Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II

Все ведущие члены ВВНР стремились использовать эту организацию для своих политических целей, а не для торжества всемирного масонства. Не был исключением и А.Ф. Керенский. Большевик В.Д. Бонч-Бруевич писал, что А.Ф. Керенский был «вспоен и вскормлен масонами, ещё когда он был членом Государственной думы, и был специально воспитываем ими»²⁸².

16 декабря 1916 г. А.Ф. Керенский занял должность Генерального секретаря ВВНР, по некоторым сведениям, просто секретаря. Интересно, что в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. в Петрограде был злодейски убит Г.Е. Распутин.

Руководство Верховного совета, А.И. Коновалов, А.Ф. Керенский, Н.В. Некрасов, было осведомлено о плане убийства Г.Е. Распутина²⁸³. Руководству ВВНР, включая Керенского и Коновалова, заранее было известно о предстоящем убийстве Г.Е. Распутина²⁸⁴.

Неправильно было бы считать, что принадлежность к масонству делала из Керенского политика, подчиненного французскому Великому Востоку, чьей дочерней ложей официально считался ВВНР. Керенский работал не столько на Великий Восток Франции, сколько на Бродвейскую группу. Собственно, на неё же в начале ХХ века во многом уже работал и сам Великий Восток Франции. Ещё в 1910 г. заведующий заграничной агентурой Л.А. Ратаев сообщал, что пропаганда масонства в России исходит не только из Франции и что французское масонство прямо зависит от американо-еврейского капитала²⁸⁵.

Одним из главных финансистов Керенского был ведущий деятель банкирского Бродвейского сообщества Ч. Крейн. По словам бывшего американского посла в Германии У. Додда, Крейн «много сделал, чтобы вызвать революцию Керенского»²⁸⁶.

Бродвейской группе не нужна была любая монархия в России, ни самодержавная, ни думская, ни конституционная. В этом она отличалась от английского «Круглого Стола», который рассматривал возможный вариант с возведением на престол Цесаревича Алексея Николаевича, что отвечало и цели А.И. Гучкова при разработке им своего плана государственного переворота. Причины, по которым Гучков ориентировался на вариант с конституционной монархией, а Керенский – на республику, вполне понятны. Гучков мог оказаться у власти только как «легитимный» глава регентского совета, назначенный на эту должность новым государем. В случае республики он становился бы всего лишь одним из министров нового правительства. Для Керенского всё обстояло наоборот: неоднократно заявляя о себе как о враге монархического образа правления, будучи выскочкой в глазах даже таких людей, как Гучков, Керенский в случае установления конституционной монархии не мог претендовать на какой-либо значимый пост, республика же давала ему всю полноту власти.

Разгром властями Рабочей группы сильно усилил позиции Керенского. 29 января по поводу ареста Рабочей группы собралось совещание «общественных деятелей», на котором присутствовали Гучков, Коновалов, Переверзев, Керенский, Чхеидзе, Караулов, Милюков, Бубликов и другие. В результате совещания было решено «избрать из своей среды особо законспирированный и замкнутый кружок, который мог бы играть роль руководящего центра для всей общественности», а также провести 14 февраля 1917 г. «мирную демонстрацию»²⁸⁷.

Эта «мирная демонстрация» должна была быть приурочена к открытию занятий Государственной думы. О том, какая это должна была быть «мирная» демонстрация, свидетельствуют донесения Охранного отделения, которые прямо определяли демонстрацию как восстание²⁸⁸. Охранное отделение докладывало, что «на 14 февраля нужно ожидать чего тяжёлого и серьёзного. Сигнал уже дан» ²⁸⁹.

В декабре – январе 1917 г. на квартирах А.И. Коновалова и П.П. Рябушинского проходили совещания, на которых обсуждались возможные действия оппозиции в случае роспуска Думы. Было решено в случае роспуска Думы объявить его «недействительным, и заседание Гос. думы продолжится в Москве, в частном помещении одного из крупных московских коммерсантов»²⁹⁰. Дума должна была собраться на одной из дач А.И. Коновалова и «обратится к стране с воззванием, в котором укажется, что Правительство умышленно ведёт Россию к поражению, дабы заключить союз с Германией»²⁹¹.

А.И. Гучков должен был организовать распространение этого воззвания в действующей армии²⁹².

