Она и обычным-то вечером чувствовала бы себя в этом районе Лонг-Бич весьма неуютно. Округа выглядела как-то по-хулигански опасно - маленькие, обветшалые домишки с облупленной краской на стенах, ржавые ограды с предупреждающими табличками, бродячие собаки, роющиеся в мусорных баках без крышек... С чего ученому селиться в таком районе?
      Шерон сидела, привалившись спиной к дверце и вытянув ноги на переднем седеньи. Дом Френч был почти в квартале от нее, но она отчетливо видела его через инфраскоп, позаимствованный на службе. После двухдневного торчания у ворот "Норт-Индастриз" она выследила Френч и проследовала за ней сюда. В конце концов - Шерон была уверена - Френч приведет ее к кому-то или чему-то, задействованному в "теневой" стороне "Лайфскан", однако сегодняшние перспективы выглядели худовато.
      Ах, если бы KUSA согласились пожертвовать хоть сколько-нибудь человеко-часов! Она расписывала начальству тему, как могла, но новость о смерти Готтбаума решила дело. Старик ведь уже в морозилке, так? Это подтвердил и представитель "Крайоник Лайф Системс". Если Готтбаум изобрел что-то вроде электронного бессмертия, как утверждает Шерон, то почему согласился запломбироваться в дьюар с жидким азотом?
      Шерон сказала, что не верит, что Готтбаум действительно там, и что крионики, наверное, пошли на какую-то сделку и обеспечили ему прикрытие. И с этого момента начальство отставило шутки в сторону. Если, сказали ей, ей охота тратить личное время на разработку этой темы, то недели две пусть так и делает, но к ним не является, пока не достанет реальных доказательств своей версии.
      И вот она здесь, глядит в инфраскоп. Рядом на полу - термос с кофе, радио настроено на одну из рок-станций, не дает ей заснуть и заглушает свист ветра. Она устала, ей одиноко, ей очень хочется, чтобы рядом был хоть кто-то живой - но лучше такой, чтоб верил ей и мог бы разделить ее горе.
      Конечно, на похоронах Джима была толпа родных и друзей, и разные доброжелатели просто жаждали помочь ей во всем, чем угодно. Но ни одного человека, которому она могла бы довериться, там не было, а позвонить Юми она не осмелилась - люди Готтбаума могли прослушивать ее номер.
      Вот почему она была одна, в час тридцать ночи, в ожидании каких либо событий. Розалинда Френч вернулась сюда из лаборатории около часу назад, и окна ее дома все еще сияли желтым светом. Что она там делает? Может, заснула, оставив свет?
      Шерон для разминки пошевелила ногами, отложила на минутку инфраскоп и протерла глаза. Интересно, как Джим справился с такой утомительной работой? Он отличался неукротимой настойчивостью, точно кошка. Мог смотреть и ждать целыми днями, если нужно - если полагал, что это к чему-то ведет... Но ей не хотелось думать о Джиме. Она обещала себе не думать о нем.
      Внимание ее привлек слабый шум. Кто-то хлопнул дверью. Она схватилась за инфраскоп - как раз вовремя, чтобы увидеть, как Френч выходит из дома и идет к машине, стоящей возле гаража.
      Крутнувшись на сиденьи, Шерон села прямо и поставила ноги на педали. А Френч завела машину, включила фары, задним ходом выехала на дорогу и поехала по улице.
      Шерон последовала за ней. Других машин за поздним временем не было, и единственным способом остаться незамеченной было держаться на четыре или пять кварталов позади. Шерон вся напряглась, руки ее крепко сжимали руль, все внимание - на два красных огонька вдалеке. По крайней мере, усталость как рукой сняло, об этом позаботился хлынувший в кровь адреналин.
      Внезапно машина Френч резко свернула направо. Шерон закусила губу. Она боялась слишком отстать. Увеличив скорость, она домчалась до угла, свернула и осмотрела дорогу, на которой оказалась. Длинная, прямая, широкая - и абсолютно пустая.
      Шепотом выругавшись, она доехала до следующего перекрестка, притормозила и посмотрела влево-вправо. Вдали виднелся мотоцикл, и больше ничего.
      Треснув кулаком по приборной доске, не в силах сдержать разочарования, она приказала себе успокоиться и действовать методически. Просто взять, да испариться, Френч не могла; наверное, она свернула на следующую улицу.
      Шерон поехала дальше. Сзади ее догонял какой-то экипаж,мелькнул в зеркальце заднего вида. Машина пошла на обгон, затем подрезала ей нос. Шерон вскрикнула от удивления: обгоняющий вот-вот врежется в нее. Рванула руль - но поздно. Ее крыло задело борт той машины, последовал толчок и скрежет металла о металл. Она даванула на тормоз; покрышки завизжали о бетон. Машину занесло.
      Экипаж остановился прямо перед ней. Шерон тупо взглянула на него. Ее была дрожь. Она узнала машину Розалинды Френч. Та выпрыгнула на дорогу, обогнула машину и пошла к ней, сжимая что-то в руке. Должно быть, поняла, что за ней следят. Свернула, должно быть, на обочину и вырубила фары, пропустив ее, Шерон, вперед.
      Проклиная себя за ротозейство, Шерон принялась дергать дрожащей рукой рычаг, пытаясь дать задний ход. Но Френч уже подошла к машине, сжимая в руке нечто, похожее на электронный пистолет - да, точно такой, какой приносил Джим после оперативной работы в Малой Азии.
      Шерон зашарила под сиденьем. Там был спрятан автоматический пистолет 22-го калибра, давным-давно подаренный Джимом. Она уже несколько лет не стреляла из него - не любила оружия. Она обещала себе: выслеживая Френч, соблюдать сверх осторожность, держаться на приличном расстоянии - так, чтобы не возникло нужды в оружии. Шаря под сиденьем, она вдруг вспомнила, что дверца не заперта, потянулась к ней - и тут Френч рывком распахнула ее.
      В машину ворвался горячий ветер. Эта женщина стояла, глядя на Шерон. Лицо ее было едва различимо в рассеянном, отраженном свете фар. Выглядела она как-то потерянно: неряшлива, глаза дикие, щеки мертвенно-бледные, под глазами-темные круги. Ветер, ероша ее волосы, уронил прядь на глаза. Злобно отшвырнув волосы в сторону, она заорала:
      - Какого хрена? Почему ты за мной следишь?
      Уголком глаза Шерон заметила отражение света, зажегшегося в доме напротив. В окне показался темный силуэт. Кто-то услышал скрежет металла и визг покрышек. Может, позвать на помощь?
      - Отвечай, черт побери! - Френч бухнула кулаком по крыше машины.
      Шерон вздрогнула. Она старалась унять свою собственную злость. В конце концов, у нее куда больше причин злиться.
      - Я журналист. Работаю над сюжетом...
      - Вранье. Я знаю, что ты - жена Бейли. У меня есть следящее оборудование, я видела, как ты провожала меня до дому, и видела твое фото из архивов города. Кстати, и в этих клятых вечерних новостях тебя показывали.- Она отвернулась.Все улажено! - крикнула она человеку в купальном халате, отважившемуся выйти из другого дома неподалеку.- Помощи не нужно, никто не пострадал, спите спокойно! - Голос ее был нетверд, точно она была в шоке. Была в ее облике какая-то дикость, словно ей нечего терять, и спуску она не дает.
      - Причина моей слежки за вами очевидна,- ожесточенно сказала Шерон.
      - То есть, твой муж? - Френч махнула рукой.- Он попал в аварию. Не вписался в поворот.
      - Нет.- Толкнув Френч, Шерон вышла из машины и встала перед ней. Ярость каким-то иррациональным образом придала ей сил.- Никаких аварий. Его убили вы.
      Френч холодно взглянула на нее и резко рассмеялась.
      - Он не мертв.
      - Это безумие. Глупейшая...
      - Ладно, я докажу, что он жив. Ты этого хочешь? Ты потом оставишь нас в покое?
      Шерон смотрела ей в глаза.
      - Я не...
      - Верно, не понимаешь. Слушай, езжай домой и жди. Завтра он позвонит.
      - Нет! - Шерон замотала головой.- Это будет фальшивка, такая, же, как...
      - У меня нет времени.
      Повернувшись к Шерон спиной, она пошла к своей машине, хлопнула дверцей, сорвалась с места и, визгнув покрышками, свернула за угол.
      К тому времени, как Шерон вернулась в машину и погналась за ней, Розалинда Френч скрылась в ночи.
      (Digital Sampling)
      На этот раз сознание вернулось к нему мгновенно, точно кто-то повернул выключатель. Бейли обнаружил, что стоит в просторном, холодном зале под куполообразной крышей. Купол мерцал белым, испуская рассеянный, точно облеченный в униформу, свет. Пол тоже был белым, испещренным сетью черных линий.
      Включение сознания было столь внезапным, что он просто стоял, неуверенно оглядываясь, не в силах переключиться. Образы Лондона военной поры еще жили в его разуме - как и панический ужас от паралича и зрелища исчезновения окружающего мира и памяти.
      Но теперь он снова мог двигаться. И разум нормализовался насколько он мог судить. Однако он все еще не оправился от ошеломления, а в этой громадной зале не было ничего, на что можно было лечь или хотя бы прислониться. Он рухнул на колени, сел на пол, скрестил ноги и закрыл глаза, прижав ладони ко лбу.
      Вскоре он почувствовал себя лучше, увереннее. Взглянув на пол перед собой, он провел по нему пальцем. Поверхность была гладкой, холодной и твердой, как полированный камень. Линии были около полусантиметра толщиной и образовывали сложный узор, то там то сям перемежающийся прямоугольниками и прочими геометрическими фигурами. Узор под мерцающим куполом, который, казалось, был громадным, чуть не в милю диаметром, уходил вдаль.
      - Добро пожаловать, мистер Бейли,- сказал чей-то голос.
      Бейли поднял взгляд. В дюжине футов от него материализовалась человеческая фигура. Бейли узнал ее не сразу. Лео Готтбаум, высокий, загадочный, руки заложены за спину, глядит вокруг по-хозяйски!
      Бейли рывком поднялся на ноги. Его все еще пошатывало, однако с Готтбаумом хотелось говорить лицо в лицо. Появление Готтбаума пробудило в нем противоречивые чувства: осмотрительность, ярость и страх.
      Некоторое время они молча взирали друг на друга.
      - Я все еще в MAPHISе,- сказал Бейли. Высказывание было скорее утверждением, нежели вопросом.
      - Конечно. И теперь система функционирует нормально.
      Бейли снова вспомнился охвативший его паралич и постепенная потеря памяти. Он вздрогнул.
      - А что это было? Когда... все начало исчезать?
      - Кратко говоря, кое-какие проблемы с софтами. Пришлось все вырубать и... перезагружаться.- При этом архаизме он слегка улыбнулся.
      - Тогда... почему я жив?- спросил Бейли.- Я чувствовал, как сознание по частям отключается.
      - Потому, что имеется копия вашего файла,- объяснил Готтбаум.- Взгляните на схему, это... где-то там.- Он махнул рукой вдаль. Бейли взглянул на переплетение линий на полу.
      - Так это - диаграмма?
      - Да. Общая схема MARHISа.
      - И... имеется запасная копия всего моего существа?
      Готтбаум раздраженно взмахнул руками, точно расспросы обижали его.
      - То же самое делает любой юзер с новой программой. Мы обеспечили резерв. И копия каждого инфоморфа постоянно обновляется согласно происходящим с оригиналом событиям. Вот почему вы помните процесс потери памяти.
      Бейли покачал головой. Не об этом он хотел говорить... Он на секунду отвел взгляд, стараясь привести мысли в порядок. Чего ему хочется на самом деле? Ему опять одиноко. Он изолирован от всего мира. И виноват в этом стоящий перед ним. Или человек, чья реплика[?] стоит перед ним.
      - Вы действительно здесь, со мной? - спросил он, чувствуя пренеприятнейшую уязвимость. Он даже выразить не мог, свою ярость по поводу проделанного над ним.- Или вы снаружи, проецируете сюда свой образ? Или - еще как?
