– ???

– Ну чего не понятно-то? – удивилась Любава. – Если бы княгиня застукала его с кем-нибудь, то устным внушением он бы не отделался. А следов внушения физического не заметно. Стало быть, пока мы громили хазар, он просто запил. Ну а его супруга в данный момент старается уберечь его от этой пагубной страсти.

Коллегам оставалось только согласиться с ней. Дело в том, что хороший правитель и не менее приятный человек Берендей имел одно уникальное свойство. При отсутствии каких-либо проблем в государстве он или пил, или гулял налево. Причем и то и другое он делал воистину с княжеским размахом. И если для большинства мужчин питье и общение с противоположным полом чаще всего вполне совместимые вещи, то Берендей предпочитал все по отдельности.

Единственным человеком на земле, который мог вернуть его к нормальной жизни, была его жена Агриппина. Свою супругу он любил и боялся без оглядки. Любит и гуляет? Скептически хмыкнете вы. Да, именно так. Он действительно всем сердцем любил ее, но в какой-то момент в голове Берендея что-то щелкало, и он пускался во все тяжкие. Потом, конечно, бросался в ноги благоверной, клялся, божился, рвал на себе волосы и... вымаливал прощение.

Далее следовала полоса затишья, в конце которой Берендей начинал скучать и постепенно скатываться в объятия «зеленого змия». Чтобы этого не допустить, опять в дело вступала супруга и с помощью строжайшего контроля старалась сломать ситуацию. Иногда это ей удавалось.

– Пожалуй, ты права, – был вынужден признать Изя. – Похоже, сейчас наш Берендеюшка под колпаком у Мюллера, и этот штандартенфюрер в юбке взялся за него всерьез.

– Это бесчеловечно, – голосом, полным сострадания, заметил Солнцевский. – Разве так можно с людьми? Пир ведь! Вот дала бы ему сегодня расслабиться, а с завтрашнего дня и начала тиранить.

Такое искреннее выступление нашло горячую поддержку у Изи и столь же категоричное осуждение у Соловейки. Она вообще была на короткой ноге с княгиней.

– Жестокая, – сказал свое веское слово черт. – Нельзя так с человеком.

– Справедливая, – не осталась в долгу Любава. – Вам, мужчинам, только дай волю, все вверх дном перевернете.

– Все равно это негуманно, – не унимался Илюха. – Посмотрите на него, да это же самый несчастный человек во всем Киеве!

Соловейка собиралась что-то бурно возразить и даже набрала для этого побольше воздуха, но тут ее перебил торжественный голос княжеского глашатая.

– Посол Бухарского эмирата Каюбек Талибский и его дочь, несравненная Газель!

Все как по команде повернули головы к раскрытым дверям. Там и вправду стоял какой-то Каюбек, и уж точно Талибский. Разодетый в шелка и парчу, посол был внушительного роста, с длинной густой бородой и гневным взором. За его спиной маячила женская фигура, закутанная в чадру с головы до ног. Одни только глаза говорили о том, что это живой человек, а не мешок с картошкой.

– А у нас что, и с «духами» дипломатические отношения установлены? – решил поправить пробелы в знаниях Илюха.

– С кем? – не поняла Соловейка.

– Ну с душманами, – в свойственной ему манере пояснил бывший браток.

– Так он бухарец, – осторожно заметила Любава.

– А что, есть разница?

– Вы видели, видели?! – влез Изя.

Причем голос черта как-то странно задрожал.

– Кого? – не понял Илюха. – Душмана этого?

– Да какого душмана? – еще больше завибрировал Изя. – Дочку его, несравненную Газель!

Любава переглянулась с Солнцевским, потом оба бросили свои взоры на несравненную и после этого вновь вернулись к озабоченному коллеге.

– Ты имеешь в виду этот кулек на ножках?

К удивлению обоих, Изя налился красной краской, запыхтел и сквозь зубы прорычал:

– Если хочешь и впредь называться моим другом, следи за своим языком!