В феврале 1917 г. в секретных сообщениях Петроградского охранного отделения говорилось, что «прогрессисты» убеждены, что «в настоящих условиях беречь как угодно Государственную Думу значит компрометировать её и что с кабинетом князя Голицына не может быть ни принципиальных, ни деловых сношений»²⁹³.

Однако Керенского такое развитие событий не устраивало, так как «думская забастовка» не означала полного уничтожения монархии, к чему стремился Керенский. Поэтому, на словах поддерживая идею о выступлении 14 февраля, Керенский делал всё, чтобы минимизировать его последствия.

Как мы знаем, попытки оппозиции провести «мирную демонстрацию» 14 февраля потерпели неудачу: малочисленные отряды рабочих были быстро рассеяны полицией. Керенский и Некрасов позже уверяли, что выступление сорвали «отмобилизованные большевики», которые были против выступления рабочих. Действительно, 14 февраля большевики призвали петроградских рабочих на демонстрацию в знак протеста против Государственной думы²⁹⁴. То есть большевики объективно играли против Милюкова и «Прогрессивного блока». При этом не стоит забывать, что большевистские организации Петрограда во многом находились под руководством того же А.Ф. Керенского²⁹⁵.

Об объединении социал-демократов и эсеров зимой 1917 г. свидетельствовали и сообщения Охранного отделения²⁹⁶.

Вполне вероятно, что срыв большевиками рабочей демонстрации 14 февраля в поддержку Думы был организован с подачи Керенского. Кроме того, провал демонстрации успокоил власти, которые в очередной раз решили, что оппозиция и революционеры после разгрома Рабочей группы не способны на мощное выступление.

Но на следующий день после неудачной демонстрации А.Ф. Керенский начал претворять в жизнь свой сценарий переворота. Он начал агрессивную кампанию в Государственной думе с призывами к свержению монархии. Кампания велась при самой активной поддержке Коновалова и Чхеидзе. 15 февраля Керенский с трибуны Государственной думы дал сигнал готовности всем революционным силам, заявив, что «настал 12-й час, сегодня или никогда!»²⁹⁷.

«Это было началом революционной славы Керенского», – писал генерал А.И. Спиридович²⁹⁸.

Таким образом, к моменту начала беспорядков в Петрограде главным действующим лицом «революции» становится не «Прогрессивный блок», а Керенский. Так как выступления рабочих и жителей Петрограда начались не под лозунгами защиты Государственной думы и не под революционными лозунгами, то и главным защитником «голодных» стала не Дума, а революционное подполье, ориентированное на А.Ф. Керенского.

Лозунг «хлеба!» был сильным ходом заговорщиков. Если бы толпы вышли с революционными лозунгами, они были бы немедленно рассеяны войсками. Когда же на улицы вышли «голодные» женщины и дети, просившие хлеба, то войскам было гораздо труднее их разгонять. В исторической литературе уже много раз говорилось об искусственно созданной нехватке хлеба в столице империи. Хлеба в столице было в изобилии. Достаточно сказать, что в самый разгар февральских событий в Петрограде социал-демократы организовывают подачу муки для солдат гарнизона, чтобы не допустить их участия в подавлении мятежа. Социал-демократ Б.В. Авилов вспоминал, что в февральские дни в его распоряжении было «несколько тысяч пудов печеного хлеба и несколько десятков вагонов муки»²⁹⁹.

В ордерах за февраль/март 1917 г., по которым мятежники добывали хлеб на складах и в булочных, требовалось «отпустить для нужд Государственной думы 40 пудов хлеба, 100 пудов хлеба»³⁰⁰.

Сотрудничество большевиков и Керенского заметно и по организации забастовки на Путиловском заводе, которая стала катализатором событий в Петрограде. Керенский в своих воспоминаниях пишет, что 22 февраля 1917 г. к нему явилась на приём группа рабочих Путиловского завода, которая предупредила, что на заводе начинается политическое движение, которое может иметь далеко идущие последствия³⁰¹.

Формально организаторами политической забастовки на Путиловском заводе были большевики. 22 февраля Выборгский районный комитет большевиков поддержал путиловцев и решил остановить 23 февраля работу на предприятиях двух районов города, Нарвского и Выборгского, провести митинги солидарности с путиловцами³⁰²_. Историк С.В. Холяев считает, что именно большевики были «по меньшей мере инициаторами вывода рабочих на улицы»³⁰³.

