Прокудин Николай Николаевич
      Гусарские страсти эпохи застоя
      Книга повествует о далеком провинциальном батальоне и о судьбах офицеров, попавших воевать в Афганистан. Пока в "черновом" варианте. Об ошибках и несовпадениях пишите в комментариях!
      Пролог.
      Москва - большой город. Самостоятельно сад "Эрмитаж" Никита не нашел бы никогда. Либо объявился там к окончанию ветеранского мероприятия. Все-таки велика столица, бескрайняя, как океан: дома, дома, дома, проспекты, площади, переулки, закоулки...
      Но, к счастью, в военной общаге при академии жил старинный приятель, бывший подчиненный по службе в Афгане. Тогда командир взвода, десять лет назад, а ныне большой чин, полковник, слушатель элитного военного ВУЗа.
      Вовка "Кирпич", не смотря на то, что стал старшим офицером, как был "Кирпичом" там им и остался. Такой же сорвиголова, шалопут и разгильдяй. Даже язык с трудом повернулся, произнося на вахте: "Где мне разыскать полковника Кирпичина?"
      Дежурный по общежитию поглядел на Ромашкина и ответил с ухмылкой:
      - Не знаю такого. А-а-а, вам, может, нужен "Кирпич"?
      - Ну, "Кирпич", если вы знаете такого, - ответил Никита.
      - Знаю, кто ж его не знает! Но я думаю, что с ним сегодня встретиться, не получиться.
      - Получится. Мы созванивались, он меня ждет, я издалека прибыл.
      - Встретиться с ним, возможно, и сможете, а вот поговорить, вряд ли. Все потому, что его бездыханное тело заносили вчетвером собутыльники поутру, и три часа назад он и "му" сказать не мог. Отметил с группой ветеранов-слушателей, День Победы. К вечеру, возможно, очухается!
      - Черт! Как же так! Мы же собирались пойти на встречу однополчан, а он, выходит, начал отмечать еще вчера?
      - Выходит, так. Поднимитесь на 12-ый этаж, комната 1291.
      - Благодарю, - ответил Ромашкин и начал медленно подниматься по лестнице вверх, потому что лифт не работал. А спешить теперь, собственно, было некуда. Без Кирпича скитаться по столице желания не было, глупо спрашивая у встречных: как пройти, а где это, а случайно не подскажите....
      Дверь открыла супруга и после секундной заминки спросила:
      - Вам кого?
      - М-м-м... Видимо, вашего мужа. Это квартира Кирпичиных?
      - Его. Только не квартира, а номер общежития. И этот мерзавец тут не живет, а только ночует. Гад!
      - Я не вовремя? Дело в том, что я приехал издалека на торжественное мероприятие - 10 лет без войны. Мое имя Никита. Ромашкин.
      - А-а-а, слышала о вас, проходите. Но он спит. Будите, если сможете.
      Никита прошел через "предбанник", являвшийся кухней, столовой, коридором и прихожей одновременно.
      Войдя в спальню, Никита опешил. Комнату наполнял богатырский храп, который заглушил все остальные звуки, проникающие в открытое окно. Утренняя Москва была немного тише Кирпича.
      Вовка валялся поперек двухъярусной кровати, широко раскинув руки и ноги. Правая нога стояла на полу, обутая в туфель, а левая лежала на простыне, но в носке. Огромное тело теснилось на маленьком ложе, которое предназначалось для простого человека, но никак не для такой громилы. Опухшее багровое лицо, полуоткрытый, булькающий грудными звуками рот, один едва приоткрытый глаз. И отвратительное амбре из смеси водочных паров и пива.
      - Давно он так пьет? - поинтересовался Ромашкин у супруги "академика".
      - Регулярно. То однокурсники, то академики, то ветераны, то какие-то бандиты. Он ведь одновременно, руководит каким-то охранным агентством: рестораны, казино, банки. Не знаю даже, посещает ли Вовка занятия, может просто деньги отдает, чтоб его отмечали в журнале. У-у скотина! Храпит и детям спать мешает!
      Только теперь Никита заметил хитрые мордашки двух детей на втором ярусе кроватей: мальчика и девочки. Они с интересом смотрели на гостя, высовываясь из-под одеяла.
      - Брысь! - прикрикнула на них мамаша, и карапузы юркнули в укрытия, к стене, накрывшись с головой.
      Никита взялся за нос спящего приятеля тремя пальцами и слегка потрепал его. Нос покраснел, Кирпич чихнул и, не открывая глаз, начал отмахиваться своими огромными лапищами, словно отгонял назойливую муху.
      - Вовка! Кирпич! Подъем! Рота подъем! Тревога! - громко прокричал Ромашкин, но тщетно, даже храп не приглушился.
      - Он не проснется, - с сомнением произнесла жена.
      - А мы попробуем по-другому! Кирпич! Духи! Окружают! Кирпич, тревога! Духи! Тащи пулемет!
      Спящий слегка приоткрыл второй глаз, а первый так и остался узкой щелочкой. Он бессмысленно окинул взглядом комнату и пробормотал:
      - Сейчас, держитесь! Ленту мне! Пулеметчик! Где лента? - вскрикнул Кирпич.
      - Вот! Я же говорил, очнется. Сейчас Вовка проснется. По машинам! Быстро грузиться! Где Кирпичин? Опять пьян? Под суд отдам!
      - Я здесь! - коротко и однозначно ответил бывший взводный.
      - Встать! Смирно!- вновь коротко скомандовал Никита.
      Огромный мужчина с трудом сложился пополам и, держась за перила верхней кровати, приподнялся на ногах, а затем распрямился во весь двухметровый рост. Кирпич разомкнул глаза, хлопнул несколько раз ресницами, потер лицо ладонью и, узнав гостя, протянул:
      - А-а! Никитушка! Ты откуда здесь взялся? Какими судьбами? Как ты меня нашел?
      - Да это уже диагноз! Ты что совсем белый и горячий? Мы же с тобой неделю перезванивались и договорились сегодня идти на банкет. Я тащусь через пол России и что вижу? Бесчувственного индивидуума, почти охладевший труп.
      - Ну ладно, прекрати! - Кирпич рухнул тяжелым задом на матрас и вытянул перед собой ноги. Он с удивлением посмотрел на них, по-разному обутые, но почему-то снял не туфлю, а носок, чем вызвал смех и жены, и гостя, даже дети сверху захихикали.
      Сообразив, что сделал не то, Вовка снял с другой ноги туфель, и похлопал себя по щекам ладонями.
      - Опохмелиться бы, Шарик! - произнес он, жалобно глядя на супругу.
      - Перебьешься! - хмуро ответила та.
      - Вот видишь, командир, как обстоят дела. Совсем меня не жалеют и не любят.
      - А ты в зеркало на себя взгляни! Образина! И подумай, можно ли любить вот это?
      Володька встал, подошел к трельяжу и повертел головой.
      - Как понимать ваше выражение "это"? Морда как морда! Могло быть и хуже!
      Никита давился смехом и более был не в состоянии стоять на ногах. Он сел на стул и принялся громко смеяться.
      - И ты туда же, издеваешься, - грустно произнес Кирпич. - Какие у тебя планы на сегодня?
      - Как это, какие? - возмутился Никита.
      - И ты ко мне тоже обращаешься как к некому "это"?
      - Да нет, я вопросительно, как понять какие? А такие, намечено торжественное собрание и банкет ветеранов дивизии.
      - Какой?
      - Нашей! Баграмской!
      - А-а-а, точно! А я то думал, где мы с тобой вместе служили! Замкнуло в мозгах, заклинило.
      - Точно, совсем заклинило тебя и перекорежило. Опух от водки! Иди, умой рыло быстрее, а то вновь отключишься из реальности!
      Кирпич направился в ванную, снимаю на ходу штаны и рубашку, в конце концов, он запутался в одной штанине, покачнулся и сильно ударился плечом о дверной косяк. Этим вызвал всплеск смеха.
      Ополоснувшись под душем, Кирпичин, спустя пятнадцать минут, вновь появился в комнате.
      Все это время его супруга рассказывала о жизни. В основном, жаловалась и сетовала на загулы мужа.
      - Хватит тебе стонать! - рявкнул Вовка. - Видишь человека впервые в жизни, и сразу слезы льешь! Ты хоть знаешь, кто этот субъект? Это мой бывший замполит. Зверь, а не человек! И ты, Валька, зря про меня наговариваешь. Никита, все её рассказы - басни! Я хороший!
      - Ладно, хороший! Одевайся и в путь!
      - А куда в путь-то?
      - В сад "Эрмитаж", ты же сам мне приглашение по почте выслал!
      - О! Точно! Голова моя, садовая! Верно, нас ждут в "Эрмитаже". Чего расселся? Пошли!
      - Куда пошли, тебя еще качает! На ногах едва стоишь! - возмутилась Валентина. - Садитесь, поешьте, а потом можете идти на все четыре стороны! Иначе после первой рюмки сразу развезет!
      Мужчины нехотя сели за стол, быстро перекусили яичницей с сосисками. Чмокнув в щеку жену, Кирпич потянул за собой гостя к выходу.
      - Пойдем скорее, Никита. А не то меня в этом доме совсем дискредитируют в твоих глазах. Кирпич увлек Ромашкина в коридор и, на ходу застегивая рубашку, стал объясняться.
      - Ты понимаешь, она меня пилит, а я не виноват! Как не пить, когда каждый день вынужден спаивать всех подряд: милицию, чекистов, чиновников, бандитов, военное начальство из академии. Я же сейчас руковожу охранным предприятием, нелегально, конечно. Мороки уйма. А как жить-то? На зарплату полковника, с двумя детьми и неработающей женой, да еще и в Москве? А, кроме того, риск каждый день! Мы курируем игорные заведения, рестораны, гостиницы и еще много чего. На той неделе охранника ранили из обреза, позавчера топориком другого зарубили, воткнули в спину. Вот мы хлопца поминали-хоронили и напились. В меня самого стреляли и гранату под машину подбрасывали. Если б хотели убить - убили бы. Предупреждали, видимо...
      Так, за рассказом о разгуле криминала в столице, добрались на перекладных до сада.
      У входа стоял патруль и расспрашивал о цели прибытия, проверял документы.
      - Вишь ты, стоит генералам на мероприятии нарисоваться, как патрули "косяками" появляются, - усмехнулся Кирпич.
      - А кто будет из "золотопогонников", - поинтересовался Никита.
      - Вроде бы три бывших комдива, сам знаешь, они теперь большие люди в Министерстве Обороны. Пойдем здороваться?
      - В принципе, о чем с ними говорить? Я на прошлой встрече просил двоих о помощи, когда за штатом стоял без должности, а до пенсии служить предстояло два года! Думаешь, кто-то пошевелился? Хрен с маслом! Свысока, поглядели, пообещали и забыли. Только Султанов, бывший начштаба, прислал полковника, тот с проверкой в округе был. И знаешь, что мне предложил?
      - Ну? Начальником санатория? Замполитом курорта?- хмыкнул Кирпич.
      - Ага! В Таджикистан, оказать интернациональную помощь, в погранотряд! Послал я их, а потом одумался, как раз заставу разбили. Ладно, думаю, нужно ехать. Но вакантной была должность только в Душанбе, психологом у зенитчиков. Ну, это вообще то, что надо, не по горам ведь вновь бегать. Но нет, там год за три, тройной оклад, и я остался за бортом этой командировки. А уже и чемодан собрал, и из части рассчитали, и с семьей простился. Кто-то из старичков уцепился за должность перед увольнением, и я в итоге ушел в отставку по сокращению штатов, еле до пенсии дотянул. И черт с ними, за то теперь мне что генералы, что маршалы, не указ. Пенсионер, он и в Африке пенсионер! Давай свалим в сторонку, подальше от митинга и построения, займем столик и накатим...
      - Давай! - решительно произнес Вовка, которому давно не терпелось опохмелиться. - Вон, тот, под развесистыми ветвями дерева.
      Кирпичин отряхнул ребром ладони со стола ветки и листву, расстелил газету и достал бутылку "Черная смерть".
      - Символично! - хмыкнул Никита. - Упьемся в полусмерть?
      - Ну не обязательно в нашу, сейчас еще кто-нибудь подрулит, послабее организмом.
      Завидев, что отдельные несознательные ветераны банкет под сенью кустов уже начали, парадный строй потерял еще несколько представителей. Когда Никита закончил нарезать сало, колбасу и хлеб, к ним уже подковылял огромный парень со шрамом на щеке, в голубом берете, с палочкой и протезом вместо левой ноги.
      - Пехота, десантуру примете? - поинтересовался мужчина.
      - А как же, тем более такого боевого! Садись, брат, не перетруждай ногу! - пригласил Кирпич, подвинувшись на лавочке. - Держи стакан!
      Десантник извлек из кармана пол-литра, а из авоськи помидоры и огурцы.
      - Дмитрий. Панджшер, 86-ой год. Бывший сержант, а ныне художник. Свободный художник.
      - И как? - поинтересовался Кирпич. - Хорошо идут дела?
      - По-разному. Работаю в поте лица и по мере сил и здоровья. Когда уходит одна, когда две картины в месяц, когда ни одной. Но жить надо, ребенок кушать хочет каждый день, а не раз в месяц. У меня пенсия от благодарного государства, по инвалидности (десантник оголил ногу и похлопал по протезу, чуть выше колена) в триста наших "деревянных". Представляете, пятидесяти вонючих "баксов" не заслужил. Я в штатах работал по контракту с галереей, встречался с ветеранами Вьетнама, вот кому уважуха!
      - И как существуешь? - удивился Кирпич.
      - Работаю охранником на автостоянке. Там и рисую, по ночам. Ты не подумай, что ерунду какую-нибудь, мои картины в Государственной Думе выставлялись! Я в Америке хорошо продавался. В Голландии! У меня замечательный голландский и чешский цикл. А какая серия фэнтэзи! М-м-м. Чего о грустном, выпьем, братцы, за возвращение не в "цинках"!
      Выпили. К скамейке подскочил еще один тип, которого, сидя спиной, сразу не заметили. Он схватил Ромашкина и Кирпича за горло и принялся душить, громко хохоча при этом.
      - Отстань, гад! - прохрипел Володька. - Кто это?
      - Сережка? - спросил Никита пытаясь вывернуться.
      Димка-художник скорчил свирепую гримасу и замахнулся тростью на нападавшего.
      - Не тронь! Я свой! - воскликнул "душегуб". - Сейчас додушу этих, и будем вместе пить.
      Приятели хрипели, извивались и, наконец, Кирпичин вырвался из цепких объятий и уже собрался дать в нос нападавшему, но вместо этого расхохотался.
      - Точно, Серега! Здорово, Большеногин! Привет сволочь!
      - Я ему сейчас эти лишние ноги буду обламывать! - воскликнул Ромашкин. - Узнаю по дурацкой привычке мучить и нападать на друзей.
      - Но-но! Не тронь! Зашибу! - воскликнул Сергей и бросился обнимать друзей.
      В его железных тисках заскрипел даже громила Кирпич.
      - Ну, ты, "железная лапа", полегче! Я ж тебе не Маугли. Ослабь хватку, шею сомнешь, а мне завтра работать!
      - Откуда ты объявился, скотина? - ласково спросил Никита. - Десять лет ни гу-гу и, на тебе, нарисовался. Представляешь Вовка, я ему пишу письма, в гости зову, а он мне телеграмму присылает: "Спасибо, друг, что помнишь, скоро напишу!" Проходит год, я вновь ему письмо, а он мне опять телеграмму: "Никита! Рад твоему письму, спасибо, скоро напишу!" Я через полгода опять царапаю весточку, зову на встречу ветеранов-однополчан, а в мой адрес очередная благодарственная телеграмма. О жизни "Большой ноги" узнавал через родителей, они рассказывали, что да как. А после третьего безответного письма у меня бумага кончилась, да и ручка писать перестала.
      - Никита! Прости засранца! Ну, что поделать, каюсь, виновен, больше не буду, исправлюсь!
      - Врешь! Будешь и не исправишься! Знаю я тебя, чертяку.
      Друзья крепко обнялись, расцеловались. Кирпич тут же налил по стопорю.
      - Димка - десантник, художник. Это Серж - мой бывший вечный подчиненный. Взводный, а затем и ротный. Краса и гордость нашего мотострелкового полка, граф, орденоносец, командир лучшего взвода, но сам неисправимый разгильдяй.
      - Сам такой! - ответил Сергей.
      - Я и не отказываюсь, - ответил Никита. - Ты откуда? Каким ветром занесло?
      - Примчался на день, завтра улетаю за границу, к арабам. Все позже расскажу. Сейчас лучше вы о себе!
      К столику подошли два москвича, сослуживцы из соседнего пехотного полка, Василий Семеныч Котиков, Вася Дибаша и Саня Смирницкий. Народ принялся знакомиться, кто с кем был не знаком.
      - Нет, мужики, в разговорах не успеем выпить. Отставить болтовню! рявкнул Кирпич. - Вздрогнули!
      Приняли "на грудь" по соточке, закусили огурцами.
      - О! Черт, дурная моя голова! Чем закусывали?! У меня же балык! воскликнул Серж и принялся доставать из дипломата рыбу в пакетах, и икру в банках.
      - Ого! Граф получил наследство? - усмехнулся Никита.
      - Нет, графа сослали на Восток. На самый Дальний Восток. Дальше некуда. Оттуда и рыбка! Десять лет без права переписки.
      - Сильно. За что тебя так? - удивился Вован.
      - За то, что был холост, - ухмыльнулся Серж. - После Афгана холостяков по "дырам" распихивали. Так холостяком и оставался десять лет, только недавно расписался.
      - Поздравляю! С графиней? - вновь хмыкнул Кирпич.
      - Нет, с княгиней!
      - Повезло, - вздохнул Никита. - И ничего-то с ним не поделаешь, и там выжил! Ни фугас его не взял, ни духовская пуля, ни жара, ни мороз! Помню, как-то нас на Новый год в горы загнали, так у Сержа сосулька в полметра висела на носу. Он мороза, ужас как боится, больше пуль и осколков. Теплолюбивое растение.
      - Э, Никита, знаешь, как я выжил тогда в горах? Не знаешь. А тебя, Кирпич, тогда еще в батальоне в помине не было. Ромашка, а ты разве с нами тогда в горах тоже ночевал?
      - Хм, это ты с нами тогда ночевал! Еще вопрос кто кого с собой в горы брал! Кто начальником был?
      - Да пошел ты, к бабушке в штаны! Опять, будем выяснять, кто начальник? Кто дурак? Ну, ладно, ты...
      - Вот! И я там был, но мед-пиво не пил, и мерзли вместе. Я едва не примерз к сугробу. Шапка и волосы утром вмерзла в подтаявший наст.
      - Во! А я спал комфортно... в гробу!
      - Где? - вытаращил глаза Кирпич.
      - Чего ты мелешь? В каком гробу? - усмехнулся Никита. Тебе, наверное, память отшибло! Какие гробы в Афганских горах?
      - Не смейся, правду говорю. Бойцы откуда-то разыскали и приволокли три гроба с крышками. Сам удивился, афганцы ведь без них хоронят своих покойников. Я думаю, бойцы из обслуги морга, "домовины" сперли, и хотели продать, как дрова, а мои орлы тайник нашли, растащили этот дровяной склад.
      - Хочешь сказать, что ты со своей мнительностью спал в гробу? воскликнул недоверчиво Никита.
      - Спал! Ее-ей! Вот те крест! - и Сергей перекрестился.
      - Ты ж атеист! Не верю! - не согласился Никита. - Что же не рассказывал раньше про такую ночевку.
      - Не рассказывал! Кому интересно болтать про гробы? Приметы всякие не хорошие, одним словом - мистика. А как мне было иначе выжить в мороз? Я ж теплолюбивый, домашний, и ехал не на Северный Полюс воевать, а почти в тропики! Ты ведь, Никита, тоже ехал не на зимовку, правда? Не ожидал сугробов? И вообще, что тебя, диссидента, занесло на войну? Постоянно вольнодумство излагал и нас разлагал! Что тебя в Афган привело, Ромашка?
      - Интересно? Ну что ж, это такая занимательная история. Долго рассказывать, но водки и закуски у нас полно, а до вечера времени полно. Надоест - прервете.
      Ромашкин расположился на лавочке поудобнее, на солнце блеснули два ордена и три медали.
      - Итак, слушайте...
      Глава 1. Педженский гарнизон.
      Ранним утром вонючий поезд с выбитыми в вагонах большинством окон, прибыл на Педженский вокзал. Окна в коридоре и тамбурах, были вбиты: частично самими пассажирами, чтоб не задохнуться в духоте, а частично выставлены в депо заранее в преддверии жарких летних рейсов. Состав был летнего расписания и зимой не ходил. Никита впервые ехал в таком вагоне, и ему было чудно, ощущение путешествия в эшелоне периода гражданской войны. Во время движения было свежо и прохладно, однако в купе залетали мусор, пыль и сажа. Хотелось скорее принять ванную, или хотя бы вымыться под освежающим душем. Поездочка навевала невеселые думы. Настроение в высшей степени паршивое, и новенькое офицерское звание "лейтенант" более не радовало. А чему радоваться? Прибыл в богом забытую дыру, на краю земли. И куда меня занесла судьба? (Так размышлял лейтенант Никита Ромашкин, сидя на двух чемоданах). На третьем примостилась злая как акула молодая супруга. Они не разговаривали уже второй день, не об этом она мечтала, выходя замуж за курсанта. Эх, сколько прекрасных мест, где бы он мог служить: Германия, Польша, Венгрия, Белоруссия и Украина. Так нет же! Самый гнуснейший край достался этому недотепе по выпуску...
      Ромашкин собирался с мыслями, обдумывая дальнейшие действия. Лейтенант огляделся: заплеванный пыльный перрон с покрашенным розовой краской одноэтажным вокзалом, рядом несколько хилых, высохших деревцев без листвы качались на ветру. От них не падало ни малейшей тени на землю. Слабая тень была только от вокзальной стены. Там стоял, прислонившись спиной, средних лет милиционер-туркмен, и обливался обильным потом. Его выпирающий живот, перетягивала портупея, словно стянутый обручем пивной бочонок, засаленный, мятый китель висел мешком, словно на пугале. Кроме него и спросить не у кого, выяснить, куда дальше двигаться. Вокзал был пуст и безлюден. Куда занесло?! Эх, тоска! Захолустье, на краю земли!
      - Товарищ старшина! Не подскажите где военный гарнизон? - спросил Никита, подойдя к нему. - Как к нему пройти?
      - О-о! Дорогой, пешком не пырайдэшь! Маршрутка нада ехать! Иди к базару, там остановка. Отойди, нэ мешай работать!
      Милиционер достал из кармана огромный носовой платок и принялся вытирать пот, струящийся по лбу несколькими ручейками.
      Вот боров, перетрудился! Устал работать! - подумал лейтенант. У ног ополовиненная трехлитровая банка разливного пива, на расстеленной на кирпичах газетке вобла. Красота! Я бы тоже хотел так трудиться. Нам так не жить и не служить...
      Окликнув жену и подхватив чемоданы, Никита побрел в ту сторону, куда указал озабоченный нелегкой службой постовой. Вскоре молодое семейство очутилось в незнакомом мире, который показывали в старых, довоенных фильмах. Площадь перед вокзалом обрамлялась двухэтажными, эпохи позднего сталинизма домишками, а с другой стороны, за узкой колеей рельсов, простирался одноэтажный кишлак из глиняных халуп. Такие трущобы, он уже видел в "старом городе" Термеза.
      Меня опять обманули! - догадался Ромашкин. - Обещали службу в городе, выпроваживая из Термеза на повышение, а оказалось очередная большая деревня, вернее сказать, аул. Место значительно хуже, чем прежнее. В Термезе Никита провел месяц службы за штатом, его гоняли по нарядам, перебрасывали с места на место, и ни каких дальнейших перспектив.
      Кадровик в дивизии предложил повышение: капитанскую должность в танковой учебке, замполитом роты курсантов! Молодой лейтенант соблазнился на посулы и быстро согласился. А зря, Термез - же был город как город! С аэропортом, гостиницами, ресторанами, кинотеатрами, скверами, универмагами. Пусть изредка, но можно было погулять по аллеям, по проспекту, по культурным и злачным местам. А что тут? Прошлый или даже позапрошлый век. Захолустье, оно и есть захолустье.
      Ромашкины пошли по единственной асфальтированной городской дороге в сторону рынка и с трудом разыскали нужную остановку. Вернее догадались, по присутствию возле столба с навесом, нескольких славянских физиономий мужского и женского пола. А до этого по пути встречались исключительно азиаты, не желающие вступать в разговоры. Теперь вокруг свои, бледнолицые, хотя и очень загорелые. Некоторые были в военной форме. Один лейтенант подтвердил что в в.ч. ?...., действительно попасть можно, исключительно отсюда. Он охотно рассказал, что в Педженском гарнизоне стоит пехотный и танковый полки, медсанбат, рембат, стройбат и еще много чего мелкого.
      Что ж, значит таких страдальцев, как я, тут не перечесть, - подумал Ромашкин, исключив при этом из числа страдальцев супругу. - Служат - же люди как - то и мы послужим, не помрем!
      ***
      - Товарищ лейтенант! Вы прибыли в учебный танковый полк! На капитанскую должность! Поэтому должны оправдывать оказанное, высокое доверие, а не валять дурака! - прорычал в ответ на доклад Никиты о прибытии в часть командир танкового полка.
      Этот маленького роста подполковник Хомутецкий, со злыми колючими глазами, смешно топорщил жиденькие усы, и во время разговора постоянно слегка подпрыгивал, приподнимаясь с пяток на носки, что сильно раздражало лейтенанта. (Ишь - попрыгунчик, какой!). Вернее сказать, не разговора, а монолога. Потому что ни одного умного или не умного слова вставить Ромашкину не получилось.
      - В предписании указан срок прибытия позавчера! Где болтался все это время? - в очередной раз выкрикнул командир, приподнимаясь на носках и придвигая, черные усы к лицу лейтенанта.
      - Да, я...! - попытался оправдаться Никита, но его голосок был заглушен новой гневной тирадой.
      - Выгоню к чертовой матери! У меня своих бездельников достаточно. Третий месяц навожу порядок и избавляюсь от них. Я тебя быстро сошлю в Кызыларбат или Иолотань. В Туркво достаточно дыр, куда можно запихнуть Ваш зад, товарищ лейтенант! Поэтому идите в назначенную вам 8 роту, а я подумаю оставлять Вас или отправить куда-нибудь подальше, "к черту на рога"!
      Ни фига себе! - подумал Ромашкин (Вернее подумал он в более грубых и сочных выражениях). Куда же еще подальше? Неужели возможно такое? Это что, еще не самая окраина земного шара? Что есть более глухие и гадкие места? Не ожидал...
      Далее лейтенант проследовал представляться остальным командирам и начальникам из кабинета в кабинет. В основном им никто более не интересовался, ну прибыл и прибыл, какая мне от тебя польза? Замполит полка Бердымурадов не грубил, но тоже слушать рассказ с пояснениями об отсутствии билетов не желал. Он лишь по долгу службы поинтересовался о семейном положении и распорядился по поводу ночлега.
      - Переночуете в общежитии, а затем поставим вопрос на жилкомиссию о выделении квартиры. (Ого! есть даже свободное жилье!).
      - Когда приедет супруга? - спросил замполит, делая пометки в блокноте.
      - Она со мной! С чемоданами на КПП, как в кино "Офицеры", - ответил Никита, а сам закатил к потолку глаза и подумал: как бы от нее избавиться и побыстрее сплавить к теще? Может уже никогда более и не приедет. Надоела своими стонами, пора разводиться.
      Замполит подслушать мысли лейтенанта не мог, поэтому распорядился:
      - Вот и хорошо. Председатель жилищной комиссии, майор Зверев, наш зам по тылу полка. Сейчас ступайте к нему, напишите заявление. Крыша над головой самое главное для семьи!
      - Жилье это конечно прекрасно! Жена в следующем месяце на пару недель съездит, сдаст сессию в институте, и вернется обратно. Возможно, в конце следующего месяца уже и вернется обратно, покуда я обживусь.
      Но на Бердымурадова все эти нюансы не интересовали, он уже углубился в чтение газеты "Правда".
      Представление полковому начальству растянулось до вечера. Молодому неопытному лейтенанту все в новинку: только недавно был курсантом выпускного курса, казалось не первый год в армии (пятый), но это в прошлом, а офицерская жизнь началась с чистого листа. Теперь новый этап военной службы. Интересно как она сложится? Эх, знать бы наперед, затормозится карьера на звании "капитан" или удастся стать полковником? А не предстоит ли дослужиться до генерала?
      Следующим утром Ромашкин вновь явился в штаб полка в строевую сдавать документы, откуда был быстро препровожден в батальон, а там попал в цепкие объятия начальника штаба.
      - Лейтенант. Как фамилия? - грозно спросил рябой майор, с некрасивым "шилом бритым" лицом. Он стоял на высоком крыльце из десяти ступенек, и курил, небрежно стряхивая пепел на парапет. Что он и есть начштаба, Никита об этом еще не догадывался.
      - Ромашкин. Лейтенант Ромашкин. Назначен на должность заместителя командира восьмой роты.
      - Ага! Отлично! Как раз во время прибыл. Попался голубчик! - воскликнул майор, радостно потирая ладони. - Мне ты как раз и нужен! Завтра заступаешь начальником патруля по гарнизону. Солдат тебе в подчинение определит ротный. Форма: брюки в сапоги, без оружия. Чего молчим? Приказ не ясен?
      - Ясен. Так точно! - ответил Никита, придя в полное смятение. Он то сразу представился, кто сам есть такой, а вот что за майорское "рябое мурло" им так командует пока было не ясно. - Разрешите полюбопытствовать, чтоб впредь знать, а вы то, кто будете?
      - Что?!! Кто?!! Я майор Давыденко! Начальник штаба батальона! Твой прямой начальник. Второй по значимости для тебя после комбата!
      - Виноват. Не совсем понял последнее выражение. А замполит батальона у нас есть? Или он отсутствует? А ротный?
      - Молчать и бояться! В порошок сотру, сгною, по нарядам загоняю болвана! Ух, ты, говорливый какой объявился. Что ни замполит, то умник и демагог! Мало мне было наглого демагога Колчакова, так еще один говорун объявился. Что ни лейтенант, то Спиноза или Сократ!
      - А чем плох Бенедикт Спиноза? - буркнул Никита.
      То, что в батальоне есть и другие демагоги, и он не хуже других, его радовало.
      - Тем, что вы все для меня занозы. Занозы в жопе! Одним словом, политические - занозы!
      В этот момент из открывшихся дверей появился вначале широкоплечий майор, а за ним два весело хохочущих капитана.
      Майор услышал последние фразы Давыденко, и нахмурил густые брови. Высокие начищенные и наглаженные сапоги этого старшего офицера блестели и переливались на солнце, огромная шитая фуражка-аэродром, была словно у латиноамериканского генерала- диктатора. Широкие плечи выдавали в нем бывшего борца, а волевой квадратный подбородок, не предвещал легкой жизни подчиненным. Правда, позднее выяснилось, что этот борец, милейший человек.
      - Мирон! Ты уже теперь не ротный, уймись! Чего ты так накинулся на молодого лейтенанта? - спросил ехидно майор. - Солиднее нужно быть, интеллигентнее.
      Начальник штаба вздрогнул от неожиданности и слегка растерялся, но затем быстро взял себя в руки и, густо краснея и без того багровым лицом, вымолвил:
      - Да вот, прибыл новый замполит роты. Нахал и бездельник, по всему видно!
      - По чему по всему? Какой критерий в определении? - поинтересовался широкоплечий майор. - Веснушки на носу? Голубые глаза?
      - Видимо тот, что я за честное имя Бенедикта Спинозы вступился, усмехнулся Ромашкин.
      - Наш человек! - кудрявый чернявый капитан толкнул в бок высокого голубоглазого капитана-блондина и вновь радостно засмеялся.
      - Вот, вам новый кадр! - скорчил гримасу начальник штаба. - Забирайте на здоровье и мучайтесь. Но главное чтоб он не забыл о завтрашнем заступлении в патруль. Иначе я его живым сожру! В первый день службы!
      Майор Давыденко выбросил окурок в урну, быстро сбежал по ступенькам вниз и зашагал широкими чеканными шагами через плац по направлению к выходу из городка.
      - Лейтенант! Что ты сделал с Мироном? Чем так разозлил? - рассмеялся голубоглазый капитан.- До инсульта едва не довел мужика!