Зазвонил телефон, он нехотя снял трубку.

– Новиков, слушаю.

– Здравствуй, Новиков, – с сердитой нежностью сказала Алина, – ты думаешь меня из госпиталя забирать или хочешь без меня улетать?

– Выписывают? – встрепенулся он.

– Выписали. Сижу у доктора, слушаю рекомендации.

– Я мигом! – пообещал Новиков и, бросив летную книжку в сейф, выбежал во двор.

– Здравия желаю, Сергей Петрович, – чуть не столкнулся с ним капитан Большов.

– Где твой «мерседес»? – Новиков протянул Большову руку. – Жену из госпиталя надо забрать.

Большов улыбнулся.

– Я ее туда отвозил, значит надо и назад вывезти. Прошу! – Он сделал картинный жест в сторону стоящих неподалеку «Жигулей».

– Чувствуете, как шепчет моторчик? – спросил Большов, когда они выехали за ворота части. – Шведские свечи поставил. Вы пристегнитесь на всякий случай. ГАИ цепляется… Нет, не так. Это инерционные ремни. Тоже шведские. Прямо натягивайте – и в замок.

– Да, – нарочно восхитился Новиков, – тачка у тебя – класс!

– Так это ж не всем дано оценить, – в голосе Большова звучало огорчение, – вот вы сразу поняли, а другому рассказываешь, показываешь, а он только плечами пожимает.

– Многие просто высказать не могут, – успокоил его Новиков, – а хорошее каждый понимает.

Он говорил еще какие-то приятные слова водителю, вполне заслуженные, потому что салон его автомобиля и в самом деле свидетельствовал о влюбленном отношении к технике, а сам путано думал о предстоящем разговоре с Алиной. Он должен помочь Волкову обосноваться на новом месте, ну хотя бы месяца три-четыре еще побыть в полку. А уж потом вернется сюда. Но как все это преподнести Алине, чтобы не взволновать ее? Он точно знал: самое действенное лекарство для нее – хорошее настроение, душевное равновесие. Любое прикосновение к запретной теме отзовется болью. Вообще не говорить – тоже нельзя. Алина сразу учует, что за недомолвками скрыто нечто тревожное.

– Цветы бы купить, – попросил он Большова.

– Понятно, – сказал водитель и включил сигнал поворота. Справа была улочка, ведущая к вокзальному рынку.

Новиков вошел в фойе госпиталя с огромной охапкой садовых цветов. Алина, увидев мужа, неторопливо встала с низенькой скамеечки, так же неторопливо подошла к нему, по-деловому забрала букет и лишь тогда прислонилась к его плечу.

– По-моему, – улыбнулся Новиков, – в этом госпитале не только лечат. Ты стала просто неотразимой.

– Смеешься? – с тихой радостью упрекнула Алина. – Кожа да кости остались. А почему сын не приехал?

– У сына уже свои женщины. Музей в школе реконструируют, не до нас ему. Руководит бригадой девочек.

– Как быстро время бежит!

– Ну-ну, – похлопал ее Новиков по плечу. – Мы с тобой еще поживем.

– Когда?

– Слушай, – Новиков уходил от разговора, – давай выйдем во двор. Не люблю этих больничных запахов.

– Ну давай, – согласилась Алина. Однако уже на крыльце опять спросила: – На службе-то как?

– Да как тебе сказать…

– Как есть, так и скажи.

– Наверное, хорошо. Оставляют меня здесь.

– А полк?

– А полк летит.

– Что ж хорошего?

– Знаешь, накочевались мы с тобой, хватит. Тут даже интересней будет. В своем полку уже всех изучил. Вроде прочитанной книги. А тут все новенькие. Каждый – загадка. Ну, что ты на меня так смотришь? Не прав, что ли?

– Ну, почему же, все правильно. Полк летит на Север, а замполит остается в обжитом городке.

Она посмотрела ему в глаза ясно и добро, провела мягкой ладонью по щеке.

– Хватит хорохориться! Убедить себя пытаешься? Звони ты, Сережа, начальнику политотдела. Поедем мы с полком. Будем вместе – это главное. Остальное, как говорит один очень симпатичный ас, – дым.

До самого дома они больше не проронили ни слова. Переполненный благодарностью к самому близкому человеку на земле, Новиков нежно придерживал ее за хрупкое плечо своей широкой ладонью. А она уютно жалась к нему под мышку, то и дело бросая исподлобья ласковые взгляды. «Алина права, – думал Новиков, – не заметили, как вырос сын, не заметим, как улетят остальные годы – такая малость по сравнению с вечностью. Разве можно добровольно соглашаться на долгую разлуку? День врозь – и то глупо!»

У дома он попросил Большова подождать его минутку. А когда захлопнулась за ним дверь, взял в обе ладони ее лицо и осторожно поцеловал глаза, брови, щеки, губы. Сказал: «Я скоро» – и на Санькин манер – через три ступеньки – сбежал вниз.

Когда подъезжал к штабу, сразу увидел: вернулся Волков. Его машина стояла на отведенном еще Чижом для нее месте. Водитель читал книгу. Значит, Волков ненадолго в штаб заскочил.

– Вопрос твой, Петрович, решен, – сказал он, увидев входящего в кабинет Новикова. – Трудно мне будет без тебя. Привык, знаешь, что кто-то ежедневно портит кровь. Все время ушки на макушке…

– Ну, за это не переживай, – ответил Новиков серьезно. – Чего-чего, а крови я тебе еще попорчу.

– Что ты хочешь сказать? – Волков боялся поверить в догадку.

– Алина моя унты примеряет, Иван Дмитриевич… Рассказывай лучше новости.

Волков улыбнулся, ткнул замполита кулаком в плечо и, застеснявшись нахлынувшей нежности, резко раскрыл папку.

– Летим, Петрович… Все наши кадровые предложения командующий утвердил. Результатами работы за минувший месяц, кажется, доволен.

– Ты-то как? Насчет повышения?

– О чем ты говоришь? Лучше о деле.

Звонок телефона прервал разговор. И Новиков, поскольку стоял у самого аппарата, снял трубку.

– Сергей Петрович, Маша Волкова беспокоит, – пропела трубка. – Ваня в Ленинграде, а тут сын приезжает. Позвонил, что много вещей, старики фруктов насовали. Если появится мой, скажи, на вокзал поехала.

– Как дела у Гешки?

– В летное поступил, дали ему неделю отпуска по семейным обстоятельствам.

– Женится?

– Еще чего? Отца повидать хочет.

– Здесь он, Маша, передаю трубку.

Волков уже понял, что разговор о сыне, и подошел к телефону. Маша, видно, сразу сказала, что сын поступил в училище, потому что Волков еще больше заволновался.

– И кто его, такого разгильдяя, принял? – В голосе Волкова зазвучали ворчливые, но ласковые нотки. – Из него летчик, как из меня балерина… Да нет, сейчас заеду, вместе встретим. Ну перестань, за кого ты меня держишь, встречу как положено. Надо же, шалопут вислоухий, – в летное поступил… Буду сейчас, подожди.

– Поздравляю! – сказал Новиков, когда Волков задумчиво опустил трубку на рычаг. – Жизнь продолжается.

– Жизнь, она и в Африке жизнь, Петрович, – он хмыкнул, качнул головой. – Пакостник, сюрприз батьке подкинул. Как мне теперь на него сердиться? Как воспитывать? Прав-то он! Кругом прав! Это же полное уничтожение отцовского авторитета! Хоть проси прощения у этого сопляка! Нет, хорошо бы на всякий случай ремнем отодрать. А-а, – Волков махнул рукой, – поехал!..

Они вместе вышли из штаба. Остановились на крыльце. Здесь была тень, и уже ощущалась вечерняя прохлада. Волков рассказал, как по пути едва не наехали на лосиху с лосенком.

– Привык зверь к человеку. Вышла, понимаешь, на шоссе и шпарит по обочине, как корова. Психология другая у лесных животных. Поверили человеку. Великое это дело, Петрович, когда тебе верят. Оправдывать хочется.

– Давно понял?

– Лучше позже, чем никогда. – Волков вдруг с болью посмотрел Новикову в глаза. – Он верил в меня больше, чем я сам. Знал меня лучше, чем я сам. Что это, Петрович, дар природы?

– Это труд души, Иван Дмитриевич. Любому нашему слову, любому поступку должен предшествовать труд души. Прежде чем что-то сказать или сделать, взвесь, подумай, представь, к чему твой поступок или слово может привести. Слова ранят, оставляют рубцы, травмируют психику. А он умел бережно со словом обращаться. Умел присматриваться к нам, знал каждого.

Из подъезда учебного корпуса шумно вывалила группа молодых летчиков. Заметив командира и замполита, они цыкнули друг на друга, поправили фуражки, подтянулись. Поравнявшись со штабным крыльцом, дружно вскинули к виску напряженно вытянутые ладони.

Опустив руку, Волков позвал:

– Старший лейтенант Горелов!

– Я! – Руслан остановился, подошел.

– Где ночуешь, Горелов? – с улыбкой спросил Волков.

– Дома, товарищ подполковник. – Руслан облизнул губы.

– Давно бы так.

– Я же должен ее воспитывать.

– В свободное от службы время.

– Разрешите идти?

Волков спустился с крыльца, поправил на груди Горелова закрутившийся галстук и тихо сказал:

– Завтра с утра примешь у Ефимова звено. Понял?

– Есть принять звено! – голос у Руслана сорвался, и он несколько раз кашлянул. – А Ефимов?

Волков засмеялся:

– А Ефимов примет у Пименова эскадрилью. Есть еще вопросы, любопытная душа?

– Никак нет!

Новиков протянул Руслану руку.

– Поздравляю. Выходит, не зря ты ушел из морской авиации?.. Что растерялся? Беги, догоняй…

Руслан и вправду растерялся. Не далее как сегодня утром он написал ответ кадровикам о своем решении вернуться в морскую авиацию. Решение далось ему в сомнениях и не принесло желаемого удовлетворения. Какие-то незримые ниточки уже привязали его сердце к этому полку, и любая попытка оборвать их приводила его в напряжение, причиняла боль.

Лиза уклонялась от советов. «Как хочешь, так и поступай, – сказала она, – мне все равно». Сегодня он проснулся в пять утра и больше заснуть не мог. Шторы они на ночь не закрывали, и в комнате уже полз по стене яркий солнечный «заяц». Лиза спала безмятежным сном.

Какой глупой в эти утренние часы показалась ему отшумевшая ссора. Из-за чего они отравляли друг другу жизнь, из-за чего разжигали ненависть? Разве не проще было в первый же вечер спокойно выяснить все, посмеяться над своими глупыми подозрениями, извиниться, шутливо поползать у нее в ногах, а потом прижать к себе и сказать: «Все потому, что люблю и ни с кем не хочу делить». Или что-нибудь в этом роде. Так нет, нагородили такой огород, что только смерть Чижа их окончательно и примирила. Оба и сразу отрезвели. Словно кончилась в этот день их бестолковая юность и пришло взрослое понимание жизни. Понимание, что под этим небом нет ничего вечного.

Ему захотелось сделать что-то хорошее для Лизы, и этим хорошим могла быть какая-то приятная новость. Руслан вдруг решил, что надо соглашаться на возвращение в морскую авиацию. В любом случае это будет не хуже, чем в тундре. Не исключено, что попадут они и какой-нибудь черноморский город, будут жить под южным небом, а ребята в летние месяцы станут к ним ездить в гости. Вот радости будет при встрече!

Размечтавшись, он тихонько встал, вынул из стола чистый лист, написал письмо и вложил его в конверт. Заклеивать не стал. На кухне покрутил руками, присел несколько раз, сперва на правой, затем на левой ноге, повращал туловище, размял шею. Перемыл оставленную с вечера грязную посуду и только тогда принял душ.

В благодарность за помощь сонная Лиза поцеловала его и крепко обняла. И тогда он сказал ей, что дал согласие на возвращение в морскую авиацию.

– Тебе будет лучше там?

– Не знаю, – пожал он плечами, – надеюсь, что лучше будет тебе. А мне… Небо, оно и в Африке небо.

Он попросил ее опустить письмо в ящик и ушел на службу с тревожным ощущением чего-то непоправимо потерянного, ощущением допущенной ошибки. И вот все его ощущения материализовались в сообщении командира. При всех промахах его здесь ценят, ему доверяют. А он решил драпануть из полка. Тихонько, по-предательски. Еще не поздно было сказать о своем решении сейчас, когда Новиков поздравлял его. Честно рассказать, что мучился, что решение принял непродуманное, что если как-то можно исправить эту глупость, то он очень просит помочь ему…

Промолчал. Не хватило духу. Слабак. «Нет, Руслан, не дорос ты еще до командира звена. Рано. Прежде чем других учить, с собой надо справиться».

Домой он вернулся, как говорят, чернее тучи. Лиза встревоженно посмотрела ему в глаза:

– Случилось что-то, Русланчик?

– Знаешь, – выдавил он, – зря я послал это письмо.

Лиза улыбнулась:

– Оказывается, сегодня я была умнее тебя. Вон оно лежит.

Руслан не поверил. Рванулся в комнату, схватил незаклеенный конверт, развернул листок. Да, это было его утреннее сочинение. И первое, что он сразу решил, – сегодня же обо всем рассказать Новикову, Волкову. Ему хотелось немедленно очиститься, как хочется немедленно отмыться после грязной работы.

– Спасибо, Лизок. – Он обнял жену и по-деловому поцеловал в лоб. – Ты всегда была умнее меня. Просто сегодня еще раз подтвердила это. Как тебе пришло в голову?

– Видела, какой ты потерянный был, когда говорил мне о письме.

– Я тоже с новостями: нас назначили командиром звена!

– Вот видишь… – только и сказала она.