Однако в феврале 1917 г. Путиловский завод находился в ведении начальника Главного артиллерийского управления генерала А.А. Маниковского, без которого не проходило ни одно крупное событие на Путиловском заводе. Если учесть, что А.А. Маниковский после Октябрьского переворота вступил в РККА, то связь его с большевиками в феврале 1917 г. можно считать почти доказанной. Одновременно Маниковский находился в самых тесных связях с А.И. Гучковым и А.Ф. Керенским. Всё, вместе взятое, свидетельствует о совместных действиях Керенского и большевиков по организации беспорядков, осуществленных ими через посредника – генерала А.А. Маниковского.

Таким образом, у Гучкова и Керенского, несмотря на внешние различия, был общий план государственного переворота. Этот план предусматривал свержение с престола Императора Николая II.

Глава 4

Заговор генералов

Участие генералов и старших офицеров Ставки Верховного главнокомандующего, а также командующих фронтами и их штабных работников в государственном перевороте февраля 1917 г. представляет собой одну из главных причин его успешного осуществления. Однако было бы неправильным считать, что генералитет представлял собой некую самостоятельную однородную силу. Оппозиционные генералы, с одной стороны, были составной частью объединённого заговора думской и революционной оппозиции, а с другой – зачастую соперничали друг с другом, имея порой разные центры политического притяжения.

В отечественной историографии версия о «заговоре генералов» получила неоднозначную, иногда прямо противоположную оценку. Большая часть эмигрантских исследователей, иногда осторожно – С.С. Ольденбург, иногда категорично – В.С. Кобылин, И.П. Якобий, И.Л. Солоневич, высказывалась в пользу существования такого заговора. И.Л. Солоневич прямо указывал, что военные сыграли «первую скрипку» в низложении Императора Николая II³⁰⁴.

В современной российской историографии этого же мнения в той или иной степени придерживаются такие учёные, как д. ист. н. А.Н. Боханов, д. ист. н. С.В. Куликов, д. ист. н. О.Р. Айрапетов, д. ист. н. В.С. Брачев, д. ист. н. А.Б. Николаев.

Исследователь белого движения д. ист. н. В.Ж. Цветков в целом отрицает существование «заговора генералов» и участие в нём начальника штаба М.В. Алексеева, хотя и не отрицает сговора отдельных генералов с организаторами переворота. Категорически отрицают существование военного заговора д. ист. н. А.В. Смолин, а также публицисты А.С. Кручинин и В.Е. Шамбаров.

На наш взгляд, главная причина отрицания военного заговора со стороны некоторых исследователей объясняется сложившейся в последнее время у части нашего исторического сообщества героизации белого движения. Большинство генералов Ставки, которые оказали неоценимую услугу Февральской революции, впоследствии стали командующими белыми армиями.

Другие исследователи, признавая участие высшего военного комсостава императорской армии или части его в заговоре против царя, объясняют это участие конкретной политической ситуацией зимы – весны 1917 г., в которой генералы были «обмануты» заговорщиками. Согласно этой версии, сотрудничество Ставки и заговорщиков началось только в условиях февральского политического кризиса. Подобного мнения придерживался, например, эмигрантский историк Г.М. Катков.

Совокупность источников позволяет нам сделать определённый вывод, что тесное сотрудничество части высшего военного руководства Российской империи и оппозиционных Императору Николаю II общественных и политических сил началось гораздо раньше февраля 1917 г.

Нет сомнений, что если бы генералы Ставки остались хотя бы нейтральными в противостоянии царя и его противников, то исход событий в феврале 1917 года мог бы быть иным. На деле же мы видим не только сочувствие к заговорщикам со стороны представителей верховного командования, но и самое активное им содействие.

Как верно писал И.Л. Солоневич: «В этом предательстве первая скрипка, конечно, принадлежит военным. Этой измене и этому предательству нет никакого оправдания. И даже нет никаких смягчающих вину обстоятельств: предательство в самом обнажённом его виде»³⁰⁵.

Успех заговора зависел от того, на чьей стороне окажется армия, и прежде всего Ставка Верховного главнокомандования. А.Я. Аврех отмечал, что Ставка была «вторым правительством не только на театре военных действий, но и в столице»³⁰⁶.

Именно поэтому Гучков, задолго до переворота, стремился установить с армейскими кругами тесную связь.

