- Нет, не врут! Вчера четыре всадника приезжало, вас спрашивали. Федаинами назвались. Рассказывали, как нашли вас, про движение каких-то повстанцев. Говорят, мол, заждались у иранской границы, а вожди все не едут! Хорошо, что я был дежурным по полку, послал их подальше. А другой на моем месте, возьми и доложи! Нарушители границы и смутьяны, подстрекатели к бунту служат в моем батальоне! Позор!
      - Ну не совсем мы смутьяны, и не совсем заблудились, но были близки. Направление движения попутали в темноте, - нехотя ответил капитан. - А как вы нас к этим офицерам приплели? С чего на нас подозрение пало?
      Майор Рахимов ухмыльнулся:
      - Они вас по именам назвали и описали. Я сопоставил: Хлюдов и Ромашкин. Хороши же вы были! Направление попутали! А если бы вы в гиблые пески ушли? Ищи ваши трупы вертолетами? Что за разборки у офицериков происходят? Где Шмер? Какая-то таинственная история вырисовывается. Ромашкин, докладывай!
      - Ничего не знаю. Справку о болезни Шмера, я принес, комбату отдал. Мишка в Ашхабад уехал лечиться.
      - Он что, человек- невидимка? Взводного пятый день никто не видит. Один ты его где-то обнаружил. Шмер был так плох, что не мог лично доложить командованию? Смертельно болен, и позеленели не только уши?
      - Так точно, вид был неважный, - подтвердил Никита.
      - Теперь о тебе, Ромашкин! Кто вам, товарищ лейтенант, недавно бровь подбил? - замполит перешел на официальный тон. - Смешную историю я слышал, что ты сельского кабана изображал, в грязи валялся?
      - Шел, неудачно в темноте споткнулся, упал, испачкался. В остальном врут. Ей-ей врут, не валялся.
      - Теперь о вас друзья мои! - майор посмотрел сурово на Колчакова и Хлюдова. - Наслышан, что отношения выясняете. Я решение уже принял. Тебя Колчаков, как только представится случай в Афган, а вас Хлюдов, к сожалению, пока в Москву-столицу не могу вернуть. Сами решайте вопрос о переводе, не то я вас сплавлю еще дальше, в Небиддат, в песках раскаленных погреться!
      - За что меня на войну? - возразил Вадик. - Я исправляться начал, пить бросил, жениться на сестре капитана Хлюдова собираюсь....
      - Я те, соберусь! Все зубы пересчитаю! Жених! - рявкнул Вовка. Девчонке учиться нужно, а ты ей голову дуришь!
      -Еще вопрос, кто кому голову вскружил, и кто кого охмуряет! - возразил Колчаков.
      - Эх, когда же меня, подальше от вас, на Родину отправят, - со стоном схватился за голову замполит батальона.
      - Куда? - поинтересовался Никита. - В Белоруссию или в Азербайджан?
      - На Украину! - криво усмехнулся Рахимов. - Больно я сало люблю. Хочу к хохлам! Короче говоря, разгоню я вас всех на хрен! Тебя Никита тоже!
      - На хрен? - осторожно поинтересовался Ромашкин.
      - И тебя в Афган! К черту! Надоел не меньше Колчакова.
      - А я вас давно прошу спровадить меня за "речку".
      - Теперь я окончательно созрел, сам попрошу начальство за тебя. Похлопочу, организую тебе тур поездку на войну.
      - Ну и ладно, - насупился Никита. - Не очень-то и расстроюсь.
      - Вот и хорошо, вот и поговорили, без взаимных обид, - обрадовался Рахимов. - Запрещаю пить в течение месяца! Никаких пьянок: ни самим, ни остальным офицерам в ротах! Что-то мне сердце вещует, быть какой-то беде. Очень плохие ощущения и предчувствия.
      Хлюдов встал, поплевал через левое плечо и демонстративно перекрестился на портрет Ленина, а затем отбил три глубоких поклона в сторону фотографии Генерального секретаря.
      - Не юродствуй и не скоморошничай! Накажу, и папа не поможет! - рявкнул Рахимов.
      - Я не скоморошествую. Я истинно верую в победу коммунизма! А вы не верите? - Вовка посмотрел наглыми, васильковыми глазками на майора.
