Гусарские страсти эпохи застоя

      - А откуда мы пришли? - резонно спросил Никита.
      Хлюдов огляделся, но следов их пришествия к этому кустику не присутствовало. Явиться сюда приятели могли с любой стороны.
      - Ну и сволочь ты Ромашкин! Ты, почему вчера так нажрался, что даже не соображал, как шел? И меня напоил!
      - Я!!? А ты чем был лучше? Сам меня поил! Кто купил ром? Кто водку хлестал с абреками? Кто пьянку организовал!?
      - Я..., - обреченно ответил Хлюдов и сразу же оживился. - Никита, а ведь у нас еще есть ром и водка. Это ж жидкость! От жажды не умрем! Будем пить, и идти пока сможем!
      - А может будем просто пить, без идти? - робко возразил Никита. Подождем, кода нас найдут спасатели.
      - Наивный! Кто найдет? Кто будет искать? Никто же не знает, что нас сволочь - проводник, высадил на этом занюханном полустанке. Да к тому же, кто догадается, что эти два балбеса, то есть мы, отойдут далеко от рельсов! Идти им видите-ли неудобно. Подпрыгивать надоело! Семенили бы себе по шпалам и семенили потихоньку. Уже в Педжене были б! Пивом похмелялись...
      - Виноват, выходит я? - искренне удивился Никита. - Почему?
      - А кто? Ну не я же! Виновен завсегда молодой!
      Ромашкин насупился и отвернулся. Посидели, помолчали. Становилось все более хреновато. Мутило, сушило, крутило, ломало.
      - Эй ты, чудило! Давай, рому хлебнем все- таки, что ли? - подал голос вскоре Хлюдов.
      - Давай. И твоими конфетами закусим! - обрадовался примирению Ромашкин.
      Никита был не расположен к ссоре, ведь весь запас еды и питья находился в дипломате у Володи. Еда это коробка конфет. Питье - бутылка рому и бутылка "Столичной". Помимо них в дипломате отыскался черствый беляшик. Точно! Его купили в привокзальном кафе и позабыли. Разделили по-братски, пополам, отхлебнули из горлышка по паре глотков теплой ромовой жидкости. Кровь заиграла, затем закипели мозги. Через пять минут оба хлопнулись на землю. Идти никуда не хотелось, да и сил не было. С трудом навесили на куст капитанский китель, подостлали шинели и легли в некотором подобии тени.
      - День прошел в полубреду. Вскоре рожи опухли, стали квадратными, языки и губы распухли. Возникли миражи в виде озера, караваны, машины, деревья. Эти видения сменяли одно другим.
      - О! Машина едет! Видишь? - показывал пальцем Никита.
      - Нет, у меня это верблюд идет! - ответил Володя.
      Спустя некоторое время Никита вновь вопрошал:
      - А речку видишь?
      - О-о-о. В моем мираже вижу виноградники. Ну что, выпьем еще по глотку?
      - Выпьем, - согласился лейтенант.
      Виноградники сменялись пшеничным полем, затем заливным лугом, и так далее в процессе прожарки на солнце и употреблении алкогольного коктейля.
      ***
      - Помню, под Кандагаром в пустыне без воды оказалась наша разведгруппа, так я тоже мираж видел! - воскликнул разведчик Смирницкий.
      - Братцы! Раз зашел разговор о разведчиках, давайте помянем моего дружка, Петю Грекова, героически погибшего в Баграмской зеленке! - предложил Никита. - Трех духов завалил, а четвертого не заметил....
      Выпили, закусили, помолчали.
      - Ну, сказывай быль-небывальщину дальше, - предложил Большеногин, ушедшему в воспоминания Никите.
      Глава 11. Бунт против "Белого царя".
      Солнце еще пригревало, но уже склонялось к горизонту. Бесконечный день закончился заходом палящего светила. Быстро сгущались сумерки.
      - Все! Хватит лежать! Встаем! - распорядился Хлюдов. - Пойдем на огоньки, иначе сдохнем на этой "сковородке". Пошли влево, зайдем на возвышенность и где увидим огни, там и будет наше спасение!
      Огней ни где не было, пошли наугад. Горе путешественники шли ночь и утро, днем передохнули. Следующей ночью двинулись вновь.
      - Кажется контрольно - следовая полоса! - произнес Ромашкин, ступив в рыхлый песок.
      - Меня гложет вопрос, мы все ж уже за границей или нет? - вновь задал глупейший вопрос Хлюдов. - Или мы только на подходе. Что-то, куда ни идем, колючей проволоки и собак не наблюдаю. Ты не ошибся, Никитушка?
      - Значит еще не дошли. Наверное, это наша сторона! Погранцы где -то впереди! Поворачиваем оглобли и бегом отсель! - воскликнул Ромашкин.
      Но ретироваться было уже поздно. Из камышей выскочили три огромные псины, и с хриплым лаем бросились на перерез.
      - Ну, все, прощай молодость! Поминай, как звали! - воскликнул Хлюдов обреченно. - Сейчас сожрут, заразы! Уйди, уйди не тронь красного командира скотина! Никита только не беги! Побежим, точно разорвут!
      - Не брызгай на меня слюной сволочь! - прорычал лейтенант в ответ оскалившей пасть собаке. - До чего не люблю псов! Особенно таких большущих волкодавов!
      Собачки встали полукругом и рычали, не предпринимая к счастью более никаких действий. На ближайшем бугре появилась фигура человека с винтовкой:
      - Тохта (стой)! Эй бача (эй мужик)! Буру(иди)! - прокричал вооруженный абориген, и что-то еще проговорил зверюгам быстрое и непонятное.
      - Если пограничник, то не наш, перс! - удрученно вымолвил Хлюдов. Какой кошмар! Если мы в Иране будет большой скандал! Батю из газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня непутевого сыночка...
      - Какое к дьяволу министерство! Не повесили б, как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы советские офицеры! - громко прокричал Никита и поднял повыше руки. - Мы не вооружены! Не стреляй и убери собак!
      - Чего ты разорался? - прошипел Хлюдов. - Он ведь, все одно, что марсианин. По-русски, наверное, не бельмеса. Его бы по-английски спросить. Вспоминай то, что в школе учил.
      - Чего ему сказать? "Дую спик инглиш"? "Шпрехен зи дойч"?
      - Нет, что-нибудь другое: мол, не стреляй, заблудились...
      - Я то скажу, а по- каковски? - взвыл от злости Никита.
      - Эй, офисер! Ходи сюда. Не бойся. Моя стрелять не будет! - ответили фигура на ломаном русском.
      Человек свистнул собачкам, и те быстро убежали к нему.
      - Слава, тебе, яйца! - выдохнул с облегчением Хлюдов. - Не за границей, кажись. Чую, мы дома! Интересно, что это за юный друг пограничников? Кто он такой?
      Офицеры, не спеша и опасливо, подошли к вооруженному аборигену и поздоровались:
      - Салам! - радостно произнес Никита.
      - Салам алейкум! - изобразил счастье на лице и в голосе Хлюдов.
      Туркмен ответил громко и радостно:
      - Здравствуйте, товарищи офицеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая человек. Год почти никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан, Абдулло.
      - О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо! - обрадовался Хлюдов и в восторге толкнул локтем в бок Ромашкина. - Ура! Мы спасены!
      Молодой чабан протянул руки для рукопожатия. Обменявшись приветствиями, офицеры замялись в нерешительности. Ситуация довольно глупая. Пьяные, пропыленные, усталые и черт знает, где находятся. Как объяснить этому туркмену, почему сюда забрели? И действительно, далеко -ли граница! И тут Володю спьяну понесло на всякий бред:
      - О, ты, наверное, лидер местных повстанцев, да?
      - Кто, я? - искренне удивился чабан. - Я год назад был солдат. Стройбат. Служил в Горьком. Какой хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!
      - О, земляк, - заорал громким пронзительным голосом Хлюдов. - И я оттуда родом!
      Ромашкин удивленно уставился на капитана. (Земляк???)
      - Я с Волги, только верхней части! (Ну, в принципе, да, Москва-река, приток Волги). Меня Владимиром зовут, а этот мой попутчик, Никита.