– А че я сказал-то? – совсем стушевался Илюха. – Ну пусть будет несравненной.

– Изя, с тобой все в порядке? – осторожненько поинтересовалась Любава.

– Эх вы! – даже не заметив вопроса, продолжил гнуть свое черт. – Да неужели вы не видите, какие у нее необыкновенные глаза!

Компаньонам вновь пришлось рассматривать дочку бухарского посла. Ее папаша как раз передавал хмурому Берендею какие-то подарки, а она смиренно стояла за его спиной.

– Глаза как глаза, – хмыкнула Любава, причем Илюха был с ней совершенно согласен.

– Ничего вы не понимаете, – обреченно заметил черт. – Все, похоже, я нашел свою судьбу.

– Где? – завертел головой Солнцевский, выискивая за столами самых симпатичных молодух.

– Газелюшка моя... – с придыханием произнес Изя, буравя свою несравненную томным взглядом.

– Изя, ты что, ошалел? – не поверил своим ушам Солнцевский. – Ты же ее даже не видел! Даже Петруха вначале просил у Гюльчатай открыть личико, а уже потом женихался.

– Не романтик ты... – протянул черт. – Глаза – это зеркало души, а глаза я видел. Хотя, с другой стороны, ты прав, вдруг там вместо Гюльчатай Абдулла окажется?

С этими словами Изя выскочил из-за стола и бросился рысачить по своим источникам, чтобы собрать побольше информации про свою несравненную.

– Ох, не нравится мне это, – задумчиво протянул Илюха, глядя вслед своему другу. – Далась ему эта Газель.

– Да ладно, пусть порезвится, – пожала плечами Соловейка.

– Не скажи, Восток – дело тонкое! – голосом легендарного красноармейца Сухова заметил Илюха. – Да к тому же дочка посла.

Тут невольно он бросил свой взгляд на стол, где вольготно расположились обитатели «Иноземной слободы». В последнее время в общении с ними у него наметились некоторые сложности. Однако думать об этом как-то не хотелось, пир есть пир, и забивать голову ерундой Илюха не стал. Он лихо опрокинул чарку и отправил очередную порцию пирожков под стол, где расположился Мотя. Конечно, Змейчик уже давно заслужил место за столом, для него даже соорудили специальный подиум, но в ногах у любимого хозяина он чувствовал себя уютней.

Пиршество продолжалось. Зелено вино лилось рекой, то и дело звучали тосты, и с каждым из них лицо князя становилось все мрачнее и мрачнее. Агриппина, взявшаяся за мужа с присущей ей основательностью и категоричностью, была непреклонна.

Илюха, и так засидевшийся на одном месте, глядя на такую вопиющую несправедливость, решительно встал из-за стола.

– Ты куда? – Тут же встрепенулась проницательная Соловейка.

– Пойдем до первого столика прогуляемся. Ты с княгиней пообщаешься, а я князю благодарность объявлю за его персональную руководящую и направляющую роль в деле борьбы с иноземными захватчиками.

– Слушай, но так же нельзя! – возмутилась Любава. – Есть же этикет, только он сам может пригласить к своему столу!

– Да ладно, что за условности? – отмахнулся Солнцевский, помогая выбраться Моте. – Видишь, в каком он состоянии? Будь Агриппина чуть менее категорична, он бы давно пропустил чарочку, пришел бы в полное равновесие с самим собой и потребовал от меня подробного рассказа про наши очередные похождения.

Любава еще пыталась что-то возражать, но Илюха решительным шагом направился спасать свое начальство от глухой депрессии. Конечно, номинально «Дружина специального назначения» находилась в ведении воеводы Севастьяна, но он уже давно махнул рукой на это странное подразделение. Тем более что при каждой их встрече Изя, с присущей ему въедливостью, выбивал дополнительные ассигнования на поддержание боевого духа и прочую неподотчетную лабуду.

