– Суд, который куплен Хэллэмом Сперри, – мрачно сказал Гидеон.
Боб удрученно вздохнул.
– Значит, ты говоришь, что искал меня. Но…
Неожиданно раздавшийся звонок оборвал его на полуслове. Я рванулся к приборной доске.
– Мы вышли на расчетную точку! – закричал я, взглянув на приборы. – Если мы не ошиблись, прямо под нами лежит батискаф Стюарта Идена!
Я отключил автопилот и взял на себя управление аппаратом. Почувствовав на себе взгляд Боба, я обернулся.
– Отступать уже нельзя, – вздохнув, сказал Эсков. – Так что давай, Джим! Если мы доберемся до батискафа твоего дяди, то найдем ответы на очень многие вопросы. Но не забудь, что я уже послал радиограмму в Тетис. Считай, что патрульный батискаф сидит у нас на хвосте!
– Я думаю, их ждет увлекательная прогулка, сынок, – усмехнулся Гидеон. – Не забывай, что это впадина Идена и что глубина здесь почти двенадцать километров. Ныряй, Джим!
Я утвердительно кивнул и нажал кнопку на пульте управления. Насосы стали быстро закачивать морскую воду в балластные цистерны. Для начала я выбрал очень плавную траекторию погружения и направил батискаф по большому кругу, понемногу изменяя положение стабилизаторов. Клинометр [6] показал погружение под углом три градуса, потом пять. Управляя стабилизаторами, я до максимума увеличил траекторию погружения – теперь мы ныряли под углом пятнадцать градусов. И тут я запустил винты…
Наше небольшое подводное судно стало опускаться во впадину Идена. Мы быстро достигли предельной глубины для обычных аппаратов. Толщина водного слоя над батискафом составляла почти шесть километров. Такое давление ломало самую прочную сталь, сжимало кварцевую линзу как теннисный мячик… Шесть с половиной километров… Семь… Тут я увидел то, чего никогда не видел раньше. Поначалу я даже подумал, что меня подводят уставшие глаза – внутренняя обшивка рубки начала мерцать слабым светом. Я закрыл глаза и потом снова открыл их – мерцание не исчезло, наоборот, оно становилось ярче и ярче. Это светился покрытый иденитом металл, показывая, какая фантастическая сила действует на корпус нашего судна. Обычное иденитовое покрытие уже не защитило бы нас.
Но мы продолжали погружаться.
Двигаясь по широкой нисходящей спирали, мы преодолевали примерно по триста метров в минуту. Восемь километров… Девять… Сверхпрочный иденит горел голубоватым пламенем.
Лицо Брэнда Сперри, наблюдавшего эту картину, походило на каменную маску. Гидеон бросил на него косой взгляд, а потом с тревогой кивнул мне: человек, находившийся с нами в рубке батискафа, был воплощением мрачного экстаза.
Добавлю, что именно в этот момент я стал ощущать странное покалывание в области позвоночника. Мне никогда в жизни не приходилось опускаться на такую глубину. До меня так глубоко в океанические пучины погружались только три человека. Двое из этих людей уже погибли – один был моментально раздавлен после того, как вышел из строя его скафандр. Другой сумел благополучно подняться по поверхность, но не вынес «промывания мозгов», устроенного ему Хэллэмом Сперри. Третьим человеком был мой дядя, Стюарт Иден, изобретатель чудодейственной сияющей оболочки, которая поворачивала вспять давление воды. Он достиг фантастической глубины в таком же аппарате, как и наш, – правда, его батискаф был построен после экспериментов с первой машиной. Может быть, он что-то усовершенствовал? Узнать это было нельзя – оставалось только надеяться, что оболочка выдержит.
Но на девятикилометровой глубине даже покрытая иденитом сталь начинает проявлять признаки сверхъестественного напряжения. Мы все услышали негромкий характерный звук потрескивающего металла – такой тихий, что в нормальных условиях никто бы не обратил на него внимания. Но сейчас мы все замерли и внутренне приготовились к смертоносному прорыву оболочки.
И все же этого не произошло. Оболочка выдержала. Не выдержали нервы Брэнда Сперри. В рубке раздался его неистовый крик:
– Хватит! Иден, я сказал – хватит! Возвращаемся обратно! Ты погубишь всех нас!
Он бросил на меня затравленный взгляд. Я уже открыл рот, чтобы одернуть его, но в этот момент Сперри, как зверь, прыгнул на меня. Я шарахнулся в сторону…
Но Гидеон среагировал еще быстрее. Едва Сперри оказался на одной линии с ним, старый подводник резко выбросил вперед руку и нанес безумцу мощный удар в висок. Сперри без звука повалился на палубу.
Мы растерянно уставились на его побледневшее лицо. Первым опомнился Гидеон.
– Послушай, парень, – хриплым голосом обратился он ко мне. – А ведь этот подлец заронил и в мою душу сомнение. Мы с тобой знаем, на что идем. Мне уже плевать на то, как мы будем возвращаться обратно. Но что касается Сперри и твоего дружка Боба… Почему они должны рисковать?
Я нахмурился – вопрос был не из легких. Меня охватило непреодолимое искушение. Я хотел сказать: «Да, Гидеон, ты прав!» – а потом направить батискаф к поверхности так быстро, как только позволяют гребные винты. Иденитовая оболочка внутри рубки уже не светилась, а пылала; потрескивание металла не умолкало ни на секунду. Мне живо представилось, как под действием страшного давления оболочка теряет свой электрический заряд и океан всей своей колоссальной мощью обрушивается на нас.
Я посмотрел на Эскова. На вид он был самым спокойным из нас. Казалось, что его лицо высечено из морского базальта.
– Продолжай погружение, Джим, – тихо сказал он. Десять километров… Десять с половиной… С трудом выйдя из оцепенения, я заставил себя оторвать взгляд от пощелкивающего и жужжащего глубиномера и переключился на экран сонара. На нем вспыхивали странные цветные пятна, но понять, что они означали, было невозможно. Рядом со мной послышался тихий голос Гидеона.
– Джим, – он говорил очень спокойно, но я, охваченный недобрым предчувствием, сразу повернул голову, – посмотри вниз.
Из-под двери, ведущей в кормовой отсек, показалась тонкая, медленно растекающаяся полоска воды.
18
ДНО МИРА
Тяжело в ученье – легко в бою. Мне кажется, если бы не годы учебы в академии с ее жестокой дисциплиной, запредельными нагрузками и незыблемыми правилами («Паника – ваш злейший враг!»), я бы не выдержал. Я бы направил батискаф вверх, сбросил весь балласт и, скорее всего, обрек всех нас на гибель.
Но какой-то внутренний голос, более умный и хладнокровный, чем я сам, настойчиво подсказывал мне, что здесь что-то не так. Я собрал всю свою волю в кулак и заставил себя спокойно взглянуть на ситуацию.
На это мне потребовалась какая-то доля секунды: я понял, что на глубине десять с лишним километров вода не может «просачиваться». Я не знал, откуда появилась вода на палубе, но она попала в батискаф не через обшивку!
Поставив автопилот на режим погружения, я вскочил с кресла и бросился в кормовой отсек. Все было просто! Из-за того, что в отсеке не было ни одного члена экипажа, температура там сильно понизилась, и на охладившейся обшивке образовался конденсат – вот он-то и стал стекать на палубу.
На свое место я вернулся в уже совершенно другом состоянии и спокойно объяснил Бобу и Гидеону, что произошло. Они не сказали ни слова.
Брэнд Сперри начал приходить в себя. Гидеон не проявлял к нему особого интереса, хотя иногда все же бросал в его сторону косые взгляды. Впрочем, Сперри не проявлял агрессивности. Он открыл глаза, прищурившись, посмотрел на меня, а потом уставился в потолок.
Я снова сосредоточился на панели управления. В это время на экране сонара появились очертания небольшого, похожего на торпеду предмета. Его силуэт дрожал и терялся среди сигналов, отражаемых дном, но не различить его было нельзя. Это мог быть только батискаф моего дяди.
Покрытая иденитом обшивка выдержала. Мы осторожно, затаив дыхание, опустились прямо на лежащий на дне батискаф. Раздался глухой удар, и два аппарата соприкоснулись корпусами.
На этом наши планы были исчерпаны – если словом «план» можно было назвать те отчаянные и поспешные решения, которые принимали мы с Гидеоном на пути из Тетиса во впадину Идена. Мы наконец прикоснулись к батискафу моего дяди – или к его гробнице…
Что делать дальше? Мы с Гидеоном озадаченно переглянулись.
Перебраться из одного аппарата в другой мы не могли. У нас не было подходящих скафандров. А те, что имелись на нашем батискафе, ничем не отличались от обычного водолазного снаряжения. Они могли исправно служить на глубине пять, максимум шесть километров, но не на дне впадины Идена.
– Берем его на буксир, Джим! – предложил Гидеон.
Я суеверно скрестил пальцы и утвердительно кивнул. Кажется, это был наш единственный шанс. Вглядываясь в экран сонара, я совместил очертания двух батискафов, а потом решительно потянул ползунок реостата, приводившего в действие магнитные «кошки». Они не были рассчитаны на такую нагрузку, но что нам оставалось делать!
Тут же я включил насосы балластных цистерн. Надо было облегчить наш аппарат – совсем ненамного, иначе магнитные «кошки» не выдержат рывка вверх и разомкнутся. Затем, меняя режим работы гребных винтов, я стал медленно поднимать сцепившиеся батискафы.
Странное дело, но на мелководье такой маневр был бы невозможен. Здесь у меня почти все получилось. Почти.
На небольших глубинах нам помешали бы течения и турбулентные потоки воды. Они нанесли бы столько илу, что батискаф дяди оказался бы практически похороненным. «Кошки» не подняли бы его вместе с сотнями тонн грязи.
Но на дне впадины Идена вода оставалась ледяной и неподвижной. Здесь не было течений, ведь течения возникают из-за контраста температур, а сюда, на глубину почти двенадцати километров, никогда не проникает солнечное тепло.
Конечно, небольшие возмущения воды возникли при приближении нашего батискафа, но они не повлияли на успех нашей операции. Через несколько секунд эффект «присасывания» был преодолен, и мы стали подниматься вверх.
Направив сцепившиеся батискафы по плавной спирали вверх, я взял курс на окружавшие впадину подводные кряжи. Оттуда открывалась прямая дорога на Тетис.
Тетис был целью нашего плавания, но достигнуть его было не так-то просто. Еще до того, как мы закончили подъем и подошли к краю подводной котловины, судьба преподнесла нам неприятный сюрприз.
На самом краю круглого экрана сонара появилась дрожащая точка, которая вскоре превратилась в три мерцающих пятнышка.
Патруль морской полиции!
– Это моя вина, Джим, – удрученно вздохнул Эсков. – Это я вызвал их.
– Тогда ты ничего не знал, Боб, – устало возразил я. – Просто теперь мы должны найти выход из этого положения.
– Лучше сдайтесь, – наконец нарушил молчание Брэнд Сперри. – Вы должны признать свое поражение. Не важно, что вы найдете во втором батискафе – ваша судьба зависит только от моего отца!
Никто из нас не обратил на эти слова никакого внимания.
– Я тут взглянул на карту, Джим, – сказал Гидеон. – Сейчас мы всего в пятидесяти милях от Рыбачьего острова. В свое время, когда мы вели в этом районе добычу сырья, твой дядя оборудовал там перевалочную базу. Я уверен, что на острове сейчас никого нет – это всего лишь группа коралловых рифов, на которых никогда не было постоянного поселения.
– И зачем нам этот остров? – не понял Боб.
– Мы могли бы схорониться там на некоторое время, – пожав плечами, ответил Гидеон. – И потом… Я не знаю, как вы, мистер Эсков, но мы с Джимом хотели бы заглянуть в батискаф Стюарта Идена как можно быстрее.
Он не стал говорить почему, но я и сам думал о том же. Никто из нас не хотел спугнуть словами едва затеплившуюся надежду. Ведь мы не могли наверняка утверждать, что Стюарт Иден уже мертв!
Гидеон перечислил преимущества своего плана. Рыбачий остров был подходящим местом с нескольких точек зрения. Половину пути мы могли проделать в подводной котловине, значительно ниже тех глубин, на которых, как правило, курсируют обычные батискафы. Здесь нас было труднее засечь сонаром: у сонара есть свои особенности, и одна из них заключается в том, что сканировать «сверху вниз» намного труднее, чем «снизу вверх», – сильные помехи создают сигналы, отражающиеся от морского дна. Далее. Даже после того, как мы поднимемся к горному хребту, нас будут хорошо прикрывать вершины и подводные скалы. Двигаясь по подводным ущельям, мы только при самом неблагоприятном стечении обстоятельств окажемся в поле зрения морского патруля.
…Хотя нам пришлось немало петлять в подводных ущельях, весь путь занял не больше двух часов. Батискафы морской полиции не исчезали с экрана нашего сонара, но расстояние между нами не сокращалось. Я был уверен, что им так и не удалось напасть на наш след.
Пройдя через все подводные кряжи вокруг Рыбачьего острова, я стал подниматься на поверхность. Когда глубина сократилась до нескольких метров, глядя на экран сонара, я завел батискафы в узкий проход между коралловыми рифами. Эта задача была не из самых легких. Иногда нижний батискаф зависал буквально в нескольких сантиметрах над дном лагуны. И все же я благополучно прошел через рифы, и примерно в сотне метров от берега мы наконец всплыли на поверхность.
Впервые за несколько недель я оказался над уровнем моря. Честно говоря, эти недели показались мне годами.
Открыв верхний люк, я осторожно выглянул наружу. Мне казалось, что яркие лучи солнца ослепят меня. Но никакого солнца не было и в помине. Стояла глубокая ночь. Все небо было усыпано яркими звездами. Вода фосфоресцировала. Зато полоска берега скрывалась в темноте. Признаться, я и забыл, что в наземном мире существуют ночь и день.
Я посмотрел на свой хронометр: до рассвета оставалось около двух часов. Когда я перевел взгляд на линию горизонта, мне показалось, что там уже начинает появляться слабое фиолетовое свечение.
– Пора приниматься за работу, – послышался голос Гидеона.
На то, чтобы отбуксировать аппарат моего дяди к берегу, потребовался целый час. Используя магнитные «кошки» и гидравлические манипуляторы, мы разъединили батискафы и поставили дядин аппарат впереди нашего. После этого нам удалось вытолкнуть его на песчаный пляж. Прилив здесь был очень высоким, накатывающиеся волны полностью накрывали корпус батискафа. Нам пришлось ждать. Только через час уровень воды опустился ниже крышки основного люка.
Мы вчетвером стояли на надводной палубе небольшого обтекаемого судна и ждали, пока гребни волн не перестанут накатывать на горловину люка. Брэнд Сперри надменно молчал. Эсков от усталости с трудом держался на ногах. Что касается нас с Гидеоном, то мы не могли дождаться момента, когда наконец можно будет открыть люк.
Мы приказали Бобу наблюдать за Сперри, а сами отвинтили крепежные болты и спустились внутрь. Напоследок нас все-таки накрыла еще одна большая волна, но она была последней.
Мы оказались в полной темноте. От горячего зловонного воздуха меня чуть не вырвало. Я закашлялся. Позади меня раздался кашель Гидеона. Негр лучше меня подготовился к осмотру. Пока я, как слепой котенок, топтался на месте, он щелкнул кнопкой переносного фонаря.
Мы прошли в кормовой отсек. На каждом шагу виднелись следы диверсии Катрони. Изувеченное оборудование, разбитые приборы, выведенный из строя двигатель. Было ясно, что на восстановление судна потребуется немало времени.
Но мы явились сюда не для оценки понесенного ущерба. Тщательно осматривая все закоулки кормового отсека, мы по-прежнему надеялись найти здесь Стюарта Идена – или другого человека, который остался на борту батискафа. Но ни живым, ни мертвым мы его не обнаружили.
Батискаф был тих, как могильный склеп.
Мне показалось, что наступил самый мучительный момент в моей жизни. Триумфальное завершение операции по спасению батискафа настолько подняло мне настроение, что я был уверен: через минуту я найду дядю живым. Я уже представлял себе, что я открываю люк, а дядя, энергичный и радостный, выходит мне навстречу…
Гидеон молча дотронулся до моего плеча. Заметно приунывшие, мы перешли в рулевую рубку.
Здесь не было никаких следов повреждений. Когда Катрони разрушал корабль, в рубке постоянно находились дядя Стюарт и механик Вестервельт. Но здесь было совершенно темно, и мы видели только то, что попадало в луч света фонаря Гидеона…
Мы увидели это одновременно – какую-то груду тряпья перед приборной доской. Я оказался возле нее первым, на полсекунды опередив Гидеона.
Неподвижное, бледное лицо человека, который лежал на палубе возле приборной доски, было лицом моего дяди. Его глаза были закрыты. Ни один мускул на лице не двигался. Гидеон, не сдержав горестного стона, склонился над ним.
Казалось, что время остановилось. Наконец Гидеон, широко раскрыв глаза, повернулся ко мне:
– Благодари Бога, Джеймс Иден! Он, кажется, жив!
19
ВОССТАВШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ
Вот так мы снова встретились с дядей Стюартом.
Мы позвали на помощь Эскова. Втроем мы быстро сумели вытащить дядю через узкий люк и перенести на палубу нашего батискафа. Стюарт Иден открыл глаза и, увидев меня, улыбнулся. У него не было сил говорить.
В этой ситуации мне опять помогла академия. Организм старого подводника смог перенести истощение, обезвоживание и нехватку нормального воздуха. А нам, курсантам академии, семестр за семестром вдалбливали комплекс мер по оказанию неотложной помощи пострадавшему на море. В судовой аптечке я нашел необходимые медикаменты, витамины и питательные смеси, которые могли бы поднять на ноги и покойника. Все это очень пригодилось Стюарту Идену. Пока я готовил для внутривенного вливания раствор глюкозы, Гидеон уже сделал укол тонизирующего препарата. Боб налаживал аппарат стимуляции сердечной деятельности – он тоже мог понадобиться. Найдя Стюарта Идена живым, мы не могли позволить ему умереть здесь, на наших глазах.
Я не помню, сколько мы хлопотали возле него. Наверное, не больше получаса – ведь у нас не было слишком сложного медицинского оборудования, но я совершенно потерял счет времени. Мне казалось, что прошли не секунды, а годы…
Когда был сделан последний укол и в кровь дяди вошел питательный раствор, время восстановило свой обычный ход. Стюарт Иден вновь открыл глаза.
Это были ясные глаза здорового человека. Те самые проницательные, немного лукавые глаза, которые я видел еще в детстве, на побережье возле Нью-Лондона.
А потом раздался такой же знакомый курлыкающий голос:
– Привет, Джим!
Надо ли винить нас за то, что в этот волнующий момент мы забыли про некоторые несущественные детали? Для Стюарта Идена был обеспечен тот максимальный комфорт, которого можно добиться на борту небольшого подводного судна. Мы укутали дядю теплыми одеялами и оставили в покое. После этого мы озадаченно переглянулись, потому что разом вспомнили об одном и том же.
Что случилось с Брэндом Сперри?
Я попросил Гидеона присматривать за дядей и вместе с Бобом направился ко второму батискафу. Он слегка покачивался на волнах и выглядел безлюдным и заброшенным.
Впрочем, так оно и было. Брэнд Сперри исчез.
Мы с Бобом осмотрели прибрежную лагуну. Ее безмятежная поверхность таила немало опасностей. В любой момент над водой могли появиться треугольные плавники акул; здесь же водились осьминоги и другие не слишком миролюбивые обитатели мелководья.
– Если уж он решил удрать, поставив под вопрос свою жизнь, – сказал Боб, – то я не стал бы его задерживать.
– Тем более что от нас теперь мало что зависит, – согласился я. – Мы же не можем оставаться здесь вечно. Я думаю, он не враг себе. Пусть поступает так, как хочет.
Мы вернулись к своему батискафу. Впервые за много месяцев у меня было легко на душе.
Стюарт Иден уже сидел в кресле и, по словам Гидеона, мог поговорить с нами, конечно, если мы не станем утомлять его бесконечными вопросами.
– Я так долго отдыхал в одиночестве, что меня будет нелегко утомить, – пробасил дядя. – Поверьте, лучшего места для отдыха не придумаешь. Я много спал, много бездельничал. Мне просто грех жаловаться…
Мы попросили его рассказать обо всем, что произошло на дне впадины. В его рассказе было немного новых подробностей. Проникнув в мысли Катрони и увидев своими глазами изуродованный батискаф, мы точно узнали, что произошло. Добавлять было особенно нечего. Кроме одного…
– Уран! – тихо произнес дядя, и в его глазах появился азартный блеск. – Тысячи тонн первоклассной руды! Только приподними слой ила – и вот она, перед тобой! Впадина Идена – это самый богатый в мире источник уранового топлива, а благодаря идениту он вполне доступен для разработки. Мы уже доказали это! – Он прислонился к переборке и перевел дыхание. – Это энергия для всего мира. Для всех машин, которые создаст человек в ближайшие столетия. Очень дешевая энергия, причем – в огромных количествах.
Он улыбнулся, а потом, словно вспомнив что-то; добавил:
– Джим, ты знаешь, что очень скоро ты будешь чертовски богат?
– Но это принадлежит не мне! – возразил я. – Ты получил концессию на впадину Идена, ты изобрел иденитовую броню.
– Что бы я делал со всем этим, оставаясь на дне впадины и наблюдая, как кончается мой кислород? Нет, Джим, теперь все это принадлежит не мне. Всем нам! Часть тебе, часть мне, а кроме того, и Гидеону, и Бобу. Не надо жадничать, мы все сумеем разбогатеть. Каждый из нас станет богаче старика Хэллэма Сперри, и мы…
– Хэллэм Сперри… – задумчиво повторил Гидеон. – Мистер Иден, вы мне кое о чем напомнили. Извините!
Он пошел в рубку батискафа, и через несколько секунд оттуда послышался возглас отчаяния. Когда негр вновь появился в кормовом отсеке, его добродушное лицо было нахмурено.
– Наверное, мы рановато стали принимать поздравления, – сказал он. – Пока мы сидим здесь и думаем, на что можно потратить деньги, которых еще нет, к нам приближается беда. Причем приближается довольно быстро!
Я подбежал к сонару и понял, о чем говорит Гидеон. На ярко-голубом экране была отчетливо видна траектория приближавшегося к нам судна. Это был еще один батискаф, причем был он не где-то вдалеке, а совсем рядом. Он не просто вел патрулирование, он шел прямым курсом к Рыбачьему острову. Конечно, объяснялось все очень просто: Брэнд Сперри сумел добраться до передатчика и послал сигнал бедствия. Корабль его отца вышел ему на выручку!
– Задраить люки! – прокричал я Бобу Эскову, и он проворно, как на занятиях в академии, бросился исполнять мой приказ. Гидеон занял место у приборной доски, а я запустил двигатель. Батискаф прошел через проход в рифах и погрузился под воду.
Играть в кошки-мышки не имело смысла. Они точно знали, где мы находимся, и ни за что не упустили бы нас. Оставалось только помериться с ними скоростью.
Быстро, как только позволяли двигатели, мы стали: уходить в глубину. Мы погружались глубже и глубже, но след преследующего корабля на экране сонара упрямо тянулся за нами. Расстояние между батискафами не сокращалось, но я знал, что в любой момент удача может отвернуться от нас. Нашему подводному судну предстоял суровый экзамен. Построенный «на живую нитку», он с трудом выдержал испытание впадиной Идена, а потом, не имея достаточного запаса топлива и не пройдя серьезной «обкатки», стал эксплуатироваться с максимальной нагрузкой. Но другого выхода не было. Если бы нам удалось сохранить отрыв от наших преследователей на всем пути до Тетиса или другого подводного города! Там мы, по крайней мере, могли бы обратиться к какому-нибудь высокопоставленному представителю власти – достаточно высокому для того, чтобы он не кормился из кармана Хэллэма Сперри…
Но на это едва ли можно было рассчитывать. До ближайшего подводного города оставалось несколько часов пути. Сумасшедшая гонка, которую мы затеяли, не могла продолжаться так долго. Значит, схватки было не избежать…
– Опускайся ниже, – сказал дядя Стюарт. – Попытаемся поблефовать!
Я изменил положение стабилизаторов и с задором взглянул на дядю.
– А почему – поблефовать? Это не блеф, дядя Стюарт! Это действительно выход из положения. Наш аппарат без труда опустится на самое дно впадины, а Сперри туда вход запрещен. Мы сможем…
– Нет, Джим, – сокрушенно покачал головой дядя Стюарт. – Они все равно будут кружить над нами, а нам когда-нибудь да придется всплыть… К тому же есть кое-что пострашнее, чем Сперри. Вот, смотри!
Он указал мне на одну из переборок, которую пронзила… тонкая прозрачная игла! Я уставился на нее непонимающими глазами. Гидеон был более понятлив.
– У нас течь, – сказал он похоронным тоном.
– Обшивка уже пробита, хотя мы едва преодолели двухкилометровую отметку, – вздохнул дядя. – Если бы вместо этого аппарата у нас был мой собственный! Но у нас его нет. Да, мы ни за что не сможем опуститься на дно впадины, мой мальчик. Единственный выход – затеять со Сперри игру…
Это была игра со смертью, но ничего другого нам не оставалось. Карты были сданы так, как пожелал Сперри. Мы смотрели то на танцующую водяную нить, пробившуюся между стальными пластинами обшивки, то на экран сонара, показывающий, что расстояние между двумя светлыми точками становится все меньше и меньше – и наша надежда с каждой секундой таяла.
В какой-то момент мне показалось, что у нас есть шанс. Точка-преследователь отклонилась к Рыбачьему острову.
«Они сбились со следа! – радостно подумал я. – Они решили, что мы до сих пор на острове!» Но я тут же понял, что ошибаюсь. Буквально через минуту точка продолжила двигаться прежним курсом. Она словно приросла к нам!
Хэллэм Сперри всплыл возле острова, чтобы взять на борт своего сына. Он лишь на минуту прекратил преследование и больше не собирался делать нам таких подарков.
Через час стало ясно, что развязка уже не за горами.
Дядя Стюарт подошел к сонару и сразу заполнил всю небольшую рубку батискафа. Его голос загремел, как раскаты грома:
– Каракатица, морской еж! Паршивое семя морского дьявола! Да, Хэллэм Сперри, я не ожидал от тебя такой прыти! Я спокойно смотрел в лицо смерти, но видеть, как ты распоряжаешься найденным мной ураном – это уж слишком!
– Сядьте и отдохните, мистер Иден, – попытался успокоить его Гидеон. – Не дай Бог, вас это выбьет из седла!
– Выбьет из седла? – вскипел дядя. – Да я скорее выбью из седла Сперри – пусть только попадется мне в руки! Джим!
– Да, сэр! – как автомат, отозвался я.
– Джим, я обещал тебе, что мы будем владельцами миллионных состояний, но, похоже, я не смогу сдержать свое слово. Извини, мальчик. Все, что я могу тебе гарантировать, это скромную могилу на морском дне.
– Я не претендую на большее, дядя Стюарт, – ответил я. – Но я тоже не желаю, чтобы Хэллэм Сперри был хозяином впадины Идена!
На губах Стюарта Идена появилась холодная улыбка.
– Если это тебя действительно волнует, мальчик, я могу уладить этот вопрос прямо сейчас же. Эсков, ты можешь связаться по радио с Тетисом?
– Конечно, сэр. Но они не успеют прийти к нам на помощь…
– Разумеется, нет. Я прошу тебя просто связаться с ними по радио, вот и все.
Пока Боб настраивал передатчик, дядя взял карту впадины Идена и на ее обороте написал текст радиограммы.
Прошло несколько томительных минут, в течение которых в рубке был слышен только гул перегруженных двигателей батискафа. Наконец Эсков повернулся и радостно сообщил:
– Есть связь с Тетасом!
– Отлично, – пробасил дядя. – Вот текст радиограммы. Боб взял плотный лист бумаги и пробежал глазами первую строчку.
– Но здесь нет адресата, сэр. Кому это направить?
– Всем заинтересованным лицам, мальчик! Отправляй без промедления – это надо сделать до того, как нас нагонит Сперри. Одно легкое столкновение с его батискафом – и мы раскроемся, как устрица в морском ресторане!
Боб выглядел озадаченным, но по мере того, как он пробегал строчку за строчкой, в его глазах появилось недоверие, которое потом вдруг сменилось такой же злорадной улыбкой, какая сияла на лице у дяди Стюарта.
– Будет исполнено, сэр! – радостно произнес он и склонился над передатчиком.
Заглянув ему через плечо, я прочел текст радиограммы. Она начиналась так:
«Всем, кого это заинтересует. К вам обращается Стюарт Иден. Нас преследует батискаф Хэллэма Сперри, после столкновения с которым мы непременно пойдем ко дну. Сперри несет ответственность и за аварию еще одного моего батискафа, которая произошла во впадине Идена. Он завладел одним из двух построенных мной экспериментальных глубоководных аппаратов с новым типом иденитового покрытия. Такое покрытие позволяет погружаться на предельную для нашей планеты глубину водоемов. Аппарат с таким покрытием сможет работать во впадине Идена, под дном которой находится богатейшее месторождение урановой руды. Посылая данную радиограмму, я, Стюарт Иден, передаю все свои права на технологию производства иденита нового типа мировому сообществу – окончательно и бесповоротно. Технология производства этого материала сводится к следующему: генератор, способный возбуждать электромагнитный импульс с характеристикой „К-87“, подсоединяется последовательно к…»
Дальше шло описание технологического процесса. Смысл этого послания был очевиден: мой дядя лишал Хэллэма Сперри права обладания иденитом, передавая его в дар всему миру! Мы в один миг расстались с миллиардами долларов, которые мог принести нам патент на эту технологию, но отныне Хэллэм Сперри лишался права на единоличное распоряжение богатствами впадины Идена.
20
ДУЭЛЬ НА ГЛУБИНЕ
На экране сонара батискафы выглядели светлыми пятнышками размером с яблочное семечко. Батискаф Сперри настолько приблизился к нам, что два пятнышка почти приросли друг к другу.