Карандаш и Самоделкин (№2) - Волшебная школа

Все малыши протянули к нему свои чашки, и он сам налил каждому сколько полагалось. Потом самовар налил в каждую чашку горячей воды. Начался пир.

Вот Клеточка сказал «мяу», и экскаватор протянул ему пирожок с мясом. Коза Бубенчик вежливо боднула стол рожками. Экскаватор подал ей печенье и бублики. Собака Тиграша вильнула хвостом и получила бутерброд.

— Надо взять сахар для попугая Ку-Ку, — сказала девочка.

— Он разве Ку-Ку? — не согласился Прутик.

— Ну конечно, — кивнула уверенно девочка.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, почему-то немножко грустная

Карандаш в это время вернулся в класс. Он хотел смыть чучело-бабучило, которое нарисовал Прутик.

В классе было тихо. Лошадки тихонько покачивались, ожидая, наверное, своих отважных и ловких всадников. Пароход поблёскивал чистыми стеклянными иллюминаторами: так называют окошки на всех пароходах.

Карандаш подошёл к стене и взглянул на чучелобабучило:

— Ай-ай, разве такие глаза бывают? Ай-ай!..

— Ай-ай! — сказал попугай Ку-Ку. — Ай-ай!

У чучела-бабучила были смешные ручки и ножки, и сам он получился очень смешной. Только глаза — маленькие точки, совсем крапинки.

— Все не так. Все не так, — сам себе говорил Карандаш.

— Не так! Не так! — повторил попугай, махнув крылом. — Ку-ку!

Хороший учитель никогда не пройдёт мимо ошибки своего ученика. Художник машинально исправил чучелу-бабучилу глаза. Какая непростительная рассеянность для волшебника!

— Вот как надо… Ну теперь и смывать можно, — приговаривал он, оглядывая рисунок.

Потом Карандаш подкатил к стене пароход, поднялся на капитанский мостик и нарисовал вверху на стене дождевую хмурую тучку.

Вот капнули первые блёстки дождя. Художник спустился на пол. И тут ему показалось, что маленькое чучело-бабучило плачет. Слезы бегут из нарисованных кисточкой глаз.

«Нет, это, наверное, дождевая капля мелькнула под грустными глазами чучела-бабучила», — подумал Карандаш и вышел из класса, не притворив за собой дверь.

Окно в классе было открыто. Подул ветер. Он подхватил тучку и вынес её на улицу. И все прохожие очень удивились, когда вдруг начался звонкий летний дождь.

— Откуда он взялся? — удивлялись прохожие. — Только что небо было чистое как стёклышко — и вдруг дождь! А мы зонтики не взяли. Ай-ай!

В классе уже никого не было. Ни тучки, ни чучелабабучила. Его, наверное, смыло дождём. Хотя вроде и дождь в классе не капал. Ветер унёс тучку. Лишь один попугай Ку-Ку сердито покрикивал непонятно почему:

— Кыш! Кыш! Кыш!

ГЛАВА ПЯТАЯ, но только её половина, в которой спрашивается: какое чудо на свете самое удивительное?

Когда начался новый урок, Чижик спросил:

— А какое чудо на свете самое удивительное?

— Самое удивительное? — замер на месте Карандаш. — Разве тебе мало чудес, которые были в школе?

— Ну, а самое-самое? — настаивал мальчик.

— Ой, — прошептал художник, оглядываясь, как будто он хотел найти Самоделкина, чтобы учёный Самоделкин ответил мальчику.

— Верно, — подхватили ребята. — Какое чудо на свете самое удивительное?

— Надо подумать, — сказал Карандаш. — На свете много чудес.

Он подумал.

— А не спросить ли вам о чем-нибудь о другом? А? — сказал Карандаш.

— Про что-нибудь? — задумчиво поглядел в окно Чижик.

— Про что угодно, — кивнул Карандаш.

— Не скучно ли дереву стоять всё время на месте? — спросил мальчик.

— Да, — согласился Прутик, — не скучно ли?

— А больше вы ничего не хотите узнать? — воскликнул удивлённый учитель.

— Можно мне спросить? — подняла руку девочка, — Не больно ли ёжику с другой стороны?