      - Я ныне - инфоморф, точно такой же, как и вы,спокойно, мягко, точно понимая, что чувствует сейчас Бейли, сказал Готтбаум.- Я подвергся той же процедуре, что и вы. Конечно, не в столь авральном порядке. Мы каталогизировали мои сенсорные реакции заблаговременно, в течение нескольких месяцев. Но я, подобно вам, умер на операционном столе, а сознание мое, подобно вашему было сканировано.
      Бейли не в силах был далее сдерживать ярость.
      - По вашей доброй воле,- с отвращением сказал он.- В отличие от меня.
      - Все еще лелеете свои обиды, мистер Бейли...
      - Это вы-то меня порицаете? - горько рассмеялся он.
      - Нет. Но я, возможно, помогу вам обрести спокойствие.
      Бейли почувствовал какие-то перемены в себе. Сознание его точно прополоскали, буквально смыв эмоции. В несколько секунд он был спокоен и не разрывался более между инстинктивным порывом бежать и желанием броситься на Готтбаума. Глядя на него, он умом понимал, что должен был чувствовать страх и ненависть, но все эмоциональные обертоны куда-то пропали.
      А Готтбаум улыбался, словно смущение Бейли этак малость позабавило его.
      - MARHIS - абсолютный транквилизатор,- сказал он.- Всегда - онлайн и готов нормализовать ваши автономные ответные реакции. Улавливаете преимущество, мистер Бейли? Отныне - никаких негодований, депрессий, ревностей. Наконец найден способ избавить наш разум от примитивных побуждений и животных поведенческих рефлексов.
      Бейли чувствовал себя обокраденным. Он невольно отступил назад, хотя в пустом круглом зале негде было укрыться.
      - Я... не желаю, чтобы вы хозяйничали в моей голове! Не хочу, чтобы из меня делали робота! Эмоции - часть человеческого существа!
      Готтбаум пожал плечами.
      - Если вы действительно хотите получить назад свои эмоции, я верну их вам чуть позже. И, уверяю вас, что у меня нет ни малейшего желания, как вы выразились, хозяйничать в вашей голове. Хотя вы должны понять, что не все инфоморфы созданы одинаковыми. У меня, как говорят компьютерщики, имеется привилегированный доступ к системе. В конце концов, это я изобрел MARHIS, поэтому, согласитесь, мне можно позволить им управлять.
      - То есть, вы заслужили ранг здешнего божества? - с отвращением спросил Бейли.
      Готтбаум отвернулся, словно потеряв интерес к беседе. Неподалеку материализовались два глубоких, мягких кресла. Он погрузился в одно из них. Судя по виду, на этой необъятной арене он чувствовал себя вполне по-домашнему?
      - Садитесь, Бейли. Мне нужно кое-что сказать вам.
      Избегая встречаться с ним взглядом, Бейли молча продолжал стоять на месте.
      Готтбаум вздохнул.
      - Надеюсь, вы понимаете меру моей власти над вашим сенсорным восприятием? Я могу подгружать вам ощущения так же легко, как и отключать. Я имею доступ ко всем вашим болевым рецепторам. Варварство, конечно; однако Бейли, у меня нет времени на рассусоливания.
      Бейли осознал безнадежность пассивного сопротивления. Угрозы Готтбаума не испугали его - ведь эмоции оставались нейтрализованными, однако он отлично помнил, как страдал, впервые очутившись в MARHISе, и не сомневался, что Готтбаум вполне может снова устроить ему то же самое, если не хуже.
      Фаталистически, он подошел к креслу и сел.
      Готтбаум кратко кивнул.
      - Хорошо. Теперь - вперед, ко взаимопониманию.- В голосе его появилось нечто новое.- Пользы мне от вас не более, чем от любой бактерии. Последние тридцать лет жизни я посвятил исследованиям, которые - я уверен - поставят все человечество на следующую ступень эволюции. Моя работа почти завершена - а тут вы начинаете шарить вокруг нее. При этом вы одержимы глупейшими идеями по поводу того, что можно, а что - нельзя. Мне следовало бы уничтожить вас, понимаете? Вместо этого, в силу этических соображений, мы решили законсервировать ваше "я" в нашей системе. Вы ведь теперь бессмертны! Вы больше не какой-то смертный коп, сажающий людей в тюрьму за неугодные правительству поступки! Для вас открыты невероятные перспективы - если только вы решитесь воспользоваться преимуществами своего настоящего положения.
      Бейли поежился. Ах, если бы Готтбаум заткнулся! Ах, если б можно было как-нибудь уйти от чувства, что пойман и подконтролен!
      - Вы забываете о некоторых вещах,- сказал он.- здесь нет тех женщины и ребенка, которые придавали моей жизни смысл. Может, для вас семья - пустой звук. Очевидно, вашей дочери от вас - никакого проку. Но большинство людей считает семью чертовски важной вещью.
      Готтбаум махнул рукой.
      - С готовностью соглашусь: вы проиграли свою ставку. Но вы рискнули ею, вмешавшись в наши дела. И взамен получили чертову уйму утешительных призов. Взгляните на меня!
      Лицо Готтбаума начало меняться. Морщины, заполнившись плотью, изгладились. Сухощавость сменилась здоровой полнотой. Тощая шея сделалась крепче и толще. Менее, чем в минуту, Готтбаум из восьмидесятилетнего старика превратился в молодого человека лет двадцати.
      - Я понимаю,- сказал Бейли,- что здесь мы бессмертны, пока аппаратура обеспечивает наше существование. Но если бессмертие - лишь продление мук, оно мало похоже на благословение.
      Взгляд Готтбаума стал презрительным.
      - Бейли, вы - классический случай, как мы говорили в молодости, зацикленного. Вы так зациклились на утраченном, что не видите приобретенного. Постараюсь изменить вашу позицию к лучшему.
      Он поднялся.
      - А почему бы просто не оставить меня в покое? - спросил Бейли.
      - Потому, что мы, к несчастью, нуждаемся друг в друге. Как вы уже видели, MARHIS на может целиком уподобить псевдоморфа настоящему человеку. Места здесь хватит лишь на восемь полнофункциональных инфоморфов, так что мы нужны друг другу - хотя бы как собеседники. Если вы, конечно, не пожелаете быть уничтоженным. Решайте сейчас. Место нам пригодится для того, кто сможет оценить его.
      И вновь Бейли почувствовал, насколько подвластен этому человеку. Он вспомнил, что чувствовал, когда симулятор застыл и он, недвижный, наблюдал, как составляющие окружающего мира выключаются одна за другой...
      - Я не хочу умирать,- сказал он, избегая взгляда Готтбаума.
      - Тогда идемте.
      Тут же из-под купола опустилась к полу лестница. Судя по виду, она была сделана из полированной стали, поблескивавшей в рассеянном свете. Конец ее коснулся пола невдалеке, и Готтбаум жестом пригласил Бейли подниматься. Памятуя о наказании за неповиновение, Бейли подчинился.
      Лестница превратилась в эскалатор. Бейли, против воли, приятно удивился. Готтбаум был прав: система предоставляла невообразимые возможности - если только сможешь забыть о неизбежных потерях...
      - Воспользуйтесь случаем обозреть базовую архитектуру MARHISа, сказал из-за спины Готтбаум, указывая на схему, подрывавшую пол арены. Эскалатор продолжал нести их вверх.В частности, вам необходимо понять принцип дисковых пространств. Как инфоморф, вы располагаете личным дисковым пространством, в пределах которого полностью контролируете свое окружение, и ни один инфоморф не может вторгнуться туда против вашей воли.
      - Кроме имеющих привилегированный доступ,- мрачно сказал Бейли.
      - Верно. Но, уверяю вас, я не стану пользоваться им по своему произволу. И, во всяком случае, вы в настоящий момент находитесь в моем пространстве. А реконструировали свою квартиру, естественно, в своем.
      У верхнего конца эскалатора в крыше появился люк, открывая прямоугольник голубого неба. Эскалатор, пронеся Бейли через люк, доставил его на заросший высокой травой склон холма. Зажмурившись на миг от яркого света, он оглядел новое место. У подножия холма росли сосны, за ними виднелся океан. Мягкий бриз коснулся его лица.
      - Я скопировал свой дом, как и вы.- Готтбаум спрыгнул с эскалатора, люк в склоне холма затянулся за ним и исчез.- О, смотрите, кто здесь! - Он указал на женщину, сидевшую невдалеке скрестив ноги и склонившись к книге на коленях.
      - Ваша дочь... Значит, она тоже сканирована - хранится здесь?
      - Конечно, нет. Сомневаюсь, что она пожелала бы. А, пожелай она, я, скорее всего, был бы против.- Готтбаум задумался. Он сохранил старческое достоинство и размеренность речи, странно контрастировавшие с обликом юноши.- Я смоделировал ее в качестве псевдоморфа вместе с куполом. После тридцатилетней войны с ней там, снаружи, мне доставила удовольствие возможность перестроить ее по своему усмотрению. Идемте.
      Он зашагал по склону, везя за собой Бейли. Бейли отметил, что симулятор травы подгулял. Сотни тысяч отдельных стебельков стояли недвижно, невзирая на мягкий бриз, и перед ногами не расступались, а резко отскакивали прочь.
      - Юми,- окликнул дочь Готтбаум.- Это - Джеймс Бейли. Может быть, ты помнишь его. Хотя, если подумать, в тот раз он назвался Ричардом Уилсоном.
      Она подняла взгляд. Черты лица ее были теми же самыми, однако выражение - другим. От сдержанности реальной Юми не осталось и следа. Лицо ее лучилось невинностью отставшего в развитии ребенка.
      - Привет! - сказала она, лучезарно улыбаясь.- Как дела?
      - Я как раз показываю Бейли окрестности,- сказал Готтбаум.
      - Тут - просто прелесть.- Она улыбнулась еще шире.
      - Наверное, вас нужно ненадолго оставить вдвоем,обратился Готтбаум к Бейли.- Насколько я помню, вы отошли от манеры разговора, избранной при первой встрече. Уверяю вас, здесь она может быть куда более... сговорчивой, нежели во внешнем мире.
      Бейли молча смотрел в лицо Юми.
      Та повернулась к Готтбауму.
      - Могу ли я сделать что-нибудь для вас, отец? - спросила она неправдоподобным высоким, умильным детским голоском.
      - Пока нет. Спасибо, Юми.
      - Правда? - Она просто жаждала чем-нибудь угодить отцу.
      - Правда. Сиди, читай дальше. Идемте, Бейли. Сюда.
      - Может, потом встретимся, Джим,- крикнула Юми вслед Бейли, поднимавшемуся за Готтбаумом к вершине.
      Даже зная, что эта женщина - просто компьютерная модель без всякой связи с реальной личностью и уж тем более не имеющая самосознания, Бейли пришел в ярость, точно в его присутствии творили насилие, предательство. Он помнил, сколь мрачной и противоречивой казалась Юми в реальном мире. Сложность ее была большей частью того, что делало ее человеком.
      - Вы действительно именно такой всегда желали видеть ее? - спросил Бейли по пути к куполу.- Вроде... домашней зверюшке?
      Готтбаум как-то загадочно взглянул на него.
      - Не одобряете? Полагаете реальное священным? Следовательно, мы нарушаем законы естества, обезьянничая с реальности?
      - По-моему,- сказал Бейли,- отредактировав свою жизнь и убрав из нее каждую неугодную мелочь, вы можете забыть, что значит - быть человеком.
      Готтбаум засмеялся - отрывистым, презрительным, освобождающим смехом.
      - Но я - не человек, Бейли, и вы также. Мы инфоморфы. У нас нет никаких долгов перед внешним миром,- не больше, чем у бежавшего узника - перед камерой, в которой он жил. Мы можем обустроить это место так, как захотим, и за это ничего не нужно платить. Поймите это.
      Открыв люк в купол, он провел Бейли внутрь.
      Внутри все было так, как помнилось Бейли, только беспорядку было гораздо меньше - вероятно, потому, что теперь у Готтбаума был в качестве домоправительницы MARHIS - им же переделанная Юми. Откуда-то выбежал большой золотистый пес. Сметя по пути с кресла стопу бумаг, он громко гавкнул и прыгнул, положив передние лапы на грудь Бейли.
      - Фу, Сэм! Фу! - прикрикнул на него Готтбаум.
      Бейли всегда чувствовал себя неспокойно, если поблизости была собака. Он поднял колено, отпихивая от себя пса, но тот, обогнув ногу, снова прыгнул на него.
      Выступив вперед, Готтбаум сгреб пса за ошейник и оттащил прочь.
      - Извините, Бейли,- сказал он вовсе не извиняющимся тоном.- Существуют вещи, неподконтрольные даже мне.
      - Да? - иронически спросил Бейли.- Но ведь это вы его сделали, не так ли? - Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть настойчивый лай пса.
      - Сэм - не псевдоморф, если вы это имеете в виду. Он - настоящая собака. Он принадлежал мне много лет. Он был нашим последним подопытным животным; я решил держать его в MARHISе, пока нам хватает памяти и мощности процессоров.- Он обратился к псу.- Сидеть! - строго сказал он.
      Сэм повиновался, усевшись на задние лапы и глядя снизу вверх на хозяина в ожидании дальнейших инструкций.
      - Понимаете, Бейли,- продолжал Готтбаум,- однажды, в зависимости от положения дел в реальном мире, мы сможем нарастить MARHIS. Тогда у нас будет больше пространства. Вы сможете заполнять его инфоморфами по собственному выбору: птицами, кошками, собаками, и даже кое-кем из ваших старых друзей, если они пожелают того. Кто знает, возможно, вам удастся залучить сюда вашу жену и сына, если вам это нужно.
      Бейли ощутил внезапный прилив надежды, почти сразу сменившийся стоическим сопротивлением.
      - Я никогда не позволю им пойти на такую жертву.
      Готтбаум скривился.
      - Вы цепляетесь за старые ценности, так же, как фундаменталисты - за "Ветхий завет". Слушайте, куда бы вам хотелось отправиться? Древний Рим? Новая Зеландия? Египет? Выбирайте, Бейли.
      - Это - ваше представление.
      - Хорошо, идемте наружу. Идемте! - Он кивнул на двери. Бейли с опаской открыл ее. Голубого неба, травы и солнца больше не было. Он обнаружил снаружи пепельно-серый простор, пыльные равнины и кратеры, перемежающиеся колючими горными грядами, никогда не видавшими дождя и ветра.
      Он почувствовал, как подвело живот - точно в лифте, только что начавшем спуск. Солнце было необычайно ярким, оно ослепительно сияло с совершенного черного неба. Над самым горизонтом навис пестрый бело-голубой шар. Земля.
      - Мы на луне, Бейли,- сказал подошедший Готтбаум.И, поскольку инфоморфам не нужно дышать, вам не нужен даже скафандр. Нравится вам низкая гравитация.
      Он помчался вперед, высоко подпрыгивая кверху; последний прыжок вознес его футов на двадцать над землей. Приземлившись на выход пласта какой-то породы, он остановился, озаряя окрестности.
      Бейли оглянулся назад. Купол исчез. Внезапность перехода не обеспокоила его; видно, эмоциональные реакции все еще оставались нейтрализованными. Он ради пробы напряг мышцы ног и почувствовал, что поднимается в воздух и снова ме-е-едленно - опускается. Нагнувшись, он зачерпнул пригоршню пыли и пустил ее струйками меж пальцев. Пылинки падали вниз плавно, словно погружались в воду.
      - Я стар и помню еще "Аполлон-XI",- сказал Готтбаум, спрыгнувший со скалы, и мягко приземляясь подле Бейли.- Знаете, тогда принято было воображать, что к двадцать первому веку на Луне будет постоянная колония.
      - До смены общественных приоритетов,- сказал Бейли, едва слыша Готтбаума. Он рассматривал ландшафт, невольно попав под впечатление. Луна была полностью картографирована, данные по ней - всем доступны, и MARHIS без труда мог воссоздать ее в себе. То же самое - с Марсом, Венерой, спутниками Юпитера...
      - Общественные приоритеты,- с отвращением сказал Готтбаум.- То есть, скармливание беднякам семенной кукурузы, вместо того, чтобы научить их посадить эти семена и вырастить собственную. Вот почему этот клятый мир впал в стагнацию по окончании двадцатого века. Вот почему будущее обернулось уцененной версией прошлого. Но не будем вдаваться в это. Закройте глаза, Бейли. Закройте - закройте!
      Бейли повиновался.
      - Теперь открывайте.
      Вес сделался нормальным, отчего Бейли покачнулся и едва не потерял равновесия. Моргнув от неожиданности, он увидел, что снова находится на Земле - высоко в горах. Его окружали заснеженные вершины, окутанные одеялом из белых мягких туч, скрывавшим долины внизу. Он стоял рядом с Готтбаумом на скальном выступе. Они были совершенно одни среди абсолютного спокойствия. Воздух был беден кислородом и ужасно холоден.
      - Надо бы подогреть немного,- сказал Готтбаум. Едва он выговорил это, температура поднялась, от минусовой градусов до семнадцати.- Все, что хотите, Бейли, не забывайте! Все, что угодно! Вы когда-нибудь хотели летать. С этими словами он, оттолкнувшись от скалы, устремился в пространство.
      Это, хотя и было всего лишь симуляция, выглядело не менее реально, чем все, прежде виданное Бейли в MARHISе. Со слабым, абстрактным удивлением от смотрел, как Готтбаум несется вниз, рассекая разряженный, чистый воздух. Но тут его тело, точно подхваченное восходящим потоком, взмыло вверх. Раскинув руки, как парашютист, он пошел по спирали, набирая высоту.
      - Попробуйте! - крикнул он, проплывая мимо Бейли. Схватил его за ворот, дернул.- Прыгайте!
      Черная, в прожилках снега, скала пронеслась мимо Бейли. Тучи внизу начали надвигаться на него. Шок, казалось, прорвал глушители эмоций, и на секунду его охватил панический ужас все существо его было уверено, что несется к смерти. Но тут же его словно подхватила чья-то рука, он взмыл - прочь от утеса под ним - закрутился, полетел! Он распростер руки и обнаружил, что может контролировать высоту, держит свой вес, точно на крыльях. Ужас сменился восторгом; он почувствовал трепет от способности скользить в воздухе без всяких громоздких приспособлений - и без малейшего риска.
      - Но, если вам не по душе такие удовольствия, вы, может быть, предпочтете пляж?! - крикнул Готтбаум, поравнявшись с ним.
      Горы исчезли. Тело Бейли вмялось в мягкий песок. Окружающий мир, сменившийся, как картинка в калейдоскопе, ударил по эмоциям. Он лежал на животе, глядя прямо вперед и тяжело дыша. Он увидел чистый белый песок и нетронутый, незамусоренный бирюзовый залив под голубым без единого облачка, небом. Медленно перекатившись на бок, он понял, что одежда его пропала - на нем не было ничего, кроме плавок. Осмотрев свое тело, он обнаружил, что вдруг сделался моложе, мускулистее, и кожа его покрыта глубоким темным загаром.
      Он медленно поднялся на ноги. Он стал тяжелее, но свежие силы с избытком компенсировали это. Он испытывал странное, соблазнительное чувство собственного могущества.
      - В тридцать лет я просто-таки мечтал выглядеть подобным образом,- сказали сзади.
      Обернувшись, он увидел стоящего позади Готтбаума, сделавшегося таким же накачанным, как и он сам.
      - Все, чего мне было нужно,- продолжил тот,- это тело, которое пустоголовые женщины сочли бы неотразимым. Довольно распространенная фантазия. Я перерос ее, едва лишь осознав, что есть в жизни вещи гораздо важнее гормонов. Но теперь, имея время и свободу действий, Бейли, мне, должен признать, нравится предаваться ощущениям, отвергнутым в те дни. А как вы?
      Часть воображения Бейли все еще была занята горными вершинами, а другая - пыльными Лунными морями.
      - То, о чем вы говорите,- сказал он, стараясь сосредоточиться на текущем окружении,- было бы в своем роде приятно, если бы не так заковыристо.
      - Все это может быть "заковыристым" ровно настолько, насколько вы захотите,- сказал Готтбаум.- Посмотрите-ка на девушек.- Он кивнул в сторону двух девушек в бикини. Тем было лет по семнадцать. Сидя на одеяле, они натирали друг дружку лосьоном для загара.- Могут только глянуть и упасть в обморок, могут отшивать до последнего - как вам будет угодно. А можете просто подойти, сорвать купальники и делать с ними, что пожелаете. MARHIS будет счастлив услужить.