От этого прикосновения Блери ап Рис обернулся и оказался лицом к лицу с подошедшим молодым человеком. Блери узнал его, но прореагировал весьма сдержанно. На какое-то мгновение взгляды обоих потеплели, но лицо Блери сразу же стало непроницаемым, и юноша, поняв его, ограничился лишь официальным приветствием. Очевидно, не было нужды притворяться, что они не знают друг друга, но ни к чему было и раскрывать, насколько близко это знакомство.
      Бросив взгляд через плечо, Кадфаэль спросил Кюхелина:
      - Гвион?
      - Гвион!
      - Они близкие знакомые?
      - Нет. Не более близкие, чем обычно бывают вассалы одного господина.
      - Этого может быть довольно, чтобы случилась беда, - обеспокоенно проговорил Кадфаэль. - Как ты мне говорил, Гвион дал слово не пытаться бежать. Но он не обещал нарушить клятву, данную Кадваладру.
      - Вполне естественно, что он подошел поздороваться с другим вассалом, спокойно ответил Кюхелин. - Он сдержит слово. Что касается Блери ап Риса, то я прослежу за тем, чтобы условия его пребывания здесь не были нарушены. Встряхнув головой, он взял обоих монахов под руки. В это время принц вместе с женой и сыновьями поднимались по лестнице в зал и за ними не спеша следовали самые близкие из домочадцев. - Идемте, братья, и позвольте мне быть здесь вашим герольдом. Я провожу вас в ваше жилище и покажу церковь. Сходите в нее, если найдете время, там вы познакомитесь с капелланом принца.
      Теперь, находясь под защитой дружественных стен манора, брат Марк, отдохнувший и задумчивый, сидел в тишине отведенной им комнаты. Перед его широко открытыми серыми глазами проходили все события, происшедшие с момента прибытия в Эбер. Наконец он произнес:
      - Что особенно поразило меня, так это сходство этих двух молодых людей - вассалов Анаравда и Кадваладра. Дело не только в одинаковом возрасте, одинаковом сложении и одинаковом типе лица - дело в той страсти, что горит в их душе. Кадфаэль, в Уэльсе какая-то особая форма верности, отличная даже от нормандской, - или мне только кажется? Они на разных сторонах, твой Кюхелин и этот Гвион, а ведь могли бы быть братьями.
      - И как следует братьям - хотя не всегда так бывает, - они уважают и любят друг друга. Что не помешало бы одному убить другого, - признал Кадфаэль, - если бы дело дошло до вооруженной схватки между их повелителями.
      - Вот это-то и кажется мне таким неправильным, - серьезно вымолвил Марк. - Как могут эти двое не видеть друг в друге самого себя? Тем более теперь, когда они живут бок о бок.
      - Они как близнецы, один из которых левша, они двойники и в то же время антиподы. Они могли бы убить без злобы и умереть без злобы. Боже упаси, сказал Кадфаэль, - чтобы до этого дошло. Но одно несомненно: Кюхелин будет следить за каждым словом, которым его зеркальное отражение перекинется с Блери ап Рисом, за каждым взглядом, которым они обменяются. Потому что мне кажется, что он знает о посланнике Кадваладра несколько больше, чем рассказал нам.
      За ужином в зале Овейна был накрыт стол, мед и эль лились рекой, звучала арфа, и пелись лучшие песни. Хайвел ап Овейн слагал песни о красоте Гуинедда и величии его истории. Несмирившееся сердце Кадфаэля, забыв на полчаса о черной рясе, уносилось вслед за стихами далеко в горы Эбера, а через бледное зеркало Лаван Сэндз - в королевскую усыпальницу в Лланфаэс на Англси. В молодости приключения влекли его на Восток, а теперь, когда он постарел, глаза и сердце обратились на Запад. Все благословенные святыни находились на Западе, об этом говорится в каждой легенде, и это несомненно для тех, в чьих жилах течет кельтская кровь. Да, тут есть над чем поразмыслить старикам. Однако сегодня в королевском маноре в Гуинедде Кадфаэль не чувствовал себя старым.
      Да и чувства его, по-видимому, ничуть не притупились: ведь даже сейчас, погруженный в грезы, он приметил, как Блери ап Рис обнял Хелед за талию, когда она подливала ему эль. Не ускользнуло от Кадфаэля и то, как застыло лицо каноника Мейриона, и то, как Хелед, тоже почувствовав на себе ледяной взгляд отца, не сразу освободилась от руки Блери и нарочно с улыбкой шепнула ему что-то на ухо. Правда, это могло быть нечто совсем не лестное, но Мейрион истолковывал все по-своему. Ну что же, если девушка играет с огнем, что тут поделать? Она прожила с отцом много лет, была ему преданной и любила его - так разве он не знает ее, разве у него есть повод не доверять ей? Блери ап Риса она использовала только для того, чтобы позлить отца за то, что он так торопился избавиться от нее.
      Судя во всему, Блери ап Рис тоже не был всерьез заинтересован Хелед. Он восхищался ею и ухаживал за ней почти машинально, словно чувствовал, что от него этого ожидали. Блери с улыбкой сказал девушке какой-то комплимент, но тут же отпустил ее, как только та отстранилась, и взгляд его снова устремился на молодого человека, сидевшего среди охранников за нижним столом. Гвион, строптивый пленник, не пожелавший нарушить клятву, данную Кадваладру, молча сидел среди людей, равных ему по положению, точнее, среди врагов, некоторые из которых стали его друзьями, как, например, Кюхелин. Во время трапезы он помалкивал и старался не глядеть по сторонам. Однако когда изредка он взглядывал на стол, стоявший на возвышении, то взгляд его останавливался на Блери ап Рисе, и по крайней мере дважды Кадфаэль замечал, как тот отвечал Гвиону беглым взглядом. Они переглянулись, как союзники, которые лишены возможности поговорить друг с другом.
      "Эти двое все равно ухитрятся свидеться наедине, - подумал Кадфаэль, и не позже, чем еще сегодня ночью. А с какой целью? Причем встречи ищет не Блери, который на свободе, хотя и подозревается в каких-то тайных замыслах. Нет, это Гвион требует и страстно желает общения с Блери. Это Гвиону срочно понадобился сообщник для осуществления какого-то плана. Гвиону, давшему слово не бежать из плена, нужен Блери, который такого слова не давал".
      Ну что же, Кюхелин поручился за честность Гвиона и поклялся не спускать глаз с Блери. Но Кадфаэлю показалось, что манор слишком велик, в нем сложно уследить за этими двумя, если уж они решили избегать Кюхелина.
      Леди осталась в своих покоях вместе с детьми и не обедала в зале, принц тоже рано удалился, так как несколько дней не виделся с семьей. Он забрал с собой самого любимого сына, а Хайвела оставил за хозяина, пока гости не разойдутся. Поскольку теперь все могли свободно меняться местами и выходить во двор подышать свежим воздухом, в зале стало шумно и воцарилась полная неразбериха. Кто же мог в этом многоголосом шуме, когда все говорили одновременно, а арфисты играли, в этом чаде факелов, не освещавших темные углы, уследить за одним человеком среди многих? Кадфаэль заметил, как удалился Гвион, однако Блери ап Рис все еще сидел на своем скромном месте в конце стола, безмятежно наслаждаясь элем, - правда, как заметил Кадфаэль, пил он умеренно и внимательно наблюдал за всем происходящим в зале. Видимо, на него произвели впечатление строгий порядок в маноре Овейна и дисциплинированность многочисленной охраны, состоявшей из знатных молодых людей.
      - Я полагаю, - сказал брат Марк на ухо Кадфаэлю, - мы будем в церкви не одни, если пойдем сейчас.
      Наступало время повечерия. Брат Марк не будет знать покоя, если пропустит службу. Кадфаэль поднялся и вместе с ним вышел из большого зала во двор, вдохнув ночную прохладу. Они направились к деревянной церкви. Было еще не поздно, и сумерки не сгустились, так что те, кто любил пропустить стаканчик-другой, не спешили расходиться. В темных проходах между зданиями не спеша передвигались те, кто тут служил, - они выполняли свои обычные обязанности, ощущая легкую усталость после долгого и удачного дня.
      Кадфаэлю и Марку оставалось пройти всего несколько ярдов до входа в церковь, когда на пороге ее показался мужчина. Свернув, он пошел мимо ряда домов, тянувшихся вдоль стены манора, и исчез в одном из узких проходов. На таком большом расстоянии они не могли его как следует разглядеть. Этот человек средних лет и высокого роста мог быть кем-то из придворных Овейна, неторопливой усталой походкой шедшим к себе спать, однако Кадфаэль, у которого из головы не выходил Блери ап Рис, несмотря на сгущавшиеся сумерки, был уверен, что это он.
      Уверенность его усилилась, когда, войдя в церковь, где в полумраке горел лишь розовый огонек лампады на алтаре, он увидел темную фигуру человека, стоявшего на коленях в неосвещенной части. По-видимому, молившийся не заметил вошедших, хотя они особо и не старались не шуметь. Когда монахи остановились, не желая прерывать молитвы, он не проявил никакого интереса и, погруженный в молитву, не поднял головы. Наконец он пошевелился, вздохнул и поднялся. Проходя к дверям, он, нисколько не удивленный их присутствием, тихо сказал: "Спокойной ночи, братья!" Маленький красный глаз лампады осветил его профиль, правда, всего лишь на мгновение - однако этого хватило, чтобы они ясно разглядели молодое задумчивое лицо Гвиона.
      Повечерие , давно закончилось, было уже за полночь, и они мирно почивали в своей маленькой комнате, когда раздался сигнал тревоги. Сначала принялись колотить в главные ворота манора, послышался приглушенный стук копыт въехавшего во двор коня, а потом взволнованные голоса всадника и стражи. Все эти звуки Кадфаэль слышал сквозь сон, не пробуждаясь, но Марк, у которого по молодости слух был лучше, да и перевозбужденность событиями дня сказалась, проснулся тотчас же, когда шепот еще не сменился громкими приказами. Все обитатели манора, заспанные, спешили во двор со всех сторон. И когда ночную тишину окончательно нарушил пронзительный звук рожка, Кадфаэль соскочил с кровати, готовый действовать.
      - Что случилось?
      - Кто-то прискакал. Очень торопился!
      - Они не стали бы всех поднимать на ноги среди ночи из-за какого-то пустяка, - решил Кадфаэль, на ходу застегивая сандалии.
      Снова затрубили в рожок, и эхо прокатилось по манору. На зов рожка во двор спешили вооруженные молодые люди, и многоголосый гул, сперва приглушенный, теперь превратился в гул, походивший на рев прилива в бурю. Все двери были раскрыты, и свет от ламп и свечей, которые второпях зажигали, падал во двор, время от времени выхватывая из толпы то одно, то другое лицо. Загнанную лошадь с поникшей головой вели на конюшню, а всадник, не обращая внимания на множество протянутых рук и не отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, прокладывал путь сквозь толпу в покои принца. Не успел он дойти до подножия лестницы, как наверху отворилась дверь и на пороге появился Овейн в халате, отороченном мехом. Его большая фигура темнела, загораживая свет, лившийся из зала, а рядом стоял оруженосец, который и разбудил принца, сообщив ему о неожиданном гонце.
      - А вот и я, - громко и звонко произнес принц. - Кто меня спрашивает? Он сделал шаг к лестнице, свет из зала упал на лицо гонца, и Овейн узнал его. - Это ты, Горонви? Из Бангора? С какими новостями?
      Гонец торопливо преклонил колено. Его знали и ему доверяли, так что не стоило тратить драгоценное время на церемонии.
      - Милорд, сегодня вечером к нам приехал гонец из Карнарвона, и я примчался к вам, чтобы передать его сообщение. Примерно во время вечерни они завидели корабли к западу от Аберменая, большой флот в боевом порядке. Моряки говорят, что это датские корабли из королевства Дублин, которые собираются напасть на Гуинедд и заставить вас раскрыть карты. И этот Кадваладр, ваш брат, с ними! Он привел их, чтобы отомстить и вопреки вашей воле восстановиться в своих правах. То, что он не смог вернуть себе любовью, он теперь покупает предательским золотом.
      Глава пятая
      Угроза размеренной жизни во владениях Овейна могла вызвать мгновенное замешательство, но никогда не породила бы беспорядка. Быстрый ум и решительный характер принца никогда бы не позволили воцариться хаосу. Не успел гневный гул прокатиться по двору, как возле принца вырос капитан охраны с ожиданием приказаний. Они так хорошо понимали друг друга, что почти не нуждались в словах.
      - Это сообщение достоверно?
      - Достоверно, милорд. Гонец, что сообщил эти новости, находясь в дюнах, собственными глазами видел корабли. Расстояние было слишком большим, чтобы определить их количество, но не возникло ни малейших сомнений, откуда они и с какой целью явились. Известно, что Кадваладр сбежал к датчанам. Зачем возвращаться с таким войском, как не за расплатой?
      - Ну что же, он ее получит, - спокойно пообещал Овейн. - Сколько у нас времени до их высадки?
      - Милорд, они высадятся, несомненно, до наступления утра. Паруса их подняты, и все время дует западный ветер.
      С минуту Овейн размышлял. Около четверти всех лошадей у него на конюшне, и около четверти вооруженных воинов проделали накануне путешествие. К тому же его люди допоздна пировали. А сейчас им предстояла бешеная скачка.
      - Для того, чтобы поднять даже половину Гуинедда, - произнес Овейн, времени мало, но мы постараемся обеспечить резерв и по пути между Эбером и Карнарвоном прихватим всех мужчин. Мне нужны шесть курьеров: один поскачет перед нами, остальные поедут с моими приказами по Арлечуэдду и Арфону. Надо созвать всех в Карнарвон. Мы, может быть, сможем обойтись и без помощи, но на всякий случай она не помешает. - Подчиненные поняли принца с полуслова и с похвальным спокойствием отправились готовить запечатанные свитки, которые курьерам предстояло до рассвета доставить военачальникам. - Итак, каждый, кто носит оружие, - сказал Овейн, повысив голос, - должен отправиться в постель и хорошенько отдохнуть. На рассвете мы выступаем.
      Кадфаэль, стоявший позади толпы, одобрительно кивнул. Несомненно, курьеры должны ехать ночью, но передвигаться в темноте целым войском было бы пустой тратой времени - лучше поберечь силы. Воины довольно неохотно разошлись, и только капитан личной охраны Овейна, удостоверившись, что его люди неукоснительно выполнили приказ, вернулся к своему господину.
      - Уведи женщин, чтобы они нам не мешали, - бросил Овейн через плечо.
      Жена Овейна со своими дамами, храня молчание, стояли все это время в открытых дверях зала, только молоденькие девушки взволнованно перешептывались. Теперь они удалились, бросая тревожные и любопытные взгляды на вооруженных мужчин, но не прекословя. Принцесса столь же твердой рукой управляла своими придворными дамами, как Овейн - своими солдатами. Остались бодрствовать только управляющие и старшие советники, а также те слуги, которые могли сейчас понадобиться, - из оружейной мастерской, конюшни, кладовых, пивоварни и пекарни. Воинам нужны не только мечи и луки поскольку к гарнизону должно было прибавиться человек сто, за войском будет следовать обоз.
      Среди небольшой группы, собравшейся вокруг принца, Кадфаэль заметил Кюхелина, которого шум явно поднял с постели, - вероятно, он спал. Он, всегда такой элегантный, второпях накинул на себя одежду. Был тут и Хайвел, стоявший рядом с отцом, - сдержанно оживленный. А Гвион, внимательно прислушивавшийся и неподвижный, стоял несколько поодаль, как в тот раз, когда Кадфаэль впервые увидел его. Каноник Мейрион и каноник Морган, в кои-то веки объединившиеся, тоже наблюдали за критической ситуацией, не имевшей отношения к Хелед и не угрожавшей ни одному из них. Они были зрителями, а не участниками. В их задачу входило доставить строптивую невесту в Бангор и сдать с рук на руки жениху, а возле Бангора не было, да и не ожидалось, датских кораблей. Хелед на эту ночь надежно пристроили в свиту принцессы, и сейчас она, несомненно, судачила вместе с дамами о том, что привлекло ее внимание этим днем.
      - Значит, вот какие страшные последствия сулил Блери ап Рис. - Голос Овейна прозвучал в тишине, установившейся после его решительных приказов. Он примерно представлял, что замышляет мой брат. Блери честно меня предупредил. Ну что же, пусть ожидает своей очереди, у нас сейчас более неотложные дела. Если он в постели, то тем более может подождать.
      Появились курьеры - им предстояло ехать всю ночь, - а конюхи вывели из конюшни оседланных лошадей. Впереди бежал главный конюх, ведя под уздцы лошадь, которая, следуя за ним, почти перешла на рысь. На бегу он в большом волнении выпалил:
      - Милорд, из конюшни пропала лошадь вместе со всей упряжью! Мы еще раз проверили, так как хотели приготовить вам на утро самого лучшего коня хорошую молодую чалую, ни одного белого пятнышка. С ней исчезли и чепрак, и седло, и уздечка - вся ее упряжь.
      - А конь, на котором приехал сюда Блери ап Рис? Его собственная лошадь, на которой он прискакал в святой Асаф? - резко спросил Хайвел. - Серый в яблоках? Он здесь?
      - Я его знаю, милорд. Никакого сравнения с той чалой. Этот еще не отошел со вчера. Да, он тут. Кто бы ни был этот вор, он знал, что делает!
      - И он спешил! - добавил Хайвел. - Конечно, он уехал. Уехал, чтобы присоединиться к Кадваладру и его датчанам в Аберменае. Но как же, черт его подери, ему удалось проскользнуть в ворота? Да еще с лошадью!
      - Пойдите кто-нибудь и расспросите стражу, - распорядился Овейн, однако в голосе его не прозвучало тревоги, и он даже не обернулся посмотреть, кто побежал выполнять его приказание. Ворота охранялись людьми, которым он всецело доверял. В их пользу свидетельствовал хотя бы тот факт, что ни один из них не оставил пост и не прибежал сюда узнать, что происходит, как бы его ни мучило любопытство. Только здесь, у главных ворот, через которые прошел посланник из Бангора, отлучился один человек, да и то офицер охраны. Невозможно запереть того, - философски заметил Овейн, - у кого достаточно энергии и решимости выйти на волю. Через любую стену можно перелезть, если цель достаточно значима. А он - человек, всецело преданный моему брату. - Он повернулся к усталому гонцу. - В темноте опытный путешественник держится ближе к дороге. Когда ты ехал сюда, на восток, не встретился ли тебе какой-нибудь человек, направлявшийся на запад?
      - Нет, милорд, никого. С тех самых пор, как переправился через Седжин, да и то это были наши люди, и они не спешили.
      - Сейчас его уже в моих владениях не догнать, но давайте хотя бы пустим Эйниона по его следу. Как знать? Лошадь может захромать, споткнувшись обо что-нибудь в темноте, а человек - заблудиться в незнакомом краю. Мы еще можем его остановить, - сказал Овейн и повернулся к управляющему, который бегал к стражникам у задних ворот манора. - Ну, что?
      - Там никто не проходил. Они бы его признали, даже не зная в лицо. Он мог выбраться, но только не через ворота.
      - Я так и думал, - мрачно заметил принц. - Они всегда исправно несут дозор. Ну что же, высылай курьеров, Хайвел, а потом приходи в мои покои. Кюхелин, пошли с нами. - Овейн быстро огляделся. - Гвион, тут нет твоей вины, и ты тут ни при чем. Отправляйся спать. И помни о данном слове. Или забери его назад, - сухо добавил он, - и оставайся под замком, пока мы не вернемся.
      - Я дал слово, - надменно ответил Гвион, - и сдержу его.
      - А я его принял, - сказал принц, смягчившись, - и верю тебе. Итак, ступай, что тебе здесь делать?
      "Действительно, что, - мысленно повторил Кадфаэль, - разве что завидовать всем нам, поскольку мы свободны?" И тут же ему пришло в голову, что Блери ап Рис, этот ярый защитник своего господина, угрожавший от его имени, не давал такого слова, и, несомненно, у него было тайное совещание с Гвионом в церкви несколько часов тому назад. А сейчас Блери скакал к Кадваладру в Аберменай, узнав очень многое о передвижениях Овейна, его силах и укреплениях. Гвион обещал лишь не пытаться сбежать. Он мог свободно передвигаться по всему манору, возможно, даже выходить за ворота. А Блери ап Рис вообще ничего не обещал. Гвион не делал тайны из своей преданности Кадваладру. Разве можно было ставить ему в вину то, что он помог своему неожиданному союзнику бежать и вернуться к хозяину? Конечно же нет! Зная понаслышке от Кюхелина об упрямой преданности Гвиона, Кадфаэль был уверен, что тот не раз напоминал своим тюремщикам, что он поклялся лишь не убегать и при первой же возможности он постарается услужить своему господину, которого так любил.
      Гвион медленно повернулся, повинуясь Овейну, затем остановился, склонил голову, размышляя, и наконец зашагал к церкви. Слабый красноватый свет из дверей притягивал его, как магнит. О чем он хотел теперь молиться? Об успешной высадке датских наемников Кадваладра или о быстром примирении братьев, которое предотвратило бы кровопролитную войну? Или Гвион хотел помолиться о том, чтобы его собственная душа обрела мир? Этот кристально честный человек мог счесть грехом даже собственную преданность, коль скоро она заставила бы его нарушить данную клятву. Сложная натура, которую терзали угрызения совести даже при незначительном прегрешении.
      Кюхелин, который, вероятно, лучше других понимал Гвиона и больше всех походил на него, наблюдал, задумчиво сдвинув брови, как тот уходит. Вначале, поддавшись порыву, он даже шагнул вслед за Гвионом, но затем передумал и вернулся к Овейну. Принц вместе с офицерами и советниками поднялся по ступенькам и исчез за дверью, направляясь в свои покои. Кюхелин, еще раз оглянувшись, последовал за всеми. Кадфаэль и Марк, не считая замешкавшихся слуг, остались почти одни в опустелом дворе, где после шума и суматохи воцарилась тишина. Теперь все было сказано, и ход событий направляла твердая рука.
      - А нам тут не отведено никаких ролей. - Голос Марка прозвучал рядом с Кадфаэлем совсем спокойно.
      - Да, завтра утром нам остается только седлать лошадей и отправляться в Бангор.
      - Именно это я и должен сделать, - согласился Марк. В голосе его прозвучала нотка тревоги и сожаления, словно он считал чуть ли не нарушением человеческого долга уехать со своим поручением сейчас, когда дело приняло такой опасный оборот. - Интересно, Кадфаэль... Они решили, что стражи у ворот достаточно - у всех ли ворот? Почему это все полагали, что ему не вырваться из этих стен? Никто ведь не караулил дверь его жилища и не следовал за ним на его пути из зала до двери?
      - Из церкви до двери, - поправил Кадфаэль, - если кому-то это было поручено. Нет, Марк, мы же видели, как он шел. Никто за ним не следил. - Он взглянул на аллею, в которой исчез Блери, выйдя из церкви. - Не слишком ли многое мы принимаем на веру? У принца сейчас действительно более срочные дела, но не следует ли кому-нибудь подтвердить то, что все мы считаем само собой разумеющимся?
      Гвион медленно вышел из церкви, прикрыв дверь, так что исчезла полоска красного света. Он устало шел по двору, по-видимому, не замечая двоих, которые неподвижно и молча стояли во мраке. Кадфаэль вышел вперед, чтобы остановить Гвиона, и мягко спросил его:
      - Подожди! Ты знаешь, в котором из многочисленных домов провел сегодня ночь Блери ап Рис? - И, когда молодой человек резко остановился, повернув к нему испуганное и настороженное лицо, Кадфаэль добавил: - Я видел, как ты вчера поздоровался с ним, когда мы приехали, и решил, ты знаешь. Должно быть, ты был рад поболтать со старым знакомым, пока он здесь.
      Затянувшееся молчание оказалось красноречивее наконец-то прозвучавшего ответа. Было бы естественно сразу же ответить: "Для чего тебе это надо знать? Не все ли теперь равно?" Ведь жилище было пусто, если человек, ночевавший там, сбежал ночью. Пауза ясно говорила, что Гвиону хорошо известно, кто зашел в церковь, когда он там был, и он прекрасно понимает, что они видели выходившего из церкви Блери. Поразмыслив, он наконец произнес:
      - Я действительно был рад поговорить с человеком из своего клана. Я здесь в плену уже более полугода. Управляющий отвел Блери комнату у северной стены. Могу вам показать. Но какое это имеет значение теперь? Он уехал. Другие могут его обвинить, - высокомерно сказал он, - но только не я. Если бы я был свободен, я поступил бы так же. Я никогда не делал секрета из того, кому я предан. И останусь предан!
      - Боже упаси осуждать человека за то, что он верен клятве, - спокойно заметил Кадфаэль. - Блери был в этой комнате один?
      - Да, один. - Гвион пожал плечами, не понимая, чем вызван этот интерес, однако признал, что, вероятно, все это имеет какое-то значение для двух странствующих бенедиктинцев. - Рядом с ним в комнате не было никого, кто бы мог помешать ему сбежать, если вы это имеете в виду.
      - Нет, я вот над чем размышлял, - сказал Кадфаэль, - не насочиняли ли мы слишком много только из-за того, что пропала лошадь. Если его комната находится в дальнем углу, то, возможно, он проспал весь этот шум и преспокойно продолжает храпеть? Раз он там один, некому было его разбудить, а сон у него, видать, крепкий.
      Гвион пристально посмотрел на Кадфаэля, приподняв густые темные брови.
      - Ну что же, если бы не рожок, то человек, изрядно выпивший, мог и не проснуться. Правда, я в этом сомневаюсь, но если хочешь сам убедиться... Мне не по пути, но идемте. - И не произнеся больше ни слова, он направился в проход между задней стеной дома и длинными деревянными зданиями кладовых и оружейной мастерской. Монахи последовали за молодым человеком, который шагал к длинному ряду домов, тянувшихся вдоль ограды манора.
      - Третья дверь его. - Дверь была приоткрыта, света внутри не было. Входите, братья, и посмотрите сами. Но, судя по всему, он исчез, прихватив вещи.
      Вдоль внешней стены прямо под караульной площадкой был выстроен ряд маленьких домиков, сейчас они были в густой тени. Кадфаэль увидел, что на площадку ведет всего один лестничный марш, который хорошо обозрим от главных ворот. К тому же с внешней стороны стены было бы нелегко спуститься без длинной веревки, так как мешала галерея, а внизу был ров. Кадфаэль распахнул дверь, и глаза его, уже привыкшие к полумраку безлунной ночи, сначала ничего не различали в темной комнате. Не было слышно ни звука. Он сделал пару шагов.
      - Нам бы надо было прихватить факел, - заметил Марк, вошедший вместе с Кадфаэлем.
      Казалось, в факеле не было необходимости - и так было ясно, что комната пуста. Но Гвион, терпеливо сносивший любопытство этих назойливых посетителей, предложил с порога:
      - В привратницкой горит жаровня. Я принесу факел.
      Кадфаэль сделал еще шаг и чуть не упал, запутавшись в чем-то мягком, возможно, это был скомканный плед, упавший с кровати на пол. Наклонившись, Кадфаэль уловил запах шерсти. Он ощупал ткань и почувствовал под ней что-то твердое. Это была рука. Отпустив ее, он нащупал грубый шов, а под ним человеческое тело, еще не совсем остывшее. Это действительно была рука большая мускулистая рука.
      - Да, факел нам понадобится, - сказал Кадфаэль через плечо. - Нам сейчас нужно много света.
      - Что там такое? - насторожился Марк.
      - Судя по признакам, мертвец. Человек мертв уже несколько часов. И если только это не кто-то, пожелавший помешать побегу, то это может быть только Блери ап Рис.
      Гвион прибежал с факелом и вставил его в кольцо в стене, предназначенное для маленького светильника. В таких небольших комнатах обычно не позволялось держать факел, но это был крайний случай. Скудно обставленное помещение ярко осветилось, и стали видны скомканная постель у задней стены и пледы, упавшие на пол. На соломенном тюфяке отпечатался след длинного тела. На полочке у изголовья кровати, под рукой, стояла маленькая лампа. Ее не гасили, и она так и выгорела, остался лишь масляный след да обуглившийся фитиль. Под полкой лежала кожаная седельная сумка, а не нее были небрежно брошены мужской колет, штаны и рубашка, а также свернутый плащ, не потребовавшийся во время путешествия. В углу стояли сапоги, и один был отброшен, словно его пнули ногой.
      А между дверью и кроватью, прямо у ног Кадфаэля, лежал распростертый на спине Блери ап Рис. Руки и ноги его были широко раскинуты, а голова прислонена к деревянной стене, словно от сильного удара его подбросило вверх и отшвырнуло назад. Крупные ровные зубы были обнажены в кривой ухмылке. Одежда в беспорядке разметалась вокруг тела, грудь была обнажена. В мерцающем свете факела трудно было определить, что за пятно у него на левой челюсти и щеке - тень или кровоподтек, но ясно видна была глубокая рана над сердцем и кровь, которая вытекла и пропитала складки рубашки слева. Кинжал, нанесший рану, сразу же вынули, а вместе с ним вышла жизнь.
      Кадфаэль опустился на колени и осторожно отвернул шерстяную ткань на груди, чтобы получше рассмотреть рану. Гвион, стоявший у него за спиной, не решаясь отойти от двери, глубоко вздохнул и резко всхлипнул, так что пламя заколебалось, отчего почудилось, будто мертвое лицо вздрогнуло.
      - Успокойся, - мягко произнес Кадфаэль и, нагнувшись, прикрыл глаза мертвецу. - Ведь он теперь совсем успокоился. Да, я знаю, вы с ним вместе служили. И я сожалею о случившемся!
      Марк стоял спокойно и неподвижно, глядя на тело с состраданием и без всякого страха.
      - Я думаю, остались ли у него жена и дети, - наконец вымолвил он.
      Кадфаэль отметил про себя, чем именно озабочен в первую очередь этот едва оперившийся каноник, и одобрил его. Вероятно, у Христа была бы такая же первая мысль при виде случившегося. Не "Он не причащен, и теперь его душа в опасности", и даже не "Когда он в последний раз исповедовался и получил отпущение грехов?", но - "Кто позаботится о его малютках?"
      - Да, есть, - очень тихо ответил Гвион. - У него есть и жена, и дети. Я все знаю и сам этим займусь.
      - Принц охотно даст тебе разрешение на это, - заметил Кадфаэль, тяжело поднимаясь с колен. - Нам всем нужно идти к нему и рассказать, что случилось. Мы у него в гостях, включая и ап Риса, и тут правит Овейн. Произошло убийство. Возьми факел, Гвион, и иди вперед, а я закрою дверь.
      Гвион беспрекословно повиновался ему, невзирая на то что Кадфаэль не имел права ему приказывать. На пороге молодой человек споткнулся, хотя в руках у него был факел. Марк поддержал его под руку, а затем сразу же тактично отпустил. Гвион не произнес слов благодарности, так как Марк в них не нуждался. Он шел впереди как герольд и, поднимаясь по ступенькам в покои принца, освещал остальным дорогу.
      - Все мы ошиблись, милорд, - сказал Кадфаэль, - предположив, что Блери ап Рис, отказавшись от вашего гостеприимства, сбежал. Он не уехал, и ему не нужна лошадь для путешествия, хотя это самый долгий путь, который предстоит смертному. Блери ап Рис лежит мертвый в комнате, которую отвел ему управляющий. Судя по тому, что мы видели, у него не было ни малейшего намерения бежать. Я не уверен, что он спал, но определенно был в постели и, когда кто-то поднял его, накинул домашнюю одежду на голое тело. Эти двое были со мной, и они подтвердят мои слова.