Мотя, с большим трудом выбравшись из-под стола (его габариты, стараниями всех членов команды, весьма увеличились в последнее время), радостно припустился впереди хозяина, но вдруг замер на полушаге.

Он увидел цель! Маленькая фигура за троном, в засаленной рясе заставила Гореныша включить свои охотничьи инстинкты, практически прижаться к полу и осторожно, чтобы не спугнуть, начать красться к ней. Захваченная в прицел личность, заметившая такое к себе внимание, почувствовала себя очень неуютно и занервничала. Это был толмач, секретарь князя и бывший воспитатель княжны Сусанны дьячок Микишка, давний недруг мини-дружины.

Он с первого взгляда невзлюбил Солнцевского и его друзей, а уж когда стараниями этой компании его «кровинушка», княжна Сусанна, вышла замуж за Вилория Галицкого и покинула своего наставника, он вообще сконцентрировался на планах справедливой, по его мнению, мести. И если взрослые члены команды старались с ним просто не связываться, то маленький Мотя, сваливая все на свой возраст, платил Микишке той же монетой.

Вот и на этот раз он не отказал себе в удовольствии немного поразвлечься.

Крался Гореныш страшно и свирепо, то и дело попыхивая паром из ноздрей. Конечно, он не собирался кусаться (да ну его, он грязный и невкусный), но пугануть противного дьячка было всегда приятно.

– Князюшко, отец родной! Да что же это делается?! – завопил Микишка. – Где это видано, чтобы честного человека прямо на пиру всякой пакостью травили?

– Граам! – хором заявили все три головы и сделали вид, что сейчас бросятся в атаку.

Уж он-то точно знал, что Илюха в последний момент схватит его за ошейник, сделает вид, что держит, и немного поругает. Они всегда так делали.

Дьячок исчез, словно его сдуло ветром: Гореныша он боялся панически.

Берендей хотел что-то сказать для приличия, но только и смог, что махнуть рукой и пригласить Илюху с Любавой за свой стол. Трезвая депрессия, похоже, была в наивысшей своей точке.

Старший и младший богатыри не заставили себя долго упрашивать и по-свойски расположились за княжеским столом. Только вот Любава предпочла общество княгини, а Солнцевский уселся радом с Берендеем и Вилорием. Мотя вообще воспринял приглашение по-своему и, кряхтя всеми тремя головами, залез под стол.

– Рассказывай... – хмуро выдавил из себя князь и с отвращением отодвинул кубок с клюквенным морсом.

Как заметил Илюха, на столе номер один горячительные напитки отсутствовали как класс.

Любава с Агриппиной тут же защебетали о чем-то своем и, судя по всему, начисто отвлеклись от мужчин. Осознав это, Илюха понизил голос и заговорщически нагнулся к Берендею.

– Может, по глоточку, так сказать, не ради пьянства, а токмо здоровья для?

– Издеваешься? – страдальческим голосом отозвался князь. – Так нету ж ничего, а подносить Груня не велела.

В ответ Солнцевский многозначительно похлопал себя по внутреннему карману куртки. Карман отозвался глухим, но очень приятным для исстрадавшегося княжеского уха звуком.

– Нельзя, она заметит, – застонал Берендей.

Тут Солнцевский посмотрел на великого русского самодержца как на дите малое. Сразу видно, до боли сердца знакомая Илюхе табличка «Приносить с собой и распивать спиртные напитки запрещено» князю была неведома.

С совершенно невозмутимым видом старший богатырь ненавязчиво опустил свой кубок под стол. Уже спустя несколько секунд он был возвращен на свое законное место, но уже не с ягодным морсиком, а с чудесным Изиным первачом на березовых бруньках из любимой фляги Солнцевского. Илюха упорно таскал ее везде с собой, и не зря, как видите. Помочь своему князю в трудную минуту – первейший долг каждого богатыря!

