Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки

— Это, государь, не так просто.

Петр нахмурился, сердито спросил:

— Что еще — «не так просто»?

— Убить человека до смерти, государь.

Петр едва не вспылил. Но, увидя, что Семен поклонился, собираясь уходить, крикнул:

— Поди сюда поближе!..

И, когда Семен подошел, тихо спросил:

— Так о побеге, кроме нас, никто не знает?

— Никто, государь.

— Ну, Семен, смотри: и сия тайна никому не должна быть ведома...

Он весело посмотрел Семену в глаза, и тот в тон ему ответил:

— И сия тайна, государь, никому не будет ведома.

— Особливо береги ее от архимандрита, — добавил Петр.

Поклонившись, Семен снова собрался уйти.

— Постой, — еще раз остановил Петр, — не сможешь ли мне сказать: кто ты такой?

— Помор я, государь, из Нюхотской Волостки.

— На берегу Невы, где сейчас за батареей домик Корчмина, я когда-нибудь построю кунсткамеру, и в ней буду показывать разные курьезитеты. Так вот — первым курьезитетом будешь у меня ты, помор.

И, довольный своей шуткой, Петр рассмеялся.

Еще раз поклонившись, Семен повернулся и быстро вышел из комнаты, забыв, что до двери нужно пятиться. Но нагнуться, чтобы не удариться о низкую притолоку, не забыл — был выучен этому с детских лет.

Семен вышел на берег, где стояли у пристани корабли. Петр, повернувшись, смотрел ему вслед. Раскуривая трубку, Петр сам удивлялся: как это могло случиться, что он, всемогущий государь, нещадно каравший за малейшую оплошность, не приказал отрубить голову помору из Нюхотской Волостки?

В тот же день он написал соловецкому архимандриту о том, что в обитель будут вскоре присланы новые преступники, и указал, куда их поместить; в том же письме он объяснил архимандриту, каким путем бежал Василий Босый, но при этом ни словом не упомянул о Семене.

А Семен, отыскав Корчмина и Щепотьева, сообщил, что будет обучаться строить корабли. В подробности разговора с царем он их не посвятил. Только несколько дней спустя Семен все же спросил у Корчмина, что такое «кунсткамера» и «курьезитеты». И сам был не рад, когда Корчмин ему это объяснил.

6

Семену еще раз пришлось возить в тачке землю. Произошло это при следующих обстоятельствах. По городу зазвучали со всех сторон сигналы военной тревоги — это было в первой половине июля.

Семен находился на верфи, где строили «малые суда». Всех, кого можно было, посадили в баркасы и повезли на Градской остров. Еще раньше стало известно, что начались столкновения с отрядами свейского генерала — поручика Майделя, двинувшегося к Санкт-Питер-Бурху из-под Выборга.

Петра в городе не было. Месяца за два до этого он направился с войском освобождать старую новгородскую крепость Корелу, стоявшую на западном берегу Ладоги. Но ему пришлось вернуться, так как прискакал гонец от Апраксина с сообщением, что в устье Нарвы появился большой неприятельский флот и что туда же идет с восьмитысячным войском Шлиппенбах. Петр направился в Эстляндию. Весть о готовящемся нападении на Санкт-Питер-Бурх застала его под Дерптом. Начальником строящейся столицы в это время был Брюс, и Петр послал ему на подмогу Меньшикова.

Одновременно с Майделем на суше, около Котлина на море появилась неприятельская эскадра адмирала Де-Пру. Подойдя со стороны залива к городу, Майдель начал стрелять «свейским лозунгом», уведомляя этим Де-Пру, что он уже здесь и можно начинать совместные действия.

Затем Майдель выставил против Градского острова пушки и, уверенный в своем превосходстве, послал к Брюсу барабанщика с письмом, предлагая город сдать.

Брюс ответил отказом, присовокупив: «Не угодно ли господину генералу-поручику удалиться в свою землю, а нас таким писанием пощадить». Тогда Майдель с утра начал стрелять из пушек.