А.И. Гучков понял всю необходимость установления контроля над армейской верхушкой задолго до 1917 года. Будучи человеком лично смелым, добровольно принявшим участие в двух войнах (англо-бурской и русско-японской), Гучков не понаслышке знал, что может совершить даже небольшое военное соединение, спаянное железной дисциплиной. С.Ю. Витте утверждал, что в 1905 г. ему передавали слова А.И. Гучкова о том, что «в 1905 г. революция не удалась потому, что войско было за Государя… теперь в случае наступления новой революции необходимо, чтобы войско было на нашей стороне»³⁰⁷.

Являясь в 1907–1910 гг. председателем думской комиссии по государственной обороне, Гучков смог войти в тесный контакт со многими генералами и офицерами, некоторые из которых занимали высокие должности в военном руководстве. В конце 1916 г. охранное отделение составило приблизительный список военных, с которыми Гучков поддерживал политические контакты. Среди них были три бывших военных министра: генерал от инфантерии А.Ф. Редигер, генераладъютант А.Н. Куропаткин и генерал от инфантерии А.А. Поливанов, бывший морской министр вице-адмирал С.А. Воеводский, главнокомандующий войсками Северного фронта генерал-адъютант Н.В. Рузский, генерал-лейтенант пограничной стражи Е.И. Мартынов³⁰⁸.

По сообщениям охранного отделения, Гучков «устроил в квартире некоего генерала на Сергиевской улице так называемый «гучковский главный штаб»³⁰⁹. В собраниях этого «штаба» принимали участие чины Генерального и Главного штабов, офицеры разных родов войск, военные писатели и члены Комиссии по государственной обороне. На этих частных собраниях нередко оглашались и совершенно секретные сведения³¹⁰.

По сведениям охранного отделения, «Гучков явно стремился к тому, чтобы сосредоточить в своих руках все нити управления вооружёнными силами страны»³¹¹.

В 1916 – начале 1917 г., Гучков вошёл в тесный контакт с начальником штаба Ставки генерал-адъютантом М.В. Алексеевым и многими главнокомандующими фронтами.

Тесные контакты были у Гучкова и с главнокомандующим войсками Северного фронта генерал-адъютантом Н.В. Рузским. Последний считал своим долгом советоваться с Гучковым даже по специальным, исключительно военным вопросам³¹².

Особые отношения объединяли Гучкова с генералом от кавалерии В.И. Ромейко-Гурко. В 1899–1900 гг. Гучков и Гурко воевали за дело буров против англичан в Южной Африке.

Довольно тесные контакты Гучков поддерживал и с капитаном 1-го ранга А.В. Колчаком. Именно Гучков сделал всё возможное, чтобы в 1916 г. «либерал и оппозиционер» Колчак получил звание вице-адмирала и был назначен командующим Черноморским флотом³¹³.

Другой связью Гучкова был командир 25-го армейского корпуса Особой армии генерал-лейтенант Л.Г. Корнилов. Имя Корнилова попало в гучковский список «сторонников Думы»³¹⁴.

Особо доверительные отношения были у Гучкова с полковником Генерального штаба С.И. Зиллоти³¹⁵, родным братом любовницы Гучкова М.И. Зиллоти³¹⁶.

Не исключено, что вовлечению военных в планы Гучкова способствовала т. н. «военная ложа», бывшая частью масонского ордена Великого Востока народов России, который был создан в 1913 г. и преследовал исключительно одну политическую цель – свержение самодержавного режима³¹⁷. По свидетельству Л.А. Ратаева, масонская «атака на армию велась уже давно: ещё до Японской войны»³¹⁸. Военный, попадая под влияние масонской организации, переставал считать приказы верховной власти главными для себя. Командир лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор В.В. Теплов при приёме его в масонскую ложу на вопрос одного из «братьев» о царе ответил: «Убью, если велено будет»³¹⁹.

Военная ложа была создана зимой 1913–1914 гг. Организатором её был библиотекарь Генерального штаба С.Д. Масловский (псевдоним Мстиславский-³²⁰. Среди членов ложи В.И. Старцев называет генералов А.А. Свечина, А.А. Орлова-Давыдова, В.В. Теплова³²¹.

Другой исследователь русского масонства В.С. Брачев называет имена генералов В.И. Гурко, П.А. Половцева, М.В. Алексеева, Н.В. Рузского и полковника А.М. Крымова³²².

Известная исследовательница русского масонства Н.Н. Берберова указывала, что «генералы Алексеев, Рузский, Крымов, Теплов и, может быть, другие были с помощью Гучкова посвящены в масоны. Они немедленно включились в его «заговорщицкие планы»³²³.

Однако видный исследователь белого движения В.Ж. Цветков хотя и признаёт связи некоторых генералов с масонами, но считает членство в масонских ложах генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и вице-адмирала А.В. Колчака ничем не доказанным³²⁴.

А.Я. Аврех был категорически не согласен с утверждением об участии масонов, в том числе и армейских, в февральском перевороте³²⁵. Он считал, на наш взгляд, неубедительно, что раз не существовало списков масонов-военных, то и говорить о принадлежности генералов ложам нельзя³²⁶.

Тем не менее, по нашему мнению, совокупность имеющихся исторических источников всё же свидетельствует если не о прямом членстве старшего генералитета в масонских организациях, то, во всяком случае, о его тесных связях с ними. Военная ложа позволяла генералитету устанавливать прямые контакты с либеральной оппозицией.

Объяснялось ли участие генералитета в февральском перевороте членством в «военной ложе», или на это имелись другие, немасонские причины? Вопрос этот по большому счёту не имеет принципиального значения.

По замечанию С.В. Куликова, «перемена верховного главнокомандования не вывела Ставку, находившуюся в Могилёве, из числа союзников парламентаристов. Наоборот, она стала содействовать им ещё более последовательно. Связано это было с появлением в роли начальника штаба верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева»³²⁷.

Участие в заговоре генерала М.В. Алексеева, второго человека в русской армии после Императора Николая II, безусловно, являлось ключевым. Царь относился к генералу М.В. Алексееву с большим уважением. Произведя Алексеева в свои генерал-адъютанты, Император Николай II лично принёс начальнику штаба погоны со своим вензелем в кабинет. В это время генерал Алексеев уже активно вёл переписку с главным заговорщиком Гучковым³²⁸. Гучков был знаком с генералом Алексеевым ещё до начала Первой мировой войны. В ноябре 1911 г. депутат Государственной думы А.И. Савенко посоветовал А.И. Гучкову обратить внимание на генералов Алексеева и Иванова, которых он характеризовал как «даровитых и блестящих генералов»³²⁹.

Министр торговли и промышленности князь В.Н. Шаховской докладывал Императору и Императрице о переписке М.В. Алексеева с А.И. Гучковым и М.В. Родзянко. Эта переписка, по словам князя В.Н. Шаховского, привела Алексеева к политической деятельности³³⁰.

С.П. Белецкий на допросе следственной комиссии Временного правительства говорил, что «Штюрмер и Протопопов боялись влияний Алексеева, а через Алексеева А.И. Гучкова, с которым он был в хороших отношениях»³³¹.

Назначение М.В. Алексеева на должность начальника штаба Императора Николая II состоялось в том числе по рекомендации единомышленника А.И. Гучкова генерала А.А. Поливанова. 16 августа 1915 г. Поливанов писал царю «о необходимости безотлагательно приблизить генерала Алексеева к верховному главнокомандующему»³³².

Активное вовлечение Алексеева в деятельность против царя началось с отставкой С.Д. Сазонова и назначением сначала на должность министра иностранных дел, а потом и главы правительства Б.В. Штюрмера. Это назначение ломало планы оппозиции, которые находили отклик в душе М.В. Алексеева³³³.

С зимы 1916 г. А.И. Гучков поддерживал генерала Алексеева в его кампании против Б.В. Штюрмера. Алексеев активно содействовал «шпионскому» делу вокруг людей, по тем или причинам сотрудничавшим с Штюрмером: И.Я. Гурлянда, Д.Л. Рубинштейна, И.Ф. Манасевича-Мануйлова³³⁴. По согласованию с Алексеевым вышеназванные лица были арестованы генералом контрразведки Н.С. Батюшиным. За арестами кроме Алексеева стоял и Гучков.

С помощью интриг Алексеев всячески способствовал падению престижа Государя в глазах главнокомандующих фронтами. Император Николай II решил отправить на покой главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н.И. Иванова. Сам Иванов уже неоднократно жаловался на своё здоровье и усталость. Николай II посоветовался с генералом Алексеевым, и тот высказался в пользу отставки генерала³³⁵.

17 марта 1916 г. эта отставка состоялась. 31 марта М.В. Алексеев при встрече с Н.И. Ивановым сказал ему, что тот уволен вследствие большой интриги из Петрограда, «по приказанию Государя, Распутина и Вырубовой»³³⁶. Дезинформированный Алексеевым недалёкий Иванов, которого Государь оставил при Ставке в качестве своего генерал-адъютанта, затаил неприязнь к Николаю II. Нет сомнений, что эта неприязнь сыграла не последнюю роль в неудаче «бумажного» похода Иванова на Петроград 27 февраля – 2 марта 1917 г.

Пока Гучков «обрабатывал» М.В. Алексеева, другой лидер оппозиции М.И. Терещенко активно склонял на свою сторону генерала А.А. Брусилова³³⁷.

В этот же период стали регулярными встречи князя Г.Е. Львова с М.В. Алексеевым, на которых обсуждалась возможность ареста царя в Ставке³³⁸. Тогда же этими же лицами планировался арест императрицы Александры Фёдоровны, её ссылка в Крым и принуждение царя «согласиться на министерство «доверия» во главе со Львовым»³³⁹.

В ноябре 1916 г. М.В. Алексеев передал доверенному лицу Г.Е. Львова, что «всё, о чем он просил, будет выполнено»³⁴⁰.

А.Ф. Керенский демонстрирует в своих воспоминаниях поразительную осведомлённость в том, что касается планов Львова и Алексеева. Вполне возможно, Керенский знал об этих планах из своего источника в Ставке, военного цензора штабс-капитана М.К. Лемке. По сведениям русского контрразведчика генерал-майора Н.С. Батюшина, бывший эсер, историк и журналист М.К. Лемке попал в Ставку «благодаря своему очень давнему знакомству с генерал-квартирмейстером при верховном главнокомандующем генералом Пустовойтенко»³⁴¹.

М.К. Лемке писал, что «около Алексеева есть несколько человек, которые исполняют каждое его приказание», в том числе и арест государя в Могилёвском дворце³⁴².

15 июня 1916 г. генерал М.В. Алексеев подал Николаю II секретную докладную записку. В ней генерал предлагал для организации деятельности в тылу ввести должность верховного министра государственной обороны, наделив его чрезвычайными полномочиями³⁴³. «Лицу этому, – писал М.В. Алексеев, – облечённому высоким доверием вашего императорского величества и полнотой чрезвычайной власти, необходимо представить: объединять, развивать и направлять единой волей деятельность всех министров, государственных и общественных учреждений, находящихся вне пределов театра военных действий»³⁴⁴.

В свете февральских событий 1917 г. идея начальника штаба о введении военной диктатуры в тылу видится как возможный этап переворота. Став «диктатором», М.В. Алексеев гораздо бы облегчил осуществление парламентаристских планов оппозиции. Идея Алексеева о «диктатуре» солидаризировалась с планами другого кандидата в «диктаторы», начальника ГАУ генерала А.А. Маниковского, который объяснял затруднения в обеспечении армии боевыми припасами и расстройство железнодорожного транспорта отсутствием в тылу «единой твёрдой власти»³⁴⁵. Похоже, что у идей М.В. Алексеева и А.А. Маниковского были одни те же соавторы из Прогрессивного блока. Его представители Г.Е. Львов и А.И. Коновалов в июне 1915 г. предлагали создать Комитет государственной обороны, глава которого был бы наделён чрезвычайными правами и

был бы ответственен только перед императором³⁴⁶. В комитет кроме министров должны были войти представители общественности и законодательных палат. Так как Алексеев не ограничивал «диктатора» только лицами из военной среды, то в подобной роли мог оказаться тот же Г.Е. Львов. Таким образом, Прогрессивный блок при помощи военной верхушки пытался проникнуть во власть.

Несмотря на то что 28 июня на совещании совета министров в Ставке под председательством царя идея М.В. Алексеева о «диктатуре» была отвергнута, Алексеев не прекратил свои контакты с оппозицией.

Вполне вероятны контакты М.В. Алексеева с А.Ф. Керенским через доверенное лицо последнего, подполковника В.Л. Барановского, который являлся штаб-офицером Ставки и одновременно зятем Керенского.

18 сентября 1916 г. императрице Александре Фёдоровне стало известно о переписке между М.В. Алексеевым и А.И. Гучковым, о чём она написала царю в Ставку³⁴⁷.

Император Николай II вызвал к себе Алексеева и спросил его: переписывается ли он с Гучковым? Алексеев ответил отрицательно. Но Гучков сам предал огласке своё письмо Алексееву, не спрашивая его согласия, чем поставил Алексеева в очень неудобное положение³⁴⁸.

Б. Локкарт в своём донесении в Лондон от 21 декабря 1916 г. передаёт слова Алексеева о Николае II в пересказе Г.Е. Львова: «Император не изменится. Нам надо менять императора»³⁴⁹.

11 ноября 1916 г. Алексеев уехал на лечение в Крым. По официальным данным, у Алексеева обострилась давняя почечная болезнь. По иным данным, «болезнь» Алексеева имела политическое происхождение и была вызвана всплывшей его перепиской с Гучковым.

В конце 1916 г. заговорщикам активно помогал фактический заместитель генерала Алексеева генерал от кавалерии В.И. Ромейко-Гурко, который, по словам Гучкова, «был настолько осведомлён (о заговоре), что делался косвенным участником»³⁵⁰.

Гурко был тесно связан с думской оппозицией, благодаря давнему знакомству с А.И. Гучковым и связям своего брата камергера Вл. И. Гурко, члена одновременно Государственного совета и Прогрессивного блока. По совместной договорённости с Алексеевым, Гучковым и своим братом генерал В.И. Гурко в конце 1916 г. несколько раз пытался вести с царём разговоры на политические темы, рассуждая о необходимости удаления Г.Е. Распутина и ратуя за введение ответственного министерства. Однако всякий раз В.И. Гурко получал мягкий, но твёрдый отпор императора³⁵¹. В декабре 1916 г. Николай II приказал В.Н. Воейкову указать В.И. Гурко «по поводу проявления им слишком большого интереса к делам внутренним»³⁵². Царь при этом добавил, что «делает это Гурко под влиянием Гучкова». Однако Гурко не стал выслушивать Воейкова под предлогом сильной занятости.

Перед своим отъездом на лечение Алексеев передал исполнение своих обязанностей генералу В.И. Гурко. После назначения Гурко «появились неизвестно откуда взявшиеся слухи, что он, если ему не удастся повлиять на государя, примет против него какие-то решительные меры»³⁵³.

После того как Алексеев уехал в Крым, генерал Гурко продолжал свои частые встречи с Гучковым, а также представителями союзников лордом А. Мильнером и послом Дж. Бьюкененом³⁵⁴. Именно после встречи с Гурко Бьюкенен послал в Лондон телеграмму с сообщением, что «если государь не уступит, то в течение ближайших недель что-нибудь произойдет или в форме дворцового переворота, или в форме убийства»³⁵⁵.

По свидетельству А.И. Деникина, в Севастополь к М.В. Алексееву приехали «представители некоторых думских и общественных кругов» и сообщили, что назревает государственный переворот. Алексеев «в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны». Во имя «сохранения армии» Алексеев просил посланцев «не делать этого шага». Далее, по словам Деникина, эти «представители» посетили Брусилова и Рузского и, «получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение»³⁵⁶.

Вызывает большое сомнение самостоятельность поддержки заговорщиков со стороны Н.В. Рузского и А.А. Брусилова. Согласиться на такой рискованный шаг, как участие в перевороте, направленном против царя, без согласия Алексеева, означало бы поставить себя в крайне щекотливое положение. В своё время генерал Н.И. Иванов писал, что без участия Алексеева в перевороте «главнокомандующие не могли бы и не решились бы согласиться с Думой»³⁵⁷.

Ближайший сотрудник Алексеева генерал-квартирмейстер Ставки А.С. Лукомский, был по крайней мере осведомлён о заговоре. Провожая 18 декабря 1916 г. Императора Николая II из Ставки в Царское Село, Лукомский уже знал, что «государь в Ставку не вернётся и состоится назначение нового главнокомандующего»³⁵⁸.

Командир 8-го корпуса генерал А.И. Деникин писал в своих мемуарах, что в первой половине марта 1917 г. «предполагалось вооруженной силой остановить императорский поезд во время следования его из Ставки в Петроград. Далее должно было последовать предложение государю отречься от престола, а в случае несогласия – физическое его устранение. Наследником предполагался законный правопреемник Алексей и регентом Михаил Александрович»³⁵⁹.