      - Очень рад гостям! Я хотеть остаться в России, жениться, там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, так он со старшим братом прибыль, и увез. Вот загналь сюда, овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад. Пойдемте, шурпой накормлю!
      Туркмен махнул палкой на бегающих вокруг свирепого вида собак и отогнал их прочь. Невдалеке виднелась кошара и загон для овец. Рядом стоял низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убого, но все же жилье...
      - Так ты что тут один живешь? - спросил Володя, оглядываясь в саманном закутке.
      - Почему один? Собаки, овцы, - не согласился туркмен.
      - Э-э, с овцой что-ли спишь? А где ханум? - перебил его шуткой повеселевший капитан.
      - На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся, не понял иронии чабан.
      - А сколько надо-то? - вновь поинтересовался насмешливо Хлюдов. - Много предстоит сделать ягнят?
      - Если некрасивая жена - двадцать пять баранов. Если красивая пятьдесят, а красивая и работящая сто.
      - А если умная? - ухмыльнулся Ромашкин.
      Вот за умная и грамотная платить меньше. Много работать не станет, спорить будет, умничать. Жена ведь, какой должен быть: послушный, ласковый и молчаливый. Слушать, что умный муж говорит, а не свой мысль ему навязывать.
      - Так ты, какую ищешь: глупую, красивую и молчаливую? - спросил Никита.
      - Ай! Красота не главное. Работящий, для хозяйства.
      Хлюдова в тепле вновь завезло. Поев шурпу и плов, он с умным видом вдруг произнес:
      - Будет тебе Абдулло, бесплатная жена! Мы вот с Никитой войско собираем! Повстанцев! Записываем, взбунтовавшиеся против "Белого царя" местные народы в отряды! Хватит жить под игом Москвы! Пора поднимать племена под ружье! Долой Белого царя! Пора жить своим умом! С королевой Великобритании мы договорились, а Рейган нам обязательно оружием поможет...Тому, кто встанет в строй, бесплатная жена.
      - А две можно? - неожиданно спросил Абдулло.
      - Две можно! Можно и две, но только особо отличившимся в боях за свободу! - воскликнул Володя. - И бесплатно!
      - Зачем тебе две жены? - рассмеялся Никита. - Прокормишь?
      - Вторую жена, возьму умную и красивую. Русскую. Первый жена будет работать, а второй ласкать!
      - Вот и договорились! - воскликнул Хлюдов. - Записываем тебя бойцом в первую кавалерийскую сотню, "бронекопытной, дикой дивизии"! Конь есть?
      - Есть конь. И шашка есть, ружье вот есть! Патронов мало-мало, - быстро защебетал туркмен.
      - Вовка, ты, что одурел совсем, ткнул в бок приятеля Никита. - На каторгу захотел? Договоришься! Видишь, он вправду поверил!
      - Вот и хорошо! Я не шучу! А ты мне подыгрывай! Дай пошалить!
      Чабан тем временем достал из какого-то шкафчика бутылку водки, холодное мясо, лепешки. После выпитого второго тоста за "Свободу", офицеров уже не смущали шкуры полные блох, на которых они полулежали, ни пыль в войлоке, не осыпающаяся с потолка глина. Выпив четвертый "за джихад", Ромашкин надломился.
      Керосиновая лампа нещадно дымила в печурке горели вонючие кизяки, насекомые кусались, но зато было тепло и сытно. Великая вещь - крыша над головой, горячий очаг и вода.
      Язык капитана все больше заплетался, речь становилась еще менее связной. В конце концов, под эти басни, глаза лейтенанта сомкнулись, но сквозь сон, он еще слышал пьяные разглагольствования Хлюдова, и чувствовал, как туркмен накрыл его какой-то рогожей из шкуры, да подложил под голову тюфяки с соломой. Больше Никита ничего не помнил. Он провалился в глубокий сон. Голова ужасно болела и гудела как трансформатор. Еще бы, двое суток пить вместо воды ром и водку!
