по лесной тропке к месту захоронения нашего автомобиля, я присматривал за Тэдом и рассеянно строил дальнейшие планы.

Как «пассажир» британец меня вполне устраивал: в отличие от нашего брата россиянина он все делал как приказывали и не бросался в амбиции. С таким подопечным можно иметь дело: вот он топает след в след, внимательно смотрит вправо (я так велел) и не задает дурацких вопросов.

Бывали у меня подопечные и похуже, особенно армейские генералы. Не те, что вылезли из окопа, а те, что в него спрыгнули на пару деньков для того, чтобы потом в светлых коридорах с высокими потолками гордо и весомо произнести: «А вот я, когда в Чечне возглавлял операцию…»

Эта публика обычно здорово мотает нервы. Пока такого обеспечиваешь, он все мозги повысасывает. Никак не может пузатый золотопогонный дядька взять в толк, почему это он должен слушаться какого-то желторотого старлея, который в три раза младше его и сам по себе вообще – серое вещество, нуль без палочки.

Тэд, например, с министрами и членами парламента водочку попивал, а одним своим репортажем, был прецедент, международный скандал устроил. А сказали идти след в след и давить косяка направо – идет и давит, сопит себе в две дырочки, британец…

…Добравшись до замаскированного «ленда», я, убедившись, что за время нашего отсутствия непрошеных визитеров не было, предложил Тэду залезть в машину и сидеть как мышь, а сам удалился в глубь леса.

Потеряв автомобиль из виду, я сел под развесистый клен, разулся и начал дышать по системе, чтобы хорошенько расслабиться. Отчего-то там, в воронке на склоне холма, ничего особенно ценного мне в голову не пришло. Естественно, я перебирал возможные варианты действий, прибрасывая так и сяк применительно к обстановке, но то ли мешало присутствие болтливого британца, то ли необходимость беспрестанно вести наблюдение за объектом, а может быть, то и другое в совокупности – в общем, придумать что-либо я никак не мог.

Судите сами. Что бы вы делали на моем месте? Задача: произвести допрос третьей степени. Объект: молодой здоровый мужик, который более полутора лет занимается войной и на момент выполнения задачи до зубов вооружен. Условия: вражеское село, которое имеет отряд самообороны в пару десятков стволов, усадьба с двухметровым забором сплошного заполнения – во дворе, судя по лаю, две собаки. Усадьба располагается в центре села. В доме, помимо объекта, еще четыре человека – отец, мать, жена и трехлетний ребенок. Каково?

Вывести Беслана из села днем нельзя: даже если удастся выманить его за калитку и бесшумно нейтрализовать, на въезде и выезде стоят КПП отряда самообороны, которые проверяют все, что движется. Выйти из села вне контрольных пунктов невозможно, поскольку подступы с КПП прекрасно просматриваются.

Можно забраться ночью во двор, перебив собак шведовскими стрелками. Однако имеется практически стопроцентная гарантия, что Беслан пожелает спать с женой и ребенком. Я бы, например, пожелал. Значит, придется нейтрализовать сразу троих, причем с ходу, не вдаваясь в подробности. При возникновении малейшего шума сразу же подключатся отец и мать – в итоге придется аннулировать четверых свидетелей. Это очень нехорошо, даже если отбросить морально-этический аспект. Пропади куда-нибудь один Беслан, особого шума не будет. Тут зачастую бывает так, что вышел человек из дому и исчез. А вот когда поутру соседи обнаружат умерщвленную семью, то моментом поднимется дым коромыслом. На этом фоне шатание по селам иностранного корреспондента с подручным может кое-кому здорово не понравиться и показаться весьма подозрительным. В общем, нет вариантов, и все тут!

Понапрягав мозги некоторое время, я пришел к выводу, что ситуация сложилась вполне тупиковая, если в условиях задачи принимать объект за совершенно безынициативное начало и полагаться лишь на свою сноровку и умение. Значит, надо несколько по-иному подойти к решению проблемы. Если у меня не получается забраться в село и вытащить Беслана оттуда, я должен заставить своего подопечного прийти ко мне…

Смутно озарившись подобным образом, я еще минут двадцать вычислял схему дальнейших действий, пока она не сформировалась в четкий и предельно простой план.

Посетив скучающего в машине британца, я прихватил с собой моток веревки, пластырь, изоленту и нож. Затем, поковырявшись в личных вещах Тэда, вырвал из его запасных трусов резинку, отрезал рукав от его же спецовки и, отломав правое зеркало «Лендровера» вместе со стойкой, в ответ на страшное недоумение, застывшее в глазах англичанина, многозначительно приложил палец к губам. И убрался восвояси, не забыв попугать Тэда гипотетическими минами, которые тут почти что везде.

Покружив с полчаса по опушке леса, я выбрал местечко, которое, как мне казалось, позволяло наиболее полно замаскироваться возле тропки, ведущей из села в чащу, и еще полчаса потратил на оборудование незамысловатого сооружения на пути наиболее вероятного движения объекта. Затем я вырезал небольшую осинку и направился к месту нашей трехдневной лежки, на ходу выстругивая кол.

Соскользнув в воронку, я отдышался и, обозрев подконтрольное подворье в бинокль, начал устраивать семафор.

Прикрутив зеркало изолентой к колу так, чтобы над верхней пластмассовой гранью оставался десятисантиметровый отрезок деревяшки, я продырявил ножом рукав спецовки в двух местах. Натянув его на зеркало, я продел резинку от трусов Тэда в верхнюю дыру и закрепил ее за верхушку кола, а в нижнюю дыру просунул веревку и завязал ее морским узлом. Опробовав сооружение, я остался доволен своей изобретательностью и в три минуты произвел установку самопального семафора в центре воронки.

Получилось довольно сносно: зеркало торчало над краем воронки сантиметров на сорок и, будучи зашторено рукавом, на фоне склона за моей спиной вряд ли было различимо даже с десяти шагов.

Убедившись в исправном функционировании своего изделия, я уселся наблюдать за усадьбой Беслана и более тщательно продумал тонкости намечавшегося мероприятия.

Проанализировав ситуацию, я пришел к выводу, что при всем великолепии и простоте плана имеется весьма небольшой процент удачного стечения обстоятельств. Слишком много было нюансов, которые при малейшем отклонении могли разладить такую недурственную задумку. Однако уж коль скоро этот процент все же имелся, я собирался использовать его на полную катушку.

В основу своего плана я положил три качества, в разной степени присущие любому двуногому: наблюдательность, самоуспокоенность и элементарное любопытство.

Практически все индивиды, которые избрали делом своей жизни войну, чрезвычайно наблюдательны. Это не касается наших солдат, сидящих день и ночь в окопах на заставах и блок-постах, у которых от систематического недоедания и хронического недосыпания защитные рефлексы сводятся на нет и появляется апатия к самому существованию.

А вот если ты хочешь жить и постоянно перемещаешься, имея целью как можно круче досадить врагу, да при этом неплохо питаешься, вовремя моешься и вообще творчески функционируешь, твоя наблюдательность обостряется до крайности. В противном случае будешь перемещаться очень недолго – война не прощает невнимательности.

Беслан воевал более полутора лет и до сих пор сумел остаться в живых. Это показатель. Значит, он отнюдь не олух, и наблюдательность ему присуща.

Беслан был у себя дома, в мирном селе, расположенном на договорной территории, вход и выход которого охраняли вооруженные соплеменники. Опасаться здесь ему было совершенно нечего. Он не бог весть какая шишка, чтобы за ним охотились спецназовцы или иные типы той же ориентации.

Значит, он не станет орать дурным голосом, когда увидит мое сооружение в действии, а спокойно пойдет и посмотрит – что это за штука такая странная появилась невесть откуда? Во всяком случае – должен пойти, потому что любопытство – это такая вещь, из-за которой в разное время совсем неслабые головой ребята оставались без нее – история так утверждает.

Таким образом, осталось лишь ждать, когда Беслан пойдет в сортир, заметит мой семафор, выказав незаурядную наблюдательность, затем продемонстрирует самоуспокоенность и добровольно отправится удовлетворять свое закономерно возникшее любопытство. И еще нюансик: остается лишь надеяться, что при всем при этом более никто в селе на мой семафор не обратит внимания и, в свою очередь, не попрется ко мне в гости.

Вот так. Если я хреновый психолог и что-то недоучел, то придется изобретать новый план и лихорадочно принимать скоропалительные решения, а это не в моем характере.

ГЛАВА 8

Ожидать пришлось довольно долго. Между делом подул северо-западный ветер, который очень некстати пригнал из-за Сунженского хребта пышные облака.

Я с тревогой посмотрел на небо и скоропалительно пообещал богу – покровителю погоды, что если он в настоящий момент не станет валять дурака, то я после этой экскурсии совсем перестану предаваться излишествам: брошу пить, курить и так далее. Если останусь в живых.

Покровитель моим мольбам внял – облака величественно обходили светило стороной, мягко касаясь его краев своими пушистыми боками и в целом для осуществления намеченного плана помех не создавали.

За время наблюдения сортир посетили три члена семьи (дитя из-за забора не просматривалось), а пожилой мужик, изрядно прихрамывающий, по всей видимости, отец Беслана, аж два раза.

В 17.24 из-за угла дома появилась верхняя треть Беслана. Он не спеша проследовал к сортиру, скрывшись в котором перестал быть доступным на некоторое время моему взору.

Облизнув моментом пересохшие губы, я отрегулировал дыхание и заставил себя расслабиться. Спустя три минуты наблюдаемый возник в проеме отворившейся двери сортира и на некоторое время застыл на месте – по всей видимости, объект заправлял штаны.

Лицезрея в бинокль, я теперь мог в деталях рассмотреть лицо Беслана. Да, вне всякого сомнения, это был он – парень в тюбетейке с полароидного снимка.

– Ну же, красавец, посмотри-ка, какая штука у меня тут! – пробормотал я и принялся дергать веревку, привязанную к нижней дыре в рукаве спецовки.

Закончив заправляться, объект закрыл дверь сортира и двинулся к дому, повернувшись ко мне левым боком.

От сортира до угла здания было что-то около 12 метров – пока «дух» преодолевал это короткое расстояние, я отчаянно дергал веревку и невнятно ругался – уговаривал посмотреть в мою сторону. Начхав на мои потуги, Беслан преспокойно зашел за угол и исчез из поля зрения.

Уффф! Выпустив воздух,, я обеспокоенно посмотрел на небо, затем на часы и от всей души пожелал своему поднадзорному принять на грудь хорошую дозу качественного домашнего вина. И чем скорее, тем лучше.

Отложив бинокль в сторону, я высунул над краем воронки полголовы и оглядел подножие холма, еще раз оценивая правильность выбора места для засады. Вроде бы все нормально, хотя можно было бы и… Домыслить я не успел, так как периферийное зрение зафиксировало какую-то незапланированную активность в секторе наблюдения.

Глянув на подворье объекта через бинокль, я обнаружил, что в промежутке между домом и сортиром оживленно размахивает руками какой-то вообще посторонний дед – скорее всего сосед (его я ранее на подворье не наблюдал) и тычет пальцем в мою сторону. Беслан стоял рядом и в упор смотрел на меня (прекрасный бинокль у Тэда, эффект присутствия – от винта!).

Ухватив веревку, я привел семафор в действие и телеграфным шифром выдал набор стандартных сигналов: «Все в норме. Какие будут указания? Повторите», – на тот случай, если Беслан вдруг владеет азбукой Морзе.

Насмотревшись на мое семафорство, подконтрольный почесал затылок и вместе с дедом скрылся за углом дома. Вот оно!

Метнувшись обеспокоенным взором по близлежащим усадьбам, я не обнаружил более наблюдательной активности, оборвал рукав, обнажая зеркало, и, выбравшись ползком из своего укрытия, в буквальном смысле скатился к месту, запланированному для засады.

Притаившись в кустах, я осмотрел видимую отсюда оконечность села и попенял себе за утрату профнавыков. Дед, старый пердун, заметил мое семафорство, а вот я его не обнаружил, хотя очень тщательно осматривал через бинокль близлежащие дворы. Вот это прокол…

Минут через десять из-за крайнего дома показался вооруженный автоматом Беслан и направился в мою сторону.

Все было правильно. Поднадзорный никого с собой не пригласил – он шел один, без опаски, периодически бросая взоры на торчавший посреди склона семафор, и весь его вид выражал живейшее любопытство.

– Молоток, красавчик! – похвалил его я. – Только вот автомат ты напрасно взял. Зачем тебе автомат в мирном селе? Хотя в данный момент без разницы – с автоматом ли, без – самое главное, мой хороший, что ты вообще вылез.

Высказавшись подобным образом, я еще раз промерил взглядом расстояние, повязал на лицо косынку и, ухватив конец веревки, начал разминать мышцы ног.

Добравшись до зарослей кустов на опушке, Беслан на секунду остановился, осматриваясь, и двинулся по тропе. Молодец, верно мыслишь – по тропе, конечно, лучше, чем ломиться через заросли, рискуя нарваться на забытую кем-то растяжку.

Обернув веревку вокруг запястья, я выбрал слабину и чуть-чуть натянул ее, чтобы рывок получился коротким. Беслан неторопливо двигался по тропе, глядя под ноги, – до моего сооружения ему оставалось пройти метров 20.

– Давай, давай, не отвлекайся, паря, – подбодрил я его и принялся разминать кисть правой руки, одновременно разгоняя организм дыхательным упражнением.

Это только в кино вы можете наблюдать, как какой-то там тип крадется по лесу, держа в руках взведенное оружие, и вдруг из кустов выскакивает ловкач – совсем без оружия, но страшно подготовленный – и одним движением обезоруживает того, который крадется. Это лажа, ребята, – для такого трюка необходимы идеальные условия: мягкая трава, скрадывающая шорох движения, отсутствие хрустких веток, кустов и вообще всего, что может вызвать шум, а также хорошо замаскированное место.

Это фэнтэзи. В реальном лесу каждое движение вызывает изрядный шум, а непосредственно у тропы, как ни странно, природа не оборудует хороших мест для засады на расстоянии одного прыжка. А потому, даже если вы являетесь обладателем сразу шести черных поясов по различным видам боевых искусств и состоите в близком родстве с Брюсом Ли, – ни в коем случае не пытайтесь в нормальном чеченском лесу голыми руками обезоружить крадущегося по тропе со взведенным автоматом мужика, который умудрился за полтора года войны остаться живым и невредимым. «Дух» при любом раскладе и независимо от состояния атмосферного давления успеет сделать из вас дуршлаг, так как мгновенно повернет ствол в направлении источника шума с одновременным нажатием на спусковой крючок. Вот так. Поэтому единственный способ захватить вооруженного чеченца голыми руками в лесу – это отвлечь…

Беслан приблизился к сооружению и повернул лицо в мою сторону. Ух, волчара! Как будто чует! Он обеспокоенно шевельнул ноздрями. Я мгновенно вспотел и порадовался, что позаботился натянуть на лицо косынку с прорезями для глаз, изготовленную накануне из запасной футболки. Нас разделяло что-то около шести метров – на таком расстоянии он, повернувшись в мою сторону, обязательно бы рассмотрел незамаскированное лицо: я-то его вижу хорошо! Встревоженно понюхав воздух, Беслан пожал плечами и сделал по тропе два шага, пересекая установленный мною незримый рубеж.

Оппп!!! Я резко дернул за веревку и, зафиксировав результат, рванулся через кусты к поднадзорному. Устройство сработало. Накануне я довольно долго прочесывал окрестности, прежде чем обнаружил это сгнившее бревно – в меру толстое, кривое, с узловатым комлем. С трудом доперев его к месту засады, я пристроил бревнышко к стволу клена и несколько раз ходил туда-сюда по тропке, поправляя сооружение – так чтобы оно не бросалось в глаза при движении от опушки в глубь леса.

Результат вышел что надо: теперь «дух» на шумы не реагировал совсем – он лежал на тропе, держа в объятиях комель внезапно соскочившего бревна, и не подавал признаков жизни.

Стащив с поднадзорного бревно, я убедился, что он дышит, и облегченно вздохнул: однако же ваш покорный слуга неслабый математик – все рассчитал как надо, впритирочку.

Зашвырнув автомат подальше в кусты, я залепил Беслану рот пластырем, связал руки за спиной и, взвалив его наподобие куля на плечо, быстро двинулся прочь от села – в противоположную сторону от нашей машины, в которой меня поджидал дисциплинированный Тэд.

Попетляв меж лесистых холмов, я приглядел местечко неподалеку от глубокой лужи и аккуратно опустил пленного на траву. Беслан пришел в себя и начал ворочаться, ошалело таращась на меня.

Обыскав связанного, я ничего интересного не обнаружил, кроме большого ножа в чехле. Настоящий горец! Из дому вышел на пять минут, а клинок не забыл прицепить. Проверив прочность узлов на веревке, стягивающей пленнику руки, я на всякий случай спеленал ему ноги и, быстро собрав сухих веток, запалил костер. Когда пламя набрало силу, я снял с Беслана рубаху, разрезав ее ножом на спине и стал разгонять дым – мало ли чего, вдруг кто-нибудь заинтересуется появившимся меж холмов дымком. Разгоняя дым, я смотрел на мерзавца и тяжко размышлял. Он, подонок, еще не вполне осознал ситуацию, а потому моих размышлений не замечал – только что-то мычал и зверовато таращился.

Да, я собирался пытать пленного, тем самым грубо нарушая положения кодекса комбатантов 4. У меня просто не было иного выхода.

Разумеется, я мог бы побеседовать с Бесланом обычным способом и спросить его: куда вы подевали мою супругу? Очень возможно, что в ответ он бы сказал правду – сведения эти не составляют особой важности и ни для кого не несут в себе угрозы. На первый взгляд. Подумаешь, важная птица, какая-то славянка, одна из множества подвергшихся подобной участи. Да пожалуйста – на, забирай, мы уже попользовались… Стоит ли скрывать такую информацию перед лицом возможной смерти?