      - Верю-верю! - пробурчал Рахимов. - Пошли вон, шуты -скоморохи!
      Едва офицеры вышли на лестничную площадку, как Хлюдов с размаху врезал в глаз Колчакову, с воплем: - Я тебе покажу, как сеструху портить!
      Тот в ответ ударил капитана в челюсть. Никита бросился разнимать соперников, но только получил несколько тумаков по почкам и ребрам.
      - Брэк, брэк! Стоять дураки! Меня не убейте! - Заорал лейтенант, что есть сил. - Тайм аут. У меня коньяк в сейфе стоит. Пойдем, выпьем и проведем мирные переговоры.
      Потные, взъерошенные офицеры тяжело дышали и вытирали платками кровь с лица. У одного был разбит нос, у другого губы. Соперники злобно смотрели друг на друга. В конце концов, они подняли с пола фуражки и двинулись на второй этаж. Впереди шел Хлюдов, за ним Ромашкин, замыкал шествие Колчаков.
      Едва выпили по три рюмки, и Никита разлил для четвертого захода, в кабинет ворвался Рахимов.
      - О, так и знал! уже пьют! Кому я велел не пьянствовать месяц?
      - А с какого дня введен "сухой закон", вы не установили! - хмыкнул Хлюдов. - Мы думали с завтрашнего. Вот решили, что б не прокисла, прикончить крайнюю бутылку.
      - Эге! - воскликнул майор, заметив припухшие физиономии и набухавшие синяки, которые постепенно принимали липовый оттенок. - Уже успели схлестнуться. Ну, значит, бабы правду говорят, побьют друг друга. Все как в анекдоте! Бабы не врут. Налей-ка Ромашкин и мне, для успокоения нервов. Если пьянку нельзя предотвратить, значит, ее нужно возглавить!
      Не дожидаясь, когда лейтенант возьмется разливать, майор взял бутылку "Арарата", подставил стакан и наполнил его до краев.
      - Однако! - ухмыльнулся Хлюдов. - Своя рука себя не обделит.
      - Это что б вам, алкашам, меньше досталось!
      Рахимов в четыре глотка выпил дорогой коллекционный продукт, подарок от солдатского родителя из Армении, отломил половину шоколадки "Аленка", небрежно забросил его в пасть и схрумкал. Заметив на тарелки бастурму, оттяпал ножиком четверть куска и принялся энергично пережевывать, работая челюстями, словно мясорубкой.
      - Сильно! - восхитился Колчаков. - Перчик не жжет?
      - А тебе лейтенант зубы не жмут? Дерешься, начальству дерзишь!
      Что бы сгладить ситуацию, Ромашкин увел разговор в другое русло:
      - Товарищ майор, расскажите свой анекдот, про баб, которые все знают.
      - Анекдот? А-а-а... "Служил в далеком гарнизоне, типа нашего Педжена, один взводный. Долго служил, а ни как вырасти до ротного, не мог. Пил, гулял, дурака валял. Однажды жена ему вдруг ему говорит: "Вася, тебя завтра ротным назначают". Муж опешил. "С ума сошла? За что, я и на службе-то почти не появляюсь". - "Не знаю, но бабы говорят, они все знают, и не ошибаются".
      Действительно, утром вызывает командир полка, хвалит за службу и назначает нашего Васю ротным.
      Он и дальше пьет, то должность обмывает, то звание. К роте и не подходит. Женя вскоре опять заявляет: - "Вася, тебя замом командира батальона назначают".
      - Совсем рехнулась! Я, только ротным стал, а работать еще и не начинал. За что меня выдвигать?
      - Не знаю, бабы говорят, а они все знают!
      И точно. Командир оформляет представление на вышестоящую должность. Мол, присмотрелись, офицер вы не плохой, рота не хуже других, пора в академию готовиться!
      Вася от радости за ум вязался, работать начал. Несколько месяцев добросовестно служит. Карьера наладилась! Должность, звание, вот-вот академия. Чудеса! Но тут жена заявляет: - Тебя Вася, скоро посодют!
      - Из ума выжила баба! За что? Не пью, не ворую, службой занялся, а ты каркаешь!
      - Не знаю за что именно, но так бабы говорят, а они не врут.
      Точно ночью в дверь постучали, во дворе "воронок". Увезли и посадили в камеру: дознание, допросы, протоколы.