      ...Пробуждение оказалось полным ужаса и панического животного страха. Никита открыл глаза от ощущения того, что его кто-то разглядывал. Действительно на него смотрело что-то страшное, непонятное. Чуть приоткрыв глаза, он их вновь крепко зажмурил. Затем лейтенант чуть приоткрыл, прищурив левый глаз, и вновь сомкнул веки. Басмачи! (Промелькнула мысль в мозгу). Вот накликал беду проклятый алкаш - капитан! Теперь придется расхлебывать его пьяную болтовню. Вокруг их ложа стояли фигуры в халатах и чалмах. То, что испугало лейтенанта, оказалось молодой девушкой. Но от лица девушки были видны только глаза, так как остальное было замотано в платок. Чадра ходячая. А прежде, лейтенант верил, что чадра и паранджа, пережитки феодального прошлого средней Азии. Выходит, красный командир Федор Сухов освободил не всех женщин Востока. Далеко не всех.
      Абдулло, что-то оживленно рассказывал трем вооруженным берданками и ружьями мужчинам с угрюмыми, недобрыми лицами. Пара старичков сидящих на корточках, о чем-то переговаривались и жестикулировали. У изголовья толпилась стайка в платочках, чадрах или паранжах. Кто их разберет в чем... Ромашкин осторожно, но болезненно пихнул в бок Хлюдова:
      - Капитан! Вовка! Проснись пьянь! Что ты вчера плел сволочь, об освобождении от тягот коммунизма и империализма, о свободе и независимости диких племен? Объяснись с народом! Ты собирался Зеленое знамя ислама водрузить в Кремле?! Водружай... Хлюдов открыл глаза и тоже зажмурился.
      - Никита, что будем делать? Создаем вид, что спим?
      - Нет, надо как-то изворачиваться. Вовка, а это точно не Иран?
      - Если наш друг вчера не соврал, то нет, но мы наверняка рядом с границей.
      Володя вдруг резко приподнялся, развел руки в знак приветствия и громко произнес:
      - Салам алейкум, аксакалы!
      - Салам...
      - Салам..., - забубнили хмурые старики.
      Володя встал, пожал руки мужчинам и спросил:
      - А не подскажете, как проехать в Педжен? Там размещается штаб формируемого исламского эскадрона!
      Чабан был немного растерян, и видимо ему не здоровилось после выпивки. Он посмотрел на соплеменников и произнес вконец растерявшись:
      - Вот это наши бригадиры. Они ехали на загон волка. Могут подвезти к шоссе. А вы, офисер, их в войско запишешь? Потом сюда вернешься? Когда нам за ружья браться? У меня пулемет есть, и патронов ящик...
      Народ начал молча выходить во двор из душного домика, недоуменно пожимая плечами, что -то гурча по- туркменски.
      Хлюдов обнял за плечи парня и уверенно пообещал:
      - Не переживай. Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем "зеленое знамя ислама" над отрогами Копетдага и наши скакуны пересекут пустыню Каракум, до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев, по весне вернемся с отрядом! Формируй добровольцев, составляй списки, назначай командиров отрядов.
      Во дворе стоял бортовой "Уазик". Бригадир и шофер стояли у кабины, а женщины стояли в кузове, держась за передний борт. Старики, расселись под навесом у стены, и пили в полудреме зеленый чай. Точно старые басмачи, уж больно живо они обсуждали наши пьяные бредовые лозунги.
      - Строиться! - вдруг скомандовал Хлюдов. - Ровняйсь! Смирно! Здравствуйте бойцы!
      - Салам, здра..., - ответили недружно мужчины.
      Хлюдов прошелся вдоль строя, думая, о чем говорить, и как, так язык с перепоя еле ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душей и чтоб выглядело как можно правдивее. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай, как звали, пустыня большая... Но все же Вовка вновь толкнул трогательную и пламенную речь, пообещал: каждому землю, волю, отару баранов и легализацию многоженства...
      ...И вот по пыльной грунтовой дороге между зарослей камышей вдоль арыков несется "уазик". Шофер гнал как можно быстрее, ибо командиры опаздывали на тайное совещание повстанческих сил перед решающим освобождением от ига "Белого царя". В кузове трясутся в такт попадания колес в ямы и на кочки наши горе-путешественники, современные Пржевальские. "Свободные" женщины красного Востока, устроительницы социализма в Средней Азии, со смехом заваливались на них при резких поворотах.
      Женщины и девушки косились на "бледнолицых" пришельцев, хихикали и кричали что-то друг другу на ухо. Через час этой бешеной гонки машина резко затормозила у развилки дорог. Никита, пытаясь удержаться на ногах, навалился на одну из молодок, плотно прижавшись к ее груди, чем вызвал дикий визг и веселый писк аборигенок.
      - Пардон! Виноват! - смущенно произнес лейтенант.
      - Не ври лейтенант! Это ты специально полез к девкам обниматься.
      Девушки что-то быстро-быстро и весело говорили друг другу, а из кабины высунулась хмурая рожа бригадира.
      - Эй, офисер! Нам туда, а вам туда! - и он показал рукой вправо. Мало-мало пешком и дойдешь. Там дорога! Асфальт. Педжен совсем будет рядом! Километров десять. Возвращайся скорее, будем ждать!
      Едва они успели спрыгнуть на пыльную обочину, как машина резко сорвалась с места и умчалась в хлопковые поля.
      - Ну, как тебе эта девица, к которой ты прижался? - ехидно спросил Хлюдов. - Хороша?
      - А черт ее знает! Все равно, что пощупал ватное одеяло. На ней штуки три халата надето.
      - А наличие трусов, или их отсутствие ощутил? Запустил рученку, шалунишка?
      - Пошел ты к черту Вовка! Вверг меня в авантюру с мятежом. А если они в милицию или районное КГБ сообщат про двух сумасшедших офицеров?!
      - Да, брось! Чего по пьянке не бывает. Я мог себя наследником Хромого Тимура объявить или Чингиз Хана. А тебя очередным пророком Магометом, если б еще пару бутылок выпили! Все закончилось весело, обыкновенное приключение. Не терзайся, не переживай. Экзотическое путешествие. Сафари! Кэмел - трофи!
      - Но ты призывал их к мятежу! - воскликнул Ромашкин.
      - Не дрейфь. Банды басмачей, воодушевленной нашей болтовней у ворот КПП не появится. Буденовцы тут такого страху навели, что еще лет сто никто бунтовать не будет. Пьяный бред он и есть пьяный бред. Ладно, давай отсюда выбираться. Какое направление абориген рукой показал? А? Вспоминай!
      - Вовка! Ты чего еще не протрезвел? Опять начнем плутать! - рассердился Никита. - Ты ведь только сейчас сказал туркмену, что дальше дорогу знаешь, не заблудимся!
      - Ну, это я образно ему так ляпнул. Мы ж предводители повстанцев, полководцы! Заблудиться не можем! Каким бы я перед ним олухом выглядел?! Ну, чего ты переживаешь? Пойдем вдоль арыка, найдем, в конце концов, асфальт. Там где асфальт, там машины. Тормознем кого-нибудь, подвезут. Только в начале давай вспомним, в какую - же сторону бригадир рукой махнул! Ты не помнишь? Да?
      - Ох, Вовка! Не помню... Может сюда, вправо...
      - Точно? - усомнился Хлюдов. - Или кажется?
      - Точнее не бывает! Или туда или сюда! Шкребанный ты капитан! Чтоб я с тобой еще куда увязался. Ни в жисть! Что же ты не слушал вождя племени?
      - Ладно, не переживай! Ступай за мной! Пойдем на встречу солнцу! скомандовал Хлюдов, и потопал по тропинке к дальним деревьям, в надежде отыскать дорогу.
      Узкая дорожка оказалась нескончаемой. Она то шла вдоль арыков, то вдоль канала, то петляла между поля засеянного хлопком, то исчезала на солончаках. Ветерок поднимал пыль, солнце нещадно припекало. Никита брел и размышлял: "Черт! А ведь это декабрь! А жарко как в России в июле. Вчера когда выезжали из Ашхабада, было прохладно, не более десяти градусов. А сегодня припекло, не менее двадцати пяти".
      Шинели и фуражки офицеры несли в руках, кители распахнули, от галстуков освободились, пуговицы рубашек расстегнули. Но все равно пот струился по лицу, по телу, и противно стекал по позвоночнику мимо копчика и далее...
      - Проклятые аборигены! - взвыл Хлюдов. - Наверное, обманули! Куда-то завезли не туда. По моим прикидкам, давно должен быть асфальт. Но его нет и нет. Я устал уже брести!
      - Так что, ты предлагаешь сесть, и ждать очередную попутку?
      - Какую тут на хрен попутку дождешься. Если только арба проедет, и то через неделю. С голода умрем! Только вперед! - воскликнул Хлюдов и, качаясь, решительно побрел вперед.
      Когда силы почти иссякли, беды путешественников - авантюристов закончились, и блестящая лента дороги появилась на горизонте.
      - Ура! - вскричали оба ходока и еще активнее принялись передвигать сапогами по рыхлому песку.
      - Это дорога! Точно шоссе! Не мираж! - обрадовался Хлюдов. - Скоро будем дома. Ура! Спасены!
      - Если не похмелимся, то помру! - прошептал, с трудом шевеля распухшим языком, Никита. - Пива! Ящик пива!
      Но спасение сразу не пришло. От одного раскаленного асфальта проку мало. Идти ногам легче, не проваливаются в пыль и песок, не бьются о камни, но дышать от плавящегося гудрона гораздо тяжелее. Дорога бежала, как говорится в обе стороны, но в какую надо идти, чтоб не ошибиться?
      - Вовка! Нам на север?
      - Всенепременно! Даже если мимо Педжена промахнемся, в Россию уйдем, а не в Иран! Только на север!
      - А где он, Север?
      - Там, слева от восхода Солнца!
      - Это сколько тысяч верст нужно будет прошагать до Волги, как ты давеча предлагал басмачам? - усмехнулся Никита.
       - До Родины-то? Полторы или две тысячи, по прямой. Если петлять по барханам, то больше. А там замечательное "Жигулевское", и без добавок стирального порошка!
      - Тогда лучше в Педжен, к местному, вонючему пиву! К нему то мы точно дойдем живыми!
      Медленно, но уверенно друзья направились на север. Вскоре им действительно необычайно повезло, проезжавший мимо грузовик притормозил и подвез с десяток километров до знакомой развилки.
      - Вот эти места я знаю! - воскликнул Хлюдов.
      Они, высадились, горячо поблагодарили водителя и спотыкаясь на непослушных ногах помчались к заветной чайхане.
      - Где мы Вовка? - спросил Никита, крутя по сторонам головой. - Я эти места не знаю.
      - Эх, Никитушка! Это же ВКП! Выносной командный пункт!
      - Как понять выносной?
      - "Пендинка"! Тут один из предыдущих командиров полка Вазарян (еще до Андрусевича и Хомутецкого), штаб держал, и управлял отсюда, в гарнизоне месяцами не появлялся.
      - Как так не появлялся? Не может быть!
      - Еще как может. Это сейчас нас замучили: занятия, учения, строевые смотры. Во всем виновата проклятая война! А раньше, пока Афганская заваруха не началась, была тишь, да гладь. Эх, какая была славная служба! Начальства, не то, что из штаба Округа, из дивизии не увидишь! А сейчас штабы развернули, начальства расплодили! Генштаб, Ставка Южного направления, Округ! Чем больше начальников, тем активнее они показывают свою необходимость!
      Бывало, стоишь помощником дежурного, звонит командир дивизии, требует "кэпа". Ему скажешь, что он в движении где-то или на полигоне. А комдив, сразу смекает, требует соединить с "Пендинкой" (название кафе)! Чтобы не дергали попусту лишний раз в кабинет, к пивной кабель протянули, и телефонный аппарат поставлен был! Солдата живого месяцами не видели, казарму приходилось самому охранять! Все в полях работают, хлопок убирают или дома туркменам строят. Да и казармы не те, что сейчас отгрохали, одноэтажные развалюхи были. Бойцы заранее были распланированы, на весь период обучения! Асфальтовый заводик, кирпичный завод, хозработы по строящимся домам! А комбаты, какие были зубры! Наш Алсынбабаев, им и подметки не годился.
      Центральная улица Педжена, знаешь, как называется?
      - "Имени Ленина", - припомнил Никита.
      - Темнота! Нет! "Имени Бабия"! В честь комбата, который ее построил. Спроси любого туркмена кто такой Бабий? Ответят: любимый комбат! А про нынешнее начальство они не ведают. По крайней мере, не все. Богатый был мужик Бабий, всех под себя подмял. Когда с полком прощался, бочку пива к воротам полка подогнал и всех угощал. Вот был размах!
      История одна была смешная, после его отъезда по замене в Германию.
      Приходит однажды на КПП парнишка узбек в драном халате, в тапочках, с посохом и требует от дежурного, чтоб пропустили к командиру.
      - Тот его спрашивает: - "Зачем"?
      - Уволиться, говорит, из армии хочу. Устал. Четвертый год служу. Сколько можно? Бабий где? К нему тоже надо, расчет нужен, зарплата.
      Приводят его, значит, в штаб к замполиту, а солдат начинает права "качать"! Мол, я порядки знаю! Положено служить два года! Почему я отслужил три. Мне хозяин сказал, только моряки три года служат! Я не моряк, я танкист! Где командир- Бабий?
      Оказалось это солдат нашего батальона. Бабий его в работники определил, а когда срок учебки закончился, перевел в БОУП (батальон обеспечения учебного процесса). Уезжая в Германию, уволил его по документам на дембель, а самого бойца предупредить забыл. Закрутился подполковник в суматохе и приказ бедолаге не довел! Бабий давно в Европе, а боец овец пасет лишний год.
      Вначале начальство посмеялось, и подумали сумасшедший, хотели прогнать балбеса прочь. А после подняли приказы - и точно, наш солдат, но бывший. Уволен еще год назад, но не демобилизован... А военного билета у бойца нет, и где он неизвестно. Документы были у комбата, и не спросишь теперь, где они.
      Выписали ему новые, поставили печать об увольнении и отправили на дембель. Пришлось, однако, деньги на дорогу из своего кармана замполиту выделять. Как задним числом проездные выпишешь? Благо ехать не очень далеко, до Ферганской долины. Повезло, что скандала не случилось.
      - А как родители? Что сына не хватились?
      - Эх, Никита! Ты один в семье? И я один. А у того бойца, братьев и сестер штук пятнадцать. И они постоянно, то рождаются, то женятся, то в армию уходят, то возвращаются. За всеми не уследить. Броуновское движение! Да и чего скандалить? Наверное, и не заметили отсутствие одного из многочисленных чад лишний год. И парню все едино, где овец пасти. Я тебе еще одну не менее веселую историю расскажу. В соседнем пехотном полку такая хохма произошла год назад! Подходит к замполиту солдат-туркмен и говорит: "отпусти домой, устал служить".
      Тот ему: "Как отпусти? А воинская обязанность? А присяга? Гражданский долг каждого молодого советского человека, отслужить два года в армии! Ты Меред Мередов честно выполнишь свои служебные обязанности, и через два года поедешь к родителям!" А боец не унимается: "Я не Меред, я Сайдуло, это мой младший брат Меред. Я за него теперь служу!"
      Начали разбираться, а туркмен рассказывает: "Пять лет назад призвали в армию, попал служить на Дальний Восток. Два года добросовестно лямку военную тянул артиллеристом. Дембельнулся. Приехал домой, а отец просит: Сайдуло, среднего Махмута призывают, но он ничего не знает про армию, а ты уже все умеешь. И здоровье у брата слабое. Отслужи, за него, а мы тебе пока калым соберем! И, поехал наш Сайдуло, на Урал, в стройбат. Через два года только возвратился, а отец вновь к нему: Сынок, Мерда в армию забирают, может, и за него отслужишь? Он жениться собирался. А я тебе с братьями дом тем временем построю!" Вот пятый год в сапогах ходжу! Все бы ничего (говорит), но каждый раз "молодой", да "молодой", "салага", "салабон". Вот если бы сразу "дедом" или "дембелем", то и за Мухтара б самого меньшего братишку, отслужил! А так нет, хватит! Устал. Дом мне отстроили, пусть брат сам служит".
      Посмотрели, и точно! Фото в военном билете не его. Но кто там, в военкомате рассматривает. Чурка и чурка. Все на одно лицо. Мы для них тоже одинаковы, - белые. Посмеялись командиры, потихоньку съездил ротный, поменял братьев местами и делу конец. Еще и барашка в подарок от родителей, за молчание, командир получил.
      ***
      - У меня во взводе парнишка- тукмен, Ташметов был. Хороший солдат. Жалко глаз ему выбило, и казаху Кайрымову горло перебило осколком, и Олежке Смирнову тоже глаз. Одна мина, а столько бед! - воскликнул Большеногин, вспоминая трагический подрыв на растяжке. - Туркмен, если в роте один, то это отличный солдат.
      - Помню, глупо получилось, и откуда там "сюрприз" взялся? Ни наших, ни духовских позиций, обыкновенный холм, - согласился Никита. - Ну да ладно, продолжу....
      Глава 12. Предновогодняя драка.
      Новогодние праздники в Туркестане выглядели довольно странновато. Нет и намека на снег, идут затяжные моросящие дожди, если повезет, то светит солнце, нет слякоти и грязи. Ни тебе елок с игрушками на ветвях, ни тебе Деда Мороза со Снегурочкой, ни снеговиков во дворе. Ни чего привычного...
      Ромашкину как всегда не повезло. На совещании Незнающий довел приказ Бердымурадова: "В новогоднюю ночь замполиты рот развлекают солдат, организовывают досуг, праздничный ужин и прочие мероприятия".
      Значит застолье, на которое после неудачного похода в Иран, его пригласил Хлюдов, само собой отменилось. Жаль, ведь вино и коньяк им совместно с Вовкой закуплены, а на званном ужине ожидали вкусные закуски и всевозможные салаты, приготовленные радушной хозяйкой, и их соседкой с томными глазами.
      Шкребус самодовольно хмыкнул и потер от радости руки:
      - Наконец-то этих бездельников приобщили к полезному труду! А то в прошлый год я дежурил, а в позапрошлый Шмер! Твой предшественник, Штранмассер, как старый капитан пользовался званием и возрастом припахивал нас, лейтенантов. Теперь и на нашей улице праздник! Хорошо когда моложе нас есть офицеры!
      Никита обреченно посмотрел на сослуживцев и грустно вздохнул. Он молча размышлял про себя: "Ну почему, армия построена на таком принципе: старый или молодой? В начале службы солдатом он был молодой. Только отслужил год поступил в училище. Первый курс - вновь салага. Не успел стать старшекурсником, как выпустился за ворота Вуза, и вновь молодой, но теперь уже офицер. Потом станешь молодым майором, в последствии молодым полковником и перед пенсией молодым генералом. Если службы удастся. А если не удастся станешь вечным капитаном или старым майором. Нет, конечно, лучше бы оказаться молодым генералом, но карьерный рост, не от талантов зависит, а как судьба вывезет! И, кроме того, огромное значение имеют связи, а также гибкость и эластичность спины, да величина языка способного лизнуть все подряд начальству. Лизнуть и прогнуться! Эх, наверное, только маршалов молодых не бывает, одни ветераны -старики, да как им стать без войны?"
      - Ромашкин! Ты чего молчишь и в ухе ручкой ковыряешь? Оглох? Барабанную перепонку проткнул? - рявкнул Шкребус. - Витя! Он явно игнорирует приказ начальства.
      Шкребус выразительно посмотрел на тупо улыбавшегося Незнающего, прищурив черные угольки зрачков, требуя поддержки и утверждения судьбоносного для всего коллектива решения.
      - Никита! Товарищ лейтенант! Ты уснул? - переспросил, улыбаясь Недумающий.
      - В носу поковыряй, это приятнее, - хохотнул Ребус- Глобус, поглаживая свой пухлый животик.
      Сослуживцы откровенно издевались, радуясь тому, что найден крайний на дежурство в самый лучший праздник в году. Кому захочется в новогоднюю ночь бродить по роте среди спящих солдат? Никому. Их радость можно понять. Никита на их месте бы тоже радовался. Он лишь предпринял робкую попытку увильнуть от почетной миссии: