Глава двадцать седьмая

– Здорово, приятель.

– Здорово, приятель. Заходи.

– Вот шел по улице, да вдруг стукнуло: не завалиться ли к тебе, – сказал Марк.

– Садись, – сказал Пит. – Дождь все идет?

– Нет. А он был?

– А разве не было?

– Нет, последние сорок пять минут не было.

– Ты что, шел пешком сорок пять минут подряд? Вот уж не думал, что ты способен на такие подвиги.

Марк засмеялся и стал набивать трубку.

– Где ты ее взял?

– Да она у меня давно. Вот решил, что пора дать ей проветриться.

– Что за табак куришь?

– «Три монахини».

– Ну и вонь, скажу я тебе.

– Да, по сравнению с сигаретами есть разница.

– Ты меня небось выкурить решил.

– Да я в том смысле, что трубка хорошая. Я ее как раз хорошенько прочистил.

– Выпить хочешь?

– Не беспокойся.

– Трубки чистишь, ноги разминаешь. В чем это источник такой энергии?

– Помнишь ту девушку, Соню?

– Какую?

– Она была со мной на той вечеринке.

– Ах да.

– Я с ней сегодня вечером встречаюсь.

– Ну и что? Не вижу связи.

– Ну вот, я решил, что такой прибамбас, как трубка, ей понравится.

– С чего ты взял?

– Ну, – сказал Марк, – это подчеркивает старые увлечения.

– Да пошел ты со своими увлечениями.

– Понимаешь ли, нужно быть готовым угождать и выполнять всякие прихоти.

– Кому угождать, женщинам?

– Нет. Ладно, согласен. Никому угождать не нужно. Все это шутки.

– Не возражаешь, если я закурю? – сказал Пит, зажигая сигарету.

По окну забарабанили крупные капли дождя.

– Ну вот и дождались, – сказал Пит.

– Ты только посмотри.

– И не говори.

– Похоже, осень будет ранняя в этом году, – сказал Марк. – Могу поспорить.

– Думаю, ты прав. Они смотрели на дождь.

– Устал я от жары, – сказал Марк. – Такая уж у меня работа.

– Да.

Марк поковырял в мундштуке трубки.

– Ну ладно, ты-то как? – спросил он.

– Неплохо.

– Какой-то ты не такой.

Пит вздрогнул и надел пиджак.

– Неважно выглядишь, – сказал Марк.

– Ну, если честно, то в настоящий момент дела у меня идут несколько, не побоюсь этого слова, хреновато.

– А что так?

– А-а, – поморщился Пит, – все это глупости.

– Да что случилось-то?

– Ты вообще в последнее время Вирджинию видел?

– Вирджинию? Нет.

– Ну, вот и я не видел.

– Да ты что?

– Некрасиво она со мной поступила. Все кончено.

– Да что за ерунда?

– Считай, что я слил ее в канализацию, – сказал Пит. – Говорить о ней даже не хочу. Она поменяла свои приоритеты.

– Как же это получилось-то?

– Да так, – сказал Пит. – Связалась с одной компанией в Сохо, вот с этого все и началось. Короче, она ориентацию поменяла. Вот, собственно говоря, и все.

– А я-то думаю, что-то ее не видно.

– Да, сначала мы договорились, что ей надо отдохнуть. Пару недель. Но потом она не вернулась, вот и все.

– Фигово.

– Да нет, – сказал Пит. – Если она хочет так жить, пусть живет.

– Так ты согласился, когда она сказала, что хочет отдохнуть?

– Да. А почему нет? Не могу не признаться, что повод у нее был. От меня любой устанет.

– Ну, значит, ей действительно нужно было отдохнуть.

– Пойми, Марк. Она хотела отдохнуть – так пусть отдыхает. Я ничего против не имею. Наверное, со стороны это кажется странным, но, учитывая, насколько сложными были наши отношения в последнее время, мы, по-моему, и так очень долго продержались вместе. Вот я и решил не спорить, согласился – пусть отдохнет. А она что сделала? Она уже была готова забыть наши отношения и выбросить их в окно. И на что же она их променяла? Говорю тебе, можешь смело зачеркнуть ее для себя, как я это сделал. Знал бы ты, с кем и где она теперь тусуется. Я об этих людях и этих заведениях даже упоминать не хочу, а тем более описывать.

– Но она же не твоя собственность, – сказал Марк. – Как ты можешь давать ей какие-то разрешения?

– Никаких разрешений я никому не даю, старик, – сказал Пит. – Я просто даю тебе последний комментарий текущих событий.

– Ну да, по крайней мере твою точку зрения я понял.

– Конечно, пить она со мной начала. Это правда. Но в конце концов нужно уметь переворачивать страницу.

Дождь по-прежнему барабанил по оконному стеклу.

– Все, с меня хватит.

– Может, мне пойти повидаться с ней? – сказал Марк.

– Зачем?

– Посмотреть, как она там.

– Я ведь тебе уже сказал, как она там.

– Да, но, может, на самом деле все не так просто.

– Что ты имеешь в виду?

– Может, я смогу сделать что-то полезное.

– Полезное?

– По крайней мере выясню, как обстоят дела на самом деле.

Пит встал и закрыл верхнюю раму. Потом вернулся к столу и снова сел.

– Нечего тебе там делать, – сказал он, – не стоит оно того.

– Ну, не знаю.

– Да, это было для меня как пинок промеж ног. Но теперь могу сказать тебе: с меня хватит – больше мне такого счастья не нужно.

– Нет, я все-таки с ней свяжусь. Увижусь, выясню, как она там, – сказал Марк.

– В каком качестве ты с ней увидишься?

– В качестве твоего друга.

– Если хочешь с ней увидеться – дело твое. Со мной все кончено. Еще немного, и у меня в душе все окончательно успокоится. А пока что мне просто нужно отдохнуть – подышать свежим воздухом.

Они сидели в комнате.

– Дождь так и льет.

– Похоже, на всю ночь зарядил, – сказал Пит.

Глава двадцать восьмая

– Вирджиния?

– Слушаю.

– Это Марк.

– Привет.

– Я получил твою открытку.

– Хорошо.

– Я и так собирался тебе позвонить.

– Правда?

– А что ты сейчас делаешь?

– Ничего.

– А я дома.

– Я, наверное, зайду.

– Сейчас?

– Да.

– Отлично. Увидимся.

– Ну, и что все это значит? – улыбнулся Марк, когда они сели.

В комнате было тихо. Она положила ногу на ногу.

– Что – все?

– Я про Пита.

– Тогда ничего, – сказала она. – В том смысле, что все кончено.

– Вот так просто?

– Мне больше сказать нечего.

– Нечего?

– Нет.

Она открыла сумочку и вытащила пачку сигарет. Марк встал и, склонившись над ее креслом, поднес ей спичку. Она откинулась на спинку кресла. Он снова сел.

– Значит, ничего больше ты мне не скажешь?

– Дольше это продолжаться не могло. У тебя пепельница есть?

– Стряхивай в камин.

Она стряхнула пепел о край каминной решетки и убрала прядь волос за ухо.

– Так-так, – улыбнулась она. – Значит, ты, оказывается, поддерживаешь в доме полный порядок?

– Это не я. Одна женщина приходит.

– А как насчет мытья посуды?

– Это я сам.

– Сегодня уже мыл?

– Сегодня? Нет.

– Давай я.

– Не надо.

Она вытянула ноги на ковре и выдохнула струю табачного дыма.

– А раньше я уже мыла посуду у тебя на кухне.

– Я помню.

Он закашлялся и постучал кулаком себя в грудь.

– Плохо, – сказала она.

– Бывает и хуже. Слушай, ты к Питу возвращаться не собираешься?

– Нет. Ты что-нибудь принимаешь от кашля?

– Нет.

Он прочистил горло.

– Я слышал, ты тут совсем загуляла.

– Называй так, если хочешь.

– А что, это правда?

– Если тебе интересно, я загуляла с человеком по имени Такер.

– Он с запада?

– Он краснокожий индеец.

– Так ведь я тоже.

– Ну уж нет.

– А кто же я?

Она снова стряхнула пепел в камин.

– Такер, значит?

– Такер. Больше сказать пока нечего.

– Ну, о чем-то всегда можно сказать больше, – сказал Марк.

– Может, и так.

– Давай свой окурок. Того и гляди пальцы обожжешь.

Он взял окурок из ее руки, погасил его и снова сел.

– Как дела в школе?

– У нас каникулы, – сказала она.

– А, ну да, конечно.

– У тебя, как я понимаю, тоже.

– Да, ты права.

– И затянувшиеся.

– Даже слишком, – сказал он.

– Когда на работу-то устраиваться собираешься?

– Скоро придется.

– И куда?

– Куда возьмут.

Она снова открыла сумочку.

– Я еще одну выкурю.

– Нет. Кури мои.

Склонившись к ней, он поднес спичку к ее сигарете.

– Спасибо.

– Симпатичное платье, – сказал он, садясь.

– Спасибо.

– Не за что.

Марк посмотрел на нее через комнату.

– Почему ты так на меня смотришь?

– По той же причине, по какой всегда так на тебя смотрел.

– Я стесняюсь, того и гляди покраснею.

– Зачем ты мне послала открытку?

– Хотела тебя увидеть.

– Зачем?

– А ты зачем мне позвонил?

– Я сказал Питу, что позвоню тебе.

– Да?

– Просто я захотел поговорить с тобой. Мы ведь уже сколько времени с тобой не говорили.

– Мы и раньше-то друг с другом почти не говорили, – сказала Вирджиния.

Он встал и потушил свою сигарету.

– Давай свою, – сказал он, – погашу заодно. Он взял недокуренную сигарету из ее руки и погасил. Потом сел.

– Скажи мне.

– Что? – сказала Вирджиния.

– Ты смогла бы пробежать по снегу, не оставляя следов?

– Думаю, да.

– Да, знаешь, я тоже думаю, что у тебя бы получилось.

– Вот и я так думаю.

– Ты уверена?

– А ты думаешь, у меня получится?

– Пожалуй, да.

– Ты всегда это знал.

– Я всегда это знал, – сказал он. – Я увидел это в твоих глазах.

– И что, это всегда было видно?

– Всегда. И в твоем теле.

– Это было видно по моему телу?

– Да, всегда.

– По твоему тоже, – сказала она.

– Правда?

– Да.

– Твое тело, – сказал он. – Это всегда было видно во всем твоем теле.

– Всегда.

– Я никогда не видел твои ноги выше колен.

– Никогда.

– Подними юбку.

– Что?

– Подними юбку.

– Вот так?

– Да. Давай.

– Вот так?

– Оставь так.

– Вот так?

– Сними ногу с ноги.

– Вот так?

– Значит, он считает меня дураком?

Они лежали в постели.

– Он всех считает дураками.

– Но он говорил тебе, что я дурак?

– Он много чего говорил.

– Нет, я хочу точно знать.

– Зачем тебе?

– Скажи.

– Я тебе сказала.

– Ты слышала, как он это говорил?

– Судя по тому, что он мне когда-то о тебе говорил, – сказала она, – я не могу сделать вывод, что он тебя уважает.

– Он меня не уважает и считает дураком.

– Ну как ты не понимаешь, – сказала она, – он никого не уважает. Он всех ненавидит.

– И все эти годы так было?

– Давай забудем о нем.

Марк сел на край кровати и почесал в затылке.

– Я вот чего никак не пойму, если он считает меня дураком, то какого черта он со мной общается?

– Он просто использует тебя, как и всех использует, – сказала она, касаясь его спины. – Забудь ты его.

– Что же за игру такую он ведет?

– Слушай, успокойся, – сказала она. – Что за черт, чего ты к нему привязался?

– Что ты имеешь в виду?

– Мне, по крайней мере, он ничего плохого не сделал. Я выжила.

– Да, ты права, но со мной – другое дело.

– Посмотри на меня. Иди сюда, давай еще полежим.

Марк посмотрел на нее.

– Ну что ты так к нему прицепился?

– Ты не понимаешь, – сказал он.

– Лично мне теперь на него наплевать.

– Ты хочешь сказать, после всего, что между вами было, после всего этого времени вместе с ним – нить просто оборвалась и все рассыпалось?

– Эта нить перетерлась.

Она обняла его и притянула к себе.

– Знаешь, чего бы я сейчас хотела?

– Чего?

– Я бы хотела, чтобы он вошел и увидел нас, – сказала она. – Голыми. Обнимающими друг друга.

– Ты бы этого хотела? Она обняла его.

– Пойми, – прошептала она, – ты должен взять от меня все, потому что наше «мы» продлится всего неделю.

– О чем ты говоришь? – сказал Марк. – Ты и я?

– Поцелуй меня. Марк поцеловал ее и сел.

– Я тебе одно скажу, – сказал он. – Он сделал ужасную ошибку. Я не дурак.

Глава двадцать девятая

– Привет, Марк.

– Привет.

– Что делаешь?

– Да ничего.

– Зайти можно?

– Конечно.

Они спустились по лестнице.

– Ну, – сказал Пит, – и что ты с собой делаешь?

– Ты про что?

– В последнее время?

– Ничего.

– У тебя такой вид. будто ты что-то задумал или что-то скрываешь.

– Не обращай внимания. Марк сел за стол.

– Лен в больнице, – сказал Пит.

– Лен?

– Да.

– А что с ним случилось?

– С кишечником что-то не в порядке. Такая вот незадача приключилась.

– Давно он там?

– Уже несколько дней, – сказал Пит, садясь. – Вроде бы ничего особенно серьезного.

– Гм-м-м.

Марк посмотрел через окно на небо.

– У тебя барометр есть? – сказал Пит.

– Нет.

– Полезная штука.

– Для чего?

– Заранее видишь, как дела обстоять будут. Сегодня прохладнее.

– Сам знаешь, что барометра у меня отродясь не было.

– Я знал одного парня, который всегда таскал с собой эту штуку. Карманного размера. Говорит, его собственное изобретение.

Марк вынул из кармана пилку для ногтей и стал ковыряться ею в левом ухе.

– Ну – сказал Пит, – и чем же ты все это время занимался?

– Когда?

– С тех пор, как мы с тобой последний раз виделись.

– Да так, то тем, то этим.

– То тем, то этим?

– Ну, этим.

– Это-то за милю видно. Марк вытер пилку о брюки.

– Как пишется? Ты за последнее время что-нибудь написал?

– Нет.

– Сноровку потерял?

– Я бы так не сказал.

– Ну и хорошо, – сказал Пит.

Марк стал подпиливать ноготь на большом пальце.

– Хочешь, смотаемся проведаем Лена?

– Когда, прямо сейчас?

– Да, – сказал Пит. – Или ты занят?

– Нет.

– Хорошо.

– Договорились.

– Сейчас как раз время посещений.

Марк поковырялся в левом ухе и стряхнул серу с пилки.

– Что такое?

Марк убрал пилку в карман.

– Что именно? – сказал он.

– Что с тобой такое?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты как в противогазе.

– Так это не я.

Пит, улыбаясь, встал.

– Ты готов?

– Да.

Они вышли из дома. День был пасмурный. Они обошли пруд и пешком направились к больнице.

– Хороший денек, – сказал Пит. – Только чуть прохладно.

Они пошли дальше.

– Листья срываются с насиженных мест. А что, неплохая фраза. Что скажешь?

– О чем?

Они пересекли дорогу у офиса Электрической Компании и пошли дальше.

– Старина Лен попросил, чтобы мне позвонили на работу Как раз вовремя. Я вчера заявление подал.

– Да ты что?

Они прошли вдоль задней стороны кладбищенской ограды.

– Слушай, а как твой капиталец? И вообще, когда ты хоть чуть-чуть шевелиться начнешь?

– Да я как-то об этом еще и не думал.

Они прошли пустырь, оставшийся на месте разбомбленного квартала.

– Ну да, – сказал Пит.

Порывистый свежий ветер нес по земле листья и бумажные пакеты. Они миновали пожарное депо и подошли к больнице.

– Прочел в последнее время что-нибудь хорошее? – спросил Пит.

– Нет.

Они свернули в больничные ворота.

– Мистер Вайнштейн? – сказал Пит.

– Отделение номер три.

Они прошли через главный корпус, поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в нужном отделении. Посетители сидели у больничных кроватей. Многие пациенты были в наушниках. Медсестры и санитарки собрались в дальнем конце помещения, около больших кадок с комнатными цветами. Пит и Марк пошли вдоль прохода между койками.

– Может, его какой-нибудь ширмой отгородили. Как ты думаешь? – сказал Пит.

– Или торговля вразнос, или сбор голосов. Они обернулись.

– Мы тебя сразу не заметили, – сказал Пит.

– Ничего удивительного, – сказал Лен, чуть сдвинув одеяло.

Они сели с обеих сторон койки.

– Пришли, значит.

– Значит, пришли, – сказал Марк.

– Ну, и как ты тут? – сказал Пит.

– Да я здоров как бык, – сказал Лен, – серьезно. А они тут носятся со мной как с писаной торбой.

– Почему это?

– Потому что со мной никаких хлопот. Сестрички на меня не нарадуются.

Сестры стояли у кадок с цветами и болтали.

– Просто не нарадуются, – сказал Лен.

– Держи сигарету, – сказал Пит, протягивая пачку Марку.

– Меня такое отношение полностью устраивает, – сказал Лен.

– Надолго ты тут застрял? – спросил Пит.

– Через два дня выписываюсь. Привели в рабочее состояние.

Марк обернулся и посмотрел на медсестер.

– Они тут очень хорошие, – пробормотал Лен. Марк повернулся обратно. Он выпустил дым через нос.

– Какой-то ты сегодня странный, не в своей тарелке, – сказал Лен.

– Что?

– У тебя такой вид, будто тебя недокармливают.

– Серьезно?

– А у тебя здесь неплохо, – сказал Пит.

– Просто идеально.

Марк и Пит обвели взглядом длинную палату.

– Одеяла – высший класс, кормят как дома, – сказал Лен, – до отвала.

Марк посмотрел на потолок.

– Ни высоко, ни низко, – сказал Лен и зашелся в приступе кашля. – Где там плевательница?

Марк заглянул под кровать. Пит нащупал с другой стороны ночной горшок и поднял его. Лен сплюнул прямо в мочу.

– Предварительный анализ мочи отличный, – сказал Марк.

– Так и знал, что ты это скажешь.

– Когда они позвонили, я уж решил, что ты при смерти, – сказал Пит. – Даже собрался по дороге на Петтикоут-лейн купить тебе подержанное распятие.

– Я им сказал, что ты мой ближайший родственник.

Пит выпустил густую струю табачного дыма.

– Кстати, Марк, – сказал он, – а что случилось с твоей трубкой?

– Ничего с ней не случилось.

– Значит, сработало?

– Ты что, трубку куришь? – спросил Лен.

– Нет.

– Ну вот, – сказал Пит, – а я вчера тоже решился наконец.

– На что? – сказал Лен.

– Увольняюсь, заявление написал.

– А что так?

– С меня хватит.

– И что делать будешь?

– Да есть кое-какие планы.

– Давайте свое дело откроем.

– Знаешь, Лен, – сказал Марк, – а ты отлично выглядишь.

Больничное помещение просто сияло чистотой. В вымытых до блеска окнах мелькали опадающие листья. Марк бросил сигарету на пол и затушил ногой.

– Они тут меня из-за тебя засудят, – сказал Лен. За кадками с цветами продолжали щебетать медсестры.

– Как там на улице? – сказал Лен.

– Да прохладно, – сказал Пит, – по крайней мере сегодня.

– Оно и понятно.

– Солнце ненадолго выглянуло.

– Это к дождю.

– Правда?

– Ну что, Марк, – сказал Лен, – удачно сыграл на тотализаторе на этой неделе? Тройная ставка сработала?

– Не в мою пользу.

Посетители потянулись к выходу. Медсестры наговорились и стали расходиться по палате.

– Кто у вас теперь механик-водитель?

– Что? – сказал Пит.

– Я говорю, кто у вас водит танк?

– Нашел кого спросить. Мы встаем спиной к спине, да так и пробиваемся.

– Это вы-то?

Лен посмотрел на Марка.

– Ты тоже хочешь сказать, что вы прикрываете друг друга, спина к спине?

Пит затушил сигарету в соуснике, стоявшем на прикроватной тумбочке. Медсестры шли по проходу.

– Вообще-то на кроватях сидеть нельзя, – сказал Лен. – Сидеть полагается на стульях.

– Ладно, – сказал Пит, – пошли мы. Когда выпишешься, сразу загляни к нам.

– Да, – сказал Марк, – заходи, заглядывай.

– Да кто вас знает, будете вы дома или нет?

Пит и Марк вышли из больницы и пошли в сторону пруда. Солнце спряталось, и начал моросить дождь.

– В таких местах люди какие-то горизонтальные, – сказал Пит. – Чувствуешь, что ты один стоишь вертикально. Даже голова кружится.

Марк поднял воротник. Они прошли мимо пожарного депо.

– Доводилось уже тебе бывать в таких местах? – спросил Пит.

– Может, и нет. Даже не помню.

– Да уж наверное, – сказал Пит. – Ладно, чушь все это.

Он тоже поднял воротник. Они прошли через разбомбленный пустырь.

– Ладно, все в порядке, – сказал Марк, недовольно хмурясь под дождем.

Они шли по опавшим листьям.

– Какого черта ты ко мне приперся?

– Что?

– Брось. Какого черта ты ко мне приперся, говорю?

– Да о чем ты говоришь?

Они прошли вдоль задней ограды кладбища.

– Вопрос поставлен прямо.

– Я пришел повидаться с тобой, старик.

– Зачем?

– Устал от одиночества.

– Но от меня-то тебе что надо? Зачем тебе нужно приходить и общаться со мной?

– А что такого?

– Либо ты действительно не понимаешь, что делаешь, либо понимаешь слишком хорошо. В любом случае что-то здесь не так, и мне это не по душе.

– Уймись ты, Марк.

– И все-таки чует мое сердце, что ты прекрасно знаешь, что делаешь. Я так понимаю, что ты уже давно ведешь двойную игру, по крайней мере в том, что касается меня и что касается всех наших.

– Слушай, старик, не заводи меня.

Они перешли дорогу у Электрической Компании и пошли по направлению к пруду.

– Ты же используешь меня, как и всех ребят. Пользуешься в свое удовольствие, и тебе при этом плевать на нас на всех.

– Слушай, ты что-то не то говоришь, – сказал Пит, – потом сам пожалеешь. Ну да ладно. Давай, валяй. Выкладывай все, что думаешь. Узнаем горькую правду.

Дождь усилился. Они подошли к пруду, поверхность которого была покрыта рябью, на берег и на островки с плеском набегали небольшие волны.

– Tы двуличный, – сказал Марк. – В глаза мне говоришь одно, а за спиной другое, причем не просто другое, а полную противоположность тому, что было сказано при мне.

– У тебя за спиной? Да что за детский сад. Кто тебе такое напел?

Они остановились у берега пруда.

– Да ты сам мне постоянно лапшу на уши вешал, – сказал Марк. – Tы меня годами кидал и парил.

– Да, без посторонней помощи здесь наверняка не обошлось, – сказал Пит. – Не мог сам такую фигню придумать. Кто это тебя подначивает? Слушай, холодно и мокро. Пойдем выпьем.

Они перешли улицу и зашли в паб. Марк сел за столик. Пит пошел к стойке бара и вернулся с двумя кружками пива.

– Пей давай. Сдается мне, ты еще не все высказал, наверняка какая-нибудь мысль у тебя в башке осталась, – сказал он.

– Твое отношение к Вирджинии, – сказал Марк, перегнувшись через столик, – это просто преступление, которое тянулось годами.

– Tы язык-то попридержи, – сказал Пит. – Не лезь не в свое дело, а то хуже будет.

– С какой стороны ни посмотри, получается, что ты просто преступник. А еще я тебе вот что скажу, – сказал Марк, – не постесняюсь. Я вчера с ней переспал.

В помещении паба вдруг словно все замерло. Потом Пит услышал словно донесенное эхом по-звякивание стаканов на стойке. Он встал и посмотрел сверху вниз на Марка.

– Все кончено, – процедил он и вышел на улицу.

Глава тридцатая

Допив пиво, Марк вернулся домой. Он открыл дверь, в темноте спустился в гостиную и, по-прежнему не зажигая света, прошел через нее. Он остановился у кухонного окна и посмотрел в садик. Даже в темноте было видно, как под дождем шевелятся листья и трава. Дождь спрессовал обвисшие под тяжестью воды листья, и они казались совсем темными. Неба вообще не было видно. Он заметил пробирающуюся под живой изгородью кошку, которая прыгнула с лужайки к арке из сирени и проскользнула под ней. Он смотрел ей вслед. Она не вернулась, теперь ничто – ни звук, ни движение – не выдавало ее присутствия в саду. Ловушка темноты захлопнулась за ним, и он остался в безмолвной комнате. Он смотрел в окно, как сгущается ночь. Когда вечер окончательно сменился ночью, стало совсем темно, дождь казался черным, листва стала частью общей темной массы, в которой готов был раствориться и сам сад, и вскоре он обнаружил, что больше ему не на что смотреть, потому что перед ним осталось лишь его собственное смутное, едва различимое отражение в стекле, потому что через всю квартиру, через незапертую входную дверь и оставленные открытыми остальные двери проникал неяркий свет лампы, горевшей над входом в дом. Шум дождя стал сильнее, превратившись в пожирающее тишину шипение, и на этот равномерный шум и шевеление темноты откликался весь дом, стены и потолок издавали какие-то звуки, все внутреннее пространство воспринимало исходящую от дождя вибрацию, входило с ней в резонанс, и от этого окружающая, почти живая темнота становилась еще более густой и гнетущей, как будто вся комната уже растворилась во мраке и потеряла свою изначальную форму, и в этом безграничном пространстве он почувствовал себя пленником и сел лицом к лестнице в прихожую.

Позже, когда в окна бились уже последние редкие капли почти закончившегося дождя, он поднял глаза и увидел в прихожей неподвижно стоящего Пита.

– Ты здесь? – сказал Пит.

– Да.

Пит спустился по ступенькам в комнату и сел.

– Я хочу, чтобы ты меня выслушал, – сказал он. Он выпрямился.

– Это не займет много времени. Марк отвернулся к стене.

– Ты меня не удивил, – сказал Пит. – Ладно, оставим это. Я хочу кое-что сказать. А сказать мне есть что. Так вот, не то чтобы ты меня сильно удивил.

Я на самом деле не удивился. Но это уже другое дело. Пара часов – и все, как видишь, воспринимается по-другому. Приходится иметь дело с тем, что мы имеем. Время – оно такое. Я тебе вот что скажу. Так даже лучше. Ты можешь сказать мне в ответ все, что захочешь, после того как я выговорюсь. По-моему, так честно будет, правда?

Видишь ли, я просто хочу понять, разобраться. Может быть, я не со всем соглашусь, и мне придется примириться с этим – чисто по-дружески. Но откровенно говоря, зря ты так выдал все одним махом, разрушил все, что было, ради нового увлечения.

Лихо ты разрисовал меня в черном цвете. Грубовато получилось, но самое главное – неправильно. Шутки в свой адрес я, конечно, допускаю, но на этот раз ты зашел слишком далеко.

Не могу не признать, ощущение было такое, будто меня со всей силы пнули между ног. Невесело было узнать, что из-за меня кому-то по-прежнему больно. Вот и все. Познавательно в некотором роде, но не более того. Кости. Кости гораздо интереснее, чем мягкие части тела.

Нет. Мое отношение к Вирджинии складывалось вовсе не под влиянием большой любви или уважения. Никогда я не считал себя душевно щедрым и великодушным. Эгоизма во мне всегда хватало. В общем, ты сможешь дать ей все то, чего не смог дать я. Прекрасно. Почему нет? Порой она мне казалась моим величайшим достоянием, такое чувство возникало, когда у нас обнаруживалось что-то общее, но общего было очень мало, так что это чувство, честно говоря, приходило очень редко.

Я уверен, что смогу порвать с этой страницей своего прошлого и сделать это без больших усилий.

Послушай. Мне всегда нравились в тебе открытость, щедрость и дружелюбие. Я считал тебя человеком искренним. После того, что случилось, я понял истинную цену этому.