— Анна… — проговорил он. — О, боже мой!
Он опустился на свою смятую и скомканную постель и потянулся за флягой, стоявшей у изголовья.
— Лори, я весь день разыскиваю тебя!
— Я был занят… — буркнул он.
— Занят пьянством, насколько я вижу! Ради бога, Лори, неужели ты не можешь оставить в покое эту флягу хотя бы до тех пор, пока я здесь?
— Как ты разговариваешь со старшим братом? — плаксивым тоном произнес он, пытаясь принять позу оскорбленного достоинства.
— Лори, я хочу знать: что за отношения у тебя с майором Боннетом? Ты никогда не говорил мне о назначении его моим… Поверенным, адвокатом — или как там еще?
Лори провел по лбу трясущимися пальцами:
— Ани, он обманул меня… в отношении тебя, я хочу сказать. После того, как ты ушла вчера вечером, все сразу прояснилось. Я вспомнил, как Мэрки все время пытался мне кое-что втолковать. Я выложил это ему — Боннету, то есть, — и спросил, насколько это правда. И он прямо в лицо заявил мне, что это вполне возможно… Он обманул меня, Ани, заставив подписать проклятые бумаги!..
— Лори, прошу тебя, попытайся взять себя в руки! Я ничего не понимаю!
Лори застонал, обхватив голову руками.
— Лори… что за бумаги ты подписал?
— Я был пьян, Ани! Господи! Ты должна понять — я был слишком пьян, чтобы соображать. Я подписал контракт на семь лет. Я думал, что это договор на работу хирургом в его имении. Возможно, я и буду им работать — бог знает. Но не как джентльмен. Как раб, Ани — как официальный, купленный раб! И ты тоже… Он заплатил мне сто гиней. Я думал, что это он по доброте душевной. Мне следовало бы его лучше знать! Вчера вечером я пришел к нему в каюту, предложил ему вернуть деньги, которые у меня остались, сказал, что я передумал, что мы решили покинуть корабль в первой же гавани и самостоятельно попытать счастья. Он рассмеялся. Тогда я стал умолять его уничтожить хотя бы твой контракт, Ани… Он расхохотался мне в лицо!
— Он просто поддразнивает тебя, — сказала Анна. — Верно? Вы оба… вы оба слишком много выпили.
— Нет. Мне очень жаль, Ани, но… Это не шутка. Во всяком случае, не такого рода шутка, как ты думаешь. Дело не во мне, Ани. Ему нужна ты. Он совершенно ясно дал это понять. Я вышел из себя, угрожал, что убью его, но он сказал… — голос Лори осекся. — Он сказал, что если я убью его, меня повесят. Но этим я нисколько не помогу тебе, потому что ты все равно будешь представлять собой часть его имущества, которое доставят на Барбадос и продадут с аукциона. Он так прямо и сказал. И он именно это и имеет в виду! Сегодня он весь день гулял с пистолетом за поясом…
— Так вот почему… — задумчиво проговорила Анна. — Вот почему все это время он расшаркивается и раскланивается, ухаживает за столом, подает руку на палубе… — Она тревожно перебирала в памяти все свои встречи с Боннетом. — И сегодня он заявил мне, будто надеется, что Барбадос не покажется мне неуютным! Ускользал от моих вопросов, ухмылялся и облизывал усы, как противный надушенный кот… — У Анны перехватило дыхание, и она разрыдалась; Лори, который думал, будто знает свою младшую сестренку, был поражен, обнаружив, что она плачет от гнева.
— Я немедленно иду к майору Боннету! — заявила Анна, взяв себя в руки. Глаза ее все еще были влажными и сверкали от негодования. — О, как он смеет! Мы такого же благородного происхождения, как и он! Он не может так поступать! Он даже надеяться не может на то, что я стану его рабыней! Я сейчас же иду к нему и выскажу все это прямо ему в глаза!
Когда Анна распахнула дверь в каюту майора, Боннет сделал движение, чтобы встать. Но, заметив выражение ее лица, он слегка пожал плечами и снова откинулся на подушки. Свои худые ноги он протянул к печке, которую Овидию каким-то чудом удалось разжечь.
— Итак, я вижу, что моя невинная забава в кошки-мышки окончена… — зевнул он, небрежно поглаживая теплое горло Кока. — Ну что ж, игра с мышкой, к сожалению, вообще не длится долго — верно, Кок, старый дружище?
Анна заколебалась:
— Так, значит — это была просто игра? — с сомнением в голосе спросила она. — Просто шутка?
— Игра? О, да! Но шутка — нет! Совсем не шутка, моя дорогая! Ваш брат подписал контракт за себя и — я имею удовольствие вам сообщить — за вас также. Теперь вы оба — моя собственность на предстоящие семь лет. Не больше и не меньше, чем те оборванцы в трюме, между палубами, или где там они торчат. Будете служить мне и исполнять все мои желания, моя милая. Забавно, не правда ли?
— Мы пожалуемся губернатору Барбадоса! — воскликнула Анна. — Вы обманом заставили моего брата подписать бумагу, когда он был пьян! Закон не потерпит такого жульничества!
— Закон? — пожал плечами майор Боннет. — Ах, вот как? Закон, который вы преступили уже тем, что оказались здесь, на борту «Ямайской Девы»! Теперь вам понадобилась его поддержка? Но если вы станете апеллировать к закону, то губернатору, пожалуй, придется в первую очередь повесить вашего брата, не так ли?
Он лениво усмехнулся:
— Эта мысль, возможно, является для вас неожиданной, но я ее сразу принял во внимание и взвесил все очень тщательно. Даже если не считаться с тем, что губернатор — мой близкий друг, он, разумеется, поверит скорее мне, чем беглым шотландским ренегатам… Боюсь, что вам придется смириться с сознанием того, что с момента высадки на Барбадос вы становитесь моей собственностью…
— Неужели в вас нет ничего человеческого? — в ужасе ахнула Анна.
Майор Боннет аккуратно откусил заусеницу на ногте мизинца:
— Не совсем деликатный вопрос, — сказал он, разглядывая девушку с ног до головы и самодовольно ухмыляясь. — Вы чрезвычайно милы, дитя мое! Восхитительны! Ну-с, так какую же работу мне для вас придумать, когда мы прибудем ко мне домой?
— Если вы думаете, что я собираюсь работать на вас…
— Что ж, у вас, конечно, имеется определенный выбор. Вы можете либо повиноваться добровольно, либо вас заставят. И вы, я вижу, предпочитаете более длительный и трудный вариант?
— Нет ничего, что смогло бы заставить меня…
— Ну конечно же, нет! Я верю, что в вас существует мученическая жилка! Однако я полагаю, что угроза причинить страдания Лори или Мэдж… Да что там — даже судьба такой неблагодарной скотины, как Овидий — этого глупого создания, совершенно вам чужого — небезразлична для вас! Хотите, мы поставим небольшой эксперимент? Что вы скажете, например, если после того, как вы покинете мою каюту, — а вы, по всей видимости, собираетесь это сделать, — я займусь тем, что сожгу раскаленной кочергой одно из кожаных ушей этого урода Овидия?
— Вы не посмеете!
— Скажи ей, Овидий. Посмею ли я?
— Йес-сар… Йес-сар… — хриплым голосом поспешно подтвердил Овидий, и Анна поняла, что он нисколько в этом не сомневается. Она взглянула на негра с тревожным сочувствием. Раз или два она слышала, как он поет грустные меланхолические песни голосом глубоким и вибрирующим, словно церковный орган, и однажды видела, как он, ухватившись за поручни фальшборта, смотрел в пустынное безбрежье океана таким несчастным и потерянным взглядом, что она отказалась от прежнего намерения заговорить с ним и осторожно прошла на цыпочках мимо. Овидий, несомненно, был рабом большую часть своей жизни. Возможно, он был сыном раба, а может — туземцем или воином, захваченным в юности работорговцами. И теперь он стоит здесь, в потертой и рваной турецкой ливрее, напяленной на него в насмешку над его собственным достоинством. Это его ухо будет гореть и корчиться под раскаленным железом, но боль — и даже больше того, унижение! — будет ощущать также и она.
С белым, как алебастр, лицом Анна сделала шаг вперед:
— Как может человек — джентльмен! — находить удовлетворение в подобных поступках? — с горящими от ненависти глазами воскликнула она.
Заметив насмешку в глазах Боннета, она снова взяла себя в руки, вернув утраченный на мгновение контроль над своими действиями и чувствами.
— Если вы позволяете себе подобные гнусности, — более спокойным тоном продолжала Анна, — то ничего, кроме глубокой ненависти и отвращения к вам они вызвать не могут. Неужели вам не понять этого? Как может это доставлять вам удовольствие? И какая вам польза от такой бессмысленной и ненужной жестокости?
Боннет продолжал со спокойной насмешкой разглядывать возмущенную девушку:
— Боюсь, что вы не совсем понимаете, моя дорогая. За последнее время в Вест-Индии возникла новая мода — кстати, я был одним из первых, кто ее ввел — запрягать в экипажи джентльменов так называемых «пони-герлс»… — Улыбка на его лице расширилась. — Вы их увидите целое множество — отборных юных девиц, тщательно подобранных по мастям, телосложению и темпераменту. В воскресный день они целыми рядами стоят у коновязей возле церкви, а в базарные дни разъезжают по городу. Мы любим соперничать друг с другом ловкостью, быстротой и… хм… красотой наших «лошадок». Некоторые из модных дам на Барбадосе являются настоящими знатоками и ценителями этого спорта. У мадам Фэверли, например, парадный выезд состоит из двух дюжин! Моя «конюшня» значительно скромнее. У меня их было всего пять до последнего времени…
Крепко сцепив пальцы, Анна в ужасе глядела на него:
— И вы поступите так… со мной?
В горле у нее пересохло, и голос был едва слышен.
— А что — почему бы и нет? В сущности, вы выглядели бы весьма импозантно. Мне завидовал бы весь Барбадос!
Он поудобнее устроился в кресле, и Анна заметила у него за поясом пистолет, наполовину спрятанный в складках рубашки.
— Другие плантаторы не имеют ничего лучшего, чем темнокожих полукровок, — продолжал он. — Я же буду иметь удовольствие обладать единственной чистокровной гнедой кобылкой на всем острове!
— Мой брат убьет вас! — побледнев, сказала Анна.
— В самом деле? Тогда лучше не говорите ему ничего о нашем разговоре, дитя мое. Ведь если он необдуманно поддастся минутному эффекту, то, несомненно, закончит свое путешествие в кандалах. Капитан Баджер сейчас не в лучшем расположении духа, после того, как шторм нанес такие повреждения его кораблю. Он не потерпит никаких глупостей со стороны вербованных рабочих…
Анна вздрогнула, и Боннет с деланным изумлением приподнял брови:
— А-а, вы полагали, что капитан ничего не знает? Он все знает, моя дорогая! Я принял кое-какие меры предосторожности, поместив вербовочные акты в его сейф. Ваш и вашего брата. Через несколько дней, я думаю, мы пройдем мимо острова Антигуа24 и там, возможно, встретим одно из моих торговых судов. Если нет — я зафрахтую какой-нибудь корабль, чтобы переправить вас обоих на Барбадос.
— А что будет с Мэдж? — спросила Анна, вне себя от холодной ярости. — Она больна, она же не может двигаться?
— Кто? Мэдж? Не может двигаться? Тогда она останется здесь.
«Он сумасшедший! — в ужасе подумала Анна. — Явно безнадежно помешанный!..». Но сознание этого ничем не могло ей помочь.
Боннет зевнул и потянулся в кресле:
— Ну-с, а теперь вы можете идти…
Она была уже у двери.
— Да, прежде чем вы уйдете… Овидий, грязный черный негодяй! Поблагодари леди за ухо!
— Йес-сар, — сказал Овидий. — Благодарю вас, мэм!
Его коричневые умные глаза остановились на лице Анны, и молчаливое сочувствие в них испугало ее сильнее, чем все происходившее до сих пор. Со слезами бессилия, едва сдерживая рыдания, Анна бросилась к двери, выбежала в темный, узкий, залитый водой трюмный проход и остановилась. Какой смысл бежать? Куда? Они все были узниками на этом корабле, а шипящий океан вокруг представлял собой тюрьму еще более надежную…
Лори ожидал сестру в каюте. Взгляд, брошенный на ее обезумевшее лицо, рассказал ему все.
— Ничего не вышло, да?
— Ничего… — ответила Анна, в изнеможении опускаясь на узкую шаткую койку. — Что ты о нем думаешь, Лори? Он сумасшедший, правда?
— Я не знаю… Хотя нет, впрочем, не думаю… По-моему, это просто исключительно жестокий, злой и коварный мерзавец. Но чтобы он был сумасшедшим — нет, вряд ли!
— А какая нам в этом разница?
Лори успокаивающе улыбнулся:
— Разница небольшая, конечно. Что он тебе сказал?
Анна заколебалась. Всего лишь пару месяцев тому назад она, не задумываясь, высказала бы Лори все, что лежало у нее на сердце. Но не теперь. В эти дни она почему-то чувствовала себя старшей.
— Он наговорил целую кучу наглого вздора — в основном по поводу того, что всерьез собирается осуществить свои права по этим… вербовочным актам, — так, кажется, вы их называете?
— И какие же планы, — сдержанно спросил Лори, — он строит в отношении тебя, Ани?
Анна отвернулась, достала из кармана гребень и принялась приводить в порядок растрепавшуюся прическу, стараясь, чтобы Лори не заметил слез, блеснувших в ее глазах. Слезы теперь были бесполезны.
— Лори, он мне сообщил одну вещь: мы сейчас плывем к острову Антигуа, а не на Барбадос. Он сказал, что, возможно, встретит там один из своих кораблей или наймет какое-нибудь судно, чтобы переправить нас — меня и тебя — на свою барбадосскую плантацию. Лори, когда мы прибудем туда — на Антигуа — нам надо во что бы то ни стало попытаться сойти на берег!
— Они поймают нас за пару часов, Ани. Эти плантаторы… У них должна быть крепкая круговая порука: ведь их всего большая горсточка, а остальные — рабы… Нет, это безнадежно!
— Я же не собираюсь бежать! Я хочу сойти на берег а обратиться за помощью к властям. Рассказать им, кто мы такие… Об отце…
— Но они нас попросту вздернут — неужели ты этого не понимаешь? Или отправят обратно в Эдинбург, чтобы нас повесили там. Ты этого хочешь?
Анна молча кивнула.
— Ах, проклятый негодяй! Значит, он сказал тебе что-нибудь гнусное, да? Я убью его — и пусть меня потом вешают, сколько угодно! По крайней мере, приятно будет сознавать, что умираешь не зря! — Лори схватился за голову. — У меня череп раскалывается от боли…
— А что будет со мной, если ты убьешь его? Ты дашь себя повесить и позволишь им продать меня с торгов, как… как… — Анна хотела сказать: «как лошадь», но ее пересохшее горло не в силах было произнести это слово. Наступило долгое молчание. Лори с болезненной гримасой раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками.
— Я не знаю… — наконец, проговорил он.
— Этот остров Антигуа… — задумчиво сказала Анна. — Туда заходят корабли. Если нам как-нибудь удастся сойти на берег, мы, может быть, сумеем пробраться на борт одного из них. Спрячемся… Потом, когда корабль выйдет в открытое море, они, возможно, даже обрадуются тому, что у них на борту оказался судовой врач…
— А ты, Ани? Тебе они тоже обрадуются? Девушка в море, среди грубых матросов…
— Матросы всего лишь люди, Лори. Позволь мне сказать тебе кое-что. Когда я пришла к нему — к Боннету — знаешь, что он сделал? Он грозился сжечь ухо у Овидия, если… если я не буду послушной. Как ты думаешь, что будет, если мы оба окажемся у него в руках? Вот что я скажу тебе, Лори: я скорее предпочту очутиться посреди океана на любом корабле, среди самых отъявленных подонков, каких только можно себе вообразить, — чем стать тем, кого он собирается из меня сделать!
— Боже мой… — в ужасе прошептал Лори.
— Одно только меня тревожит: что будет с бедняжкой Мэдж? Что с нею станет? Что нам делать с ней?
— Мэдж? — эхом отозвался Лори, настолько захваченный водоворотом мыслей, что не сразу сообразил, о ком идет речь. — Ах, Мэдж!.. — он заколебался. — Что ж; она, бедняжка… Во всяком случае, у нее дорога ясна, Ани. Путь ее предрешен. Я не решался сказать тебе об этом раньше, но теперь это уже не имеет значения…
— Что это значит, Лори?
— Мэдж умирает, Ани…
— Но… из-за морской болезни? Разве от этого умирают?
Когда-то, целую вечность тому назад — в начале истекающего часа — известие о том, что Мэдж умирает, было бы воспринято Анной, как сообщение о конце света. А теперь это был всего лишь унылый шепот, едва различимый за грохотом свалившихся на них несчастий.
— Я думаю… — проговорила Анна после долгой паузы, — … мне следует пойти к ней?
— Да, — сказал Лори. — Мне кажется, тебе следует пойти к ней…
Майор Боннет, удовлетворенно мурлыча себе под нос и наслаждаясь теплом от печки, отхлебнул глоток коньяку и передал бутылку капитану Баджеру:
— Я послал за вами, Баджер, потому что хочу, чтобы вы сделали для меня одну мелочь.
— Да, майор, сэр? — Дэн Баджер отмерил себе щедрую дозу коньяку. — Все, что вам будет угодно, майор! Вам следует только намекнуть — вы ведь знаете меня, сэр!
— Спасибо. Во-первых, скоро ли, по-вашему, мы прибудем на Антигуа?
— М-м… Шторм прошел стороной, но погода мне все же не нравится… Буря может снова навалиться на нас. Но если нам повезет, и если наши временные мачты выдержат, то, может быть — дней через шесть, сэр…
— Хм-м… Шесть дней, говорите? Видите ли, Баджер, дело в том, что девчонке все известно.
Баджер хитро осклабился:
— И я не удивлюсь, если ей не особенно понравилась ваша идея — а, сэр?
— Откровенно говоря, Баджер, мне бы хотелось избежать скандалов. Во всяком случае, на данном этапе, когда игра почти сыграна. Я не хочу, чтобы она покончила с собой, и наоборот — не хочу, чтобы она или ее братец пытались покончить со мной. Есть ли у вас здесь какое-нибудь подходящее местечко, куда можно было бы поместить их обоих?
Баджер осторожно поставил на стол пустой стакан:
— Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, сэр. Вы знаете, какая у нас команда. Им в голову лезет всякая чушь о парне после того, как он так ловко отхватил ногу у мистера Мэрки. Не то, чтобы у них был какой-нибудь резон питать любовь к мистеру Мэрки, — нет: но вы знаете, как бывает среди моряков, майор. Для них подчас попросту не существует никаких резонов.
— Плевать мне на команду, Баджер! Меня нисколько не интересует, что они думают! И что думаете вы тоже, кстати!
Баджер воспринял слова майора с дружелюбной улыбкой и с надеждой протянул к нему свой пустой стакан.
— Мне только требуется от вас, Баджер, чтобы вы поместили их обоих куда-нибудь в надежное место, где они не могли бы причинить вреда ни мне, ни себе. Это-то уже вполне резонно, кажется?
— Что ж, майор, это резонно. Я попытаюсь… благодарю вас, майор, ваше здоровье, сэр! — я попытаюсь поговорить с доктором Блайтом и втолковать ему, что если он будет вести себя тихо и мирно до тех пор, пока мы доплетемся до Антигуа, то я посмотрю, нельзя ли будет помочь ему и его сестре улизнуть с борта на берег. Таким образом, братец будет вести себя достаточно спокойно в течение ближайших дней, считая меня на своей стороне и думая, будто у него имеется кое-что припрятанное в рукаве. И это вполне резонно — не так ли, сэр? К тому же я слышал, что мистера Мэрки еще немного беспокоит нога, и ему не помешает находиться пару лишних дней под присмотром врача. А накануне прибытия в Антигуа я заманю их обоих в канатный ящик и запру там до тех пор, пока вы не сделаете необходимых приготовлений для доставки их на берег по вашему усмотрению. Там им, конечно, будет не очень удобно, но зато уютно, и — заметьте! — мы будем гарантированы от любых неожиданностей.
— Канатный ящик! Идиот, да они там повесятся!
Капитан Баджер снисходительно усмехнулся:
— Для этого им придется здорово изловчиться, майор, поскольку канатный ящик высотой всего в четыре фунта. Мне приходилось слыхивать о всяких странных и удивительных историях на море, но никогда я не слыхал, чтобы кто-нибудь повесился в канатном ящике!
Боннет удовлетворенно принял к сведению эти заверения:
— Черт побери, Баджер — вы настоящая проклятая хитрая лиса! Но только смотрите, не вздумайте затеять со мной двойную игру, мой дорогой капитан, иначе я выпушу из вас кишки!
— Я? — с выражением оскорбленной невинности выпучил глаза капитан Баджер. — Да разве стал бы я думать о том, чтобы провести вас, майор, когда вы собираетесь, так сказать, компенсировать все расходы по этому делу? О, нет, майор — вы можете положиться на честного Дэна Баджера, сэр! Отличный коньяк, между прочим — если вы позволите мне заметить это…
Они обменялись улыбками и через минуту оба принялись хохотать…
В эту ночь умерла Мэдж. Жизнь в течение последних дней едва теплилась в ее истощенном и измученном теле. На следующее утро, в знойной духоте приближающихся тропиков, капитан Баджер прочел заупокойную молитву. В сущности, ему было в высшей степени наплевать на смерть Мэдж, но благодаря присущему морякам драматизму он произносил печальные слова молитвы с таким чувством и проникновенностью, что Анна, изо всех сил пытавшаяся крепиться и не проявлять никаких признаков слабости, не могла удержать слез. Лори не присутствовал на этой маленькой печальной церемонии. Он собирался прийти, но разделил свою скорбь с бутылкой рома, и к нужному сроку уже не в состоянии был держаться на ногах. Майор Боннет тоже отсутствовал. Но все рабочие-переселенцы и свободные от вахты члены судовой команды нестройными голосами подхватили заупокойную молитву, когда маленький жалкий сверток, зашитый в грубую парусину, соскользнул по наклонной доске в море.
Когда участники траурной церемонии начали расходиться, к Анне осторожно приблизился коротышка-плотник.
— Мэм, — проговорил он, понизив голос. — Мистер Мэрки шлет вам свои комплименты. Он будет счастлив побеседовать с вами наедине, с глазу на глаз…
Сказав это, он тут же смешался с толпой и исчез.
Анна остановилась в нерешительности. При обычных обстоятельствах она ни за что бы не пошла в маленькую сырую клетушку мистера Мэрки. Но события последних дней очень изменили взгляды Анны на условности и приличия. Пансионат мисс Хукер остался где-то в другом, далеком мире…
Анна спустилась вниз по центральному трапу.
Мистер Мэрки лежал в койке, почесывая забинтованную культю и попыхивая короткой глиняной трубочкой, дым из которой, словно горный туман, слоился пластами в полумраке тесной каютки. Когда моряк увидел Анну, радость и удивление смягчили резкие морщины на его грубом уродливом лице. Он предпринял мужественную попытку скрыть замешательство и казаться приветливым хозяином.
Анна закрыла за собой плохо пригнанную деревянную дверь.
— Вы хотели меня видеть, мистер Мэрки? — спросила она. — Как сегодня ваша нога?
Моряк посмотрел на свой обрубок и молча кивнул, не ответив на вопрос.
— Мисс… — начал было он и запнулся.
— Да? — приветливо отозвалась Анна. — Вы хотите мне что-то сказать?
— За мной небольшой должок, мэм, — проговорил Мэрки. — Доктор позаботился о моей ноге, так что я вам вроде бы кое-что должен… — Он был в явном замешательстве, поскольку проявление благодарности было для него необычным делом. — Послушайте, — серьезно продолжал он. — Бегите с корабля в первом же порту, не дожидаясь Барбадоса! Скажите доктору, чтобы он попытался отыскать береговых братьев, буканьеров25 то-есть. Среди них имеются неплохие парни. Хорошие ребята — смелые, хотя и немного диковатые. Они будут очень рады иметь его у себя на борту…
— Я вижу, вся команда уже знает обо мне и… майоре Боннете, — пожала плечами Анна; однако скрытая ирония в этом замечании не дошла до мистера Мэрки. Нахмурившись, он продолжал:
— Это настоящий злодей, мэм! Породистый, чистых кровей, но хитрющий, как змея! Он хочет заполучить вас — вот что я знаю!
— Да, — сказала Анна. — Я тоже знаю об этом. Но если Лори… если мой брат свяжется с буканьерами, то что будет со мной? Что же, по-вашему, должна делать я, мистер Мэрки?
«Он знает этих людей лучше, чем я или Лори, — думала Анна. — Ему знакомы эти места. — Может быть, он действительно сумеет помочь…»
— Мне приходилось слыхать, — медленно проговорил Мэрки, — о женщинах, которые отправлялись с пиратами в море и неплохо там жили. Совсем неплохо, мэм! Одни буканьеры уважают мужественных женщин, другие — нет. Все зависит от обстоятельств…
Он опять сунул в рот свою трубку и не сказал больше ни слова, хотя Анна в нерешительности ожидала еще несколько минут. Не то, чтобы мистер Мэрки захотел прекратить беседу. Он просто выдохся, поскольку не привык к таким длительным словоизлияниям.
— Что ж, спасибо… — сказала Анна. — Мне пора идти!
— О!.. — огорченно протянул мистер Мэрки и молча смотрел, как она отодвинула засов, осторожно выглянула из-за двери, чтобы убедиться, что там никого нет, и затем выскользнула в узкий сырой коридор.
— Прощайте, — прошептала она.
Мистер Мэрки кивнул головой:
— Оставьте дверь открытой, — попросил он. — Я люблю слушать шум, который доносится с верхней палубы…
Вернувшись в свою каюту, которая теперь, без Мэдж, показалась ей странно просторной и пустой, Анна села на сундук и дала волю слезам. Несколько последовавших дней она почти безвыходно оставалась в каюте, не желая рисковать встречей с Боннетом. Всякий раз, когда она пересекала коридор между каютами, ища поддержки и успокоения у Лори, она находила его либо храпящим в пьяном сне, либо настолько угнетенным угрызениями совести и беспробудным пьянством, что в конце концов она начала избегать и его. После того, как она перестала приходить к обеду в кают-компанию, Овидий ухитрялся приносить ей еду вниз, в каюту, между двумя тарелками, завернутыми в полотенце, чтобы сохранить тепло. Умные большие карие глаза негра смотрели на девушку с тупой болью сострадания.
Дни стали невыносимо жаркими: знойное марево висело над океаном — совсем как летом в Шотландии. Духоту не облегчало едва заметное движение судна, попавшего в штиль. У Анны не было подходящей одежды для такого климата, совершенно ей чуждого и необычного. Ей и в голову не приходило одеть на себя что-нибудь другое, кроме тех платьев, которые она захватила с собой. Она сидела в душном и горячем полумраке своей каютки, не то дремля, не то размышляя, в состоянии, близком к отчаянию, когда капитан Баджер шагнул к ней в открытую дверь и слегка кашлянул, чтобы привлечь ее внимание:
— Добрый день, мисс. Я хотел спросить — слыхали ли вы, как марсовый26 крикнул: «земля»?
— Да, — вяло ответила Анна. — Я слышала это…
— И у вас нет желания выйти на палубу и взглянуть на нее?
— Ни малейшего.
Капитан несколько смешался:
— Ну, ладно. Я думал… А, впрочем, все равно! Видите ли, имеется маленькое затруднение, в котором вы могли бы мне помочь, если бы захотели, мисс Блайт…
Когда Анна снова не проявила никаких признаков заинтересованности, он добавил хриплым шепотом, словно заговорщик:
— Я о молодом мистере Блайте. Он тут устроил небольшой скандал на борту, и я думал, что вы поможете уговорить его прийти в себя…
— Что такое? — встревожилась Анна, поднимаясь. — Какой скандал?
— Он заперся в канатном ящике на носу, мисси. Забрался туда, чтобы выпить без помех, — я ничего не имею против этого, мэм, но он набрался так, что задвинул засов изнутри, и сейчас барабанит в дверь, словно взбесившийся дьявол, и орет, будто мы его заперли!
Анна вздохнула. Ей и без глупых выходок брата было достаточно своих забот и тревог. Она молча пошла за капитаном Баджером по тесному проходу, который вел к форпику27. Жара и духота, казалось, заставили вспотеть даже корабельные балки. Из-за маленьких закрытых дверей в конце прохода доносились крики и стук.
— Скажите ему, — прошептал Баджер, — чтобы он отошел от двери! Скажите, что вы привели с собой друзей, которые попытаются выломать дверь.
— Я не понимаю… — озадаченно проговорила Анна.
— Я знаю, как отодвинуть снаружи внутренний засов! Надо только, чтобы он отошел подальше от двери, — объяснил Баджер. Он стоял как раз между Анной и дверью в канатный ящик, так что ей пришлось окликнуть Лори через его плечо:
— Это я, Лори, слышишь? Это я, Анна! Отойди от двери! Я привела друзей, и они сейчас ее выломают!
Из-за двери послышался удивленный голос Лори. Голос был хриплый и глухой, словно от перепоя:
— Ани? — прохрипел он. — Это в самом деле ты? Ты уверена, что там у вас все в порядке?
— Все в порядке, Лори, не беспокойся! Но почему ты не можешь открыть дверь с твоей стороны?
Наступила мгновенная пауза, словно этот вопрос застал Лори врасплох. Затем последовал ответ:
— Не могу, потому что с этой стороны нет запора!
Баджер, подмигнув Анне, снисходительно пожал плечами:
— Я ведь говорил вам, мисс, что он слегка перехватил! Но все же лучше бы вам уговорить его отойти от двери, пока он сам себя не изувечил!
Анна кивнула:
— Ладно… Лори, послушай меня! Отойди от двери!
Из-за запертой двери послышался шаркающий звук.
— Гляди-ка! — удивленным тоном произнес Баджер. — Дверь-то и с этой стороны заперта!
Он отодвинул тяжелый металлический засов, и Анна вдруг почувствовала, как сильные руки схватили ее и швырнули в узкий проем. Она налетела на Лори, который в это мгновение бросился было вперед, и они оба покатились в темноту на бухты канатов. Дверь моментально захлопнулась. До них донесся лязг торопливо задвигаемого засова и хриплый смешок Баджера:
— Так-то лучше, мисс! Согласитесь, что это удобнее, чем хватать вас, тащить, устроить тарарам и переполошить всю команду! Будьте умницей и сидите спокойно. Вам обоим будет уютно здесь, пока мы не доберемся до гавани!
— Что вы собираетесь с нами делать? — заорал Лори так, что его злой пропитый голос едва не оглушил Анну в тесноте их маленькой мрачной тюрьмы.
— Я? — переспросил Баджер. — Я этого не знаю. Я всего лишь выполняю распоряжения вашего хозяина. Если бы я мог, я охотно бы пошел вам на помощь. Но поскольку вы являетесь собственностью майора Боннета, я обязан поступать с вами так, как скажет он. А теперь сидите спокойно и не шумите — так будет лучше для вас. Иначе я прикажу не давать вам ни пищи, ни воды!
До них донесся звук его удаляющихся шагов, и постепенно привыкшие к полумраку канатного ящика глаза Анны разглядели смутные очертания фигуры брата. Он сидел, скорчившись, словно от боли, обхватив голову руками.
— Лори… ты ранен?
— Меня ударили чем-то, пока я лежал на койке в своей каюте, — мрачно ответил он. — У меня на голове шишка размером с… Ладно, впрочем, все это ерунда, потому что, кажется, с нами все кончено! Я смутно припоминаю, как кто-то вошел ко мне, нагнулся… И потом я очутился на земле…