АТАКА ИЗ АДА?

– Вы видели когда-нибудь, как бесы вселяются в человека? – спросил у меня Владимир Чащиков из города Харовска Вологодской области.

– Нет. А вы?

– А я видел.

– Сколько вы перед этим выпили?

Чащиков досадливо поморщился.

– Да я вообще не пью, – возвестил он и с достоинством расправил плечи. – К вашему сведению, я – очень здоровый во всех смыслах человек. Галлюцинациями не страдаю. О психозах знаю понаслышке. Если вы думаете, что я морочу вам голову…

– Ничего такого я не думаю. Пожалуйста, не обижайтесь. Однако согласитесь, немножко странно в век компьютеров и цветных телевизоров слышать заявление о вселении бесов в человека. Сразу же приходят на ум костры европейской инквизиции, толпы якобы одержимых демонами, сжигаемых на них. А также зверские самосуды над русскими ведьмами, знавшимися – тоже якобы! – с самим сатаной. Все это дела давно минувших дней. Средневековая, как говорится, мгла суеверий, предрассудков и бескультурья. В те времена ваше сообщение о вселении бесов было бы встречено с пониманием. Но сегодня, сейчас…

И я широко развел руками в недоверчивом жесте.

– Короче говоря, – очень сухо молвил Чащиков, – вы заранее отказываетесь верить мне.

– Ну отчего же! Я-то, допустим, готов поверить. Да вот вопрос – поверят ли читатели моей будущей книги, в которой, может быть, я опишу ваш рассказ? Кстати, не будете возражать, если я включу его в одну из своих будущих книг?

– Поступайте как знаете, – проронил Чащиков, продолжая досадливо морщиться. – Вы не первый человек, которому я пытаюсь рассказать о том жутком происшествии. И все, кому я о нем толковал, начинали иронично ухмыляться. С понимающими улыбочками интересовались моим самочувствием. Никто из них не верил мне!… Но ведь было это все на самом деле.

– Было!

А было, по утверждению Владимира Чащикова, вот что.

После окончания работы Владимир вышел из дверей конторы, в которой служил, одновременно с одним своим сослуживцем. Идти им было в одну сторону. Ну, они и пошли неторопливо, беседуя о разных житейских пустяках.

– И вот тут-то, – уверяет Владимир, – она и случилась, эта стремительная и кошмарная атака из ада на человека!

Чащиков увидел – черты лица его сослуживца в мгновение ока чудовищным манером преобразились. Лицо удлинилось, нос стал тоньше и длиннее. Он вытягивался вперед прямо на глазах. Подбородок вдруг оказался похожим на узкий вертикальный клин. Уши вжались в череп, отрастая вверх треугольными, как у рыси, кончиками. А глаза запылали, осветились изнутри кровавым светом, будто некие неведомые силы зажгли в них красные электрические лампочки.

Владимир вспоминает:

– Передо мною был не мой коллега по работе, милый и интеллигентный человек, а некий лютый демон со зверской, нечеловеческой рожей. Неузнаваемо изменился и его голос, ставший гулким и утробным, угрожающе басовитым.

Голос пророкотал негромко, но внятно, с долгими паузами между словами:

– Всех вас уничтожим. Всех! Даже не надейтесь, что кому – то удастся избежать нашей кары. Сотрем в порошок всех!

А потом он произнес фразу, не очень, на слух Чащикова, вязавшуюся с обещаниями «уничтожить всех». Голос изрек:

– Оставим в живых тех, кто порядочен.

И страшная маска стала исчезать с лица человека. Она исчезала, передергивая лицо гримасами и судорогами. А человек тем временем стоял навытяжку, руки по швам, вздернув подбородок вверх, и слегка покачивался из стороны в сторону, словно колеблемый ветром.

Когда его лицо приобрело нормальные очертания и привычное выражение, мужчина перестал раскачиваться. Голова резко опустилась вниз, подбородок стукнулся о грудь, и мужчина весь как-то сразу расслабился.

Клацая зубами от страха, Владимир спросил:

– Кто это сейчас вселился в тебя? И часто ли с тобой бывает такое?

Сослуживец глянул на него с откровенным недоумением. Он не понял вопроса.

Как оказалось, в его сознании не осталось даже намека на воспоминания о том, что сию минуту с ним произошло. Он сильно перепугался, выслушав рассказ о случившемся. Потом сказал, что чувствует себя выжатым, опустошенным. В голове – какой-то гул, а в животе и в ногах – слабость…

Прошло несколько лет. Мужчина, которого в тот злополучный день взяли на несколько секунд в оборот демонические силы, по-прежнему работает в одном учреждении с Владимиром Чащиковым. И ничего странного, необычного в его повседневном поведении не наблюдается.

– Сами понимаете, – подытожил, завершая свой рассказ, Владимир, – я не спускаю с него глаз! Человек как человек. Тихий, спокойный, обходительный. Да к тому же еще и прекрасный работник из числа тех, кого зовут квалифицированными специалистами.

ДУХ УТОПЛЕННИКА

Москвичка Татьяна Шатова, женщина средних лет, проснулась однажды утром в скверном настроении. Приснился ей очень яркий цветной сон, ужасный по содержанию. Привиделось Татьяне – в реке утонул ее муж. Сон не походил на туманные бессвязные сновидения, что бывали у нее раньше. Он отличался пугающей достоверностью житейских реалий, а события в нем разворачивались строго в логической последовательности. «Как в документальном кинофильме», по выражению Шатовой.

Вот этот сон.

Муж Татьяны и один его приятель опускают на воду лодку, влезают в нее и отъезжают от берега. Они снаряжают удочки и начинают ловить рыбу. Приятель, вытаскивая рыболовную снасть из воды, слишком сильно перевешивается через борт… Лодка тут же переворачивается, и муж Шатовой, не умеющий плавать, вскоре тонет.

Обдумывая тревожное сновидение, Татьяна вдруг вспомнила – то ли вчера, то ли позавчера ее супруг мельком упоминал в разговоре с нею о том, что в ближайший выходной день собирается отправиться на рыбалку. Причем не один, а с тем самым своим приятелем, который, неловко наклонившись, перевернул лодку в ее сне! И женщина поспешила пересказать мужу страшное сновидение во всех деталях. А потом стала умолять его не ездить на рыбную ловлю – ну хотя бы в ближайший выходной.

Мольбы не были услышаны. Муж, посмеиваясь, заявил в ответ, что, мол-де, не верит в вещие сны и что такие сны – нелепые и вздорные суеверия, не более того.

Вместе с тем приятелем он отправился на рыбалку.

И утонул.

Большую часть дохода семьи Шатовых составляла до того дня зарплата утонувшего. Без кормильца остались Татьяна и двое детей – сын Валерий и дочь Светлана. Сыну было тогда 19 лет, дочери – 15. Все они оказались вскоре свидетелями целого каскада устрашающих событий, которые происходили в их квартире на протяжении ровно сорока дней после трагической гибели главы семьи. И все они уверены в том, что это дух утопленника чудил, куролесил по дому более месяца, подавая вести о себе. Я побывал в их квартире и подробно записал показания очевидцев непосредственно на месте «контактного происшествия».

Рассказывает Валерий:

– После смерти папы поставила мама на сервант его фотографию. На следующий день после похорон мы вдруг обнаружили, что на фотографии… ожили глаза! Зрачки в них двигались, сопровождая взглядом, к примеру, меня, стоило мне пройти по комнате. Помню, у Светланы началась форменная истерика, когда она впервые заметила, что зрачки на фотоснимке стронулись с места и медленно поплыли слева направо, а потом в обратном направлении. В тот момент моя сестра встала с дивана, подошла к телевизору, включила его и затем вновь направилась к дивану…

Мы терпели этот ужас в течение то ли двух, то ли трех дней. Мама не хотела убирать фотографию. Это был лучший портретный снимок отца, имевшийся в доме. Но в конце концов и она не выдержала «живого взгляда с того света». Сняла фотографию с серванта и сунула ее поглубже в платяной шкаф, под старые отцовские вещи.

Светлана:

– А на другой день утром мы увидели, что минувшей, по всей видимости, ночью кто-то повредил гипсовую статуэтку – женскую фигурку, стоявшую на все том же серванте. У статуэтки отвалилась рука… И в то же самое утро началась натуральная жуть в нашей квартире!

Татьяна Шатова:

– По утрам и по вечерам на кухне сама собой распахивалась и тут же закрывалась дверца настенного шкафчика. Я засекла время. Дверца хлопала через каждые десять минут. Но самое главное, начал сильно давить на психику эффект чужого присутствия в доме. Все мы трое ясно ощущали, что рядом с нами кто-то есть.

– А вы видели его, этого таинственного «кого-то»? – спросил я у Светланы.

– Да, – без малейшего промедления отозвалась она. Отвечая на вопрос, девушка нервно сцепила пальцы рук и передернула плечами. На ее лице появилась на мгновение гримаса отвращения и ужаса.

– Ночью просыпаюсь как от толчка. Открываю глаза, смотрю, по комнате медленно-медленно движется человеческая фигура, черная, дымчатая. Она хорошо видна в лунном свете, падающем из окна… Я как заору! Из соседней комнаты вбегает брат, разбуженный криком: «В чем дело? Чего голосишь?» А потом… Впрочем, о дальнейшем пусть расскажет он сам.

– А потом, – сказал Валерий, – я тоже увидел привидение. Плывет, представьте себе, по комнате высокий черный силуэт. Словно бы заметив меня, он меняет направление движения и начинает плыть неторопливо ко мне.

– Вы испугались?

– Нет. Я просто изумился. Мне захотелось получше рассмотреть его, и я протянул руку к настенному выключателю. Под потолком вспыхнула люстра. В ту же секунду призрак исчез.

– Он исчез навсегда? Или заявлялся к вам в последующие ночи снова?

Валерий молча усмехнулся. Усмешка у него вышла кривоватой. А Светлана шумно вздохнула, и я заметил, что у нее задрожали губы.

– Призрак приходил снова, – молвила, с трудом справившись с волнением, она. – А потом снова и снова.

– И часто случалось такое?

– Да в том-то и дело, что каждую ночь!

– Это был призрак погибшего отца? Или, по вашим наблюдениям и ощущениям, так сказать, постороннее привидение?

– Трудно ответить определенно. С одной стороны, мы уверены, это приходит он, покойный. Однако с другой – призрак внешне не был на него отчетливо похож. В нем просматривалось сходство с человеком, я бы сказала, вообще. Зыбкий дымчатый силуэт – вот все, что мы видели.

Перебивая свою дочь, в разговор вступила Татьяна Шатова.

– В любом случае это был мужчина! – категоричным тоном заявила она.

Я недоуменно поднял брови и переспросил:

– Мужчина? Откуда у вас такая уверенность? Ведь, по словам вашей дочери, призрак походил на зыбкий туманный силуэт.

– Верно. Туманный силуэт, – не стала спорить со мной Татьяна. – Я сама несколько раз видела его. Однако после того как мы включали среди ночи свет в комнате, где бродило привидение, мы обнаруживали там на полу мокрые следы. Это были следы ног.

Услышав такое, я удивился. Более того, я очень сильно удивился. Бесплотный дух, невесомое дымчатое привидение, оставляющее на полу вовсе не бесплотные следы… Это было нечто достаточно неожиданное для меня, наслушавшегося за последние годы своей жизни десятки рассказов о самых разных проделках призраков. Дивясь сказанному, я уточнил:

– Это были следы босых ног?

– Нет. На полу виднелись отпечатки подошв мужских ботинок. Понимаете, мужских! – повторила Татьяна Шатова, повышая голос. – Цепочка следов тянулась от стены к стене. Ну, словно бы тот, кто оставил их, из одной стены вышел, прогулялся по комнате, а потом в другую стену ушел!… Жуть, правда?

– Правда.

– Я промерила отпечатки. Длина каждого мокрого следа совпадала, между прочим, с размером обуви, которую носил мой муж… На сороковой день после его трагической гибели весь этот кошмар как ножом обрезало. Дверца шкафчика на кухне перестала периодически хлопать сама собой. Черный силуэт больше не тревожил нас по ночам. Перестали возникать и мокрые следы на полу. А эффект чужого присутствия исчез.

– Таким образом…

– Таким образом, именно на сороковой день мы однозначно уверились в том, что беспокоил нас дух моего утонувшего мужа. Ведь, согласно народным поверьям, сорок дней – тот максимальный срок, который отводится душе умершего на окончательный и бесповоротный переход из мира живых людей в мир мертвых…

Фото 1. Луч энергии неизвестного вида упирается своим нижним концом в голову Светланы Шатовой.

Сравните с фото 1. Снимок сделан в одной московской квартире, где завелась «нечистая сила». На снимке – дочь хозяйки квартиры. «Полоса энергии», проходящая справа наискось вниз, накладывается на руку девушки и на ее бедро..

Особенно тяжело реагировала на все эти причуды духа Светлана. Она вся буквально извелась, резко похудела, чувствовала себя все хуже и хуже. В один из тех страшных дней, когда дух покойного неугомонно шатался по квартире, Валерий сделал фотографию своей сестры. Меня взяла оторопь, едва я взглянула на снимок. В ответ на мои настойчивые расспросы сын сказал, что в момент съемки он не видел того, что запечатлела фотокамера.

Снимок воспроизводится на страницах этой книжки. Всмотритесь в него. На нем хорошо видна струя некой энергии, которая то ли бьет сверху вниз в голову Светланы, то ли, напротив, истекает снизу вверх из девушки.

Демонстрируя фотографию мне, Татьяна Шатова проговорила с тяжелым вздохом:

– Итак, у Светланы резко ухудшилось самочувствие. А случилось это в результате – я уверена в этом! – каких-то загадочных взаимодействий с призраком. Может быть, фотокамера подсмотрела как раз-таки эти взаимодействия? Луч энергии на снимке… Не служит ли он прямым доказательством того, что дух утопленника стал, так сказать, «на подсос» к Светлане? И вплоть до сорокового дня после трагедии на реке жил, существовал в мире живых людей за счет ее жизненной энергии, ее биоэнергетических «соков»?

На снимке – экстрасенс Жанна Куценко, одна из участниц контактных экспериментов, проводившихся автором книги. Луч неизвестной энергии, запечатленный здесь, в ходе эксперимента неоднократно спускался к Жанне. О сути экспериментов будет рассказано в третьей части книги.

ЧЕРТ В БАНКЕ

– Отдаю себе отчет в том, что мой рассказ может показаться вам бредовой выдумкой, – говорит Владимир Чериков из Перми. – Дабы не выглядеть в ваших глазах идиотом, я собрал свидетельские показания людей, которые были очевидцами невероятного происшествия. Вот эти показания. Я вручаю их вам. А случилось происшествие относительно недавно в одной крохотной деревушке, что в Пермской области…

Жила в той деревне древняя старуха, знахарка, лечившая жителей окружающих деревень травами и заговорами. Однажды позвали престарелую целительницу к захворавшему мужику. Тот был так слаб, что даже не смог привстать с кровати, когда старушка вошла в избу.

Она поводила над мужиком руками, растопырив пальцы, «продиагностировала» его, а потом сухо поинтересовалась, есть ли в доме флакон с одеколоном. Жена больного немедленно выставила на стол пузырек «Шипра». Знахарка склонилась над флаконом и, приставив рупором ладони ко рту, что-то долго, очень долго шептала… Затем заявила:

– Отныне это заговоренный одеколон. Пусть больной осторожно, крохотными глотками выпьет на ночь все, что есть в пузырьке. К утру он выздоровеет, – и, не произнеся больше ни единого слова, старуха покинула дом занедужившего крестьянина.

Больной выпил.

Спустя несколько минут у него началась рвота. Его жена едва успевала подставлять тазик. Рвотные позывы продолжались в течение почти всей ночи. Вот почему тазик простоял до рассвета на полу возле изголовья постели, на которой маялся без сна человек, то и дело сотрясаемый желудочными судорогами.

Наступило утро. А вместе с ним наступило и резкое улучшение самочувствия больного. На щеках появился слабый румянец. Его супруга, обрадованная всем этим, поболтала о том о сем с мужем, потом наклонилась с рассеянной улыбкой на устах над тазиком, стоявшим на полу. Она протянула к нему руки, дабы подхватить тазик, вынести из избы вон и выплеснуть из него рвоту в помойную яму.

И дико закричала от ужаса.

Она увидела – в дурно пахнущей жидкости шевелится в тазике какое-то крохотное существо длиною с сигарету.

Вот его описание:

«Тельце как у человека, голова мышья, а лапки собачьи, толстенькие, мохнатые и с когтями. Но наибольшее удивление вызывало все-таки безволосое тельце, а не лапки. Оно походило во всех своих анатомических нюансах на человеческое, за исключением половых органов, которые не просматривались вообще».

Мужчина, всполошенный истошным женским криком, свесился с кровати и вперился удивленным взглядом в тварь, слабо барахтающуюся в тазике. В отличие от своей жены он не перепугался, а, напротив, очень сильно обрадовался:

– Ну и ну! Аи да знахарка, аи да бабка, аи да молодчина! Выгнала-таки из меня черта, – и, обернувшись к супруге, приказал: – Принеси литровую стеклянную банку.

– Зачем?

– Пересадим черта в банку.

– Ты с ума сошел. Надо немедленно избавиться от этой погани.

– Неси банку, дура, – отчеканил в ответ мужик, повышая голос. – Это мой чертик. Что хочу, то и делаю с ним.

Чертик был пересажен в банку – он нырнул в нее вместе со рвотной жидкостью, частично перелитой туда из тазика. Пересаживал чертика лично его хозяин. Пересадив же, накрыл банку марлей и обвязал поверх марли бечевкой по горловине.

Весть о неслыханном происшествии разнеслась вскоре по деревне.

Информаторы В. Черикова сообщают:

– Все мы бегали смотреть на чудо-юдо. Думали, чертик скоро подохнет. Но он все жил да жил, бултыхаясь в рвоте. Так продолжалось несколько дней. Потом кто-то предложил отвезти банку с чертом в райцентр, в поликлинику – «для исследований». Ну, вскоре отвезли ее туда и отдали врачам… Что дальше было с той банкой и чертом, живущим в ней, нам неизвестно.

ШХУНА «ЭЛИЗАБЕТ»

Автор этого рассказа – офицер КГБ, теперь уже бывшего. Он дал согласие на публикацию своих воспоминаний в моей книге при одном условии – имя и фамилия автора не будут упомянуты, а название города, фигурирующего в рассказе, будет изменено.

Престранное событие, описанное офицером, произошло, по его утверждению, в конце восьмидесятых годов… ну, допустим, в черноморском городе Новороссийске, хотя на самом деле приключилось оно в другом приморском городе.

Наш бравый офицер, непосредственный участник приключения, отпечатал свой рапорт на машинке в единственном экземпляре. К сожалению, рапорт был написан канцелярски дурным слогом. Я подверг его литературной обработке. Вот он, этот монолог кагэбиста, в моей литературной записи:

«Машину я припарковал за пакгаузом. Там обнаружился удобный тупичок – уютный кармашек между торцовой кирпичной стеной пакгауза и забором. Забор отгораживал служебные причалы морского порта, пресекая доступ на них любым посторонним лицам. В том месте, где он Г-образно изгибался, упираясь в торец пакгауза, и образовался тот самый тупичок.

Изношенный мотор моего старенького, с помятым крылом «Москвича» перестал тарахтеть. Вогнанная в тупичок задним ходом машина нашла в нем надежное укрытие от чужих глаз. Говоря по совести, затрудняюсь объяснить, почему я решил упрятать ее здесь, за пакгаузом. Наверное, сказалась многолетняя выучка, профессиональная привычка при любых обстоятельствах оставлять после себя как можно меньше следов.

Уронив голову на рулевое колесо, я несколько секунд посидел, прижимаясь щекой к баранке, приятно холодившей ее, и сознательно расслабляясь.

Мои спутники, расположившиеся в машине на заднем сиденье, чувствовали, казалось, что не следует мешать мне в такую минуту.

Они затаились как мыши.

– Оставайтесь здесь, – приказал я им, встряхиваясь. – Из машины не выходить! Если вы понадобитесь мне, я пришлю за вами кого-нибудь. Ясно?

– Ясно, – ответил мне один из них.

Я надвинул на лоб кожаную кепку, запахнул потуже полу плаща, поднял воротник и выбрался из автомобиля. И поежился.

Погода была хуже не придумаешь. По Новороссийску куролесила поздняя осень с обычными для этих мест и этого времени года атмосферными причудами. Сквозь мглистое месиво дождя ледяной осенний ветер, налетавший резкими порывами, гнал по тротуару вдоль стены мокрые обрывки газет, куски плотной оберточной бумаги вперемешку с желтыми листьями.

Я сунул руки в карманы плаща и кивнул на прощание моим спутникам, молча таращившимся на меня из машины. И, втянув голову в плечи – чтобы дождь поменьше сек лицо, – пошел неторопливым шагом прочь.

До причала, возле которого покачивалась на волнах интересовавшая меня шхуна, было рукой подать – три-четыре минуты хода. Впрочем, я допускал, что на самом деле никакой шхуны там и в помине не было.

Парни, оставшиеся сидеть в моем «Москвиче», запросто могли ввести меня в заблуждение. Шхуна могла оказаться плодом их больного воображения, задымленного спиртными парами.

Меряя шагами землю, я напомнил себе их рассказ, который услышал получасом ранее, когда с хозяйственной сумкой в руках вышел из подъезда своего дома. Только что пробило восемь часов утра, а день был воскресный. Я направлялся на рынок за покупками. И едва шагнул из подъезда во двор, как столкнулся с этими ребятами почти нос к носу.

Один из них жил в нашем подъезде, двумя этажами ниже меня. Звали его Виталий. Он знал, что я служу в КГБ; об этом все в подъезде знали. Второй был его приятелем. Несколько раз я мельком видел их раньше вместе. Они на пару околачивались возле дверей ближайшего винного магазина.

Оба были алкоголиками.

Заметив меня, Виталий призывно замахал рукой и почти бегом бросился навстречу. Его собутыльник засеменил следом за ним.

Я пожал одну протянутую мне руку, потом другую, недоумевая, зачем я вдруг понадобился этим забулдыгам. До сего дня Виталий не перехватывал у меня денег в долг на выпивку. Он держал себя при редких встречах со мной, офицером КГБ, с подчеркнутой почтительностью. Лишь вежливо раскланивался – тем дело и ограничивалось… Едва поздоровавшись, Виталий принялся говорить – быстро, взволнованно и путано. А его приятель время от времени вставлял в монолог своего кореша подтверждающие междометия, одобрительно хмыкая и гукая, согласно подергивал головой. Мол, все, о чем толкует Виталий, есть истинная правда, и он – живой тому свидетель.

Мы стояли под широким козырьком, нависавшим над дверью подъезда. Козырек неплохо защищал от дождя, но для обоих моих собеседников он был что мертвому припарка. Одежонка на них оказалась промокшей насквозь. Видать, долго они под проливным дождем болтались, прежде чем я повстречался с ними.

Рассказ Виталия поначалу сильно разозлил меня. Из него я вдруг с удивлением узнал, что эта парочка алкашей имела свой собственный тайный лаз на территорию одного из служебных причалов торгового порта, строго охраняемого. И неоднократно пользовалась тем лазом, шаря по ночам на причале в поисках, по словам Виталия, исключительно и только ящиков с выпивкой! Виталий, впрочем, утверждал, что чаще всего ночные вылазки оканчивались ничем. Однако изредка ему и его собутыльнику удавалось обнаружить «пьяный груз» (это его термин), переправленный с борта грузового корабля на берег и оставленный на ночь прямо на причале. Почему такой специфический груз не убирался тотчас же после разгрузки на склад, под замок, Виталий не знал. Может быть, предположил он, не было на складе в тот момент свободного места.

Я зло усмехнулся, представив себе выражение лица начальника охраны порта, когда перед ним положат на стол мой рапорт обо всем этом, пересланный по инстанциям из КГБ. Слушая вполуха бормотание Виталия, я уже начал мысленно составлять рапорт.

А Виталий между тем вещал:

– Елки-палки, да не обеднеют они, ежели мы у них иной раз пять-шесть бутылок притырим! Сами-то небось гребут под себя бутылки десятками. Положено ведь списывать какую-то часть посуды на бой. Мол, побилась часть стеклотары в пути… Сегодня перед самым рассветом отправились мы опять к причалу, к нашей заветной доске в заборе, что висит на одном гвозде и имеет характерную примету – косую царапину.

Сдвинули ее в сторону. Глядим, какие-то новые ящики лежат штабелями на причале. Штабеля плотно укрыты брезентом. Что под тем брезентом – не разглядишь. Может, «пьяный груз». А может, нет. Надо проверить… Потопали мы к штабелям… Пойми меня правильно, сосед. Пойми, почему я все это тебе рассказываю. А потому рассказываю, что ты не мильтон, а кагэбэшник. И нет тебе резона сдавать меня мильтонам, а лучше промолчать, откуда ты узнал про нашу дырку в заборе. Лучше доложить своим начальникам, что ты сам, лично, нашел ту дырку, да и дальнейшее сам все разнюхал. Уж каким таким образом разнюхал, это твои заботы… Главное – другое. Я отдаю сейчас в твои кагэбэшные руки дело, на котором ты сможешь небось заработать новую звездочку на погоны. Отдаю тебе дело о шпионаже!

Пользуйся моментом, бери. Мы с моим дружком – люди, конечно, крепко выпивающие. Но еще не настолько, понимаешь ли, упились, чтобы забыть о том, что мы русские. А значит, патриоты России, пусть и пьющие… Верно я говорю?

Приятель Виталия задергался, закивал, замычал что-то нечленораздельное, одобрительное.

– Ну, так вот, – молвил Виталий. – Когда мы, считай, почти только что из порта сюда, в наш двор, во весь дух примчались, крепко обмозговали, обсудили то, что с нами в порту приключилось. У дружка я спрашиваю: ты патриот? Он говорит: да, я патриот, а ты? Я говорю: я тоже патриот. Давай, говорю, пойдем сейчас же к одному умному мужику, который живет в нашем подъезде. Он работает в КГБ. Это дельце как раз по его части. Пойдем, говорю, и честно расскажем ему обо всем, что в порту увидели. Только я, значит, сказал это, как вдруг, гляжу, ты сам выплываешь во двор! Вот и не верь после этого в судьбу!…

Ладно, слушай, сосед, меня внимательно. Докладываю как на духу. Итак, пролезли мы сквозь дырку в заборе и вышли на причал. Едва обогнули ближайший штабель ящиков, смотрим, стоит возле причала какой-то дурацкий кораблик. Маленький, пузатый и весь деревянный. Ну, похожий на старинную шхуну из книжки с картинками. В жизни я не видывал в нашем Новороссийске таких кораблей!

Виталий отер ладонью со лба выступивший пот и продолжил свой рассказ:

– Фонарные столбы замерли вдоль причала в ряд, фонари на них ясно освещают шхуну. Я пригляделся – мать честная! На мачте над ней болтается на ветру, представь себе, какой-то иностранный флаг.

– Иностранный? – переспросил я, приподнимая брови.

– Ага! На всякий случай, если не знаешь, сообщаю: в ту часть порта иностранные корабли никогда не допускались и не допускаются. Мы с дружком так и застыли, обалдев, на месте. Верно я говорю?

– Верно, верно, – опять задергал головой приятель Виталия.

– Во, видал, он подтверждает. Вдруг видим, палуба у старинной шхуны осветилась вся, подсвеченная как бы снизу. Откуда взялся свет, мы не поняли. Потом один из бортовых иллюминаторов на шхуне откинулся.

И из него вылетела длиннейшая тонкая трубка, похожая на клистирную. Она извивалась, как змея! Трубка просвистела над причалом и, что самое поразительное, зависла во всю длину над ним в воздухе, будто была невесомой, елки-палки!… Один ее конец уходил в иллюминатор на борту шхуны. А другой замер в полутора метрах над землей как раз напротив нас. Близко замер. Так близко, что можно было дотронуться до него рукой.

– А тебе не померещилось все это?

– Забодай меня комар, если вру! Гляжу, на конце трубки блестит выпуклое стеклышко. Потом гляжу, эта зараза, то есть трубка, слегка поворачивает, как живая, свой кончик со стеклышком и нацеливает стекляшку на меня. Рассматривает меня, значит. Я это сразу сообразил, что рассматривает. Вернее, не сообразил, а скорее почувствовал. Чужой взгляд я почувствовал, понял? Неприятный такой взгляд.

Тяжелый. Давящий. Трубка в следующий момент, как бы налюбовавшись мною, разворачивает в темпе свою стекляшку на моего дружка. И начинает рассматривать его. А ее кончик со стеклышком покачивается при этом из стороны в сторону. Совсем как голова змеи, собирающейся ужалить… Ну, тут нервы у нас не выдержали. Рванули мы с дружком с причала к нашему лазу в заборе так, что только пятки сверкали! Теперь ты понял, почему я хотел с тобой потолковать?

Виталий перевел дух. Затем выставил вперед ладонь и принялся загибать на ней пальцы.

– Иностранная шхуна. Это раз. Понял? В зоне порта, куда иностранцев не пускают. Это два. Плюс хитроумная самодвижущаяся трубка с окуляром на ней. Это три… Типичная шпионская трубка, понял? Я книги про шпионов читал, я фильмы смотрел.

И, резко рубанув воздух ладонью, Виталий подвел под своим рассказом финальную черту:

– В общем так, сосед. Какой-то шпионский корабль тайно проник среди ночи в наш порт. И шарит своим шпионским окуляром по сторонам, собирает, сволочь, информацию… А ты в КГБ служишь. Больше сказать мне нечего. Следующее слово за тобой.

Чем он был, рассказ Виталия? Бредом алкоголика, упившегося до белой горячки? Но, с одной стороны, приятель Виталия то и дело кивал головой и одобрительно мычал, подтверждая тем самым рассказываемое его собутыльником. А с другой оба эти выпивохи выглядели сейчас вполне трезвыми. День только начинался, и они, судя по всему, не успели еще сегодня заложить за воротник.

Но если это не бред алкоголика, то тогда… Что тогда? Неужели некая шхуна под иностранным флагом на самом деле стоит у того причала? Кто ее пропустил туда? Ведь там, по словам Виталия, никогда не разгружались иностранные суда. И неужели взаправду есть на ее борту некое диковинное средство наблюдения, описанное моим соседом-пропойцей? И оно активно используется командой шхуны в акватории советского морского порта. Законно используется? Незаконно?