На северо-восточном берегу Градского острова ночью возвели артиллерийские позиции. Вместе с остальными жителями города Семен возил туда в тачке землю. Затем явился Корчмин с пушками и бомбардирами в красных мундирах.

Корчмин оставил Семена при себе. Семен увидел, как неприятельские позиции на северном берегу реки вдруг окутались дымом и оттуда донесся орудийный грохот. Затем раздались свистящие звуки, которые Семен уже раньше слышал, но при совсем других обстоятельствах. Когда на море приближалась буря, впереди летела небольшая птица, похожая на чайку. Птица эта рассекала воздух с таким же свистящим звуком. Здесь же этот звук производили летящие ядра. Они описывали дугу и попадали на Градской остров. Падая, ядра или уходили в болотную почву, или, ударившись о сухую землю, отскакивали, продолжая прыгать в разные стороны.

Первый раз при приближении ядра Семен пригнулся — это вызвало у окружающих смешки. Семен сразу же выпрямился и увидел, что ни бомбардиры при орудиях, ни Корчмин, ни Брюс с Меньшиковым и сопровождавшими их офицерами ядрам не кланяются. Если ядро попадало в людскую гущу, убитых и раненых уносили, а оставшиеся в живых, как ни в чем не бывало, продолжали делать свое дело.

Сразу же начали отвечать батареи Корчмина. Пушки стреляли аккордом[45], и все кругом заволокло пороховым дымом. Семен увидел, как после каждого залпа бомбардиры подкатывают обратно орудия, пробанивают[46] стволы, снова орудия заряжают и ждут команду к следующему залпу. Когда стволы стали горячими, их начали обливать водой, за которой, под неприятельскими ядрами, бегали к реке.

Корчмин объяснил Семену, что наша стрельба наносит неприятелю больший урон: Майдель выбрал неудачную позицию — почва на том берегу была каменистой, отчего ядра выбивали множество осколков.

В это же время, по распоряжению Меньшикова, к развилку реки подвели находившиеся на Неве корабли, пушки с которых начали бить вдоль по неприятельским позициям. Среди этих кораблей Семен увидел малые фрегаты «Святой Дух» и «Курьер»; раньше ему рассказывали, что корабли эти участвовали при взятии Нотебурга и Ниеншанца.

Перестрелка продолжалась несколько часов, после чего огонь с неприятельской стороны прекратился. Разведчики сообщили, что неприятель снимается с позиций. В то же время Де-Пру делал неудачные попытки высадиться на Котлине.

Ничего обстрелом Градского острова не добившись, Майдель двинулся вверх по Неве к разрушенному Ниеншанцу. Несколько дней войско его, преследуемое русскими отрядами, маневрировало к северу от города, в то время как Де-Пру пытался овладеть Котлином. В конце концов оба они, Майдель и Де-Пру, «удалились в свою землю».

По окончании артиллерийского сражения Корчмин сказал Семену, что испытание огнем молодой помор выдержал. Сам же Семен со стыдом вспоминал, как начал кланяться ядрам. Корчмин его утешал, говоря, что так в первый раз со всеми бывает. Он звал Семена остаться с ним, пообещав сделать из молодого помора «отменного бомбардира». Но Семен сказал, что учится строить корабли.

Встречался Семен и с Меньшиковым. Царский любимец подробно расспрашивал молодого помора о его жизни. Будь Семен похитрее, понял бы, что Меньшиков это делает неспроста: Александр Данилович ревниво относился к своему положению. После того как Меньшиков увидел, что Семен не собирается перебегать ему дорогу, он стал относиться к нему благосклоннее.

Меньшиков сказал, что царь велел отправиться Семену вместе с ним на Свирь, где на Олонецкой верфи строят большие суда, — Петр про молодого помора не забывал.

Уезжая со Свири, Меньшиков сказал, что имеет на Семена большие виды, но какие, — не разъяснил.