— Какому ёжику? С какой стороны? — ещё сильней удивился художник.

— От колючек, — пояснила девочка, — с той стороны.

— Ой-ей-ей, — сказал находчивый Карандаш, — я забыл уточнить у Самоделкина, в какое время у нас будет обед. Подождите меня в классе.

Художник спрыгнул с капитанского мостика и убежал к Самоделкину.

— Послушай, Самоделкин, — воскликнул он, — я, наверное, никуда не годный учитель! Ребята спрашивают, а я не знаю, что им ответить.

— Какие пустяки! — слегка удивился железный человечек. — Не может этого быть. О чём они таком спрашивают? Я тебе в один миг отвечу.

— «Не скучно ли дереву стоять на месте?»

Железный человечек только звякнул своими пружинками.

— «Не больно ли ёжику от колючек?»

Пружинки Самоделкина почему-то заскрипели.

— «Какое чудо на свете самое-самое удивительное?» Вот, — вздохнул художник. — Видишь, я не виноват.

Но Самоделкин подумал и вдруг весело зазвенел:

— Спроси об этом у самих ребят! Ишь какие хитренькие! Сами спрашивают, пускай сами попробуют ответить.

ВТОРАЯ ПОЛОВИНКА ПЯТОЙ ГЛАВЫ

Художник вошёл в класс, поднялся на капитанский мостик и лукаво поглядел на ребят:

— Кто сумеет ответить: какое чудо на свете самое удивительное?

— Самое-самое чудо — это книжка! — сказала девочка.

— Тю! — иронически заметил Прутик. — Почему книжка?

— В ней так много всего прячется, — тихо ответила девочка.

— Прячется? В бумажке? — засмеялся Прутик

— На неё смотрят, а из неё сказки бегут, — совсем тихо сказала девочка.

— Бегут? Сказки бегут?! — воскликнул Карандаш. — Умница! Конечно, книга самое замечательное чудо! — художник укоризненно поглядел на мальчика. — Дорогие мои ребята, — сказал он, — возьмите какуюнибудь книгу в руки. Она сделана из простой бумаги.

Но вы берёте книгу. На белых страницах напечатаны какие-то значки, точки-крючочки, штучки-закорючки. Глаза ваши смотрят на таинственные знаки, смотрят на буквы. Смотрят — и вдруг начинается удивительное волшебство. Перед вами оживают разные приключения. Люди, не знакомые вам до сих пор, говорят с вами, рассказывают о себе. Они зовут вас туда, где вам не приходилось бывать… Нет на свете чуда удивительнее, чем КНИГА. Поэтому каждый волшебник должен быть грамотным. Знаете ли вы какие-нибудь буквы?

Так сказал Карандаш. Но, по-моему, теперь таких ребят нет, чтобы не знали ни одной буквы. Кот Клеточка и собака Тиграша не знают ни одной буквы. Кот и собака вошли в класс, легли около ребят и стали жмуриться на всякие умные речи.

— Знаем! — ответили ребята.

— Я умею писать «мама» и «папа», — сказала Настенька.

— А я — «папа» и «мама», — сказал Чижик.

— Ма-ма! — громко повторил попугай.

— Очень хорошо, — похвалил учитель. — Я сейчас напишу на стене одну сказку. Некоторые слова я в ней нарисую. А чтобы эти мои картинки не оживали, я буду оставлять их недорисованными. Вот слушайте… Наступила весна…

И Карандаш написал на стенке: «Наступила весна» и прочёл вслух:

— Наступила весна.

Дальше Карандаш написал «пригрело» Рядом с этим словом художник нарисовал солнышко. Только не совсем, а чуть-чуть не дорисовал, чтобы оно вдруг настоящим не сделалось.

— Что пригрело? — спросил художник и показал на рисунок.

— Солнышко пригрело. Солнышко! — сказали ребята.

— Молодцы! — похвалил Карандаш и нарисовал всю сказку.

И ты сам должен прочесть её, потому что пока ты её не прочтёшь, я не могу дальше рассказывать. Вот она, эта сказка.

Только, пожалуйста, ничего не дорисовывай. А то как бы чего не случилось. И не удивляйся тому, что у зайки в сказке одно ухо, у волка и льва три лапы. Ты помнишь, как сказал Карандаш: это для того, чтобы рисунки не оживали. Не хватало ещё в школе кроме козы, кота, собаки и попугая ещё и зайца, и лисы, и льва, и даже царя с короной. Это было бы слишком!

Но давайте прочтём эту сказку, нарисованную Карандашом, как читают её ребята в первом классе Волшебной школы.

Хвастунишка

Наступила весна. Пригрело солнце. Вырос на поляне первый цветок. А мимо него пробегал заяц. «Ты кто?» — спросил цветок. «Я — грозный лев, — соврал заяц, — я царь зверей. Меня все бояться. И волк, и медведь, и лиса, и охотники…» Но тут на поляне появилась лиса. «Кто это?» — спросил цветок. «Это… птичка», — прошептал заяц. Как вы думаете, ребята, что сделал этот лев, когда увидел такую птичку?

— Он её разорвал, — сказал Прутик, и все засмеялись.

— Как же он мог её разорвать, если он совсем и не лев, а зайчишка-трусишка? — спросила Настенька.

— Трусишка-врунишка, — подхватил Чижик. — Он убежал.

— Вы читаете просто замечательно, — похвалил Карандаш. — Из вас получатся настоящие волшебники… А теперь новая сказка.

И Карандаш написал на стене другую сказку.

Тучка

Однажды плыла по небу синяя дождевая тучка. А по дороге шёл мальчик. «Давай поиграем, — сказала тучка, — я тебя дождём обрызгаю». «Лучше обрызгай кошку, а потом собачку и девочку…» Но кошка услыхала и прыгнула на дерево, а собачка залезла под машину, а девочка сказала: «Я не цветок, чтобы меня поливать». И раскрыла зонтик. Все спрятались. И тогда тучка полила цветы: а заодно и мальчика.

— Он хотел, чтобы другие намокли, — сказала Настенька, — теперь сам простудится. Мне его жалко.

— Совершенно верно. Это значит: все вы правильно прочли сказку. А теперь нам надо освободить стену. Мы смоем эти надписи.

Он поднялся на капитанский мостик и нарисовал на верхней части стены синюю дождевую тучку. В комнате запахло грозой, как в лесу в тёплый летний день. И вдруг в комнате загремел несильный, но всё-таки настоящий гром. «Бух-трах-тарарах! Бух-трах-тарррарах!»

Мальчики спрыгнули со своих лошадок и бросились прямо в дождь. В самый настоящий дождь. «Динь-капкап! Динь-кап-кап!»

— Дождик! — закричали они, подпрыгивая под звонким дождём. — Дождик! До-ождик!

Собака Тиграша кинулась к ним и, восторженно лая, стала прыгать вместе с ребятами. А кот Клеточка сиганул в окно, хотя коты во время дождя прыгают наоборот: с улицы в окно.

— Ах, что я наделал! — воскликнул учитель. — Они же промокнут! Ай, ай!

— Заболеют, — сказала Настенька.

Художник тут же нарисовал три зонтика. Но только Настенька заметила протянутый зонтик и взяла в руки. Мальчики словно ошалели от радости.

— Дождик! Дождик! До-о-о-ождик! Чудо-юдо!

И прыгали под голубыми каплями.

— Чудо-юдо! — сердито фыркал мокрый попугай Ку-Ку.

Дождик смыл рисунки с надписями. Правда, не все. Потому что много дождинок упало на ребят. Зайка с одним ухом и лев с тремя лапами так и остались на стене.

Тут в комнату заглянул Самоделкин.

— Брр! — сказал он.

Вы помните: Самоделкин — железный человечек и поэтому боится воды.

— Бррр! — повторил попугай, отряхиваясь.

— Что делать? — спросил Карандаш. — Они промокнут!

— Педагогическая ошибка, — по-учёному сказал Самоделкин.

— Ошибка! Ошибка! — крикнул очень сердито попугай Ку-Ку.

— Я не подумал. Я не мог предположить, — оправдывался Карандаш.

— Ничего страшного. Сейчас я принесу щётки и тряпки. Пусть ребята вытрут пол, — сказал Самоделкин.

— Что ты! Они такие маленькие! — ахнул Карандаш. — Им не сладить.

— А если паркет испортится? — железный Самоделкин почему-то нахмурился.

— Карандаш новый нарисует! — пискнул прыгающий весёлый Прутик.

Самоделкин задребезжал своими пружинками и хлопнул дверью.

Художник нарисовал мохнатые полотенца, новую сухую одежду, ботинки. А ребята прыгали, смеялись как будто это был не дождь, а радостный праздник.

И как не смеяться? Ты когда-нибудь прыгал под нарисованным дождём? Ты когда-нибудь обтирался после дождя нарисованным полотенцем? То-то и оно!

ГЛАВА ШЕСТАЯ, о том, как лечат в необыкновенной школе

Переодетые мальчики побежали в спальню. Это была такая школа, где ребята могли не только заниматься, но и спать, когда нужно. Мокрую одежду они повесили на открытой веранде, на верёвочке, которую тут же нарисовал Карандаш. Он и гвозди нарисовал на столбах веранды. Их даже не пришлось вколачивать.

Нарисовал — и готово, привязывай верёвочку.

— А-апчхи! — неожиданно для всех чихнул Чижик. — А-апчхи!

— Он заболел! — всплеснула руками девочка. — Я так и знала.

Карандаш побледнел:

— Мальчик заболел?

— Конечно, — кивнула девочка. — Он простудился.

— Послушай, Самоделкин, — позвал Карандаш, — мальчик заболел!

— Они сильно промокли, — заметила девочка, — простудились. Им надо поставить горчичники.

— Тебе горчичники! — возмутился Прутик. — Они кусаются!

— Я тоже совсем не люблю горчичники, — сказал Чижик.

— Какие глупости! — зазвенел Самоделкин. — Даже послушать удивительно. Мальчики боятся горчичников? Ай, ай!.. Нарисуй, пожалуйста, нам дюжину горчичников.

Добрый художник вздохнул:

— А нельзя ли чем-нибудь заменить горчичники? — спросил он у Самоделкина. — Мальчики такие маленькие. Неужели тебе не жалко?

— «Мармеладники» ты не хотел бы нарисовать или «шоколадники»? Или «арбузники»? Пожалуйста, не будем терять время, — зазвенел Самоделкин. — Волшебник не должен бояться горчичников. Нарисуй нам хорошие свежие горчичники.

— А я сделаю все как надо, — сказала девочка. — Они больше не станут чихать и кашлять.

Как будто кто-то кашлял.

Карандаш опять вздохнул и начал рисовать горчичники. Настенька надела белый фартучек, принесла тарелку с тёплой водой, поставила на тумбочку. А суровый железный Самоделкин сказал:

— Снимайте, ребята, рубашки.

Мальчики сняли рубашки. Настенька деловито намочила горчичники, налепила их на смуглые спинки, обвернула заботливо мохнатыми полотенцами. Все как надо.

— Потерпите. Будет очень щипать, но вы, пожалуйста, потерпите.

— Ой, — сказал Прутик.

— Уже кусает? — спросил железный Самоделкин.

— Щекотно, — ответил мальчик.

— Не может этого быть, — заметила девочка. — Скоро будет щипать.

И все начали ждать, когда горчичники станут кусаться и щипаться.

— Ну как? — спросила девочка.

— И мне щекотно, — сказал Чижик.

— Ещё подождём, — звякнул суровый доктор Самоделкин.

— А теперь? — спросила девочка.

— Очень щекотно, — сказал Прутик. — Даже смеяться хочется. Как будто мышка царапает. Я никогда не встречал таких замечательных, таких щекотательных горчичников!

Самоделкин подозрительно поглядел на художника:

— Ты ничего не перепутал? Ну-ка, посмотрим, какие у них такие горчичники!

— Надо снимать очень осторожно, — сказала девочка. — У них, наверное, все покраснело и болит. Лучше я сама сделаю.

Настенька сняла мохнатые полотенца и отлепила горчичники. Девочка так и села от удивления.

— Ты что натворил? — воскликнул изумлённый Самоделкин. А Карандаш смущённо склонил голову.

На спине у Прутика сияли цветные картинки: весёлые зайцы с морковка-ми. А на спине у Чижика красовались нарядные золотые рыбки.

— Что это значит? — негодовал Самоделкин.

— Я вместо горчичников нарисовал… переводные картинки, — вздохнул добрый художник. — Малыши такие слабенькие…

И все начали смеяться. А если человек смеётся, он, конечно, выздоравливает от любой простуды.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, где начинаются необъяснимые таинственные события

Вернулись ребята в класс и как ни в чём не бывало сели на своих лошадок.

— Цып-цып-цып! — говорил учёный попугай, словно желая скорее собрать всех на занятия. — Цыпцып-цып!

— Начинаем урок Фантазии, — художник торжественно поглядел на ребят с высоты капитанского мостика. — Волшебник без фантазии — всё равно что велосипед без колёс, Луна без неба, рыбка без воды, огурчик без пупырышков, мышонок без хвостика. Вот какая важная штука — ФАНТАЗИЯ… На этом уроке, дорогие мои будущие волшебники, вы станете рассказывать мне самые разные небылицы, кто какую придумает…

Ребята закачались на лошадках, а это означало: тема урока всем понравилась.

— Я буду ставить вам отметки, — сказал Карандаш. Он заглянул в каюту парохода и вынес из неё большой классный журнал. — Кто не сложит небылицу, тот получит единицу. И я буду вынужден оставить его после уроков для дополнительных занятий.

Учитель говорил строго и смотрел строго, но ребята запрыгали на лошадках ещё сильнее. Ребята не могли на таком уроке сидеть спокойно. Где, скажите, на уроке надо рассказывать небылицы? Где, кроме как в этой необыкновенной школе?

— У зайки два уха, — вдруг сказала Настенька.

— В этом нет никакой небылицы. Всем известно: у зайки два уха, — заметил Карандаш.

— У льва четыре ноги, — снова объявила Настенька.

— Я тобой недоволен, — покачал головой художник. — Всем известно, у льва четыре лапы. Для этого фантазии не надо.

— На картинке у зайца два уха и четыре лапы у льва, — Настенька показала на стенку, где остались несмытые дождём рисунки.

— Хм! В самом деле, — Карандаш удивлённо разглядывал свой рисунок. — Ты наблюдательная девочка. На уроке Внимательности я поставлю тебе самую высокую отметку… Но кто же дорисовал ухо зайцу и лапу льву? А?

Карандаш оглядел класс. Ты, конечно, помнишь, он оставил рисунки неоконченными, чтобы картинки не оживали. А тут кто-то взял и дорисовал их. Зайке — ухо, а льву — лапу.

Рисовал, очевидно, совсем не волшебник: лев и зайка не оживали.

— Прутик, это не ты?

— Не я, — ответил Прутик.

Художник вздохнул. У Прутика можно было и не спрашивать. Если Прутик дорисует, он, конечно, сделает зайке три уха, а льву шесть лап или семь. Он такой.

А Настенька нарисует ухо, потом цветочек подрисует в ухе.

А Чижик нарисует велосипед. Если нет лапы, не ходи пешком. Садись, лев, на велосипед, и никто тебя не догонит: ни заяц, ни охотник.

— Мы тоже не рисовали, — сказали Чижик и Настенька.

— Невероятно, — вздохнул Карандаш. — Но не будем отвлекаться… Итак, урок Фантазии. Чижик, расскажи нам, пожалуйста, свою небылицу.

— Живёт у меня дома, — начал уверенно мальчик, — собака по имени Бобик…

И это уже была небылица. Во-первых, потому что Бобик. Никакого Бобика у Чижа нет, я знаю. Во-вторых, потому что собака. Никакой собаки, не то что Бобика, у него нет. Она могла, конечно, быть. Но мама сказала: «Я буду жить на балконе! Я с вами жить не буду!..» Поэтому он говорил настоящую правдивую небылицу.

— Мы тебя слушаем, — сказал учитель.

— У меня дома живёт собака Бобик. Однажды она взяла мочалку и мыло и стала мыться в ванной. Мама увидела и сказала: «Что же ты, Бобик, холодной водой моешься? Чихать будешь». — «А мне, — сказал Бобик, — надоело, как все собаки, лаять. Я чихать буду. Чтобы мне каждый день „будь здоров“ говорили…»

Все весело засмеялись. Учителю даже показалось, будто в саду за окном тоже кто-то весело смеётся и хлопает в ладоши.

— Молодец, — похвалил учитель. — Ставлю тебе высокую оценку. Думаю, все ребята могут придумать не хуже… Настенька, расскажи нам, пожалуйста, небылицу.

— Небылицу? Можно я про кита расскажу?

— Давай про кита…

— Ну вот… У меня дома в ванной живёт кит. Он пьёт кефир из бутылки и никого не обижает. А по ночам булькает своим фонтанчиком и никому спать не даёт. А все думают, это кран булькает, зовут слесаря, а слесарь, как увидит кита, в окошко прыгает. Я просто не знаю, что мне с этим китом делать!

— А у меня дома, — вмешался Чижик, — живут мама и папа. Они очень послушные. По утрам всегда умываются и чистят зубы. На кровати не прыгают, подушками не кидаются. Каждое утро по дороге в школу я за ручки вёл их на работу. А недавно я повёл маму и папу в цирк. За хорошее поведение. Они были очень довольны и три дня говорили мне «спасибо»…

— Ой, не могу! — засмеялась Настенька.

А Прутик задумался. Это не так просто, придумать небылицу. Фантазировать — это совсем не просто.

— Мой любимый прадедушка, — вспомнил мальчик, — до самой пенсии работал пиратом…

И все начали смеяться. Пиратам пенсию не дают. И пират — это не работа, а неизвестно что.

— Морским разбойником работал мой любимый прадедушка, пиратом, — пояснил Прутик. — У него на балконе стоял большой-большой, чёрный-чёрный сундук с белыми косточками на крышке. А в сундуке лежала старинная-старинная карта. Она была такая старинная, что прадедушка подклеил её сам газетой. Иначе она вся бы разорвалась. Однажды я нашёл этот сундук, — сказал Прутик таинственным голосом и поглядел на девочку.

И Настенька притихла. И все почему-то притихли.

— Я хотел открыть его, а сундук вдруг ка-ак… а он вдруг как прыгнет с балкона, как загудит…

Ребята вздрогнули. В саду под окном кто-то крикнул тоненьким весёлым разбойничьим голосом:

— Уу-УУу!

— Ой, — прошептала Настенька.

— Ой, — сказал Прутик, не ожидавший ничего подобного.

— У-ух! — повторил тоненький разбойничий голос.

— У-у! — подхватил учёный попугай. — Кыш! Кыш!

— Это кто нас пугает? — сердито сказал Карандаш.

Ребята спрыгнули с лошадок. Учитель подбежал к окну. Там никого не было. Только малозаметные следы на дорожке вели в мохнатый кустарник.

— Никого нет, — удивился Карандаш. — Ерунда какая!

Он дёрнул за верёвку пароходного колокола. Диньдинь-динь!

— Урок Фантазии окончен. Перемена.

— Перемена! Кыш! Кыш! — говорил учёный попугай ребятам. — Кыш!

Он хотел, наверное, сказать: нечего сидеть в классе. Кыш отсюда. Кыш.

— Очень жаль, — возразил Чижик. — Мы так и не узнаем, почему сундук с балкона прыгал…

ГЛАВА НИКАКАЯ, потому что снова перемена

Учитель Карандаш пошёл к Самоделкину.

— Слушай, Самоделкин, ты научи ребят, как правильно делать зарядку, а я должен поискать.

— Кого? — спросил железный человечек.

— Я не знаю.

— Чего же ты будешь искать?

— Я буду искать «У-уу».

— А как оно выглядит, «У-уу»?

— Я не знаю.

— Тогда я пойду на зарядку… Эй, малыши! — позвал он. — Будем делать зарядку!

— Зарядку? — спросила девочка. — Зачем волшебникам делать зарядку? Зачем?

— Не хочу никакой зарядки, — решительно заявил Прутик. — Волшебникам зарядка ни к чему. Ерунда — зарядка.

— Пускай неволшебники делают зарядку, — согласился Чижик.

— Тогда покажите мне, как лягушки прыгают, — попросил хитрый Самоделкин. — Я забыл, как они прыгают. Кто знает, как лягушки прыгают?

— Я! — в один голос ответили ученики. — Я знаю, как лягушки прыгают.

— Проще простого, — сказал Чижик и запрыгал по садовой дорожке высоко и ловко.

— Так воробышки скачут, а не лягушки, — заметил Прутик. — Лягушки приседают, а потом — прыг! И лапки в стороны.

— Покажи, мальчик, покажи, — подзадоривал Самоделкин. — Прыг-скок…

Они взяли друг друга за руки и запрыгали все вместе.

Выше всех, конечно, подпрыгивал Самоделкин.

— Раз-два! Раз-два! Раз-два! — приговаривала Настенька.

— Ква-ква! Ква-ква! — смеялся Прутик.

Они так прыгали, что прохожие, которые шли мимо ограды школьного сада, останавливались и говорили:

— Тут, наверное, школа цирковых акробатов. Ай, какие ловкие!

— Но зачем тогда, скажите на милость, — не поверил один прохожий, — в саду голубой шар? Зачем акробатам шар? А?

— В самом деле не понятно, — согласились прохожие.

Тут один маленький мальчик посмотрел на прохожих и сказал:

— Все понятно.

Маленькие всегда понимают лучше многих прохожих.

— Они от радости прыгают. Вот, — сказал мальчик.

И я не могу с ним не согласиться. Никаких чудес не бывает без радости. Ни один волшебник не может обойтись без неё, без радости. Не будет радости, не будет никакой волшебной школы.

Озадаченный художник между тем ходил в зарослях, шарил в траве, надеясь найти какие-нибудь следы. И ничего не видел.

Школьный сад очень густой. В нём даже пальмы растут с орехами. Орехи большие такие, называются они кокосовые. Величиной с маленький арбуз. А в них прохладная жидкость, похожая на молоко. Их никто в саду не сажал. Однажды эти пальмы нарисовал Карандаш. Он подумал: сад будет наряднее от бананов и ананасов. Он взял и нарисовал. И жуков нарисовал — светлячков, как в настоящем тропическом лесу. Не бывает на свете хорошего тропического леса без летающих светлячков. Днём их не видно, зато ночью пальмы очень красивы от голубого сияния. Жуки летают, как маленькие фонарики…

Озабоченный Карандаш ходил по этому саду — и вдруг ему почудилось будто кусты на лужайке, у фонтана, где занимались ребята, колышутся, прыгают кусты, приговаривают:

— Раз-два! Раз-два!

Карандаш бегом поспешил туда. И ничего не нашёл. Один шорох и шелест. Правда, совсем близко, так ему показалось, кто-то крикнул тоненьким голоском: «Ку-ку!» Но кто может в саду кричать «ку-ку», если не кукушка? В таком необыкновенном саду не то что кукушка, попугаи с павлинами с радостью поселились бы и никогда из него не улетали.

На всякий случай Карандаш крикнул:

— Эй, ты, выходи отсюда немедленно, да поживей, пока тебя комарики не закусали. Я кому говорю!

А в самом деле, кому? Там никого не было. Только снова из гущи веток донеслось «ку-ку». Будто ветки дразнились тоненьким голоском: «Ку-ку!»

Это, конечно, мог бы сказать учёный попугай КуКу. Но учёные попугаи потому и называются учёными, что любят сидеть в учебных комнатах, а не шататься по лесам и пальмам.

Самоделкин с укоризной посмотрел на Карандаша и покачал головой, потому что не слышал никаких «ку-ку».

ВОСЬМАЯ ГЛАВА — научная, в которой не в болоте, а в кадушке жили-были две лягушки

Самоделкин позвонил в пароходный колокол, приглашая всех на последний урок. Учёный попугай тоже громко позвал: «Цыпа-цыпа-цыпа!» И раньше ребят в класс пошли кот и собака, посидеть и послушать умные разговоры.

А между тем в городе наступил вечер, и летние сумерки отуманили улицы, необыкновенную школу, и сад, и всех прохожих на улице, и все автомобили, которые, чтобы не потеряться в ранних сумерках, зажгли у себя рубиновые огоньки.

Фонтан в саду булькал потише, по-вечернему. Над голубым шаром едва заметно проступили звезды. Он покачивался над верхушками тёмных деревьев, похожий на луну.

— Волшебнику надо знать все, — начал урок Самоделкин. — И таблицу умножения обязательно, и правила сложения и вычитания.

— А зачем? — удивился Прутик.

— Ты меня огорчаешь. Как это зачем? А если тебя попросят: пожалуйста, нарисуй нам пять яблок, румяных и золотистых. А ты вместо пяти нарисуешь восемь.

— Будет очень хорошо, — сказал Прутик. — Я лишние сам съем.

И все ребята прыснули от смеха.

— Подумают люди, Прутик жадный, — сказал учитель Самоделкин. — И станут смеяться и говорить: или он до десяти считать не умеет, или он жадина.

И вдруг кто-то насмешливо сказал:

— Жадина-говядина, солёный помидор!

— Чижик, невежливо так говорить про своего товарища, — заметил Самоделкин.

— Сам жадина-говядина, — сказал Прутик.

— Я не говорил, — обиделся Чижик. — Наверное, попугай сказал.

— Это в окошко крикнули, я слышала, — сказала Настенька.

Самоделкин выглянул в окно:

— Эй, кто там?.. Нет никого…

Самоделкин закрыл окно.

— Мальчишки, наверное, хулиганят, — сказала Настенька. — Очень похоже на мальчишек.

— Не будем отвлекаться. Прутик, реши нам, пожалуйста, задачу. Послушай правила задачи.

Самоделкин заглянул в каюту парохода, вынес большую учёную книгу, открыл её на сорок второй странице и прочёл:

Не в болоте,

А в кадушке

Жили-были

Две лягушки.

Если будет

Пять кадушек,

Сколько станет

В них лягушек?

Самоделкин закрыл книгу:

— Подумай, прежде чем ответить.

Прутик подумал.

— А в кадушке вода холодная или горячая?

Ребята засмеялись.

— Не задавай глупых вопросов. Лягушки в горячей воде не купаются и не плавают, — Самоделкин забренчал своими пружинками.

— А кадушки высокие или невысокие? — уточнял Прутик.

— Высокие, — рассердился учитель, — деревянные, из-под солёных огурчиков.

— А кто их тогда в кадушки бросит? — спросил Прутик.

Ребята фыркнули.

— Кто не хочет знать математику, — строго заметил Самоделкин, — тот никогда не сумеет летать на воздушном шаре и не увидит море и горы, дальние земли, необыкновенные города.

— Карандаш нарисует море. Большое-большое, синее-синее. Зачем далеко летать? — сказал Прутик.

Самоделкин задрожал всеми своими пружинками, так он рассердился.

— Карандаш! — позвал Самоделкин. — Иди, пожалуйста, сюда!

Карандаш тут же вошёл в класс:

— Кто меня звал?

— Ты послушай, — сердито звенел Самоделкин, — какая беда! Послушай, о чём говорит мальчик! Он говорит: «Карандаш нарисует море и горы, невиданные земли. Нарисует, поэтому не надо никуда путешествовать!» Он лентяй. Не хочет учить математику. Мы напрасно приняли его в школу.

Я не могу вам передать, как побледнел волшебный художник:

— Мальчик не хочет путешествовать? Не может этого быть! Мальчик, подумай только, мальчик не хочет путешествовать! Или он болен? Конечно, болен! Это мы с тобой виноваты! Он устал. Он такой маленький. Прутик заболел. Надо скорее позвать «Скорую помощь», позвать учёного доктора. Нельзя терять ни минуты!

— Ах так! — зазвенел Самоделкин. — Я знаю, что делать. Я сам… Я побегу! Я найду самого учёного-разученого доктора. Такого доктора, такого… Мальчик, видите ли, болен!

Самоделкин выбежал из класса, подпрыгивая на своих пружинках, так он спешил найти учёного доктора.

— Бедный Прутик, — сказала девочка. Она подошла к нему и стала трогать больному лоб. — Надо лечь в постель и выпить лекарства. Таблетки, микстуру и порошки.

— Ай-ай, что мы наделали! — совсем побледнел художник. — Ай-ай!