      Жена на свидание приезжает, а Вася ей первым делом вопрос:
      - Дорогая, ну что там бабы говорят? А?
      - Что бабы говорят, не знаю, но прокурор гарантирует, лет пять".
      Вот и я вам обещаю, что-то подобное, что прокурор предрекал. Приказываю, прекратить валять дурака! Марш по домам!
      Рахимов забрал початую вторую бутылку, другого коньяка "Кизляр", и вышел из канцелярии.
      - Грабят! - заверещал Ромашкин.
      - Не обеднеешь! - послышалось, эхом, из-за двери в ответ.
      Хлюдов и Колчаков по-прежнему хмуро глядели друг на друга, но драться желание пропало. Капитан встал, надел фуражку, посмотрелся в зеркало через плечо, уходя воскликнул:
      - Лейтенанты забудьте ко мне дорогу. И в канцелярию и к дому. Обходите меня стороной! Проклятый детский сад! Действительно загремишь с вами в пустыню! Тоже мне, родственник выискался!
      Шмер, будто бы поправившийся после болезни, появился в полку через десять дней, был свеж, упитан, уши зажили, и более не зеленели. Два дня взводный, словно следопыт, ходил по казармам полка, вглядывался в лица солдат и сержантов, вслушивался в их речь. Ромашкин к нему с расспросами не приставал, но догадался, приятель ищет похитителей. Мишка не расставался с гранатой и Никите ее обратно не вернул. Кроме того, он постоянно носил и малую саперную лопатку в чехле и тренировал руку в метании по деревянной мишени.
      Офицеры смеялись: залечили врачи мужика, крыша поехала. По прошествии нескольких дней, Шмеру подошла очередь, заступить помощником дежурного по полку. Следующим вечером дежурство закончилось, и ничего не предвещало беды. Мишка был спокоен и сосредоточен. В свободное время, когда дежурный садился к телефону, он выходил во дворик и метал в толстое дерево лопатку. Это было его давнее хобби, тренировался еще с училища. Маленькая саперная лопатка в умелых руках, страшное оружие: за неделю занятий трех дюймовая доска разбивается в щепу! Излишняя злость за время занятий вышла, но настроение не улучшилось. Мишка чувствовал себя теперь хищником, вышедшим на охоту, сконцентрировавшимся к броску. Хватит! Дичью и жертвой он больше не будет ни когда! Отныне он охотник за скальпами и черепами.
      Дежурный остался "караульной будке", ожидать сдачи караула, а Шмер пошел в батальон разоружаться. В оружейной комнате, сержант, дежурный по роте пересчитывал автоматы, балагурил о чем-то, громко и гортанно переговариваясь с другим сержантом. Дежурный заразительно хохотал и звонко прищелкивал пальцами.
      Черт! Да ведь это Кунакоев! Сволота! Точно, его голос, смех, пощелкивание! Под боком был, а я его по полку искал! - обожгла догадка мозг офицера. Второй сержант вышел в туалет, а Шмер подошел к решетке. Сержант слегка изменился в лице, но весело спросил:
      - Пришли сдавать оружие товарищ старший лейтенант?
      Мишка достал из кобуры ПМ дослал патрон в ствол и ответил:
      - Нет! Грохнуть тебя как собаку!
      Шмер выстрелил два раза сержанту в живот и в грудь. Выстрелы гулко прозвучали в пустой казарме, словно громыхнул гром, а Мишка подскочил к Канукоеву и прошипел, приставив пистолет к голове:
      - У тебя есть шанс жить. Только один, но есть! Кто организовал покушение на меня? Кто приказал издеваться? Быстро иначе застрелю!
      - Не убивайте! Я все расскажу! - прохрипел, булькая кровью Кунакоев. Это Давыденко.
      - Понятно! Кто были гражданские? Быстро говори, мерзавец, кто такие?
      - Али, фотограф с базара. Второго не знаю.
      - Другой солдат откуда? Наш?
      - Нет. Из стройбата. Байралтуков, каптерщик. Не стреляй, командир, умоляю!
      - Ладно, живи, если сможешь дотянуть до госпиталя! - произнес Мишка и, вставая, уперся рукой в живот поверженного врага.
      Сержант взвыл от нестерпимой боли и потерял сознание. Мишка со злостью пнул его носком сапога в левый бок, и выбежал прочь из казармы. В три прыжка преодолевая пролеты лестницы, он ворвался на третий этаж. Но не повезло, Давыденко в кабинете не было. Дневальный доложил, что начштаба отсутствует весь день.
      "Ну да ладно, куда он денется, позже достану! Сейчас нужно каптера грохнуть. Что ж, значит, Мирон будет последним в очереди. Список составлен и утвержден! Каптер, туркмены и Мирон, - размышлял Шмер, торопливо ступая сапогами по плитам выщербленной бетонной дороги, ведущей к строителям. Скорее, пока не подняли тревогу. Успеть покончить со всеми негодяями!"
      Офицер действовал автоматически, не раздумывая, видимо в тот моменткогда он узнал Кунакоева, то злость и ярость затмили разум. Отныне пути отступления были сожжены Мишка спросил у попавшегося навстречу стройбатчика, где каптерка Байралтукова. Солдат указал на будку с приоткрытой дверью: вон он, сам лично стоит у вагончика.
      Мишка расчехлил лопатку и приготовился метнуть ее.
      Стрелять на территории нельзя, слишком много шума. А раньше времени к себе внимания привлекать нельзя. Шмер описал дугу вокруг вагончика и, внезапно появившись из-за угла, резко бросил лопатку в оторопевшего врага. Запущенный опытной рукой метательный снаряд, прошуршав в воздухе, пригвоздил оторопевшего бойца к двери.
      - Хык! - выдохнул, метнув орудие убийства, Мишка.
      - Ык! - прохрипел Байралтуков и обмяк. Остро наточенный шанцевый инструмент прорубил майку и грудную клетку негодяя.
      Мишка размял свои длинные, большие крестьянские руки, потряс ладонями и затем радостно потер ими. Получилось! Раньше он метал этот "снаряд" только по мишени, и не был вполне уверен в убойной силе инструмента. А вот, поди, ты, вошло как маслу, как и представлял себе! Не зря тренировал руку, восстанавливая былые навыки. Срубил наповал!
      Шмер, одной рукой приподнял через порог, сопровождая повисшие ноги умирающего, а второй рукой толкнул дверь. Висящий аккуратно миновал дверной проем, оставляя за собой струйку крови. Дверь защелкнулась, и Мишка услышал падение, тела внутри помещения. Замок с ключами висел на ручке. Шмер замкнул дверцу, а ключи вышвырнул в кусты. Он не стал вынимать лопатку из тела, а то пришлось бы тащить каптера на руках, пачкаться. К тому же из оружия, еще имеется пистолет. Патронов маловато, но на остальных гадов хватит. Осталось четырнадцать пуль на трех мерзавцев. А дальше будь, что будет. Отступать и сожалеть поздно!
      Взводный поспешил к дежурке. За воротами стоял дежурный тягач - "Урал". Будка была пуста, очевидно, офицеры убежали к подстреленному Кунакоеву.
      "Да, крупное принес я им ЧП, нечего сказать! Толи еще будет. Мое тело и разум требуют мщения! Я жажду крови!" - размышлял старший лейтенант, заводя "Урал". Садясь в кабину, он заранее знал, что ключи всегда торчали в замке зажигания. Мишка сам порой катался на машине вечером, во время дежурства то в караул, то в автопарк.
      "Урал" сильно подбрасывало на ухабах, но Шмер не снижал скорости, время работало против него. "Еще трое врагов живы, а командование вот-вот поднимет тревогу. Скорее всего, уже выяснили, кто стрелял в казарме. Сообщат в милицию, в Педжен, а как узнают, что тягач угнан, сразу организуют перехват. В городе нельзя долго кататься на машине! Надо быть скрытным и незаметным! Эта мысль мелькнула в мозгу, и его осенило. - Брошу машину и доберусь до центра города пешком".
      Михаил съехал с дороги и остановил грузовик в переулке. Захлопнув дверцу, он быстрым шагом пошел вдоль саманных стен. Глиняные домики жались друг к другу. Теперь тут не проедет ни одна машина. (Догоняйте меня пешочком!) Через пять минут показался городской рынок. Шмер увидел вывеску над маленьким домиком и обрадовался. Вот она, фотомастерская!
      Офицер вынул пистолет из кобуры и сунул за пояс, затем достал из кармана запал, ввернул его в гранату и разжал "усики". На всякий случай. Вдруг пригодится.... Старший лейтенант встал сбоку от двери и громко постучал.
      - Закрыто или работаете? - спросил Мишка, обращаясь к невидимому за фанерной перегородкой, хозяину заведения.
      - Да-да! Заходи дарагой! - узнал Шмер ненавистный голос одного из мучителей.
      Михаил быстро шагнул через порог, едва не сшиб с ног небольшого полного человечка с наколками на руках, стоящего возле осветительных приборов. Тот сразу признал офицера, изменился в лице, потому что догадался, кто это и зачем. Пистолет в руке не дрогнул и выстрелил шесть раз: в лицо, грудь, живот. Пока не кончились патроны, палец нажимал на спусковой крючок. Надо было оставить хоть один патрон и сразу быстро оглянуться, но старший лейтенант, этого сделать, не успел. Остро заточенный нож вошел ему в спину, между ребер, и проткнул почти насквозь. В глазах потемнело, и Мишка упал от удара, навзничь, лицом на пол. Пистолет отлетел из ослабевшей руки далеко под стол.
      " Черт, не успел перезарядить! - мелькнула мысль. - Эх, не всех побил, не отомстил! Мирона, гаденыша, теперь не достать..."
      Стоны и хрипы вырывались из его раненой груди. Усилием воли Мишка сунул руку в карман брюк, разжал усики на запале и указательным пальцем потянул за колечко. Глаза застилала пелена, из них безудержно потекли слезы, в голове зашумело, словно ею били в огромный медный колокол. Шмер явственно почувствовал приближение смерти, которая надвигалась неотвратимо.
      Из спины резким движением выдернули тесак, и чья-то сильная рука перевернула офицера лицом вверх. Над ним, чуть склонившись, стоял, огромный мужик, губастый, носатый, с глазами на выкате, похожий на орангутанга. Лицо и руки были покрыты густым черным волосом, а на груди под расстегнутой рубашкой виднелась замысловатая татуировка.
      - Ну что, офисер, взял меня? Падаль! Это я тебя замочил! Запомни меня! Меня зовут Махмуд! Здохни, рюсськая собака.
      - И ты тоже! - сипло прошептал Мишка, выплевывая кровь, и вынул руку из кармана галифе. Затем он разжал в воздухе ладонь и выронил из нее гранату.
      - Аллах! - взвизгнул громила.
      В ту же секунду сильный взрыв потряс будку. Ударной волной выбило стекла и распахнуло дверь, электропроводка заискрила, ветхая будка мгновенно вспыхнула. Языки пламени лизали лицо и руки тяжело раненого громилы, он умирал медленно и мучительно. Огонь охватил все помещение. Примчавшаяся пожарная команда быстро потушила огонь, и тогда из пепелища вынули три обезображенных мертвых тела.
      Фотографа опознали сразу. По документам определили, что второй - это офицер, старший лейтенант Шмер, а третий, по приметам, оказался беглый налетчик Ашурниязов. Следователь прокуратуры стоял в сторонке с начальником уголовного розыска, и они тихонько переговаривались.
      - Жалко, хороший человек погиб. Мы пока ловили этого Ашурниязова, он в области двух оперативников ранил. Я знал, что где-то в городе скрывается, а брать не рисковал. - Произнес негромко майор милиции. - Здоровый был громила, и опасен как дикий зверь. Настоящий хищник.
      -Собаке собачья смерть, - махнул рукой следователь.- Да, и подлый сводник Али наконец-то подох. Канал наркоторговли закрылся, сделал доброе дело офицер. А почему и зачем, не наша забота, пусть военные разбираются! Хотя мороки все равно нам прибавится. А как тихо жили в городе! Сейчас комиссиями замучают: проверки, отчеты, доклады. Жалко парня. Интересно, чем эти уроды, его так допекли.
      - Бог его знает, знать довели, достали. Не спроста все это! - Ответил милиционер. - Будем докладывать в горком?
      - Обязательно! Необходимо провести встречи партактива с военными. Как бы волнений не было, русский офицер, убил двух туркменов.
      - Они его тоже убили. Ну, этого толпе не объяснишь. На рынке обязательно усиленный пост выставим.
      - Ты тут разбирайся, брат, а я в гарнизон, к подполковнику Хомутецкому отправлюсь, - распорядился следователь, и спешно уехал в гарнизон.
      Когда следователь прибыл на КПП, там собрались все полковые начальники, дежурный по полку получал нагоняй за угнанный "Урал".
      Завидев прибывших милиционеров, Хомутецкий бросился навстречу к ним:
      - Что случилось? Чем обязаны?
      Следователь представился и рассказал о разыгравшейся в городе трагедии.
      - Твою мать! - командир полка бросил фуражку о землю и обхватил голову ладонями. - Что делать, что делать! Снимут ни за что с должности к чертовой матери! Начальник штаба, стройте по полк тревоге, на вечернюю проверку. До последнего человека: и хромых, и косых, и дистрофиков!
      - Полк уже час как стоит на плацу! - растерянно напомнил замполит Бердымурадов.
      - Ну что ж, пойдемте разбираться в происшедшем, что к чему и почему, произнес злобным голосом командир, его губы дрожали, а по лицу струился пот.
      Вся свита, вжав головы в плечи, торопливо затрусила на построение.
      ***
      - А не врешь? - переспросил недоверчиво Кирпич. - Больно крови много в рассказе! Триллер прямо какой-то!
      - Крови много? Не веришь!- воскликнул, обидевшись недоверчивости приятеля, Никита. - Разве это много? В батальоне за два года 63 человека погибло, забыл?
      - Так то ж в Афгане...
      - Братцы, помянем всех наших пацанов, из нашего славного батальона! предложил Большеногин.
      - Закругляйся с рассказом, Никита, домой пора! - попрсил Дабиша. - А то финал не узнаем...
      - Ладно, закругляюсь.
      Глава 25. Самоубийца...
      Командир полка визжал на весь плац. Ярость его была безгранична, и казалось, он вот-вот выпрыгнет из сапог, либо портупея лопнет от натуги. В двадцать два часа солдат отправили в казарму, а офицеры по-прежнему остались на плацу.
      Хомутецкий еще пол часа распалялся и визжал на подчиненных. Особенно досталось, конечно, взводным, а кому же еще? Шмер ведь был командиром взвода.
      - Преступники! Негодяи! Алкоголики! Бездельники!
      Эти оскорбления сыпались вперемешку с матами, как из рога изобилия. Раньше он никогда не выражался, был груб, но корректен.
      В заключение он приказал Давыденко проверить оружие батальона в ружкомнатах и наличие патронов, закрыть оружейки, опечатать и оставить ключи у себя.
      - Это же касается всех остальных начальников штабов батальонов. Начальник службы РАВ, откуда у этого мерзавца граната? Разобраться! Перевернуть все каптерки в полку! Обыскать загашники подразделений, канцелярии, и проверить подвалы! Заглянуть в каждую тумбочку, в каждый сейф! Разойдись!
      Комбат Алсынбабаев был бледен как полотно. Он держался за сердце и не знал, что сказать. Наконец выдавил из себя невнятно:
      - Рахимов, инструктируй замполитов. Командиры рот, идите проверяйте казармы. Мирон Михайлович, бери ключи от оружеек и ступай, проверяй оружие и боеприпасы. Пойду в медсанбат, полежу, что-то мне худо.
      Старый жулик, держась за сердце, побрел, шаркая сапогами по асфальту. Он явно боялся за себя, как бы не сняли с батальона за развал дел, за чрезвычайное происшествие.
      Рахимов впился взглядом в Ромашкина:
      - Никита, хоть ты что-то прояснишь, какая муха укусила Шмера! Крыша поехала?! Бешеная собака цапнула за яйца?
      - А я то, причем тут? Я ему что брат? Отец?
      - Ты его друг!
      - Шкребус с ним гораздо дружнее меня.
      - Но он жил в твоей квартире! Вместе пьянствовали!
      - И вовсе не жил, вещи хранил и иногда ночевал! - возразил Никита. - И не только я с ним пил, но вы тоже, и комбат, и Антонюк.
      - Ну, пошел, поехал! Еще скажи, я ему гранату в руки вложил, и на спусковой крючок нажал! - возмутился Рахимов.
      - А чего вы всю вину на меня взваливаете: командир полка, замполит полка, начальник штаба, вероятно, в особый отдел скоро потянут.
      - Конечно! А как ты думал. Не одного тебя! Всех нас! Еще раз спрашиваю, что-то можешь прояснить?
      - Нет, не могу. Я есть хочу, - хмуро ответил Никита. - Только из наряда вернулся. И голоден как пес. Все одновременно загалдели, что не ужинали и желают.
      - Хорошо! Даю ровно час, и вновь прибыть на службу! - нахмурился замполит и тоже пошел домой.
      Ромашкин осторожно вошел в пустую квартиру. На каждое движение старая мансарда отзывалась скрипами и шорохами. Словно живая. Никите показалось, что это духи и какие-то приведения, потусторонние силы. Может, это Шмер вернулся, вдруг приятель остался жив, и погиб вовсе не он?
      - Мишка! Миха! Это ты? Есть кто в доме живой? - тихо произнес Никита.
      Из темных углов послышался невнятный шепот, не понятно из какого. В ушах стоял плач и стон. Лейтенант заткнул уши, зажмурился и выскочил. Нет, это не выносимо! Не могу, больше тут, не в состоянии здесь ни есть, ни пить, спать не возможно спокойно! Ужасно! Чуть постояв на крылечке, Ромашкин осторожно шагнул обратно, достал из холодильника бутылку рома, налил в мутно - серый стакан и вновь вышел во дворик. Конечно, чего там сидеть и с ума сходить, лучше на свежем воздухе! Эх, если еще и пожрать чего вкусного, вообще легче было б.
      Мимо калитки спешил домой сосед пехотинец. Этот рано лысеющий старлей махнул рукой и попытался проскочить. Не вышло.
      - Стоять, сосед иди сюда! Колян, ты чего морду воротишь? А еще называется однокашник, земляк и приятель.
      - Никита, извини, жена дома одна, а она беременная, седьмой месяц. Тороплюсь, сам понимаешь. В следующий раз, ладно?...
      - Нет, Коля, именно сейчас. Знаешь как на душе тяжело, даже в дом зайти страшно. Сядь, и компанию составь. Вот тебе стакан, вот ром. Хороший ром! Кубинский!
      Лысый несколько секунд разрывался между желанием выпить и семейным долгом, но, в конце концов, вожделение алкоголя оказалось чуточку сильнее.
      Он отворил скрипучую калитку, висящую на одной петле, и почти бегом проскочил в палисадник.
      - И чего ты так жену боишься? Подкаблучник!
      - Э-э. Никита. Нафиг мне опять с Веркой драться. Она чуть чего в морду царапаться бросается.
      - Выгони ее, отправь к маме домой на перевоспитание.
      - Она тогда меня бросит.
      Ну и хрен с ней (подумал Никита), стерва первейшая в городке, по крайней мере, в первой пятерке стерв, точно. Парень даже полысел на моих глазах, от такой нервной жизни, постоянно психует, нервничает. Вновь заходить в мансарду, за стаканом, не хотелось и Ромашкин сунул ему в руку свой. Идти в дом: бр-р-р.... Какие-то ужасные ощущения, будто кто-то там прячется внутри и хочет и его, Ромашкина убить.
      Никита налил в стакан приятелю приблизительно на два пальца, но не от дна, а от краев, а сам взялся за бутылку.
      - Ого! - воскликнул сосед. - Знатно, вот это доза!
      - Ну, за упокой души, раба божьего, Михаила Шмера, хорошего парня и боевого офицера! - произнес с чувством Никита и отхлебнул из горлышка три глубоких глотка. Сосед кивнул головой и осушил свой стакан.
      Разговор не клеился. Лысый закурил, а Ромашкин вдруг запел:
      "А первая пуля
      А первая пуля
      А первая пуля, да ранила коня
      Любо братцы, любо..."
      Плешивый пехотинец не поддержал песню, тихохонько поднялся со скамьи и молча, бочком, бочком, выскользнул за ограду.
      ... Песня оборвалась и за металлической сеткой, служившей забором, послышались шаги и шевеление.
      - Кто там шуршит! Выходи! - рявкнул Никита. - Не боись, не обижу!
      - Я, посыльный! - услышали приятели тонкий писк солдата.
      - Кто такой? Зачем пришел? - усмехнулся Ромашкин.
      - Это я, Кулешов! - ответил боец. - Вас вызывают в батальон.
      - Витька, доложи, кого еще вызывают? Кто посмел вызвать печалящегося?
      - Начальник штаба Давыденко. Вас и Шкребуса. Давыденко сидит в оружейке и сильно ругается.
      - Что именно говорит?
      - Ничего, просто матерится. Сидит с автоматом на коленях, злой до безобразия!
      - Ага! По мою душу, значит! Скажи ему, пошел в жопу!
      - Прямо так?
      - Прямо так и передай! Ступай солдат и не мешай благородным господам офицерам пить ром. Скажи мол: "Офицера пьють ром, и не идут! Не желают! Напьются и затем блевать будут!"
      Никита достал из коробки под столом пригоршню грецких и земляных орехов, (презент от одного из приезжавших солдатских папаш) и принялся их колоть, зажимая между дверью и дверной коробкой и складывая на газету. Надо же чем-то отвлечься от нехороших мыслей.
      "Чего хочет Мирон? Зачем вызывает? Я то тут при чем? Дорогу ему не переходил, кровать не мял, по крайней мере, не попадался".
      В квартире по-прежнему стояла гробовая тишина, прерываемая лишь хрустом раскалываемой скорлупы. Шорохи и голоса, кажется, утихли, но Ромашкин оставался на веранде и не входил в домик. Когда горка набралась довольно приличная, Ромашкин взял газетку, на которой лежал десерт, и стал сортировать, отделяя труху, мусор и пыль от спелых ядрышек. За этим занятием его застал внезапно появившийся в квартире Шкребус.
      Никита вздрогнул от неожиданности и спросил:
      - Ты как вошел, Ребус?
      - Через дверь, чудак человек! - раздраженно ответил взводный. - Ты бы еще спросил: Вы кто такой?! С головой уже не в порядке? Я стучал и покричал, но, ответа и приглашения войти не получил. Смотрю, дверь не заперта, я и вошел.
      - Не ответил, говоришь? Значит, я задумался.
      - Не перенапрягись, остынь, а то тоже "крыша поедет" и "башня" со стопоров слетит. Чем вы со Шмером занимались в последнее время? Хиромантией и черной магией? Что его могло сподвигнуть на этот бессмысленный террор? Белая горячка? Был хороший парень, покуда с тобой не связался. Ты его что, зомбировал?
      - Иди к черту, Глобус! Не болтай ерунды! - ответил Никита и грязно выругался.
      - А я то тут причем? - обиделся Шкребус. - Чего материшь меня? Может вы, сектантами стали, или расистами, с чего бы Мишка взялся "чурок" истреблять? У меня нет объяснений его действиям. Выпить он любил, посмеяться, пошутить тоже... Но чтоб запросто стрелять, колоть, взрывать людей, словно "Рэмба" какая-то! Он что "крестовый поход" объявил магометанам?
      - Спроси у него сам! Вызови его дух, пока не улетел....
      - Пошел "в пень", придурок! Я тебя серьезно спрашиваю, что с Мишкой произошло?
      - Серега, у меня одни догадки.
      - Значит, скоро пойдут разгадки. Давай выпьем? Осталось у тебя чего "на грудь принять"?
      - Ром.
      - Фу! Гадость! И как ты эту заразу вонючую пьешь? А водки нет!
      - Вот уж действительно, что барахло, так местная туркменская водка. Крыс травить ею хорошо!
      - Богохульствуешь, водочкой крыс травить.... Ну, да ладно, плесни рому.
      - А ты зачем ко мне приперся?! - задал негостеприимный вопрос Ромашкин, быстро выпив свою стопку.
      - Зашел по пути в батальон. Вызывают...
      - А кто вызывал тебя? - полюбопытствовал Никита.
      - Давыденко.
      - Зачем не сказывал?
      - У кого спросить то? У посыльного бестолкового? Что-то пролепетал о грязном оружии в оружкомнате.
      - Так он что он по - прежнему в оружейке? В нашей?
      - Ага, сидит и в автоматах зачем - то ковыряется.
      - Так он и меня вызывает. А я, какое отношение имею к не чищеному оружию? Не нравится мне все это, подозрительно. Давай, лучше не торопясь, допьем бутылочку, у меня есть лимон, яблоки, колбаса. Сейчас нарежу, закусим. Пусть Витька Недумающий сходит.