На Олонецкой верфи Семен проработал до конца лета. Уже в сентябре, отправляясь в Карелию, на железоделательные заводы, Меньшиков взял с собой Семена. Александру Даниловичу нужно было добиться от раскольников увеличения добычи руды, но сам встречаться с Андреем Денисовым он не хотел. Вот для этого дела и понадобился ему Семен.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«ГАРЬ» НА РЕЧКЕ КУМБУКСЕ

1

К полудню Фаддеич, как обычно, пристал на своем плоту к берегу. Он понимал, что при Андрее Денисове Семен не мог ему открыться. Теперь Фаддеич ждал, когда Семен подаст знак, и не ошибся.

Из кустов донеслось: «Фаддеич!.. Крестный!..» Не поворачивая головы, Фаддеич ответил: «Стемнеет — приходи на это место».

Так быстро закончился их первый разговор. Продолжение произошло уже в потемках. Сперва они стояли обнявшись и долго не могли ничего сказать друг другу. Затем отошли подальше от берега и начали рассказывать о том, что с каждым из них за это время случилось. Семен изложил все первым, да и приключений у него было больше.

Фаддеич сообщил ему о смерти Терентия Поташова и о том, как «женился» Кирилл.

Семен сразу же спросил:

— А где теперь Дарья?

Фаддеич усмехнулся, помедлил и ответил:

— Дарья укрылась в обители.

— У Андрея Денисова? — воскликнул Семен.

— Мы с Дарьей состоим в раскольниках... — И добавил, снова усмехнувшись: — Потому-то вот и приходится добывать руду.

У Семена захватило дух; чуть не шепотом он спросил:

— Дарья постриглась в монахини?

— Уговаривают.

— А Дарья что?

— Да не желает... Воли, говорит, терять не хочу… Все надеется из обители выйти.

Семен облегченно вздохнул. Если бы Дарья постриглась в монахини, он не мог бы на ней жениться. И Семен спросил:

— Ты Дарью встречаешь?

— Женская часть обители огорожена стеной, — раз в месяц разрешают переговариваться через окошко.

— Дарья здорова?

— Была здорова.

— А теперь как?

— Известно как, — здорова... Только жалуется, что покоя не дает мать Соломония.

— А что хочет мать Соломония?

— Все постричься Дарью понуждает.

— Дарью?

— А то кого же?

— А Дарья что?

— Известно что. Говорит: «Руки на себя наложу, а раскольницей не стану... Не нужна мне жизнь, коли за Семена замуж не пойду... Я, — говорит, — Семену предназначена...» А Соломония все напевает: «Не надейся по-пустому, — давно утонул твой Семен, больше не вернется...»

— А Дарья что?

— Известно что. Говорит: «Не верю этому, чтобы Семен утонул, вернется...»

Фаддеич рассказал, что Кирилл и Гришка Гореликов отправились с промышленниками к Груманту, за морским зверем. Вернулись поздней осенью с хорошей добычей. Только вернулись не все: троих снесло в море во время бури. А ближе к весне понаехали из Архангельска стражники и увезли Гришку, Кирилла и третьего, кто с ними вернулся. Вскоре в Волостке узнали, что те трое не утонули, а были побиты своими товарищами. Только одного побили не до смерти: выжил и все рассказал спасшим его промышленникам... За учиненное злодейство Кирилла, Гришку да третьего, что с ними был, заклеймили и в Сибирь угнали на каторгу.

Наконец Семен спросил, как это крестный очутился тогда у зимушки.

— Ты и про то ничего не знаешь?

— Откуда же мне знать?

И Фаддеич рассказал. Затем они начали обсуждать, что делать дальше. Дарья находилась в раскольничьей обители, там, где Семен только что был. Как ему освободить теперь Дарью? Фаддеич объяснил, что добровольно раскольники никого от себя не отпускают. Вернуться к Андрею Денисову и потребовать Дарью? Но Андрей Денисов знал же, что Дарья невеста Семена, и ни слова про нее не проронил. К тому же Семен понимал, что, выполняя поручение Меньшикова, не волен распоряжаться собой.

И, подумав, Семен сказал Фаддеичу:

— Вернусь к Меньшикову, все ему расскажу и отпрошусь съездить за Дарьей. Где мне тебя отыскать?

Договорились встретиться на этом же месте. Расставшись с крестным, Семен поскакал к Онежскому озеру.

Посещение доверенным лицом государя Выгорецкой обители имело еще одно последствие: по сузёмку пошел слух про «антихристовых слуг», которые собираются разорить обитель, а людей всех согнать на железоделательные заводы. И снова раскольники начали толковать про «огненное крещение».

2

Семен знал, что Меньшикову поручено большое дело — поставлять армии и флоту оружие. Меньшиков возглавлял заводы в Карелии. А так как часть руды шла от раскольников, портить из-за него отношения с Андреем Денисовым, считал Семен, Меньшиков не станет. Но все же рассказал Меньшикову про Дарью.

Александр Данилович задумался. Выгорецкую обитель, как и весь раскольничий сузёмок, он считал осиным гнездом.

Найдись для этого предлог, он давно бы согнал раскольников на заводы. Но Андрей Денисов так повернул дело, что ему, Меньшикову, разорять обитель было сейчас невыгодно.

Все же Меньшиков не отказался помочь Семену: в этом он видел возможность сделать Андрея Денисова более сговорчивым. Если Андрей Денисов заупрямится, то, может быть, дело дойдет до того, что удастся прогнать его, сослав куда-либо в Сибирь, скажем, в Березов, — пусть занимается там раскольничьими делами. А здесь мужики станут добывать руду или работать на заводах уже без его посредничества.

Меньшиков сказал, что Семен может отправиться за своей невестой. Если Денисов не отпустит Дарью, он, Меньшиков, ему подсобит. В помощь Семену Меньшиков отрядил с ним одного из своих солдат, Ахмета, родом башкира, который считался в отряде разведчиком.

Оба отправились на лошадях. Семен заехал сперва за Фаддеичем, это тоже разрешил ему Меньшиков. Но в обитель Фаддеич с Семеном не пошел, оставшись поджидать на другом берегу реки.

Покинув за несколько дней до этого Андрея Денисова, Семен снова к нему вернулся, а из окошка в стене его опять спросили: «Пошто тревожишь мирную обитель?»

3

Узнав, что прибыл господин Поташов, да еще с солдатом, Андрей Денисов обеспокоился. Семена провели к нему, и киновиарх первым делом осведомился о здоровье Александра Даниловича. Молодой помор ответил, что Александр Данилович здоров, после чего Денисов спросил: «А как здоровье государя Петра Алексеевича?» Семен ответил, что, как ему известно, «государь ни на что не жалуется». «А как война?» — последовал вопрос.

Семен знал, что в обитель приходят из разных мест люди, и Денисов обо всем хорошо осведомлен. Но он рассказал о последних победах — взятии Дерпта, Нарвы и других городов. А когда вопросы прекратились, Семен сразу же изложил причину своего приезда, — хитрить он не умел.

Денисов облегченно вздохнул. Он предполагал, что Меньшиков, а может быть и сам царь, остался неудовлетворенным результатом первого посещения господина Поташова и прислал его снова.

Киновиарх ответил, что женская часть обители находится «под началом его сестры, матери Соломонии». Сейчас он позовет сестру, и она обо всем господину Поташову расскажет.

Киновиарх написал записку, которую послал с келейником. Он предложил молодому помору ознакомиться с собранными у него книгами. «Раньше господин Поташов, — проговорил Денисов, — подобными предметами даже весьма интересовался».

При других обстоятельствах Семен проявил бы к предложению Денисова большой интерес, но сейчас ему больше всего хотелось узнать, что написал киновиарх.

Через некоторое время вошла «мать Соломония». Высокая, расплывшаяся от полноты женщина, с выпученными глазами, она напомнила Семену Евпраксею, сестру покойного Терентия Поташова.

