— Джордж, ты устал.

— Да нет. Боже, ну что же делать? Послать родителям каталог, рекламирующий кроватки-качалки для взрослых и одноразовые пеленки? Да, кстати, миссис Джонс, ваш муж, возможно, разочарует вас в некоторых отношениях, но это произошло из-за новых злополучных обстоятельств во время его службы в армии. Боже, Такер. Это ужасно страшно. Когда ты чувствуешь, что сожалеешь о том, что твои ребята не умерли.

— Может, мы найдем средство их вылечить?

— Едва ли.

— Хейфец был чертовски хорошим парнем.

— И жизнь чертовски здорово отблагодарила его за это. А Мэнни Мартинес, Такер. Мне трудно передать словами, каким хорошим человеком он был. Я просто пропадаю без него.

Уильямс улыбнулся:

— Джордж, в твоей жизни не было такого случая, чтобы ты пропал. Ты ведь выбрался из Африки, хотя у тебя не было даже кредитной карточки и упаковки презервативов.

Тейлор не смог сдержать улыбки. Затем он замолчал.

— Ты помнишь, — продолжил Уильямс, — как мы лежали в этой чертовой палатке на Азорских островах и играли в покер со смертью. И я заставлял тебя выслушивать, какую я собираюсь провести чистку в военной разведке. Ты знаешь, что я всегда думал, Джордж? Я трепался и думал, о Боже, если бы у меня было то, что есть у этого парня Тейлора. Ты, бывало, лежал на своей койке и смотрел куда-то сквозь меня. Ты и без моих объяснений понимал, что представляет собой мир вокруг. Ты уже тогда многое понимал из того, что я только изо всех сил старался понять. — Уильямс улыбнулся своим собственным воспоминаниям. — Во всяком случае, мы добились большего, чем ожидали.

— Но недостаточно.

— Пока да. Но, возможно, мы недооцениваем президента. Возможно, он еще даст нам зеленый свет.

— Я не знаю. Все советуют ему уйти в кусты.

— Давай будем надеяться на лучшее.

Тейлор вздохнул.

— Я сделал все, что мог, Такер. Но я действительно чертовски устал. Я не мог найти нужных слов. Единственное, о чем я мог думать, — это как мне хочется протянуть руки, схватить его и вытрясти из него все дерьмо. Втолковать ему, что это означает, если мы сейчас выйдем из игры. Черт с ним, — сказал Тейлор. — Всю свою жизнь я испытывал уважение к слову. Я читал хорошие книги. Обращал внимание на язык. Я всегда старался писать оперативные приказы ясно и четко. Я очень высоко ценил слово, хотя это и звучит странно. Но когда мне действительно потребовались нужные слова, я не смог их найти.

— Ты не можешь сделать все это сам, Джордж. Если, черт возьми, этот дерьмовый сукин сын скажет нам возвращаться домой, то это уже будут их трудности. Мы с тобой можем уйти в отставку и начать ходить на рыбалку.

— Нет, — сказал Тейлор категорично. — Они свалят вину на нас. Армия потерпела поражение. Вот что будет написано черными буквами в истории.

— А пошли они к такой матери.

Тейлор посмотрел на грязную повязку на руке и чуть встряхнул обожженной рукой, даже и не думая о ней.

— Если бы ты видел Счастливчика Дейва, — сказал он. — Такер, я действительно думал, что не смогу это пережить. Возможно, у меня нет тех качеств, которые необходимы человеку, чтобы стать солдатом.

— Когда президент должен связаться с тобой?

Тейлор взглянул на часы:

— Через семь минут.

Створка внутренней двери, расположенной на длинной стене убежища, отодвинулась в сторону, и в штабной комплекс вошел человек в форме советского офицера. Когда в тусклом свете комнаты человек выпрямился, то Тейлор узнал Козлова. Он был рад видеть его, так как был рад любой помощи. Сможет ли советское командование справиться со своей задачей?

Пока Тейлор стоял и смотрел на Козлова, навстречу ему вышел Мерри Мередит и направился к русскому офицеру.

Мерри был единственным, кто остался, единственным из тех, кому он верил и кого любил.

Тейлор взглянул на Такера Уильямса. Странно, как в армии складываются отношения. Тейлор никогда до конца не знал, следует ли ему считать Уильямса другом или просто знакомым.

В армии существует разная степень духовной близости между людьми. Тейлору всегда было хорошо работать с Уильямсом, он уважал его и с удовольствием распивал с ним несколько кружечек пива, когда они случайно встречались в каком-нибудь офицерском клубе, где разделение на группы было всегда очень заметным. Тем не менее какая-то неясная духовная пропасть всегда существовала между ними. Уильямс был прав, на Азорских островах Тейлор действительно смотрел мимо него и думал совсем о другом.

Только Мередит, Мартинес и Хейфец принадлежали к тому братству, случайно возникшему в тот ужасный год, когда они, благодаря передислокации войск, оказались вместе и обнаружили свое духовное родство. А теперь остался один только Мередит.

— Мне лучше находиться около этой чертовой линии командной связи, — сказал Тейлор. — Постучи по дереву, Такер.

— Хорошо.

Тейлор стал поворачиваться, и как раз в этот момент его как будто ударило громом — он вспомнил. Ему пришлось собрать последние остатки воли, чтобы продолжать действовать дальше, и он говорил себе, что это вызвано чрезмерной чувствительностью, появившейся вместе с усталостью и физическим истощением. Такое совпадение казалось абсолютно невозможным.

Он понял, кого ему напоминает молодой уорент-офицер, которого привел Уильямс. Это было сверхъестественно, как будто подтверждало правоту индусов относительно постоянных циклов, бесконечных и неизбежных переселений душ.

Райдер напоминал ему молодого уорент-офицера, который был у него вторым пилотом и стрелком в Заире, того сломавшегося мальчишку, просившего дать ему воды до тех пор, пока Тейлор не застрелил его.

Дейзи слушала. Ей казалось, что она сойдет с ума. Ей хотелось сказать, закричать им, что наступило время положить конец этому безумию, но она не могла найти ни возможности, ни храбрости сделать это. Мужчины в комнате опять и опять обсуждали все аргументы против дальнейших военных действий, и ее мнения никто не спрашивал. Все советники президента разделяли точку зрения Дейзи, что было бы безрассудно и бессмысленно разрешить Тейлору выполнить то, что он задумал.

Кроме того, советское командование не могло оказать никакой помощи. Когда Уотерс разговаривал с советским президентом, ему показалось, что тот чем-то озабочен и непонятно почему думает о вещах, не связанных с происходящим. С готовностью соглашаясь со всем, что предлагал Уотерс, советский президент, казалось, кроме всего прочего, хотел поскорее закончить разговор. Создавалось впечатление, что в Москве произошел раскол мнений. Комитет государственной безопасности открыто поддерживал мнение разведки армии США о необходимости нанесения удара по командной компьютерной системе японцев, в то время как Министерство обороны СССР, казалось, готово было выбросить белый флаг. Что-то очень тревожное происходило в Кремле, и Дейзи мучило, что она не может понять, что именно.

В любом случае налет на японский штаб был полной бессмыслицей. Это был акт отчаяния, придуманный человеком, не желающим смириться с реальностью. Они все придерживались единого мнения. Но ей казалось, что ни один из них не смог изложить все достаточно убедительно. Ей хотелось быть абсолютно уверенной, что президент понимает абсурдность планов Тейлора. Она начала доверять здравому смыслу президента. Но, учитывая всю имеющуюся информацию, она не могла понять, почему президент продолжает так долго обсуждать этот вопрос. Не было сомнения, что Уотерс должен был как можно быстрее вывести из боя американские войска и отправить домой.

Вернуть Тейлора домой. Вернуть живым.

Это был тот единственный случай, когда она по праву могла бы высказать свое мнение, но она молчала. Президент в третий раз требовательно спрашивал у Боукветта о демонстрациях в Баку, но Боукветт продолжал повторять, что Тейлор был простым старым солдатом, ничего не понимающим в реальностях международных отношений. Не было сомнения, что демонстрации в Баку были в поддержку японцев и против американцев. Другая точка зрения была лишена всякого смысла.

Но Дейзи думала иначе. Боукветт был по своей природе бюрократом, она же достигла своего высокого положения без какой-либо поддержки, только благодаря своему таланту аналитика. И когда она увидела первые изображения людей в центре Баку, а потом толпы, окружившие японский штаб, она мгновенно поняла, что у японцев неприятности. Тейлор же просто и коротко изложил ее точку зрения. Эти толпы людей были явно враждебно настроены.

Но ее больше не интересовала правда. Ее больше не волновали судьбы наций. Она осознала, что все это было чепухой, игрой для взрослых мальчиков, не имеющих мужества признать настоящие ценности жизни.

Если бы президент спросил, каково ее мнение, она бы встала и солгала.

Единственное, о чем она мечтала, — вернуть этого израненного, уставшего, испуганного человека, чье лицо на короткое время появилось на экране монитора.

— А что вы думаете относительно обвинения в служебном несоответствии? — спросил президент Уотерс. — Что вы знаете о подполковнике Рено? Следует ли мне доверять его обвинениям?

Председатель Комитета начальников штабов поднял руку со стола, как будто выпускал на свободу маленькую птичку.

— Я не знал подполковника Рено лично, господин президент. Но я знал его отца. Это очень хорошая семья. Все члены этой семьи служили в армии еще с тех времен, когда сам Христос был капралом. Если вы простите мне это сравнение, сэр.

— Господин президент, — вскочил Боукветт, — я могу это подтвердить. Я служил у генерала Рено, когда он еще руководил бывшей межведомственной группой. Его сын наверняка обладает всеми проверенными временем качествами офицера.

— Насколько я понимаю, — сказал Уотерс спокойно, — полковник Тейлор не происходит из старой добропорядочной семьи?

Боукветт и председатель Комитета переглянулись, поняв, что они коснулись опасной темы.

Поразмыслив немного, председатель Комитета бесстрастно сказал:

— Господин президент, я ничего не знаю о предках полковника Тейлора.

— Но у этого человека очень хорошая боевая репутация.

— Да, сэр, у полковника Тейлора отличная боевая репутация. Но… даже самый отважный уличный драчун совсем не обязательно является хорошим материалом для того, чтобы стать олимпийским чемпионом по боксу. Лично мне всегда очень нравился Джордж Тейлор. Но мы должны учитывать, что, возможно, мы взяли отличного боевого солдата и назначили его на должность, не соответствующую его компетенции. Конечно, если бы мне пришлось опять возвратиться, скажем, в Мексику, я бы хотел, чтобы со мной в одном окопе оказался Джордж Тейлор. Он отличный солдат. Но, возможно, мы слишком многого от него хотели, назначив его на ответственную должность, требующую собственных решений.

Уотерс кивнул:

— Хорошо. Теперь следующий вопрос. Каковы шансы на успех операции, предлагаемой полковником Джорджем Тейлором, с чисто военной точки зрения?

На этот раз председателю Комитета не потребовалось много времени для ответа.

— Шансы минимальные. Один из десяти? Один из ста? Как сказал сам полковник Тейлор, эти шансы невозможно подсчитать. Но видите ли, господин президент, для выполнения операции такого рода требуется тщательная и широкомасштабная проработка, проверка боевой готовности… в течение нескольких недель… а может, месяцев. В идеале, например, надо построить макет японского штабного комплекса. Вы ведь слышали, что полковник Тейлор признался, что ему для дозаправки придется прибегать к помощи советских войск. Сейчас советское командование пытается оказать нам содействие, но я лично не верю, что они будут поддерживать какие-нибудь еще широкомасштабные наступательные операции, учитывая события, произошедшие в Орске. Вспомните, например, компьютерный мозг. Я подозреваю, что они просто хотели поскорее избавиться от этой чертовой штуки. Они передали ее нам, как горячую картофелину, так как им больше всего хотелось избавиться от нее, так она им жгла руки. — Председатель опустил взгляд на прекрасно отполированную поверхность стола.

— Джордж Тейлор — хороший солдат, но он не хочет признать своего поражения. Я восхищаюсь им, но, сэр, мы должны смотреть на вещи шире. В любом случае вы не можете начинать операцию вот так, без подготовки. Прошу занести в протокол, что я категорически возражаю против проведения этой операции.

— Вы не думаете, что отчаянные моменты диктуют отчаянные действия?

Председатель Комитета положил руку на стол, как будто посадил выпущенную им на свободу птичку обратно в клетку.

— Отчаянные — да, господин президент. Но не глупые же?

— Если японцы нанесут нам какие-нибудь еще новые поражения, то это ослабит наш международный авторитет, — вступил в разговор госсекретарь. — Нынешнюю ситуацию мы можем даже расценивать как значительную победу наших войск, оснащенных оружием нового поколения. Кроме того, нам, возможно, удастся изменить отношение мировой общественности к японцам, если мы во всеуслышание заявим, что «Скрэмблеры» являются бесчеловечным видом оружия. Если мы будем вести себя осторожно и постараемся избежать дальнейших провокаций, то мы, возможно, даже сможем нажить себе на всем этом некоторый… и довольно значительный политический капитал.

Уотерс кивнул.

— Я очень хочу услышать ваше мнение, Майлз, — обратился он к советнику по государственной безопасности, усердно занимающемуся своими ногтями.

Загнанный в тупик советник удивленно поднял глаза.

— Но, господин президент, я думаю, все совершенно ясно. Русские считают, что это конец. Они направляются к спасательным лодкам. И мы будем дураками, если ввяжемся в это дело.

Уотерс снова начал постукивать карандашом по фарфоровой чашке. Воздух в комнате был очень тяжелым, несмотря на все потуги вентиляционной системы.

— Спасибо всем за оценку ситуации, — сказал Уотерс. — Теперь, Клифф, — он повернулся к Боукветту, — мы опять вернемся к разведке. Можете ли вы все еще нам гарантировать, что у японцев не будет новых сюрпризов?

Боукветт выглядел смущенным. Он встал гораздо медленнее, чем обычно, поправил галстук.

— К сожалению, господин президент, я не могу дать вам такую гарантию. Как вы знаете, разведка — это очень сложное дело. И должен признаться, что какая-то часть наших оценок оказывается неудачной. И вы знаете, что я уже разрабатываю проект плана модернизации и улучшения работы Разведывательного управления. Я сделаю все возможное, чтобы в будущем таких провалов не было, хотя, возможно, они вполне объяснимы.

— Спасибо, Клифф.

— Господин президент, — продолжал Боукветт. Он опять поправил свой галстук, теперь уже ближе к узлу. — Я чувствую, что должен добавить несколько слов относительно полковника Уильямса, о котором шла речь. Того самого, который первым, по словам полковника Тейлора, предложил разгадку работы компьютерного мозга. Я знал полковника Уильямса много лет. Разведчики — это ведь одна большая семья. Тут уже было высказано правомерное сомнение в квалификации полковника Тейлора. Я должен твердо заявить, что и выдвижение полковника Уильямса на руководящую должность было серьезной ошибкой. Если бы он работал под моим началом, я бы его давно снял. Но некоторые люди иногда умудряются обмануть систему. Полковник Уильямс принадлежит к той категории людей, которые путают карты, а затем уходят в кусты, а другие, более исполнительные, должны потом все это приводить в порядок. Он как раз принадлежит к тому сорту людей, который дискредитирует успехи, достигнутые трудолюбивыми сотрудниками. Он занимается самовосхвалением и тянет одеяло на себя. Нет сомнений в том, что ему нельзя доверять.

Президент Уотерс в последний раз сильно ударил карандашом по фарфоровой чашке и спросил:

— Вы случайно не знаете, Клифф, происходит ли полковник Уильямс из старой добропорядочной семьи?

— Господин президент, — заикаясь, сказал Боукветт, — как вы знаете, я не хотел сказать, что… но относительно полковника Рено… я лишь только упомянул, что я лично знал его семью. Но я, конечно, не имел в виду, что… в конце концов, мы все понимаем, что это Соединенные Штаты Америки…

— Спасибо, Клифф.

«Если даже я не сделаю ничего больше, — подумал Уотерс, — и если я потеряю свой пост и на выборах получу наименьшее в истории число голосов, а в книгах обо мне напишут, что я был самым плохим и самым жалким президентом США, я хотя бы получил удовлетворение от того, что привел Клиффа Рейнарда Боукветта в замешательство».

Уотерс взглянул на часы, висящие на стене.

— Ну что ж, господа, — сказал он. — Настало время, когда мне надо принять решение. Я чувствую, что вы уже достаточно ясно высказали свое мнение. Если у кого-нибудь есть еще какие-нибудь доводы, пожалуйста, высказывайтесь, но мне кажется, что вы все единодушно выступаете против проведения дальнейших военных действий и категорически возражаете против плана, предлагаемого полковником Тейлором.

В комнате наступило тягостное молчание, затем госсекретарь сказал:

— Я думаю, выводы напрашиваются сами собой, господин президент.

Уотерс еще раз оглядел комнату и быстро взглянул на выражение лица каждого из присутствующих. Возьмем помощницу Боукветта, у нее горели глаза. Уотерс хорошо знал такой тип женщин. Умная, некрасивая, думающая, что история Жанны Д'Арк может иметь когда-либо счастливый конец.

— Хорошо, — сказал Уотерс. — Свяжите меня с полковником Тейлором.

Откладывать решение больше было нельзя.

Через мгновение лицо Тейлора появилось на экране. Не вызывало сомнений, что он все это время ждал решения, и Уотерс по его измученному лицу понял, как он тревожился.

«Судьба не была благосклонна к этому несчастному сукину сыну», — подумал Уотерс.

— Полковник Тейлор, вы меня слышите?

— Да, господин президент.

— Полковник Тейлор, мы обсудили ваше предложение во всех деталях, и я должен сказать вам, что все мои советники единодушно возражают против дальнейших военных действий.

Тейлор вздохнул, как будто его сильно ударили.

— Да, господин президент.

— Все единодушно придерживаются мнения, что у вас очень мало шансов на успех операции и что было бы безрассудством осуществить эту операцию и это только бы ухудшило нашу международную репутацию.

— Господин президент…

— Не перебивайте меня, полковник. Я еще не закончил. Как я уже сказал, все мои советники возражают против того, чтобы осуществлять эту операцию. Кажется, есть только два человека, которые еще не готовы вывесить белый флаг. По странному стечению обстоятельств, полковник, эти два человека — вы и я.

В комнате наступило напряженное молчание.

— Полковник Тейлор, приказываю вам начинать осуществление того плана, который вы изложили мне. Я сам договорюсь с советским командованием о том, чтобы они не предпринимали никаких односторонних действий. Сколько вам потребуется времени?

— Тридцать шесть часов, — быстро сказал Тейлор.

— Даю вам сорок восемь часов для того, чтобы у вас был запас времени. Я заявлю в прессе, что единолично принял это решение. Так тому и быть. Я надеюсь, вы меня понимаете, полковник. Иногда я, возможно, был бестолковым, но мне кажется, что я наконец догадался, кому принадлежат полицейские псы на этот раз. И я еще не готов к тому, чтобы отказываться идти вперед.

Тейлор открыл рот, чтобы ответить, но его опередила Дейзи. Она вскочила со стула и сделала шаг вперед.

— Вы не можете этого сделать. Вы не можете. У них нет ни единого шанса. Всем понятно, что у них нет ни единого шанса. Вы сошли с ума.

В комнате стало тихо, как в пещере. На экране было видно, как Тейлор чуть придвинулся вперед, как будто старался лучше увидеть, что происходит, хотя по законам физики это было невозможно.

Уотерс посмотрел на разъяренную женщину.

— Спасибо вам за то, что вы высказали свое мнение обо мне, — сказал он спокойно. — Садитесь, пожалуйста.

Дейзи села. На ее лбу выступили капельки пота, и блузка висела на ней, как на вешалке.

Она отошла назад к своему стулу, но глаза ее все еще были устремлены на экран, на котором была видна фигура человека.

— Я хочу повторить еще раз, чтобы было ясно всем заинтересованным лицам, — сказал Уотерс. — Полковник Тейлор, я приказываю вам нанести удар по противнику, согласно имеющемуся у вас плану. Ответственность за это решение лежит целиком на президенте Соединенных Штатов. — Уотерс взглянул на израненное лицо на экране монитора. На мгновение ему показалось, что он увидел слезы в глазах полковника. Но, видимо, это был лишь оптический обман.

— Да, сэр, — ответил далекий голос.

Уотерс в последний раз взглянул в лицо этого человека, которого он никогда не сможет понять. Они были настолько разными, насколько это вообще возможно, и только судьба соединила их в этот короткий исторический момент.

— И да поможет вам Бог, — сказал Уотерс.