– Гениально, – совершенно искренне резюмировал князь и одним могучим глотком освободил свою посуду от ненавистной безалкогольной жидкости.

Процедура повторилась. Вилорий, волею тещи также посаженный на сухой паек, не остался в стороне и подал Илюхе свой кубок.

– За победу! – поднял тост князь, после того как все приготовления под столом были закончены.

Возражений ни у кого не было, и весь зал дружно поднял кубки.

Агриппина удивленно посмотрела на внезапно повеселевшего мужа, внимательно осмотрела стол и успокоилась: спиртного на столе не было.

– За «Дружину специального назначения!» – спустя некоторое время решительно повторил Берендей.

Его настроение, до этого момента пребывавшее в глубоком минусе, прямо на глазах выправлялось, и правитель Киевской земли позволил себе расслабиться.

– Ну уважил! – протянул он, вольготно развалившись на троне. – Что же это за пир такой, коли ничего нельзя?

– Да не вопрос, – хмыкнул довольный Илюха. – Слава богу, опыт у меня в этом деле большой.

– Ну да, ты же из монахов, – с пониманием в голосе заметил Вилорий.

Уверять в обратном Солнцевскому было уже лениво, а объяснять, откуда действительно у него взялся опыт по розливу спиртных напитков под столом на слух, не хотелось. Да в свое время таких специалистов было пруд пруди!

– Давайте лучше по третьей, – нашел компромисс Илюха.

Как и следовало ожидать, возражений не последовало.

– Слушай, а как это ты так точно наливаешь? – удивился князь, глядя на кубки.

– Так по «булькам», – пожал плечами богатырь.

– По чему? – хором переспросили оба князя.

– Ну по «булькам», – пояснил Илюха. – Пять «булек» в самый раз.

Еще некоторое время они осознавали услышанное, а осознав, дружно подняли тост за старшего богатыря и его команду.

Далее, как и следовало ожидать, разговор перекинулся на недавнюю выигранную битву. Илюха подробно рассказал о примененной военной хитрости и описал заслуги каждого из команды в этом деле. Берендею оставалось только крякать от удивления и восторга.

– Слушай, а Изя-то где? – спохватился князь.

– Пошел сведения собирать, – почесав стриженый затылок, совершенно честно признался Илюха.

– В государственных интересах? – тут же поинтересовался Вилорий.

– Конечно! – не моргнув глазом подтвердил старший богатырь.

– Вишь, какие у меня орлы на службе! – обратился к своему зятю изрядно повеселевший Берендей. – Даже на пиру расслабиться не могут, все о службе своей нелегкой думают.

Вилорий, знакомый с «Дружиной специального назначения» не понаслышке, только кивнул головой. В конце концов, именно этим ребятам он был обязан семейным счастьем и как следствием отсутствием войны между Киевом и Галичем.

– А я этим иноземцам так прямо и сказал, да такого спецподразделения не то что на Руси, во всем белом свете не сыскать! – разошелся князь.

– Не понял, каким еще иноземцам? – с некоторой опаской поинтересовался Солнцевский, чуть не сбившись при очередном подсчете «булек».

– Да понаехало тут в последнее время... – протянул Берендей. – То годами не дозовешься, а то прямо пачками прут. Тут тебе и поляки, и тевтонцы, и литовцы, а сегодня вон бухарцы прибыли.

– В общем, все НАТО в сборе, – хмыкнул в меру подкованный в политических вопросах Илюха.

– Чего? – настало время переспрашивать Берендею.

– Ну это когда много мелких, но противных соседей собираются вместе, чтобы не дать тебе спокойно жить, – как мог пояснил Солнцевский.

– Во-во, примерно так, – немного поразмыслив, согласился Берендей. – И, что интересно, все как один тобой и твоими ребятами интересуются. Кто такие, откуда взялись, на что еще способны?

– А ты что? – вскинул бровь Илюха, будучи явно не в восторге от такого внимания.