А в записке, которую написал Денисов, стояло: «Немедля скрой Дарью в скит на Кумбуксу, к старцу Пахомию, сама приходи в келью, говори, что будут подсказывать; явился жених Дарьи, требует отпустить».

Не давая сестре раскрыть рот, Денисов начал:

— Господин Поташов хочет, чтобы обитель отпустила в мир его невесту. Это та девица Дарья, помнишь, что попросилась в обитель прошлой осенью.

Мать Соломония закивала головой. Она попыталась что-то сказать, но Денисов продолжал:

— Но мне представляется, что означенной девицы в скиту уже нет?

Мать Соломония закивала еще утвердительнее.

— Ведь девица Дарья покинула обитель? — спросил Денисов сестру.

Та воскликнула:

— Разве господин Поташов этого не знает?

— Выходит, что не знает, — ответил Денисов, взглянув на Семена.

— Дарья покинула обитель? — спросил молодой помор. — Где же Дарья теперь?

Соломония затруднялась ответить, за нее поспешил это сделать Денисов.

— Господин Поташов, — сказал он, — интересуется девицей Дарьей, предполагая на ней жениться. Правильно ли я вас понимаю, господин Поташов?

Семен подтвердил, что Денисов понимает его правильно.

— Неужто господин Поташов собирается жениться на девице Дарье? — воскликнула Соломония.

Семен на нее удивленно посмотрел, не понимая, что плохого в его желании жениться на Дарье.

— Господин Поташов совсем не знает, какой теперь стала девица Дарья, — сказал Денисов.

Семен сразу насторожился.

— После того как господин Поташов отправился в Соловецкую обитель, — продолжал Денисов, — прошло много времени. Если бы господин Поташов узнал, какой стала теперь девица Дарья, он, вероятно, переменил бы к ней свое отношение.

— Как это нужно понимать? — спросил с тревогой Семен.

Видя, что он уже смутил молодого помора, Денисов продолжал:

— Пусть господин Поташов выслушает нас: мы с матерью Соломонией желаем ему только добра. Может быть, девица Дарья и хотела выйти замуж за господина Поташова. Но господин Поташов отправился в монастырь. А разлука в таком деле плохой помощник. Господин Поташов знает, что Кирилл Поташов добивался жениться на девице Дарье. Знает он и то, что в Волостку явился сержант Щепотьев. Господин Поташов стал в это время келейником архимандрита, а девица Дарья соблазнилась посулами сержанта. Сержант отбыл из Волостки, а девица Дарья утешилась с Кириллом Поташовым. Только простой рыбак после царского любимца не пришелся девице по душе. Во время свадьбы она сбежала. Девица считала, что сержант поджидает ее. Но где его найти! Да он и думать о ней позабыл. Вот тогда с отчаяния девица и попросилась в нашу обитель. Мы сочли, что девица Дарья раскаялась и ищет в обители душевного покоя...

Видя, что молодой помор совсем смутился, Денисов продолжал:

— Отдохнув в обители, девица Дарья снова стала стремиться в греховный мир. И темной ночью, никому не сказавшись, она убежала. Не думайте, что обитель с этим смирилась. Девицу Дарью повсюду искали, хотели вернуть ее на праведный путь. Но она как в воду канула. Обитель даже не может указать господину Поташову, где ему теперь искать девицу Дарью.

Семен поднялся. Глядя раскольничьему киновиарху в глаза, он спросил:

— Чем, господин Денисов, вы подтвердите, что все это именно так, как вы сказали?

В первое мгновение Андрей Денисов хотел оскорбиться. Но, поняв, что тогда Семен заподозрит обман, он положил левую руку на евангелие, а правой трижды перекрестился.

Семен смотрел на него широко раскрытыми глазами. «Значит, это правда», — с ужасом сказал он себе. Он не мог допустить, чтобы такой человек, как Андрей Денисов, обманывал.

После недолгого молчания Семен с трудом выговорил:

— Прошу дать мне возможность покинуть обитель...

Андрей Денисов и Соломония переглянулись: оба поняли, что добились своего. Денисов подошел к окну и распахнул его.

В келью проник многоголосый ропот — внизу собрались раскольники.

— Видите, господин Поташов, к чему привело ваше неразумное возвращение в обитель. Еще немного, и я не смог бы отвечать за вашу безопасность перед Александром Даниловичем. Но сейчас есть еще возможность вывести вас незамеченным.

Пройдя в угол, киновиарх легко отодвинул книжную полку, за которой скрывалась небольшая дверка. Вслед за ним Семен спустился по узкой лестнице. Оба прошли затем по выложенному сырыми бревнами подземному ходу и оказались за стенами обители, на берегу Выга. Здесь начинался лес и ждал уже солдат Ахмет с лошадьми.

На прощанье Денисов сказал:

— Позвольте пожелать вам, господин Поташов, благополучного пути. Прошу наведываться в обитель, когда наступят более спокойные времена. Передайте Александру Даниловичу, что его просьба об удвоении доставки руды уже выполняется.

Андрей Денисов улыбался, словно между ними только что закончилась приятная беседа. Ничего не ответив, Семен схватился рукой за луку и вскочил в седло. На какое-то мгновение ему вдруг захотелось выдернуть пистолет и разрядить его в улыбающееся лицо киновиарха. Вместо этого он хлестнул лошадь и поскакал прочь. Остановил его голос Фаддеича. Переправившись с того берега, Фаддеич осведомился, чем кончилось посещение обители. Соскочив с лошади, Семен опустился у края дороги в траву и схватился за голову. Он рассказал крестному все, что услышал от Андрея Денисова про Дарью.

— И ты, Семен, мог в Дарье усумниться? — спросил Фаддеич.

— Так Денисов перекрестился...

— Слушай, — сказал Фаддеич, — после того как ворота за тобой закрылись, прошло немного времени, и из калитки, что выходит на реку, насильно вывели Дарью, посадили ее в карбас и повезли вверх по реке.. .

— Ты правду говоришь? — воскликнул Семен.

— Креститься мне, что ли, как твой Денисов?..

Все для Семена сразу изменилось: теперь нужно было как можно скорее настичь карбас и освободить Дарью. Фаддеич и солдат Ахмет поняли это все без объяснений. И втроем они быстро направились вверх по реке.

4

Скит, куда доставили Дарью, стоял на самом берегу. Речка Кумбукса в этом месте разливалась, образуя широкий плес. В скиту жил старец Пахомий с Коротконогим. Когда Патвард скрылся за рубеж, Коротконогий бросил зимушку, — одному ему было скучно. Денисов отправил его к старцу Пахомию, подальше от обители.

После неудачного покушения на петровские фрегаты старец Пахомий стал совсем невменяемым. Теперь он обвинял уже Андрея Денисова в пособничестве «антихристовым слугам» и всячески препятствовал добыче железной руды. Выдать старца властям Денисов не мог: раскольники Пахомия уважали.

Слух о новом появлении «антихристовых слуг» быстро побежал по сузёмку. Передавали, что у «господина Поташова выпученные глаза, толстые, как у вурдалака, губы, а изо рта торчат страшные клыки»; еще говорили, что одна нога у него с лошадиным копытом, а под круглым картузом спрятаны рога. Солдат-башкир превратился в «косоглазого беса», от которого по всему сузёмку распространяется смрадный дух. Все, кто жаждал «огненного крещения», собрались в скит на Кумбуксу — в сузёмке вот-вот могла вспыхнуть «гарь».

Андрей Денисов, когда ему обо всем этом сообщили, снова встревожился. Он не мог понять, откуда господин Поташов узнал правду, и уже сожалел, что не отпустил с ним Дарью; корысть им руководила: после смерти «лучшего промышленника» Нюхотской Волостки и угона на каторгу Кирилла Дарья могла стать наследницей имущества Терентия Поташова, так как приходилась последнему сродни. Если бы Дарья постриглась в монахини, все нажитое Терентием Поташовым перешло бы Выгорецкой обители. Денисов не знал еще, что после того как был сослан Кирилл, наследством Терентия Поташова сразу же завладел Соловецкий монастырь.

Киновиарх опасался, что Семен поднимет на ноги весь сузёмок. Он был убежден, что все это подстроил ему Меньшиков. Но, когда сообщили, что Дарья благополучно доставлена в скит на Кумбуксе, а господин Поташов потерял ее след, Денисов успокоился.

5

Два дня проискал Семен с Фаддеичем и Ахметом увезенную Дарью. Пробираться берегом с лошадьми было трудно: в реку впадало много ручьев, и берег весь завалило упавшими деревьями.

К вечеру второго дня заметили плывущий по течению карбас, перевернутый вверх днищем. Карбас вытащили на берег, и Фаддеич готов был голову прозакладывать, что именно в нем увезли Дарью. Почему карбас перевернулся и, главное, где теперь находятся те, кто в нем плыли, было непонятно.

Ахмет долго разглядывал карбас, смотрел вверх и вниз по реке и, наконец, сказал:

— Штука хитрая.

Он пояснил, что девушку нужно искать не выше по течению, откуда принесло карбас, а ниже. По его мнению, доставив девушку в один из скитов, раскольники поплыли затем вверх по реке, где и бросили карбас. Ахмет добавил, что именно так попытался бы он сам обмануть преследователей. И выводом было: девушку нужно искать на одном из притоков Выга, ниже, а не выше по течению.

Семен колебался. Но Фаддеич сразу согласился с Ахметом. Он знал, где расположены скиты и что ближайший из них находился на Кумбуксе, куда в свое время спровадили старца Пахомия.

Мнение Ахмета как будто подтверждалось тем, что рыболовный забор, отделявший Кумбуксу от Выга, был разобран и поставлен заново — ветки, связывавшие колы, оказались совсем свежими. Все это могло означать, что здесь недавно проходил карбас. Конечно, это мог быть и не тот, в котором увезли Дарью.

На Кумбуксе Семен двинулся по одному берегу, Ахмет с лошадьми — по другому, а Фаддеич поднимался в карбасе, отпихиваясь шестом. Речка эта была расчищена от завалов, — очевидно, по ней часто плавали.

Вскоре Ахмет разглядел на сырой земле большие следы, вызвавшие его удивление. Он показал их спутникам, — Семен и Фаддеич сразу вспомнили Коротконогого. Но как человек этот попал на Кумбуксу?

Речка делала много извилин. Только к вечеру преследователи выбрались на широкий плес. Лес отступил, открыв прибрежные пожни.

Сгущались сумерки.

На дальнем берегу темнела большая изба скита. Над избой к небу поднимался высокий столб дыма. Огонь, выбившийся из-под крыши, отражался в застывшей воде. Скит горел.

Сперва Семен, Фаддеич и Ахмет остановились, не зная, что делать дальше. Затем бросились к скиту, чтобы оказать людям, если это было еще не поздно, помощь. В это время стены избы начали обваливаться и рухнула крыша. Высоко взметнувшиеся к небу искры посыпались в холодную воду.

6

В скиту на Кумбуксе к вечеру заложили окна и двери, а также все отверстия, через которые можно было бы выбраться наружу. Открытой оставалась только выходная дверь, но и к ней приделали тяжелый засов с крепким замком, — дверь в любое мгновение можно было запереть. Внутри все свободное пространство завалили хворостом.

Раскольники собрались в большой горнице. Они стояли в белых саванах, держа в руках зажженные свечки. Каждый громко каялся. Старец Пахомий, глаза которого от возбуждения блестели, давал отпущение грехов. Люди старались друг на друга не смотреть, и в их застывших глазах отражалось пламя свечек.

Перед тем как запереть входную дверь, старец Пахомий в последний раз выбрался наружу. Солнце уже опускалось за лесом и начало темнеть. В это время Коротконогий внес в горницу Дарью.

На Коротконогом, как и на остальных, был белый саван, так не соответствовавший всему его облику. Он положил Дарью на пол, и девушка открыла глаза, оглядела собравшихся; сразу Дарья не поняла, что здесь происходит.

В это время возвратился старец; он считал, что «антихристовы слуги» уже недалеко от скита. «Приготовимся, братья и сестры, — визгливо вскрикнул он, — наступил желанный час!»

Люди вздрогнули, отчего в их руках заколебалось пламя свечек. Коротконогий запер наглухо входную дверь, ключ он выбросил через щель наружу. Выбраться из горницы теперь уже никто не мог. Но никто из собравшихся раскольников этого и не желал.

Затеплив свечку, Коротконогий отступил к стене. В это время старец упал посреди горницы на колени. Он что-то пробормотал и сунул свечку в кучу хвороста. Остальные повторили жест старца. Послышался негромкий треск вспыхивающих сухих веток, потянуло дымом.

Изба, в которой все это происходило, отапливалась по-черному. Верхняя часть стен и потолок были покрыты густым слоем сажи. В потолке имелось небольшое отверстие для выхода дыма; сейчас этого отверстия было уже недостаточно, и дым под потолком начал сгущаться.

Коротконогий не спускал глаз с Пахомия. Считая себя большим грешником, он боялся, что окажется недостойным вечного спасения, поэтому Коротконогий ждал мгновения ухватиться за старца, вместе с которым он уже, наверное, вознесется на небо.

Так Коротконогий увидел, что тело старца вдруг начало уменьшаться. Испугавшись, что вознесение на небо может произойти без него, Коротконогий бросился вперед. Тут только он понял, что старец уползает в люк, ведший в подполье.

В это время дым, накопившийся под потолком, быстро опустился, окутав неподвижно стоявших раскольников. Теперь только по огням свечек можно было понять, что горница полна людей.

А у люка в подполье происходила борьба. Силы были неравными, но старец отбивался в смертельном отчаянии: скрыться он хотел совсем не для того, чтобы сохранить себе жизнь — старец считал, что не всех еще сумел собрать, кто «жаждет огненного крещения», — поэтому ему самому рано сжигаться.

Стараясь высвободиться из рук Коротконогого, старец рвал на лице его волосы, ногтями пытался выковырнуть ему глаза, кусал беззубым ртом.

Коротконогий легко вытащил старца из люка. Поднявшись на ноги, он кинул его туда, где в это время ярче всего разгоралось пламя, а сам, задыхаясь от дыма, захлопнул люк подполья и пополз к тому месту, где, отчаянно визжа, извивался в огне старец. Коротконогий и сейчас не хотел упустить возможности вознестись с его помощью на небо.

Одна только Дарья при всем этом сохранила здравый рассудок. Когда вспыхнул хворост, она кинулась к запертой двери, — выйти из избы было невозможно. Вдруг она увидела раскрытое подполье. Долго не раздумывая, Дарья прыгнула туда. Сразу же захлопнулась крышка, и никто не заметил ее исчезновения.

Некоторое время оглушенная, Дарья пролежала на сырой земле. Над ее головой раздавались глухие удары — это падали задыхавшиеся в дыму люди. Затем через наружную дверь подполья Дарья выползла на берег.

Отбежав в сторону леса, Дарья обернулась. Изба, увидела она, горит словно поленница дров. Дарья побежала дальше, к тому месту, где река суживалась. И тут она увидела перед собой Семена Поташова. Девушка вскрикнула, ноги подкосились, и, если бы не сильные руки, подхватившие ее, Дарья упала бы на землю.

* * *

Ни одного живого человека под обгоревшими бревнами они не нашли. Дарью, которая не приходила в себя, бережно положили в карбас. С ней поплыл Семен и Фаддеич, а солдат-башкир берегом повел лошадей. Пробираясь среди деревьев, Ахмет возмущался: