1

ПИСЬМО С ГЕРБОМ

Я впервые увидел своего дядю, Стюарта Идена, когда мне было всего десять лет от роду.

Он пришел в тот дом в Нью-Лондоне, где с давних пор жила наша семья. Наша старая домоправительница, в единственном числе представлявшая всех моих родных и близких, заранее предупредила меня о его приходе. Но она не рассказала мне, как этот человек выглядит.

Я стоял на веранде и смотрел, как дядя неровной походкой прохаживается по аллее. Это был бледнолицый гигант с бронзово-рыжей бородой, слегка прихрамывающий после давнего ранения. Его голос звучал на удивление мягко.

– Значит, ты – Джим? – спросил он, отыскав меня, и почесал затылок.

Больше он не сказал ничего. Я думаю, он не очень много знал о десятилетних детях и предполагал, что я рассмеюсь или спрячусь за дверью, как только дядя покажется на пороге. Скорее всего, он думал, что, если потрепать меня по голове или просто взять за руку, я разревусь, – впрочем, я был недалек от этого! Я стоял перед ним один-одинешенек, покинутый даже домоправительницей, оставшейся где-то далеко за моей спиной.

Но мой дядя предпочитал не испытывать судьбу, потому что у него не было времени утирать детские слезы.

Он поставил на пол свой потертый портфель из акульей кожи и посмотрел на часы. Это был его самый характерный жест. В тот день он смотрел на часы, наверное, целых сто раз. При этом каждый раз хмурился, словно стрелки двигались быстрее, чем он рассчитывал, а минуты растворялись где-то в вечности до того, как он хотел ими воспользоваться.

– Пойдем, – прокурлыкал он своим мягким голосом. Потом взял меня за руку и повел вниз по ступенькам – но не так, как обычно взрослый ведет ребенка, а так, как один товарищ по играм сопровождает другого.

Я отпрянул назад и неуверенно спросил:

– А что скажет миссис Флаэрти?

Домоправительница не разрешала мне уходить из дома одному с тех самых пор, когда нашла меня в безвыходном положении – под самодельным водолазным колоколом на дне нашего озера – и вызвала пожарных, которые вызволили меня.

– Забудь про миссис Флаэрти, – сказал дядя насмешливым, теплым голосом. – Теперь, Джим, ты мужчина. Мы, мужчины, имеем полное право уходить вместе по делам, никого не предупреждая.

Все еще беспокоясь, я последовал за ним. Сомнения исчезли, когда краем глаза я увидел пристально смотревшую на нас из-за занавески миссис Флаэрти. Она прикладывала к глазам платок, но на ее губах была улыбка. Бедная миссис Флаэрти! Она слишком бережно относилась к памяти моей матери, чтобы даже в мыслях решиться занять ее место – и все же она не могла не думать обо мне как о своем сыне.

Да, это был знаменательный день!

Мы с дядей сели в поезд огромной скоростной монорельсовой дороги и проехались вдоль побережья. Я смотрел во все глаза на парк с аттракционами, мимо которого мы проезжали, но дядя решительно покачал головой.

– Нет, Джим, – прокурлыкал он. – Карусели и русские горки – это не для мужчин. А ты сегодня должен вести себя как мужчина. Сейчас ты увидишь кое-что такое, чего прежде никогда не видел.

В тот день дядя показал мне море.

Но разве я не видел его раньше?

Оказывается, не видел. Несмотря на то что каждое утро из своего окна наблюдал за белыми барашками бурунов или синевато-серой полоской набегающего шквала по всему горизонту. Несмотря на многие и многие часы, которые провел с отцом на кэт-боте.

В этот день мой дядя, Стюарт Иден, показал мне, что такое настоящее море. Мы сидели с ним на молу, наблюдая, как кружат над водой чайки, как длинные, с низкой осадкой, обтекаемые грузовые субмарины рассекают волны. Позади нас на берег накатывался прибой. Дядя рассказывал. Он говорил мне о странных и удивительных вещах. Он объяснял мне, почему море было его жизнью – и как оно могло стать жизнью для меня.

Мой дядя показал мне великую стихию во всей ее полноте – весь огромный целостный мир бездонных глубин, морских хребтов, подводных поселений и непроходимых лесов из водорослей, о которых мы, «сухопутные крысы», имеем лишь самое приблизительное представление. Мой дядя был человеком, приобщенным к этим тайнам. Он посвятил всю свою жизнь диковинам, скрывающимся на морском дне. И в этот день на каменистом побережье Коннектикута я начал понимать почему.

Солнце стояло низко за нашей спиной. Дядя неожиданно замолчал – не из-за того, что ему больше не хотелось рассказывать, а мне слушать, а просто потому, что за один день невозможно рассказать всю историю моря. Море – это нечто такое, что каждый человек открывает для себя сам. Морем надо жить, и этого не выразишь никакими словами.

Дядя снова посмотрел на часы все с тем же серьезным, почти обеспокоенным видом, вздохнул и положил руку мне на плечо.

– Это целый мир, Джим, – сказал он. – И мне надо возвращаться туда. Мне хотелось бы еще побыть с тобой, получше узнать тебя. Но сегодня вечером я уезжаю.

Я выпрямился, – чтобы казаться выше и взрослее, чем я был на самом деле.

– Дядя Стюарт! – сказал я басом, стараясь придать своему голосу солидность. – Возьмите меня с собой!

Он не улыбнулся и не потрепал меня по голове.

– Нет, Джим, – спокойно ответил он. – Поверь мне, я так бы и поступил, если бы это было возможно. Но сейчас это не станет для тебя подарком судьбы. Жизнь в подводных городах – нелегкая штука, Джим. Тебе там не место – по крайней мере пока. Придется закончить школу, а потом уже серьезно думать о море.

Его рука ободряюще сжала мое плечо. Он помычал минуту и потом продолжил:

– Но время идет, Джим. Конечно, не очень быстро, я не стану тебя обманывать. Время будет идти очень, очень медленно. Когда знаешь, что в глубине моря тебя ждут сверкающие подводные города, очень нелегко сидеть в классе, слушать учителей и зубрить уроки. Но в этой жизни есть трудные дела, от которых мы не можем увильнуть. Твой отец…

На мгновение он замолчал и посмотрел в сторону, а потом как-то необычайно тихо заговорил:

– Твой отец был славным парнем, Джим. Если бы не один скверный случай и не один скверный человек, сегодня рядом с тобой был бы он, а не я. – Дядя сокрушенно покачал головой. – Но ненавидеть кого бы то ни было не стоит, Джим.

Он говорил очень мягко, клокочущие звуки исчезли из его голоса.

– Некоторые люди искушают нас, пытаясь вызвать ненависть. С этим искушением трудно бороться.

– Вы имеете в виду мистера Хэллэма Сперри? – встрепенулся я.

– Я имею в виду мистера Хэллэма Сперри, – дядя устало кивнул. – То, кем был твой отец, и все, что он делал, достойно похвалы, Джим. Он, как и многие другие люди, сделал Маринию могучей мировой державой. За короткое время под водой возникли огромные города! В этом была заслуга и твоего отца. А когда он умер, верх взял Хэллэм Сперри…

Дядя задумчиво посмотрел на море. Потом словно очнулся, и на его губах заиграла улыбка.

– Но ведь твой отец никогда не отлынивал от работы, и, я думаю, его сын поступит так же, правда, мальчик? Так что тебе придется вернуться в школу и готовиться к тому, чтобы стать настоящим мужчиной. У тебя впереди еще шесть школьных лет. Но запомни, Джим, даже через шесть лет твоя учеба еще не будет окончена. Вовсе нет. Но тогда, – в голосе дяди снова послышалось клокотание, – тогда у тебя будут немного другие занятия.

– В каком смысле другие? – торопливо переспросил я, все еще не понимая, что имеет в виду незнакомец, называющий себя моим дядей, но какое-то счастливое предчувствие уже охватило меня.

– Совершенно другие! – Он сказал это с такой обнадеживающей улыбкой, что я тут же забыл про свое разочарование. – Понимаешь ли, Джим, есть люди, которые хорошо помнят твоего отца, да и у меня еще есть друзья на этом свете. Если ты решишь, что море – твоя судьба, значит, ты обязательно встретишься с ним.

Тут он опустил руку к себе в карман и, словно король, собирающийся одарить изумрудом любимого вельможу, вытащил оттуда ярко-голубой конверт с изображением сверкающего серебристого герба.

– Открой его, Джим. Он адресован тебе.

Лист бумаги, который я достал из конверта, мелко задрожал в моих пальцах. На серебристой эмблеме красовалась надпись: «Академия подводного флота Соединенных Штатов Америки». Ниже четкими красными буквами было отпечатано короткое послание на мое имя.

«Уважаемый сэр!

Имеем честь сообщить, что касательно Вас нами получено прошение от Стюарта Идена, начальника военного училища подводного флота США (ныне в отставке) и Вашего официального опекуна. Оно было рассмотрено Приемной комиссией академии.

Прошение удовлетворено.

В первый день сентября после Вашего шестнадцатилетия Вам предлагается обратиться к дежурному офицеру Приемной комиссии академии для последующего направления на подготовительный курс.

Искренне Ваш

Роджер Шиа Лэррэби,

вице-адмирал подводного флота США».

Я не мог оторвать глаз от этого чудесного, сказочного письма. Через секунду у меня над ухом раздался голос моего драгоценного дяди:

– Ну что, Джим? Разве ты не этого хотел?

– Я хотел этого больше всего на свете, дядя Стюарт! – пылко ответил я, а потом, несмотря на десятилетний возраст и желание казаться взрослым, заплакал.

Как и обещал мне мой замечательный дядя, шесть школьных лет однажды миновали.

Не быстро и не легко, но благодаря письму, запертому у меня в шкатулке, они все-таки однажды закончились. Готовясь к поступлению в академию, я зубрил математику, английский и еще добрую дюжину дисциплин: иностранные языки, историю, биологию, литературу. Шесть лет оказались не таким уж большим сроком, отпущенным на овладение всеми этими науками.

В конце концов я постиг науки и еще многое-многое другое.

Ко всему прочему я узнал и то, каким на самом деле был мой спокойный, мягкоголосый дядя Стюарт.

2

КУРСАНТ ИДЕН ПРИСТУПАЕТ К ЗАНЯТИЯМ

Висевшее над Бермудами солнце было ослепительно ярким. Машина, доставившая меня из аэропорта, остановилась возле красновато-коралловых ворот. Курсант Академии подводного флота в красной морской форме четким движением поднес руку к козырьку.

Я остановился напротив него с сумкой в руках и, растерявшись, изобразил что-то вроде ответного приветствия. Водитель такси захохотал, а курсант, улыбнувшись, обратился ко мне:

– Прежде всего представьтесь.

– Докладывает Джеймс Иден, – подтянувшись, выпалил я. – Вот мои бумаги.

Я вручил дежурному курсанту командировочное удостоверение, которое получил по почте неделю тому назад. Дежурный пробежал по нему взглядом.

– Все в порядке, курсант Иден, – сухо ответил он. Потом его лицо утратило выражение туповатой непроницаемости. Он улыбнулся. – Что же, желаю удачи!

Дежурный замолчал и вернулся на свой пост.

Так произошло мое первое знакомство с Академией подводного флота.

Как только я вошел в ее ворота, Джимми Иден исчез, а его место занял новоиспеченный курсант: «Д. Иден, подводный флот США». Первые часы в академии пролетели молниеносно. Они ушли на прохождение медицинского осмотра, заполнение анкеты, собеседование, инструктаж, получение форменной одежды, поиски казармы. В похожем на амбар вещевом складе надо мной долго сновали паучьи пальцы обмерочного устройства. Они трепетали и пощелкивали. Наконец в окошке специального люка обозначились контуры моей первой формы.

Это была скучная серо-зеленая повседневная форма подводников. Теперь, после того как все мои основные размеры были зафиксированы, я мог самостоятельно дорисовать ее силуэт. С помощью трехмерного пантографа я изобразил свою форменную куртку. Веретена с искусственным волокном стали сновать туда и обратно, воплощая эскиз в готовое изделие. Стоявший за моей спиной каптенармус ни на минуту не оставлял меня в покое:

– Пошевеливайтесь, мистер! Форма уже должна быть на вас. Прилив не будет ждать!

Но он напрасно кипятился. Как только открылся люк и из него, еще покрытая капельками специальной пропитки, показалась форма, я тотчас же бросился надевать ее. Когда стеклянная дверца люка закрылась и я увидел в ней свое отражение, я не смог сдержать довольной улыбки: я стал подводником!

Но долго любоваться на свое отражение в дверце не пришлось – меня уже поджидал каптенармус с другого склада.

Из складского ангара я выбрался нагруженный почти сорока килограммами амуниции. Как только я открыл дверь, на меня дохнуло жаром, словно из раскаленной топки, – двор был раскален беспощадным карибским солнцем. Так что, выйдя из огромного прохладного ангара, я как бы получил резкий удар в лицо.

До общежития, в котором я теперь должен был жить, было примерно сто метров. Я пересек прямоугольный двор. Меня покачивало от усталости.

Возможно, именно пот, заливавший глаза, помешал мне увидеть красную куртку курсанта-старшекурсника, который резко повернулся направо и стал подниматься по ступенькам прямо передо мной.

Случилось так, что я налетел на него.

Мои вещи посыпались на ступеньки. Я застонал, но все же сумел сдержать себя и извиниться – может быть, немного не тем тоном, которым нужно. После этого нагнулся, чтобы поднять свою каскетку.

– А ну-ка, смирно!

От этих слов мое затуманенное сознание мигом прояснилось, и я резко выпрямился.

– Извините, сэр, – громко повторил я. Стоявший двумя ступеньками выше курсант изобразил на лице гримасу отвращения. Он был одного со мной роста, но покрепче. Его глаза из-под козырька красной матерчатой каскетки смотрели холодно и, как мне показалось, угрожающе.

– Заткни свой рот, мистер салага! – заорал он. – Если офицер или старшекурсник захочет услышать твои извинения, он сам тебе скажет об этом. Не навязывайся со своей болтовней. Я сказал, чтобы ты встал по стойке «смирно», мистер! Стойка «смирно», руки по швам!

– Но я уронил свою каскетку, – растерянно возразил я.

– Мис-с-стер салага!

– Слушаюсь, сэр! – Я резко опустил руки и опять уронил каскетку на землю. Первый раз мне повезло, но теперь прозрачный козырек треснул.

Старшекурсник не обратил на это никакого внимания.

Смерив меня холодным взглядом, он спустился по ступенькам вниз и медленно обошел вокруг меня. Сделав полный круг, покачал головой.

– Да, мистер салага, – сказал он уже более спокойным тоном. – За свою жизнь я встречал много неприятных существ, но за те два года, три дня и тринадцать часов, которые я провел в академии, мне не приходилось видеть таких людей или животных – кстати, я так и не понял, к какому разряду существ ты относишься, – которые бы подавали так мало надежд стать мало-мальски пригодными для обучения на второго ассистента помощника оператора аварийной помпы третьего разряда!

Он снова покачал головой и продолжил:

– Если бы я назвал тебя позором для державы, флота и академии, то меня можно было бы обвинить в чудовищной лести. У тебя на физиономии написано, что больше двух недель ты в академии не протянешь. Я мог бы не утруждать себя разговором со столь презренным существом – из-за этого приходится тратить такое драгоценное время! Но ты должен знать, мистер салага, что настоящие подводники – щедрые люди. Мое доброе сердце заставляет меня сделать все возможное, чтобы растянуть твое бессмысленное и неприятное для окружающих пребывание в этих стенах как можно дольше. Именно поэтому я возьму тебя под свою опеку.

Положив руки на бедра, он уставился на меня надменным взглядом.

– Для начала, мистер салага, я предлагаю тебе выучить правило номер один. Ты готов к этому? Твой ответ должен состоять из двух слов, по одному слогу в каждом, второе слово – «сэр».

Мускулы моих челюстей дрожали – то ли от ярости, то ли от нервного смеха. Но я все-таки справился с собой.

– Да, сэр.

– Очень неплохо, – коротко кивнул курсант. – Для тебя это очень неплохо. Ты ответил более или менее по уставу, к тому же с первой попытки. Я поздравляю тебя, мистер салага! Не исключено, что ты еще можешь лелеять какую-то надежду. Например, на то, чтобы пробыть здесь целых три недели или даже три недели и еще два дня. Ну а потом отборочная комиссия волей-неволей должна будет признать, что настоящему подводнику ты и в подметки не годишься, и тебя вышибут. Но, так или иначе, продолжим изучать правило номер один. Слушать меня внимательно, мистер салага! Правило номер один гласит: «В присутствии старшекурсника надо стоять по стойке „смирно“ до тех пор, пока он не скомандует тебе „вольно“, или не отдаст какой-то другой приказ, или не отойдет от тебя на расстояние не меньше пяти метров – это значит, что ты больше его не интересуешь». Ну как, усвоил?

Я хотел сказать «да, сэр», но вовремя спохватился. Ведь он не давал мне слова. Я только учил правило. И все же мой защитный рефлекс немного запоздал. Старшекурсник внимательно посмотрел на мою челюсть.

– У него еще и тик! – пробормотал он себе под нос – Выходит, с физическим состоянием у тебя тоже не все в порядке, я уже не говорю о твоих психических, моральных, эмоциональных и прочих отклонениях. – Тут он тяжело вздохнул. – Ну, достаточно. Всем известно, мистер салага, что запоминание трудных правил, особенно тех, в которых целых сорок пять слов, требует предельной сосредоточенности. Чтобы помочь тебе добиться такого состояния, я, так и быть, разрешаю тебе пятнадцать раз обойти двор по всему периметру. Не благодари меня – я рад сделать тебе одолжение. Это пойдет тебе на пользу. Не подумай, что это наказание. Просто тебе надо помочь сосредоточиться.

На его лице появилось холодное, самодовольное выражение.

– Впрочем, вопрос о наказании еще не снят с повестки дня. За недостойное поведение – уточним: за наскок на старшекурсника – ты должен сделать еще пять кругов по двору. А за халатное отношение к государственному имуществу, – тут его взгляд упал на расколотый козырек, – еще десять кругов! Ты отнял у меня слишком много времени, мистер салага, поэтому я не стану тебя больше задерживать. Ну, прилив не ждет!

Не говоря более ни слова, он повернулся и стал подниматься по лестнице.

Так состоялось мое знакомство с Академией подводного флота. В тот миг я даже не смог узнать, как зовут моего обидчика.

Обойти тридцать раз двор, сторона которого равна ста метрам, значит – прошагать двенадцать километров под палящим карибским солнцем.

Я выполнил его приказание. На это мне потребовалось три часа. Последние круги я делал в предкоматозном состоянии.

Обходя двор в двадцать пятый раз, я неожиданно понял, что счет кругам веду только я. На двадцать седьмом круге мне пришлось приказывать моим ногам идти по плывущему перед глазами асфальту.

Пожалуй, мною двигало обычное упрямство. Мне говорили, что в академии собраны самые благородные люди, и, хотя один из них уже оказался садистом и скотиной, пока на мне была надета форма, я обязан был выполнять все его приказы до последней буквы.

В конце концов я прошел и последний круг.

Потом нашел свою амуницию – на том самом месте, где ее оставил. Пока я кружил по двору, по лестнице поднялось несколько десятков курсантов, но ни один из них не обратил на мои вещи никакого внимания. Я облегченно вздохнул и пошел искать свою комнату.

Как только я нашел комнату и открыл дверь, невысокий и на удивление юный «салага», вроде меня, вскочил со стула и встал по стойке «смирно». Разглядев меня, он вздохнул с облегчением.

– Ты, наверно, Иден? – спросил «салага», протягивая мне руку. – Моя фамилия Эсков. Ну и досталось тебе – я имею в виду там, во дворе.

Он улыбнулся, и мне пришлась по душе эта дружеская улыбка.

– Мне кажется, ты был первым, за кого они взялись, – продолжил он. – Но вовсе не последним. Рано или поздно это ждет нас всех. Про себя я знаю наверняка, что пройду через что-то подобное очень скоро, и не один раз.

Я невнятно забормотал в ответ и свалил свое имущество на койку. Картина получилась не из приятных. Незапланированная койка с наваленными на нее книгами, приборами и одеждой выглядела донельзя неряшливой.

Я взглянул на койку своего нового знакомого. У Эскова койка была заправлена самым тщательным образом. Аккуратно сложенное дополнительное одеяло лежало На подушке; верхняя крышка рундука была открыта, так что под ней было видно все находившееся в безупречном порядке содержимое. Сам Эсков был чистеньким и свежевыбритым – хотя мне показалось, что ему нужно было не бриться несколько дней для того, чтобы на это обратили внимание.

Наверное, я слишком откровенно проявил свои чувства.

– Не дрейфь! – подбодрил меня сосед. – Я обещаю тебе свою поддержку. До ужина у нас есть свободное время. Никакой проверки не предвидится. Так что можешь передохнуть.

Я облегченно опустился на стул, а Эсков стал ловко раскладывать по местам мое имущество. Через пару минут я почувствовал себя лучше и подключился к наведению порядка. Я еще не совсем твердо стоял на ногах, но будущее уже не казалось мне таким мрачным. Если в течение всех четырех лет обучения моим соседом по комнате будет Эсков – такой, каким он показался мне с первого взгляда, – значит, мне крупно повезло.

В тот же вечер за ужином я увидел своего обидчика. Он сидел в одиночестве за небольшим столиком в дальнем углу столовой. Я слегка подтолкнул Эскова и кивком указал на старшекурсника.

– Его фамилия Сперри, – не раскрывая рта, промычал Эсков (курсантам первого курса не разрешалось вести разговоры во время еды). – Мне жаль тебя расстраивать, Джим, но именно он – помощник строевого офицера на нашем курсе. Мы еще натерпимся от него, прежде чем он закончит академию… Сперри, – после секундной паузы повторил Эсков, глядя куда-то вдаль. – Мне кажется, что он…

В этот момент один из старшекурсников посмотрел в нашу сторону, и Эсков так и не сказал, что ему кажется.

Но я и сам предполагал то же самое. И даже не предполагал, а был твердо уверен: Брэнд Сперри, курсант, помощник строевого офицера академии, был сыном Хэллэма Сперри, владельца многомиллионного состояния и мэра подводного города Тетис в Маринии.

Что-то в лице молодого Сперри показалось мне в этот раз знакомым – знакомым и угрожающим. Тогда я не смог понять почему.

Теперь я понял это. Я много раз видел Хэллэма Сперри на фотографии, а курсант за маленьким столиком выглядел точь-в-точь так же, как его отец в те времена, когда была сделана фотография. Старший Сперри сфотографировался вместе с моим отцом и дядей Стюартом в те годы, когда вся Мариния состояла из пары небольших подводных сооружений, а трое мужчин на фотографии были еще очень молоды. Это было задолго до того времени, когда острое соперничество разделило Сперри и Иденов. Задолго до того времени, как умер мой отец, задолго до того, как его имя засияло в лучах славы, а состояние и недвижимость обратились в прах.

Я поднес ко рту вилку тем характерным движением, которое утвердилось среди моряков еще со времен парусного флота. Унаследовав традиции старого Аннаполиса, Вест-Пойнта и Академии в Колорадо, Академия подводного флота создала тысячи своих обычаев и правил, которые могли сбить с толку таких, как я, салаг-первогодков. Я волновался так, что не чувствовал вкуса пищи.

Если сын того человека, который обманул моего отца и пытался сделать то же самое с моим дядей, будет моим командиром, значит, в академии меня ждет трудное испытание. Наша первая встреча, безусловно, была подтверждением этого. Кто скажет, может быть, он сразу узнал меня – и намеренно затеял ссору, желая сломить «салагу» в первый же момент?

Я тотчас же одернул себя и приказал себе забыть об этом. Не важно, как я относился к Брэнду Сперри. Его сын был прежде всего курсантом, помощником строевого офицера в академии, и пока мы служили рядом друг с другом, я не имел права идти на конфликт. Я поклялся себе в этом.

И все же первый ужин в академии явно пришелся мне не по вкусу.

3

ДЕТИ ПОДВОДНОГО ФЛОТА

Побудку сыграли в 4.45 утра. На небе еще мерцали звезды.

Мы, триста человек, выстроились в предрассветной мгле и, с трудом унимая дрожь, встали по стойке «смирно». Наверное, у всех нас был вид типичных салаг, ступивших на священную землю академии. Понимая это, я готов был простить курсанту Сперри гримасу отвращения, которая ползла по его холеному надменному лицу.

После переклички мы вернулись в свои комнаты и приготовились к утреннему осмотру. За осмотром последовал плотный завтрак (ранняя побудка необыкновенно усиливает аппетит!). Потом, несколько отяжелевшие, мы приступили к первому дню своей учебы.

Каждый из нас мечтал об этой минуте с десяти или двенадцати лет. Наше физическое и умственное развитие было вполне обычным для подростков, поступивших на первый курс академии. Каждый из нас накопил столько знаний по всем основным предметам, сколько влезло в его голову. Мы изучали не только навигацию и математику, но и целый букет других дисциплин, от эстетики до механики, от баллистики до бальных танцев. Специализация в средних школах год от года становилась жестче, но нас, будущих офицеров подводного флота, не устраивали никакие узкопрофильные специализации, нам предстояло овладеть целым миром науки.

Мы были готовы к этому и без раскачки приступили к работе, покрываясь потом на спортивных площадках, напряженно морща лбы возле классных досок и маршируя по плацу в своих ярко-красных форменных куртках.

Это была нелегкая работа.

Она и не могла быть легкой. Из слабака нельзя сделать командира подводной лодки. Морская служба не дает поблажек. Секундная слабость или растерянность могут привести к аварии на огромной глубине, там, где вес многокилометровой толщи воды ломает стальную конструкцию как картонную коробку. Только один материал позволял нашим подводным лодкам плавать на глубине, превышающей шесть километров. Только благодаря ему можно было строить подводные города Маринии.

Этот материал назывался иденит.

Боб Эсков первым из моих однокурсников связал это слово с моей фамилией. Он напрямую спросил меня, не родственник ли я Стюарту Идену, изобретателю иденита. О том, что имя Стюарта Идена увековечено в этом слове, я узнал гораздо позже своего первого знакомства с дядей. Теперь я ответил, с трудом приглушая звучавшую в моем голосе гордость.

– Это мой дядя.

– Дядя? – На Боба это явно произвело впечатление. Он на секунду задумался, а потом рискнул задать новый вопрос: – Говорят, сейчас он опять изобретает что-то. Что-то такое…

– Я не могу рассказывать об этом, – резковато ответил я – и это была сущая правда: я действительно не мог сказать ни слова, потому что ровным счетом ничего не знал. В газетах то и дело появлялись сообщения о том, что Стюарт Иден вновь прибыл в Маринию. Я мог бы пересказать эти заметки – и только. В коротких разговорах, которые мы иногда вели с дядей, речь шла обо мне и моей учебе и никогда – о его собственных делах.

Эсков не стал настаивать. Глядя на его открытое добродушное лицо, я без труда понял, что он вспомнил о той серьезной размолвке, которая, по слухам, произошла когда-то между Иденами и Сперри.

Новость о моих родственных связях распространилась чрезвычайно быстро. Через три дня уже добрая половина курса держала пари насчет того, как долго я смогу избегать открытого конфликта с помощником строевого. История противоборства Хэллэма Сперри с моим отцом и дядей ни для кого не была тайной. Но в тех редких письмах, которые я получал от дяди Стюарта, он напоминал мне, что умный человек стоит выше ненависти, и в отношениях с Брэндом Сперри я твердо следовал этому совету.

Именно об этом я однажды и сказал Бобу Эскову. Занятия закончились, и у нас было полчаса свободного времени до ужина. Мы сидели на песчаной лужайке перед столовой, наблюдая за тем, как клубятся над морем плотные кучевые облака.

– Может быть, тебе надо поговорить со Сперри, Джим, – нерешительно сказал Эсков. – Чтобы прояснить ситуацию…

Я вспомнил нашу первую встречу на лестнице и с сомнением покачал головой.

– Ты же знаешь, как он относится к салагам.

– Но ты должен использовать этот шанс. Если ты действительно не хочешь конфликта. Впрочем, это твоя проблема, Джим. Я не могу решать за тебя. Но учти, что ваши отношения уже обсуждаются всеми, кому не лень.

Я не послушал его совета. Проведя неделю в академии, я твердо усвоил одно правило: салаги не должны беспокоить старшекурсников, пока те сами не обратят на них внимания. Да и, по правде говоря, я был уверен, что наш разговор ни к чему не приведет. Вражда между Сперри и Иденами имела давние корни – конфликт произошел задолго до моего рождения. Так стоило ли будить спящую собаку?

Тогда я еще не подозревал, как чуток сон этой спящей собаки!

Так или иначе, но на личные дела у меня не оставалось времени, и идея откровенного разговора отпадала сама собой. Из неуклюжих подростков мы превращались в юношей-курсантов. Мы учились, работали, тренировались, и мало-помалу стало выясняться, кто на что способен.

Я уже говорил, что к учебе на первом курсе приступили триста человек. После первого месяца занятий двадцать пять отсеялось. Некоторые не выдержали физических нагрузок. Некоторые с первых же дней безнадежно отстали по основным предметам. Некоторых подвела дисциплина. Двадцать пять отсеянных – это было не так уж много. И все-таки большинству из нас стало ясно, что когда наш курс закончит учебу и станет по стойке «смирно» на торжественной церемонии прощания с академией, в наших рядах не будет хватать как минимум ста человек.

Служба не терпела слабаков.

Исключенные из академии курсанты довольно быстро находили себе места на торговых судах. Успешная сдача вступительных экзаменов была достаточным основанием для зачисления в экипаж торгового судна. Из двух сотен неудачников, ежегодно отчисляемых из нашего учебного заведения, по крайней мере, половина становились капитанами в торговом флоте.

Иногда мне казалось, что я не справлюсь с учебой. Перечень предметов, которые мы должны были осилить на первом курсе, выглядел страшновато: подводные разработки полезных ископаемых; двигатели и корпуса подводных судов; тройоновые осветительные лампы; генераторы синтетической воздушной смеси; дизайн подводных судов; устройство и функционирование генератора Идена…

Конечно, в классе я сидел с высоко поднятой головой. Когда мы стали изучать генератор Идена, Эсков не мог скрыть своей зависти – ведь это устройство было изобретено моим дядей! Но оказалось, что навыки балансирования электрических цепей, проверки реле и замеров емкостного сопротивления в таком хитроумном устройстве, как генератор Идена, не передаются по наследству. Да, я знал, что такое иденит, – но это не было тайной ни для кого на нашем курсе.

То, что действительно помогало мне в академии, – так это годы терпеливой зубрежки, на которую когда-то нацелил меня дядя. Изучение основных предметов давалось мне легче, чем большинству сокурсников: я хорошо постиг азы этих наук в школе. К счастью, нагрузки учеников школы не могли идти ни в какое сравнение с нагрузками курсантов. Здесь в каждом классе над доской висело одно и то же изречение: «Прилив не ждет!» Вся жизнь в академии была подчинена этому принципу. За один семестр мы должны были пройти программу четырех курсов гражданского университета!

Признаюсь, некоторые предметы стали для меня полным откровением. Например, курс тактики морского боя, применение морской авиации, материально-техническое обеспечение армии и флота. Был в академии курс: современные средства ведения боя, где мы заучивали наизусть тактико-технические данные всех видов оружия, которое могло быть применено в морском бою – нами или потенциальным противником – начиная с торпед и кончая радиоактивной пылью. Были и бесконечные занятия по стратегии морских операций, и рассматривание бесчисленных вариантов тактики действий подводных судов, куда более сложной, чем тактика ведения боя в любой из освоенных человеком природных стихий.

Ко всему не забудьте о такой невыносимой особенности академической дисциплины, как учет каждой минуты, каждого часа на протяжении всего дня. На территории академии (а на первом году обучения мы проводили там все свое время, конечно, если не сидели под домашним арестом за какую-нибудь провинность) мы могли в любую секунду налететь на офицера или старшекурсника. Их взгляды то и дело фиксировали начищенный не до полного блеска ботинок или нечетко выполненный поворот. В академии мы не ходили – мы маршировали. Даже в своих комнатах мы не позволяли себе откинуться на спинку стула и расслабиться – и наедине с самим собой каждый из нас оставался напряженным, как струна. Эта привычка пришла к нам не от легкой жизни. Мы усвоили ее после долгих часов хождения по периметру двора, измерения длины забора собственными шагами, чем иногда после конца учебного дня занималось по нескольку десятков человек одновременно.

В таком состоянии мы пребывали двадцать три часа тридцать минут в сутки. И все же были в нашей жизни полчаса перед ужином (оговорюсь: если их не приходилось посвящать маршировке по двору или зубрежке перед зачетом), которые мы могли провести так, как нам вздумается. Эти полчаса, да еще три свободных часа по субботам, да еще короткий интервал между молитвой и обедом по воскресеньям – составляли все положенное нам личное время. С этим можно было бы смириться, если бы и эти минуты не съедали внеурочные занятия и наряды.

Но то время, которое оставалось свободным, было ценно вдвойне.

Академия подводного флота считалась совсем юным учебным заведением – конечно, если сравнивать ее с Аннаполисом, – от которого она и отпочковалась, или с древним Вест-Пойнтом. Но у нее уже была своя история и свои боевые заслуги. Во всяком случае, территорию академии украшали материальные свидетельства боевого прошлого подводного флота.

Особой симпатией Эскова пользовался корпус старой подлодки 53Ы-571 – «Наутилуса», первого подводного крейсера с ядерной энергетической установкой. Эсков тащил меня к подлодке при малейшей возможности, и обычно мы проводили немногие часы нашего личного времени, пробираясь по тесным коридорам стоявшей на вечном приколе, покачиваемой карибской волной субмарины. Мне было трудно поверить, что эта хрупкая жестянка когда-то являлась гордостью военно-морских сил Соединенных Штатов. По сравнению с современными подводными корветами она выглядела маленькой и уязвимой. Конечно, для своего времени создатели «Наутилуса» постарались на славу – и корпус подлодки, и ее обшивка были сделаны из чистой стали. Когда ее спускали на воду, никто не мог предположить, что в будущем тонкая пленка иденита позволит подводному судну погружаться на глубину в шесть километров: в отличие от обычных металлов, которые сдерживали давление воды, иденит обращал вектор действия воды вовне, заставляя ее саму уравновешивать свою губительную мощь.

Мне же больше всего нравилось бывать в Диксон-Холле. В этом небольшом тихом зале была сосредоточена вся история подводного флота – от голограмм, иллюстрирующих крушение «Нью-Айронсайдс» во время гражданской войны – именно тогда в первый раз в истории успешно применили подводные лодки – до памятной доски со списком геройски погибших выпускников академии. Одну из стен целиком занимала большая карта мира – надо сказать, странная карта: на изображенных на ней континентах не было обозначено ничего, кроме тонких нитей рек и нескольких крупных городов. Зато все особенности океанского дна были воспроизведены на карте с потрясающей точностью координат до одной минуты. Разные оттенки синего цвета позволяли судить о морских глубинах. Подводные вершины и хребты рельефно выделялись на общем фоне. Я мог часами исследовать, где пролегают подводные торговые маршруты, вглядываться в паутину кабелей и трубопроводов, по которым транспортировались на сушу богатства морского дна. На карте были обозначены все города Маринии – Иден-Доум, Блэк-Кэмп, Саузэнд-Фэтом, Голдридж, Рудспэтт и десятки других. Обычно напряженно всматривался в точку, обозначавшую город Тетис. Там, в южной акватории Тихого океана, вел свои загадочные исследования мой знаменитый дядя Стюарт. Дядя, никогда не обсуждавший со мной свои личные дела.

На морском дне скрывались огромные богатства. Площадь земной поверхности, скрытой океанами, была в три раза больше всей площади суши, а разведанные месторождения полезных ископаемых в три раза превышали запасы сухопутных недр. Пестревшая разноцветными значками карта показывала нефтяные шельфы, россыпи золотого песка, угольные пласты, залежи цинка, меди, платины. Тревожно-красным цветом светились месторождения урановых руд – уран был кровью мировой энергетики и в особенности подводного флота. Без атомной энергии, получаемой из урана-сырца, наши субмарины стояли бы на вечном приколе так же, как их древние предшественницы.

Замечая, как немногочисленны и разбросаны по карте эти значки, я не мог не переживать. Большинство месторождений было истощено, говорили, добыча на них год от года сокращается.

Но самыми увлекательными и будоражащими фантазию были для меня белые пятна посреди океанских просторов. Неисследованные глубины… Филиппинская котловина, Бездна Нэйрес, Марианская впадина. Их глубины достигали девяти-десяти километров, а кое-где и больше. Так глубоко не могли погружаться даже самые совершенные исследовательские аппараты. Все на этих пространствах носило отпечаток тайны и неизведанности. Чем больше была глубина, тем гуще теснились цветные значки полезных ископаемых, подступали к самым краям белых пятен. Как я узнал, это было вполне естественным явлением: самые тяжелые минералы залегали на самой большой глубине. У меня захватывало дух, когда я представлял, что за сокровища скрыты на неисследованных пространствах.

Не так уж мало сокровищ было и в самом Диксон-Холле. В застекленных шкафах мерцали жемчужины, морские аметисты, кораллы, куски огромных бивней, найденные в морских безднах и принадлежавшие, по словам ученых, доисторическим подводным монстрам. Когда я стоял в середине зала, я мог наблюдать сразу все драгоценности стоимостью не меньше миллиона долларов. Они лежали здесь без всяких замков и охраны. Воистину честное имя было в академии самым лучшим сторожем!

Это было чудесное, потрясающее, завораживающее место. Но сильнее всего меня притягивали шкафы и стенды с экспонатами по истории подводного мореплавания. Тщательно выполненные модели воспроизводили крошечную батисферу Биба, печально знаменитый «Сквалус», старинную немецкую субмарину «Германия» и десятки других подводных аппаратов. Был там и еще один экспонат: небольшая модель первого, похожего на цилиндр, батискафа с иденитовым покрытием, сделанного моим дядей.

Мне кажется, из-за Диксон-Холла я заработал больше замечаний и выговоров, чем из-за самых сложных лабораторных работ. Я стоял с широко раскрытыми глазами перед какой-нибудь моделью или картой до тех пор, пока судовая рында не возвещала о конце обеденного перерыва, и я, прибегая, едва успевал встать в строй, растерянный и запыхавшийся. Мое опоздание тут же становилось предметом обсуждения офицера или дежурного старшекурсника. Конечно, обидно было тратить драгоценное свободное время на марширование по двору, но Диксон-Холл стоил этого.

Во время штрафных маршей Эсков обычно составлял мне компанию.

Мне было трудно понять, что заставляет моего товарища терпеть все невзгоды в академии. В отличие от меня, служба в подводном флоте не была для него семейной традицией. Его отец был владельцем газетного киоска в Нью-Йорке, а дед – эмигрантом из небольшой балканской страны, на земле которой с глубокой юности занимался сельским хозяйством.

Когда я спросил своего приятеля, что держит его в академии, он сильно смутился.

– Я думал, что смогу сделать что-нибудь полезное для страны… – сконфуженно сказал он.

Мы замяли этот вопрос. Эсков по-прежнему был рядом со мной, то пробирался по «Наутилусу», то всматривался в белые пятна неизведанных глубин, на которых даже иденит был бессилен. Со временем я перестал осознавать, насколько важны для меня его дружеское расположение и незаметная поддержка.

Я не думал об этом – до тех пор, пока его вдруг не оказалось рядом.

4

ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ

После месяца учебы мы сделали нашу первую подводную вылазку.

По правде говоря, это была всего лишь коротка» прогулка. И все же ее можно было назвать экспедицией: команда следовала за командой, мы облачались в подводное снаряжение: акваланг, маску, ласты – и выстраивались на причале.

Вместе с двадцатью своими однокурсниками я оказался в пятой группе, под началом курсанта-лейтенанта Хэтчета. Мы разместились в вельботе и вышли в открытое море. Земля еще не успела скрыться из виду (на горизонте тонкой полоской виднелись Бермуды), когда лейтенант Хэтчет приказал стопорить двигатели. Мы стояли на палубе, слегка покачиваясь от легкой карибской зыби, пока не последовала команда по одному прыгать за борт.

Море в этом месте было неглубоким – не глубже шести метров – и кристально-чистым. На нас были специальные утяжеленные бахилы, вес которых подгонялся в соответствии с индивидуальными данными каждого курсанта. Благодаря им уравнивался вес вытесненной нашими телами воды и мы висели «между небом и землей», словно пресловутая гробница пророка Мухаммеда. Все было просто: малейшим движением ног в новеньких ластах мы поднимались вверх, от легкого движения рук опускались вниз.

Наконец мы выстроились в ряд на волнистом песчаном дне и стали ждать приказа.

Естественно, все молчали. Вот тогда, беспомощно озираясь и тихонько покачиваясь вперед и назад, как столбик дыма в безветренный день, я осознал, что такое безмолвие. Единственными звуками, которые я слышал, были тихие побулькивания пузырьков выдыхаемого воздуха. Потом, позже я узнал, что морское дно может быть очень шумным местом! Рыбы – вовсе не такие бессловесные создания, какими рисует их молва. Можете мне поверить, если находишься совсем рядом с тем местом, где идет бой между акулой-молотом и кальмаром, слышишь примерно те же звуки, какие издают при драке сцепившиеся между собой дикие коты.

Но в то утро близ Бермудских островов я чувствовал себя попавшим в открытый космос.

Лейтенант Хэтчет придирчиво осмотрел нас на предмет возможных неполадок снаряжения, потом жестом показал нам, как проверить, все ли в порядке, а уже потом последовал приказ двигаться вперед. По двое мы стали продвигаться по морскому дну. Это было занятно – как при замедленном показе кинопленки! Мы шли в маршевом темпе, но гибкие ласты требовали от нас немалых усилий. Мы спотыкались о песчаные холмики и обломки кораллов, с трудом увиливали от коварных маленьких анемонов, они выглядели как безобидные хризантемы, но жалили как шершни. Наверное, мы представляли собой весьма забавное зрелище для стай рыбешек, кружащихся над нашими головами. Наши движения больше всего напоминали балетные антраша. Моя правая нога парила в невесомости, поджидая, пока левая не окажется впереди нее и не ступит на песок в медленном, величавом гран-жэтэ, которому бы позавидовал сам Нижинский.

Я сомневаюсь в том, что мы делали больше одной мили в час, к тому же нашего запаса воздуха могло хватить всего на тридцать минут. В итоге мы прошли примерно девятьсот метров, потом резко повернули направо и сделали еще сотню метров. Через тридцать минут вернулись на то место, откуда ушли. Лейтенант Хэтчет подал сигнал, и мы, опять по двое, стали всплывать вверх к поджидающему нас вельботу.

Наверное, в пересказе все это выглядит довольно скучным.

Уверяю вас – на самом деле ничего подобного не было! Каждая секунда из этих тридцати минут была настоящим приключением и невероятно нас развлекала. Развлечение было не из опасных – ведь мы находились всего-навсего в шести метрах от поверхности воды. Конечно, у Бермудского архипелага в изобилии водятся акулы, но они редко ищут встречи даже с одиноким пловцом, не говоря уже о группе из двадцати человек. Мы путешествовали в зачарованном мире, населенном огромными морскими звездами, медлительными морскими огурцами, пульсирующими губками и сверкающими как алмазные россыпи стайками крошечных рыбок.

В тот день мы сделали еще два погружения, а потом вельбот лег на обратный курс. Следующая подводная прогулка ожидалась только через две недели, но я уже постоянно думал о ней. Побывать на морском дне… для меня это было равносильно возвращению домой после долгих, долгих скитаний.

Следующим погружением командовал курсант Сперри. С флагманского вельбота донесся его зычный голос:

– Внимание всем! Приготовиться!

В вельботах был весь наш курс. Нам предстояло первое: ночное погружение. На четырнадцати лодках, вытянувшихся в линию за вельботом Сперри, находилось по полной команде первокурсников.

Солнце уже давно село, и ночное небо светилось характерным для этих широт слабоватым сиянием. Становилось все прохладнее. Надев водолазное снаряжение, мы молча сидели на палубе, ожидая, пока Сперри и другие командиры утвердят окончательный план учения.

Над моей головой сияли крупные, яркие звезды. Млечный Путь выглядел цельным мазком люминесцентной краски. Пояс Ориона простирался до горизонта, а над самой головой мерцал красноватый Марс. Казалось, что свет звезд отражается в воде, но бесконечно разнообразное сияние волн было не отраженным светом неба, а свечением самой воды.

– Как ты думаешь, на глубине вода тоже будет светиться? – шепотом спросил меня Эсков.

Я отрицательно покачал головой. Я не мог утверждать наверняка, но все же имел все основания предполагать, что светится только поверхность воды. Да, я не знал этого и многого другого о природе моря.

Но я учился.

В темноте над водой прозвучали слова приказа:

– Внимание всем! Проверить снаряжение. По порядку включить воздушные клапана!

С вельботов послышалось нестройное пофыркивание – каждый из нас втянул воздух из своего акваланга.

– Фонари!

Над водой тотчас же зажглось двести с лишним светляков – мы включили наши головные фонари.

– Маски!

Так же, как и все, я опустил на лицо свою маску, а потом просунул палец в то место, где резина соприкасалась с кожей.

Снаряжение было в полном порядке. После секундной паузы снова раздался голос Сперри:

– Старшим на лодках начать погружение команд! Мы стали соскальзывать за борт.

Внизу под нами дышала непроницаемая чернота.

Как только над моей головой сомкнулась вода, звезды исчезли. Каким ярким ни был их свет, он не мог проникнуть через плотный слой воды. Я отчетливо видел фонари своих однокурсников – веселые скопления подрагивающих светлячков. Но все-таки из-за темноты нельзя было различить ни одной фигуры – только светящиеся пятна фонарей. Правда, постепенно мои глаза стали приспосабливаться к мраку, и я стал замечать, как вместе с пятнами фонарей перемещаются в воде неясные силуэты.

Как обычно, мы собрались на дне. На этот раз нам предстоял не подводный марш-бросок. Задание предусматривало выполнение на месте маневров, имитирующих рукопашный бой. Шесть команд играли роль «атакующих», остальные восемь «держали оборону». «Атакующие», в число которых входил и я, должны были преодолеть линию обороны. Если кого-то из нас задерживали, он считался «убитым». Успех операции определялся по количеству «атакующих», которым удалось прорваться через заслон.

«Обороняющиеся» сгруппировались примерно в сотне метров от нас. По команде они выключили свои фонари – и тотчас же растворились во мраке. По световому сигналу нашего командира мы оторвались от дна и поплыли вперед. Проплыв несколько метров, по заранее оговоренному плану, тоже выключили свои фонари. Это была идея лейтенанта Хэтчета – дать обороняющимся представление о направлении нашего движения, а потом в темноте резко уйти в сторону.

Моя команда гасила фонари самой последней. Как только огни погасли, каждый из нас почувствовал себя в полном одиночестве.

В темноте наше положение становилось куда более серьезным. Когда в учебном классе лейтенант растолковывал нам свою задумку, все это казалось занятной детской игрой. Чем-то вроде подводных салочек – сущим пустяком для взрослых людей. Но, очутившись в кромешной тьме и не чувствуя поддержки товарищей, продвигаясь в чернильно-черной воде навстречу неизвестности, я стал понимать, что это далеко не детская забава. Во-первых, все это было нешуточно опасно. Морские хищники – акулы, скаты или барракуды – редко нападают на человека, но смогут ли они в такой темноте распознать, кто мы такие? Да, конечно, флагманский вельбот был оснащен микросонаром. [1] Если бы какая-то рыба размером с акулу появилась в радиусе двухсот метров, под водой прозвучал бы условный сигнал, и мы прервали бы учения. Ну а если оператор сонара проспит?

Впрочем, нас здесь было больше двух сотен. Если даже и возникнет какая-нибудь опасность, сообща мы сможем противостоять ей. Более серьезную проблему, чем встреча с акулой, представляло слепое, беспомощное кружение во мраке. Я как бы висел в пустоте; здесь не было ни верха, ни низа, никто не мог подсказать, плыву я в верном направлении или резко свернул в сторону. Я стал вспоминать свое дневное погружение и инструктаж, который мы проходили на суше: постарался расслабиться и определить с помощью своего тела, кровообращения, барабанных перепонок – где находится дно. Это было непросто. Позднее я узнал, что десять курсантов врезались в дно, а двадцать других, к своему изумлению, после пяти гребков вынырнули на поверхность.

Я напряг слух, стараясь уловить слабое побулькивание воздуха в чьем-нибудь акваланге; мне показалось, что я услышал его, но тут же оно стихло. Вскоре до меня донесся неясный звук, но я решительно не мог определить, где находится его источник – впереди или сзади меня, над головой, а может быть, где-то внизу, на дне? Я стал напряженно вслушиваться в тишину…

И тут по моим барабанным перепонкам ударил раскатистый сигнал гонга. Поначалу я испытал настоящий шок, но потом все-таки понял, что этот звук означает.

Это был сигнал тревоги! Микросонар засек приближающихся акул, учение окончилось, и мы без промедления должны были возвращаться на вельботы.

Повсюду вокруг меня вспыхнули огни фонарей. Они быстро поднимались кверху – словно пузырьки в бокале с шампанским. Я тоже включил фонарь и начал всплывать. Как только я вынырнул на поверхность, всеобъемлющая тишина моря отступила. Все наперебой кричали, ругались, надрывали глотки, отдавали приказы, короче говоря, царил сущий бедлам. Но и эту какофонию перекрыл бычий рев курсанта Сперри:

– Пошевеливайтесь! Разбирайтесь по своим вельботам! Не тратьте зря время! Тем, кто заберется не в свой вельбот, гарантирую десять кругов по двору. Время пошло! Я даю вам на погрузку две минуты, и этого больше чем достаточно!

Я стащил с головы маску и, гребя руками, стал осматриваться по сторонам. Мне повезло – три зеленых огня, обозначавших вельбот команды № 5, виднелись всего в нескольких метрах от меня. Полдюжины гребков – и я добрался до кормы. Вскоре я уже помогал взбираться на борт своим товарищам.

Крики и шумный плеск воды стали постепенно затихать.

– Всем вольно! – послышался с флагманского вельбота голос Сперри. – Старшим команд доложить о готовности к возвращению!

– Первая команда готова! Вторая команда готова! Восьмая готова! – стали откликаться голоса командиров.

Лейтенант Хэтчет, светя лампой, быстро пересчитал находившихся на нашем вельботе курсантов.

– Девятнадцать… – озабоченно сказал он. – Кого-то нет. Так, ребята, ну-ка, тихо! Делаем перекличку!

Он стал перечислять по алфавиту наши фамилии.

– Дегэйрет! Додд! Домовски! Доулинг! Данфи! Даксли! Диэнски! Дай! Дили! Экстром! Иден!

Я откликнулся и приготовился услышать голос Боба Эскова, стоявшего следующим в списке.

Но я не услышал его. С трудом веря в происходящее, я огляделся по сторонам.

Можно было не сомневаться. Боба Эскова в вельботе не было.

Лейтенант Хэтчет дошел до конца списка. Потом взял мегафон и обратился к кадету-капитану Сперри:

– В команде номер пять не хватает одного курсанта. Кадет Эсков на борт не поднялся!

Со всех четырнадцати лодок послышались негромкие голоса.

– Кадет Эсков! – раздался зычный голос Сперри. – Доложить о присутствии!

Ответа не последовало.

По воде заскользили лучи мощных прожекторов. Мы все надеялись, что пучок света выхватит из темноты голову или поднятую в отчаянном гребке руку… Но над поверхностью волн никого не было. В море вышли двести шестьдесят восемь курсантов. Двести шестьдесят семь находились сейчас в своих вельботах.

Боб Эсков на поверхность не поднялся.

5

ПОДВОДНЫЕ ПОИСКИ

Курсанту-капитану Сперри не пришлось вызывать добровольцев.

Акулы (если то, что засек сонар, было акулой, а не дельфином или плавающим бревном) никого не испугали, и вскоре все мы, подзарядив акваланги, вновь отправились в воду. Теперь это была не тренировка; мы группами собрались на дне, включили фонари и начали поиски.

Судьба Эскова казалась мне плачевной, но не безнадежной. У него был запас воздуха на тридцать минут! Если мой товарищ слишком далеко уплыл и не услышал сигнал гонга (что казалось почти невероятным), он, без сомнения, через какое-то время стал бы возвращаться обратно.) Если же он попал в какую-то ловушку, у нас было достаточно времени, чтобы обнаружить его…

Правда, было и еще одно «если». Если у Эскова отказал акваланг – значит, мы уже опоздали.

У нас над головой с вельботов сбрасывали аварийные осветительные патроны. Они вспыхивали, как маленькие солнца, погружались примерно на двухметровую глубину и хорошо освещали дно. Разбившись по командам, мы вели поиск. Старшие поисковых групп жестами показывали нам, куда идти. Они, кроме того, общались друг с другом с помощью световой морзянки. Вскоре весь наш курс растекся по разным направлениям. Каждый курсант обследовал дно под собой и в полуметре от себя.

Боб едва ли мог уплыть дальше чем на километр от места погружения, а нас было почти триста человек. Мы, как дельфины, плыли в освещаемой тревожными сполохами воде, спускаясь к самому дну, чтобы обследовать подводные заросли и коралловые гроты. Нам надо было поддерживать контакт с теми, кто плыл рядом, и обследовать любой подозрительный песчаный холмик. Времени было мало, и все же я ухитрился произвести нехитрый расчет: если радиус наших поисков составляет километр, значит, двести восемьдесят человек должны образовать круг длиной более пяти километров… то есть расстояние между нами должно быть не меньше двадцати метров. Способен ли один человек прочесать полосу шириной двадцать метров? Я сомневался в этом. Да и осветительные патроны не могли разогнать темноту на таком обширном пространстве… А из этого следовало, что в наших поисках нам придется рассчитывать в основном на слабый свет наших фонарей.

Мы прочесали все до километровой отметки… и даже за ней.

Мы плыли, забыв про критически малый запас воздуха в наших аквалангах, до тех пор, пока не услышали слабый, приглушенный расстоянием сигнал гонга. Унылые, обессиленные, мы поднялись на поверхность и стали возвращаться назад к вельботам. Когда на вельботах вновь застучали моторы и мы направились в гавань, никто из нас не произнес ни слова.

С какой-то унылой обреченностью мы построились на причале, произвели перекличку и разошлись по общежитиям. Короткое эхо, разнесшееся после того, как старший выкрикнул фамилию Эсков, звучало укором каждому из нас.

По пути в общежитие некоторые из моих сокурсников выразили мне свое сочувствие. Но я плохо понимал то, что мне говорят. Мне просто не верилось, что Эскова больше нет.

Было уже за полночь. Мы моментально разошлись по комнатам. После ночных учений утренней поверки не было, но мы все равно должны были явиться к семи часам на занятия. Я лежал в койке в моей непривычно пустой комнате, смотрел на темный потолок и пытался осознать то, что произошло. Все это казалось невероятным. Еще вчера он был здесь, рядом со мной… И вот теперь его не было.

Так, уставившись в потолок, я пролежал несколько часов.

Наверное, я все-таки заснул, потому что не понял, кто и почему трясет меня за плечо.

– Иден! – Это был голос лейтенанта Хэтчета. – Иден, его нашли – и притом живым!

– Что? – Я мигом вскочил с койки, не веря собственным ушам.

– Правда, правда! – взволнованным голосом подтвердил Хэтчет. – Его подобрало рыболовное судно в трех милях от места нашего погружения. Бог знает как он туда попал, но он остался в живых!

Он остался в живых – это было все, что мы знали. На утреннем построении официально объявили: «Курсанта Эскова спасло небольшое судно с Бермудских островов, это же судно доставило его в местный госпиталь. Эсков находится в удовлетворительном состоянии, но нуждается в больничном уходе». Через несколько дней я получил от Боба письмо, он прислал его из больницы, но в письме было ненамного больше подробностей. В течение недели академия не знала покоя. Все спорили об одном: как Эсков смог так далеко уплыть? Что с ним произошло? У нас были вопросы и не было ответов. Прошли дни, за ними – недели, ажиотаж вокруг случая с Бобом Эсковом потихоньку сошел на нет.

Для меня это было по-своему нелегкое время. Академия жила по принципам «боевого товарищества». У нас : было заведено, что соседи по комнате помогают друг другу в учебе, подстраховывают друг друга на тренировках, всегда знают, где друг друга искать. Если бы Боба Эскова вычеркнули из состава курсантов академии, у меня появился бы другой сосед по комнате – скорее всего, тоже курсант, напарника которого отчислили; но Эсков находился в больнице, и поэтому его место оставалось ; незанятым.

Я не могу сказать, что я слишком сильно страдал от одиночества. Даже в эти дни время не текло, а летело сверхнапряженное расписание оставляло нам слишком мало минут для дружбы. Кроме того, время от времени почта приносила мне письма от дяди.

Письма всегда приходили непредсказуемо. Бывали месяцы, когда дядя ни разу не давал о себе знать, потом вдруг начинал писать ежедневно. Твердые желтоватые листы, исписанные красными чернилами… Рассказы иногда короткие, иногда чрезвычайно длинные… Чтение этих писем было для меня равнозначно путешествиям в Маринию, благодаря им я как будто воочию видел пейзажи и чудеса подводного мира – мира, который, как я надеялся, предстояло освоить и мне. Читая дядины письма, я всегда представлял его себе – высокого, коричневого от загара (из-за ультрафиолетового излучения тройоновых ламп дневного света), с красновато-бронзовой бородой. Я почти наяву слышал его мягкий, шепчущий голос, рассказывающий о чудесах подводного мира.

Города, построенные на дне моря, были так же реальны для меня, как выжженный солнцем двор академии, который я каждый день рассматривал из моего окна. Тетис, Нереус, Севен-Доум, Блэк-Кэмп и многие-многие другие лежали на тихоокеанском дне под надежной крышей из иденита. Сейчас дядя Стюарт работал над несколькими очень важными проектами. За те годы, которые прошли после нашей первой встречи, я узнал о некоторых из них – конечно, не из писем, в них дядя рассказывал мне о моей будущей жизни в Маринии и очень редко вспоминал о себе самом. О проектах я узнал из книг и журналов, которые читал. Я знал, что он занимается бурением трехкилометровых нефтяных скважин в морском дне, что он обнаружил залежи платины в районе подводного хребта под названием Горы Тьмы. Название объяснялось просто: в отличие от большинства подводных хребтов, эти горы не были покрыты фосфоресцирующими организмами. Знал я о сотнях предприятий, учредителем которых он являлся, – предприятия располагались по всему тихоокеанскому дну, от впадины Кермадек до Тускароры.

Если бы я не был увлечен картинами подводного мира, в голову мне могло прийти довольно много вопросов. Нефть, платина, руды других металлов, останки редких глубоководных обитателей, из которых можно делать чудодейственные лекарства, вознаграждение за изобретение иденита (я не знал, что он так и не удосужился получить причитающиеся ему деньги)… Мой дядя давным-давно мог стать мультимиллионером. Но он никогда не придавал значения презренному злату и никогда не выглядел богатым человеком.

Точно так же дядя никогда не упоминал имени Хэллэма Сперри, отца моего командира по академии.

Мне казалось, что эти вещи никоим образом не связаны между собой, и я даже не подозревал, что за связь здесь скрывается.

Точно так же не понимал, как много значит для меня Боб Эсков, до тех пор, пока он не пропал. Я регулярно получал его письма из больницы и все же не мог скрыть радостного удивления, когда утром, идя из столовой, услышал от одного из сокурсников, что Боб вернулся.

Забыв обо всем на свете, я вбежал в наше общежитие Флетчер-Холл, впрыгнул в кабину лифта и, радостно улыбаясь, нажал кнопку своего этажа.

Но, наверное, мне надо было не забывать кое о чем.

– Мис-тер салага! – прокаркал рядом со мной знакомый голос.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Конечно, это был курсант-капитан Брэнд Сперри. Он стоял в лифте в своей излюбленной позе, уперев руки в бока. Створки дверей лифта начали смыкаться, и я поспешно нажал кнопку «стоп».

– А ну-ка, смир-рно! – Голос Сперри щелкнул как удар бича.

– Есть, сэр! – вытягиваясь, ответил я.

– В академии существует приказ о внутреннем распорядке, курсант Иден, – мерзко улыбаясь, сказал Сперри. – У вас была возможность ознакомиться с ним?

– Да, сэр. – Я уже знал, что меня ожидает.

– Неужели? – На его лице появилось притворное удивление, он покачал головой. – Тогда я не могу понять, мистер Иден. Из приказа на доске, которую я вижу даже отсюда, следует, что с шести ноль-ноль сегодняшнего дня и вплоть до отменяющего распоряжения пользование лифтами запрещается. Это приказ высшего начальства, мистер Иден, направленный на экономию электроэнергии. Или вы не знаете, что мы живем в эпоху энергетического кризиса? Уран на исходе, курсант Иден, а вы не бережете электроэнергию. Вы хоть понимаете это?

– Да, сэр.

Наказание было не слишком суровым: вместо послеобеденного отдыха стоять по стойке «смирно» перед доской приказов и заучивать наизусть распорядок дня. Причиной всего этого было то, что кадет Сперри оказался рядом в ту минуту, когда мой однокурсник сообщил радостную весть о возвращении Эскова. Сперри знал, куда я спешу и почему я так рассеян.

Он знал и все-таки не упустил возможности наказать меня из-за маленькой и вполне извинимой провинности. Честное слово, жить по правилам, установленным Брэндом Сперри, мне становилось невмоготу!

Конечно, через пять минут, встретившись с Эсковом, я забыл обо всем на свете.

Сияя от радости, я стиснул руку товарища.

– Боб! Я ведь уже не надеялся, что когда-нибудь снова увижу тебя!

Боб невесело улыбнулся.

– Может получиться так, что ты будешь смотреть на меня совсем недолго. Мне дали испытательный срок.

– Испытательный срок?..

– Может быть, это и справедливо… – Он пожал плечами. – Расскажу тебе, как все случилось.

На учениях, когда мы начали прорываться через заслон «обороны», я плыл как раз за тобой. Я помню, как я выключил свой фонарь. После этого я ни за что на свете не мог бы сказать, куда я плыву – вверх, вниз, в сторону? А потом… – Он на мгновение задумался и покачал головой. – А потом что-то случилось, Джим. Честно тебе скажу, я до сих пор не знаю что. Врач сказал, что всему виной моя повышенная чувствительность к перепадам давления, из-за которой я потерял сознание, – может быть, и так. Все, что я помню – мой рассудок затуманился, перед глазами встала чернота, хотя чернота перед глазами была и до этого и я ничего не мог увидеть. Понимаешь, это трудно объяснить. А потом… – Эсков развел руками. – Потом я уже лежал на палубе небольшой рыболовной шхуны. Они вытащили меня своей сетью.

– Но извини, Боб… – не выдержал я.

– Я знаю, – кивнул он. – Я пробыл в воде очень долго. Мне потом сказали, что у меня уже не осталось кислорода. Но я был жив. На шхуне не было радиостанции, а ее команда не хотела менять курс и доставлять меня в академию. Поэтому они приплыли со мной в свой родной порт. Оттуда связались с академией. В порт прибыл дежурный медицинский офицер с подводной базы и забрал меня в госпиталь.

– Но все-таки, из-за чего ты отключился? Он невесело посмотрел на меня.

– Врач задал мне кучу глупых вопросов по этому поводу. Сначала он решил, что дело было в неисправности акваланга, но когда техники составили рапорт, стало ясно, что это не так. После этого врач потрепал меня по голове и сказал, что некоторые люди плохо переносят пребывание под водой и, в конце концов, жизнь «сухопутной крысы» – это вовсе не так уж плохо…

– Боб, тебя отчисляют? – вытаращил я глаза.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу, но его улыбка была вовсе не радостной.

– Не совсем так. Не совсем так, но очень близко к этому. Там, в госпитале, как только я смог сидеть и отвечать на вопросы, мне устроили собеседование. Я как-то сумел убедить их, что вся эта история могла произойти из-за неисправности акваланга. Они решили дать мне еще один шанс. Но я уже вишу на волоске, Джим. Быть отчисленным по состоянию здоровья – это вовсе не позор, но мне не важно, почему меня отчислят. Я должен остаться здесь! Ты понимаешь, любая зацепка со стороны начальства – и я вылетел.

– Боб, здесь какая-то ошибка, – возмущенно сказал я. – Это несправедливо! Может быть, все дело и вправду в дрянном акваланге. Они не могли включить тебя в «черный список», пока не разобрались во всем наверняка.

И потом – разве они не знают, какие у тебя оценки? Подводная гимнастика, другие дисциплины… В ответ на мои слова он даже не улыбнулся.

– Конечно, они знают, Джим. Ты можешь подтвердить, что с другими предметами у меня все в порядке. Но они написали, что с первого дня пребывания в академии я не смог найти общего языка с другими курсантами, ходил задрав нос, не делал нужного количества отжиманий, и все в том же духе…

– Но… – Я не находил слов.

– Никаких «но»! Дело обстоит именно так, Джим. Не буду врать, я не накачал себе мощной мускулатуры за это время – но разве другие ее накачали? Во всем, чем мы здесь занимаемся, я никогда не был в числе худших. Но нашлись люди, сказавшие обо мне противоположное.

– Что это за люди? – не веря своим ушам, спросил я. – Кто мог наплести такое?

– Этот человек говорил очень убедительно, Джим, – негромко ответил Эсков. – Это он, твой хороший приятель. Он приехал прямо в госпиталь и выглядел образцовым курсантом-подводником, когда отвечал на вопросы. Ты знаешь, о ком я говорю, – курсант-капитан Брэнд Сперри собственной персоной.

6

ПЛАВАНИЕ НА «ПОКАТЕЛЛО»

В свое второе лето в академии я едва не повстречался с дядей Стюартом.

Теперь я был уже не тем неуклюжим молодым «салагой», который два года тому назад стоял перед коралловыми воротами академии. Мы прошли через многое. Два суровых года муштры, работы и учебы, конечно, не превратили нас в настоящих офицеров-подводников, до этого пока еще было далеко, но кое-что из сухопутных привычек безвозвратно ушло в прошлое. Я мог нырять без акваланга на глубину двенадцать метров, погружаться с аквалангом на двести метров, а в специальном костюме с иденитовым покрытием заплывать на ту глубину, на которую был рассчитан такой костюм. Я на память знал обязанности каждого члена экипажа на любом боевом корабле подводного флота. При крайней необходимости мог нести вахту за любого члена экипажа – и не важно, о чем при этом шла речь, о приготовлении яичницы на команду в восемьсот человек или об управлении судном при входе в самую неудобную гавань.

По правде говоря, всему этому, или почти всему, я научился по книгам. Большую часть моих знаний еще предстояло закрепить на практике. До окончания академии оставалось еще два с лишним года. Но я уже был человеком, причастным к морской службе, гардемарином подводного флота, а не «сухопутной крысой». Вместе со всеми курсантами, которые смогли благополучно добраться до третьего курса (а таких осталось меньше двух сотен), я был зачислен в экипаж подлодки-ветерана «Покателло», отправлявшейся в учебное кругосветное плавание.

Плавание было рассчитано на девяносто дней. Мы должны были пересечь Северную Атлантику, пройти Средиземное море, через Суэцкий канал выйти в Красное море, а затем в Аденский залив. Там мы были обязаны принять участие в учениях флота, а потом через Индийский океан и коварные воды, омывающие Вест-Индию, выйти к Маринии. Я надеялся, что в Маринии у меня будет свободное время и подходящая возможность для того, чтобы увидеть моего дядю – прежде чем мы уйдем в затяжной переход через Тихий океан к Панамскому каналу и вернемся на свою базу в Карибском море. Нам предстояло пройти больше тридцати тысяч миль под водой – в надводном положении «Покателло» проходил только Суэцкий и Панамский каналы.

Переход через Атлантику был детской игрой. Мне кажется, он был нужен нам только для того, чтобы войти в ритм жизни подводного судна. Нам практически нечем было заняться, кроме как стоять на вахте, следить за исправностью двигателей и ждать, когда же закончится эта восьмидневная прогулка. Курсантам полностью доверили управление кораблем. Правда, на основных постах нас дублировали кадровые моряки, но их роль заключалась в подстраховке на случай экстренных ситуаций и составлении рапортов на каждого из нас.

Вторым помощником капитана на «Покателло» был назначен курсант Сперри. У него не было никаких технических обязанностей – он только командовал экипажем курсантов. Но этого было вполне достаточно для того, чтобы доставить неприятности мне и Бобу Эскову. Правда, за все время перехода через Атлантику никаких эксцессов не возникло.

Геркулесовы врата – пролив между Гибралтаром и побережьем Африки – мы миновали со стопоренными двигателями, повторив трюк, который использовали допотопные дизельные субмарины в военное время: так они могли пробраться через узкий пролив незамеченными.

Неглубокое Средиземное море больше всего похоже на гигантскую сковородку. Оно постоянно подсасывает воду Атлантики. Под жарким солнцем Средиземноморья вода испаряется, насыщая море солью. Соль опускается ко дну, а там течение выносит ее через Гибралтарский пролив. Насыщенный солью тяжелый поток стремится из Средиземного моря, а поверх него, в обратном направлении, течет более пресная и легкая вода. Вечно продолжая свой круговорот, эти течения никогда не смешиваются.

Мы шли в верхнем потоке, хотя и на значительной глубине. Я нес вахту на капитанском мостике, сканируя акваторию пролива сонаром. Поверьте, это было удивительное ощущение – идти через пролив на огромном старинном боевом корабле с неработающими двигателями и непослушным рулевым управлением, наблюдая за светящимися точками на экране.

– Хорошая работа, – сказал офицер основного экипажа, захлопывая свой блокнот. – Вы вполне можете управлять кораблем, курсант-капитан Сперри!

Мы взяли курс на топливную базу, расположенную в Гибралтаре – не потому, что нуждались в топливе, а потому, что должны были исполнить новый приказ командования. В приказе разъяснений не было, и среди курсантов бродило множество слухов. Мы с Бобом наслушались самых фантастических версий, а потом решили не придавать им значения – что было в некотором роде ошибкой. Как часто бывает в жизни, в этой ситуации вступал в действие принцип «сломанных часов», которые хоть два раза в сутки, но показывают верное время. Из всех сплетен, которыми оброс новый приказ, хоть какая-то могла быть близка к истине.

К огромной топливной базе под флагом ООН мы подошли в самый разгар дня в надводном положении. Моя вахта закончилась до начала причаливания, но я не хотел идти отдыхать. Эсков в это же время сдал вахту младшего механика. Мы встретились в кают-компании, а потом тихо проскользнули на верхнюю палубу. Нам не хотелось попадаться кому-то на глаза. В общем-то сейчас находиться на палубе не возбранялось (лодка не могла начать погружение), но ядовитый язык курсанта-капитана Сперри никогда не знал отдыха.

Затаив дыхание, мы смотрели на исполинский известковый утес. /

– Нам разрешат сойти на берег, – со счастливой улыбкой сказал Боб. – Это будет потрясающе, Джим! Мы заберемся на гору, полюбуемся на африканских обезьян, а потом посмотрим через пролив на вершину Маунт-Абила. Еще тут есть пещера, она называется пещера Святого

Михаила, из нее, говорят, идет подземный ход до самой Африки…

– Внимание на верхней палубе! – раздался позади нас голос, усиленный динамиком. – Внимание двум курсантам на верхней палубе. Срочно явиться для доклада вахтенному офицеру!

Мы замерли, вслушиваясь в голос, явно принадлежащий командиру корабля. Явиться для доклада! Мы отсалютовали по пути капитанскому мостику и спустились вниз.

– Вот тебе и посмотрели на обезьян, – пробурчал я, спускаясь по трапу. – Просто невезуха какая-то…

Эсков даже не улыбнулся. Подтолкнув меня локтем, он кивнул в сторону капитанского мостика:

– Это не невезуха, Джим. Сомневаюсь, что командир обратил бы на нас внимание – даже если бы нам нельзя было находиться на палубе. Нет, ты только взгляни!

Я поднял голову. На мостике верхней палубы стоял командир подводной лодки. Он внимательно следил за тем, как причаливает судно. Рядом с ним прохаживался курсант-капитан Сперри и посматривал на нас с нескрываемым злорадством.

Вместо долгожданной экскурсии по Гибралтару мы были награждены сумасшедшим количеством отжиманий на спортивной площадке топливной базы. Тренировка получилась что надо – после десяти минут упражнений мы делали пятиминутную передышку, и так в течение целых двух часов. Во время одного из перерывов Боб заметил нечто такое, чего мы вовсе не предполагали.

Вокруг «Покателло» сновали машины, перевозящие топливо. Это было вполне обычным явлением. Такое происходит во время каждой загрузки корабля на топливной базе. Штабеля антирадиационных контейнеров, в которые было упаковано урановое топливо, поначалу не привлекли нашего внимания. До тех пор, пока Боб не заметил, что контейнеры вывозят с подлодки.

– Они разгружают топливо! – не поверив своим глазам, воскликнул я. – Но они с ума сошли! Нам еще предстоит пройти целых тридцать тысяч миль!

Еще не отдышавшийся Боб (отжимания давались ему тяжелее, чем мне) с сомнением поднял брови и покачал головой.

– Мы можем обойтись без излишков. Первоначального запаса топлива вполне хватит для того, чтобы два-три раза обогнуть земной шар. То, что вывозят с подлодки, скорее всего, наш резервный запас. Но все равно, это занятно.

Я согласился с тем, что это занятно, но у нас над головами раздался свисток, и мы с Бобом в числе дюжины проштрафившихся курсантов продолжили отжимания. На время мы забыли о том, что видели.

К вечеру «Покателло» опять вышел в море, взяв курс на военно-морскую базу в Неаполе. Этот переход не был отмечен никакими примечательными событиями. Не доходя до Неаполитанского залива, мы всплыли на поверхность и на рассвете вошли в пролив между островами-близнецами Капри и Искья. Я нес вахту утром и увидел, как над окутанным легкой дымкой конусом Везувия восходит солнце.

Именно здесь нам и сообщили скверную новость: наша экспедиция прерывалась.

Официально этому не было дано никаких объяснений. Радиограмма содержала только короткий приказ о возвращении на базу. Приказ стал обрастать слухами, и, вспомнив то, что мы с Бобом видели в Гибралтаре, я дал происходящему единственное правдоподобное объяснение: экспедиция прерывается из-за дефицита урана.

Едва ли на корабле был хоть один человек, равнодушно воспринявший приказ о возвращении – мы слишком долго ждали этого плавания. Но для меня окончание экспедиции означало не просто прерывание увлекательного морского круиза. Я уже предвосхищал свое прибытие в Маринию и встречу с дядей, Стюартом Иденом. Теперь, конечно, все отменялось.

Приказ о возвращении на Бермуды был получен ранним утром. Но «Покателло» должен был принять на борт необходимый запас провизии, и поэтому его отплытие откладывалось до позднего вечера. Мы с Эсковом на целый день получили увольнение на берег и все же, садясь в шлюпку, не могли похвастаться хорошим настроением.

Конечно, на берегу настроение как-то само по себе улучшилось. Мы никогда не были так далеко от дома. Неаполь казался нам совершенно другим миром, от которого до наших родных мест – Нью-Лондона и Нью-Йорка – было почти так же далеко, как до луны.

Мы бродили по узким древним улочкам и по широкой набережной возле самой воды, а потом зашли в самый центр города – в покрытое стеклянной крышей galleria [2], где взяли по чашке крепчайшего черного кофе.

Мы с наслаждением пили кофе, когда нас окликнул худощавый смуглый человек, с лица которого не сходила дружелюбная улыбка.

– Scusi, signori! [3]

На человеке была надета ярко-голубая форма со скрещенными якорями на воротнике – такую носили итальянские подводники. И Боб, и я переглянулись в замешательстве. Потом я все же собрался с духом и ответил:

– Привет… Мы… мы не говорим по-итальянски, сэр. Незнакомец пожал плечами.

– Я немного говорю по-английски, – сказал он почти без акцента, правда немного медленно выговаривая слова. – Прошу извинить, что вмешиваюсь в вашу беседу, но вы, кажется, с американской подлодки?

– Точно, – с улыбкой подтвердил Боб. – Я – курсант Академии подводного флота Эсков, а мой друг – курсант Иден.

Тут Боб протянул итальянцу руку, и они обменялись рукопожатиями.

– Значит, я не ошибся, – сказал итальянец. – Рад приветствовать вас в Неаполе, джентльмены. Капитан третьего ранга Виторио ди Латерани – к вашим услугам.

Только теперь мы с Бобом поняли, что имеем дело с кадровым офицером-подводником. Мы поспешно поднялись со стульев и взяли под козырек. Он с подчеркнутой учтивостью ответил нам тем же. По словам капитана Виторио ди Латерани, присутствие иностранного корабля в Неаполе было для него значительным событием, и он счел бы за честь организовать для нас небольшую экскурсию.

Мы с Бобом переглянулись – на такое предложение трудно было не согласиться.

Капитан ди Латерани был ненамного старше нас. Ему было всего двадцать, а офицерское звание он получил только в прошлом году. Его подлодка «Понтевеккьо» стояла на ремонте в сухом доке, а сам он был временно откомандирован в распоряжение командира военно-морской базы. Сейчас у ди Латерани была уйма свободного времени и личный автомобиль. Когда он предложил нам осмотреть окрестности Неаполя, мы без лишних колебаний согласились.

Мы прекрасно провели время. Но к концу дня в прямом и в переносном смысле этого слова над нами стали сгущаться тучи. Они уже с полудня стали скапливаться вокруг Везувия. Я и сегодня не могу забыть этой картины: мы сидели в небольшом ресторане у подножия бывшего вулкана и допивали по последней чашке кофе, когда разразилась гроза.

При первых же раскатах грома капитан ди Латерани вскочил на ноги.

– Маdге mio! [4] – встревоженно произнес он. – Джентльмены, нам надо торопиться. Дорога проходит через горы, а во время ливня по ней не проедешь. Так что, если вы хотите успеть к отплытию…

Мы не успели…

В док, где стоял «Покателло», мы приехали через час после захода солнца. Мне этот час показался годом. «Покателло» уже вышел в открытое море.

Мы испробовали все возможности. Итальянский капитан, покрасневший от переживаний за наше опоздание, домчал нас на своем маленьком автомобильчике в штаб военно-морской базы и попытался организовать хоть какой-нибудь транспорт – торпедный катер, самолет или что-то такое, на чем мы могли бы догнать подлодку прежде, чем она отойдет на достаточное расстояние от берега и погрузится под воду. Но гроза не позволяла поднять в воздух самолет, а к тому времени, когда ди Латерани уговорил наконец командира торпедного катера отправиться в погоню за «Покателло», на экране радара базы появилась лаконичная надпись: «Американская подлодка произвела погружение и находится вне досягаемости».

Мы проморгали свой корабль.

Все, что нам оставалось – это доложить о себе дежурному американскому офицеру базы и ждать решения своей участи.

Признаюсь, это было очень нелегкое ожидание.

Я думаю, все можно было бы уладить, если бы мы вернулись на борт «Покателло» даже в Гибралтаре. Но судьба распорядилась по-другому. Дежурный офицер пожалел нас и дал радиограмму на нашу подлодку, в которой просил командира подождать в Гибралтаре до тех пор, пока мы не прибудем туда ближайшим самолетом. Ответа не было целую вечность, а потом мы прочитали:

«Предложение не принимается. Упомянутые Вами кадеты должны отбыть самолетом непосредственно в академию.

Брэнд Сперри, второй помощник капитана,

командир учебного экипажа».

На следующее утро мы сели в пассажирский самолет, на котором совершили долгое и унылое путешествие домой.

В академии нас ждал неласковый прием. Нас вызвал на беседу сам начальник академии. Мы стали позором для своего курса – так он и сказал. Случай, произошедший с Эсковым на первом году обучения, в свете нашей нынешней провинности стал намеренным нарушением дисциплины. Что до меня, то я дискредитировал славную репутацию своих отца и дяди. Нас поставили перед выбором: отказаться от военной службы или предстать перед трибуналом.

Мне кажется, что мой отец выбрал бы трибунал. Но для Эскова такой выбор не сулил ничего хорошего. Учитывая первое происшествие, судьи явно приняли бы решение не в его пользу. А я не мог даже подумать о том, чтобы остаться на службе, если мой товарищ за такую же провинность будет с позором отчислен из академии.

Мы решили распрощаться с военной карьерой.

И все же меня не оставляла мысль, что причиной наших невзгод было не простое нарушение дисциплины.

С тяжелым сердцем я отправил дяде Стюарту пространную радиограмму, в которой подробно описал все, что с нами произошло, и принялся собирать вещи.

7

ПИСЬМО ИЗ МОРСКИХ ГЛУБИН

Ответная радиограмма не заставила себя ждать:

Письмо пришло через неделю.

Лучше бы оно шло целую вечность.

Послание было запечатано в необычный продолговатый голубой конверт, в левом верхнем углу которого были указаны имя и адрес адвоката моего дяди. Когда я надорвал конверт, из него выпали три листка бумаги: банковский чек на сумму, от которой у меня глаза полезли на лоб, небольшая карточка из твердой желтоватой бумаги, на которой небрежным дядиным почерком было написано следующее:

Это была весьма загадочная записка. Чтобы получше понять смысл дядиных слов, я прочел ее дважды. Что он мог предвидеть – то, что я не справлюсь с учебой в академии? Но как тогда увязать это со словами «нет ни капли твоей вины»? Озадаченный этим посланием, я взял в руки последний листок.

Он-то и заставил меня забыть про два предыдущих. Это было письмо, отпечатанное на дорогом фирменном бланке, вверху которого красовалась надпись: «Уоллес Фолкнер, адвокат».

«Господину Джеймсу Идену, курсанту Академии подводного флота Соединенных Штатов, третий курс, команда № 5.

Уважаемый сэр,

С глубоким прискорбием извещаю Вас, что Ваш дядя, Стюарт Иден, умер. Вскоре после того, как он написал Вам вложенное в этот конверт письмо, ему пришлось срочно уйти в плавание к подводному городу Севен-Доум. Путь от Тетиса к Севен-Доум проходит через впадину Идена. Пересекая эту впадину на глубине восьми тысяч метров, подводный аппарат Вашего дяди начал подавать сигнал бедствия. Сигнал был внезапно прерван, связь восстановить не удалось.

Аварийные службы подводных поселений предприняли все возможное, чтобы разыскать батискаф Вашего дяди, но их попытки не увенчались успехом. Я берусь утверждать, что вероятность того, что Ваш дядя остался в живых, практически равна нулю.

Я полагаю, Вам известно, что Вы являетесь его единственным наследником. К сожалению, я должен уведомить Вас, что Ваш дядя не был состоятельным человеком.

Главная часть его капитала была вложена в 80 акций компании под названием «Марин Майнз». В силу того, что данная компания выпустила всего 100 акций, Ваш дядя является владельцем контрольного пакета. Ценность этих акций представляется довольно проблематичной. Номинальная стоимость каждой из них составляет одну тысячу долларов, но при существующей конъюнктуре на них едва ли найдется покупатель.

Несколько лет тому назад компания «Марин Майнз» получила от правительства Маринии концессию на разработку всех природных богатств, находящихся в районе впадины Идена. Эти потенциальные природные ресурсы и составляют основной капитал компании. И хотя ценность полезных ископаемых, залегающих под дном впадины Идена, может быть чрезвычайно велика, их промышленная разработка в настоящее время нереальна. Существующие на сегодня конструкции подводных транспортных средств не могут обеспечить работы на такой глубине. Вполне возможно, что смерть Вашего дяди произошла при испытаниях какого-то нового вида глубоководной техники, пригодной для разработок богатств впадины Идена. К сожалению, эти испытания оказались неудачными.

В общем-то весь проект оказался утопическим, лишенным практического значения. И еще. В водах впадины замечены опасные для человека морские животные – исполинские осьминоги и совершенно неизвестные существа, называемые моряками «К. Вапти». По рассказам, впадина представляет собой ареал обитания гигантских морских ящеров, хотя достоверно подтвердить этого никто не может.

Тем не менее среди моих клиентов есть человек, готовый с риском для себя стать владельцем акций. Вероятно, он рассчитывает, что со временем появится техника, которая позволит разрабатывать природные богатства впадины. Вы, впрочем, должны знать, что в обозримом будущем этого не произойдет. К тому же хочу напомнить Вам, что в соответствии с законом о чрезвычайном положении, действующим в Маринии, концессии на разработку полезных ископаемых должны быть реализованы в течение восьми лет, в противном случае их предмет становится общественным достоянием. Так что работы по освоению богатств впадины должны начаться не позже этого срока.

Предусмотренный законом восьмилетний период заканчивается 1 февраля следующего года. Вы, наверное, понимаете, что, если за это время и появится какая-то новая техника, ее нельзя будет подготовить к практическому использованию за столь короткое время.

Исходя из этих соображений, я искренне рекомендую Вам рассмотреть любое предложение о продаже Ваших акций. В данном случае я уполномочен предложить Вам по 400 долларов за акцию, что в сумме за весь контрольный пакет «Марин Майнз» составит 32 тысячи долларов.

Эта цена является окончательной и не может быть увеличена.

Если Вы согласны принять мое предложение, незамедлительно подтвердите это радиограммой. Я уже подготовил проект соответствующего контракта и готов начать оформление сделки тотчас же после получения Вашего согласия. Предупреждаю, что мой клиент может в любую минуту отозвать свое предложение – поэтому Вам надо действовать без промедлений. Уверяю Вас, что на биржевых торгах Ваша акция не будет стоить и десятой части предложенной мной цены.

Остальная недвижимость Вашего дяди состояла из батискафа, в котором он исчез и который едва ли можно спасти, и личных вещей, которые будут высланы Вам подводной почтой.

Заверяю Вас, что готов так же ревностно отстаивать Ваши интересы, как делал это в отношении Вашего дяди.

Жду Вашей радиограммы.

С выражением глубокого соболезнования остающийся Вашим искренним слугой – Уоллес Фолкнер».

8

ЧЕЛОВЕК В БЕЛОМ КОСТЮМЕ

Известие о смерти дяди Стюарта повергло меня в настоящий шок – тем более что пришло оно в тот момент, когда я еще не оправился от переживаний по поводу ухода из академии. Но горечь невосполнимой потери, о которой я узнал из письма адвоката Фолкнера, заставила меня тут же забыть о своих личных неурядицах. Если бы наше плавание не было прервано, если бы все шло по плану и я смог увидеться с дядей в Маринии…

Но лить слезы из-за того, чего уже нельзя было поправить, не имело смысла. В Нью-Йорке, куда я прилетел после расставания с академией, мы подробно поговорили о моих делах с Эсковом. Он согласился, что в письме Фолкнера больше вопросов, чем ответов, и спешить с продажей акций анонимному клиенту не следует. Но решение этой проблемы так мало значило для меня по сравнению с потерей единственного близкого родственника!

Я так много лет ждал, когда мы с дядей начнем исследовать загадочные глубины Маринии! Служба в подводном флоте приблизила меня к осуществлению этой мечты; мы могли бы часто видеться друг с другом, заниматься общим делом.

Его смерть казалась просто невероятной.

Я решил немедленно отправиться в Маринию и попытаться сделать все возможное, чтобы разыскать тело Стюарта Идена, а потом уже заняться глубоководным месторождением. Нереально? Меня не смущало это слово. В конце концов, мне было всего семнадцать лет.

Я отправил Фолкнеру радиограмму, в которой сообщил, что акции «Марин Майнз» не предназначены для продажи и что я вскоре прибуду в Тетис для юридического оформления своей правопреемственности.

Его ответ последовал тотчас же.

«В Вашем приезде в Тетис нет необходимости. Я готов в полной мере представлять Ваши интересы. Мой совет – немедленно продайте акции. Поскольку я уполномочен вести торг – от имени Моего клиента, предлагаю Вам 80 тысяч долларов за весь пакет. Жду Вашего немедленного ответа. Не сомневайтесь в моей преданности.

Уоллес Фолкнер».

Такое послание не могло оставить меня равнодушным. Я показал его Эскову, и у него тоже возникли подозрения. В самом деле, странно, что некая персона, неохотно согласившаяся дать за акции тридцать две тысячи, не задумываясь, позволила увеличить цену более чем в два раза!

Если эти акции представляли для кого-то ценность, они могли пригодиться и мне самому. К Фолкнеру я уже испытывал откровенное недоверие. Конечно, дядя едва ли поручил бы вести свои дела мошеннику. И все же…

Заявления адвоката казались мне неискренними. Слишком уж часто он упоминал о «доверии» и «сочувствии», слишком настойчиво гнул свою линию. Зачем было пороть горячку с продажей акций за тридцать две тысячи, если через пару дней он был готов предложить восемьдесят?

У Эскова на этот счет было такое же мнение.

– Я не знаю, кто он – плут или скверный бизнесмен, но с ним надо держать ухо востро!

В общем, я дал новую радиограмму:

«Акции не продаются. Прибываю на подводном лайнере „Испания“.

Тут же я вылетел в Сан-Франциско, чтобы попасть на борт огромного подводного корабля, совершавшего пассажирские рейсы в Маринию.

Несмотря на густой туман, самолет вовремя приземлился в Сан-Франциско.

У меня было достаточно времени для того, чтобы получить билет на «Испанию», заграничный паспорт и несколько часов погулять по городу. Лайнер шел прямым курсом в Маринию. Это был один из лучших кораблей тихоокеанского подводного флота, и предстоящее путешествие вызывало во мне чувство радостного интереса. Как быстро мы забываем про свои печали! Не прошло и недели с тех пор, как я узнал о смерти дяди Стюарта, всего пятнадцать дней назад я пережил самый позорный момент в своей жизни, мне пришлось написать рапорт об отчислении из академии – и вот теперь я с воодушевлением готовился к новому рискованному предприятию. Конечно, я готовился к серьезной встрече с Уоллесом Фолкнером и некоторыми другими людьми в Тетисе. Ведь теперь я был владельцем контрольного пакета акций целой компании! Правда, если верить Фолкнеру, активы этой компании и гроша ломаного не стоили.

В это, однако, я упорно не верил. Я уже говорил, что мне было всего семнадцать лет.

Мне еще предстояло узнать, кем был мой неизвестный партнер, владевший остальными двадцатью процентами акций. Дядя Стюарт никогда не говорил об этом, да и Фолкнер хранил на этот счет упорное молчание.

Ответы на все свои вопросы я надеялся получить в самое ближайшее время.

Оформление заграничного паспорта не составило никаких трудностей. С тех пор как Мариния была объявлена самостоятельным субъектом международного права под эгидой ООН, множество американцев приезжали туда работать, отдыхать или путешествовать. Среди пассажиров «Испании» было множество отпускников. Перед тем как прибыть в Тетис, корабль должен был сделать остановки в Блэк-Кэмпе и совсем небольшом поселении Иден-Доум. Кроме паспорта я имел при себе удостоверение личности – это был целый буклет с подробным изложением моей биографии – и свидетельство о рождении. Я не знал точно, какие документы потребуются, чтобы подтвердить мое право на наследство Стюарта Идена, и поэтому прихватил с собой все, что можно. Самое необходимое сложил в небольшой портфель, остальные пожитки – в чемоданы, которые коридорный отнес в камеру хранения моей гостиницы. Спустившись к гостиничной стойке, я обнаружил адресованную мне радиограмму из Нью-Йорка:

«Ваш приезд в Маринию нецелесообразен и опрометчив. Ваши планы начать работы во впадине Идена совершенно нереальны. Предупреждаю Вас: это глупое, самоубийственное решение. Мой клиент делает последнее предложение: он удваивает цену. Жду Вашего ответа прямо у аппарата. Гарантирую, что лучших условий Вам никогда не будет предложено.

Уоллес Фолкнер».

Сто шестьдесят тысяч долларов!

Я начинал чувствовать себя богачом.

И все же… Если что-то и было нужно для того, чтобы заставить меня спешить в Тетис и отказываться от любых предложений по продаже акций, так именно такая радиограмма. Почему Фолкнер так упорно не желает, чтобы я приехал туда? Какие причины заставляют его нагнетать страсти вокруг «опасностей» во впадине Идена?

Я просто продублировал свой предыдущий ответ.

А потом, к своему стыду, обнаружил, что за каждым моим шагом следят.

Встав на транспортер кольцевой надземной дороги, я отправился к морскому вокзалу.

День был холодным и пасмурным, пришедший с моря густой туман окутал весь город. Хотя был полдень, на улицах горели фонари, их красноватые круги резко выделялись на фоне желтоватой мглы. Сквозь холодную пелену тумана слабо светились посадочные огни аэродрома. Как размытые мазки красной краски, просвечивали противотуманные фары низко летящих пассажирских вертолетов.

Застегнувшись на все пуговицы, я стоял на вибрирующем полу надземки, крепко держался за поручень и думал о предстоящем мне путешествии. По чистой случайности я обратил внимание на огромного тучного человека, примостившегося на транспортере примерно в сорока метрах от меня. Я бы не задержал на нем свой взгляд, если бы не его странная, нездоровая внешность: он был жирный, огромный, бесформенный. Одет человек был безвкусно и неряшливо: белая навыпуск рубашка и обтягивающие белые брюки были порядком запачканы. Длинный синий плащ, трость из черного дерева с серебряным набалдашником, широкополое красное сомбреро с высокой тульей.

Он показался мне знакомым – так иногда нам кажутся знакомыми совершенно неизвестные люди. Может быть, когда-то раньше мне и доводилось встречаться с ним, но где и при каких обстоятельствах, я не мог вспомнить.

Но мне надо было сходить, и я забыл про незнакомца.

Забыл надолго.

В здании морского вокзала я подошел к окошку, в котором оформлялись билеты на подводные суда, и, отстояв небольшую очередь, подтвердил свое право занимать отдельную каюту на «Испании». Когда я уже собрался отойти от окна, человек в белом костюме возник за моей спиной.

Это не могло быть простым совпадением!

Я был уверен в этом. Но для того чтобы окончательно развеять сомнения, мне нужны были доказательства. Я попытался их найти.

В общем-то неизвестный не проявлял ко мне никакого интереса. Он что-то спросил у служащего в окошке и получил короткий ответ, потом удовлетворенно кивнул, пересек зал и стал задумчиво смотреть в окно. Его глаза были скрыты широкими полями шляпы; пальцы толстой руки, обтянутой белой перчаткой, слегка постукивали по оконной раме.

И все же меня не покидала уверенность, что человек фиксирует каждое мое движение!

Я купил в вокзальном киоске газету и направился к выходу. Оборачиваться для того, чтобы узнать, идет ли за мной незнакомец, не стал.

Быстро и легко я зашагал к морю. Уже темнело. До отправления «Испании» оставалось достаточно времени, но мне нельзя было медлить. Небо напоминало тусклый желтоватый купол, огни города отражались от непроницаемой пелены тумана. Вокруг уличных фонарей и бакенов мерцали яркие радужные ореолы. Все складывалось прекрасно!

В темноте, на безлюдной улице я свернул в подворотню. Я не слышал шагов моего преследователя до тех пор, пока он не показался в проеме подворотни. Тогда я прыгнул вперед и, держа руку в кармане, словно у меня там был спрятан пистолет, громко крикнул:

– Ни с места!

Незнакомец, похоже, нисколько не смутился. Он внимательно посмотрел на меня из-под полей своего сомбреро, а потом спокойно сказал:

– Не надо стрелять.

Судя по его ровному дыханию, он совершенно не волновался. В какой-то момент я даже засомневался: может быть, я ошибся? А вдруг это случайный прохожий? Тогда он поднимет крик и вызовет полицию. Меня примут за грабителя. Конечно, я смогу доказать свою невиновность, но за это время мой корабль уйдет – а мне вполне хватило опоздания на «Покателло».

И все же это был не безобидный прохожий. Просто он был готов к неожиданному повороту событий. Незнакомец замер и внимательно посмотрел на меня.

– Успокойся, парень. И будь поосторожнее с оружием.

– Поосторожнее? – зло переспросил я. – Сначала скажи, почему ты преследуешь меня! Быстро отвечай!

– Да о чем ты говоришь? – притворно удивился толстяк.

– Ты знаешь, о чем, – резко сказал я. – Немедленно поворачивай обратно, или я выстрелю!

Конечно, я не стал бы стрелять – даже если бы у меня в кармане действительно был пистолет. Но то, что знал я, не знал он. Незнакомец посмотрел мне в глаза и приоткрыл рот, словно собирался что-то сказать…

Я слишком поздно заметил маленькую блестящую металлическую капсулу, блеснувшую у него между зубами.

Толстяк сжал зубы, и из капсулы брызнула тонкая острая струйка. Я почувствовал, как холодные капли попали на мою щеку. Холод тут же сменился нестерпимым жжением. Мое лицо горело, как в адском пламени; мозг пронзили горячие иглы.

«Я должен был знать… – успел я сказать себе в последнюю долю секунды, – я должен был знать, что он не сдастся без боя! Капсула с анестезирующим препаратом – это старая уловка. Надо было помнить об этом…»

Перед глазами замелькали яркие вспышки света. И тут же исчезли. Через секунду я уже ничего не видел. Только чувствовал, как анестезирующий препарат выключает мое сознание и я падаю на землю.

Наверное, прошло больше часа, прежде чем я пришел в себя.

Пошатываясь, я встал на ноги. Все мои мышцы болели.

Все это время я пролежал в темной подворотне. Рядом не было ни души. Держась одной рукой за стену, я ощупал свои карманы.

Без сомнения, меня обыскивали. Мой бумажник валялся на земле, из него выглядывал паспорт.

На первый взгляд ничего не пропало. Паспорт, удостоверение личности, часы, деньги – все было на месте. Ясно, что целью моего преследователя было не ограбление: при себе у меня была довольно-таки большая сумма денег, которая не убавилась ни на цент.

Наспех стряхнув грязь с одежды, я вышел из подворотни. Теперь я должен был во что бы то ни стало попасть в порт до отплытия «Испании».

На этот раз мне повезло. Совсем рядом кружил вертолет-такси, летчик заметил мои призывные жесты и с глухим рокотом опустил машину на мостовую.

Садясь в вертолет, я подумал, что о случившемся надо было бы сообщить в полицию… но, взглянув на часы на приборной доске вертолета, тут же понял, что у меня ни на что не осталось времени.

Я попросил пилота доставить меня как можно ближе к готовящейся к отплытию «Испании». Слава Богу, мой багаж был уже на борту. Таинственный преследователь в белом костюме не нанес мне серьезного ущерба.

По крайней мере, так мне тогда казалось…

9

НА БОРТУ «ИСПАНИИ»

Оказавшись на борту «Испании», я тотчас же забыл про все свои неприятности.

Огромный подводный лайнер, более трехсот метров длиной и высотой с семиэтажный дом, слегка покачивался на тихоокеанской волне. Я поднялся на борт по закрытой аппарели [5], но даже через ее иллюминаторы смог разглядеть мерцающую иденитовую оболочку, покрывающую весь исполинский корпус подлодки, обтекаемые, как у торпеды, очертания ее носа и кормы.

Осуществлялось одно из моих самых сокровенных желаний! Под простирающейся темной морской равниной лежало тихоокеанское дно. Сначала на многие мили тянулось мелководье континентального шельфа, затем оно сменялось глубоководными впадинами, в которых располагались города Маринии – на расстоянии трех тысяч миль от Америки и на глубине в три тысячи метров.

Через несколько минут судно, на борт которого я ступил, соскользнет в воду и возьмет курс на подводные города!

Я почти забыл про академию, про смерть дяди… и даже про человека в красном сомбреро.

Почти, но не совсем. Теперь я внимательно присматривался к каждому пассажиру, попадавшемуся мне на глаза. В основном на корабле плыли туристы, для них долгое подводное путешествие было чем-то вроде развлекательного круиза. Прохаживались по палубе и грубые с виду горняки – разработчики подводных месторождений, загоревшие под светом тройоновых ламп. Среди пассажиров деловито сновали щеголеватые офицеры и матросы экипажа, занимавшиеся последними приготовлениями к отплытию. Приметил я и новоиспеченных лейтенантов и гардемаринов Академии подводного флота в алой форменной одежде, увидев их, я испытал острое чувство ревности.

Никто из пассажиров не казался мне подозрительным. Личностей, похожих на человека в красном сомбреро, на подводном корабле не было.

Я расписался в пассажирской ведомости и стал ждать стюарда, который должен был провести меня к моей каюте. Наученный горьким опытом, я не переставал присматриваться к пассажирам.

Только теперь мне стало ясно: человек в красном сомбреро был слишком заметной фигурой. Он должен был бы стать невидимкой, чтобы я не заметил его здесь.

Скорее всего, на этот раз тот, кто интересовался моими делами, должен был поступить более хитро. Теперь приставленный ко мне соглядатай должен был выглядеть безобидно и незаметно, чтобы я при всем желании не мог заподозрить в нем шпиона.

Когда я понял, кого я должен искать, я взглянул на толпу в пассажирском салоне совсем другими глазами. И тут же нашел очень подозрительного человека – я просто был уверен, что это именно он.

Пассажир стоял, ссутулясь, возле своего багажа и рассматривал пол. Маленький, худой, съежившийся человечек. На его узком лице не было и тени эмоций, в водянистых глазах стояла пустота, неприметная серая одежда не выглядела ни элегантной, ни неряшливой.

Когда такие личности исчезают из поля вашего зрения, вы не можете вспомнить ни одной детали их невыразительной внешности.

Конечно, я говорил себе, что у страха глаза велики и что, если так пойдет и дальше, вот-вот начну верить в привидения.

Ведь этот человечек мог быть обычным пассажиром! Возможно, на борту «Испании» до меня вообще никому не было дела. И все же… Люди, которые не поленились проделать огромный путь, чтобы выследить меня на пустынной улице Сан-Франциско, не могли так просто выпустить меня из виду.

Так или иначе, я решил не терять бдительности.

Возле меня остановился одетый в белую униформу стюард. Я показал ему свой багаж, вручил чаевые и предупредил, что в свою каюту я приду немного позднее. Я прошел со стюардом до дверей салона, а потом, притаившись в укромном месте, стал наблюдать за тем, что будет делать серенький человечек.

Через пару минут человечек подозвал стюарда, показал ему свои чемоданы и пошел в том же направлении, что и стюард с моим багажом. Я подождал, пока незнакомец удалится на безопасное расстояние, а потом последовал за ним.

В сопровождении стюарда маленький человечек прошел мимо лифта, который доставлял пассажиров в каюты третьего класса, и направился к эскалатору, ведущему к фешенебельным каютам на верхней палубе. Стало быть, его каюта располагалась там же, где и моя.

Вскоре стюард остановился и зазвенел ключом, открывая дверь. После этого и он, и владелец багажа вошли в каюту.

Как только они прикрыли дверь, я подошел поближе и взглянул на номер. За незнакомцем числилась каюта № 335.

А я должен был занять каюту № 334.

Чтобы окончательно убедиться в том, что я не ошибся, я подозвал стюарда. Он, не раздумывая, указал мне на каюту, расположенную по соседству с каютой серого человечка. Довольно-таки неожиданно, но мы оказались соседями.

Теперь я отбросил всякую мысль о совпадениях. Я знал!

Стюард вошел следом за мной в каюту. Он показал мне, как отрегулировать освещение, как управляться с кондиционером и регулятором температуры, как включать радиоприемник, пользоваться душем и другой бытовой техникой. Потом нарочито долго стал развешивать полотенца в ванной комнате – старый испытанный способ выпрашивания чаевых.

…Наверное, такое соседство могло быть случайностью… и все же я знал, что это не так. Человек в красном сомбреро без труда мог рассмотреть номер каюты в моем билете – он стоял в очереди за моей спиной, но даже если он не увидел номера каюты на вокзале, то удовлетворил свое любопытство, вывернув мои карманы в подворотне. Для серого человечка (при условии, что он был сообщником моего преследователя) не составило никакого труда купить билет в каюту по соседству со мной.

И все же… с какой целью они преследовали меня?

Я стал рыться в карманах в поисках мелкой монеты для стюарда.

Получив причитавшееся ему вознаграждение, стюард направился к двери. Я остановил его.

– Скажите-ка, – спросил я наигранно беспечным тоном, – а что у меня за сосед? Мне кажется, я его уже встречал где-то.

Стюард не менее искусно изобразил на своем лице недоумение.

– Если это ваш знакомый, почему бы вам не поговорить с ним?

Я, не раздумывая, вынул из кармана еще одну монету, и стюард стал заметно сообразительнее.

– Так вы сможете узнать его имя?

– Вне всякого сомнения, сэр. Оно записано в пассажирской ведомости.

– Вы меня очень обяжете.

Стюард понимающе кивнул и вышел из каюты. Через пять минут он уже стучал в дверь.

– Это некто И. Эй. Смит, сэр. Адрес не указан, – он замялся. – Казначей сказал, что заказ был сделан в последнюю минуту.

– Что ж, спасибо, – с нарочитой небрежностью поблагодарил я стюарда. – Выходит, я ошибся. Сами знаете, сколько на свете этих Смитов.

– Да, и многие из них вовсе не Смиты, – с заговорщицкой улыбкой ответил стюард, прикрывая за собой дверь.

Когда на следующее утро я вышел из своей каюты, лайнер уже шел на приличной глубине. Я ощущал легкую качку, не беспорядочную и изнурительную, как на надводных судах, а мягкую и убаюкивающую: это корабль преодолевал потоки мощных глубинных течений. Мягкая качка да еще почти неощутимая вибрация от работы винтов говорили, что мы идем со скоростью шестьдесят узлов в час или даже быстрее.

Во время завтрака я познакомился с одним из младших офицеров, и он предложил мне посмотреть корабль. Я, конечно, не отказался.

Для начала мы совершили прогулку по пассажирской палубе. Мой новый знакомый открыл металлическую ставню иллюминатора, и мы стали вглядываться в темноту.

Я столько раз видел все это раньше! Непроницаемая темнота, на фоне которой возникают непонятные светящиеся силуэты и быстро проносятся мимо.

– Мы идем на глубине двести метров, – пояснил офицер. – Вода за бортом – ледяная. Давление составляет примерно сто килограммов на квадратный сантиметр.

– Я понимаю, – с улыбкой кивнул я, а потом привычным движением задраил иллюминатор. Офицер с удивлением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Мы спустились ниже. Подводник показал мне цистерны главного балласта с их мощными помпами, аккумуляторную палубу с рядами батарей Воклэна, которые могли обеспечивать энергоснабжение корабля в случае отказа, невероятного почти, атомного реактора. Потом мы не торопясь обошли махину реактора. В его тихом гудении слышалась песня цепной ядерной реакции. Полюбовавшись на реактор, мы прошли через отсеки главного двигательного агрегата; там царили образцовая чистота и порядок, правда, немного пахло нагретым моторным маслом. Двигатели работали практически бесшумно, слышалась только сдержанная вибрация винтов и порывистое дыхание пара, выходящего из турбин в конце теплообменной цепи.

Мы посмотрели очень многое: грузовые отсеки, бак, центр вспомогательных механизмов, верхнюю палубу с бассейном и концертным залом, отсеки над основным корпусом, где были расположены центральный пост, штурманская рубка, радиостанция и каюты офицеров.

«Испания» так же сильно отличалась от потрепанного ветерана «Покателло», как изумруд от куска глины. Но если бы у меня была возможность выбора, я бы, не раздумывая, предпочел оказаться на старой субмарине в своем прежнем качестве.

Незаметно прошло полдня. Мы пообедали. Потом наступил вечер, а вместе с ним и ужин. «Испания» все так же безмолвно и неутомимо продвигалась сквозь черную пучину Тихого океана.

В свою каюту я пошел только за полночь.

Едва переступив порог, насторожился: что-то было не так.

Не вынимая ключа из замочной скважины, я стал вглядываться в темноту и прислушиваться. Мое шестое чувство подсказывало мне, что происходит что-то неладное. Пока я отсутствовал, в каюте что-то изменилось.

Я включил свет и осмотрелся по сторонам. Если кто-то и рылся в моих вещах, то делал он это на удивление искусно. Я не обнаружил никаких следов обыска. Но чувство тревоги не исчезло.

Не долго думая, я приступил к детальному осмотру каюты. Вскоре в ванной, в шкафчике для полотенец, я нашел то, что искал.

Я заметил, что пол в углу покрыт тонким слоем пластиковой пыли. А внутри шкафчика, за перекладиной, на которой висят полотенца, обнаружил небольшое круглое отверстие. Совсем маленькое, диаметром в полсантиметра. Кто-то насквозь просверлил стену моей каюты.

Для чего?

Загадка была не такой уж простой. В это отверстие нельзя было подглядывать – его плотно прикрывала перекладина для полотенец. Подслушивать? Вряд ли. В наше время для этих целей существуют электронные «жучки» – их проще установить и труднее заметить.

И все же… просверлили эту дырку совсем не случайно.

Так и не найдя подходящего ответа на этот вопрос, я решил, по крайней мере, принять меры предосторожности. Я вызвал стюарда и сказал ему, что хотел бы перейти в другую каюту. Если бы я знал, каковы будут последствия этого решения…

Но откуда мне было это знать?

Стюарда явно озадачило мое пожелание.

– Такого мы обычно не делаем, сэр, – не без раздражения сказал он. – Чем вам не понравилась эта каюта?

Стюард был не тот, с которым я разговаривал утром. Я изобразил на лице высокомерную гримасу.

– Послушайте, мне нужна другая каюта. Я ничего не хочу вам объяснять. Но… я готов платить за обе каюты, если у вас такие идиотские правила!..

Мне совсем не нравилось выступать в роли богатенького наглеца. Однако выхода не было – надо было или рассказывать стюарду о непонятном отверстии в стене, или ломать комедию. Чтобы не посвящать никого в мои дела, я предпочел последнее.

Стюард не переставал брюзжать, но я достал из кармана подходящую купюру, и после этого он стал намного сговорчивее.

– Прошу вас следовать за мной, – сказал стюард с учтивостью человека, чья профессия подразумевает терпимое отношение к чужим капризам.

…В эту ночь я спал как ребенок. Крепким, беспробудным сном.

И все же если бы я спал на своем прежнем месте, мой сон был бы куда более беспробуден.

10

ДОЛГИЙ СОН

Проснувшись, минут пять я не мог понять, где нахожусь. Мои бритвенные принадлежности остались вместе с другими вещами в каюте № 334. Я хотел было пойти за ними, но меня заинтриговали новые оттенки, которые появились в ровном гудении винтов лайнера. Вчера звуки были иными.

Кажется, мы тормозили. Я быстро оделся и вышел в коридор. Попавшийся навстречу матрос сказал, что мы заходим в док Блэк-Кэмпа, первого поселения под непроницаемым куполом, построенного на дне океана. У меня в запасе было достаточно времени для того, чтобы позавтракать и даже заглянуть в судовую парикмахерскую. В свою старую каюту я решил пока не ходить.

Судовой парикмахер быстро привел мои щеки в порядок. Я вышел из парикмахерской в приподнятом настроении и пошел завтракать.

По дороге мне встретился серый человечек. Мы впервые посмотрели друг другу в глаза. Его выцветшие глазки взглянули на меня как-то ошарашенно, а с тонких губ было готово сорваться невольное восклицание. Сероватое лицо человечка резко побледнело, он затрясся, как в лихорадке, и, повернув назад, пошел прочь по коридору.

Жизнь загадывала мне еще одну загадку.

Почему серый человечек так удивился, увидев меня? Не желая ломать над этим голову, я махнул рукой и пошел в ресторан.

Я уже заканчивал завтрак, когда «Испания» вошла в док Блэк-Кэмпа. За тридцать три часа подводный корабль преодолел расстояние почти в три тысячи километров. Я вышел на верхнюю палубу и припал к одному из иллюминаторов.

Итак, моя первая встреча с подводным городом состоялась! Вокруг все было так странно и любопытно, что я забыл про цепь таинственных событий, осложнивших мою жизнь.

Передо мной расстилалась огромная илистая равнина, покрытая водорослями-радиаляриями и светившаяся бледным фосфорическим сиянием. Благодаря оптическому искажению она казалась бесконечной, хотя свойства воды не позволяют видеть дальше чем на несколько сотен метров.

«Небо» – массы холодной океанской воды над головой – было совершенно черного цвета. Странный мир: фосфоресцирующие равнины и поблескивающие горы под черным-черным небом.

И все же подводные пейзажи были мне знакомы. Главным откровением оказался сам Блэк-Кэмп. Он скрывался под огромным сферическим куполом из иденита, возвышающимся, словно призрачное видение, посреди светящейся равнины. Похожий на бронированный пузырь, купол предохранял город от безжалостного давления морской воды.

Док Блэк-Кэмпа был оборудован так же, как и доки во всех подводных городах: из города под скалистой подушкой морского дна был проложен тоннель, над которым располагался док. Сам док представлял собой платформу из намагниченной стали. Подводный корабль опускался на платформу, и в его брюхе открывался переходный шлюз, подсоединявшийся к тоннелю.

Стоя на верхней палубе, я видел только ровный купол подводного города и однообразную илистую равнину. Я решил спуститься в пассажирский салон и понаблюдать за высадкой.

Почти все пассажиры, заполнявшие каюты «Испании», заканчивали здесь свое путешествие. Среди них оказался и серый человечек. Я поймал на себе его беглый взгляд, в котором удивление смешивалось со страхом. Человечек взглянул на меня и отвел глаза в сторону. Проводив его взглядом, я вернулся на корабль.

Через несколько минут переходные шлюзы были убраны, люки задраены, и «Испания» продолжила плавание.

Я направился в свою старую каюту. Поскольку мой недоброжелатель сошел на берег, можно было больше не прятаться. Если я правильно рассчитал ходы в этой партии и если стюард разрешит мне зайти в соседнюю каюту, я кое-что разузнаю.

Представьте себе, я ошибся.

Я с беспечным видом повернул в замке ключ. Потом так же беспечно открыл дверь и шагнул в каюту.

Тут же мое лицо оказалось в облаке синеватого пара.

Я отпрянул назад. Я задыхался, из моих глаз текли слезы. Я сделал в каюте всего один вдох – и его было достаточно, чтобы побагроветь от удушья и, согнувшись вдвое, зайтись в приступе разрывающего грудь кашля.

В этот момент рядом со мной возник стюард.

– Сэр! Сэр, в чем дело?

Тут он сам глотнул ядовитого газа.

Мы оба попятились назад. Стюард нащупал на стене кнопку аварийного сигнала. Где-то вдалеке загудела сирена. Через несколько секунд к дверям моей каюты подбежали матросы в противогазах и защитных касках. Не говоря ни слова, они ворвались в каюту.

Через несколько секунд матросы снова показались в дверях с чьим-то неподвижным телом. Взглянув на безжизненное восковое лицо, я узнал того стюарда, который помог мне сменить каюту.

Капитан «Испании» был вежлив, внимателен – и беспощаден. Если бы я вздумал что-то скрывать, он клещами бы вытянул из меня правду. Я был благодарен судьбе, что она не заставила меня изворачиваться перед этим бронзоволицым человеком. Играть с ним в прятки было бы пустой затеей.

Я рассказал ему все до мельчайших подробностей. Про мой вынужденный уход из академии, про смерть дяди, про человека в красном сомбреро и маленького серого человечка. Я ничего не скрыл.

Я просто не мог держать в себе эти тяжелые воспоминания. Достаточно было одного взгляда на несчастного стюарда, чтобы навсегда запомнить его карикатурно заострившееся, совершенно белое лицо – под действием газа обесцветились даже его брови и волосы. Судовой врач сказал, что это летин. Я уже слышал о его смертельном действии.

Кто бы ни стоял за серым человечком, он играл по-крупному.

Капитан корабля действовал весьма решительно. Даже не дослушав до конца мой рассказ, он отдал распоряжение отправить радиограмму в Блэк-Кэмп с требованием арестовать подозрительного пассажира по фамилии Смит. Но я сомневался, что серого человечка будет так легко найти: он знал, что его ждет после обнаружения трупа.

Несчастный стюард! Капитан предположил, что тот оказался излишне любопытен и заглянул в оставленную мной каюту, чтобы узнать, какие обстоятельства заставляют пассажира платить двойную плату. Ценой любопытства была смерть.

Вскоре мой разговор с капитаном был окончен. Он взял с меня обещание, что по прибытии в Тетис я добровольно явлюсь в местную полицию, отвечу на интересующие ее вопросы – и лишь потом займусь своими делами.

В каюту № 334 я уже не возвращался. Мои вещи перенес стюард. А я в глубине души понадеялся, что очередная неудача остудит пыл моих врагов.

В Севен-Доум мы должны были прийти поздней ночью. Я хотел было понаблюдать за заходом в док, но потом решил, что бессонная ночь не пойдет мне на пользу. Я был совершенно измотан, а впереди меня ждал почти такой же нелегкий день.

Довольно рано вернувшись в каюту, я намеревался лечь спать, но судьба распорядилась иначе.

В мою дверь постучали. Открыв ее, я увидел стюарда. На его серебряном подносе лежал красный конверт.

– Для вас, мистер Иден, – виновато улыбаясь, сказал он. – Извините за беспокойство.

Отпустив стюарда, я распечатал конверт. На вложенном в него листе бумаги было написано следующее:

«Уважаемый мистер Иден!

Узнал о Ваших проблемах. Возможно, Вы знаете, что Ваш отец, Ваш дядя и я были когда-то тесно связаны друг с другом. Не исключено, что я мог бы оказаться полезным и для Вас.

Прошу Вас после прочтения этого письма заглянуть в мою каюту на палубе «А».

Я смотрел на лист бумаги, и в моей душе творилось что-то непонятное. Ведь письмо было подписано не кем иным, как Хэллэмом Сперри.

11

МОЙ ВРАГ, МОЙ ПАРТНЕР

Хэллэм Сперри собственной персоной приглашал меня в свою каюту.

Она была мало похожа на тот закуток, который я занимал палубой ниже. Это была не просто каюта, это был номер-люкс. Да что говорить, ведь «Испания» входила в число десяти самых больших подводных лайнеров, принадлежавших компании «Сперри-лайн»! Стены были обиты дорогими гобеленами, в аквариумах с искусственным давлением плавали экзотические морские организмы и сверкающие рыбки, трубки тройоновых ламп обогревали помещение и создавали иллюзию солнечного света.

Рука Хэллэма Сперри, которую он предупредительно протянул мне, была тверда и холодна, как сталь. Сперри был так же высокоросл и бородат, как и мой дядя, но и борода, и шевелюра у него были чернее воронова крыла. Его светлые пронизывающие глаза отличались какой-то особенной голубизной. Я сказал бы, что в них чувствовался ледяной холод морских глубин. С его лица не сходила улыбка, а в голосе звучала не просто вежливость.

– Джим Иден! – громко и басовито произнес он. – Я уже много слышал о вас, молодой человек. Я хорошо знал вашего отца и дядю. Жаль, что Стюарта постигла такая участь, но он всегда был сорвиголовой. Кроме того, от моего сына я слышал о вашем вынужденном уходе из академии.

Он предложил мне сесть во вращающееся кресло. Что я мог ответить этому человеку? Что мой «вынужденный уход» из академии был подстроен его собственным сыном? Что борьба Сперри и Иденов стала притчей во языцех?

Я предпочел промолчать. Все-таки кое-чему научился в академии, и одним из первых усвоенных мной правил было правило не говорить сгоряча. Вполне возможно, что Хэллэм Сперри был не такой темной личностью, какой его рисовала молва. Оскорблять его из-за старых слухов и недобрых воспоминании было бы глупо и не совсем справедливо.

Сперри предложил мне хрустальный бокал с бледно-зеленым крепким напитком. Едва пригубив, я поставил бокал на стол – судя по всему, меня потчевали каким-то экзотическим морским ликером.

– Стюарт Иден был моим давним другом, – грустно улыбнулся Сперри. – Конечно, у нас были различия во взглядах. Но я всегда восхищался твоим дядей. Это был великий человек. Как жаль, что его постигла такая участь.

В ответ я пробормотал что-то невнятное, но Хэллэм Сперри, похоже, не обращал внимания на мои слова. Наверное, он слышал только свой собственный низкий раскатистый голос.

– Мы много лет проработали вместе со Стюартом. Да и с твоим отцом тоже. Тебе будут рассказывать о наших стычках, а может быть, ты уже слышал о них. Не придавай этому значения, мальчик. Стюарт уже ушел. Наши разногласия тоже ушли. Что будет дальше – вот в чем вопрос.

– Простите, я вас не понял, – сказал я.

– Что будет с тобой! Вот что важно! – с легким раздражением громыхнул он. – Что ты собираешься делать? Ты направился в Тетис – зачем? Я являюсь наследникам моего дяди, – не поддаваясь его нажиму, спокойно объяснил я. – Он завещал мне свое имущество.

– Имущество! – недовольно поморщился Сперри. – Чепуха! Обанкротившаяся компания и затонувшее судно – мне ли не знать, что у него за имущество!

Он взглянул на меня холодным пронизывающим взглядом.

– Возможно, тебе об этом никто не говорил, но твой дядя остался мне должен крупную сумму денег. Очень крупную. Эта сумма больше, чем все его наследство, мальчик.

От неожиданности я заерзал в кресле.

– Мне… мне ничего не известно об этом. Мистер Фолкнер – адвокат дяди – ничего не сказал мне…

– Конечно нет. Фолкнер тоже об этом не знает. Мы заключили джентльменское соглашение и не подписывали никаких бумаг. Я дал ему денег под честное слово. Вопрос в том, дорожишь ли ты честью своего дяди?

Я начал было что-то говорить в ответ, но Сперри прервал меня:

– Довольно об этом. Сейчас не время для деловых разговоров. Для них мы еще найдем минуту. Расскажи лучше про свою жизнь.

Он замолчал, и прежде, чем я раскрыл рот, на его холодном лице появилась улыбка.

– И не забудь выпить. Это приказ!

Я подумал, что этот человек по-своему располагает к себе. В нем чувствовались недюжинная сила и грубоватое обаяние. Возможно, он не лгал. Не исключено, что его ссора с моим отцом и дядей объяснялась чисто деловыми разногласиями, соперничеством сильных мужчин, не желавших уступать друг другу. У Хэллэма Сперри были располагающая улыбка и крепкое рукопожатие.

Хотя я не мог не заметить, что даже когда его губы растягивались в улыбке, глаза оставались все такими же холодными.

Я рассказал ему о своей учебе в академии, об отношениях с его сыном – Брэндом Сперри, о досадном происшествии в Италии и моем вынужденном уходе из академии. Морской магнат оказался редким слушателем – иначе я не перешел бы к рассказу о радиограммах Уоллеса Фолкнера и моих ответах. Потом я поведал о злополучном незнакомце в красном сомбреро, о сером человечке и о смертоносном газе летин, отправившем на тот свет не меня, а стюарда.

Наверное, я вел себя довольно беспечно.

Хотя… здраво рассуждая, Хэллэм Сперри был владельцем «Испании» и всего того, что на ней находилось. Естественно, он должен был знать, что происходит в его владениях.

Довольно скоро я понял, что он знал намного больше.

Когда я закончил свой рассказ, Сперри сделал глоток из своего бокала и покачал головой.

– Дела неважные, парень. Вопрос в том, что ты намерен делать в такой ситуации?

– Даже и не знаю, сэр, – вздохнул я. – Надо добраться до Тетиса, а там я осмотрюсь и пойму, что к чему. Ведь я… я еще слишком плохо представляю, что такое Мариния.

– Вот уж не ожидал услышать такое признание от отпрыска семейства Иденов! – захохотал Сперри. – Парень, не забывай, что один из городов Маринии назван в честь твоего предка!

– Я знаю, сэр, – спокойно ответил я. – Но сам-то я здесь впервые. Признаться, я даже не имею понятия о том, чем все эти годы занимался мой дядя.

Он бросил на меня насмешливый взгляд.

– О, я могу рассказать тебе об этом! Я знаю обо всем, что происходит в Маринии, и готов поделиться информацией. В особенности если речь идет о делах твоего дяди.

С этими словами он начал загибать пальцы:

– Во-первых, добыча платины в Темных горах. Твой дядя занимался этим около года, но месторождение быстро иссякло. Во-вторых, нефть. Это был перспективный проект, но Стюарт поспешил продать акции, чтобы раздобыть деньги для чего-то другого. Для чего? Для «Марин Майнз». Он был готов похоронить в этом проекте все свои средства, лишь бы прибрать компанию к рукам. В результате он похоронил не только средства, но и самого себя.

Сперри хотел посмеяться над собственной шуткой, но, увидев выражение моего лица, передумал.

– Не обижайся, парень, – добавил он извиняющимся тоном. – Стюарт Иден всегда был сорвиголовой, ты же знаешь.

– Да, вы так сказали, – уточнил я.

– Переходим к главному. – Хэллэм Сперри как бы не заметил моего ответа. – Пару лет назад я оказал твоему дяде серьезную услугу. Он взял у меня в долг деньги – больше полумиллиона долларов. Как ты относишься к этому?

– Даже не знаю, сэр, – уныло пробормотал я. – Я впервые слышу об этом. Мне надо поговорить с мистером Фолкнером.

Выражение лица Хэллэма Сперри заметно изменилось. Впервые за время нашего разговора оно стало равнодушным, правда, в глазах появилась затаенная насмешка – почти незаметная, но она заставила меня насторожиться.

– Ну что ж, тогда не теряй понапрасну времени. Позвонив в колокольчик, он вызвал стюарда и приказал принести кофе.

– Однако мы с тобой засиделись, а уже пора спать, – вздохнул Сперри. – Через пару минут ты будешь свободен. Может быть, у тебя есть ко мне какие-то вопросы?

– По-видимому, нет, сэр, – тихо ответил я. – Разве что вы сами захотите посвятить меня в какие-то вещи.

Он красноречиво пожал своими огромными плечами.

– Ведь я говорил тебе о «Марин Майнз»? – требовательно спросил он.

– Да, я и сам кое-что слышал об этом от мистера Фолкнера.

– По-видимому, не слишком много. Хотя об этой компании едва ли можно много рассказать. Типичный заумный проект твоего дяди. Шахта на дне впадины Идена! Никакая техника не подберется к этим залежам ближе чем на две тысячи метров – тут не поможет самый толстый слой иденита. Я пытался вразумить Стюарта, но пытаться пробудить чувство здравого смысла у твоего дяди – пустая затея.

– Точно также говорили и математики, – не удержавшись, горячо возразил я. – Когда дядя Стюарт впервые объявил о свойствах иденита, многие ученые назвали это ахинеей. Вооружившись фактами и цифрами, они подняли на смех утверждение, что любой стальной лист, покрытый иденитом, сможет направлять силу давления воды против нее же самой и надежно предохранять находящуюся на огромной глубине конструкцию. Насмешки продолжались до тех пор, пока дядя Стюарт не продемонстрировал свое изобретение на практике.

– Верно замечено, парень, – улыбнулся Сперри. – Признаюсь, что у меня самого была подобная идея. Но, так или иначе, он меня опередил. Обзавелся офисом в городе Севен-Доум, вдалеке от всех действующих шахт, зато рядом со впадиной. Нашел себе помощника – какого-то парня по фамилии Вестервельт или что-то в этом роде. Я не знаю, где он сейчас. Куда-то сгинул после смерти твоего дяди. Болтают, что у этого Вестервельта какие-то нелады с законом и он скрывается в «царстве Келли»… Вот и все, что я могу тебе рассказать. О славных делах компании «Марин Майнз» умолчу, потому что у нее не было вообще никаких дел. Это была бумажная компания. И все ее активы – не больше чем пачка конторской бумаги.

Я изо всех сил сдерживался и пытался говорить вежливо.

– Бумага это или нет, но кое-кто дает за эти акции сто шестьдесят тысяч долларов.

– Кто?

– Ну, я не знаю, кто именно, – неохотно признался я. – Какой-то клиент адвоката Фолкнера.

– Откуда ж тебе знать! – с усмешкой громыхнул Сперри. – Но если хочешь, я открою тебе этот секрет. Этим покупателем был я. Я предлагал тебе сто шестьдесят тысяч, а ты отказался. Ну, может быть, ты сыграл мне на руку. Акции этих денег не стоили.

Я в изумлении посмотрел на него.

– Почему же?.. Как?..

– «Почему»? «Как»?! – передразнил он меня, басовито хохоча. – Парень, тебе еще не раз утрут нос здесь, в Маринии! Но ты, конечно, не обижайся. Я тебе все объясню. У тебя ведь есть партнер по компании «Марин Майнз», правда?

– Да, но…

– Никаких «но». Этот партнер – я. Я вложил в компанию деньги и купил двадцать процентов акций. Предполагалось, что я верну вложенные деньги, когда пойдет прибыль. А какая могла быть прибыль? Естественно, никакой. Но я был готов поддержать твоего дядю, потому и взял акции. Тогда я проиграл. Но если я стану владельцем контрольного пакета, я смогу изменить ситуацию – слава Богу, я пользуюсь кое-каким влиянием в Маринии. Я мог бы увеличить срок освоения концессии еще на пару лет. Может быть, за это время ученые и изобрели бы какие-то новые глубоководные машины. Для меня это по-прежнему азартная игра – и даже не игра, пока я не держатель контрольного пакета акций. Уловил?

Честно говоря, я не уловил. Но я был слишком упрям, слишком молод, чтобы признать свою неискушенность в бизнесе.

– Я лучше посоветуюсь с мистером Фолкнером, сэр, – с неловким видом забормотал я. Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы говорите. Но…

– «Но, но»! – снова передразнил меня Сперри, и на его лице опять появилась холодная угрожающая улыбка.

Впрочем, он быстро сменил ее на спокойно-безразличную мину.

– Ну, довольно, – пробасил подводный магнат и поставил на стол чашку. – Время спать. Иди к себе в каюту, парень. Тебе надо отдохнуть.

Он позвонил в колокольчик. Стюард, потирая заспанные глаза, распахнул передо мной дверь. Хэллэм Сперри даже не приподнялся с кресла. Уже на пороге я снова услышал его голос:

– Выспись получше, парень. И пораскинь мозгами. Собираешься ли ты платить долги своего дяди или хотя бы часть этих долгов? А может быть, ты продашь мне свои акции – и мы будем в расчете? Я не собираюсь выкручивать тебе руки – в конце концов, между мной и Стюартом существовало всего лишь джентльменское соглашение. Но ты все-таки пораскинь мозгами.

Я обернулся. Но Сперри уже не обращал на меня внимания. Он не торопясь встал и тяжелыми шагами направился к двери, ведущей во внутренние покои. Стюард вежливо и решительно закрыл дверь прямо перед моим носом.

12

ПОД КУПОЛОМ ТЕТИСА

Наконец мы вошли в док Тетиса.

Оставив высоко над собой царство вечного мрака, «Испания» стала снижаться на ровную, слегка фосфоресцирующую равнину, покрытую голубой глиной. Мы опустились на металлическую платформу.

К западу от нас лежал Тетис. Громада его мерцающего купола уходила далеко ввысь, в непроглядную черноту воды. На севере и востоке виднелись цепи подводных холмов, к югу простиралась впадина Идена, на пологом склоне которой и располагалась глинистая равнина. Равнину покрывали полосы причудливо переплетающихся, похожих на виноградную лозу водорослей и странные растения с толстым стеблем, напоминающие растущие на суше деревья. Я был удивлен схожестью подводной растительности с растительностью земли и только потом понял, что передо мной были не растения. На такой большой глубине любой причудливый цветок или ветвистый стебель является животным, представителем фауны, а не флоры.

Я прошел через переходный шлюз, получил свой багаж и направился прямиком в офис Фолкнера.

«XV-17, 5—14, ярус 9» – этот адрес четко отпечатался в моей памяти. Он был написан на продолговатом голубом конверте, в котором пришло ко мне последнее письмо от дяди.

Я вышел из лифта и оказался в большом зале ожидания, расположенном прямо под доками. Зал был вырублен в огромном скальном массиве, залегающем под дном океана. Просторное помещение, залитое ярким холодным светом тройоновых ламп, заполнили пассажиры «Испании», работники таможни и десятки других людей. Казалось невероятным, что над этим залом, превышающим по размерам любой зал ожидания крупного аэропорта, простиралась шестикилометровая толща воды!

И тем не менее это было так. Ведь я был в Маринии!

Я нашел ленту пассажирского транспортера, ведущую в нужном направлении, на приличной скорости преодолел длинный тоннель и оказался возле скоростных лифтов, выбрал нужный мне лифт и за несколько минут поднялся на девятый ярус.

Улица, на которой я очутился, была довольно широкой даже по сухопутным меркам. Залитая ультрафиолетовыми лучами тройоновых ламп, она буквально кишела спешащими по своим делам маринийцами. Я в первый раз оказался в гуще маринийской жизни и, признаться честно, не пришел от нее в восторг. Среди прохожих преобладали бедные, неряшливо одетые люди. В толпе то и дело мелькали одетые в красную форму полицейские. Люди громко и бесцеремонно окликали друг друга. Огромные металлические перекрытия, служившие опорой для следующего яруса, достигали двух десятков метров, но выглядели весьма обшарпанными и невзрачными.

Конечно, это была еще не вся Мариния. Даже до того, как я увидел более красивые жилые ярусы и богато отделанные залы общественных собраний, я понял, что мое первое впечатление может быть обманчивым. Девятый ярус считался «ничейной землей», он располагался между портовыми и фабричными уровнями, лежащими ниже, и верхними ярусами, занятыми офисами и жилыми домами.

Мне показалось странным, что офис Фолкнера располагался в соседстве с весьма подозрительными строениями. Однако Фолкнер был адвокатом моего дяди. Я подошел к полисмену в красной куртке и разузнал, как пройти по адресу «XV-17, 5—14, 9».

За этими цифрами скрывалась всего-навсего дверь в неказистом здании, отведенном под офисы. К офисам вела довольно длинная лестница. Когда ступеньки кончились, я попал в темную комнату с низким потолком. В спертом воздухе стоял запах пыли. Одинокая люминесцентная трубка освещала пару вытертых кресел и видавший виды письменный стол.

За столом, откинувшись на спинку кресла, сидел здоровенный детина. Его ноги лежали на крышке стола. За приоткрытыми губами виднелись желтоватые зубы. На темном лице проступали оспины и шрамы.

Детина громко храпел.

Я вежливо кашлянул, потом поздоровался.

Детина фыркнул, спустил ноги на пол и уставился на меня.

– М-м-м, – глухим спросонья голосом промычал он, потом поморгал и уже потом удостоил меня более осмысленным взглядом.

– Что тебе нужно? – угрюмо спросил он.

– Я хотел бы поговорить с мистером Уоллесом Фолкнером.

– Его нет на месте, – отрицательно покачал головой детина.

– А когда он будет?

– Не знаю. По крайней мере, не сегодня.

Я растерялся. Без разговора с Фолкнером я не мог приняться за свои дела, это было очевидно. Прежде всего мне надо было без промедления обсудить с ним некоторые детали моей беседы с Хэллэмом Сперри.

– У меня к нему очень важное дело, – решительно сказал я. – Где его можно найти?

Человек в кресле нахмурился.

– Зайди завтра. Кстати, а кто ты такой?

– Джеймс Иден.

Я думал, что мое имя произведет на детину сногсшибательное впечатление, но он и бровью не повел.

– Хорошо, я передам ему.

Я понял, что мне предлагают откланяться. После знакомства с этим грязным, жалким офисом и человеком, развалившимся в кресле, моя неприязнь к Фолкнеру с его письмами и радиограммами стала перерастать в ненависть.

И все-таки надо было брать быка за рога. Я решил сделать еще один заход.

– Прошу прощения, но я должен увидеться с мистером Фолкнером именно сегодня. Может быть, вы все-таки скажете, как его найти?

Человек в кресле недовольно засопел.

– Я же сказал тебе, его нет! Зайдешь завтра. Потерпи до утра – понятно?

Мне оставалось только убраться восвояси – особенно после того, как детина снова водрузил ноги на стол, откинулся на спинку кресла и решил продолжить прерванный мной сон.

Я вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице. Проделав половину пути, невольно остановился – мне показалось, что кто-то произнес мое имя.

Я замер и стал прислушиваться. Точно, мое имя произнесли еще раз, четко и внятно – не так, как будто меня хотели окликнуть, а так, словно находившийся за дверью человек называл его кому-то другому. Имя было названо так громко, что я не мог ослышаться: «Джеймс Иден» – потом пауза и какое-то неясное бормотание. Я бросился вверх по ступенькам.

Остановился возле самой двери и услышал обрывок фразы:

– …Иден. Увидимся завтра утром.

За этими словами последовал характерный звук небрежно положенной на аппарат телефонной трубки. Я подождал еще несколько секунд, но за дверью наступила тишина, а вскоре ее сменили звуки ровного шумного дыхания длинноволосого детины.

Он заснул – но перед этим рассказал кому-то о моем визите.

Нет, мне все это положительно не нравилось…

Хотя я должен был признать, что не все обстояло так уж плохо.

Отложенная до следующего утра встреча с Фолкнером давала мне целый день свободного времени. Я, к примеру, мог погулять по Тетису и увидеть собственными глазами все чудеса столицы Маринии.

Мое настроение немного улучшилось. Заметив полицейского, я спросил у него, в какой из здешних гостиниц лучше остановиться. Он перечислил мне несколько приличных отелей, объяснил, как до них добраться, и даже подсказал, откуда можно позвонить, чтобы забронировать номер.

Как выяснилось, ближайший телефон находился в питейном заведении. Его посетителями были такие же грубоватые субъекты, как те, которые бесцеремонно прокладывали себе путь в уличной толпе. Я, впрочем, не собирался пить с ними на брудершафт. Найдя монету нужного достоинства, опустил ее в аппарат и позвонил в один из отелей, которые порекомендовал мне полицейский.

Поднявший трубку клерк был вежлив и лаконичен. У них была свободная комната, они могли забронировать ее для меня, но всего лишь на один час – чтобы я успел захватить свои вещи.

Закончив разговор и заметно приободрившись, я направился к выходу. Теперь я мог спокойно подождать, пока таможенники произведут досмотр моих вещей, а потом… потом в моем распоряжении был целый день!

Я уже подошел к двери, когда дорогу мне пересек высокий худощавый мужчина. Я успел остановиться и все же слегка задел его. Несколько капель из стакана, который он держал в руке, упали на пол.

– Ты только посмотри, Мак! – хрипло сказал он, поворачиваясь ко мне.

– Извините, – пробормотал я, уступая ему дорогу. Но он явно не желал проходить мимо. Поставив стакан на стойку бара, мужчина вплотную приблизился ко мне.

– И давно ты стал здесь хозяином? – зло спросил он. – Что, хочешь нарваться на неприятности?

Как это было ни глупо с его стороны, но он явно хотел подраться. Я вовсе не боялся драки. В академии мы часто практиковали рукопашные поединки – и это была не только обязательная часть нашей физподготовки, зачастую таким образом мы выясняли свои отношения. После одной из таких «дуэлей» я целую неделю ходил с фонарем под глазом. А этот парень, хотя и был на полголовы выше меня, мощным телосложением не отличался. Он совсем не вызывал у меня страха.

С другой стороны, драка в захолустном кабаке была бы не лучшим началом осмотра Тетиса.

– Извините, что ненароком толкнул вас, – решив уладить дело миром, сказал я. – Но мне надо пройти.

Странно, но мужчина воспринял мои слова как личное оскорбление.

– Пройти? Ну, проходи, проходи! Этот салага думает, что сможет вытирать об нас ноги! Нет, друг, ты ошибаешься.

Он настолько приблизился ко мне, что я почувствовал его тяжелое смрадное дыхание.

Похоже, драки было не миновать. Я отступил на полшага назад, чтобы получить пространство для маневра…

И тут над нашими головами прогремел чей-то бас:

– Ну что, Келли? Решил связаться с мальчишкой? Это был патрульный морской полиции. Высокий, широкоплечий, в красной форменной куртке, он как раз вовремя показался в дверном проеме. Голос полицейского звучал насмешливо, но его отношение к худощавому задире было вовсе не шуточным.

Худощавый мужчина быстро оценил ситуацию.

– А, только легавых здесь не хватало! – огрызнулся он. – Занимались бы лучше своим делом.

В глазах у полисмена блеснула ярость, но он сдержался.

– Ну ладно, сынок, – обратился он ко мне. – Если ты надумал уходить, уходи.

Не глядя на Келли, я прошел к двери. Вслед за мной из заведения вышел полицейский.

– Я понял, что ты можешь нарваться здесь на неприятность, – пробасил он. – Как только ты пошел звонить, я сказал себе: «Шонесси, в таком заведении, как „Морская корова“, этот паренек будет чувствовать себя неуютно». Поэтому я и заглянул сюда на всякий случай.

– Спасибо, офицер, – поблагодарил я полицейского. – Вообще-то я не думал, что у меня возникнут неприятности.

Он бросил на меня недоуменный взгляд.

– Так ты действительно салага? Ну ладно, не бери в голову. Я послежу за тобой.

Полицейский действительно наблюдал за мной, пока я не подошел к лифтам.

На получение багажа у меня ушло всего несколько минут. Потом, держа в обеих руках свои чемоданы, я стал изучать уличные схемы и указатели, пытаясь отыскать кратчайший путь к своей гостинице.

Наверное, мне надо было спросить прохожих, но я не любил выглядеть невеждой. Из-за этого я битый час бродил по странному городу, упрямо стараясь отыскать нужную улицу. Наверное, это было глупо – ведь после разговора с прохожим на поиски ушло бы несколько секунд.

Как следует поломав голову, я пришел к выводу, что мне надо пройти по узкому соединительному переходу и добраться до другого блока скоростных лифтов. Оттуда я мог без единой остановки подняться на восемнадцатый ярус, где находилась гостиница.

Сгибаясь под тяжестью чемоданов, я двинулся вперед. По обе стороны улицы тянулись портовые склады. Время близилось к полудню, но здесь не было ни души. Я почему-то решил, что здесь, так же как в портовых городах на суше, жизнь на складах и рынках кипит только ранним утром. По правде говоря, на шестикилометровой глубине такое понятие, как время суток, было весьма относительным: и днем и ночью улицы освещались все тем же голубовато-фиолетовым светом тройоновых ламп. Впрочем, мне показалось, что здесь лампы светили слабее, чем в других местах. Во всяком случае, на фасадах пакгаузов лежали густые тени, под прикрытием которых вполне могли прятаться люди.

И кое-где они действительно прятались.

В этом я смог убедиться лично. На перекрестке, где я в нерешительности остановился, поставив на мостовую свои чемоданы, за моей спиной раздались чьи-то шаги. Я не придал этому никакого значения. Шаги стали приближаться, а потом ускорились, словно неведомый путник неожиданно побежал. Из простого любопытства я обернулся.

К сожалению, я сделал это слишком поздно. Из густой тени на меня обрушилось что-то огромное, тяжелое и с хрустом ударило меня в висок. Я покачнулся и потерял сознание.

Сознание возвращалось ко мне медленно.

Я очнулся на холодном гладком металлическом полу в совершенно темной комнате.

И руки и ноги у меня были крепко связаны, а узлы затянуты так сильно, что конечности мои онемели.

Я ничего не видел, ничего не слышал, ни к чему не мог прикоснуться. Всю информацию о помещении, в котором я сейчас находился, я мог получить только благодаря обонянию – но и эта информация была весьма загадочной. Воздух здесь был сырой и затхлый, как в погребе старого дома. Интересно, неужели и в Тетисе были погреба?

Я недолго ломал над этим голову. Сделав несколько бесплодных попыток пошевелиться, я постарался успокоиться и как можно объективнее оценить свое положение. Слава Богу, этому нас учили на занятиях в академии. Я даже вспомнил строчки из своего конспекта: «Паника – это ваш злейший враг. Не важно, насколько сложна ситуация – паника сделает ее еще сложнее».

Конечно, под горячим карибским солнцем мир казался простым и ясным. К тому же нам никто не говорил, что надо делать, если ты связан неизвестным противником и заперт в подполье подводного города. Мое положение начинало казаться мне смешным. Кому и зачем пришло в голову нападать на меня? Я никому не причинил вреда…

Но более существенным вопросом в моей ситуации был не вопрос «почему», а вопрос «как» – как мне отсюда выбраться? Выбор действий у меня, прямо скажем, был невелик. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Тот, кто связал меня, на удивление хорошо знал свое дело.

И все же… Я обнаружил, что одна моя рука сохранила хотя бы относительную подвижность. Если мне удастся найти что-то, обо что можно перетереть веревку, я вполне смогу это сделать. Ощупывать пол в поисках какого-нибудь выступа было так же безнадежно, как определить достоинство монеты в меховых рукавицах. Мои затекшие пальцы совсем утратили способность к осязанию. Но я продолжал искать.

Напрасно! Пол был ровен и гладок.

А до узлов я добраться не мог – как бы ни исхитрялся и ни напрягал мышцы.

В какой-то момент мной все-таки овладело отчаяние. Возможно, именно это и помогло, не знаю точно. Я принялся как бешеный кататься по полу. И вдруг опоясывающая меня веревка ослабла – совсем немного.

Конечно, я не мог от нее избавиться, на это не было даже надежды. Но теперь моя правая рука передвинулась немного к спине, а левая – к животу. Я сделал еще одно конвульсивное движение, и веревка опять ослабла.

Я возился, наверное, полчаса. В итоге пряжка моего ремня оказалась совсем близко от левой руки. Наверное, я должен был благодарить кельпов – морских эльфов, которые покровительствуют подводникам. Мой гардемаринский ремень был по-прежнему на мне, чудесный кожаный ремень с выпуклыми скрещенными якорями на пряжке!

Еще было далеко до настоящей победы, но я все же мог использовать свой единственный шанс. Я приложил обмотанное веревкой запястье к пряжке и стал тереть веревку о металл. Я тер ее долго, до тех пор, пока мускулы окончательно не одеревенели… Потом мне удалось приподнять руку чуть-чуть повыше.

Я начинал понимать, что, если у меня будет достаточно времени, я смогу освободиться.

Но мне этого времени не дали.

За моей спиной раздался мягкий щелчок. Комнату наполнил тусклый свет. Я мог видеть только то, что находилось прямо перед моими глазами, – ровные металлические стены, покрытые тонкой испариной, и ничего больше. Но я слышал, как кто-то у меня за спиной открыл дверь.

Я лежал не двигаясь. Прошелестели чьи-то мягкие шаги. Пауза – и снова шаги, теперь уже удаляющиеся.

Потом снова послышался тихий щелчок, и дверь опять закрылась. Тут же погас свет. Итак, кто-то вошел в комнату, посмотрел на меня и удалился.

Что все это значило? Трудно сказать. Скорее всего, кто-то захотел узнать, пришел ли я в сознание. Оставалось надеяться, что я смог обмануть этого человека.

Я опять принялся перетирать веревку, но через несколько секунд дверь снова открылась. Вновь послышались шаги. На этот раз они звучали совсем по-другому.

Теперь за моей спиной стояло несколько человек. Войдя в комнату, они заговорили. Говорили они достаточно громко, не понижая голоса и не придавая никакого значения тому, что я могу их слышать. Из этого следовало одно: моя судьба уже была решена и жить мне оставалось совсем недолго.

– Я уверен, что он уже очухался, – развязно произнес один из вошедших. – Долбани его, Джек, – мы посмотрим.

Джека не надо было упрашивать. Он сильно пнул меня ногой в плечо. Конечно, мои кости остались целы, и все же меня в жизни не били с такой силой. От удара я перевернулся на спину и увидел стоящих возле меня людей.

Тот, который ударил меня, был здоровым, коренастым и отвратительным, как жаба. Раньше я никогда не видел его. Второй тоже был мне незнаком. Зато третьего я узнал моментально.

Это был тот самый Келли, который пытался затеять со мной драку на девятом ярусе.

– Что вы со мной делаете? – превозмогая боль, произнес я. – Зачем вы…

– Заткнись, – пренебрежительно бросил Келли. – Джек, если он еще раз откроет рот, заставь его проглотить свои зубы. А теперь берите его!

Келли отошел немного в сторону и стал равнодушно наблюдать, как его товарищи подняли меня и понесли из комнаты. Мы оказались в узком, слабо освещенном коридоре.

Человеку, который держал меня за ноги, что-то не нравилось.

– Келли, – прорычал он. – А если сюда заглянут легавые?

– А если на нас свалится луна? – недобро усмехнулся Келли. – Думать – не твоя работа. Ведь Джек сказал, что на всем ярусе сейчас нет ни одного патрульного джипа. Правда, Джек?

– Правда, – буркнул в ответ тот, кто держал меня за плечи.

Он был неразговорчив, этот Джек. Едва я приоткрыл рот, собираясь повторить свой вопрос, как в его глазах блеснул явный интерес садиста к своей жертве. Я решил молчать. Меня пронесли несколько метров, а потом положили на пол.

– Порядок! – одобрительно сказал Келли. – Вы свободны, ребята. Дальше я и один справлюсь.

Парни без лишних слов удалились. Келли подошел ко мне совсем близко и наклонился. Я услышал глухой лязг железа – этот подонок что-то делал, но я не видел что.

– Ну, прощай, – он заглянул мне в лицо и улыбнулся. По моему телу пробежала волна холодного воздуха. Когда Келли занес надо мной ногу, я уже понял, что меня ждет: я лежал возле открытого люка в дренажный тоннель, проложенный под Тетисом!

Когда Келли пихнул меня ногой, я судорожно дернулся и почувствовал, что веревка на моем левом запястье оборвалась. Жаль, что это произошло слишком поздно! От резкого толчка в бок я покатился к краю люка. Мне удалось уцепиться за скользкий металлический край, но сил одной затекшей руки оказалось слишком мало.

Я упал в поток ледяной воды и на мгновение потерял сознание. Только на большой глубине я пришел в себя и стал предпринимать отчаянные усилия, чтобы всплыть наверх.

Я изо всех сил греб одной рукой и сумел подняться на поверхность. Каким-то образом мне удавалось не уходить под воду. Задыхаясь, кашляя, жадно хватая ртом холодный воздух, я плыл в огромной стальной трубе – беспомощный, как медуза, подхваченная прибоем.

Я почти капитулировал. Почти – что-то все же не давало мне сдаться. Наверное, голос инструктора из академии: «Паника – ваш злейший враг». А может быть, это был голос моей судьбы. Так или иначе, я продолжал барахтаться, хотя даже при успешном исходе этой схватки с судьбой моя жизнь продлевалась только до встречи с мощными насосами.

Вот-вот я должен был попасть в насосный зал, где двигающиеся в бешеном ритме поршни под колоссальным давлением выталкивают наружу сточную воду; я понимал, что там у меня не останется ни малейшего шанса на спасение.

И все-таки я продолжал бороться. Неожиданно я увидел свет. Он лился издалека, через дымку соленой воды. Я поморгал и посмотрел снова в ту сторону – свет приблизился. Он тускло мерцал, освещая что-то вроде козырька над клокочущим потоком.

Это был переносной тройоновый фонарь. Рядом с ним стоял человек и вглядывался в воду.

Я попытался закричать, но из моего рта вылетело только невнятное шипение. Я сомневаюсь в том, что человек мог услышать этот звук. Скорее всего, его взгляд случайно выхватил меня из темноты. Он что-то крикнул в ответ, а я набрал в легкие воздуха и ответил… прерывистым кашлем.

Человек отреагировал с быстротой молнии. В ту секунду, когда он увидел меня, я оказался под выступом – еще момент, и меня бы пронесло мимо. Но он успел опустить в воду что-то вроде длинного багра.

Мое плечо пронзила резкая боль. Я почувствовал, как крюк багра рвет кожу у меня на плече и на спине. Материя моей куртки рвалась, цеплялась за крюк, снова рвалась…

И все-таки она выдержала.

Человек вытащил меня на козырек и помог подняться на ноги. Я в изнеможении прислонился к стене.

– Слушай, парень, – сказал он, и в его голосе прозвучала усмешка, – я вижу, тебе чертовски хотелось поплавать!

13

ОТШЕЛЬНИК ИЗ «ЦАРСТВА КЕЛЛИ»

– Спасибо, – сказал я.

За то, что он спас мою жизнь, за то, что рисковал своей (ведь он мог сам поскользнуться и упасть в воду), я отблагодарил его всего лишь одним коротким словом.

– Какие вопросы! – небрежно махнул рукой мой спаситель.

Пока я переводил дух, он не сводил с меня глаз. Я отвечал ему тем же. Передо мной был высокий крепкий негр с открытым приветливым лицом. Заметив на мне веревки, он покачал головой.

– Хм-м… Выходит, ты плавал не ради собственного удовольствия.

Запустив руку в карман своих штанов, он достал оттуда складной нож.

Боль, пронзившую мои пальцы на руках и ногах после того, как веревки лопнули, трудно описать словами. Но хотите верьте, хотите нет, а я испытывал от нее радость. Наконец-то я начинал верить в то, что спасен!

– Спасибо, – с трудом шевеля губами, повторил я. – Я постараюсь не остаться в долгу.

– Можешь особенно не стараться, приятель, – с усмешкой сказал негр. – Меня такие должники не очень волнуют. Давай-ка мне руку – и вперед!

С его помощью я прошел несколько метров по нависающему над водой карнизу – туда, где лежал тройоновый фонарь. Это была всего-навсего небольшая трубка, мерцавшая так слабо, словно в ней вот-вот кончится люминесцентный газ. Но я был счастлив и такому мерцанию. Мои глаза привыкли к слабому свету, и я стал оглядываться по сторонам.

Рядом с карнизом виднелось продолговатое углубление в стене – достаточно глубокое и широкое для того, чтобы там мог поместиться лежащий человек. Дно ниши было устлано упаковочным картоном, на нем лежало несколько старых одеял.

– Добро пожаловать в мой дом, – сказал негр. – Зовут меня Гидеон Парк. Обстановка здесь не слишком шикарная, но ты можешь располагаться как хочешь.

– Честно говоря, мистер Парк, я рад и этому, – совершенно не кривя душой, признался я.

– Понимаю, – улыбнулся он. – Только зови меня просто Гидеон, мне так больше нравится. Я сам выбрал себе такое имя. Родители окрестили меня Уолтером, но, мне сдается, у них просто не хватило хороших имен – в семье-то кроме меня уже было десять детей… Скажи – если, конечно, тебя не раздражает стариковское любопытство – кто это накрутил на тебя столько веревок?

– Я и сам бы хотел поточнее знать это, мистер… Гидеон, – покачав головой, ответил я. – По-моему, одного из этих парней зовут Келли, а другого – Джек. Скорее всего, они просто хотели обчистить мне карманы. Правда, не понимаю, зачем после этого они потащили меня с собой.

– Тут много всяких Келли, – нахмурился Гидеон. – Но тот, о котором ты говоришь, – наверное, костлявый парень с мерзкой физиономией?

– Это точно, он, – подтвердил я. – А вы что, знакомы с ним?

– К сожалению, да. Это долгая история. Но ты можешь считать себя счастливчиком, если остался в живых!

Я призадумался. К моим пальцам понемногу начала возвращаться чувствительность. Несмотря на то что меня покачивало, как медузу в прибое, я все же старался сохранять вертикальное положение. При этом я то и дело сгибал и разгибал пальцы и напрягал мышцы ног. Боль давала о себе знать, но зато я понял, что все кости у меня целы.

Естественно, на мне не было сухой нитки. И Гидеон, и я одновременно подумали об этом.

– Лучше сними с себя одежду, приятель, а я организую небольшой костер, – сказал негр. – Если уж ты не утонул, тебе вряд ли захочется умереть от воспаления легких.

Он собрал несколько кусков картона, поставил их шалашиком над пачкой старых газет и ловко поджег это причудливое сооружение. В сыром воздухе стал расползаться смрадный дымок, а потом поверх картонной «крыши» заплясало и пламя. Гидеон пристроил мою одежду поближе к огню. Сам я уселся рядом.

– Раз уж у нас есть костер, не мешает сообразить по чашке чая, – сказал негр и принялся копаться в куче какой-то рухляди. Потом поставил в костер жестянку с водой и присел на корточки. Заметив в моих глазах любопытство, Гидеон усмехнулся.

– Никак не поймешь, куда тебя занесло? Наверное, весь мой хлам для тебя в диковинку?

– Да, – признался я. – Все это выглядит немного странно.

– Так уж устроена жизнь, – философски заметил он. – В сточной воде всякое попадается. Ты же знаешь, на какой глубине построен Тетис. Тут такое давление, что вода просачивается даже сквозь камень – поэтому ее и приходится откачивать в океан насосами. А вместе с водой в коллектор попадает и многое другое. Есть совершенно никчемные вещи. А иногда попадается кое-что любопытное – например, ты. – Он улыбнулся – Ну а временами поток выносит то, что годится на продажу. Я все это вылавливаю и складываю на козырьке, а когда набирается подходящая партия товара, иду в жилые ярусы и торгую прямо на улице. Мне почти всегда хватает на еду, чай и кое-что еще, из самого необходимого… Потом я опять возвращаюсь сюда, в «царство Келли».

– Царство Келли? – переспросил я. – Это что, тот самый Келли?..

– Подземные ярусы Тетиса назвали «царством Келли» лет тридцать назад, – пожав плечами, сказал Гидеон. – Келли, о котором ты говоришь, тогда еще и на свете не было. Мне кажется, это он взял себе кличку по названию этого места, а не наоборот… В конце концов, имя – это личное дело каждого человека. – Тут он немного смутился. – Ведь я тоже сам выбрал себе имя. Кстати, и у тебя есть какое-то имя, но если ты предпочитаешь держать его в секрете, никто не вправе приставать к тебе с расспросами.

– Ради Бога, извини, Гидеон, – поспешно прервал я его; <-г Меня зовут Джеймс Иден.

Добродушной улыбки на лице Гидеона словно и не бывало.

– Что? – изумленно переспросил он.

– Джеймс Иден… – недоуменно моргая, повторил я. – Я племянник Стюарта Идена. Может быть, ты слышал о нем?

Негр встал и с каменным лицом посмотрел на меня.

– Джеймс Иден. – После этих слов он сделал долгую паузу.

Потом, протянув свою длинную руку, схватил мою ладонь и рывком поднял меня на ноги. Я нахмурился, приготовившись к возможной драке: лицо негра оставалось непроницаемым, как маска.

И все же его рукопожатие было теплым и дружеским.

– Джим… – наконец произнес он. – Я работал со Стюартом целых девять лет. Я был бы с ним и сейчас, останься он в живых… Он дважды спасал меня от смерти. Считай, что за одно мое спасение я с ним сегодня рассчитался. Но все же еще один должок остался за мной!

Это было первое предложение, дружеской помощи с тех пор, как я расстался в Нью-Йорке с Эсковом. Моя нынешняя жизнь, академия, из которой меня отчислили, смерть дяди Стюарта и весь подводный мир нагоняли на меня такую тоску, что я был готов разрыдаться.

Но в жестянке уже вскипела вода, и Гидеон приготовил чай. Мы сделали по первому глотку, и негр принялся рассказывать про дядю Стюарта. Сам Гидеон был профессиональным водолазом, «ходоком по морскому дну» – одним из тех крутых ребят, которые влезают в жесткий скафандр и, увязая в иле и преодолевая течение, бродят под давлением многокилометровых толщ воды. Он работал в команде моего дяди в Темных горах, бурил пробные нефтяные скважины, искал перламутровые раковины и жемчуг на подводной гряде Каданга. Но когда Стюарт

Иден бросил все свои силы и сбережения на «Марин Майнз», Гидеон остался не у дел. Он ушел в «царство Келли» – искать свою добычу в сточных водах и ждать, когда Стюарт Иден вновь призовет его под свои знамена.

Про «Марин Майнз» Гидеон знал очень мало. Я и так и эдак спрашивал его, но негр ничего не смог добавить к тому, что я уже слышал от Хэллэма Сперри.

После смерти моего дяди Гидеон строил различные планы, но все они пошли прахом. Его единственным призванием были подводные исследования, которые проводил Стюарт Иден. Не долго думая, я предложил ему работать у меня – его обязанности не оговаривались, жалованье – тоже (я твердо пообещал платить ему, пока у меня не переведутся деньги). Он, тоже не мешкая, согласился – правда, посмеявшись над моим обещанием платить ему зарплату.

– Ты рассуждаешь точно как твой дядя, – о улыбкой пробурчал он. – Когда я говорил ему, что буду работать задаром, он не соглашался. Давай так: ты обеспечиваешь еду для нас обоих и гарантируешь, что нас не привлекут за бродяжничество, – и до тех пор, пока наши ставки не взлетят вверх, другого жалованья мне не нужно.

Я чувствовал себя совершенно измотанным и из последних сил боролся со сном. Гидеон дал мне свои одеяла, и я тотчас же заснул.

Но даже во сне меня не покидало сознание того, что я встретил союзника и друга. Право, можно было поблагодарить этого негодяя Келли за то, что он столкнул меня в сточный коллектор.

Когда я проснулся, Гидеон снова вскипятил чай и сообразил нехитрый завтрак. Хотя моя одежда и высохла, в ней уже нельзя было появиться в приличном месте. На счастье, Келли и его дружки, обчистившие мои карманы, не обнаружили тайника, устроенного с обратной стороны пряжки моего форменного ремня. Я достал оттуда деньги, и мы с Гидеоном отправились за покупками.

На обновление нашего гардероба ушел целый день. В подводных городах, где солнце заменяли тройоновые лампы, понятий «день» и «ночь» не существовало. Но люди не могут обходиться без сна, – и поэтому время здесь соответствовало наземному. Надеясь застать Фолкнера, я позвонил в его офис, но там никто не подошел к телефону. Вечер мы провели, прогуливаясь по Тетису.

Прогулка улучшила мое настроение, тем более что после нее мы отправились не в мрачное убежище Гидеона в сточном коллекторе, а в скромную, но чистую и уютную гостиницу. Здесь я по-настоящему почувствовал, что окружающий мир совсем не враждебен ко мне. К сожалению, тогда я не знал, что такое состояние продлится очень недолго…

На следующее утро я прямиком направился в офис Фолкнера.

Все тем же лифтом я поднялся на девятый ярус. Опять отсчитал ступеньки длинной полутемной лестницы, опять вошел в освещенную тусклым светом комнату.

Детина за письменным столом на этот раз не спал, хотя его ноги, как и прежде, лежали на крышке стола. Он читал газету. Увидев меня, он в удивлении поднял брови и приоткрыл рот. Несколько секунд детина молча смотрел на меня, а потом встряхнул головой, словно хотел избавиться от наваждения.

– Вы?

– Да, я. – Я с удовольствием смотрел на его растерянную физиономию. – Мистер Фолкнер здесь?

Детина уперся в меня взглядом. Его неандертальский мозг раскалялся от поисков выхода из ситуации. Наконец парень хрюкнул и встал из-за стола.

– Я пойду взгляну.

Он на удивление проворно пересек комнату и исчез за дверью с табличкой «Уоллес Фолкнер». Отсутствовал детина не меньше пяти минут, потом он вернулся и недовольно прорычал:

– Заходите!

Комната Фолкнера была заметно больше, чем та, в которой сидел «неандерталец», но потолок в ней был ниже, а освещение слабее. Вдоль стен тянулись стеллажи со старинными книгами. Их кожаные переплеты почернели и потрескались. Застоявшийся воздух сильно отдавал гнилью.

Под тускло светившей люминесцентной лампой сидел адвокат Фолкнер. Это был человек без ярко выраженных признаков индивидуальности – среднего роста, обычного телосложения, со слегка желтоватым, веснушчатым лицом. Для преуспевающего адвоката его костюм был слишком заношенным и даже неопрятным. Его глаза настороженно смотрели на меня из-под толстых стекол очков.

– Мистер Фолкнер? – нарушил молчание я.

Он резко выпрямился и уперся ладонями в крышку стола.

– Именно так, – холодно ответил он. – А вы утверждаете, что вы – Джеймс Иден?

– Я и есть Джеймс Иден, – недоуменно возразил я. – Вы же сами послали мне несколько радиограмм о наследстве моего дяди. А я сообщил вам, что лично прибуду в Тетис. Вы что, не получили мою последнюю радиограмму?

Лицо Фолкнера осталось таким же холодным.

– Н-да… – недоверчиво произнес он, – А почему же вы не встретились со мной вчера?

– Потому что вчера на меня напали и ограбили! – с раздражением выпалил я. – Вы уж простите, если это нарушило ваши планы.

– Н-да, – повторил Фолкнер, на его хищной физиономии не отразилось ни удивления, ни сочувствия. – И чего же вы хотите?

– Я же писал вам, что хочу оформить свои права на недвижимость дяди.

– В самом деле? – подозрительно глядя на меня, спросил Фолкнер. – И кто же этот дядя?

Я с трудом поверил своим ушам.

– Мой дядя – Стюарт Иден… Вы же прекрасно знаете его, мистер Фолкнер!

– Я знал его. Но Стюарт Иден – покойник, молодой человек.

Я попытался прервать его, но адвокат предупредительно поднял руку.

– И кроме того, я до сих пор не увидел никакого документа, удостоверяющего вашу личность.

– Я же сказал вам, что меня ограбили! – воскликнул я. – Все мои документы пропали.

– Н-да, – скептически хмыкнул адвокат.

– Но это чистая правда, я… Он опять поднял руку.

– Довольно, молодой человек. – В голосе Фолкнера появились резкие ноты. – Я не вижу смысла продолжать этот разговор. Как адвокат, я считаю своим долгом предупредить вас о судебной ответственности за притязания на чужое наследство. Советую вам прекратить этот фарс.

– Что? – вскипел я.

– Я надеюсь, вы понимаете меня. Ведь вы же не Джеймс Иден! Я не знаю, кто вы такой, но к Идену вы определенно не имеете никакого отношения.

– Послушайте, мистер Фолкнер, вы пожалеете об этом! Я, именно я – Джеймс Иден!

– А я говорю, нет! – заорал он. – Я уже встречался с Джеймсом Иденом – здесь, в этом кабинете! Вы так же похожи на него, как я сам!

– Не может быть!

– Самозванец! – визгливо выкрикнул адвокат. – Вон из моего кабинета! Немедленно! И благодарите Бога, что я не вызвал полицию!

Я никак не мог поверить в то, что услышал.

– Да опомнитесь, мистер Фолкнер! Это же смешно. Джеймс Иден – это я. Я докажу вам это.

– Извольте!

– Хорошо, – немного смутившись, сказал я. – На это потребуется некоторое время. Я должен послать запрос в Штаты, чтобы оттуда выслали дубликаты моих бумаг.

– Лгун! – снова закричал Фолкнер. – Ты осмеливаешься говорить это, когда в моем столе лежит удостоверение личности настоящего Джеймса Идена, с его фотографией и отпечатками пальцев!

– Да вы сами врете! – не выдержал я.

– Можешь взглянуть! – Он сунул руку в ящик письменного стола и извлек оттуда хорошо знакомую красную книжицу. Я в волнении взял ее в руки…

Знакомую?

Я носил ее при себе уже несколько лет. Нет, это была не подделка – это было действительно мое удостоверение, со всеми пятнышками, замятостями и расплывшимися буквами.

Но фотография была не моя. Лицо этого человека было мне совершенно незнакомо. Ему же соответствовало и описание внешности. И подпись тоже была не моя.

Фолкнер вырвал книжку из моих рук.

– Бишоп! – позвал он человека из соседней комнаты.

«Неандерталец» мигом распахнул дверь и бросил на меня красноречивый взгляд.

– Вон отсюда! – холодно скомандовал мне Фолкнер. Что я мог поделать?

Гидеон нашел этому свое объяснение.

– Твой приятель Фолкнер и ограбил тебя. Чтобы выключить тебя из игры, он решил пойти на все, вплоть до убийства.

– Но ведь это мое удостоверение, Гидеон!

– Послушай, Джим, – покачал головой негр. – В Тетисе есть такие умельцы, которые могут подделать любой документ. Любой! Главный вопрос не «как?», а «зачем?». Я не слишком силен в рассуждениях, но одно можно сказать сразу: акции «Марин Майнз» стоят намного дороже, чем это кажется.

Я недоверчиво покачал головой:

– Едва ли. Месторождения находятся на запредельной глубине. Если даже дядя Стюарт и нашел там несметные богатства, их никто не сможет поднять на поверхность.

– Тогда предложи свою версию, – пожал плечами Гидеон.

Я признался, что у меня нет никаких предположений. С минуту мы сидели молча.

– И все-таки, что же делать? – не выдержал я. – Снова идти к Фолкнеру и стоять на своем, пока он не вышвырнет меня?

Гидеон покачал головой, но в его глазах появился азартный огонек.

– Не сейчас, Джим. Во-первых, тебе надо обзавестись документами. Сходи к американскому консулу в Тетисе, получи дубликат своего удостоверения. А вот потом мы навестим Фолкнера. Вместе! И я не думаю, что нас вдвоем будет легко вышвырнуть за дверь.

Я сделаю так, как посоветовал Гидеон.

Офис начальника отдела иммиграционной службы находился среди других государственных учреждений, на двадцать втором ярусе.

Я рассказал о своем деле клерку в окошке. Он недоуменно вытянул лицо, а потом проводил меня к начальнику.

Это был приземистый лысоватый энергичный мужчина по фамилии Чэпмэн. Он пожал мне руку, внимательно выслушал мою историю и участливо покачал головой.

– Такие вещи у нас иногда случаются, – вздохнул он. – К сожалению, это так. Но мы вам поможем, молодой человек.

Он нажал на кнопку звонка, тут же вошла секретарша и проводила меня в лабораторию.

Там меня раздели, обмерили, взвесили, сняли отпечатки пальцев, просканировали сетчатку глаз, сфотографировали обычным образом и в рентгеновских лучах, обследовали все органы и части моего тела, начиная с зубов и кончая кожей на подошвах ног. Этот процесс продолжался целый час.

Когда все завершилось, ассистентка в белом халате привела меня обратно к начальнику.

Чэпмэн вручил мне паспорт, на котором крупными красными буквами было написано «ВРЕМЕННЫЙ».

– Вы будете пользоваться им в течение ближайших двух недель, – объяснил он. – За это время мы получим ответ из Соединенных Штатов. Если результаты нашего обследования соответствуют вашим метрикам, мы выдадим вам постоянный паспорт. Что касается временного, то он мало для чего пригоден – разве что для прогулок по Тетису. Без постоянного паспорта вы не сможете даже выехать отсюда.

– Но ведь через две недели у меня будет новый? – с надеждой спросил я. – Я вам очень благодарен, сэр!

Начальник проводил меня до двери.

– Не стоит благодарности, – сказал он. – Помогать тем, кто утерял важный документ, наша непосредственная обязанность.

Неожиданно он бросил на меня недоверчивый взгляд. – При условии, конечно, что это был действительно ваш документ.

С этими словами он закрыл дверь.

14

ИЗГНАННИКИ МАРИНИИ

Мы стали ждать. Ждать, пока мне не выправят документы, пока я не разберусь с Фолкнером, пока не найду ответы на множество вопросов.

У нас с Гидеоном появилось время, которое можно было тратить впустую. Мы использовали его на знакомство с городом, раскинувшимся под куполом. Гидеон досконально знал Тетис – от расположенных на самом верху административных ярусов до самых глубоких подземелий, лежавших ниже уровня морского дна. Он показал мне все, что меня интересовало.

Он провел меня на причалы для огромных грузовых субмарин – не на пассажирский терминал, через который я сошел с борта «Испании», а на грузовые причалы, обслуживающие торговцев подводного мира. Через специальные смотровые иллюминаторы мы наблюдали за тем, как неуклюже маневрируют исполины подводного флота и быстро снуют небольшие, похожие на дельфинов батискафы. Взяв на борт небольшую партию груза, батискафы доставляли его в другие города и порты Маринии.

Мое внимание привлек громадный подводный танкер, сделавший пять неудачных попыток подойти к причалу.

– Для него это непростая задача, – объяснил Гидеон. – Он легче воды, и ему трудно точно маневрировать.

Я покачал головой и с интересом стал наблюдать за этой увлекательной картиной. Легче воды! Очевидно, так оно и было. При перевозках нефти и нефтепродуктов веса подводной лодки не хватало для того, чтобы уравновесить объем вытесненной воды. Глядя через иллюминаторы на залитые светом причалы, я то и дело забывал, что они расположены под водой. Казалось, что все это происходит в космическом пространстве и передо мной передвигаются не подлодки, а звездолеты. Иногда обзору мешала илистая взвесь, насыщающая океанскую воду около Тетиса, но даже она напоминала наземный туман, а не одно из явлений подводного мира. Вообще же видимость была прекрасной, я мог различить даже сердитое лицо капитана танкера, отчитывающего по рации судового механика после очередного неудачного маневра. Вскоре на его лице появилась торжествующая улыбка: стыковочные разъемы замкнулись, танкер причалил.

Я обратил внимание на то, что возле капитана находятся еще несколько моряков в форме торгового флота.

Лицо одного из них показалось мне до боли знакомым.

– Боб! – не удержавшись, воскликнул я. – Это Боб Эсков!

– Это твой знакомый? – с любопытством спросил Гидеон.

– Да, это мой лучший друг на всем белом свете! Вот это удача, Гидеон! Как бы нам попасть на этот танкер?

Негр с сомнением покачал головой:

– Не уверен, что это стоящая идея. Понимаешь, Джим, ведь мы до сих пор не выяснили, зачем Келли обчистил тебя. А портовые ярусы – это царство Келли…

Но выражение моего лица говорило слишком о многом. Гидеон улыбнулся и не стал продолжать.

– Ну, хорошо. Пойдем.

Вниз мы спускались на скоростном лифте, но мне казалось, что он еле движется. Ярус, на котором располагался грузовой терминал, был одним из самых непривлекательных мест Тетиса. Он был похож на тот злополучный район, где меня подстерег Келли, нет, пожалуй, он был даже мрачнее и грязнее его. Здесь также тянулись ряды пакгаузов, так же слонялись без дела докеры и бродяги. Я решил не отставать от Гидеона, который уверенно шагал вперед.

Слава Богу, обошлось без неприятностей. Келли нам не встретился, а все остальные не то чтобы не пытались встать на нашем пути, но даже не смотрели в нашу сторону. И все-таки то, что произошло потом, я бы назвал гораздо более жестоким ударом судьбы.

Мы добрались до танкера (он назывался «Уоррен Ф. Хоуард») и в маленькой кабине пневматического лифта поднялись к бортовому люку. Я спросил у первого встречного моряка, как пройти на капитанский мостик, и почти побежал по узкому проходу, а потом по трапу поднялся в рулевую рубку. Гидеон с трудом поспевал за мной.

Боба там не было…

Капитан разговаривал с вахтенным офицером. На меня они оба посмотрели без особого расположения.

– Здесь должен быть Боб Эсков, – волнуясь, объяснил я. – Я сам видел его из-под купола.

Капитан что-то прошептал вахтенному, и тот задумчиво кивнул головой.

– А кто его спрашивает? – поинтересовался офицер.

– Меня зовут… – заговорил я, но в этот момент локоть Гидеона уперся мне в ребро.

– Да так, пара старых друзей, – беспечно ответил негр. – И где же мы сможем увидеться с Бобом?

– А как вы оказались на борту? – вспылил вдруг вахтенный.

– Мы просто шли мимо, – сделал невинные глаза Гидеон. – А в чем проблема?

Вахтенный внимательно посмотрел на Гидеона, потом перевел взгляд на меня.

– Вы должны немедленно покинуть корабль. Эсков отдыхает в своей каюте, и его нельзя беспокоить.

– Но я только что видел его! – заволновался я. ~ По-моему, я вам ясно сказал! . Вахтенный нажал на кнопку звонка, ив люке показалась голова матроса.

– А ну-ка проводи этих ребят на берег! – приказал офицер.

Нам ничего не оставалось, как подчиниться. Когда мы уже покинули корабль, я обратился к моряку:

– Вы не могли бы передать от меня пару слов Бобу Эскову?

Матрос в сомнении нахмурил брови, но, заметив в моей руке сложенный бланк чека, стал более сговорчив.

– Конечно, смогу. Что надо передать?

Я торопливо написал записку, черкнул внизу «Джим» и передал ее матросу, который без лишних слов скрылся в бортовом люке.

– По правде говоря, Джим, мы вели себя нахально, – пробормотал Гидеон. – Ты знаешь, что это за корабль?

Я отрицательно покачал головой.

– Это флагман танкерной флотилии Хэллэма Сперри. А офицер, который разговаривал с тобой – один из персональных любимчиков Сперри. Именно поэтому я и не хотел, чтобы ты называл ему свое имя.

– Но что плохого в том, что я пришел повидаться со своим другом? – наивно удивился я.

– И ты еще спрашиваешь! – вздохнул Гидеон. Не успел я отреагировать на его слова, как из люка снова показался наш знакомый матрос. Его лицо было на удивление неприветливым.

– Мистер Эсков просил передать, что он не знает, кто вы такой.

Не дожидаясь, пока я приду в себя после такого заявления, он снова исчез.

Вернувшись в гостиницу, я тупо уставился в окно. По улице все так же брели равнодушные к моей судьбе маринийцы. Даже Боб Эсков отвернулся от меня! Кроме

Гидеона, на этом свете не было человека, на которого я мог бы рассчитывать.

Никогда в жизни я не чувствовал себя так одиноко.

Я сидел возле окна до тех пор, пока на пороге не появился Гидеон. Когда мы возвращались, он оставил меня недалеко от гостиницы, а сам отправился по каким-то загадочным делам в «царство Келли». Когда он вошел в комнату, его лицо было мрачнее тучи.

– Джим, дела плохи! Я разговаривал с ребятами с портовых ярусов: Сперри что-то затевает!

– И что же он затевает?

– В том-то и дело, что не знаю, – с беспокойством признался негр. – Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Катрони?

– Никогда.

– Тебе повезло. – На лице Гидеона появились жесткие складки. – Катрони… Его выдворили из Соединенных Штатов, выдворили из всех европейских стран, и лишь после того, как за него поручился Сперри, ему разрешили жить в Маринии. Зачем Сперри это понадобилось? Вроде бы никакой видимой причины для этого нет. Когда-то этот человек начинал свою карьеру как уличный хулиган. Делай выводы.

– Ну, ясно, что такому парню нельзя доверять, – сказал я.

– В том-то и беда, Джим, – удрученно покачал головой Гидеон. – Кое-кто доверяет ему чересчур сильно. Он был вместе с твоим дядей в момент катастрофы батискафа. И люди говорят… – Гидеон запнулся и посмотрел на меня умоляющим взглядом. – Они говорят… Не придавай этому много значения, Джим, но говорят, что вчера Катрони появился в резиденции Сперри!

– Гидеон! – Я буквально подпрыгнул от таких слов. – Так это значит…

– Я знаю, что ты имеешь в виду! – не без раздражения сказал негр. – Если Катрони действительно здесь и если он действительно был тогда со Стюартом Иденом – появляется какая-то надежда. Надежда на Бог знает, что! Ведь если Катрони прибыл сюда тайно, значит, за ним тянутся какие-то грязные дела. Но какие…

– Гидеон, – решительно сказал я. – Нам надо идти к Сперри.

– Ты что, сошел с ума? – воскликнул старый подводник.

– Вовсе нет. У меня есть повод для визита. В конце концов, тогда на «Испании» он предложил мне сделку. Я скажу ему, что пришел еще раз обсудить этот вопрос – и, может быть, что-то смогу выведать.

Гидеон с сомнением покачал головой, но я продолжал с прежней горячностью:

– Неужели ты не понимаешь, что я должен использовать любой шанс! Сперри не решится действовать открыто – он слишком многим рискует. Да и, кроме того, я допускаю и другое, Гидеон: а вдруг ты ошибся? Может быть, Сперри не такой подлец, как ты думаешь?

Негр успокаивающе поднял руку. В его глазах мелькнули жалость и сожаление.

– Ну, хорошо, Джим. Я не могу укорять тебя за то, что ты хочешь сам во всем разобраться.

После этого он сел в кресло и посмотрел куда-то в СТОРОНУ.

– Я только надеюсь, что после этого тебе не станет хуже.

– Садись, садись! – нетерпеливо прорычал Хэллэм Сперри.

Я послушался и сел.

– Мистер Сперри, я…

Он прервал меня на первой же фразе:

– Здесь мой сын, Брэнд. Ты ведь помнишь Брэнда? Он мне много о тебе рассказывал. Рассказывал о Джеймсе Идене… – вдруг добавил магнат с улыбкой.

Несмотря на улыбку, его глаза оставались холодными как лед.

– Я вас не понял… – осторожно сказал я.

– Не важно… Зачем ты пришел?

Хотя я и ожидал этого вопроса, он заставил меня смутиться.

– Тогда, на «Испании», вы сделали мне деловое предложение.

Я замолчал, а Сперри покачал своей огромной головой.

– Забудь об этом. Я уже немолодой человек. Я не буду точить на тебя зуб за то, что ты хотел втянуть меня в авантюру, но ты меня не проведешь.

Он пристально посмотрел на меня холодными голубыми глазами.

– Ведь ты такой же Джеймс Иден, как и я сам. Ты знаешь это, я знаю это – так какой же смысл вешать мне» лапшу на уши?

– Мистер Сперри, – заговорил я, с трудом сдерживая: себя. – Я – Джеймс Иден! На меня напали. Меня ограбили. Мои документы украли. Но скоро из Сан-Франциско мне пришлют дубликат.

В ответ Сперри коротко усмехнулся.

– Давай, парень! Продолжай вешать мне лапшу на уши!

– Но если ваш сын здесь, можете пригласить его сюда – он меня опознает.

Хэллэм Сперри не произнес ни слова и пристально посмотрел на меня. Потом медленно поднялся с кресла и, повернувшись ко мне спиной, налил себе в стакан какого-то напитка.

– Брэнд! – позвал он, не поворачивая головы.

– Да? – ответил ему голос из динамика над столом.

– Брэнд, ты видел на мониторе человека, который вошел ко мне?

– Да, отец, – ответил бесстрастный металлический голос – Это самозванец. Я никогда не видел его раньше.

– Спасибо, Брэнд, – по-отечески заботливо поблагодарил сына старый Сперри. Потом щелкнул переключателем на пульте и сел в кресло, потягивая из стакана Его твердый вопросительный взгляд уперся в меня. – Ну, что? Мы еще будем спорить?

Все мои надежды разом померкли. Мне оставалось только сидеть и растерянно смотреть на своего врага. Неужели на этом свете все посходили с ума? С какой стати Брэнд Сперри отрицает, что я Джеймс Иден?

И тут я снова вспомнил те слова, которые уже не раз помогали мне, слова, которые упорно вдалбливал в мою голову инструктор в академии: «Паника – это ваш злейший враг».

Начнем с очевидной истины: я знал, что я нахожусь в здравом рассудке. Исходя из этой истины, надо было взглянуть и на все остальные факты. Если я не сошел с ума, значит, я действительно Джеймс Иден. А если я Джеймс Иден, то все эти люди – Сперри, его сын и вся их команда – сознательно стараются сбить меня с толку.

А если они стараются сбить меня с толку – значит, они чего-то опасаются! Чего-то такого, что я могу сделать и чему они постоянно препятствуют. Мне надо выяснить, чего они боятся, и сделать именно это.

Чтобы рассказать, сколько мыслей промелькнуло в моей голове за эти несколько секунд, потребуется довольно много времени. Но решение я принял удивительно быстро.

– Где Катрони? – решительно спросил я.

Бабах! Бутылка с изумрудно-зеленым ликером полетела на пол. Хэллэм Сперри сделал вид, что не заметил своего неосторожного движения. Он сохранил ледяное спокойствие. Словно не расслышав моего вопроса, он слегка наморщил лоб.

– Простите, что вы сказали?

– Мистер Сперри, если Катрони остался в живых, то, может быть, жив и мой дядя? Они были вместе в батискафе. Я хочу поговорить с Катрони. Где он?

С этими словами я встал и приблизился к столу, за; которым сидел Сперри.

Ледяное спокойствие Сперри стало таять – медленно, как айсберг, попавший в тропические широты.

– Катрони мертв.

– Нет, сэр, – уверенно возразил я. – Он жив. Я точно знаю это.

– То, что вы знаете, это чушь, молодой человек. Катрони погиб! – Что-то мелькнуло в этих ледяных глазах – то ли страх, то ли скрытая насмешка. – Вы уж поверьте мне.

– Не поверю!

– Это ваше право. – Он снисходительно покачал головой. – Мы не хотим верить тому, что нам не по вкусу. Что ж, мне придется убедить вас – Он опять щелкнул переключателем. – Брукс, один молодой джентльмен интересуется судьбой Катрони. Вы не могли бы дать ему разъяснения на этот счет?

– Слушаюсь, сэр! – отозвался голос в динамике. После короткой паузы дверь открылась и в кабинет вошел коренастый невысокий мужчина. Его борцовское телосложение и надбровные дуги антропоида странно контрастировали с его одеждой – узкой, старомодной лакейской ливреей.

– Сэр? – пожирая глазами Сперри, спросил он.

– Вот этот человек, Брукс, – указал на меня Сперри. – Проводи его и представь ему все доказательства смерти Катрони.

Мне надо было быть настороже. Я и был настороже – и все же я сомневался. Но даже если бы я не сомневался, если бы я знал наверняка – так же, как каждое слово: «Присяги подводника», – про все предательские козни Хэллэма Сперри, что бы я мог поделать?

Ничего. Ничего, кроме того, что я сделал. Я последовал за борцом в лакейской ливрее по обитому гобеленами коридору. Войдя в замаскированную дверь, мы оказались в маленькой комнате с белыми стенами.

Там на узком хирургическом столе лежал мертвец – невысокий, непропорционально сложенный мужчина, на голову которого была надета странная металлическая конструкция со множеством проводов. Провода шли к какому-то огромному агрегату, внутри которого что-то то и дело жужжало и пощелкивало.

Я вдруг вспомнил, что уже видел такое устройство, когда учился в академии. Оно называлось «промыватель мозгов». С помощью этого электронного чудовища можно было извлечь любые секреты из живого человеческого мозга. Огромная уродливая машина стояла в музее академии, и над ней – я хорошо это запомнил – висел довольно красноречивый плакат:

«Использование данного устройства запрещено международной конвенцией. Даже его кратковременное воздействие приводит к серьезному нарушению функций мозга. Более продолжительное воздействие неизбежно вызывает летальный исход».

– Вы хотели взглянуть на Катрони? – глухим голосом спросил обезьяноподобный «лакей». – Это он. Сами видите, мертв. Мертвее не бывает.

– Вы прикончили его! – не смог удержаться я. – Но, значит, он не утонул вместе с моим дядей. А может быть, катастрофы вообще не было? Мне придется сообщить об этом…

«Обезьяна» резко выбросила вперед руку и ударила меня в подбородок. Да, это длиннорукое существо обладало сверхъестественной силой! В глазах у меня потемнело, я отлетел к противоположной стене.

Уже лежа на полу, я смутно услышал голос «обезьяны»: «Ну, заткнулся?» – шаги и щелчок закрывшегося замка.

Прошло немного времени. Я поднялся и подергал дверную ручку – заведомо зная, что это ничего не даст. Дела обстояли худо. Я опять оказался в ловушке. Меня заперли в комнате с мертвецом и угрожающе пощелкивающей машиной. Все мои усилия закончились крахом.

Вдруг дверь открылась, в ней опять показался «лакей». Вслед за тем ко мне втолкнули связанного человека с искаженным от боли лицом – и я узнал Гидеона!

– Он составит тебе компанию! – сказал «лакей». – У вас будет достаточно времени, чтобы вдоволь наговориться!

Дверь опять захлопнулась.

15

НА ДНЕ ВПАДИНЫ

Так прошел час, потом еще один. Мы с Гидеоном коротко обсудили наше бедственное положение. Для этого не потребовалось много времени. Оказывается, негр ждал меня возле резиденции Сперри. На него напали, скрутили и затащили внутрь здания. Теперь мы оба были в плену.

Все случилось так, как предвидел Гидеон.

Негр беспрестанно ходил по комнате, осматривал и ощупывал ее стены, заглядывал в каждую щель. Мне это казалось бессмысленным, я пытался проанализировать наше положение. Мы, похоже, крепко влипли. Все мои сомнения насчет Хэллэма Сперри теперь полностью рассеялись. Это был преступник – пусть в кресле мэра Тетиса, но преступник. Оказавшись у него в плену, мы не могли рассчитывать на чью-нибудь поддержку: во всем подводном городе не было человека, который мог бы прийти к нам на помощь. Боб Эсков, даже если он и получил мою записку, не пожелал меня видеть. Полиция? Если бы ей сообщили, что мы стали жертвами произвола преступников… но без сигнала она не сделает и шага. К тому же мой законные права выглядели более чем сомнительно: если я не явлюсь в отдел иммиграции для замены своих временных документов, обо мне никто не вспомнит. Не больше прав было и у Гидеона. Он был бродягой, обитателем «царства Келли», у него не было друзей или родственников, которые могли бы забить тревогу по поводу его исчезновения.

Нет, на помощь извне рассчитывать не приходилось.

Еще наивней было бы ждать ее из резиденции Сперри. Признаться, я пал духом.

– Джим! Посмотри-ка сюда!

Я взглянул на Гидеона. Он стоял возле «промывателя мозгов», держа в руках кассету с магнитной лентой.

– Джим, на этой кассете есть запись. Скорее всего, на ней записано то, что они вытащили из мозга Катрони!

Осторожно обойдя стол с лежащим на нем трупом, я подошел к Гидеону. Заглядывать в мысли незнакомого мертвого человека казалось мне довольно мерзким делом.

– Ну и что дальше? – спросил я.

– Пока не знаю, – ответил негр, вставляя катушку с пленкой в аппарат. – Я не знаю, что здесь записано, но наверняка это что-нибудь важное. Сперри не стал бы убивать Катрони из-за пустяков. За применение «промывателя мозгов» можно угодить под суд, а Сперри не будет рисковать напрасно.

Негр установил кассету в небольшое углубление и нажал какую-то кнопку. После этого достал откуда-то два шлема с наушниками – они были похожи на странное устройство на голове Катрони, только поменьше размером. Надев один шлем, Гидеон протянул мне второй.

Я надел его – и сразу оказался в ином, далеком мире – мире мыслей другого человека. Я стал видеть его глазами, чувствовать то, что чувствовал он. Я стал свидетелем событий, которые разыгрались несколько месяцев тому назад, вдалеке от Тетиса.

В батискафе их было трое – мой дядя Стюарт, Катрони и Вестервельт – человек, который, как пренебрежительно заметил Сперри, «куда-то сгинул». Циничные слова!

Я слышал все, что они говорили, словно был совсем рядом. Видел, как они ходят по рубке, управляют батискафом, как, манипулируя различными рычагами, колесами и тумблерами, направляют судно все глубже и глубже. Этот батискаф, покрытый иденитовой оболочкой, был личным аппаратом моего дяди и мог выдерживать фантастическое давление.

Они достигли отметки девять километров и продолжали погружение. В общем-то с каждым пройденным метром в эти минуты они устанавливали мировой рекорд. Мерцающая молочным светом иденитовая броня надежно сдерживала колоссальное давление многокилометровой водной толщи.

– Оболочка действует! – Мой дядя радостно похлопал Катрони по спине. Катрони, не отрывая взгляда от указателя глубины, поспешно кивнул. Тут же в моих наушниках послышался неразборчивый шепот: это были мысли Катрони. Хотя я и не разобрал слов, я понял, что это темные и опасные мысли. Я наблюдал за происходящим, затаив дыхание, и смутно чувствовал, как сильно у меня колотится сердце. В общем-то я понимал, что скоро произойдет что-то недоброе.

Погружение продолжалось. Судовой механик Вестервельт следил за работой двигателя, Катрони увеличивал уровень заполнения балластных цистерн. Мой дядя, рыжебородый Стюарт Иден, с видом триумфатора ходил по рубке своего небольшого корабля и напоминал мне древнего викинга, пересекающего штормовую Атлантику назло всем разгневанным морским богам.

Иногда изображение затуманивалось, видимо, в эти минуты Катрони погружался в свои мысли, которые были отсеяны электронными фильтрами «промывателя мозгов». И все же я мог уловить то, что происходит. Погрузившись почти на двенадцать километров, небольшой батискаф коснулся своим мерцающим корпусом темного дна и замер.

Некоторое время я ничего не видел – как будто Катрони скрывал свои мысли даже от самого себя. Но потом я все же различил неясные тени. Я не без труда определил, что это были мой дядя, Вестервельт и Катрони. Они вылезли из люка батискафа и стали осторожно перемещаться вокруг покрытого иденитом корпуса. Проверив герметичность люка, все трое спустились на дно. Едва ли там можно было многое увидеть. Мощные прожекторы батискафа, которые на поверхности были видны на расстоянии в пятьдесят миль, беспомощно упирались в непроницаемо-черную воду уже через несколько метров. Казалось, что все дно впадины было покрыто топкой черной грязью.

Мой дядя и Катрони вернулись в батискаф одновременно. Вестервельт вошел последним и закрыл люк переходного шлюза. Потом Вестервельт и дядя скрылись в машинном отделении батискафа…

А Катрони сделал то, за что ему заплатили. Когда его спутники ушли, он расправился с кораблем так же безжалостно, как делал это с людьми во время гангстерских разборок.

Короче говоря, когда мой дядя и Вестервельт находились в кормовом отсеке, Катрони сделал короткое замыкание и разрядил все три блока аккумуляторных батарей, которые обеспечивали энергоснабжение батискафа. Затем он до отказа загрузил балластные цистерны – и привел в негодность те чудо-насосы, которые позволяли избавляться от лишнего груза при любом давлении (как я понял, насосы были еще одним изобретением Стюарта Идена). После этого настал черед уникальной системы связи.

Потом Катрони подождал, пока дядя и Вестервельт вернутся в носовой отсек, и пробрался на корму. Следы его «работы» можно было обнаружить только по шкале приборов – прикрытые кожухами насосы и аккумуляторные батареи выглядели так же, как и всегда, но Катрони был уверен, что ни дядя, ни Вестервельт не обратят на < приборы внимания.

В переходном шлюзе кормового отсека Катрони вывел из строя иденитовые скафандры дяди и Вестервельта. Его личный скафандр оставался исправным.

Первым сигналом бедствия для оставшихся в носовом отсеке членов экипажа стал звук открывающегося переходного шлюза: облачившись в скафандр, Катрони ушел в открытый океан.

Он провел возле погибающего батискафа примерно полчаса – потому что знал, что ни Вестервельт, ни дядя не сдадутся без боя. Ему хотелось посмотреть, как они будут умирать.

Вот что он увидел. Пусть тяжело и медленно, но люк переходного шлюза все-таки закрылся! Благодаря «промывателю мозгов» мы сумели увидеть, как в сознании Катрони промелькнуло холодное удивление, даже восхищение с оттенком высокомерной насмешки.

Вообще-то то, что его жертвы умудрились закрыть люк», можно было назвать подвигом. Те, кого он обрек на смерть, нашли способ выжать остатки энергии из обесточенных аккумуляторов, и электромоторы сделали свое дело. Конечно, откачать воду из шлюза было невозможно. Все, что могли сделать исследователи, это открыть внутренний люки впустить воду из переходного шлюза в отсеки батискафа. Но это еще больше осложнило бы их и без того плачевное положение. Энергия, которая нужна была, для открывания люка, стоила бы пленникам нескольких дней или даже недель жизни – ведь после полного истощения батарей они бы попросту замерзли. Впрочем, еще раньше могла потерять свои свойства иденитовая оболочка, а тогда батискаф раздавили бы толщи океанской воды.

И все же они открыли внутренний люк. Кроме того, им удалось отремонтировать один скафандр.

Мы почувствовали, как Катрони охватывают тревога и страх. Он увидел, как вновь открывается люк переходного шлюза и оттуда появляется фигура, облаченная в мерцающий скафандр. Катрони боролся с самим собой – он понимал, что должен вступить в поединок с человеком, осмелившимся выжить в таких страшных условиях. И в то же время колебался.

Но океан сделал за Катрони его работу. Повреждение оболочки скафандра оказалось слишком серьезным. Наскоро отремонтированный, он не смог выдержать колоссального давления.

Спрятавшись за пределами досягаемости слабеющих прожекторов батискафа, Катрони увидел, как фигура в скафандре стала опускаться на дно, покрытое голубоватым илом. Человек пытался запустить небольшой винт, который помог бы ему подняться вверх…

В этот момент половина его скафандра перестала светиться.

Иденитовая оболочка, заставляющая молекулы металла направлять давление воды против самого себя, действует до тех пор, пока на нее подается электрический заряд. Именно из-за этого она испускает голубовато-молочное сияние. Когда это сияние гаснет, чудесный материал становится простым металлом, неспособным противостоять беспредельному давлению океана.

Через секунду темная половина скафандра сплющилась, словно жестянка, попавшая под гидравлический пресс. Другая его половина раздулась, а потом тоже погасла. Из скафандра вышел небольшой воздушный пузырь и, закрутившись спиралью, взлетел вверх.

Течение отнесло сплющенное тело в темноту.

Катрони подождал еще несколько секунд – на тот случай, если оставшийся в батискафе человек захочет повторить безумную попытку своего товарища. Этого не произошло. Поняв, что дело сделано, Катрони включил винт своего скафандра и с его помощью начал всплывать к поверхности. Примерно на трехкилометровой глубине его поджидало подводное судно-амфибия…

Мы могли бы еще многое увидеть, но и этого было вполне достаточно. К тому же нам помешали.

Откуда-то извне до меня донесся угрожающий рев. Ту же меня тряхнули за плечи, а потом сорвали с головы шлем. Плывшее перед моими глазами изображение погасло, словно перегоревшая лампа.

Зато прямо передо мной возник похожий на обезьяну «лакей» и чуть поодаль от него – Хэллэм Сперри.

– Я рад, что вы не сидите без дела, джентльмены, – недобро усмехнувшись, пошутил Сперри. – Только зачем? совать нос в чужие дела? Впрочем, мы сами оставили вас без внимания…

Я рванулся к моему ненавистному врагу, но здоровенная ручища «лакея» мигом заставила меня остановиться.

– Сперри! – закричал я. – Теперь я точно знаю, это вы подослали к моему дяде убийцу!

– Возможно, ты прав, – нисколько не смутившись согласился магнат. – Но мы играем по-крупному, молодой человек. Каждый борется так, как может. Средства не; ; имеют никакого значения, главное, выиграть.

Краем глаза я заметил, что и Гидеон готов наброситься; на Сперри, но «лакей» тоже заметил это. Он оттолкнул меня в сторону и выхватил из кармана пистолет.

– Стоять! – хриплым голосом приказал он негру. Сперри засмеялся.

– Садитесь, джентльмены. Если вы будете вести себя прилично, Брукс не доставит вам неприятностей.

Брукс! Я повнимательней присмотрелся к крепко сбитому «лакею» и сразу все вспомнил.

– Черт, ну и болван же я! Ты ведь был с теми ребятами, которые сбросили меня в сточный коллектор!

– Ты очень наблюдателен, – улыбнулся Сперри. – Совершенно верно. Это был он. Но это дело прошлое, так что забудем о нем. Более актуальный вопрос – что мы сделаем с вами сегодня?

– Я думаю, то же самое, что и с моим дядей, – дерзко ответил я. – Убьете – и концы в воду.

– О, конечно. По-видимому, я должен поступить именно так. Но я хотел бы… – Сперри испытующе посмотрел на меня. – Я хотел бы получить от вас некоторую информацию. Этот дурак Катрони, как вы сами убедились, действовал чересчур торопливо. Ему было приказано дождаться того момента, когда Стюарт Иден занесет в судовой журнал результаты всех своих исследований, потом уже вывести его из игры. А он, болван, беспокоился, что корабль наверху не станет его ждать. Так или иначе, но он смылся немного раньше времени. В итоге я не узнал того, что хотел узнать в первую очередь: есть ли на дне впадины приличные запасы урана?

– Подключить их к «промывателю», мистер Сперри? – без промедления спросил Брукс.

– Терпение, Брукс, – покачал головой Сперри. – Юноша уже имеет представление о «промывателе». Мне пришлось подключить к нему Катрони – я не поверил тому, что этот человек так сверхъестественно туп. Я решил, что он ловчит, но, к сожалению, я был не прав. Он погиб из-за моей подозрительности. Признаю, получилось не очень красиво. Но, к сожалению, «промыватель» не отличается деликатностью.

Он, прищурившись, посмотрел на меня, а потом продолжил почти лирически:

– Я отнюдь не уверен в том, что ты посвящен в дела своего дяди больше, чем я. Но я привык использовать любой шанс. Да, я мог бы подключить к твоему мозгу «промыватель» и решить эту проблему раз и навсегда. Но ты и сам понимаешь, что для этого придется пожертвовать твоей жизнью.

– Не надо запугивать меня, мистер Сперри, – с волнением возразил я.

– Я тебя вовсе не запугиваю! Я даже не стану скрывать, что в данный момент вовсе не хочу лишать тебя жизни. Если ты умрешь, принадлежащие тебе акции перейдут к другим наследникам, не важно, кто они такие. Когда они заявят о своих правах, мне придется начать всю игру заново. Если же наследники не объявятся, суд отложит вопрос о правопреемниках на неопределенное будущее. Я пользуюсь слишком большим авторитетом в Маринии, чтобы такая незадача стала для меня катастрофой. Но я буду… огорчен.

– И чего же вы хотите? – спросил я.

– Контрольный пакет акций, – резко потребовал Сперри. – Ты должен перевести акции на меня.

– Ну а потом? Вы попросту нас прикончите? Сперри театрально всплеснул руками.

– Что тебе сказать на это? – он подошел ко мне совсем близко, его глаза буквально впились в меня, но голос был спокоен и даже мягок. – Можешь поверить мне на слово: смерть – это не самое страшное из того, что существует на этом свете!

Мы несколько секунд в упор смотрели друг на друга, потом Сперри моргнул – и мгновенно превратился в красивого степенного старика.

– Ты видишь, я раскрыл тебе все свои карты. Ты должен оценить это. Войди в мое положение. У меня есть часть акций «Марин Майнз». Но мне нужен контрольный пакет. Не забудь и то, что в, моем распоряжении первый экспериментальный батискаф, который построил твой дядя. Он покрыт точно такой же оболочкой, как и тот, который – увы, по моему приказу – привел в негодность Катрони. Я уверен, что первый аппарат ничуть не хуже второго, и, если на дне впадины есть уран, я доберусь до него. А за уран мир заплатит мне любую цену! Возможно, деньгами. Но не исключено, что и многим другим. Мир задыхается без уранового топлива, и человек, у которого есть уран, будет владеть планетой.

В его глазах вспыхнул какой-то звериный огонь. Именно в этот момент я увидел настоящего Хэллэма Сперри – волка, готового разорвать любого соперника на своем пути к власти. Через секунду этот огонь угас.

Хэллэм Сперри тяжело вздохнул и отвернулся в сторону.

– Позаботься об этих двоих, Брукс, – бросил он через плечо своему слуге. – Скоро я продолжу разговор с ними.

Он вышел, и дверь комнаты закрылась.

Нам определенно не везло. Одна неприятность накладывалась на другую, мы, похоже, опустились на самое дно, но все-таки самое худшее ждало нас впереди.

Самый плохой сюрприз приготовил Гидеон.

Когда Хэллэм Сперри ушел, оставив нас под надзором коренастого ублюдка по имени Брукс, Гидеон сел к стене и словно оцепенел. Он сидел, не двигаясь, так долго, что я не на шутку забеспокоился.

– Гидеон!

Негр не ответил. Он сидел, уставившись в одну точку, с напряженным, испуганным лицом. Мне показалось, что его даже начал бить озноб.

Для меня это был серьезный удар: старый подводник не смог совладать со своими нервами. Я так полагался на его силу и жизненный опыт, – а он пал духом и вошел в состояние ступора.

Дела принимали совсем скверный оборот.

«Лакей» тоже обратил на это внимание и осклабился.

– Все они одинаковы, – презрительно сказал он. – С ним не будет никаких проблем. Да и с тобой тоже, – добавил он, смерив меня холодным взглядом.

– Ваши главные проблемы еще впереди, – не выдержав, возразил я.

– И вы от них никуда не денетесь? – с насмешкой передразнил меня Брукс – Не забывай, что сейчас ты говоришь со мной. Раньше ты мог болтать что угодно, но теперь…

Я не рассмеялся, хотя вид у этой обезьяны в ливрее был довольно комичный. Через секунду Брукс перешел от слов к делу – я не успел и глазом моргнуть, как его похожий на кувалду кулак ударил меня в ухо. Закрутившись как волчок, я отлетел в сторону.

– Это тебе на будущее! – услышал я его голос – Сиди и не дергайся!

Я встряхнул головой и встал на четвереньки.

В академии нас, конечно, обучали рукопашному бою. Если бы только Гидеон смог отвлечь на секунду Брукса, я бы набросился на него и попытал счастья – несмотря на то что он был вдвое тяжелее меня и обладал звериной силой. Но Гидеон по-прежнему сидел без движения и словно не замечал того, что происходило рядом с ним.

– Брукс, ты заплатишь за это, – поморщившись, сказал я. – Сейчас ты взял верх, но рано или поздно кто-нибудь разделается с тобой – когда у тебя не будет при себе пушки.

– Пушки? – надменно переспросил он. – А ты думаешь, я не обойдусь без пушки?

Он похлопал себя по карману.

– Я даже не стану ее доставать. Если я не могу отделать двух таких уродов, как вы, голыми руками – значит, мне надо опять возвращаться в Алькатрац, в каменоломню, и набираться силенок.

Он приблизился ко мне и принял угрожающую позу.

– А ну-ка, встань, мальчик! Сегодня утром я не разминался и могу показать тебе несколько хороших упражнений. Сперри возражать не будет: перед промыванием мозгов такая зарядка пойдет на пользу.

Промывание мозгов! Так, значит, вот что ждало нас…

– Ну, иди же сюда! – хрипло сказал он, и в его глазах засветился азарт садиста. Да, он был животным – от обезьяньей головы до обутых в подкованные ботинки ног. Рожденный палачом, этот человек не мог жить по-иному. Для меня наступила решительная минута. Ничего не оставалось делать, как подняться и принять вызов, надеясь на один-единственный нокаутирующий удар.

Я резко вскочил на ноги и бросился на Брукса. Это было равносильно тому, если бы я попытался наскочить на танк, – после встречи с его огромным кулаком я мгновенно отлетел к стене. Брукс рассмеялся и пошел на меня. Оттолкнувшись от стены, я прыгнул вперед и устремился в последнюю отчаянную контратаку…

И тут сказал свое слово Гидеон.

Он, словно черная молния, оторвался от пола и обрушился сзади на Брукса. В этот момент я тоже попытался нанести удар, но Брукс опередил меня, и я опять полетел на пол. Голова у меня пошла кругом, и я мог только наблюдать за разгоревшейся схваткой. Силы были явно неравны: Гидеон, при некотором преимуществе в росте, весил, по крайней мере, на двадцать килограммов меньше.

Опомнившись после неожиданной атаки с тыла, Брукс резко развернулся и нанес негру мощный удар. Гидеон отлетел в сторону, но устоял на ногах. Не медля ни секунды, Брукс бросился к нему и вцепился ему в горло. От такой хватки подводник должен был испустить дух. А я не мог даже подняться на ноги, чтобы помочь ему.

Но Гидеон обошелся без моей помощи. Суровая жизнь в «царстве Келли» научила его таким приемам борьбы, которые нам не показывали инструкторы из академии. Я даже не успел понять, как все произошло. Я только увидел, как негр резко присел на корточки, а его мощный противник взлетел в воздух. Гидеон прыгнул за ним. Издав звериный вопль, Брукс попытался достать пистолет…

Вскоре задыхающийся и окровавленный Гидеон стоял над своим врагом, нацеливая на него новенький блестящий ствол.

– Вставай, Джим, – сказал мне подводник, не спуская глаз с Брукса. – Пришло время для прогулки.

16

НА ФЕРМЕ ПАПАШИ НЕПТУНА

Мы все-таки сумели выбраться оттуда.

Я помню, что впереди меня шел Гидеон, а Брукс угрюмо выполнял все его требования: указывал дорогу, открывал двери, предупреждал, где можно нарваться на людей Сперри. Нам повезло – мы так никого и не встретили. Еще больше повезло Бруксу, который при первом же обострении ситуации мог получить пулю в затылок.

«Лакей» сопровождал нас до кабины скоростного лифта. После того как за замкнувшимися дверями кабины исчезла его мерзкая физиономия, мы с облегчением вздохнули.

Теперь надо было действовать без промедления.

Гидеон предупредительно сжал мое запястье – в кабине находились другие люди, и обсуждать в их присутствии наши проблемы было более чем рискованно. Лифт опускался ниже и ниже. Наконец, когда мы достигли портового яруса, Гидеон подтолкнул меня к дверям. Пройдя по длинному сырому коридору, мы повернули в боковой проход. Я услышал, что где-то рядом шумит вода.

Вскоре мы снова оказались в убежище Гидеона, на козырьке, нависающем над потоком сточных вод.

– Вот так, парень, – довольным голосом произнес негр. – И пусть они только попробуют отыскать нас здесь!

Даже я чувствовал себя здесь как дома. У нас все еще оставались запасы еды и топлива для костра, Гидеон быстро разжег огонь и вскипятил воду, а я стал обдумывать план наших дальнейших действий.

– Я одного не могу понять, Гидеон, – сказал я, вспоминая наши недавние приключения. – Как здесь оказался Брэнд Сперри? Ведь он должен быть в академии.

– Наверное, старик срочно вызвал его сюда, – ответил негр.

– Но это не так просто! Если Сперри бросил академию в разгар последнего семестра, значит, он не получит диплом.

– А может быть, для него это уже не имеет значения. – Гидеон с невозмутимым видом протянул мне жестяную кружку. Я тотчас же поставил ее на пол и принялся дуть на пальцы. – Не исключено, что для обоих Сперри эта академия теперь и гроша ломаного не стоит. Сейчас они играют в более серьезные игры, помяни мои слова!

Он взглянул на меня поверх своей кружки с чаем, из которой делал неторопливые глотки (должно быть, у него были асбестовые губы).

– Посуди сам. Во-первых, тебя «пасли» на всем пути от Штатов до Маринии. Везде были люди Сперри – ты думаешь, они работали бесплатно? Во-вторых, один из этих людей попытался убить тебя. У таких дел нешуточные последствия. В-третьих, они объявили тебя самозванцем и уже здесь, в Тетисе, были готовы пустить тебя в расход. Нет, Джим, эти люди не намерены шутить!

– Но ради чего они идут на это?

Гидеон поставил свою кружку на камень и задумчиво поскреб подбородок.

– А разве ты не знаешь, что искал твой дядя на дне впадины Идена?

– Знаю. Уран.

– Уран… – Гидеон покачал головой, и его взгляд стал серьезнее. – Да, уран. А разве не уран нужен сейчас всему миру? Из-за нехватки урана обесточиваются целые города. Человек, который будет владеть огромными запасами урана, сможет диктовать миру свои условия. Уран! Уран – это власть, а власть – это как раз то, чего Хэллэм Сперри жаждет больше всего на свете.

– Но Сперри и так не обделен властью, – возразил я. – У него такое богатство и такие связи, каких нет ни у кого. Он мэр Тетиса, владелец крупнейших морских линий, подводных шахт и прочей собственности. Разве этого мало?

– Мало? – Гидеон облизал губы. – Мне трудно объяснить тебе это, Джим. Чтобы ответить на твой вопрос, надо заглянуть в душу Хэллэма Сперри. Признаюсь, мне не очень хотелось бы лезть туда, даже с помощью «промывателя мозгов». Власть – это болезнь. Чем больше у тебя власти, тем серьезнее ты болен. А Хэллэм Сперри болен очень серьезно… Что до Маринии – то ему на нее плевать, Джим!

– Но…

– Никаких «но»!

Негр встал и, зайдя в нишу, стал рыться там в поисках одеял.

– Между прочим, время уже позднее, а у нас с тобой был тяжелый денек. Надо как следует выспаться. Утром мы, может быть, найдем ответы на эти заковыристые вопросы.

Ночью я спал очень тревожно. Я то и дело ворочался с боку на бок. Перед моими глазами вставали то Сперри, то мой дядя, то человек в белом костюме. Но чаще мне снилась комната с «промывателем мозгов» и трупом Катрони.

Когда я проснулся, Гидеона уже не было. Я прошелся по всему козырьку и не обнаружил его. Двадцать минут прошли в тягостном ожидании. Потом я услышал чьи-то осторожные шаги. Я отступил в нишу и ждал там, пока не смог ясно разглядеть идущего человека. Это был Гидеон.

– Ты рановато поднялся, Джим, – сказал негр с улыбкой. – Я-то думал, что ты еще часок поспишь.

– А куда ты пропал? – спросил я. – Я уж начал думать…

– Ты, наверное, подумал, что Хэллэм Сперри лично явился сюда, чтобы похитить старого подводника! Нет, он еще не успел этого сделать. Просто у меня были кое-какие дела. – Он поставил передо мной бумажный пакет. – Это наш завтрак. Нам надо поесть, а потом позвонить одному моему другу. Может быть, у него есть кое-какая информация для нас.

Позавтракали мы очень быстро, но после еды Гидеон, к моему неудовольствию, сказал, что теперь ему надо перекурить.

– Доверься Гидеону, – успокоил меня негр. – Мой друг обещал раздобыть важную информацию, но для этого ему нужно немного времени. А ждать лучше здесь, чем в каком-нибудь другом месте.

Наверное, он был прав. Какое-то время мы сидели молча, потом встали и пошли полутемными узкими коридорами; о существовании которых я даже не подозревал. В конце концов мы оказались в совершенно неизвестном для меня районе Тетиса – на пороге просторного помещения с высоким потолком и полом, покрытым какой-то зеленоватой слизью. В воздухе стоял резкий запах йода и гниющих водорослей.

– Как ты думаешь, чем еще можно заниматься в Тетисе? – тихонько спросил меня Гидеон. – Если не знаешь, то ответ перед твоими глазами!

Все помещение было завалено охапками влажных водорослей и других морских организмов. Они были разложены на специальных поддонах. Стекавшая с водорослей влага скапливалась на полу. Она-то и образовывала зеленоватые лужи.

– Это сушильная камера, – прошептал Гидеон. – Сюда привозят урожай с подводных плантаций, раскладывают, сушат, а потом отправляют на переработку.

– Запашок здесь тот еще, – поморщился я.

– Придется немного потерпеть, – сказал негр. – Я скоро вернусь.

Он пересек помещение и скрылся из виду, а я остался один.

Вокруг не было ни души. Мне показалось, что я слышу чьи-то голоса, скорее всего, э»го была галлюцинация – здесь едва ли могло работать много народу.

Ждать пришлось совсем недолго. Раздался звук чьих-то торопливых шагов. Это был Гидеон. Его лицо не предвещало ничего хорошего.

– Уходим, Джим! – встревоженно сказал он. – Сперри поднял на ноги весь город!

Я, почти не глядя перед собой, шел вслед за Гидеоном по темным переходам и узким тоннелям. На ходу негр рассказал мне о состоявшемся в сушильной камере разговоре.

– Мой друг разузнал, что творится в Тетисе. У нас большие проблемы, Джим! Люди из службы безопасности Сперри идут по нашему следу. Им приказано стрелять без предупреждения.

– Но он же сказал, что не желает нашей смерти!

– Он может говорить что угодно. И делать тоже – ведь он мэр, глава всей власти в Тетисе. А кто такие мы с тобой? В общем, из Тетиса мы должны исчезнуть.

– Но куда же мы исчезнем?

– В океан, парень! Куда же еще? Куда отправлялся твой дядя, когда у него возникали проблемы? Во впадину Идена!

– И все-таки, Гидеон, – запинаясь, попытался возразить я, – все-таки мы должны обратиться к властям и решить все законным путем. Сперри не может подменять собой представителей правопорядка.

– Если хочет – может, – не оборачиваясь, бросил на ходу Гидеон. – Неужели ты до сих пор ничего не понял? Здесь, в Тетисе, все решает только Сперри. Рано или поздно нам придется схватиться с ним, но делать это надо не на его поле. Если мы попытаемся обратиться в суд, над нами просто посмеются. Вспомни, у тебя даже нет паспорта! Как только ты придешь в полицию, тебя сразу заметут как подозрительную личность. И то при условии, что ты целым и невредимым доберешься до участка!

Я с досадой покачал головой, но все-таки не успокоился.

– А какой смысл в бегстве? Куда бы мы ни направились, нам все равно придется сесть на один из лайнеров Сперри, где всем заправляют его люди…

– А почему ты думаешь про лайнер? – с улыбкой спросил Гидеон. – Ладно, вперед!

Мне оставалось только ускорить шаг. Я совсем не избавился от своих сомнений, но что я мог предложить? По пути мы дважды прятались в боковых тоннелях – неподалеку маячили красные куртки полицейских. Они едва ли разыскивали нас, но лучше было не рисковать.

В конце концов мы достигли безлюдной развилки нескольких тоннелей. Здесь отчетливо ощущалась вибрация мощных двигателей. Это была главная насосная станция дренажной системы Тетиса. По-видимому, где-то здесь меня должно было засосать в водозаборную камеру. Потом на огромной глубине мой труп вынесло бы в океан – если бы меня не подцепил багор Гидеона.

– Теперь спокойно! – предупредил негр. – Нам придется несколько раз нарушить закон.

Миновав узкий тоннель, мы оказались в помещении, освещенном одной-единственной тройоновой лампой. Здесь сидел какой-то старик. Он, похоже, дремал – его слегка вздрагивающая голова была низко опущена. Вдоль стен комнаты стояли шкафы наподобие тех, в которых на кораблях хранится водолазное снаряжение. Мы замерли у входа. Гидеон молча наблюдал за спящим стариком. Потом он с досадой покачал головой и жестом показал, что нам надо возвращаться.

– Здесь у нас ничего не выйдет, – прошептал он. – По сигналу дежурного через две минуты нагрянет полиция. Надо попытаться выскользнуть в другом месте…

– Попытаться что? – не сразу понял я.

– Украсть глубоководные скафандры, Джим! А ты как думал? Мы выйдем в открытый океан.

– Но это же безумие! – чуть не ахнул я. – Куда мы направимся? До другого подводного поселения нам не добраться, но даже если бы нам это удалось, нас схватили бы там так же легко, как и здесь. Давай вернемся на верхние ярусы и…

– И по личному желанию бросимся в объятия к Сперри, так? Ты знаешь, я никак не могу понять, чему вас учили в академии? В общем, положись на меня. Мы раздобудем пару скафандров и доплывем до подводной фермы. Там можно будет получить на время батискаф, а на нем мы сможем добраться до Севен-Доума. Ты не думай, что там нас кто-нибудь схватит – не такие уж мы простаки. Ты все понял? Теперь пошли за снаряжением. Раз здесь сидит дежурный, надо заглянуть в другой шлюз.

Я на секунду задумался.

– Ну что, – сказал я, уступая его настойчивости. – Ты, наверное, лучше знаешь обстановку. Правда, я не понимаю, почему нам не связать дежурного? Нас-то двое, а он один…

– Джим! – Я почувствовал, что Гидеон начинает злиться. – Ведь это главная насосная станция. Представь, что произойдет, если случится авария, а дежурный не сможет пошевелить пальцем? Весь Тетис будет затоплен, парень! Сделай мне одолжение – перестань сомневаться. Просто иди за мной!

И я пошел за ним. Правда, с недовольным видом.

Но я должен признать, что план Гидеона оказался вполне реальным. Другой шлюз временно стоял без присмотра – наверное, дежурный пошел делать обход. Мы нашли пару подходящих скафандров с иденитовой оболочкой, зарядили их систему энергообеспечения, вышли в переходный шлюз и закрыли за собой люк.

Хлынувшая в шлюз вода бурлила как кипяток. Она с такой силой плескалась в стальную переборку, как будто по ней строчили из пятидесятимиллиметрового пулемета. Даже отдельные капли разлетались с такой скоростью, что могли свалить с ног. Но это продолжалось всего несколько секунд, до тех пор, пока камера шлюза не наполнилась водой и давление внутри и снаружи не уравнялось.

Мы открыли внешний люк и по стальной лестнице спустились на дно.

Я сразу увяз по колено в иле. Заметив это, Гидеон принялся отчаянно жестикулировать (мы были слишком близко от Тетиса, чтобы пользоваться рацией), и я наконец понял, что мне надо сбросить лишний балласт из резервуаров скафандра. Добавив в резервуары воздуха, я уменьшил свой вес почти на килограмм – этого было достаточно, чтобы передвигаться по самой поверхности топкого ила, не взмывая при этом на целую милю вверх.

Вот так, словно заснятые в замедленном темпе виртуозы балета, мы парили над илистым дном. Мне это напомнило тренировки на карибском мелководье. Благодаря иденитовым доспехам, разработанным моим дядей, мы могли не думать ни об убийственном давлении, ни о многокилометровой толще воды над нашими головами. Покрывавший дно ил был совершенно бесплоден и темен, но светившие за нашей спиной яркие огни Тетиса позволяли нам хорошо видеть друг друга. Конечно, для лучшей видимости можно было включить фонари на шлемах, но мы боялись, что нас заметят из шлюза. Несколько раз над нашей головой медленно проплывали мерцающие огни подводных лайнеров; когда они исчезали, вверху снова воцарялась кромешная темнота.

После получасового путешествия по илистой равнине мы достигли небольшого подводного гребня. Впереди виднелись колыхающиеся ленты водорослей, огни и очертания подводных ферм, раскинувшихся в окрестностях подводной столицы.

Здешние водоросли мало напоминали классическую морскую флору мелкого Саргассова моря. Эти жадно тянувшиеся вверх растения с толстым стеблем существовали только благодаря отходам Тетиса и свету плавучих тройоновых светильников. Никакой другой растительности здесь не было со времен сотворения мира. Подводными селекционерами было выведено множество разных видов водорослей, всех цветов спектра и всех размеров – начиная от таких, которые стелились как мох, кончая мясистыми великанами, достигавшими нескольких метров. Некоторые водоросли шли в пищу, некоторые использовались как топливо. Были и такие, которые не относились ни к первому, ни ко второму виду: они извлекали из морской воды ценные химические элементы. Эти водоросли всегда казались мне самыми удивительными организмами, ведь с таких плантаций можно было собирать урожай магния, железа, серебра и даже золота – в общем, всех бесчисленных металлов, которые содержались в морской воде. Эти водоросли действовали по тому же принципу, что И/ естественные представители морской фауны, накапливающие в себе йод (когда-то это буквально поразило химиков старого времени!). Конечно, эффективность таких растений была не очень велика. К тому же урана – самого важного из металлов – не содержалось в морской воде (по крайней мере, в промышленно значимых количествах), и для его добычи приходилось строить на дне глубокие шахты.

Я опять вспомнил своего дядю, оставшегося под смертоносной толщей воды во впадине Идена. Прозрачный щиток моего шлема затуманился…

Гидеон дружески ударил меня по спине и, вплотную приблизив свой шлем к моему, включил на минимальную громкость свое переговорное устройство.

– Видишь эту постройку? – Он показал на несколько огней, мерцающих сквозь колыхающиеся водоросли. – Это док, в котором стоят батискафы. И док, и подводная ферма охраняются. Но ты положись на меня, все будет в порядке!

Я без лишних слов последовал за негром. Путь нам преградил частокол из водорослей. Чтобы прорваться через их переплетенные стебли, нам пришлось как следует поработать нашими морскими ножами. Довольно далеко, справа от нас, медленно двигались подводные комбайны. Они захватывали по нескольку стеблей, спрессовывали их и загружали в специальный бункер. Потом водоросли отвозили в город на переработку. Сбор подводного урожая продолжался круглый год. Следом за комбайнами шли культиваторы и сеялки; собранные растения еще не успевали прибыть в Тетис, а на их месте уже появлялась свежая поросль.

Нам опять повезло. Буквально в пяти метрах от нас проплыли несколько батискафов, но мы не привлекли ничьего внимания: на подводных плантациях работало немало людей в таких же, как у нас, скафандрах. К тому же Гидеон очень искусно скрывался в зарослях.

Короче говоря, вскоре мы оказались рядом с большим ангаром, к которому то и дело подплывали батискафы. Естественно, теперь нам надо было прикусить языки. Я внимательно следил за Гидеоном, подававшим мне сигналы рукой. Возле ворот запасного шлюза мы остановились. Гидеон огляделся по сторонам и привел в действие систему управления шлюзом. В воде вокруг нас образовались маленькие буруны – это мощные насосы стали выравнивать внутреннее и внешнее давление. После того как шлюз открылся, мы вошли в него и задраили люк изнутри.

Уровень воды начал тотчас же понижаться.

Приплыви мы в батискафе, на нас, конечно, сразу же обратили бы внимание. Но рабочих с подводной фермы едва ли можно было укорять за недостаточную бдительность. Для обнаружения батискафов существовал сонар, по сигналу которого автоматически включалась сирена. Мы же воспользовались «мертвой зоной» сонара. Естественно, никто не мог предполагать, что незваные гости придут к воротам шлюза пешком по дну. Да, по правде говоря, это никому не было нужно. На подводных фермах не хранилось ничего ценного, кроме батискафов и сельскохозяйственных машин. И те и другие были слишком громоздкими и неудобными объектами для кражи.

Но именно на это и рассчитывал Гидеон.

Как только вода сошла и внутренние ворота шлюза открылись, он уверенно шагнул вперед. Совсем близко от нас ходили люди – человек пять-шесть. Они продолжали заниматься своим делом и не обратили на нас ни малейшего внимания. Гидеон действовал так, словно он знал план ангара до мельчайших подробностей – так оно и было на самом деле, ведь типовые подводные сооружения походили друг на друга как близнецы. Мой товарищ прямиком направился в отсек для хранения скафандров. Увидев, что там нет ни души, мы спокойно разоблачились.

А потом мы занялись угоном батискафа.

Поначалу это оказалось на удивление простым делом. Без всякого стеснения мы прошли по коридорам административного отсека к воротам дока. Там стояло несколько небольших батискафов. Дальше надо было действовать более хитроумно. Гидеон приметил, где находится диспетчерская, мы незаметно проскользнули туда, встали у стенки и стали ждать.

Командиры батискафов отмечали здесь свои путевые листы и получали задания. Это был довольно беспорядочный процесс: иногда в комнате выстраивалась очередь из десяти – пятнадцати человек, а иногда у окошка никого не было.

Мы внимательно прислушивались к разговорам, стараясь понять, какой батискаф остается без присмотра и имеет при этом достаточный энергозапас для того, чтобы добраться до Севен-Доум. Реплики, которыми один из командиров обменивался с диспетчером, чрезвычайно заинтересовали меня – судя по ним, его батискаф принципиально отличался от всех остальных.

Когда мои сомнения окончательно развеялись, я нетерпеливо толкнул локтем Гидеона. К моей досаде, он приложил палец к губам.

– Не спеши, – прошептал он. – Пусть они уйдут. Переговариваясь между собой, командиры пошли в кафе, которое располагалось тут же, в административном отсеке. Похоже, наступила наша минута. Гидеон кивнул, и мы быстрым шагом направились к площадке, где стояли батискафы…

– Джеймс Иден! – раздался у меня за спиной знакомый каркающий голос.

Я резко обернулся. Позади меня стоял высокий юноша в гражданской одежде. Его внешность была мне до боли знакома, хотя сейчас в ней было что-то необычное. На голове юноши красовалась форменная алая каскетка Академии подводного флота. Я сразу же вспомнил крутые ступеньки лестницы общежития Флетчер-Холл.

Брэнд Сперри!

Гидеон среагировал быстрее меня. Не теряя зря времени, он выхватил отобранный у Брукса пистолет и направил его на Сперри.

– Без шума, Сперри, – негромко, но угрожающе произнес он. – Без шума. Если хочешь остаться в живых!

Сперри замер, хотя его взгляд остался холодным и самоуверенным.

– Что вам нужно?

Я вздохнул. Только что я подслушал очень интересный разговор в диспетчерской, и теперь меня мучила одна почти нереальная идея. Я начал верить в то, что «особенный» батискаф действительно был уникальной в своем роде машиной. Ведь не зря Хэллэм Сперри признал, что среди его подводных аппаратов есть нечто удивительное.

– Мне нужен батискаф, построенный Стюартом Иденом, – решительно сказал я. – Мы знаем, что он здесь. Ты нам его покажешь.

Гидеон понял меня с полуслова. Бросив мне ободряющий взгляд, он продолжил тем же тоном:

– Да, и чем быстрее, тем лучше!

Все-таки он, наверное, думал, что я ломаю комедию. Но я говорил совершенно серьезно. И Сперри не сомневался в этом. В его глазах вспыхнула ненависть.

– Эсков! Это он проболтался, этот маленький…

– Заткнись, Сперри! – резко оборвал его Гидеон. – Запомни: поднимать шум не в твоих интересах, в случае чего ты первый получишь пулю!

– Подожди, Гидеон, – заволновался я. – При чем тут Эсков?

– Ты знаешь при чем, – зло усмехнулся Сперри. – Я же говорил отцу! Тащить его сюда было большой ошибкой. Мы перехватили твою первую записку, но я знал, что рано или поздно, но ты свяжешься с ним – и он выложит тебе все, что знает.

– А ты понимаешь, что я видел его только через иллюминатор в доке? – горячо возразил я. – Впрочем, это ничего не меняет. Где он сейчас?

– Два часа назад он был в диспетчерской, – пожав плечами, ответил Сперри. – Его привезли сюда по приказу отца – он решил, что здесь вам будет труднее войти в контакт друг с другом. А ведь я предупреждал его…

Я посмотрел умоляющим взглядом на Гидеона, и тот понял меня без слов.

– Нет, Джим, – сокрушенно покачал головой негр. – Сейчас нет времени на поиски старых друзей. В любую минуту нас могут засечь, и ты знаешь, что тогда будет! Так что, Сперри, нам нужен батискаф! Веди нас к нему немедленно!

– Этого я никогда не сделаю, – холодно ответил Сперри. В эту секунду я почти восхищался им: он вел себя так, словно у него за спиной стоял взвод морской полиции. – Убери пистолет. Сейчас здесь будет охрана, и вам не поздоровится…

– Не ищите неприятностей на свою голову, мистер Сперри, – спокойно, с улыбкой сказал Гидеон. – Я вам искренне советую. – И тут же его тон резко изменился. – Слушай, ты, недоношенный идиот! Твой папаша хотел пропустить нас через «промыватель мозгов». Мы знаем, что он приказал расправиться со Стюартом Иденом… Что он несколько раз пытался убить Джима… Что все преступные аферы и коррупция в Маринии – его рук дело! И после этого ты думаешь, что у меня дрогнет рука и я не пущу в тебя пулю? Так что двигайся, парень! Веди нас к батискафу Идена, и немедленно! Да моли Бога, чтобы по дороге мы не разозлились.

У Брэнда Сперри наконец-таки возобладало чувство здравого смысла. Косясь на нацеленный на него ствол, он провел нас к батискафу. Когда на площадке неожиданно появился диспетчер, Сперри резко предложил ему заниматься своим делом и не задавать лишних вопросов. Неизвестно, о чем подумал диспетчер, но он беспрекословно подчинился (наверное, работая на Сперри, он твердо уяснил себе, что перечить хозяевам неблагоразумно).

Брэнд Сперри, не оборачиваясь, влез в люк батискафа. Мы последовали за ним.

Я с замирающим сердцем следил за тем, как батискаф выплывает через ворота шлюза. Мы были свободны!

– Отличная работа, Джим! – Гидеон поднял вверх большой палец. – Я тоже прислушивался к разговорам пилотов, но мне и в голову не приходило, что они говорят о том самом батискафе, который построил твой дядя. Считай, что мы не украли его, а просто реквизировали.

– Вы еще ответите за это перед законом! – зло выпалил Брэнд Сперри. – Вы просто воры, обычные воры!

Гидеон нахмурился и приподнял пистолет. Брэнд Сперри тотчас же замолчал, хотя его глаза по-прежнему горели злобой.

Гидеон передал мне управление батискафом, и я взял курс на Севен-Доум. Заметив, что негр стоит у меня за спиной и задумчиво смотрит в иллюминатор фронтального обзора, я обернулся:

– Тебе не нравится наш маршрут? Но ты же сам сказал, что Севен-Доум – это…

– Я прекрасно помню, что я сказал, Джим, – покачал головой Гидеон. – Вот только…

– Что «только»?

Он оглядел рубку батискафа. Она ничем не отличалась от рубок других подобных аппаратов, разве что сияние иденитового покрытия было более ярким и насыщенным.

– Ведь здесь точно такая же оболочка, как на затонувшем аппарате Стюарта Идена, правда?

– Совершенно верно, – подтвердил я.

– И она сможет выдержать чертовски большое давление?

Я уже привык к долгим предисловиям Гидеона и не стал требовать, чтобы он сразу переходил к главному.

– А ведь ты, наверное, помнишь, что мы увидели на пленке, которую достали из промывателя? – Я утвердительно кивнул, и Гидеон продолжил: – И я тоже помню. После того как Катрони улизнул из батискафа, за ним вышел еще один человек. Его скафандр был поврежден, и он был раздавлен давлением.

– Да, Гидеон. Это был мой дядя…

– А ты уверен в этом? – быстро спросил Гидеон. – Мы оба подумали о худшем, но мы же не могли знать наверняка! Не забывай, что на борту батискафа был еще и судовой механик – Вестервельт!

– Ты хочешь сказать, что человек, который погиб, не обязательно был Стюартом Иденом? – переспросил я.

– Вот именно, Джим! – Темнокожее лицо Гидеона было серьезным. – Хотя… надеяться на счастливый исход очень трудно. Даже если погибший человек – это Вестервельт, твой дядя не мог надолго пережить его. Конечно, не исключено, что он сумел починить оставшийся на борту скафандр и тоже рискнул выйти в океан… на верную смерть… А если не случилось этого, за несколько дней потеряла свои свойства иденитовая оболочка батискафа или кончился запас воздуха… Короче говоря, шансов на спасение почти нет. И все же: а что, если он до сих пор жив и находится на дне впадины Идена?

Я пристально посмотрел на Гидеона. Потом перевел взгляд на панель управления батискафом и крепко взялся за рычаги. Изменившее курс судно резко накренилось.

– Мы должны точно узнать это! – сказал я. – Даже если мы сами пойдем ко дну…

17

ПРЫЖОК В БЕЗДНУ

Экипаж нашего батискафа, взявшего курс на впадину Идена, представлял собой довольно любопытное зрелище. Брэнд Сперри сразу же сел в кресло штурмана и тупо уставился в непроглядную черноту за иллюминатором. Ни в какие разговоры с нами он не вступал – на что я в общем-то и не жаловался.

Координаты лежащего на дне океана дядиного батискафа были нам, к счастью, известны. Когда нам представилась возможность взглянуть на события, разыгравшиеся во впадине, глазами Катрони, я специально обратил внимание на приборную доску: если меня чему-то и научили в академии, так это прежде всего умению с первого взгляда ориентироваться в показаниях контрольных приборов любого подводного судна. Зная координаты, отыскать лежащий без движения батискаф было не более сложной задачей, чем пройти в темноте из коридора академического общежития в свою комнату.

По моим расчетам, на спуск во впадину мы должны были затратить примерно полтора часа. Я поставил управление батискафом на автопилот, но все же не смог преодолеть искушения остаться в кресле и наблюдать за показаниями приборов. Я следил за тем, как медленно растет число пройденных нами миль, и с трудом удерживался от того, чтобы не взяться за рычаги рулевых тяг и стабилизаторов: я понимал, что автопилот гораздо лучше удержит небольшое судно на заданном курсе, чем самый опытный капитан.

– Ты, наверное, устал, Джим? – спросил Гидеон. – Приляг, поспи немного, а?

Я отрицательно покачал головой.

– Мне сейчас не заснуть. Но ты, если хочешь…

– И мне тоже.

Мы оба замолчали. Брэнд Сперри по-прежнему с безразличным видом смотрел в темноту.

– Ты уверен, что мы сможем выйти на то место, где произошла авария? – спросил Гидеон.

– Я гарантирую, что мы зависнем прямо над батискафом, – пожал плечами я. – Произвести погружение на нужную глубину – это, конечно, сложнее. Я, конечно, начну погружать батискаф, а выдержит ли он давление воды – покажет время. Не забывай, что этот аппарат был первым, который построил дядя. Может быть, он так же устойчив к давлению, как и второй. А может быть, и нет…

– Да, – задумчиво кивнул Гидеон. – Ну что ж, поживем – увидим.

Мы доверились своей судьбе.

Батискаф стал уходить в глубину. Его небольшие двигатели работали почти бесшумно, тихо шелестела вода, струившаяся по иденитовой оболочке, успокаивающе пощелкивали реле автопилота. Но мне казалось, что я слышу и еще какие-то звуки. Их издавали не механизмы и приборы корабля.

Я выпрямился и стал прислушиваться. Где-то рядом с нами раздавался слабый, прерывистый скрежет. Вот он стих, а через пару секунд я снова услышал его.

Гидеон тоже обратил на эти звуки внимание. Поймав его настороженный взгляд, я понял, что нас беспокоит одно и то же.

В батискафе, кроме нас, был кто-то еще!

Не говоря ни слова, негр с угрозой посмотрел на Сперри – тот по-прежнему был погружен в себя. Гидеон молча достал пистолет и подошел к входу в кормовой отсек. Идиоты, мы забыли перед отплытием проверить все помещения нашего маленького судна!

Гидеон рывком распахнул дверь, заглянул внутрь, а потом одним прыжком заскочил в отсек. Я услышал какой-то неясный шум. Через секунду у входа вновь показался Гидеон, он недовольно хмурился.

– Джим, – пробурчал негр. – Нам надо как следует всыпать. Посмотри, кто пристроился у кормового радиопередатчика! Бог знает что за сигналы он подавал!

Гидеон махнул рукой с пистолетом, и в дверь неуверенно шагнул человек. Это был Боб Эсков!

– Боб! – крикнул я.

– Я знал, что это ты, Джим, – в упор глядя на меня, сказал Эсков. – И все же не мог поверить, что Джеймс Иден – вор!

В его глазах светились презрение и укор.

– Джеймс Иден не больше вор, чем вы, юноша, – резко возразил Гидеон.

Я жестом попросил своего нового товарища не горячиться.

– Боб, выслушай меня. Я прошу тебя поверить мне, хотя это не так просто.

И я стал рассказывать Эскову обо всем, что произошло с того дня, как я появился в Маринии: о наших надеждах разыскать батискаф Стюарта Идена, о двуличии Сперри, об угрозе, которая нависла над нашей жизнью. Хотя я старался не вдаваться в подробности, мой рассказ затянулся. Иногда мне казалось, что Боб все же не верит моим словам. Когда я замолчал, он вздохнул и опустил глаза.

– Я не знал, Джим, – неуверенно сказал Эсков. – Многое из того, что ты рассказал, кажется мне странным. Признаюсь, я знал, что многое в этой истории нечисто. Но когда я увидел тебя собственными глазами на причале, а ты куда-то исчез…

– Боб, я никуда не исчезал! Я пытался увидеться с тобой, послал тебе записку. Но мне сказали, что ты не желаешь со мной говорить.

Недоверие Боба сменилось удивлением.

– Я не получал никакой записки… Поэтому мне было очень трудно понять – то ли ты не захотел со мной встречаться, то ли все это было подстроено людьми Сперри… – Он с досадой покачал головой. – Откуда я мог знать? Когда вы стали садиться в батискаф, я проводил профилактический осмотр. Увидев тебя, я попросту растерялся. В конце концов я решил дать радиограмму в Тетис и рассказать обо всем, что случилось. Я попросил их выслать вслед за нами патрульный батискаф. Понимаешь, Джим, я подумал, что этим делом должен заняться суд…

– Суд, который куплен Хэллэмом Сперри, – мрачно сказал Гидеон.

Боб удрученно вздохнул.

– Значит, ты говоришь, что искал меня. Но…

Неожиданно раздавшийся звонок оборвал его на полуслове. Я рванулся к приборной доске.

– Мы вышли на расчетную точку! – закричал я, взглянув на приборы. – Если мы не ошиблись, прямо под нами лежит батискаф Стюарта Идена!

Я отключил автопилот и взял на себя управление аппаратом. Почувствовав на себе взгляд Боба, я обернулся.

– Отступать уже нельзя, – вздохнув, сказал Эсков. – Так что давай, Джим! Если мы доберемся до батискафа твоего дяди, то найдем ответы на очень многие вопросы. Но не забудь, что я уже послал радиограмму в Тетис. Считай, что патрульный батискаф сидит у нас на хвосте!

– Я думаю, их ждет увлекательная прогулка, сынок, – усмехнулся Гидеон. – Не забывай, что это впадина Идена и что глубина здесь почти двенадцать километров. Ныряй, Джим!

Я утвердительно кивнул и нажал кнопку на пульте управления. Насосы стали быстро закачивать морскую воду в балластные цистерны. Для начала я выбрал очень плавную траекторию погружения и направил батискаф по большому кругу, понемногу изменяя положение стабилизаторов. Клинометр [6] показал погружение под углом три градуса, потом пять. Управляя стабилизаторами, я до максимума увеличил траекторию погружения – теперь мы ныряли под углом пятнадцать градусов. И тут я запустил винты…

Наше небольшое подводное судно стало опускаться во впадину Идена. Мы быстро достигли предельной глубины для обычных аппаратов. Толщина водного слоя над батискафом составляла почти шесть километров. Такое давление ломало самую прочную сталь, сжимало кварцевую линзу как теннисный мячик… Шесть с половиной километров… Семь… Тут я увидел то, чего никогда не видел раньше. Поначалу я даже подумал, что меня подводят уставшие глаза – внутренняя обшивка рубки начала мерцать слабым светом. Я закрыл глаза и потом снова открыл их – мерцание не исчезло, наоборот, оно становилось ярче и ярче. Это светился покрытый иденитом металл, показывая, какая фантастическая сила действует на корпус нашего судна. Обычное иденитовое покрытие уже не защитило бы нас.

Но мы продолжали погружаться.

Двигаясь по широкой нисходящей спирали, мы преодолевали примерно по триста метров в минуту. Восемь километров… Девять… Сверхпрочный иденит горел голубоватым пламенем.

Лицо Брэнда Сперри, наблюдавшего эту картину, походило на каменную маску. Гидеон бросил на него косой взгляд, а потом с тревогой кивнул мне: человек, находившийся с нами в рубке батискафа, был воплощением мрачного экстаза.

Добавлю, что именно в этот момент я стал ощущать странное покалывание в области позвоночника. Мне никогда в жизни не приходилось опускаться на такую глубину. До меня так глубоко в океанические пучины погружались только три человека. Двое из этих людей уже погибли – один был моментально раздавлен после того, как вышел из строя его скафандр. Другой сумел благополучно подняться по поверхность, но не вынес «промывания мозгов», устроенного ему Хэллэмом Сперри. Третьим человеком был мой дядя, Стюарт Иден, изобретатель чудодейственной сияющей оболочки, которая поворачивала вспять давление воды. Он достиг фантастической глубины в таком же аппарате, как и наш, – правда, его батискаф был построен после экспериментов с первой машиной. Может быть, он что-то усовершенствовал? Узнать это было нельзя – оставалось только надеяться, что оболочка выдержит.

Но на девятикилометровой глубине даже покрытая иденитом сталь начинает проявлять признаки сверхъестественного напряжения. Мы все услышали негромкий характерный звук потрескивающего металла – такой тихий, что в нормальных условиях никто бы не обратил на него внимания. Но сейчас мы все замерли и внутренне приготовились к смертоносному прорыву оболочки.

И все же этого не произошло. Оболочка выдержала. Не выдержали нервы Брэнда Сперри. В рубке раздался его неистовый крик:

– Хватит! Иден, я сказал – хватит! Возвращаемся обратно! Ты погубишь всех нас!

Он бросил на меня затравленный взгляд. Я уже открыл рот, чтобы одернуть его, но в этот момент Сперри, как зверь, прыгнул на меня. Я шарахнулся в сторону…

Но Гидеон среагировал еще быстрее. Едва Сперри оказался на одной линии с ним, старый подводник резко выбросил вперед руку и нанес безумцу мощный удар в висок. Сперри без звука повалился на палубу.

Мы растерянно уставились на его побледневшее лицо. Первым опомнился Гидеон.

– Послушай, парень, – хриплым голосом обратился он ко мне. – А ведь этот подлец заронил и в мою душу сомнение. Мы с тобой знаем, на что идем. Мне уже плевать на то, как мы будем возвращаться обратно. Но что касается Сперри и твоего дружка Боба… Почему они должны рисковать?

Я нахмурился – вопрос был не из легких. Меня охватило непреодолимое искушение. Я хотел сказать: «Да, Гидеон, ты прав!» – а потом направить батискаф к поверхности так быстро, как только позволяют гребные винты. Иденитовая оболочка внутри рубки уже не светилась, а пылала; потрескивание металла не умолкало ни на секунду. Мне живо представилось, как под действием страшного давления оболочка теряет свой электрический заряд и океан всей своей колоссальной мощью обрушивается на нас.

Я посмотрел на Эскова. На вид он был самым спокойным из нас. Казалось, что его лицо высечено из морского базальта.

– Продолжай погружение, Джим, – тихо сказал он. Десять километров… Десять с половиной… С трудом выйдя из оцепенения, я заставил себя оторвать взгляд от пощелкивающего и жужжащего глубиномера и переключился на экран сонара. На нем вспыхивали странные цветные пятна, но понять, что они означали, было невозможно. Рядом со мной послышался тихий голос Гидеона.

– Джим, – он говорил очень спокойно, но я, охваченный недобрым предчувствием, сразу повернул голову, – посмотри вниз.

Из-под двери, ведущей в кормовой отсек, показалась тонкая, медленно растекающаяся полоска воды.

18

ДНО МИРА

Тяжело в ученье – легко в бою. Мне кажется, если бы не годы учебы в академии с ее жестокой дисциплиной, запредельными нагрузками и незыблемыми правилами («Паника – ваш злейший враг!»), я бы не выдержал. Я бы направил батискаф вверх, сбросил весь балласт и, скорее всего, обрек всех нас на гибель.

Но какой-то внутренний голос, более умный и хладнокровный, чем я сам, настойчиво подсказывал мне, что здесь что-то не так. Я собрал всю свою волю в кулак и заставил себя спокойно взглянуть на ситуацию.

На это мне потребовалась какая-то доля секунды: я понял, что на глубине десять с лишним километров вода не может «просачиваться». Я не знал, откуда появилась вода на палубе, но она попала в батискаф не через обшивку!

Поставив автопилот на режим погружения, я вскочил с кресла и бросился в кормовой отсек. Все было просто! Из-за того, что в отсеке не было ни одного члена экипажа, температура там сильно понизилась, и на охладившейся обшивке образовался конденсат – вот он-то и стал стекать на палубу.

На свое место я вернулся в уже совершенно другом состоянии и спокойно объяснил Бобу и Гидеону, что произошло. Они не сказали ни слова.

Брэнд Сперри начал приходить в себя. Гидеон не проявлял к нему особого интереса, хотя иногда все же бросал в его сторону косые взгляды. Впрочем, Сперри не проявлял агрессивности. Он открыл глаза, прищурившись, посмотрел на меня, а потом уставился в потолок.

Я снова сосредоточился на панели управления. В это время на экране сонара появились очертания небольшого, похожего на торпеду предмета. Его силуэт дрожал и терялся среди сигналов, отражаемых дном, но не различить его было нельзя. Это мог быть только батискаф моего дяди.

Покрытая иденитом обшивка выдержала. Мы осторожно, затаив дыхание, опустились прямо на лежащий на дне батискаф. Раздался глухой удар, и два аппарата соприкоснулись корпусами.

На этом наши планы были исчерпаны – если словом «план» можно было назвать те отчаянные и поспешные решения, которые принимали мы с Гидеоном на пути из Тетиса во впадину Идена. Мы наконец прикоснулись к батискафу моего дяди – или к его гробнице…

Что делать дальше? Мы с Гидеоном озадаченно переглянулись.

Перебраться из одного аппарата в другой мы не могли. У нас не было подходящих скафандров. А те, что имелись на нашем батискафе, ничем не отличались от обычного водолазного снаряжения. Они могли исправно служить на глубине пять, максимум шесть километров, но не на дне впадины Идена.

– Берем его на буксир, Джим! – предложил Гидеон.

Я суеверно скрестил пальцы и утвердительно кивнул. Кажется, это был наш единственный шанс. Вглядываясь в экран сонара, я совместил очертания двух батискафов, а потом решительно потянул ползунок реостата, приводившего в действие магнитные «кошки». Они не были рассчитаны на такую нагрузку, но что нам оставалось делать!

Тут же я включил насосы балластных цистерн. Надо было облегчить наш аппарат – совсем ненамного, иначе магнитные «кошки» не выдержат рывка вверх и разомкнутся. Затем, меняя режим работы гребных винтов, я стал медленно поднимать сцепившиеся батискафы.

Странное дело, но на мелководье такой маневр был бы невозможен. Здесь у меня почти все получилось. Почти.

На небольших глубинах нам помешали бы течения и турбулентные потоки воды. Они нанесли бы столько илу, что батискаф дяди оказался бы практически похороненным. «Кошки» не подняли бы его вместе с сотнями тонн грязи.

Но на дне впадины Идена вода оставалась ледяной и неподвижной. Здесь не было течений, ведь течения возникают из-за контраста температур, а сюда, на глубину почти двенадцати километров, никогда не проникает солнечное тепло.

Конечно, небольшие возмущения воды возникли при приближении нашего батискафа, но они не повлияли на успех нашей операции. Через несколько секунд эффект «присасывания» был преодолен, и мы стали подниматься вверх.

Направив сцепившиеся батискафы по плавной спирали вверх, я взял курс на окружавшие впадину подводные кряжи. Оттуда открывалась прямая дорога на Тетис.

Тетис был целью нашего плавания, но достигнуть его было не так-то просто. Еще до того, как мы закончили подъем и подошли к краю подводной котловины, судьба преподнесла нам неприятный сюрприз.

На самом краю круглого экрана сонара появилась дрожащая точка, которая вскоре превратилась в три мерцающих пятнышка.

Патруль морской полиции!

– Это моя вина, Джим, – удрученно вздохнул Эсков. – Это я вызвал их.

– Тогда ты ничего не знал, Боб, – устало возразил я. – Просто теперь мы должны найти выход из этого положения.

– Лучше сдайтесь, – наконец нарушил молчание Брэнд Сперри. – Вы должны признать свое поражение. Не важно, что вы найдете во втором батискафе – ваша судьба зависит только от моего отца!

Никто из нас не обратил на эти слова никакого внимания.

– Я тут взглянул на карту, Джим, – сказал Гидеон. – Сейчас мы всего в пятидесяти милях от Рыбачьего острова. В свое время, когда мы вели в этом районе добычу сырья, твой дядя оборудовал там перевалочную базу. Я уверен, что на острове сейчас никого нет – это всего лишь группа коралловых рифов, на которых никогда не было постоянного поселения.

– И зачем нам этот остров? – не понял Боб.

– Мы могли бы схорониться там на некоторое время, – пожав плечами, ответил Гидеон. – И потом… Я не знаю, как вы, мистер Эсков, но мы с Джимом хотели бы заглянуть в батискаф Стюарта Идена как можно быстрее.

Он не стал говорить почему, но я и сам думал о том же. Никто из нас не хотел спугнуть словами едва затеплившуюся надежду. Ведь мы не могли наверняка утверждать, что Стюарт Иден уже мертв!

Гидеон перечислил преимущества своего плана. Рыбачий остров был подходящим местом с нескольких точек зрения. Половину пути мы могли проделать в подводной котловине, значительно ниже тех глубин, на которых, как правило, курсируют обычные батискафы. Здесь нас было труднее засечь сонаром: у сонара есть свои особенности, и одна из них заключается в том, что сканировать «сверху вниз» намного труднее, чем «снизу вверх», – сильные помехи создают сигналы, отражающиеся от морского дна. Далее. Даже после того, как мы поднимемся к горному хребту, нас будут хорошо прикрывать вершины и подводные скалы. Двигаясь по подводным ущельям, мы только при самом неблагоприятном стечении обстоятельств окажемся в поле зрения морского патруля.

…Хотя нам пришлось немало петлять в подводных ущельях, весь путь занял не больше двух часов. Батискафы морской полиции не исчезали с экрана нашего сонара, но расстояние между нами не сокращалось. Я был уверен, что им так и не удалось напасть на наш след.

Пройдя через все подводные кряжи вокруг Рыбачьего острова, я стал подниматься на поверхность. Когда глубина сократилась до нескольких метров, глядя на экран сонара, я завел батискафы в узкий проход между коралловыми рифами. Эта задача была не из самых легких. Иногда нижний батискаф зависал буквально в нескольких сантиметрах над дном лагуны. И все же я благополучно прошел через рифы, и примерно в сотне метров от берега мы наконец всплыли на поверхность.

Впервые за несколько недель я оказался над уровнем моря. Честно говоря, эти недели показались мне годами.

Открыв верхний люк, я осторожно выглянул наружу. Мне казалось, что яркие лучи солнца ослепят меня. Но никакого солнца не было и в помине. Стояла глубокая ночь. Все небо было усыпано яркими звездами. Вода фосфоресцировала. Зато полоска берега скрывалась в темноте. Признаться, я и забыл, что в наземном мире существуют ночь и день.

Я посмотрел на свой хронометр: до рассвета оставалось около двух часов. Когда я перевел взгляд на линию горизонта, мне показалось, что там уже начинает появляться слабое фиолетовое свечение.

– Пора приниматься за работу, – послышался голос Гидеона.

На то, чтобы отбуксировать аппарат моего дяди к берегу, потребовался целый час. Используя магнитные «кошки» и гидравлические манипуляторы, мы разъединили батискафы и поставили дядин аппарат впереди нашего. После этого нам удалось вытолкнуть его на песчаный пляж. Прилив здесь был очень высоким, накатывающиеся волны полностью накрывали корпус батискафа. Нам пришлось ждать. Только через час уровень воды опустился ниже крышки основного люка.

Мы вчетвером стояли на надводной палубе небольшого обтекаемого судна и ждали, пока гребни волн не перестанут накатывать на горловину люка. Брэнд Сперри надменно молчал. Эсков от усталости с трудом держался на ногах. Что касается нас с Гидеоном, то мы не могли дождаться момента, когда наконец можно будет открыть люк.

Мы приказали Бобу наблюдать за Сперри, а сами отвинтили крепежные болты и спустились внутрь. Напоследок нас все-таки накрыла еще одна большая волна, но она была последней.

Мы оказались в полной темноте. От горячего зловонного воздуха меня чуть не вырвало. Я закашлялся. Позади меня раздался кашель Гидеона. Негр лучше меня подготовился к осмотру. Пока я, как слепой котенок, топтался на месте, он щелкнул кнопкой переносного фонаря.

Мы прошли в кормовой отсек. На каждом шагу виднелись следы диверсии Катрони. Изувеченное оборудование, разбитые приборы, выведенный из строя двигатель. Было ясно, что на восстановление судна потребуется немало времени.

Но мы явились сюда не для оценки понесенного ущерба. Тщательно осматривая все закоулки кормового отсека, мы по-прежнему надеялись найти здесь Стюарта Идена – или другого человека, который остался на борту батискафа. Но ни живым, ни мертвым мы его не обнаружили.

Батискаф был тих, как могильный склеп.

Мне показалось, что наступил самый мучительный момент в моей жизни. Триумфальное завершение операции по спасению батискафа настолько подняло мне настроение, что я был уверен: через минуту я найду дядю живым. Я уже представлял себе, что я открываю люк, а дядя, энергичный и радостный, выходит мне навстречу…

Гидеон молча дотронулся до моего плеча. Заметно приунывшие, мы перешли в рулевую рубку.

Здесь не было никаких следов повреждений. Когда Катрони разрушал корабль, в рубке постоянно находились дядя Стюарт и механик Вестервельт. Но здесь было совершенно темно, и мы видели только то, что попадало в луч света фонаря Гидеона…

Мы увидели это одновременно – какую-то груду тряпья перед приборной доской. Я оказался возле нее первым, на полсекунды опередив Гидеона.

Неподвижное, бледное лицо человека, который лежал на палубе возле приборной доски, было лицом моего дяди. Его глаза были закрыты. Ни один мускул на лице не двигался. Гидеон, не сдержав горестного стона, склонился над ним.

Казалось, что время остановилось. Наконец Гидеон, широко раскрыв глаза, повернулся ко мне:

– Благодари Бога, Джеймс Иден! Он, кажется, жив!

19

ВОССТАВШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ

Вот так мы снова встретились с дядей Стюартом.

Мы позвали на помощь Эскова. Втроем мы быстро сумели вытащить дядю через узкий люк и перенести на палубу нашего батискафа. Стюарт Иден открыл глаза и, увидев меня, улыбнулся. У него не было сил говорить.

В этой ситуации мне опять помогла академия. Организм старого подводника смог перенести истощение, обезвоживание и нехватку нормального воздуха. А нам, курсантам академии, семестр за семестром вдалбливали комплекс мер по оказанию неотложной помощи пострадавшему на море. В судовой аптечке я нашел необходимые медикаменты, витамины и питательные смеси, которые могли бы поднять на ноги и покойника. Все это очень пригодилось Стюарту Идену. Пока я готовил для внутривенного вливания раствор глюкозы, Гидеон уже сделал укол тонизирующего препарата. Боб налаживал аппарат стимуляции сердечной деятельности – он тоже мог понадобиться. Найдя Стюарта Идена живым, мы не могли позволить ему умереть здесь, на наших глазах.

Я не помню, сколько мы хлопотали возле него. Наверное, не больше получаса – ведь у нас не было слишком сложного медицинского оборудования, но я совершенно потерял счет времени. Мне казалось, что прошли не секунды, а годы…

Когда был сделан последний укол и в кровь дяди вошел питательный раствор, время восстановило свой обычный ход. Стюарт Иден вновь открыл глаза.

Это были ясные глаза здорового человека. Те самые проницательные, немного лукавые глаза, которые я видел еще в детстве, на побережье возле Нью-Лондона.

А потом раздался такой же знакомый курлыкающий голос:

– Привет, Джим!

Надо ли винить нас за то, что в этот волнующий момент мы забыли про некоторые несущественные детали? Для Стюарта Идена был обеспечен тот максимальный комфорт, которого можно добиться на борту небольшого подводного судна. Мы укутали дядю теплыми одеялами и оставили в покое. После этого мы озадаченно переглянулись, потому что разом вспомнили об одном и том же.

Что случилось с Брэндом Сперри?

Я попросил Гидеона присматривать за дядей и вместе с Бобом направился ко второму батискафу. Он слегка покачивался на волнах и выглядел безлюдным и заброшенным.

Впрочем, так оно и было. Брэнд Сперри исчез.

Мы с Бобом осмотрели прибрежную лагуну. Ее безмятежная поверхность таила немало опасностей. В любой момент над водой могли появиться треугольные плавники акул; здесь же водились осьминоги и другие не слишком миролюбивые обитатели мелководья.

– Если уж он решил удрать, поставив под вопрос свою жизнь, – сказал Боб, – то я не стал бы его задерживать.

– Тем более что от нас теперь мало что зависит, – согласился я. – Мы же не можем оставаться здесь вечно. Я думаю, он не враг себе. Пусть поступает так, как хочет.

Мы вернулись к своему батискафу. Впервые за много месяцев у меня было легко на душе.

Стюарт Иден уже сидел в кресле и, по словам Гидеона, мог поговорить с нами, конечно, если мы не станем утомлять его бесконечными вопросами.

– Я так долго отдыхал в одиночестве, что меня будет нелегко утомить, – пробасил дядя. – Поверьте, лучшего места для отдыха не придумаешь. Я много спал, много бездельничал. Мне просто грех жаловаться…

Мы попросили его рассказать обо всем, что произошло на дне впадины. В его рассказе было немного новых подробностей. Проникнув в мысли Катрони и увидев своими глазами изуродованный батискаф, мы точно узнали, что произошло. Добавлять было особенно нечего. Кроме одного…

– Уран! – тихо произнес дядя, и в его глазах появился азартный блеск. – Тысячи тонн первоклассной руды! Только приподними слой ила – и вот она, перед тобой! Впадина Идена – это самый богатый в мире источник уранового топлива, а благодаря идениту он вполне доступен для разработки. Мы уже доказали это! – Он прислонился к переборке и перевел дыхание. – Это энергия для всего мира. Для всех машин, которые создаст человек в ближайшие столетия. Очень дешевая энергия, причем – в огромных количествах.

Он улыбнулся, а потом, словно вспомнив что-то; добавил:

– Джим, ты знаешь, что очень скоро ты будешь чертовски богат?

– Но это принадлежит не мне! – возразил я. – Ты получил концессию на впадину Идена, ты изобрел иденитовую броню.

– Что бы я делал со всем этим, оставаясь на дне впадины и наблюдая, как кончается мой кислород? Нет, Джим, теперь все это принадлежит не мне. Всем нам! Часть тебе, часть мне, а кроме того, и Гидеону, и Бобу. Не надо жадничать, мы все сумеем разбогатеть. Каждый из нас станет богаче старика Хэллэма Сперри, и мы…

– Хэллэм Сперри… – задумчиво повторил Гидеон. – Мистер Иден, вы мне кое о чем напомнили. Извините!

Он пошел в рубку батискафа, и через несколько секунд оттуда послышался возглас отчаяния. Когда негр вновь появился в кормовом отсеке, его добродушное лицо было нахмурено.

– Наверное, мы рановато стали принимать поздравления, – сказал он. – Пока мы сидим здесь и думаем, на что можно потратить деньги, которых еще нет, к нам приближается беда. Причем приближается довольно быстро!

Я подбежал к сонару и понял, о чем говорит Гидеон. На ярко-голубом экране была отчетливо видна траектория приближавшегося к нам судна. Это был еще один батискаф, причем был он не где-то вдалеке, а совсем рядом. Он не просто вел патрулирование, он шел прямым курсом к Рыбачьему острову. Конечно, объяснялось все очень просто: Брэнд Сперри сумел добраться до передатчика и послал сигнал бедствия. Корабль его отца вышел ему на выручку!

– Задраить люки! – прокричал я Бобу Эскову, и он проворно, как на занятиях в академии, бросился исполнять мой приказ. Гидеон занял место у приборной доски, а я запустил двигатель. Батискаф прошел через проход в рифах и погрузился под воду.

Играть в кошки-мышки не имело смысла. Они точно знали, где мы находимся, и ни за что не упустили бы нас. Оставалось только помериться с ними скоростью.

Быстро, как только позволяли двигатели, мы стали: уходить в глубину. Мы погружались глубже и глубже, но след преследующего корабля на экране сонара упрямо тянулся за нами. Расстояние между батискафами не сокращалось, но я знал, что в любой момент удача может отвернуться от нас. Нашему подводному судну предстоял суровый экзамен. Построенный «на живую нитку», он с трудом выдержал испытание впадиной Идена, а потом, не имея достаточного запаса топлива и не пройдя серьезной «обкатки», стал эксплуатироваться с максимальной нагрузкой. Но другого выхода не было. Если бы нам удалось сохранить отрыв от наших преследователей на всем пути до Тетиса или другого подводного города! Там мы, по крайней мере, могли бы обратиться к какому-нибудь высокопоставленному представителю власти – достаточно высокому для того, чтобы он не кормился из кармана Хэллэма Сперри…

Но на это едва ли можно было рассчитывать. До ближайшего подводного города оставалось несколько часов пути. Сумасшедшая гонка, которую мы затеяли, не могла продолжаться так долго. Значит, схватки было не избежать…

– Опускайся ниже, – сказал дядя Стюарт. – Попытаемся поблефовать!

Я изменил положение стабилизаторов и с задором взглянул на дядю.

– А почему – поблефовать? Это не блеф, дядя Стюарт! Это действительно выход из положения. Наш аппарат без труда опустится на самое дно впадины, а Сперри туда вход запрещен. Мы сможем…

– Нет, Джим, – сокрушенно покачал головой дядя Стюарт. – Они все равно будут кружить над нами, а нам когда-нибудь да придется всплыть… К тому же есть кое-что пострашнее, чем Сперри. Вот, смотри!

Он указал мне на одну из переборок, которую пронзила… тонкая прозрачная игла! Я уставился на нее непонимающими глазами. Гидеон был более понятлив.

– У нас течь, – сказал он похоронным тоном.

– Обшивка уже пробита, хотя мы едва преодолели двухкилометровую отметку, – вздохнул дядя. – Если бы вместо этого аппарата у нас был мой собственный! Но у нас его нет. Да, мы ни за что не сможем опуститься на дно впадины, мой мальчик. Единственный выход – затеять со Сперри игру…

Это была игра со смертью, но ничего другого нам не оставалось. Карты были сданы так, как пожелал Сперри. Мы смотрели то на танцующую водяную нить, пробившуюся между стальными пластинами обшивки, то на экран сонара, показывающий, что расстояние между двумя светлыми точками становится все меньше и меньше – и наша надежда с каждой секундой таяла.

В какой-то момент мне показалось, что у нас есть шанс. Точка-преследователь отклонилась к Рыбачьему острову.

«Они сбились со следа! – радостно подумал я. – Они решили, что мы до сих пор на острове!» Но я тут же понял, что ошибаюсь. Буквально через минуту точка продолжила двигаться прежним курсом. Она словно приросла к нам!

Хэллэм Сперри всплыл возле острова, чтобы взять на борт своего сына. Он лишь на минуту прекратил преследование и больше не собирался делать нам таких подарков.

Через час стало ясно, что развязка уже не за горами.

Дядя Стюарт подошел к сонару и сразу заполнил всю небольшую рубку батискафа. Его голос загремел, как раскаты грома:

– Каракатица, морской еж! Паршивое семя морского дьявола! Да, Хэллэм Сперри, я не ожидал от тебя такой прыти! Я спокойно смотрел в лицо смерти, но видеть, как ты распоряжаешься найденным мной ураном – это уж слишком!

– Сядьте и отдохните, мистер Иден, – попытался успокоить его Гидеон. – Не дай Бог, вас это выбьет из седла!

– Выбьет из седла? – вскипел дядя. – Да я скорее выбью из седла Сперри – пусть только попадется мне в руки! Джим!

– Да, сэр! – как автомат, отозвался я.

– Джим, я обещал тебе, что мы будем владельцами миллионных состояний, но, похоже, я не смогу сдержать свое слово. Извини, мальчик. Все, что я могу тебе гарантировать, это скромную могилу на морском дне.

– Я не претендую на большее, дядя Стюарт, – ответил я. – Но я тоже не желаю, чтобы Хэллэм Сперри был хозяином впадины Идена!

На губах Стюарта Идена появилась холодная улыбка.

– Если это тебя действительно волнует, мальчик, я могу уладить этот вопрос прямо сейчас же. Эсков, ты можешь связаться по радио с Тетисом?

– Конечно, сэр. Но они не успеют прийти к нам на помощь…

– Разумеется, нет. Я прошу тебя просто связаться с ними по радио, вот и все.

Пока Боб настраивал передатчик, дядя взял карту впадины Идена и на ее обороте написал текст радиограммы.

Прошло несколько томительных минут, в течение которых в рубке был слышен только гул перегруженных двигателей батискафа. Наконец Эсков повернулся и радостно сообщил:

– Есть связь с Тетасом!

– Отлично, – пробасил дядя. – Вот текст радиограммы. Боб взял плотный лист бумаги и пробежал глазами первую строчку.

– Но здесь нет адресата, сэр. Кому это направить?

– Всем заинтересованным лицам, мальчик! Отправляй без промедления – это надо сделать до того, как нас нагонит Сперри. Одно легкое столкновение с его батискафом – и мы раскроемся, как устрица в морском ресторане!

Боб выглядел озадаченным, но по мере того, как он пробегал строчку за строчкой, в его глазах появилось недоверие, которое потом вдруг сменилось такой же злорадной улыбкой, какая сияла на лице у дяди Стюарта.

– Будет исполнено, сэр! – радостно произнес он и склонился над передатчиком.

Заглянув ему через плечо, я прочел текст радиограммы. Она начиналась так:

«Всем, кого это заинтересует. К вам обращается Стюарт Иден. Нас преследует батискаф Хэллэма Сперри, после столкновения с которым мы непременно пойдем ко дну. Сперри несет ответственность и за аварию еще одного моего батискафа, которая произошла во впадине Идена. Он завладел одним из двух построенных мной экспериментальных глубоководных аппаратов с новым типом иденитового покрытия. Такое покрытие позволяет погружаться на предельную для нашей планеты глубину водоемов. Аппарат с таким покрытием сможет работать во впадине Идена, под дном которой находится богатейшее месторождение урановой руды. Посылая данную радиограмму, я, Стюарт Иден, передаю все свои права на технологию производства иденита нового типа мировому сообществу – окончательно и бесповоротно. Технология производства этого материала сводится к следующему: генератор, способный возбуждать электромагнитный импульс с характеристикой „К-87“, подсоединяется последовательно к…»

Дальше шло описание технологического процесса. Смысл этого послания был очевиден: мой дядя лишал Хэллэма Сперри права обладания иденитом, передавая его в дар всему миру! Мы в один миг расстались с миллиардами долларов, которые мог принести нам патент на эту технологию, но отныне Хэллэм Сперри лишался права на единоличное распоряжение богатствами впадины Идена.

20

ДУЭЛЬ НА ГЛУБИНЕ

На экране сонара батискафы выглядели светлыми пятнышками размером с яблочное семечко. Батискаф Сперри настолько приблизился к нам, что два пятнышка почти приросли друг к другу.

Батискаф Сперри был оснащен оружием, но применять его на такой скорости было бессмысленно. Торпеды, подводные ракеты, мины – все это двигалось в воде медленнее, чем набравший полную боевую скорость батискаф. К тому же, учитывая глубину и ничтожно малое расстояние между двумя аппаратами, можно было с уверенностью предсказать, что взрыв нашего батискафа неминуемо разрушит и судно Сперри. Ударная волна не пощадила бы ни преследуемого, ни преследователя.

Иное дело таранный удар. Он и в самом деле был опасен для нас, и Сперри мог нанести его буквально в ближайшую минуту.

Дядя Стюарт, бодрый и энергичный, словно он провел месяц на морском курорте, взял на себя управление батискафом. Он сам строил этот аппарат и мог выжать из его двигателя все до последнего узла. Но даже двигаясь на пределе возможностей, мы не могли оторваться от Сперри. Его батискаф неумолимо нагонял нас, с каждой секундой приближая тот роковой таранный удар, после которого обшивка нашего судна должна будет расползтись, а мы – отправиться на вечное успокоение в придонном иле.

Мы и так уже погрузились слишком глубоко. Гидеон и Боб пытались законопатить пробоины в швах обшивки, но огромное давление тотчас же сводило их усилия на нет. Мы шли на глубине в три тысячи метров. Это значительно превышало предел погружения обычного батискафа и более чем в два раза – ту глубину, на которой следовало держаться нашему поврежденному аппарату.

Мы ничего не могли сделать. Даже повернуть и двинуться навстречу врагу. Оставалось только продолжать бесконечное бегство.

– Пропади все пропадом! – прорычал дядя Стюарт. – Гидеон, Боб – извините, что я втянул вас в эту авантюру. Перед тобой, Джим, я не извиняюсь – мы как-никак одной крови. Но Боб не должен был лезть в эту драку. И ты тоже, Гидеон.

– Мы давно уже сидим в одной лодке, капитан, – улыбнулся, сверкнув белыми зубами, Гидеон. – И вы, и я, и Боб Эсков. Я сомневаюсь, что Хэллэм Сперри проявил бы к кому-нибудь из нас снисхождение.

Дядя Стюарт в сердцах ударил по глубинному компасу, и его стрелка бешено завертелась.

– Я надеялся на такой ответ! – громким басом произнес он. – Хорошо, ребята! Действуем по принципу: «Все за одного и один за всех!» Я не хочу вас обнадеживать. Но если нам суждено пойти на дно, то мы утащим вместе с собой и парочку Сперри. Итак, все по местам!

Каждый из нас занял свое рабочее место. В этом было довольно мало смысла, мы ведь знали, что за опасность надвигается на нас. Но годы, проведенные в академии, заставляли нас с Бобом инстинктивно выполнять приказ, да и старому морскому волку Гидеону не надо было повторять его дважды.

Батискаф затрещал и накренился – это дядя приказал ему сделать крутой поворот вправо. Мы принимали бой! Если наши враги так хотели нанести нам таранный удар, мы не могли отказать им в этом удовольствии. Но теперь это должен был быть не подлый толчок в спину, который принес бы гибель одним и радостное ликование другим, нас ожидало яростное столкновение лоб в лоб. После такой сшибки оба батискафа затрещат, как яичная скорлупа, и опустятся на морское дно!

Батискаф-преследователь, словно взметнувшаяся за мухой форель, взмыл вверх. Они ушли с нашей траектории поворота и повторили наш маневр в зеркальном отражении. На боевой карте курсы двух батискафов выглядели бы как два лепестка геральдической лилии. Каждый аппарат описал почти полный круг, повернувшись на двести семьдесят градусов. Завершая поворот, мы снова вышли прямо друг на друга. Батискафы разделяли считанные метры, мы шли к неминуемой гибели.

Они уступили нам дорогу. Дядя Стюарт знал, что это случится, и, впившись глазами в экран сонара, ждал того мгновения, когда рука Хэллэма Сперри схватится за рычаг и уведет батискаф в сторону. Его расчет оказался точным, мы все-таки ударили бы их носом в нос, но нас подвели двигатели. Несмотря на искусно выполненный маневр, мы не успели встать на их пути.

Погоня возобновилась. Но теперь преследуемый и преследователь поменялись ролями. Они уходили от нас, выжимая всю мощь из своих двигателей.

На лице Стюарта Идена появилась хмурая улыбка.

– Ради этого стоит жить, мальчик! – своим хриплым клокочущим голосом произнес он. – Мы заставили Хэллэма Сперри показать нам корму. За одно это я почти готов простить его!

– Но мы не сможем протаранить его! – с горечью воскликнул я. – Разница в скорости слишком мала, и мы только повредим свою обшивку, не причинив им вреда!

– Не беспокойся, – улыбнулся дядя. – У меня заготовлена пара уловок на такой случай. Следи за его курсом! Он несется как бешеный зверь – . не по прямой линии, а то и дело отклоняясь в стороны. Если он еще чуть-чуть изменит курс, он будет проигрывать нам целых два узла, вот тогда я и наподдам ему!

Дядя был прав. Курс батискафа Сперри при всем желании нельзя было назвать прямым. Он отклонялся влево и вправо, нырял вниз и поднимался вверх.

Я не мог поверить этому…

И вот роковой момент наступил. Преследуемый нами батискаф отклонился на два деления вправо, выровнялся, снова отклонился. Он вроде бы не много потерял в скорости, но этого было достаточно! Зная не понаслышке обо всех конструктивных особенностях подводного судна, Стюарт Иден пустил в ход свои тайные козыри. Его рука повернула тумблер аварийного отключения электропитания, и мы очутились в полной темноте. Погасло все освещение, остановились все бортовые механизмы: насосы балластных цистерн, воздушные вентиляторы, обогревательные агрегаты. Не работала даже подсветка приборной доски. Маленькое подводное судно погрузилось во мрак и тишину.

Каждый ватт энергии был отдан глухо гудящим двигателям.

Это добавило нам два узла скорости. Зеленоватый экран сонара погас, и дядя Стюарт вел батискаф вслепую. Но мы неумолимо сокращали разрыв.

И мы настигли их. Впереди послышался страшный треск ломающегося металла – это наш нос ударил по винтам противника. Наш батискаф вздрогнул, встал на дыбы, а потом, освободившись, устремился вверх.

Как только два судна разъединились, дядя Стюарт снова подключил энергопитание и нетерпеливо посмотрел на экран сонара.

– На этот раз они не смогли увернуться! – торжествующе произнес он. – Посмотри, как крутятся!

Они действительно крутились. Судя по траектории на зеленоватом экране, батискаф Сперри частично потерял управление. Мы сломали один из его винтов, а может быть, и повредили обшивку на корме. Такие повреждения не были смертельными, но Сперри на какое-то время потерял возможность управлять своим судном.

Но включенные лампы показали, что и у нас тоже серьезные проблемы. В переборке носового отсека вместо нескольких тонких переливающихся струек образовался один ревущий поток. Гидеон бросился к пробоине.

– Дела плохи! – прокричал он. – Если мы немедленно не начнем всплытие, нам крышка!

– Извини, Гидеон, – дядя Стюарт разочарованно покачал головой. – Взгляните на сонар!

Мы посмотрели на экран сонара. Похоже, это был конец. Батискаф Сперри прекратил описывать круги и лег на прямой курс. Они шли примерно на километр глубже нас и немного западнее, нФ было ясно что мы сближаемся, и их скорость заметно превосходила нашу. Разбив винт, мы только на четверть уменьшили полную боевую скорость их батискафа.

А мы с каждой секундой набирали воду. На поверхности мы без труда откачали бы ее, но здесь, на глубине, мы были обречены. Сперри не пришлось бы даже таранить нас, хотя и это он мог сделать без особых усилий. Переполненный водой, наш батискаф стал тяжелым и медлительным.

…Они могли протаранить нас. Но этого почему-то не случилось…

Уставившись на экран, мы увидели, как батискаф наших врагов поднялся на одинаковую с нами глубину. Потом – ушел вверх и перевернулся вокруг поперечной оси, словно старинный самолет, исполняющий одну из фигур пилотажа под названием «иммельман». За «иммельманом» последовало несколько «бочек» – батискаф на полной скорости устремился в глубину. Он погружался все глубже и глубже – до тех пор, пока его след не исчез с экрана сонара.

– С какой стати? – недоуменно прошептал Эсков.

– Может быть, их повреждения были серьезнее, чем мы думали? – предположил я.

Дядя Стюарт отрицательно покачал головой:

– Нет. Но…

То, что произошло с батискафом наших врагов, не поддавалось никакому логическому объяснению. Мы не верили собственным глазам…

И все же я думаю, что случилось следующее. Я знаю по академии, что Брэнд Сперри был жесток и заносчив. Но он не был вором и не нарушал закон. И когда он узнал, что его собственный отец олицетворяет все то, что надо ненавидеть, когда он узнал, что клан Сперри правит в Маринии с помощью убийств, шантажа и подлога – мне кажется, он взбунтовался. И в ту самую секунду, когда их батискаф мог без труда протаранить нас, в рубке началась решительная схватка между отцом и сыном. Не только за право встать у руля батискафа – за право выбрать свой курс в жизни.

Когда батискаф выровнялся и стал выполнять фигуры высшего пилотажа, сын, скорее всего, торжествовал победу…

И все-таки он проиграл.

На экране сонара появилось мерцающее пятно.

– Это они! – взволнованно произнес Эсков. – Они возвращаются!

Дядя Стюарт повнимательнее вгляделся в слабо светящийся экран и отрицательно покачал головой. Потом он чуть-чуть добавил оборотов двигателю, чуть-чуть – чтобы не отнимать энергию у работающих в бешеном ритме помп.

– Ты думаешь, это они? – переспросил он Боба. – Нет. Конечно нет. Посмотри как следует.

Мы все склонились над экраном сонара.

Этот дрожащий бесформенный силуэт не мог быть батискафом. Скорее, это был огромный воздушный пузырь, который, подчиняясь законам природы, стремился к поверхности океана. Вот так. После смерти отца и сына на поверхность не поднялось ничего, кроме огромного пузыря воздуха. На дне остались искореженные обломки судна.

Мы всплыли и взяли курс на Рыбачий остров.

21

ЗАТЯНУВШЕЕСЯ ПУТЕШЕСТВИЕ

На Рыбачьем ничего не изменилось. Через тот же самый проход в рифах мы вошли в лагуну. Боб стал настраивать передатчик, а все остальные хлопотали возле помп, откачивавших воду из отсеков батискафа.

Вскоре Боб, нахмурившись, подошел ко мне.

– Вот ответ, который я получил из Тетиса: «Оставайтесь на месте. Идем к вам для выяснения обстоятельств». По-моему, здесь что-то не так…

Дядя Стюарт задумчиво оправил свою бороду.

– Конечно, не так. Мы смогли отсечь осьминогу голову, но щупальца еще живы. Люди Сперри по-прежнему управляют Тетисом.

– Ты имеешь в виду, что у нас возникнут неприятности с морской полицией? – спросил я.

– Подумай сам, – дядя кивнул на экран сонара, – что это может быть, по-твоему?

Издалека к нам приближалось какое-то крупное подводное судно, шло оно на очень большой скорости.

– Я не пойму, что это, – признался я. – Это не похоже на полицейскую субмарину, а для грузового судна оно движется слишком быстро.

Дядя Стюарт тоже не отрывал взгляд от экрана.

– Трудно сказать… Таких кораблей в Маринии нет – разве что они спустили на воду что-нибудь новое, пока я сидел на дне впадины. В любом случае мы скоро об этом узнаем.

Наверное, под винтами этого корабля кипела вода. Такую скорость могла развить «Испания» или подобный ей пассажирский лайнер, но мы находились слишком далеко от пассажирских линий.

– И все-таки, если это полиция? – спросил Гидеон.

– Не исключены неприятности, – ответил дядя – и улыбнулся. – Время покажет… – Он посмотрел на меня. – Ты, наверное, ждал другого, Джим? Но я не хотел втягивать тебя в такие приключения. Скажу честно, я готовил для тебя другие сюрпризы: большие деньги, отчисления по патенту на иденит, шахты на дне впадины. Но никогда нельзя предсказать, как сложится жизнь.

– Но вы по-прежнему владеете всем этим, мистер Иден, – вмешался в разговор Боб.

Дядя невесело усмехнулся.

– Срок моей концессии во впадине истекает. Хэллэм Сперри позаботился об этом, пока я отсутствовал. А патент на новый тип иденита я уже отдал. Я не могу отменить свое решение. И не сделал бы этого, даже если бы мог.

Тут он похлопал меня по плечу и лукаво подмигнул.

– Но впереди у нас уйма дел, за которые можно получить уйму денег. Если нам действительно нужны деньги, мы их заработаем. А если нет – значит, обойдемся и без них!

– Дядя Стюарт, меня никогда не привлекали деньги, – искренне признался я. – Они и сейчас не нужны мне. Все, что мне нужно – это подводный мир.

Стюарт Иден пристально посмотрел на меня и отвернулся. В роду Иденов было не принято проявлять свои чувства. Он промолчал, а я и не ожидал от него ничего другого.

Мы снова стали вглядываться в экран. Гидеон, Боб и я – с мрачным предчувствием, дядя Стюарт – с легкой улыбкой. В какой-то момент я даже не поверил своим глазам – неужели дядя Стюарт мог так беспечно ждать надвигающейся опасности? Я с угрюмым видом уставился на экран.

– Вы по-прежнему считаете, что это морская полиция? – спросил Эсков.

К своему удивлению, я увидел на лице дяди довольную улыбку. Он посмотрел на меня и рассмеялся.

– Морская полиция? Черт побери, чему вас учили в академии?

Мы с Бобом переглянулись, а потом, словно по команде, посмотрели на экран – сначала с недоверием, потом – с облегчением.

– Теперь-то ясно! – радостно сказал Боб. Даже Гидеон откинулся на спинку кресла и издал облегченный вздох.

Мы выбрались из люка на палубу, чтобы приветствовать «Нарес» – флагман сил подводного патрулирования Маринии.

Командиром «Нареса» был капитан первого ранга Богэрдус, невозмутимый морской волк с четырьмя нашивками на рукаве и множеством орденских планок на кителе. Соблюдая все нормы морского этикета, нас проводили в капитанскую каюту – хотя, глядя на вооруженных моряков, я так и не понял, был это почетный эскорт или конвой. Вспомнив учебу в академии, мы с Бобом четко отдали капитану честь. Дядя и Гидеон держались более раскованно.

– Спасибо, что подобрали нас, капитан, – сказал дядя. – Вы сделали нам большое одолжение.

– Нас едва ли надо благодарить, – холодно ответил капитан. – Мы выполняли приказ премьер-министра Маринии.

– Я отдаю должное его заботе, – нахмурившись, сказал дядя.

– Не сомневаюсь, – капитан слегка кивнул. – Вы можете сесть, джентльмены. Наверное, излишне говорить о тех волнениях, которые вы пережили за последние сутки. Их виновником оказался мэр Тетиса…

– Бывший мэр Тетиса, – вежливо поправил капитана дядя.

– Да, бывший. Хорошо. Но так или иначе, он был высокопоставленным официальным лицом, и обстоятельства его смерти должны быть тщательно изучены, мистер Иден. Так же, впрочем, как и ваше заявление, что он и его сын пытались протаранить ваше судно.

– Безусловно, – коротко отреагировал дядя. Он уже стал подниматься со стула, но капитан Богэрдус взял его за руку. При этом лицо капитана несколько потеплело.

– С другой стороны, – продолжил он, – мне едва ли стоит напоминать, что к вашим словам, мистер Иден, в Маринии относятся с особым доверием. Теперь прошу вас рассказать всю эту историю с самого начала.

Мы провели в капитанской каюте больше часа. Капитан слушал рассказ о наших приключениях, а его порученец записывал все на диктофон. Когда мы закончили, капитан вежливо, но сухо извинился и вышел из каюты.

Отсутствовал он совсем недолго. Мы едва сумели перевести дух, как капитан Богэрдус снова появился в дверях.

– Я связался по радио с премьер-министром Маринии, – бодро объявил он, – и получил его распоряжения. Мы взяли курс на Тетис, джентльмены!

Скорости флагмана патрульных сил Маринии могло позавидовать любое подводное судно. Мы едва успели перекусить и побриться, как плаванье подошло к концу.

В Тетисе мы с дядей решили довести до конца одно нерешенное дело. Мы направились по известному мне адресу и открыли хорошо знакомую мне дверь. Человек, который находился в комнате, подпрыгнул от неожиданности, словно увидел выходцев с того света.

– Стюарт Иден! – сдавленным голосом произнес он.

– Именно он, – подтвердил дядя. – Как дела, Фолкнер? Вы, наверное, думаете, что я славно проводил время на морском дне?

Адвокат, тяжело дыша, опустился на стул.

– Мне плохо… у меня больное сердце… – прохрипел он. – Такое потрясение…

– Очень жаль, – резко сказал дядя. – Но нам тоже пришлось испытать серьезные потрясения. Вы узнаете моего племянника ~ – того самого, которого вы пытались убить?

– Убить? – Фолкнер с трудом сохранял самообладание. – Чушь… Этот юноша досаждал мне и пытался втянуть меня в аферу, но я, конечно… Кроме того, это не ваш племянник. Это самозванец! Я видел настоящего Джеймса Идена, и…

– Довольно, Фолкнер! – тихо, угрожающе сказал Стюарт Иден.

Над адвокатом, у которого побелели от страха губы, нависла его огромная фигура. Дядя был похож на морского бога, поднявшегося из пучины, чтобы покарать неверного жреца.

– Я слишком долго терпел твою ложь, Фолкнер! Теперь мне нужна только правда. Вся правда!

– Что… чего вы хотите? – Адвокат облизал пересохшие губы.

– Правду, – повторил дядя голосом, раскатистым как корабельная рында. – Для начала я хочу услышать правду про тебя и Хэллэма Сперри. Ты был моим адвокатом, получал от меня деньги. И одновременно имел шашни со Сперри, продавал мои секреты, лез в каждое грязное дело в Тетисе. Разве это не так, Фолкнер?

– Я… я… – только и смог пробормотать адвокат.

– Так это правда или нет?

– Да, – поникнув, признался Фолкнер.

– Я знаю, – безжалостно продолжал дядя, – что ты помог Сперри захватить власть в Тетисе. Ты продал ему мой патент на иденит и так заключил контракт, что я лишился всяких выплат за это изобретение. С помощью денег и власти, которыми ты наделил его, Сперри смог создать здесь целую подводную империю.

Фолкнер безвольно кивал головой. Он смотрел на дядю, словно загипнотизированная коброй пичуга – беспомощный и неспособный даже сдвинуться с места.

– Сперри вывел меня из игры, но на пути у него встал Джеймс Иден. Сначала ты пытался запугать его байками о морских чудовищах. Когда он не испугался, ты решил дать ему отступного. Но Джим – не продажная натура, и ты понял, что его придется убить. Потерпев неудачу на корабле, ты нанял дешевого головореза из «царства Келли». Я прав, Фолкнер?

В глазах Фолкнера блеснула какая-то искра. Он по-прежнему смотрел на дядю, но теперь его взгляд то и дело устремлялся на дверь – на дверь, которая как будто слегка приоткрылась от усилий стоявшего за ней человека.

– Да, ты прав! – словно очнувшись, прокричал Фолкнер. – Ты с твоим племянником – два болвана, и вы не достойны ни денег, ни власти! – Он встал и, наклонившись вперед, через стол, заглянул прямо в лицо дяде. – Неужели ты до сих пор сомневаешься в этом? Мы еще посмотрим, кто возьмет верх! Вы легко нашли сюда дорогу, но выбраться отсюда живыми вам будет не так просто. Взгляни на дверь, Иден! Я предусмотрел появление нежелательных визитеров. Когда они приходят в мой офис, мой охранник Бишоп встает за дверью, чтобы вовремя прийти мне на помощь. Это время настало! Бишоп, можешь стрелять!

Произнося последние слова, адвокат свято верил в свою полную победу. Но минута триумфа была омрачена. Дядя бросился к двери и рывком распахнул ее.

– Твой человек выбыл из игры, Фолкнер! – прокричал он. – Очередь за тобой!

В ужасе Фолкнер привстал из-за стола и увидел, что неандертальца-привратника крепко держат два дюжих матроса. Тут же рядом, стояло еще несколько вооруженных моряков. Адвокат без чувств повалился на пол…

По приказу премьер-министра Маринии в Тетисе было объявлено чрезвычайное положение. Мы оказались под надежной защитой. Сперри и его сын погибли. Фолкнер и кучка других негодяев были взяты под стражу. Преступный режим, установленный Сперри, лопнул, словно мыльный пузырь.

Чрезвычайное положение, которое обеспечивалось силами подводного флота, должно было быть упразднено сразу же после проведения свободных демократических выборов.

Для их организации не потребовалось много времени. Через несколько дней после того, как подводный флот подошел к Тетису и очистил его от сообщников Сперри, мы с Эсковом вышли на улицу и увидели длинную вереницу горожан с избирательными бюллетенями в руках. Никаких беспорядков не наблюдалось. Каждый избирательный участок охранялся патрулем международных военно-морских сил. Мы увидели красные мундиры моряков Западного Блока, ярко-синие, со скрещенными якорями – Европейского Сообщества и даже темно-серую форму Объединенного Азиатского Флота. В составе сводной флотилии были представлены самые разные корабли. Все они поочередно несли патрульную службу в водах близ Тетиса.

Мы с Бобом молчали. Но я-то знал, о чем думал мой товарищ, глядя на бравых подводников. Наконец он вздохнул и сказал то, что было у обоих из нас на сердце:

– Теперь, когда со Сперри все кончено, я остался без дела…

– Мне тоже придется подыскивать какую-нибудь работу, – согласился я.

Да, мы оба оказались в незавидном положении… В гостинице, где мы остановились вместе с дядей, нас ждало короткое послание:

В каюте капитана я увидел загадочно улыбающегося дядю. По его виду можно было о многом догадаться, но я отгонял свои радостные предчувствия. Мои сомнения полностью рассеялись только тогда, когда капитан вручил мне знакомый конверт с серебристой эмблемой.

– В подводном флоте ошибки случаются не часто, – сказал капитан Богэрдус – Но если они случаются, то их исправляют. Вас отчислили из академии под определенным давлением неких негативных сил. Ну а теперь ошибка исправлена. Это из академии, для вас обоих. Распечатывайте!

Буквы плясали перед моими глазами: «В связи с получением новой информации отчисление из академии признано необоснованным». Но самым важным было последнее предложение, которое я прочитал несколько раз: «Исходя из данного решения, курсантам Д. Идену и Р. Эскову предписывается немедленно прибыть в академию для возобновления занятий…»

Нас восстановили!

Выйдя из капитанской каюты, мы с Бобом сначала не могли произнести ни слова – только смотрели друг на друга огромными глазами.

– Ну, – наконец вымолвил я, стараясь сдержать переполняющие меня чувства. – Похоже, в ближайшее время нам не придется сидеть без работы.

– Верно, – подтвердил Боб с такой же серьезной физиономией. Но его лицо тут же расплылось в улыбке. – Что ты прикидываешься? Ведь мы добились того, чего хотели, Джим! Шевелись, салага, у нас еще не собраны вещи! Прилив не ждет!

1

Сонар – техническое устройство для обнаружения, определения координат и распознавания формы целей с помощью электромагнитных волн (также радио– или оптикоэлектронный локатор). (Здесь и далее примеч. пер. )

2

Галерея.

3

Извините, синьоры!

4

Мать честная!

5

Аппарель – опускаемая или выдвижная сходня.

6

Прибор для измерения угла наклона палубы судна.