– А я им подробно и весьма красочно рассказал о ваших подвигах, – признался Берендей и осушил очередную порцию «на бруньках». – И про то, как вы нас с Галичем помирили, и про то, как Киев спасли, и про викингов этих окаянных.

Воспоминания о встрече с северными соседями заставили Солнцевского страдальчески поморщиться. Проблему с заблудившимися на могучих речных просторах викингами он действительно решил. Вот только здоровья на этом деле положил немерено. Шутка ли, пять дней пить с их ярлом! Да после этого Любава три дня отварами его отхаживала, и потом два месяца ни капли спиртного в себя поместить не удавалось.

– Честно говоря, в своем рассказе я приврал слегка, так сказать, для яркости повествования, – неожиданно признался Берендей. – Но это не ради красного словца, а для поддержания государственного престижа.

– Ну коли для престижа, то можно, – согласился с начальством Илюха.

Положа руку на сердце, такой интерес к его команде со стороны иноземщины начинал немного напрягать. Впрочем, Солнцевский привык решать проблемы по мере их появления, и поэтому он быстро отмахнулся от тревожных мыслей и приступил к очередному розливу чертова первача. Неожиданно в поле зрения появился сам производитель этого уникального продукта.

– Ваше самое что ни на есть высокое княжеское благородие! – резво начал Изя, обращаясь к Берендею. – Разрешите обратиться к старшему богатырю, Илюхе Солнцевскому?

Князь от такого обращения немного опешил, поэтому не смог достаточно быстро ответить. Впрочем, черту ответ и не требовался.

– Илюха, братан, есть дело на сто тысяч. Если дело выгорит, я тебе прощу, что ты на меня тогда наехал, – нагло заявил Изя, схватив Солнцевского за рукав, таким образом пытаясь вытащить его из-за стола.

– Ты чего, ошалел? – взвился Илюха. – Ты меня уже раз пять за это дело прощал!

– На, этот раз прощу окончательно, – не унимался черт, продолжая свое черное дело.

Солнцевский, по личному опыту зная, что в такой момент лучше с компаньоном не спорить, был вынужден сдаться. Он свистнул задремавшего Мотю и выбрался на оперативный простор.

– Так я пойду? – несколько запоздало поинтересовался богатырь у Берендея.

– Э... – протянул князь.

– Государственная надобность, – тут же пояснил Илюха. – А флягу я вам оставляю, потом вернете.

Этот аргумент оказался решающим, и Илюха, махнув рукой Любаве (мол, у меня все в порядке), проследовал за другом. Изя, глаза которого светились странным зеленым светом (и это несмотря на искусный морок!), не выпуская рукав Солнцевского, оттащил его в сторонку и затараторил:

– Илюха, это судьба! Таких глаз я не видел никогда в жизни. Но иногда прав бываешь даже ты, и мне просто необходимо посмотреть на нее всю, так сказать, в натуральном виде.

– Тебя чего, на стриптиз потянуло, что ли? – ничего не понял Солнцевский, – Так это вряд ли. Поверь мне, тут такого точно нет. Я в свое время все кабаки обошел!

– Тьфу ты, – поморщился Изя. – Стриптиз, конечно, вещь хорошая, но я сейчас не об этом! Ты что, забыл, что я влюбился?

– Слушай, ну это даже смешно... – начал было Солнцевский, но черт не дал ему продолжить.

– Солнцевский браток стал богатырем, не смешно? В тебя влюблен Соловей-разбойник, не смешно? У тебя вместо собаки в амбаре Змей Горыныч сидит, тоже не смешно? А влюбленный Изя, стало быть, ему смешно!

– Не Соловей-разбойник, а Злодейка-Соловейка, – чисто инстинктивно поправил Илюха. – И потом, какая любовь на службе?

– Ладно, ладно, – быстро остыл Изя. – Тебе на службе нельзя, а мне во внеурочное время можно. Короче, я все узнал: где живет, с кем, и сегодня ночью мы пойдем на дело.

– Мы? – не поверил своим ушам Солнцевский.

– Ну да, ты и я, – подтвердил абсолютно бессовестный черт. – Я проберусь в спальню Газели и совершу осмотр тела.

– А я что, свечку держать буду?

– А тебе остается сущая мелочь, – отмахнулся Изя. – Нейтрализовать охрану терема и еще двух евнухов у светелки. Для твоих способностей это будет нечто навроде прогулки перед сном.

– И...

– И таки не надо говорить, что ты откажешь другу в такой мелочи! – с характерным одесским выговором предупредил Изя отмазку друга.

То ли Солнцевский на данный момент маловато выпил, то ли лимит авантюр на этот месяц уже оказался вычерпан, но такая прогулочка на сон грядущий старшему богатырю как-то не улыбалась.

– Слышь, Изя, ну куда мы на ночь глядя попремся? Да и пир в самом разгаре. Давай посидим, выпьем, а уж завтра утром и прикинем, что к чему. Глядишь, и придумаем, как разглядеть у твоей Гюльчатай что-нибудь поинтересней глаз.

Даже сквозь морок черт налился красной краской и запыхтел как паровоз перед отправлением.

– Ах вот ты значит как?! – набрав побольше воздуха, начал Изя. – Я для тебя рогов не пожалел, тружусь в поте лица, укрепляю благосостояние концессии, а он мне отказывает в такой мелочи!

– Изя... – попытался вставить слово Илюха, но черта уже было не остановить.

– Все, ты мне плюнул в душу! Вот я пойду туда один, паду, как герой на любовном фронте, а ты оставайся тут, пей, ешь и даже не вздумай вспоминать про своего бывшего друга и соратника!

С этими словами Изя бросился прочь, кипя от негодования. Однако уже в дверях он остановился и бросил напоследок:

– Да, можешь считать, что это мое заявление об уходе! Мне как будущему молодожену не пристало просиживать штаны в «Чумных палатах»!

Сказал и окончательно умчался навстречу своей судьбе, оставив ошарашенного коллегу в одиночестве (если, конечно, не считать Мотю).

О попытке Изи уволиться Илюха ничуть не волновался. Черт слишком привык к их странной компании, да и барыши в составе дружины ему стричь было не в пример легче, чем без нее.

Солнцевский еще некоторое время смотрел ему вслед, а потом махнул рукой и решительно направился к столу, где кутили Илья Муромец, Алеша Попович и Добрыня Никитич.

Общество былинных богатырей как нельзя лучше подходило для милой сердцу гулянки с потреблением непомерного количества горячительных напитков.

Проходя мимо стола с представителями «Иноземной слободы», Солнцевский инстинктивно набросил на свое лицо зверское выражение и сжал кулаки. Судя по пробежавшему гулу, должное впечатление на «натовцев» ему произвести удалось.

Оставшееся время Солнцевский провел весело и вполне по-молодецки. Выпил море первача, съел гору всякой снеди, набил морду какой-то тыловой крысе и рассказал трем богатырям сюжет «Терминатора»-2. Так как программа-минимум была выполнена, он ничуть не сопротивлялся, когда Любава предложила ему пойти домой. Они растолкали мирно спящего в уголочке Мотю и отправились в «Чумные палаты».

Как и подобает после такого масштабного события, как пир, поутру у Илюхи были, мягко говоря, проблемы со здоровьем. Соловейка, смилостивившись на этот раз над своим непосредственным начальством, подняла его не классическим свистом, а всего лишь осторожно потрепала за плечо.

– Илюша, вставай, уже рассвело давно.

Сколько ни старались Солнцевский с Изей объяснить, что подниматься с рассветом – это непростительный грех и циничное насилие над своим организмом, но та была непреклонна и поднимала коллег засветло.

Илюха, попытавшись сконцентрироваться на том. что происходит вокруг, тихо застонал – сия процедура оказалась весьма проблематичной для многострадальной стриженой головы.

– Любава, изверг бессердечный, ну какого лешего ты меня разбудила, смерти моей хочешь? – наконец смог пролепетать Илюха, с трудом поднимаясь с кровати.

– Так завтрак на столе, – пожала плечами Соловейка.

Илюха потянул носом, и очередная гримаса пробежала по его лицу.

– Точно, хочешь, – под влиянием доносящихся из соседней горницы запахов был вынужден констатировать Илюха.

– Пить надо меньше! – сменив милость на гнев, брякнула Любава и обиженно отправилась прочь, бубня себе под нос что-то вроде: «я ему, а он... больше никогда в жизни... да чтобы я еще хотя бы раз...»

Илюха хотел сказать вслед Соловейке что-нибудь ободряющее, но данная процедура оказалась ему просто не по силам.

«Срочно надо принять лекарство», – мелькнула в голове спасительная мысль, и, собрав волю в кулак, Солнцевский направился на чердак.

Именно там находилась лаборатория ушлого черта. Да, да, Изя проявлял поистине феноменальные качества исследователя и естествоиспытателя, когда дело касалось его любимого хобби – самогоноварения.

Каких только рецептов не попробовал он, добиваясь все новых и новых оттенков вкуса и оригинальных букетов запаха своего первача. В этом деле ему охотно помогал местный домовой Феофан. Этот самый домовой обладал весьма сварливым характером, но постепенно коллеги привыкли к нему и стали воспринимать его как неизбежность. В конце концов, именно он разрешил поселиться этой странной компании в заброшенных палатах купца Свиньина, которые в народе уже давно прозвали «Чумными».

Издав очередной стон, Илюха наконец добрался до заветного стеллажа, на котором стройными рядами красовались запечатанные бутыли. На самом видном месте среди этой стихии красовалась внушительных видов табличка с надписью:

«Выставочные образцы! Брать и тем более распивать в одиночку категорически воспрещается! Илюха, твою мамашу, руки прочь от народного достояния!»

– Все вокруг колхозное, все вокруг мое. Тоже мне, остряк нашелся, – хмыкнул Солнцевский и решительно сцапал первую попавшуюся под руку бутыль.

Не менее решительно была разрушена целостность упаковки. Осталось только найти подходящую емкость в качестве посредника между тарой и исстрадавшимся организмом.

– Ты что же, ирод, наделал? – раздался за спиной скрипучий голос домового. – Энто же божественный нектар, настоянный на черемуховом цвете!

Солнцевский, не отвлекаясь на пустяки, продолжал шарить взглядом по комнате в поисках желанного стакана.

– Эх, молодежь! Да разве можно такую вот красоту, да вот так, всуе, можно сказать на коленке, пить? – не унимался Феофан, помахивая в такт словам своими волосатыми ушами.

Наконец зоркий, но временно помутненный взгляд старшего богатыря отыскал желанный предмет, и нетвердой рукой он был наполнен до краев спасительным нектаром.

– Это утром, да еще один! – продолжал гундеть домовой.

Солнцевский простонал, перекрестился, залпом осушил лекарство и замер, дабы не спугнуть те процессы, которые уже были запущены в его исстрадавшемся организме.

– Говорю, что утром в одиночку пьют только такие вот лишенцы, как ты! – Голос домового уже звучал как обвинительная речь самого злобного прокурора.

Осознав, что обратного пути к утренним ужасам уже не будет, Илюха позволил себе выйти из «нирваны». Пошарив еще по комнате, он отыскал второй стакан и наполнил его до краев. Потом немного подумал и наполнил свой до половины.

– Выпить хочешь, так и скажи, – уже потеплевшим голосом заметил Илюха. – И нечего тут волну гнать.

– Дык я и говорю, а ты, бестолочь такая, ничего не понимаешь, – крякнул Феофан и ловко подхватил свою посуду. – Я так понимаю, что за здоровье?

– Угу, – вяло согласился бывший браток и чокнулся с домовым.

Спустя минут десять к столу спустился совсем другой человек. Бодрый, веселый и очень голодный. Чудесный запах, который исходил от вареников, делал последний момент особенно актуальным.

– Любава, ну того, не дуйся, что ли, – попытался исправить ситуацию Илюха. Как ни странно, в личном общении с Соловейкой он становился очень косноязычным. – Сама должна понимать.

– Ничего я никому не должна! – отрезала маленькая вредина.

Солнцевский собрался добавить еще что-то, но в его руку ободряюще ткнулся Мотя, а если быть точнее, то крайняя правая его половина. Илюха тут же отбросил все проблемы и выдал своему любимцу положенную утреннюю порцию ласки. Три пирожка, отправленные в каждую из пастей милого чудовища, тоже стали традицией, и даже Любава, ведущая беспощадную борьбу с подкормкой Змея за столом (и под ним), уже смирилась с этим обрядом.

После соблюдения традиции Илюха решительно наполнил свою тарелку варениками и налил себе парного молока. Та скорость, с которой поглощалась еда, и то блаженное выражение, которое постепенно вырисовывалось на лице Илюхи, заставило каменное сердце Соловейки дрогнуть.

– Изе-то оставь, – наконец молвила она, глядя, с какой неизбежностью тает гора вареников.

– Да ну его, – хмыкнул Илюха. – Кто не успел, тот опоздал. К тому же он написал заявление об уходе.

– Чего? – не поняла Соловейка.

– Ну он вчера обиделся на весь мир вообще, и на меня в частности, а в знак протеста решил выйти из наших стройных, но немногочисленных рядов.

Любава с ужасом уставилась на Солнцевского, еще не понимая, верить ему или нет.

– Да ты не волнуйся, куда он денется с подводной лодки? – успокоил боевую подругу старший богатырь. – По моим расчетам наш герой-любовник уже должен угомониться и скоро появится здесь с повинной головой и с заявлением о приеме на работу.

Вот говорила когда-то маленькому Илюше его бабушка:

– Вспомнишь черта, он и появится. Ох как права была старушка.

Двери резко отворились, и в горницу ввалился безработный Изя во всей своей красе. Даже через морок просвечивал лиловый фингал под глазом, а одежда была в таком плачевном состоянии, будто бы он только что с боем вырвался из клетки с медведем нетрадиционной медвежьей ориентации.

– Любава, заткни уши! Илюха, они хотят меня кастрировать!

Чуть не подавившись очередным вареником, Солнцевский сумел взять себя в руки, напустил побольше флегмы и, подцепив вилкой очередной Любавин кулинарный шедевр, спокойно заметил:

– Вот видишь, до чего ты можешь людей довести.

– А что я сделал-то, собственно? – заверещал черт. – А они сразу такие решительные меры собрались применять. Ну там, в глаз дать или, скажем, из дома выкинуть, это куда ни шло, я не возражаю. А вот так кардинально – это перебор, я категорически против!

– Так что ты сделал? – вставила свое слово Соловейка.

– Да я всего одним глазком собирался посмотреть! – опять взвился Изя. – Чего им жалко, что ли? Причем заметьте, меня интересовало только лицо. Нет, ежели чего другое смог бы разглядеть, это тоже неплохо, но задумка была именно про лицо.

– Кстати, – хмыкнул довольный Илюха, добивая завтрак. – Сейчас уже не обрезают, это прошедший этап. Теперь замораживают и ломают.

– Дикие люди, варвары! – тут же заверещал черт, не оценив шутки. – Да они теперь меня на коленях будут умолять, чтобы взять в жены несравненную Газель, а я буду кобениться и сомневаться. А чего они хотят? Лица-то я так и не увидел.

Тут Илюха сложил эмоциональное выступление друга с теми смутными воспоминаниями на вчерашнем пиру, которые, как ни странно, остались в его голове, и резюмировал: