Холодная ярость

— Сейчас принесу, — сообщила супруга, после того как Вербин кивнул. — Я купила три бутылки «Балтики». Надеюсь, тебе хватит на один матч? — Она улыбнулась.

Когда Римма принесла пиво и поставила его на столик перед Владимиром, ее длинный халат распахнулся, и он краем глаза увидел ее голые ноги. Может, Римма специально демонстрировала себя, будто невзначай? Не стоит, право не стоит… С некоторых пор красивое ухоженное тело жены стало раздражать Владимира. Он отвернулся и уставился в экран, на котором завязалась первая схватка у ворот.

— Я сейчас уйду, — сказала Римма, выходя из комнаты. — Вот только переоденусь… У Людмилы сегодня день рождения, она собирает небольшой девичник. Ты ложись спать, не жди меня.

«Зачем она врет про девичник? — с замороженным ледяным спокойствием подумал Вербин, ерзнув в кресле и ничего не ответив. — Неужели думает, что я увязался бы за ней? И почему придумала именно про Людмилу? А-а, вот почему: у Людмилы нет домашнего телефона, нельзя позвонить и проверить. Как это все глупо и наивно».

Он невольно покосился вслед выходящей из комнаты жене, окинул взглядом ее миниатюрную фи-гУРку. Да, хороша, совсем как куколка: худенькое, стройное тело с удивительно хорошо сохранившимися девичьими формами — большинство молодых Девушек позавидовали бы.

«На вид — совсем девочка, а внутри обычная холодная хищница, — привычно произнес про себя Вербин давно уже заученную им формулировку, помогавшую ему в последнее время переживать свое одиночество в несложившейся семье. — Может быть, она потому и не хочет иметь детей, что боится за свою внешность…»

Жена вскоре нарядилась и ушла, предварительно чмокнув Вербина в щеку. Он кивнул, не отрывая глаз от телевизора. Матч продолжался, он оказался захватывающим, а на душе все равно было холодно и противно.

Вероятно, это было как раз то, что именуется «осенней депрессией», когда все не ладится, валится из рук и нарастает общее чувство неудовлетворенности.

Миром, окружающими, собой. Прошлым, настоящим и даже невинным еще, девственным будущим…

А если при этом ты заметишь новые седые волосы на висках или в челке, беспощадную вновь образовавшуюся сеточку морщинок вокруг глаз, а легкий летний загар покинет твое лицо, уступив место сероватой бледности, то тебя охватывает чувство, «что и в красоте-то своей ты не уверена», как пелось в одной давней песенке. Да вспомнится еще тягостный мотивчик этой песенки…

Именно в такой день Марина не выдержала, и ноги сами, несмотря на яростное внутреннее сопротивление, понесли ее в магазин «Рив Гош». Именно в «Рив Гош», а совсем не в «Ив Роше», что было бы слишком просто, а потому не могло бы способствовать восстановлению душевного здоровья молодой женщины.

«Я только зайду посмотреть, — упорно твердила себе Марина. — Любопытно же взглянуть. Вон что написано на витрине: „Коллекция осень — зима 2001-2002 года“. Бог знает, сколько месяцев, а может, и лет я не заглядывала в такие магазины».

Ей нужно было восстановить равновесие, и в качестве терапевтического средства она избрала визит в шикарный «Рив Гош». Правда, при виде парфюмерии сразу возникала мерзкая мысль о противной Ленке Полосиной — та могла позволить себе постоянно делать покупки в этом роскошном магазине. Ну я пусть! Все равно страшилище.

Не без волнения Марина открыла стеклянную дверь и увидела… Никто не устремился к ней, не сбился с ног, чтобы прийти на помощь. Людей в магазине не было.Средицветочно-ванильных,цветочно-древесныхипросто цветочно-чувственных ароматов две девушки-продавщицы лениво перекладывали мучительно-красивые коробки с одной полки на другую.

После уличной грязи и вечерней темноты, слабо разгоняемой редкими фонарями, здешняя кафельная чистота и ароматы навевали мысль о земном рае, некоем недоступном месте.

«Как давно я не бывала в таких магазинах», — снова с тоской и щемящим чувством неуверенности в себе подумала Марина.

Она переходила от стенда к стенду, всматриваясь в изящные узоры коробок, в очертания нарядных баночек и флаконов. «Шанель», «Черлэн», «Кристиан Диор», «Ланком», «Елена Рубинштейн»…

Это были слова из другого мира. Нет, не географически другого, а из запредельного, ирреального, несбыточного.

Наконец Марина не выдержала. Нет, не стоит обманывать себя. Конечно, она шла сюда для того, чтобы решиться и купить себе что-нибудь, а вовсе не только посмотреть. Что она, школьница, что ли? Пусть денег мало. Пусть их вечно не хватает, но ведь и жизнь одна, а уж молодость у всякой женщины не длинна, сколько ни хорохорься и ни убеждай себя в обратном.

Да, она купит. Что-нибудь маленькое, пусть не Роскошное, не самое дорогое.

Но это необходимо.

— Будьте добры, — обратилась Марина к одной из продавщиц, полненькой, если не сказать плотной, брюнетке:

— Вы не могли бы мне помочь…

Вероятно, я хочу купить пудру…

Как глупо и неестественно звучит ее голос в этом кафельном ароматном безмолвии.

Безо всякого энтузиазма брюнетка отвернулась от своих коробочек и, поджав губы, спросила:

— Какую? Рассыпчатую, компактную, двойного действия?

— Пожалуй, рассыпчатую, — неуверенно произнесла Марина, которая вдруг с растерянностью поняла, что попросту успела забыть, чем отличается рассыпчатая пудра от компактной…

— Пожалуйста. — Продавщица указала на большую блестящую, в форме золотой раковины коробочку с прилагающейся к ней пушистой кисточкой.

— Пожалуй, нет. Эта слишком большая, не уместится в сумочке, и вообще… — забормотала растерянно Марина. — Вообще-то я никогда не пользуюсь пудрой, — окончательно запутавшись, добавила она ни к селу ни к городу.

Взгляд продавщицы сделался тяжелым и приобрел какой-то свинцовый оттенок.

— Ну, — строго сказала она, — тогда зачем она вам?

С каждым новым словом, раздававшимся в звонкой тишине магазина, Марине все больше и больше хотелось уйти отсюда.

— Понимаете, дело в том, — начала она, стараясь преодолеть себя, свой костенеющий язык и нарастающее чувство раздражения. — Мое лицо… Его тон как-то перестал устраивать меня. Я хочу что-то изменить…

— То есть припудрить, — почти издевательски закончила за Марину продавщица. — Для этой цели лучше использовать тональный крем.

— Я пользовалась, — нашлась неожиданно Марина и почувствовала некоторое облегчение, — я использовала «Иза Дора», «Эсте Лаудер». — Ее голос становился все увереннее. — Однако… Одним словом, хочу пудру, да… Компактную.

— Тогда посмотрите вот эти. — Взгляд брюнетки указал на уже виденные Мариной издалека коробки.

— А какие лучше? — наивно произнесла Марина, и напрасно.

Глаза продавщицы сузились от нескрываемого презрения.

— Они все высочайшего качества, — надменно ответила она и умолкла, явно давая понять, что не желает разменивать красноречие на столь непросвещенного и, что еще хуже, бедного человека.

— Но должны же они чем-то отличаться, — все еще не сдавалась Марина, хотя ощущала, что терпение ее подходит к концу.

— Вот это, — продавщица неохотно ткнула пальцем в «Шанель», — на основе шелка. А вот это, — палец отчетливо метил в сторону «Елена Рубинштейн», — на основе рисовой муки.

— И сколько?

— Что «сколько»?

— Стоит. Я не вижу тут ни одного ценника.

Теперь уже маски были сброшены, и взаимная неприязнь могла вырываться наружу.

— Женщины, которые действительно следят за своей внешностью, — отчеканила продавщица, — Думают не о цене, а о красоте.

Сказано это было дерзким тоном, продавщица глядела куда-то в сторону поверх плеча, и Марине вдруг пришла в голову дикая мысль ударить кулаком поверх стеклянного прилавка — прямо в накрашенную дорогой косметикой мордочку.

— «Шанель» — тридцать долларов, а «Рубин-Штейн» — тридцать семь.

Мозг Марины в течение томительной минуты множил и делил, переводя доллары в зарплату старшего лейтенанта милиции. Результат выглядел не просто тоскливо.

Он был ужасающим…

— Ну, — нетерпеливо произнесла продавщица.

Странные люди встречаются иногда: они хамят покупателю, ставят его на место, а потом еще обижаются, что тот уходит ни с чем.

— Зайду-ка я в другой раз, — сказала Марина, и улыбнулась:

— Что-то вы мне сильно не понравились. Цвет лица, и вообще… Плохая реклама у вашего магазина.

Сказала и вышла, повернувшись спиной. Пусть еще скажет спасибо, что не получила в глаз. А что, вполне бы могла огрести…

И, что самое обидное, ничего невозможно объяснить. Это нельзя объяснить словами. Ну нельзя же в самом деле сказать прямым текстом: я — офицер милиции, у меня высшее образование. А ты — жалкая дура с девятью классами за спиной. Ты не представляешь из себя ничего, ничего не можешь и не умеешь. Богатые люди взяли тебя сюда, чтобы ты коробочки перебирала. Так почему же ты так возгордилась, чем? На каком основании ты считаешь себя выше, чем я? Потому что у меня нет лишних тридцати — сорока долларов? Но ведь, милочка, и у тебя их тоже нет.

И не оттого ли ты, глупышка, так старательно демонстрируешь презрение ко мне, что в первую очередь подсознательно глубоко презираешь себя? Наверное, для последнего у тебя есть основания. Не правда ли, ха-ха-ха?.. И еще раз, еще мрачнее и раскатистее: ха-ха-ха!

Нет, положительно не получилось у Марины сегодня расслабиться в приятном магазине. Не удалось побаловать себя. Что ж, надо заняться чем-нибудь другим.

…На следующий вечер в отделе была запланирована спецоперация. Это рутинная процедура, во время которой редко случались какие-либо неожиданности.

Спецоперации по выявлению притонов разврата проводятся в отделе по плану каждую неделю.

Марину еще ни разу не привлекали к таким операциям, но на этот раз Вербин настоял.

— Я понимаю, что ты весь день ходила по школам, — сказал он. — Понимаю, что устала и голова занята другим делом…

— Гораздо более серьезным, не правда ли? — попыталась вставить слово Марина.

Но Вербин упрямо покачал головой и отвел глаза в сторону, как делал всегда, когда не собирался отступать от намеченного.

— Ребята могут обидеться, — закончил он тоном, не допускавшим возражений.

— Это — общая работа, в ней должны участвовать все сотрудники.

Марина вздохнула и, бросив сумку, оттягивавшую весь день плечо, уселась за телефон — звонить домой, Артемке. Нужно было, как всегда в подобных случаях, успокоить его, объяснив, что мама придет поздно, и научить, каким образом следует разогреть себе ужин. С одной стороны, это неплохо, если мальчик с семи лет будет приучаться к самостоятельности, но с другой — ему ведь нужно и материнское общение. Причем полноценное, а не торопливые слова по телефону…

— Ты купила кэпсы? — спросил тоскливо Артем, и Марина, еще не успев ответить, уловила обиду в его голосе. Сын уже заранее знал, что мама снова забыла. Тьфу ты, вот незадача! Глупое дело эти кэпсы, и недорогое. Подумаешь — картонные кружочки с картинками…

«Просто я сама несерьезно отношусь к детскому увлечению, — подумала Марина, обругав себя в очередной раз. — Это свинство с моей стороны».

Она взглянула на часы. Нет, и сегодня она не успеет купить эти дурацкие кэпсы…

По случаю предстоящей операции в отделе, начиная с шести часов вечера, было оживленно. Сейчас самым главным лицом тут стал Виталик, на которого то и дело устремлялись взоры всех присутствующих.

Осознавая важность своей роли, Виталик гордо восседал за столом и буквально лучился значительностью предстоящего.

На столе перед ним лежала газета рекламных объявлений, развернутая на последней странице, где помещался раздел «Знакомства».

Как и во всех подобных изданиях, раздел этот состоял из двух частей. В первом помещаются вполне невинные объявления от частных лиц, желающих устроить если не свою судьбу, то хотя бы сексуальную жизнь.

«Одинокая мать с двумя детьми надеется встретить мужчину, который станет мужем ей и отцом ее детям».

«Высокая, стройная, привлекательная, сексуальная женщина 30 лет ждет встречи с состоятельным свободным мужчиной до 60 лет. Возможен брак».

Иногда к таким объявлениям бывают дополнения, порой весьма удивительные.

Например, очень часто женщины уточняют, что искомый мужчина обязательно должен иметь машину. Почему именно машину? Этакие любительницы автомобильных поездок…

Еще более уморительны настойчивые требования: «Ищу русского мужчину». А это что должно означать? Белорус не подойдет? А поволжский немец?

Мужчины публикуют в основном наивные объявления.

«Женатый мужчина ищет красивую женщину без материальных проблем для нечастых встреч на ее территории. Не спонсор». Таких объявлений в каждом номере десятки. Нет, все-таки мужчины наши — неисправимые романтики, верят в чудеса.

Точнее, верят в возможность всяческой халявы. Ведь что имеет в виду человек, подавший такое объявление? Что он будет раз в неделю приезжать в гости к красивой женщине, а она будет ждать его с шампанским. Они будут заниматься сексом, после чего мужчина наденет штаны и пойдет домой к жене и детям до следующего раза. При этом он четко оговаривает — не спонсор, то есть ни копейки не даст. Либо денег нету, либо денег жалко, хочется на дармовщинку.

Впрочем, все эти частные объявления от страдающих граждан не интересуют «полицию нравов». В разделе «Знакомства» есть и другая часть, отделенная обычно от первой жирной чертой или рядочком игривых амуров.

«Даша, Катенька и Мария с радостью скрасят ваш досуг. У нас и на выезде.

Круглосуточно. Телефон…»

«Шалунья. Телефон…»

«Две очаровательные подружки ждут состоятельных гостей. Телефон…»

Эти объявления заслуживают внимания государственных органов. Это — работа для «полиции нравов».

Это уже не «сексуальная блондинка, мать двоих Детей, разведена», нестерпимо желающая выйти замуж и потому готовая броситься в постель с первым встречным. Нет, там все забавы, а здесь, с этими вот Катеньками, Дашами и Шалуньями, работающими круглосуточно и на выезде, дело обстоит по-другому. Тут бизнес поставлен на поток, на рельсы. Здесь уже пахнет настоящими деньгами, промыслом.

Взгляд Виталика уперся в обведенное красным фломастером объявление: «Милые девушки скрасят ваш досуг».

— Ну, настроился? — нетерпеливо спросил у Виталика Лукоморов. — Давай, не тяни. Звони — и дело с концом. Быстрее поедем, быстрее разберемся — и по домам.

— А куда это ты так спешишь? — усмехнулся Вербин, сидевший неподалеку верхом на расшатанном стуле. — Журнальчик с негритянками торопишься посмотреть, да?

Все захохотали, но Лукоморов не обиделся. Он не имел чувства юмора, зато и не имел привычки обижаться на шутки — просто не обращал внимания.

— Овощи надо резать, — серьезно сообщил он, окинув присутствующих строгим взглядом из-под густых кустистых бровей. — Домашние заготовки — понимать надо.

Вчера мы с моей накупили капусты десять килограммов. У нас прямо с грузовика продают на углу, недалеко от дома. И дешево. Вот и купили, а сегодня уже резать нужно и в банки, чтоб не залеживалось.

— Ну правда, без балды, — вклинился в разговор один из двух незнакомых Марине мужчин, сидевших в углу комнаты на кожаном диванчике и молча до этого читавших газеты. — Время дорого, в натуре! Звони уже скорее! Что, не знаешь, как это делается? Всем же домой охота побыстрее.

— Это я не знаю? — даже оскорбился в ответ Виталик. — Я-то уж все отлично знаю. Просто для этого нужно вдохновение, понимаете…

— Артистизм, чтоб не сразу рассекли, — поддержал Виталика Вербин.

— Во-во, — тут же оживился Лукоморов, назидательно глядя на Марину. — Ты вот в первый раз сегодня, не знаешь… А эти проститучьи диспетчеры наши голоса на раз рассекают. Как услышат ментовский голос, сразу трубку бросают. Потому Виталик всегда и звонит — он у нас на это дело настоящий артист.

Виталик снял трубку и набрал указанный в газете телефонный номер. Голос его сразу изменился, сделался вальяжно-развязным, каким и должен говорить потенциальный богатый клиент.

— Добрый вечер, — намеренно шепелявя, начал Виталик. — Девушка, мы вот тут с товарищем сидим после работы. Сами понимаете, развлечься охота после трудного дня… Понимаете? Как это — не понимаете? А мы вот тут в газетке объяву вашу прочитали. Ну, про милых девушек… Это не вы будете?

Пара минут ушла на бессвязные разговоры: диспетчер отвечала уклончиво, пытаясь, как всегда в таких случаях, определить, что за человек звонит — обычный клиент или сотрудник «полиции нравов». Но разве поймешь такое по телефону, тем более что Виталик и вправду был неподражаем в своей роли? — Сколько? — переспросил он в ответ на очередной вопрос. — Двоих нам нужно.

Только чтоб красивые были, чтоб как фотомодели, бля… Есть у вас такие? А то мы в другое место позвоним, тут в газетке много телефонов. Ах, у вас самые лучшие, да? Все так говорят, а за базар потом будете отвечать? Да нет, я не угрожаю, это я так просто — для интересного разговору. Ну так что — будут у вас девушки или нет? А то время уже позднее…

Наконец диспетчерша решилась и принялась что-то объяснять. Виталик под ее диктовку записы-Вал, поглядывая на часы. Несколько раз уточнил, Переспрашивая деловито:

— У ворот, говорите? Ага, под номером дома… Ну, так… Успеете? Ладно…

А сколько это у вас стоит? Сколько бабок с собой брать-то?

Потом повесил трубку и победно взглянул на коллег.

— Готово, — сообщил он облегченно. — Попались, красавицы, на крючок. В семь часов на улице Коммуны возле дома одиннадцать. Под номером. Стоить будет за двоих двести баксов.

— Времени мало, — сказал Вербин, поднимаясь со стула. — Полчаса осталось.

До Коммуны далеко ехать. Это же на том берегу, а на мосту всегда пробки.

— Сейчас нет пробок, вечер уже, — вставил успокоительно Лукоморов, тоже вставая. — Успеем.

— Пошли за деньгами, — кивнул Вербин одному из двух незнакомых мужчин, сидевших на диванчике, и только сейчас Марина поняла, кто это такие. Подсадные — есть такое слово. Вот эти двое будут изображать из себя клиентов. Сейчас они получат из рук Вербина деньги под расписку, которые потом отдадут проституткам.

Деньги меченые, потом будут по акту изъяты.

Впрочем, операция шла по накатанной, отработанной схеме, и Марине предстояло увидеть все собственными глазами.

Незнакомцы прошли в кабинет Вербина и чере; минуту вернулись, пряча полученные деньги в карманы. Оба они были невысокого роста, плотные, с бычьими шеями и круглыми коротко остриженными головами — совсем как братья-близнецы.

Эти двое были похожи друг на друга во всем: одинаково одеты в джинсы и черные кожаные куртки, одинаково глядят вперед и прямо перед собой маленькими глубоко посаженными, как у медведей, глазками. Вполне типичные посетители притона…

Марина мельком глянула на незнакомцев и невольно отвела взгляд: в ее душе всколыхнулись неприятные воспоминания. Внезапно возникло чувство раздражения и обиды на Вербина: мог бы проявить деликатность и не привлекать ее к операции.

Если уж Он такой хороший и оба они так успешно делают вид, что забыли о своей первой давней встрече…

Тут же она одернула себя: Вербин не мог поступить иначе — ведь операция плановая, и все сотрудники отдела должны работать. Тут не место для деликатности, а если ты, детка, такая нежная, то можешь собрать свои вещички и топать обратно в Инспекцию по делам несовершеннолетних.

Выехали на двух машинах: в первой покатили двое будущих клиентов и с ними Марина, а в другой — все остальные: Вербин, Виталик, лысый Иннокентий и мрачный торопящийся домой Лукоморов.

— А что мне делать? — спросила Марина у Вербина, когда уже рассаживались по машинам. — Я же ничего не знаю. Хоть бы сказали заранее план.

— Вот они тут главные сейчас, — усмехнулся майор, захлопывая дверцу и кивнув на спутников Марины. — По дороге расскажут, что делать. Они не в первый раз.

Несколько минут ехали молча. Мужчины не представились и ни о чем не спрашивали свою спутницу. Когда машина выехала на опустевший по вечернему времени мост через Унчу, ожидаемый инструктаж начался.

— Ты новенькая, что ли? — обернулся к Марине один из братьев-близнецов, отрывая глаза от дороги. — Тогда слушай диспозицию. Мы тебя высадим метров за двести, дальше пешком пойдешь. А мы проедем вперед и будем ждать девочек у дома одиннадцать. Ну, ты слышала сама… Будь рядышком, мы с тобой незнакомы. Когда девочки появятся и мы пойдем к ним на хазу, твое дело засечь номер квартиры.

Поняла? Чтоб все незаметно было.

— Без шума и пыли, — хмыкнул второй «братец».

— Держись незаметно, — повторил первый и критически осмотрел внешность Марины.

— Одета ты больно строго, — заметил он. — Костюмчик и все такое. В глаза бросается… Ты что-нибудь придумай. Чтоб из толпы не выделяться и внимание не привлекать. За местом могут заранее на-блюдать и засекут, если ты шустрить начнешь. Понятно?

Марина машинально кивнула, хотя поняла она мало, только самое основное. Но спрашивать не хотелось — эти двое вообще ей с первого взгляда не понравились.

«Ладно, — успокоила она себя. — Разберусь. Не такое это хитрое дело — ловить проституток. Конечно, главное — не оплошать, не подвести всех остальных».

Она смотрела в окно, на разлившиеся под высоким мостом ледяные воды реки, в мутную свинцовую глубину. Потом перевела взгляд на город noj обеим сторонам Унчи: начинало смеркаться, и Щ домах, расположенных на набережных, зажигались огни.

Вот миновали мост, и машина пошла неровно — колеса заплясали на раздолбанных трамвайных колеях.

Улица Коммуны находилась в довольно злачном и неприятном месте. Когда-то здесь был просто паршивый городской район, застроенный домами сороковых — пятидесятых годов. С тех пор тут не было ни одного капитального ремонта, стены зданий облупились, осыпалась штукатурка. Дворы превратились в свалки ржавых остовов брошенных автомобилей, а переполненные мусорные баки стояли бесстыдно напоказ. Скоро наступит темнота, и вокруг этих баков начнут суетиться бомжи, да и просто обнищавшие бывшие советские люди, рыщущие в поисках чего-нибудь на продажу…

Мужчины словно забыли о Марине и больше не разговаривали с ней.

— Ты гондоны захватил? — поинтересовался первый, старательно пытаясь выруливать между наполненных дождевой водой ям на проезжей части. 4. — Нет, — ответил его товарищ и лениво зевнул:

— А зачем? Девки сами притащат. Все равно за все платить.

— Я люблю с усиками, — заметил первый. — Знаешь, такие, как те девки в прошлый раз принесли. Помнишь, как я надел да той блондиночке засадил? Помнишь, как она верещала, бля?

— Это которая блондиночка? — уточнил другой. — Которую ты в зад трахнул?

— Да нет, — досадливо поморщился первый. — То в позапрошлый раз было. А я тебе про последнюю — ну, ту, что в розовых колготочках была. Помнишь? Ты тогда толстую драл… Его собеседник снова зевнул.

— Да не помню я их, — скучающим голосом ответил он. — По мне, так все они, шкуры, на одно лицо.

Тут водитель все-таки не сумел объехать колдобину, и одно колесо попало в яму, откуда на тротуар, распугивая шарахнувшихся прохожих, брызнули струи грязной воды. «Братец» выругался, и разговор прервался.

— Вот здесь вылезай, — сказали Марине, когда До дома номер одиннадцать осталось двести метров. — Все поняла? Мы там стоять будем, во-от он — дом одиннадцать. Только не опоздай.

Марина вышла из машины и медленно побрела к указанному месту. До назначенного времени встречи оставалось еще шесть минут, и следовало позаботиться о «камуфляже». Парни правы — ей нужно что-то сделать со своей внешностью, чтобы не выглядеть на этой улице белой вороной.

Вокруг было довольно много народу, но все они выглядели совсем не так, как Марина. Улица Коммуны оказалась запружена машинами, часть из которых была припаркована под углом к тротуару, а другая часть с трудом, сигналя и скрежеща, пыталась протиснуться в обе стороны. Люди тут были одеты совсем просто: мужчины и женщины в старых брюках, потрепанных юбках, в купленном на рынке китайском и турецком трикотаже — приметы бедного рабочего района.

Марина расстегнула жакет, стащила с шеи затейливо повязанный платочек.

Потом достала косметичку и, пристально поглядев на себя, слегка растрепала прическу. Ну вот, теперь уже лучше — вид сделался неряшливым.

В ларьке с давно не мытыми стеклами она купила бутылку вредного для здоровья дешевого пива «Степан Разин». Попросила продавщицу открыть…

Отхлебнула глоток и так, с початой бутылкой пива в руке, двинулась вперед.

«Что ж, — решила Марина про себя, внутренне усмехнувшись. — Кажется, маскировка удалась. Я выгляжу так, как все вокруг, — обычная тетка неопределенного возраста. Только нужно еще „сделать лицо“ для полного правдоподобия: оно должно быть агрессивным и в меру тупым. А глаза — плутоватыми и затравленными».

Молодая жительница Унчанска в расстегнутом жакете и с бутылкой плохого пива в руках медленно прошла по темной улице, остановилась напротив дома номер одиннадцать. Там закурила и, прихлебывая пиво, принялась разглядывать витрину в магазине женского белья.

Двое мужчин мрачного вида топтались под номером дома и озирались по сторонам, явно кого-то поджидая.

Как Марина ни старалась, она не смогла увидеть ни Вербина, ни двух других своих коллег, хотя понимала — они где-то рядом.

Ждать пришлось минут десять, обещанные девочки запаздывали. А может быть, просто со стороны приглядывались к клиентам, пытаясь на глазок определить, что за люди…

Встав вполоборота, Марина заметила, как к мужчинам, откуда ни возьмись, стремительно подошли девушки. Правда, не две, а три. Сказав друг другу по несколько слов, все пятеро двинулись в глубину длинной и темной подворотни.

Чуть переместившись, Марина увидела, что теперь переговоры продолжались уже в полумгле подворотни.

«Почему так долго? — нервничая, размышляла она. — О чем можно так долго разговаривать? Или девочки что-то заподозрили?»

Наконец произошло некое движение: мужчины с двумя девушками пошли дальше во двор дома, а третья девица развернулась на сто восемьдесят градусов и почти побежала обратно на улицу, прямо на застывшую в ожидании Марину.

Выскочив на тротуар, девушка, оказавшаяся стройной крашеной блондинкой с густым слоем косметики на стервозном лице, пронеслась мимо Марины и вскоре скрылась за углом. А сама Марина, напротив, стремительно ринулась во двор — ей предстояло каким-то незаметным образом проследить, до какой квартиры пойдут подсадные с проститутками.

Она вбежала во двор и огляделась. Двор как двор: гРязные стены домов, образующих квартал, заброшенная детская площадка посередине, с разломанной песочницей и грудой окурков возле единствен-ной покосившейся лавочки.

Здесь никого уже не было.

«Где же они?» — с отчаянием подумала Марина, топчась посреди двора.

Судя по табличкам на парадных, квартир тут сорок шесть. Ничего себе: где же теперь искать ушедших?

Постепенно отчаяние уступило место раздражению и даже гневу. Почему никто не удосужился с самого начала объяснить Марине план действий? Почему она вынуждена сейчас тыкаться носом в темные парадные, не зная, что следует в этой ситуации предпринять?

Да и вообще: где все остальные? Двое неприятных подсадных мужиков ушли куда-то в темноту двора с проститутками, а Марина осталась тут одна и совершенно не понимает, что от нее требуется.

Да, она упустила их, не засекла квартиры. Это плохо, за это Вербин будет ругать, а все остальные будут смотреть на старшего лейтенанта Карсавину с жалостью. И будут снисходительно утешать: мол, ничего, со временем наберешься опыта… Как неприятно находиться в таком положении!

Покрутившись несколько минут во дворе, Марина вышла обратно на улицу. Тут же на нее буквально налетел Вербин. В руке у него была громоздкая милицейская рация, а сам он сиял, как начищенный таз.

— Ну, как дела? — поинтересовался он, широко улыбаясь.

— Я упустила их, — сказала Марина сдавленно. — Там четыре парадных, и, когда я забежала во двор, уже никого не было. Но не могла же я приклеиться к ним и дышать в затылок!

Она чуть не плакала, и, хотя сдерживалась, ее губы явственно дрожали.

— Ерунда, — спокойно ответил Вербин, даже не обратив внимания на слова Марины. — Все идет по плану. Квартиру мы сейчас узнаем — это не проблема.

— Но я не успела ее заметить, — настаивала Ма-ряна, решив, что начальник попросту не расслышал или не понял ее слов. — Они пошли слишком быстро, и я не успела проследить за ними.

Вербин наконец вник в ее слова и оценил степень ее подавленности и недовольства собой. Он усмехнулся и, коснувшись плеча Марины, успокоил ее:

— Конечно, не успела. Не волнуйся, ты и не могла успеть. Было бы странно…

Откуда-то сбоку подошел Виталик. В эту минуту он был растрепан и особенно походил на телевичка. Лицо раскраснелось, и глаза горели, как у гончей собаки, почти настигшей искомого зайца.

— Квартира двенадцать, — сообщил он. — Второе парадное, третий этаж. На двери кодовый замок. Номер четыре три шесть.

— Хорошо, — кивнул Вербин. — Теперь иди обратно, жди команды.

Он отослал Виталика и, обернувшись к Марине, улыбнулся.

— Мы можем пойти выпить по чашечке кофе, — сказал он. — Время позднее, а нам еще нужно подождать минут сорок. Пошли, вон там на углу есть какое-то заведение.

Ничего не понимающая в происходящем Марина двинулась следом за майором, который шел к кафе пружинящей походкой человека, которому в последнее время все отлично удается.

Заведение оказалось довольно паршивой забегаловкой с липкими от пролитого портвейна деревянными столиками и шумными посетителями. Но это было к лучшему: здесь Марина могла надеяться, не привлекая внимания, задать свои вопросы.

Выяснилось, что ее собственная роль в операции была с самого начала ничтожной. Никто и не рассчитывал на то, что ей удастся проследить за идущими до самой квартиры. Главным было поймать ту самую третью девушку, которая столь стремительно метнулась на улицу и скрылась из глаз. Она уносила с собой полученные деньги.

Завернув за угол, она попыталась сесть в поджидавшую ее машину. Девушке на сей раз не повезло: стоило ей подойти к стоявшему у тротуара «Москвичу» и распахнуть дверцу, как шедшие сзади Лукоморов и Виталик схватили ее за руки и уже вместе с ней втиснулись на заднее сиденье автомобиля.