Карательная медицина

      Можно, правда, вспомнить случай с народовольцем Гольденбергом, к которому, как считали некоторые его соратники, был применен метод психиатрического воздействия. Будучи под следствием, Гольденберг выдал следователю Третьего отделения4 всех своих товарищей, а потом повесился. Народовольцы Н.А. Морозов5, В.Н. Фигнер6 и некоторые другие считали, что в камеру к нему подсадили гипнотизера и тот с помощью гипноза все у Гольденберга выведал. Однако серьезно воспринимать такие заявления нельзя никаких документальных свидетельств или воспоминания конкретно по этому делу нет, а есть лишь, по-видимому, желание народовольцев обелить Гольденберга, которому они очень доверяли. На наш взгляд, это было именно предательство, раскаяние и самоубийство7. Но поскольку речь идет об использовании средств психиатрии в политической борьбе, то мы упомянули и об этом случае.
      Сравнительное обилие случаев признания здоровых людей психически больными грозило принять систематический характер. В России рождалась карательная медицина... но так тогда и не родилась. Мягкий либеральный XIX век еще не был способен на это, поэтому и не развернулось дело - не наступил момент. Рождение карательной медицины было отложено до XX века века атомных реакторов и газовых печей, века кибернетики и концентрационных лагерей, века космоса и спецпсихбольниц.
      1 М. Гершензон. "П.Я. Чаадаев", Санкт-Петербург, 1908, стр.202-203.
      2 А. Лебедев. "Чаадаев", Москва, 1965, стр. 179.
      3 Там же.
      4 Политическая полиция.
      5 Н.А. Морозов. "Повести моей жизни".
      6 В.Н. Фигнер. "Запечатленный труд".
      7 Впоследствии партия Народной воли и погибла-то от предательства, и немало их было - Меркулов, Рысаков, Окладский, Мирский...
      3.
      Во времена революции 1917 года правительства не нуждались в столь утонченном каратель-ном средстве, как изоляция в психлечебницы. Если царское правительство не злоупотребляло карательной психиатрией, то при Временном революционном правительстве (март-октябрь 1917 года) это было и немыслимо. Демократия в России достигла тогда высшего уровня, которого не было ни до, ни после. Террор начался лишь после октябрьского переворота с приходом к власти большевиков, точнее, с весны 1918 года, а с 5 сентября он был узаконен как "массовый". С политическими противниками коммунисты расправлялись просто и быстро. Недовольные режимом расстреливались в административном порядке. Ревтрибуналы выносили смертные приговоры без длительных судебных проволочек и формальностей, руководствуясь революци-онным правосознанием.* Мысль о том, чтобы изолировать кого-то в психбольницу, не могла, по-видимому, даже прийти в голову, настолько карательные меры против инакомыслящих были жестки и недвусмысленны.
      * "Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями". "Руководящие начала по уголовному праву РСФСР", 1919.
      "Назначение наказания производится судебными органами по их социалистическому правосознанию с соблюдением руководящих начал и статей настоящего Кодекса". Уголовный кодекс РСФСР, 11, 9, 1922.
      Террор практически не ослабевал до 1953 года. Миллионы ни в чем не повинных людей умерли в лагерях Севера, Колымы, Дальнего Востока, были расстреляны в тюрьмах и замучены пытками. Сталин и его подручные не нуждались в СПБ как разновидности карательной меры, но тем не менее СПБ существовали уже тогда.
      К сожалению, мы пока не располагаем личными свидетельствами бывших узников спецпсихбольниц от 1918 до 1951 года. Да и живы ли они? Если не погибли они за колючей проволокой, то тихо умерли на воле, не оставив потомкам своих воспоминаний, не предъявив палачам своих обвинений.
      Придется нам следить за развитием карательной медицины, опираясь главным образом на такой материал, как статьи кодексов, приказы, инструкции. Первое упоминание о специальных психиатрических больницах в Советской России относится, по-видимому, к 1924 году.
      Надо сказать, что несмотря на пересмотр коммунистами большинства правовых норм, принцип ненаказуемости душевнобольных никогда не отвергался в советском уголовном праве. Это нашло отражение в первом уголовном кодексе РСФСР 1922 года. Из главы "Общая часть. Общие начала применения наказания" цитируем статью 17:
      Наказанию не подлежат лица, совершившие преступления в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности, или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не могли давать себе отчета в своих действиях, а равно и те, кто хотя действовал в состоянии душевного равновесия, но к моменту вынесения или приведения приговора в исполнение страдает душевной болезнью. К таким лицам могут применяться лишь меры социальной защиты, указанные в статье 46 Уголовного Кодекса.
      В соответствии со статьей 46 УК, такими мерами социальной защиты являлись "а) помещение в учреждения для умственно или морально дефективных; б) принудительное лечение". Что стояло за термином "учреждение для морально дефективных" - неизвестно. Скорее всего - ничего. Просто юридическое понятие, не имеющее реального приложения. В
      20-е годы таких понятий было немало. Прошло еще лет десять, прежде чем эра революционного пустозвонства сменилась (во всяком случае в юстиции) эрой немногословного сталинского террора.
      Но за термином "принудительное лечение" могло стоять вполне конкретное учреждение. Статья 24 УК РСФСР 1922 года разъясняет:
      "Мерами социальной защиты медицинского характера являются:
      а) принудительное лечение;
      б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией". Уже в УПК РСФСР 1924 г. появляется термин "СПБ".
      Статья 457 УПК РСФСР 1924 г. :
      "Заключенные, заболевшие душевной болезнью или тяжелым неизлечимым недугом, согласно заключению о том врачебной комиссии подлежат суждению суда, вынесшего приговор, на предмет определения о переводе их в специальные психиатрические или иные больницы или об условном досрочном их освобождении" (курсив наш. - А.П.).
      Таким образом, СПБ - изобретение не 50-х годов, как многие думают, а как минимум 1924-го. В 50-х годах это изобретение по инициативе Берии и К° приобрело особый размах. Кто содержался в СПБ 20-х годов, нам не известно. У нас есть личные свидетельства только начиная с 1951 года.
      Однако даже известные нам факты свидетельствуют о близости тогдашнего советского руководства к практике карательной медицины.
      На предыдущих страницах мы писали, что советская юстиция de jure никогда не отступала от принципа ненаказуемости душевнобольных. Мы и понимаем "de jure" как официально провозглашенную юридическую позицию. Но вот в наши руки попал никогда не публиковав-шийся ранее в открытой советской печати документ, свидетельствующий о фактическом отступлении от принципа ненаказуемости. Этот документ датирован 23 июля 1918 года. Мы приводим выдержку из него.
      О лишении свободы как о мере наказания и о порядке отбывания такового.
      (Временная инструкция)*.
      .................................
      3. Места лишения свободы делятся ... по назначению на:
      1) общие места заключения (тюрьмы);
      2) реформатории и земледельческие колонии, как учреждения воспитательно-карательные...;
      3) испытательные заведения;
      4) карательно-лечебные заведения для помещения арестантов с заметно выраженными психическими (NB!) дефектами...
      5) тюремные больницы.
      * СУ, № 53, стр. 598. (Сборник указов недоступен широкому читателю.)
      Карательно-лечебные заведения в соответствии с инструкцией являются местом лишения свободы и, как явствует из всей инструкции,- мерой наказания, карательной мерой. Кара здесь на первом месте. Именно карательно-лечебные, но не хотя бы лечебно-карательные. Заключения в эти учреждения производились по приговору суда или ревтрибунала. О соответствующей экспертизе упоминаний в инструкции нет, да реально она и не могла проводиться в России 1918 года. Определением "заметно выраженных психических дефектов" по существу занимались суды и трибуналы, творившие право на основе своего революционного правосознания. А свободно творя право, уж совсем легко творить и новые диагнозы, например, "контрреволюци-онный психоз" - был и такой диагноз в советской психиатрии.
      Первая известная нам попытка применения карательной медицины в советской России была в феврале 1919 года. Жертвой ее должна была стать известная революционерка, один из вожаков левой социал-революционной партии России Мария Спиридонова. Преследования левых эсеров начались после их мятежного выступления 6 июля 1918 года. М. Спиридонова была арестована в феврале 1919 года и судима революционным трибуналом, вынесшим следующее решение:
      "Трибунал нашел, что деятельность М. Спиридоновой как представительницы политической группы левых эсеров, при недостаточно окрепшем положении Красного фронта и тыла Советской России в связи с чрезвычайно сложным положением страны в борьбе с мировым капиталистическим империализмом, является вредной.
      Однако, принимая во внимание болезненно-истерическое состояние обвиняемой, не пресле-дуя в наказании целей отмщения врагам революции и не желая причинять М. Спиридоновой излишние страдания, одновременно с тем охраняя рабоче-крестьянскую революцию и стоя на страже ее завоеваний, трибунал постановил изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год посредством заключения ее в санаторий с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда"1.
      Хотя трибунал не ссылается на временную инструкцию от 23.7.1918 года, мы думаем, что именно на ее основании он вынес свое решение. М. Спиридонова и стала бы, по-видимому, первой жертвой карательной медицины, если бы ей не удалось бежать. В ночь на 2 апреля 1919 года она по подложному пропуску вышла из Кремля, где содержалась под стражей, и скрылась. Под именем Пелагеи Семеновны Онуфриевой она занималась подпольной деятельностью. В октябре 1920 года вновь была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму, и только после этого помещена в психиатрическую больницу, где пробыла до 18 октября 1921 года. Пребыва-ние Спиридоновой в больнице даже правительственными учреждениями рассматривалось как мера репрессивная, а не медицинская, в которой она на самом деле не нуждалась. Это явствует из приведенного ниже документа - справки Секретного отделения ВЧК2.
      Заместителю председателя ВЧК тов. Уншлихту
      Справка
      Во исполнение постановления Политбюро ЦК РКП от 13 сентября с.г. об освобождении М.А. Спиридоновой Президиум ВЧК 15 сентября постановил Спиридонову освободить под поручительство общественных деятелей. 16 сентября отобраны подписки с поручительством от левых социал-революционеров Штейнберга3 и Бокала4. 18 сентября Спиридонова выдана из больницы (курсив наш - А.П.) на руки Шрейдеру5, который поместил ее в одном из домов отдыха на ст. Малаховка.
      На первые две-три недели, пока Спиридонова освоится с новой обстановкой, освобождена под честное слово для ухода за ней А. Измайлович6.
      17 октября 1921 г.
      Уполномоченный V отделения Секретного отдела ВЧК Дерибас
      1 "Правда", 25 февраля 1919 г.
      2 ЦПА НМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 2456. (Цитируется по сборнику документов (1917-1922 гг.) "В.И. Ленин и ВЧК". Москва, Политиздат, 1975, стр.515.)
      3 И.З. Штейнберг - председатель Центрального бюро левых эсеров.
      4 Правильно - И.Ю. Баккал - секретарь Центрального бюро левых эсеров.
      5 А.А. Шрейдер - один из лидеров партии левых эсеров.
      6 А.А. Измайлович - член ЦК партии левых эсеров.
      Комментарии излишни: могли ли Политбюро ЦК РКП и Президиум ВЧК решать только медицинские вопросы о необходимости стационарного лечения М.А. Спиридоновой? Разумеется, нет. Руководство чекистов "больничными делами", выписка ее под поручительство однопартийцев свидетельствуют о том, что к Спиридоновой относились именно как к политическому противнику, а не просто больному человеку, и меры к ней применялись карательные, хотя и прикрывались психиатрической больницей, "санаторием".
      К сожалению, нам неизвестно, подвергалась ли она какому-либо "лечению" в психиатри-ческой больнице. Какая это была больница? Да и дальнейшая ее судьба нам тоже неизвестна.
      Другой известный нам случай применения принципов карательной медицины произошел спустя три года после суда над М. Спиридоновой.
      Советскую делегацию на Генуэзской конференции 1922 года возглавлял известный советский дипломат коммунист Г.В. Чичерин. В числе прочих, на конференции разбирался вопрос о пропорциональном представительстве в Советах всех слоев населения, в том числе и мелких предпринимателей. Твердую позицию заняла в этом вопросе американская делегация. Чичерин решил пойти на уступки. 20-го января 1922 г. он пишет В.И. Ленину: "...если американ-цы будут очень приставать с требованием Representative Institutions, не думаете ли, что можно было бы за приличную компенсацию внести в нашу конституцию маленькое изменение...?" На полях этого письма В.И. Ленин пишет "сумасшествие!!"*. Сумасшествие ли? Поведение Чичерина великолепная характеристика цинизма и беспринципности коммунистов. Это яркий пример продажного политиканства, но вовсе не свидетельство душевной болезни наркома Чичерина! (Кстати, примеров подобной беспринципности еще больше можно найти у самого Ленина.)
      * Центральный партийный архив НМЛ при ЦК КПСС.
      Его высказывание на полях чичеринского письма можно было бы посчитать обиходным выражением, если бы...
      Т. Молотову
      (Для членов Политбюро)
      Я сейчас получил два письма от Чичерина (от 20 и 22). Он ставит вопрос о том, не следует ли за приличную компенсацию согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство паразитических элементов в Советах. Сделать это в угоду американцам.
      Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо
      1) немедленно отправить в санаторий, всякое попустительство в этом отношении, допущение отсрочки и т. п. будет, по моему мнению, величайшей угрозой для всех переговоров... 1
      Это уже очень напоминает карательную медицину! Но можно, можно еще расценить позицию Ленина как аффект или как проявление добрых чувств и товарищеского отношения к соратнику по борьбе, но ...
      т. Молотову
      для всех членов Политбюро:
      Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен и сильно. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий.
      24.1.1922 г. - Ленин2.
      Это уже похоже на наши 70-е годы! Аргументация - два письма, "которые явно доказыва-ют, что он болен", методы сослать "тотчас" и "насильно" (причем курсив В.И. Ленина). А санаторий? Не тот ли, в котором была Мария Спиридонова?
      Непосвященному читателю надо заметить, что для всех поколений советской власти Ленин представлялся как непогрешимый святой, а любое его высказывание трактовалось как открове-ние мудрости. Его труды до сих пор не подлежат официальному критическому разбору или ревизии. Поэтому даже такие в целом незначительные высказывания по поводу Г.В. Чичерина могли стать теоретической базой и идейной опорой будущей карательной медицины. То, что основоположником теории (а возможно, и практики) карательной медицины в СССР стал сам основоположник советского государства - факт знаменательный. Он лишний раз подчеркивает кровное родство и органичную совместимость карательной медицины и коммунистической власти.
      Припомнив старое библейское изречение "Поднявший меч, от меча и погибнет", мы расскажем о другом случае вольного обращения с психиатрией.
      Впрочем, поднявший меч здесь не погиб от меча, его над ним только занесли. На сей раз обвинение в психической ненормальности получил сам В.И. Ленин. Если он представлялся святым для коммунистов последующих поколений и рядовых однопартийцев его времени, то равные ему по масштабу деятели революции смотрели на Ильича более трезвыми глазами.
      В 1923 году Ленин выдвинул предложение о реорганизации Рабкрина3 и написал об этом письмо в ЦК партии. Суть предложения состояла в том, чтобы приблизить друг к другу и частично совместить работу РКИ и ЦКК на принципах единоначалия. По тому времени предложение казалось диким, непонятным объединить контрольные аппараты советских органов в партии?! Ленин, разбитый параличом, уже не поднимался с постели. Заседание Политбюро, обсуждавшее этот вопрос, происходило без него. С.П. Писарев, тогда ответствен-ный работник ЦКК партии, рассказывает, что заседание началось так. Первым выступил председатель Президиума Коминтерна Г.Е. Зиновьев. Тихим трагическим голосом, чуть не со слезами на глазах, он сказал: "Товарищи, наш дорогой, горячо всеми любимый Владимир Ильич, кажется, сошел с ума..."
      1 Продиктовано по телефону 23 января 1922 г. В.И. Ленин. Полное собрание сочинений, изд. 5, т. 54, стр. 136.
      2 Там же, стр. 137.
      3 Рабкрин или НК РКИ - Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции, контролировал работу советских органов.
      Интересно, что обвинения в психической ненормальности в то время чаще всего, по-видимому, звучали из уст революционеров в адрес своих же товарищей. Возможно, это и не так, но до нас дошли только такие случаи...
      Арон Александрович Сольц - "совесть партии" товарищ Сольц, старый политкаторжанин и один из организаторов советских концлагерей - в 1934 году был назначен на руководящую работу в Верховный Суд. Его политическая карьера в то время клонилась уже к закату.
      На одном из заседаний бюро районного комитета партии, членом которого он состоял, Сольц сообщил, что в Прокуратуре фабрикуются ложные обвинения против ни в чем не повинных людей. Он предложил создать комиссию от райкома по проверке этих фактов. Что толкнуло его на этот отчаянный поступок? Едва ли совесть и раскаяние. Скорее всего он предвидел близкую гибель от рук сталинских опричников и не хотел покорно ожидать приближающегося конца. Через несколько дней Генеральный Прокурор А.Я. Вышинский объявил, что Сольц сошел с ума и взят под домашний арест. На этом окончилась карьера старого профессионального революционера. Вскоре он умер*. Обстоятельства его гибели нам не известны. Возможно, старый, обреченный на бездействие, устраненный от политической жизни, он умер своей смертью. Возможно, он встретил ее где-нибудь в подвалах Лубянки или Лефортова.
      * А.А. Сольц умер 30 апреля 1945 года. (Его биографию см. в Советской Исторической Энциклопедии, т. 13, стр. 336.) В октябре 37 г. на конференции Свердловского партактива Сольц требовал создания комиссии для расследования деятельности Вышинского. В феврале 38 г. снят с работы в Прокуратуре, помещен в психбольницу, но потом выписан (см. Ю. Трифонов "Отблеск костра", М., 1966, стр. 26-27, цитир. в кн. Р. Медведева "К суду истории", изд. 2, Нью- Йорк, 1974, стр. 421-422) - Ред.
      4.
      Установить точную дату рождения карательной медицины весьма затруднительно. Мы знаем, что случаи признания душевнобольными здоровых людей по политическим соображени-ям были и в дореволюционной России, и в первые послереволюционные годы. Подобная практика приняла особый размах в 50-е годы и особую жестокость - в 60-е - 70-е годы. Путь становления карательной медицины мы бы определили следующим образом. В первой половине XIX века николаевское правительство нашло оригинальный способ борьбы с неугодными ему людьми (Чаадаев, Кологривов, Жуков, Панова и др.). Однако широкого распространения этот способ не получил.
      Революционное насилие начала XX века смело обычные представления о гуманности, законности, долге. Ленин дал карательной медицине свое "добро". Но опять она не получила широкого распространения, ибо на этот раз была слишком мягка и либеральна для времен кровопролитного сталинского террора. Широкое распространение она начала получать в конце 40-х - начале 50-х годов.
      Резюмируем наше мнение: карательная медицина - орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано. Таким образом, система карательной медицины возможна лишь при большой степени единомыслия в стране, почему она и развилась в тоталитарном СССР. В автократичес-кой же России такой большой степени единомыслия не было, общество было достаточно плюралистичным, терпимым к мнениям, не сходным с официальным. Поэтому случаи карательной медицины были исключительными, ее жертвами стали те, кто далеко ушел за рамки общепринятых норм, особенно во времена правительственной реакции. Конечно, в по-настоящему свободной стране этого не случилось бы, но ведь царская Россия не была таковой.
      5.
      О карательной медицине 40-х - 50-х годов нам известно уже немного больше. Помимо Казанской и Ленинградской спецпсихбольниц, мы располагаем информацией еще о пяти подобных учреждениях, хотя их было, вероятно, больше.
      Тюремно-психиатрическое отделение Бутырской тюрьмы. В 1953-54 гг. располагалось в здании бывшей церкви.
      Тюремно-психиатрическая больница в районе г. Томска. Располагалась на территории совхоза "Чекист". В эту больницу отправляли заключенных, заболевших или симулировавших психическую болезнь. Заведовала больницей тогдашняя депутат Верховного Совета РСФСР от г. Томска Софья Андреевна (фамилия, к сожалению, не установлена). Есть свидетельства о систематических избиениях, практиковавшихся в этой больнице (свидетельство А. Квачевского).
      Сычевская специальная психиатрическая больница. Открыта в 1949 году (по некоторым сведениям - в 1952 году).
      Рассказывают о существовании в конце 40-х - начале 50-х годов тюремно-психиатрической больницы в Горьком.
      Есть точные сведения о существовании тюремно-психиатрической колонии в Чистополе (свидетельства С-на, В. Гусарова).
      О существовании еще одной СПБ, в Шацке, нам стало известно из приказа министра здравоохранения СССР от 6.2.49 г. за № 9 "Об улучшении организации судебно-психиатричес-кой экспертизы и принудительного лечения".
      п. 2. "Для проведения принудительного лечения в соединении с изоляцией совершивших преступление психически больных, в соответствии с инструкцией Министерства здравоохра-нения СССР, Министерства внутренних дел, Министерства юстиции СССР и Генерального Прокурора СССР от 25.3.1948 года Министру здравоохранения СССР реорганизовать в течение первого полугодия 1949 г. Шацкую психбольницу в специальную психиатрическую больницу для принудительного лечения с изоляцией на 500 коек и организовать в Томской психиатри-ческой больнице отделение для принудительного лечения с изоляцией на 200 коек"*.
      * Справочник по организации здравоохранения. М., 1950.
      Скорее всего, СПБ в совхозе "Чекист" и была организована в соответствии с этим приказом. Маловероятно, чтобы в районе Томска было две спецпсихбольницы.
      Скудость наших сведений об этих тюремно-психиатрических учреждениях и полное отсутствие сведений о других СПБ тех времен объясняется очень просто. В Ленинградской и Казанской спецпсихбольницах содержались заключенные только с политическими статьями. Мы сейчас предполагаем, что по политическим статьям отправляли только в Ленинградский или Казанский "спецы". Не исключено, конечно, что и в других СПБ были политические заключен-ные, но мы ни разу не видели их и даже не слышали о них. А информацию мы получаем только от бывших политзаключенных. Бытовики или урки нам не рассказывают... Казанская СПБ существует с довоенного времени. Горбаневская рассказала, что среди заключенных СПБ бытует мнение, будто еще при царском режиме здесь находились революционеры - психически здоровые люди. Проверить это у нас пока нет возможности. Несомненно, что уже в 1934 году в Казанскую СПБ попадали люди с политическими статьями. От В. Гусарова нам известно, что с 1934 по 1954 годы там находилась женщина, бросившая (в 1934 г.) камень в сторону мавзолея Ленина. Многие заключенные сидели уже по 15-20 лет. Интересно, что тогдашняя власть была менее щепетильна и называла вещи своими именами. СПБ назывались тогда ТПБ (тюремно-психиатрические больницы), а заключенные именовались б/з/к - больные заключенные.
      В начале 50-х годов в Казанской ТПБ содержалось около 1000 заключенных. По углам территории стояли вышки, над тюремной стеной была натянута колючая проволока.
      В ТПБ применялась электрошоковая терапия и даже "камзол" (смирительная рубашка), имевший большое распространение в психиатрической практике XVI-XVIII вв. Заключенного доктора Бурштейна завернули в "камзол" за то, что он обозвал врача ТПБ "фашистской сволочью".
      Медикаментозное воздействие почти не применялось, по-видимому, из-за дефицита психотропных средств. Имела некоторое распространение "сонотерапия". Заключенные в течение определенного времени (от одного до семи-восьми дней) получали большие дозы снотворных и не спали только во время приема пищи и оправки. Питание по тем временам и в сравнении с лагерями было сносным. Качество пищи отвратительное, но особых мук от голода никто не испытывал. И, конечно, никто питанием не возмущался, потому что приемлемой альтернативы не было - в лагерях было еще хуже.
      Однако так было не всегда. У нас есть свидетельства (В. Гусарова и его бывших товарищей по заключению), что во время войны (1941-1945 гг.) в Казанской СПБ умирало от голода 40-50 человек ежедневно (тем интенсивнее ТПБ пополнялась новыми заключенными).
      Все заключенные в Казанскую ТПБ имели в деле 58 статью УК РСФСР (антисоветская, контрреволюционная деятельность). В. Гусаров считает, что из 600 заключенных ТПБ только двое имели основания для 58 статьи (шпион А.И. Зайцев и диверсант Игорь Стрельцов), но не более тридцати человек были правоответственны (т.е. вменяемы, психически здоровы).
      Ленинградская ТПБ открыта в 1951 году в здании бывшей женской тюрьмы* рядом со знаменитыми "Крестами". В 1953 году в ней было примерно 800-1000 человек. Половина из них - здоровых - содержались в специальных отделениях. По существу, это была тюрьма, но тюрьма с невиданно мягким по тем временам режимом. Как и в тюрьме, здесь была высокая стена с натянутой поверху колючей проволокой и проводами высокого напряжения. По углам территории стояли вышки с прожекторами. Военные патрули ходили с овчарками. "В те времена смена постов производилась так: на первом этаже сменяющий надзиратель во весь голос выкрикивал: "Пост по охране самых опасных врагов народа сдал", и заступающий вторил: "Пост по охране самых опасных врагов народа принял". Это слышно было во всех камерах всех этажей"**.
      * По другим сведениям - здание бывшей офицерской гауптвахты.
      ** Воспоминания П.Г. Григоренко.
      И все-таки режим Ленинградского "спеца" был гораздо мягче, чем в любой из сталинских тюрем. Здесь не пытали, лучше кормили. Камеры днем открывались, и соседи могли беспрепятственно общаться. Интересно, что начиная с 1953 года режим постепенно смягчался. Сняли вышки, прожектора, убрали овчарок. Начал увеличиваться штат медработников. Если раньше на все отделение был один врач, он же заведующий отделением, то теперь прибавились медсестры и другие врачи. В это же время резко уменьшилось количество заключенных в Ленинградской ТПБ. За период с лета 1953 г. по осень 1954 г. только в одном X отделении количество заключенных уменьшилось с 80 до 20 человек. В том же 1953 г., после смерти Сталина, из Казанской ТПБ экспертная комиссия во главе с доктором Торубаровым выписала вдвое больше заключенных, чем в предыдущем году.
      Режим ЛТПБ был несколько жестче, чем в Казанской ТПБ. По свидетельству С-на (ЛТПБ, 1952-55 гг.), в Ленинградской ТПБ применялись инсулиновые шоки, внутримышечные инъекции раствора очищенной серы (сульфозин), влажные укрутки.
      Больной Якименко, протестуя против влажной укрутки, в течение нескольких часов проле-жал в карцере на холодном цементном полу. Ни врачи, ни санитары никак не отреагировали на его протест. У Якименко началось воспаление легких, и через несколько дней он скончался.
      Применялась в ЛТПБ и "сонотерапия" - длительное воздействие снотворных. Обязательной трудотерапии не было. Б/з/к могли работать в переплетной или портняжной мастерской, на ткацком станке (сделанном одним из заключенных), на кухне или уборке двора, но могли и вообще не работать. Это было одним из многих преимуществ тюремно-психиатрических больниц перед лагерями. В. Гусаров вспоминает, что заключенные политлагерей говорили о ТПБ, как об "оазисах гуманизма". Он пишет: "При Сталине попасть в спецпсихушку было недосягаемой мечтой, а то, что срок не обозначен и может стать пожизненным, так это и в лагере "кум" может объявить новый срок в день освобождения"*.
      * В. Гусаров. "При Сталине было лучше...", Самиздат, 1976.
      В ТПБ заключенные имели возможность без ограничений получать посылки, письма, денежные переводы (в Казанской ТПБ ограничение переводов - до 100 рублей в месяц по старому курсу). Один раз в 10 дней можно было отовариться в ларьке, два раза в месяц послать открытку родным. Бывали передачи и даже свидания. В ЛТПБ была библиотека, один раз в неделю демонстрировали кино. Разрешалась художественная самодеятельность силами б/з/к. Единственным требованием цензуры была аполитичность постановок. Это невиданное по тем временам требование (все искусство в СССР было пропитано официальной идеологией) объяснялось тем, что б/з/к якобы остро реагируют на любые политические положения и долг тюремно-больничных властей - оградить их от рецидивов. В Ленинградской ТПБ ставили "Горе от ума"(!) А.С. Грибоедова, оперетты, самостоятельные инсценировки. Тюремно-больничные власти сравнительно терпимо относились к б/з/к. Правда, большинство врачей (в Казанской ТПБ - все) были аттестованными офицерами, а санитары были часто из лагерных уголовников (Казанская ТПБ) или из среды психически больных (ЛТПБ), но особых зверств с их стороны не было.
      Конечно, условия содержания заключенных в ТПБ были очень тяжелыми, но это было общим явлением для всех психиатрических больниц. В постановлении 1931 г. отмечались недостатки психиатрической практики:
      Постановление коллегии НК РКИ РСФСР о состоянии
      психиатрических больниц и постановке
      психиатрического дела в республике*
      26 октября 1931 года