ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА, где все хотят быть разбойниками

Вы не знаете, почему в городе начался такой переполох? Если догадаетесь, расскажите, пожалуйста, мне. А то я не знаю, как дальше рассказывать. Непонятная сказка, совсем не сказка, даже наоборот.

Почему на улице так много взволнованных мам? Они стоят сплошной цепочкой у ворот школы и говорят одна другой:

— Вы только подумайте! Мой убежал ночью. Мы с мужем искали, звали, кричали. Поймали у самых ворот. Он опять убежал. Где-нибудь рядом ходит, выжидает, негодный…

— Ах, разбойник! — отвечает ей другая очень взволнованная мама. — Я своего на самой ограде поймала. За ногу стянула. Он кричал: «В первый класс хочу!» Теперь дома сидит, к умывальнику привязанный. Муж дома сторожит, а я тут на всякий случай…

— А я внучонка на балконе закрыла, — вмешалась в беседу очень взволнованная бабушка. — Он там сидит и поёт: «Хрундиляк и пундиляк!..» Тьфу!.. Мне дед говорит: «Глупая, на балконе удочки с лесками. Убежит! Все равно убежит». Вот я и караулю тут. Не дам в калитку войти. Меня, старую, не проведёшь…

— Мамочки, милые! — кричит самая молоденькая очень взволнованная мама. — Кто бинокли дома имеет? Бегите скорее на крыши, глядите, милые в оба. Мой такой маленький, всюду прошмыгнёт. Беленький он, в матроске, на шапке ленточка…

— Ах, такой-сякой, ах, разбойник! — сочувствуют мамы, плотнее смыкая взволнованные ряды. — Ишь чего надумали, сорванцы! День и ночь будем стоять, всю неделю, никого не пропустим, никто не прошмыгнёт!..

ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА — про синее море

Но постойте, постойте! Не может этого быть! Кто там летит над городом на тонком и лёгком шаре?

Он! Конечно, он, мой добрый волшебный художник! Летит и смотрит: нет ли где обиженного мальчика?

Чтобы утешить его. Помочь малышу, если не опоздал.

За каждого нами нарисованного мальчика мы в ответе. Ни один мальчик, даже самый маленький, не должен остаться одиноким.

Но шара с мальчиком нигде не было. Ветер нёс лёгкий, почти невесомый шар, бил, и швырял, и раскачивал кабину. Художник цепко держался обеими руками за борт. Вы, конечно, помните: на шаре не было никаких приборов, и художник совсем не умел управлять полётом. Ветер нёс его сначала в дальние дали.

Потом ветер подул в обратную сторону и, как вы понимаете, вернулся туда, где была необыкновенная школа.

«Наверное, так и надо, — подумал художник. — Я никогда не найду Нарисованного Мальчика без моего друга Самоделкина». И нарисовал на дне кабины камень. От груза шар опустился пониже. Камень вышел отменный, хотя рисовать при такой болтанке не очень удобно. Карандаш нарисовал другой камень, чтобы шар не улетел мимо школы, и увидел внизу непонятного человека с длинным, как морковка, носом.

Человек махал руками, подпрыгивал, потом наклонился, поднял камень, приложил его к одной своей резиновой подтяжке, натянул её, как рогатку, резинка шлёпнула, камень взлетел и ударил в упругую ткань шара. И тоненький голубой шар начал падать, словно детский шарик, если проколоть его какой-нибудь острой булавкой.

— Необычайно смешно! Хе-хе-хе! — подскакивал внизу человечек. — Ой, не могу! Невероятно смешно! Хе-хе! Ужасно весело…

На высокой пальме кричал, махая крыльями, взъерошенный попугай:

— Ха-ха-ха! Ой, не могу, ку-ку!

— Ха-ха-ха! — пищал внизу маленький мальчик, сверху очень похожий на Прутика.

— Ах, разбойник! — ахнул Карандаш, падая вместе с кабиной.

На этом, наверное, могла кончиться наша печальная сказка, если бы находчивый Карандаш не успел нарисовать парашют.

Учитель Пулькин мгновенно удрал в кусты, где жевал бананы другой учитель, с рыжей бородой.

Парашют опустился во дворе школы, и художник увидел мальчика.

— Прутик, — сказал Карандаш. — Почему ты смеялся? Кто пульнул в меня камнем?

— Очень смешно получилось, — ответил мальчик. — Шар так смешно лопнул. Пиф-паф!..

— Неужели тебе весело? Где научили тебя так смеяться?

— На весёлом уроке Смеха и Радости.

— Кто?! — вскричал художник. — Самоделкин? Может быть, я?

— Нет, — сказал Прутик, — учитель Пулькин и учитель Булькин. Здесь у нас теперь школа Разбойников. Нам очень весело. У нас много новых игрушек.

— Дудочки? Барабан? Хоккейные клюшки? Мячик? — спросил добрый художник.

— Тю! — свистнул мальчик. — Глупости какие! Разбойники так не играют. Пожалуйста, нарисуй мне синее море, подводную лодку и потайную пещеру. Я ждал тебя, чтобы ты нарисовал мне синее море.

— Ай, молодец! — шипел из укрытия Пулькин. — Пускай нарисует. И чтобы остров на нём. Остров! Настоящий пиратский остров! Учебное море. Наглядное пособие.

— Нарисуй море, — как ни в чём не бывало повторил мальчик. — У нас уроки такие будут. Учебное море. А на нём — чтобы настоящий остров.

Художник покачал головой:

— Ты, наверное, болен. Где Самоделкин? Где ребята?

— Не говори! — выбежал из кустов учитель Пулькин и следом за ним учитель Булькин. — Пускай сначала нарисует. Некультурно обманывать маленьких.

— Некультурно обманывать маленьких, — пискнул Прутик.

— Здравствуйте, кто вы? — спросил удивлённый Карандаш. — Я вас, кажется, где-то видел.

— Моя фамилия Пулькин. Я совсем новый учитель.

— Курикуки! — вдруг крикнул с ветки учёный попутай.

— Курикуки! — повторил свирепый учитель с большой рыжей бородой. — Мурлыпузя мурлыкузя.

Карандаш очень удивился:

— Мурлыпузя мурлыкузя? Вы сказали: мурлыпузя мурлыкузя? Но я ничего не понимаю!

— Конечно, — подбоченился Пулькин. — Сразу видно, кто настоящий учитель, а кто нет. Учёные люди всегда говорят непонятно. Мой почтенный друг — самый знаменитый учитель. Он сказал: здравствуйте! Как поживаете? Добро пожаловать! Ученье свет, а неученье тьма. Уходя, гасите свет. Пейте, дети, молоко, будете здоровы. Дважды два — пять.

— Он учёный, — объяснил мальчик.

— О, карамба! — сказал учитель Булькин. — Крюква не бряква!

— Мой друг недоволен, — объяснил Пулькин. — Он говорит: какая никудышная школа, какой никуда не годный учитель, если не может подарить крохотулечке синее море. Подумаешь, какие пустяки. Море, водичка, плюх, плях, рыбки, чайки, р-русалочки. Плях, плюх.

— Подумаешь, какие пустяки! — весело подхватил мальчик. — Ерунда, море.

— Брундиляк и хрундиляк! — негодовал знаменитый учёный.

— Он говорит, — перевёл Пулькин, — ему горько и стыдно за таких никчёмных учителей. Он жалеет бедненьких мальчиков и девочек. И слезы мешают ему смотреть на такое безобразие. Он требует закрыть навсегда эту школу, если не будет моря, если не будет подводной лодки, если не будет потайной пещеры, где мальчики смогут играть в разбойников.

Художник опустил голову.

— Ну хорошо, я нарисую море, но это совсем не так просто, как вы думаете.

Он стал ходить по дорожке взад и вперёд, приговаривая сам себе:

И вдруг подул не знакомый в нашем городе удивительный ветер. Величаво колыхнулись, дрогнули высокие пальмы. Это волшебный художник начал рисовать море вокруг своей школы.

Белая чайка! Смотрите, белая чайка! В нашем городе настоящая белая чайка! Волшебный художник рисует море, синее море!

— Море! — пискнул Прутик.

— Батюшки, море! — подскочил Пулькин.

— Море! — торжественно сказал очень усталый художник. — Синее море!

— Море! — взревел Булькин, выпрыгивая к берегу. — И не надо искать. Вот оно, синее, разливанное!

А море гудело, плюхалось о берег, и чайки летели туда, где в тумане синел другой берег с очень взволнованными от удивления мамами.

— Какое чудо! Смотрите, какое чудо! В нашем городе синее море! — удивились мамы. — Южное море! Ай, хорошо!..

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА — ничем нас не радует

Весёлый Прутик, скинув тапочки, убежал вдоль берега шлёпать босыми пятками синие волны.

— Давай-ка рисуй нам подводную лодку, — не очень вежливо сказал Пулькин. — И пещеру. Потайную пещеру.

Карандаш очень удивился:

— Какую пещеру? Зачем подводную лодку?

— То есть как?! — возмутился Булькин. — А на чём удирать? Куда прятаться? Шито-крыто!

— Куда удирать? От кого прятаться? — не понял художник.

— Он шутит, хе-хе! — сказал учитель Пулькин. — Он пошутил. Он такой весёлый… На чём ребятишки будут путешествовать? А? В кино и в зоопарк? На чём они станут кататься по морям, по волнам? Рисуй подводную лодку, тебе говорят. Некультурно детей обманывать.

— Ага, я пошутил, — махнул бородой Булькин. — Я весёлый. Но где, по-твоему, детки станут играть в разбойников? Обманывать нехорошо. Давай сюда пещеру с потайным входом! Шито-крыто…

Наивный Карандаш сначала нарисовал на краю берега подводную лодку. Зелёную, небольшую, вроде катера, но самую настоящую подводную лодку. Она качнулась на волнах, прибой плеснул в её гладкий бок. Зазвенела от натуги якорная цепь. Словно эта лодка приплыла сюда из холодной таинственной глубины моря, кинула якорь у самого берега незнакомой земли. Настоящий морской якорь, а не какой-нибудь нарисованный.

Булькин открыл рот и шлёпнулся на землю. Так иногда делают, если чему-нибудь сильно удивляются.

— Не может этого быть! Невероятно! — сказал Булькин.

— А я говорю: может! — не согласился учитель Пулькин. — Ерунда какая, взял и нарисовал. Пещеру давай с потайной дверью! Крохотулечка будет играть в разбойников. Ему нужна пещера с потайной дверью. Он такую хочет.

— Я нарисую, — сказал добрый Карандаш. — Вот в этой пальме будет потайная дверь в подземелье. Чтобы играть в разбойников. Пожалуйста, если мальчик хочет. Они такие, они любят…

Он стал рисовать, и скоро в мохнатом стволе дерева как бы сам собой появился большой, медный, очень старинный ключ.

Художник повернул его, потайная дверь с глухим скрежетом отворилась — и все увидели каменные ступени, ведущие в старинное тёмное подземелье.

Булькин подпрыгивал и щекотал сам себе подмышки. Так он радовался, так ликовал!

Учитель Пулькин пел тоненьким голосом.

Они пели громко, потому что никого не боялись. Ни один случайный прохожий теперь не услышит их и никому не расскажет. Случайные прохожие по морю ходить не умеют.

— Это пират Буль-Буль! Это разбойник Пулька! — воскликнул Карандаш. — Вот они кто! Я узнал их!

— Мы самые! — подпрыгивал, танцуя, Пулька. — Теперь от нас не уйдёшь.

— Ага! — ревел другой бывший учитель. — Я знаменитый капитан Буль-Буль, гроза морей. Хватай карандашку-таракашку. Попался, мазилка!

— Самоделкин, где ты? — позвал Карандаш. — Это разбойники! Те самые разбойники!

Никто не ответил ему. Нет рядом отважного друга, нет железного человечка.

— Га-га-га! — заливались разбойники. — Го-го-го!

Вдвоём они схватили бедного художника и поволокли в пещеру. По каменным ступеням вниз, в тёмное сырое подземелье.

— Ты будешь рисовать нам одним и больше никому! Что пожелаем!

— Ах так?! — вскричал волшебный художник и стал рисовать на каменной стенке огромную кусачую собаку овчарку.

Пират поглядел на картинку, задрожал от страха и мгновенно захлопнул дверь в подземелье. Умышленно или нечаянно разбойник сделал то, чего никак не предвидел Карандаш. В темноте никто никогда ничего не сумеет нарисовать.

И вот я слышу, как загремела потайная дверь в подземелье, как щёлкнул замок над каменной лестницей. Волшебный художник остался один в темноте. Ничего не было видно и слышно в сыром и глухом подземелье.

Прибежал Прутик и спросил:

— Где Карандаш?

— Погулять пошёл, — хихикнул учитель Пулькин, он же разбойник Пулька. — Бананы кушает. Га-га!

Прутик, насвистывая, помчался к морю поглядеть на другой берег. А там, на далёком, синеющем в тумане берегу, взволнованные мамы разошлись по домам.

— Теперь не убегут, — говорили друг другу мамы, — не одолеть им такое море! Никак не одолеть! Надо в газету написать, спасибо сказать, кто придумал это море. Давно бы так!

Успокоенные мамы ушли, не заметив, как подошёл к морю мальчонка. Сам беленький, в матроске, на шапке ленточка. Поглядел на синеющий в тумане островок и стал пихать в море железную ванночку, напевая песенку.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ, в ней опять мы видам Самоделкина

А между тем Самоделкин увидел, как вдруг переменился ветер, как подул он в обратную сторону. Железный пилот усадил ребят в кабину и включил мотор.

Внизу гудел океан. Большие теплоходы спешили в дальние страны. Военные корабли, нахмуренные, серые, покачивались на волнах. Маленькие белые, как чайки, яхты проносились мимо. Волны шумели внизу, одинаковые, синие от края до края волны. Поэтому казалось, будто самолёт не летит, а висит в голубом воздухе. Только шум бесконечный шёл к небу. И даже гул мотора не мог заглушить его.

А небо такое неоглядное, океан такой непостижимо огромный, даль такая бесконечная! Разве найдёшь в ней грустных одиноких путешественников на воздушных шарах? Но Самоделкин все летел и летел. И вдруг он заметил в небе маленький, сверкающий на закате шар. Железный человечек посмотрел в бинокль и увидел в кабине шара что-то оранжевое, полосатое, как настоящий тигр. А рядом с полосатым что-то мохнатое, чумазое.

— Мой шар! — воскликнул Самоделкин. — Я узнаю мой шар! Это Бабучило! Нарисованный Мальчик! Ура!

Он повернул самолёт, и мотор загудел от нетерпения.

— Скорей, скорей! — приговаривал железный пилот. — Бедный малыш. Ему, наверное, очень страшно лететь одному. Скорей!..

Бабучило, заметив самолёт, запрыгал в кабине. Тиграша залаяла звонко, на весь Тихий океан.

— Самоделкин! Ура! Самоделкин! — кричал Бабучило, танцуя в кабине шара.

Самоделкин помахал ему рукой:

— Эй, не упади! Я тебя не поймаю!

— Бабучило! Наш Бабучило! — подпрыгивали ребята.

Самолёт облетел вокруг шара один раз, другой, пока железный пилот придумывал, что ему делать. И он, конечно, придумал. Залез в багажник и нашёл там длинную верёвку.

— Лови! — сказал Самоделкин, бросая конец верёвки Бабучилу. — Привяжи как можно крепче, я потяну тебя на буксире.

Мальчик привязал верёвку, затянул крепко-накрепко узел, хотя кабину сильно качало ветром и стоять в ней было совсем не легко. Мотор гудел, оранжевая собака лаяла, чумазый мальчик пел какую-то весёлую, счастливую песенку, но в гуле и звонком лае, в шорохе волн её нельзя было понять.

— Где Карандаш? — крикнул Бабучило, подставив ладошки ко рту.

— Я не знаю, где Карандаш. Мы летим обратно в школу. Потом я буду искать волшебного художника, — стараясь перекричать мотор, ответил Самоделкин. — Вот, кажется, под нами наш город! Вот и река! Вот плавающий магазин. Вот… Но я ничего не понимаю! — воскликнул отважный пилот. — Море! Под нами снова синее море! Зелёный остров! Мы заблудились! Я не знаю, где мы!

— Смотрите, акула! — пискнула девочка.

— Нет, — ответил Самоделкин. — Это подводная лодка. Небольшая подводная лодка. — И непонятная тревога закралась в его железное сердце.

— Мне кажется, добрые люди под воду не прячутся, — тихо сказал он самому себе. — Ничего не понимаю. Мы заблудились. Я не умею летать!

И вдруг снизу, хлопая сердито крыльями, взлетел над пальмой взъерошенный попугай.

— Брундиляк! — шипел он какие-то совсем непонятные слова. — Хрундиляк!

— Рр-ав! Ав! — ответила Тиграша.

— Ррр-ав! Ав! — передразнил нахальный попугай.

Он догнал шар и клюнул его с размаху своим острым клювом.

— Ха-ха-ха! — закатилась птица. — Хе-хе-хе! — Ой, не могу!

— Мы падаем! — сказал чумазый мальчик, прижимая к себе оранжевую собаку.

— Он падает! — закричали ребята. — Он разобьётся!

— Бедный малыш! — ахнул Самоделкин и повернул самолёт вниз, туда, где между морем и пальмами желтела узкая полоска берега. — Может быть, он повиснет на пальме! У них такие широкие листья, сказал железный пилот.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ, не очень весёлая, но все равно смешная

Разбойники ничего такого не видели, ничего не заметили. Я вам расскажу, почему.

Сначала хотели покататься на своей лодке. Но у них ничего не вышло. Подводную лодку не заведёшь ключом. Это вам не заводной пароходик. Надо уметь.

— Проклятье! — шумел капитан Буль-Буль.

Потом они катались на деревянных лошадках по всей школе. А капитан Буль-Буль забирался на мостик четырёхколёсного парохода, звонил в колокол, дёргая за верёвку, и командовал:

— Право р-руля! Полный вперёд! Я капитан!

Потом они порвали учёную книгу под названием «Азбука».

Потом бегали в столовую, заглядывали в буфет, но, кроме всяких разных детских никчёмных паровозиков и автомобилей, ничего не нашли.

— Мне бы жареной колба-аски с ка-артошечкой! — ныл разбойник Пулька.

— Дудки! — рявкнул пират. — Пока мы не придумаем, как заставить мазилку работать, у нас ничего не будет…

Вот поэтому разбойники не видели, как прилетел настоящий учитель Волшебной школы Самоделкин.

Если бы железные человечки могли потакать, им, наверное, было не так грустно, как было грустно доброму Самоделкину. Печальный вышел он из кабины, посмотрел вокруг и увидел…

Ты, наверное, думаешь, какой-нибудь цветок, или ягоды, или нарядного тропического жука? Да ничего подобного! Железный человечек увидел конфету в ярком фантике. Она лежала такая заманчивая, наверное, очень сладкая.

— Ой, — сказала девочка. — Настоящая конфета!

Настенька протянула руку, наклонилась поднять конфету и… Я даже не знаю, что подумать. Конфета подпрыгнула, будто кузнечик, и ускакала в сторону, да ещё как будто засмеялась тоненьким голосом:

— Хе-хе-хе!

Я никогда не видел прыгающих конфет. Это вам не лягушка!

Девочка снова протянула руку, и снова конфета подпрыгнула, будто кузнечик, и засмеялась тоненьким голосом:

— Хе-хе-хе!

— Мы на острове Прыгающих Конфет в Сладком Океане! — догадался Чижик.

— Науке такое неизвестно, — покачал головой Самоделкин.

— Лови конфету! — закричали ребята.

Они хотели побежать за конфетой-попрыгушкой, но тут же упасти. Обыкновенно шлёпнулись в горячий песок.

— Хе-хе-хе! Ой, смешно! Ой, не могу! — будто смеялась конфета.

— Ну и ну! — озадаченно сказал Самоделкин. Даже он подобного никогда не видел и не слышал.

— Мы шлёпнулись о верёвку! — очень сердито поднялся Чижик, потирая синяк на лбу. — Кто-то натянул её, чтобы все мы нарочно упали. А конфета привязана к нитке. И никакого чуда нет. Её дёргает кто-то.

— Я натянул! Только надо было поднять её повыше. Это очень смешно, когда все кувыркаются через голову. Очень смешно!

— Прутик! Неужели Прутик? — воскликнул Самоделкин.

Конечно, перед ними стоял Прутик, весёлый маленький Прутик.

— Ой, Прутька! — очень обрадовались ребята.

— Совсем ничего не понимаю, — сказал удивлённый Самоделкин. — Ты на чужом острове?

— Совсем не чужом. Его Карандаш нарисовал. И море настоящее нарисовал.

— Кто? — зазвенел всеми пружинками Самоделкин. — Карандаш? Где он?

— Гуляет, — кивнул в сторону леса беспечный малыш. — Бананы кушает.

А ты когда-нибудь бегал на пружинках? Наверное, не бегал. Железный человечек в одно мгновение скрылся в густом тропическом лесу.

— Давайте будем играть, — сказал Прутик. — У меня много новых игрушек. Вот водяной пистолет. Мы нальём в него чернила и станем пугать Настю. Будет очень весело!

— Совсем не весело, даже печально, — махнул рукой Чижик.

— Тогда мы дадим ей вот эти новые тапочки. Настя наденет их, и будет необыкновенно смешно. Вот увидишь.

Прутик показал новые тапочки.

— Совсем не смешно, — прошептала Настенька, увидев острые кнопки внутри тапочек.

— Какие глупые-глупые дети! — вдруг сказал ктото совсем рядом. На поляне появились два разбойника. — Почему это не смешно? То есть, как это не смешно, когда невероятно весело? Дай-ка мне сюда пистолет!

Разбойник Пулька взял у мальчика пистолет и навёл на девочку.

— Ой! — пискнула девочка и спряталась в одно мгновенье за Чижиком.

— Ха-ха-ха! — забулькал пират.

— Ха-ха-ха! — тоненько засмеялся Прутик.

— Ха-ха! — крикнул с ветки разбойник попугай.

— А если глупой девчонке сказать, кто мы такие, вот она испугается. Ой, как будет смешно! — подмигнул разбойник Пулька.

— Здравствуйте! — сказала Настенька. — Добрый день! Кто вы?

— Ой, не могу! Ай, как будет весело! Пулька. — Мы р-р-разбойники! заверещал

— Пир-ррраты! — взревел капитан Буль-Буль, наверное, для того, чтобы все малыши вздрогнули.

— Никаких пиратов не бывает, — заметила рассудительная девочка. — Только в сказке бывают пираты. В сказке для маленьких детей. А на самом деле нет никаких разбойников.

— Как это нет?! — возмутился пират. — Как это нет!!!

— Никакой ты не разбойник, — отважно сказал Чижик. — Настоящие разбойники такие не бывают.

— Как эт-то не разбойник? — опешил капитан Буль-Буль.

— А вот и не разбойник, — уверенно сказал мальчик. — Не разбойник!

Пират подскочил на месте:

— Какое возмутительное недоверие к честным людям! Это я не разбойник? Вот послушай:

— Тю! — свистнул храбрый мальчик. — Даже ни капельки не разбойники!

Он, конечно, знал, какие бывают на свете настоящие разбойники, а какие не бывают.

— Оралы обыкновенные, вот они кто, — сказала девочка.

— Ужасно глупые дети! — закричал обиженный пират. — Невоспитанная девчонка, нахальный мальчишка! Честное слово, я р-рразбойник! — он стукнул себя в грудь. — Как вы смеете не верить мне, знаменитому разбойнику?

— Ты, наверное, даже «лево руля» кричать не умеешь, — не соглашался Чижик.

— Я не умею? Лево р-руля! Полный вперёд! — гикнул капитан Буль-Буль разбойничьим голосом.

— Подумаешь, — махнул рукой Чижик, — большое дело. Зато по канатам лазать не умеешь. Вот.

Пират посинел от обиды. Он чуть не всхлипнул. Разбойник схватил верёвку с привязанной к ней вроде бы конфеткой, размахнулся, набросил её на верхушку пальмы и начал карабкаться по этой верёвке. Что-то хрустнуло на вершине дерева, и очень обиженный дядя-разбойник шлёпнулся на землю. Взъерошенный попугай на пальме захлопал крыльями:

— Ой, не могу! Вот уморил! Ха-ха!

Пулька, чтобы не смеяться, крепко зажал себе рот и фыркал так, словно с головой окунулся в море, и только нос у него шмыгал в разные стороны, как морковка.

— Ха-ха-ха! — весело смеялись ребята.

Никакой разбойник на свете не любит, когда над ним так весело смеются.

— Ну погодите, — сказал он, — я придумал, что с вами со всеми делать. Мы запрём вас на тёмном чердаке и потребуем выкуп у волшебного художника. Он будет рисовать. Он обязательно станет рисовать! Добренький-предобренький, глупый-преглупый мазилка…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ, которая даёт разбойники то, что они заслуживают

Разбойники постучали в старинную дверь подземелья:

— Эй, Карандаш! — позвал Пулька в замочную скважину. — Мы заперли всех твоих учеников на тёмном чердаке. Они сидят голодненькие, холодненькие. Плачут горькими тезами. Никто-никто не рисует им кофе-какаву, пирожные, куриные котлетки…

— Пустите меня к ним! — закричал художник. — Пустите скорей!

— Ха-ха-ха! — чуть не упали от смеха оба разбойника. — Ай, какой шутник! Ха-ха-ха! Вот насмешил. Мы тебя выпустим, а ты овчарку! Ой, не могу!

И, наверное, долго потешались бы они так над своим пленником, если бы вдруг из леса не выбежал Самоделкин.

— Где малыши? — говорил Самоделкин. — Где Карандаш? Я никого не встретил.

— Самоделкин, берегись! Это разбойники!

Железный человечек вздрогнул. Он поглядел в ту сторону, откуда раздался крик, и увидел печальные мордашки своих ребят за маленьким окном на чердаке школы. Разбойники бросились на Самоделкина.

— Ах так! — зазвенел Самоделкин. Он подпрыгнул и стукнул пирата железной головой. Подпрыгнул на своих пружинках и шмякнул Пульку железной головой.

— Нехорошо! — вопили разбойники, удирая. — Ай, как невежливо! Ай, как некультурно! — стыдили они, улепётывая от Самоделкина. — Караул! Мы больше не будем.

— Где Карандаш? — сказал железный человечек, останавливаясь.

И тут разбойник Пулька навёл на Самоделкина водяной пистолет.

Вода брызнула на железного человечка. Он закачался, заскрипел, как скрипит ржавеющий металл. Железные человечки ржавеют от воды.

— Ага, попался!

Разбойники налетели на поверженного Самоделкина, скрутили верёвкой, а потом привязали к мохнатой пальме. На всякий случай.

— Железное пугало, — шипели разбойники. — Железная колотушка! Не видать вам никому Карандаша! Никому на свете.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ, самая-самая печальная

Может быть, кто-нибудь из вас расскажет о том, что было дальше? Я не могу рассказывать. Я не могу слышать, как звенят пальмы на острове. Я не могу видеть, как сморщенной голубой тряпкой висит на пальме лёгкий воздушный шар. Кто-то проклевал в нём большую дыру. Я не могу видеть испорченный самолёт на берегу моря. Под ним весь пляжный песок залит пахучим бензином. Кто-то проклевал в самолёте бензиновый бак.

Не могу я видеть привязанного к пальме железного человечка. Мне больно смотреть на дом, где раньше была самая необыкновенная школа на свете, а теперь в нём сидят запертые на ключ совсем ещё маленькие два мальчика и одна девочка.

Я не могу открыть потайную дверь подземелья, в котором томится Карандаш, потому что не вижу её, так она хорошо спрятана в дремучем лесу. Я не хочу рассказывать, как наступила тёмная тропическая ночь. Нигде на свете нет непрогляднее темноты, чем в подземелье у волшебного художника.

Давайте на этом кончим нашу печальную сказку. Только я погляжу в последний раз: кто это незаметно приближается к дому разбойников, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания?

Но постойте! Это же наш Бабучило! Он тихо подкрадывается к дому, чтобы не звякнула какая-нибудь ветка. Он бросает камушек в чердачное окно.

— Ребята! — шёпотом позвал мальчик.

— Кто это? — спросила девочка, заглядывая через решётку. — Бабучка! Милый Бабучка! — всхлипнула Настенька. — Наконец-то мы тебя нашли… Мальчики, это Бабучило!

Чижик и Прутик подбежали к окну.

— Мы военнопленные, — сказал Прутик.

— Я знаю, — прошептал Бабучило. — Я все видел. Я прятался. Мы с Тиграшей висели на ветке и не разбились.

— Послушай, — сказал ему Чижик. — Волшебному художнику нужен свет. Разбойники очень боятся, как бы к нему не попал свет.

— Я что-нибудь придумаю, — сказал почти не видимый в темноте Бабучило.

«Мы что-нибудь придумаем», — хотела сказать собака Тиграша и залаяла. Говорить она совсем не умела, а шёпотом и подавно.

Ребята замерли, застыли от испуга, боясь как бы от шума не проснулись разбойники и не схватили нарисованного мальчика.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ, в ней снова гудит паровозик

Пулька спал и видел удивительно приятный сон.

В большом золотом городе на берегу золотистого моря золотые собаки лаяли на улицах, виляя золотыми хвостиками. Весёлый капитан Буль-Буль бегал за ними с большим сачком для ловли бабочек, бегал и звенел от усердия золотой бородой. Огромные золотые киты плавали в море, пуская в небо золотые фонтаны, — целый золотой дождь! И дождь этот падал с неба на счастливых разбойников и звенел, и звенел, и звенел.

— Это все мазилка нарисовал! — кричали во сне разбойники.

Вот какой приятный волшебный сон. И вдруг всё пропало, потому что разбойники проснулись.

— Кто шумит? — вскочил Пулька.

— Кто смеет шуметь на моём остр-рове? — рявкнул пират.

И тогда храбрый Чижик запел такую песенку:

А ребята подхватили озорную песенку Самоделкина: