Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II

Петр Валентинович Мультатули

Кругом измена, трусость и обман: Подлинная история отречения Николая II

Предисловие

История знает множество мифов. Мифы бывают иногда настолько живучи, что их воспринимают как истину. Мифы создаются, конечно, конкретными людьми ради конкретных целей, но затем начинают жить самостоятельной жизнью, и бороться с ними бывает крайне нелегко.

При этом, как хорошо сказал доктор исторических наук А.Н. Боханов, исторические мифы при всём их многообразии «сущностно разделяются на две группы. Одна включает мифы созидательные, другая – разрушительные»¹.

Важнейшее значение исторических мифов в жизни народов отмечает в своём глубоком исследовании доктор политических наук В.Р. Мединский: «Мифы рождаются в народном сознании. Но их порой используют и политики. А некоторые мифы специально создаются для ведения политической пропаганды. Целью создания подобных мифов является легитимизация власти, полученной в результате переворота или революции»².

К числу таких разрушительных мифов принадлежит утверждение, согласно которому 2 марта 1917 года Император Николай II добровольно или под нажимом обстоятельств отрёкся от царского престола. Это утверждение воспринимается как аксиома с марта 1917 г. «Отречение» с момента его обнародования и по сегодняшний день является главным обвинением последнему Государю. Уже Михаил Булгаков в «Белой Гвардии» устами Алексея Турбина восклицал: «Ему никогда, никогда не простится его отречение на станции Дно. Никогда».

Интересно, что уже в этой фразе содержится ложь: по официальной версии царь отрёкся не на станции Дно, а в Пскове.

Уже в наши дни недоброжелатели Императора Николая II и даже многие ему сочувствующие ставят в вину последнему царю сам факт «отречения». Так, например, О.А. Платонов, открыто симпатизирующий Императору Николаю II, пишет, что «жертва Царя оказалась для России напрасной и, более того, гибельной, ибо само государство стало жертвой измены»³.

До сих пор бытует и другая версия происшедшего, суть которой выразил генерал Д.Н. Дубенский: «Отрёкся, как будто эскадрон сдал». Таким образом, «отречение» вырывается из общего контекста всех предшествующих событий и превращается в личный почин слабого царя.

«Все разговоры, – справедливо пишет А.Н. Боханов, – «правильно» или «неправильно» поступил Николай II, когда отрекался от престола, возможны лишь в том случае, если эту тему вырвать из конкретных исторических обстоятельств времени и места»⁴.

То, что произошло 2/15 марта 1917 г. во Пскове, до сих пор именуется в истории как «отречение» Императора Николая II от престола. До сих пор историческая наука и общественное сознание воспринимают как аксиому, что Император Николай II добровольно, но под давлением обстоятельств поставил свою подпись под Манифестом, объявлявшим, что он слагает с себя верховную власть.

Практически весь советский период изучение вопроса об обстоятельствах отречения Императора Николая II было невозможным и находилось под запретом. Фрагментарные исследования шли в общей канве, призванной доказать отсталость, реакционность и обречённость царской России, апофеозом разложения которой стало отречение царя. Идеологизация науки, засекреченность большинства архивных фондов, невозможность ознакомления с зарубежными источниками – делали изучение обстоятельств отречения Императора Николая II практически невозможным.

Первые немногочисленные работы советских авторов по этой проблематике стали появляться в конце 20-х – начале

30-х гг. в основном в виде предисловий к публикациям исторического журнала «Красный архив». Следует отметить статьи М.Н. Покровского, Д.И. Заславского, А.А. Сергеева, И. Гелис и др.⁵ Фактически эти статьи являлись своего рода идеологическими комментариями к издаваемым большевиками документам, а то и прямыми фальсификациями.

В 1927 г. к 10-летию свержения монархии вышел сборник «Отречение Николая II», где помимо недоступных для советского читателя воспоминаний участников событий были помещены предисловия Л. Китаева и М.Е. Кольцова, представляющие несомненный исследовательский интерес⁶.

В том же 1927 г. году вышло интересное исследование бывшего генерала императорской армии Е.И. Мартынова «Царская армия в февральском перевороте». Особый интерес этой работы заключался в том, что, с одной стороны, Мартынов хорошо знал многих представителей высшего военного руководства Ставки, а с другой – что ему было разрешено работать с закрытыми архивными источниками⁷. Е.И. Мартынов одним из первых поднял вопрос о решающей роли Ставки в свержении Государя.

После распада СССР исследуемая тема фрагментарно получила развитие в трудах Г.З. Иоффе, В.И. Старцева, В.В. Кожинова, А.Ф. Смирнова, И.В. Алексеевой, А.И. Уткина, А.Н. Боханова⁸. Из последних исследований следует особо выделить монографии С.В. Куликова, А.Б. Николаева и О.Р. Айрапетова, П.А. Николаева⁹.

Однако и у этих авторов вопрос об отречении Императора Николая II не вызывал никакого сомнения или, по их мнению, даже детального изучения.

Тем более вызывает уважение группа энтузиастов, далёких от исторической науки, которая в наши дни предприняла смелые попытки поднять завесу тайны над событиями в Пскове: А. Романевика, М. Сафонова и др.¹⁰

Но в первую очередь мы имеем в виду исследования А.Б. Разумова, который, на наш взгляд, убедительно доказал, что Манифест от 2 марта 1917 г., якобы подписанный Императором Николаем II, является искусной подделкой.

Однако, несмотря на неоспоримость доводов А.Б. Разумова, они являются весьма уязвимыми. Причина этой уязвимости заключается в отсутствии официальных экспертиз на предмет подделки манифеста и дневников Императора Николая II, а также дневников и писем императрицы. Ясно, что пока такие экспертизы не будут проведены, доводы о подделке манифеста, пусть самые убедительные, будут восприниматься в серьёзных научных кругах в лучшем случае как оригинальная версия, в худшем – как околонаучная литература.

Между тем русская история не знала такого факта, как отречение коронованного монарха от престола. Известен случай отказа от престола Наследника Цесаревича Великого Князя Константина Павловича, брата Императора Александра I, сделанного за несколько лет до смерти царствующего государя. Однако акт этого отказа был собственноручно написан Константином Павловичем, после чего 16 августа 1823 г. был составлен манифест Императора Александра I о передаче права на престол Великому Князю Николаю Павловичу. Манифест этот был засекречен и помещен на хранение в Успенский собор Московского Кремля. Три копии манифеста, заверенные Александром I, были направлены в Синод, Сенат и Государственный совет. После кончины Императора Александра I прежде всего надлежало вскрыть пакет с копиями. Тайну завещания знали Александр I, вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, князь А.Н. Голицын, граф А.А. Аракчеев и составивший текст манифеста московский архиепископ Филарет.

Как видим, решение об отказе Великого Князя от престола был заверено многочисленными свидетелями и утверждено манифестом Императора. При этом речь шла об отказе от престола не царствующего монарха, а о наследнике престола.

Что же касается царствующего монарха, то Основные Законы Российской империи вообще не предусматривали самой возможности его отречения. (Теоретически таким основанием могло быть разве что пострижение царя в монахи.)

Тем более невозможно говорить о каком-либо отречении царя, сделанного под моральным воздействием, в условиях лишения свободы действий.

В связи с этим примечательны слова товарища обер-прокурора Святейшего Синода князя Н.Д. Жевахова, сказанные им в марте 1917 г. при отказе присягать Временному правительству: «Отречение Государя недействительно, ибо явилось не актом доброй воли Государя, а насилием. Кроме законов государственных, у нас есть и законы Божеские, а мы знаем, что, по правилам Св. Апостолов, недействительным является даже вынужденное сложение епископского сана: тем более недействительным является эта узурпация священных прав Монарха шайкою преступников»¹¹.

Епископ Арсений (Жадановский), принявший мученическую смерть на Бутовском полигоне, говорил, что «по церковно-каноническим правилам насильственное лишение епископа своей кафедры является недействительным, хотя бы оно произошло «при рукописании» изгоняемого. И это понятно: всякая бумага имеет формальное значение, написанное под угрозой не имеет никакой цены, – насилие остается насилием»¹².

Таким образом, даже если бы Император Николай II и подписал бы под угрозой или под давлением некую бумагу, ни в коей мере не являющуюся ни по форме, ни по сути Манифестом об отречении, то это вовсе не означало бы, что он действительно отрекается от престола.

Со стороны Государя налицо было бы не добровольное отречение, но акт, который, если бы это относилось к епископу, по 3-му правилу Святителя Кирилла Александрийского, имеет следующую оценку: «Рукописание же отречения дал он, как сказует, не по собственному произволению, но по нужде, по страху и по угрозам от некоторых. Но и кроме сего, с церковными постановлениями не сообразно, яко некие священнодействователи представляют рукописания отречения»¹³.

Кроме того, Император Николай II, даже следуя официальной версии, не упразднял монархию, а передавал престол своему брату – Великому Князю Михаилу Александровичу.

Отречение Императора Николая II, таким образом, не обрело силу Российского законодательного акта, поскольку Манифест обретает силу закона лишь в случае опубликования, которое может совершить только царствующий Император (то есть появление текста отречения в прессе не есть автоматическое узаконивание его), а Великий Князь Михаил Александрович таковым никогда не был – ни одной минуты¹⁴.

Таким образом, «отречение» Императора Николая II, даже в случае подписания им известного текста, является юридически ничтожным.

Независимо от того, подписал ли Государь псковский манифест или не подписал – никакого отречения не было. Более того, если бы даже Государь подписал этот манифест и действительно отказался от престола в Пскове, то его действия полностью бы соответствовали переживаемому моменту. Ибо царствовать в условиях всеобщего отступничества и стать начинателем Гражданской войны во время войны внешней накануне судьбоносного для России наступления Государь, конечно, не мог. Но проведенный автором целый анализ совокупности источников свидетельствует о том, что Государь псковского «манифеста» не подписывал.

В связи с этим наш труд преследует не узкую задачу доказать только фальшивость манифеста от 2 марта 1917 г., но показать, что эта подделка стала закономерным этапом в той войне, которую вёл Император Николай II с так называемой внутренней оппозицией. Одним из важным факторов, призванных обеспечить победу в Первой мировой войне, Император Николай II считал «священное единение» между властью и обществом. Поэтому Государь шёл навстречу оппозиции вплоть до готовности привлечения её представителей в состав правительства. Царь до конца был против роспуска Государственной думы. Но, несмотря на то, что Николай II был готов идти на большие компромиссы с оппозицией, он не собирался перед ней капитулировать.

Между тем думская оппозиция в лице Прогрессивного блока стремилась именно к свержению монарха, а не к поиску компромисса с ним. Оппозиция была чужда идеи «священного единения». Также ей не нужно было участие в императорском правительстве. Все цели оппозиции были направлены на одно – захват власти. Таким образом, у Николая II и оппозиции в 1915 – феврале 1917 гг. были разные цели. Царь стремился всеми силами одержать победу во внешней войне, оппозиция – во внутренней.

События февраля – марта 1917 г. и отречение императора Николая II от престола являлись хорошо спланированным государственным переворотом, подготовленным и осуществленным думской оппозицией при поддержке влиятельных промышленных кругов и представителей западных правительств. Однако переворот был бы невозможен, если бы его не поддержали Ставка верховного командования и главнокомандующие армиями фронтов. Неоспорима решающая роль Ставки в заманивании императора в Могилёв, затем в изменении маршрута его поезда, а затем в фактической блокаде и лишении его свободы передвижения в Пскове. Более того, Ставка сыграла важную роль в составлении проекта манифеста об отречении, а главнокомандующие фронтами в давлении на царя подписать этот манифест.

Насильственное свержение Императора Николая II с престола, подделка «манифеста», подделка других документов заговорщиками, упорное сопротивление им со стороны Государя не означает того, что Император Николай II собирался бороться за возвращение к власти. Он действительно отказался от неё, постигнув промысел Божий. Государь сделал всё, чтобы сохранить свою власть земную. Осознав невозможность этого, он смиренно передал эту власть Богу. Явление Пресвятой Богородицы Державной знаменовало, что Господь эту передачу принял. Император Николай II вступил на свой скорбный путь мученичества и обрёл на этом пути венец небесный.

Вопрос о так называемом «отречении» Императора Николая II как нельзя более актуален сегодня с духовной и геополитической точек зрения. Речь идёт не только о правильном понимании подвига Святого Царя, но и о вопросе легитимности власти. Речь идёт, конечно, не о том, что сегодняшняя светская власть нелегитимна с мирской, земной точки зрения. Речь идёт о вопросе духовном. Только та власть в России сможет чувствовать себя надёжно и спокойно, только та власть сможет вывести Россию из тупика нынешнего духовного кризиса, которая будет чувствовать себя наследницей не

богоборческого режима, а тысячелетней российской государственности, которая была насильственно оборвана 2 марта 1917 года.

Все даты, касающиеся истории дореволюционной России, даются нами по Юлианскому календарю; даты же, касающиеся событий в Западной Европе и послереволюционного периода отечественной истории, даются либо по Григорианскому, либо через дробь (Юлианский/Григорианский).

Часть 1

Император Николай II и февралисты 1917 года

Вступление

Так называемое отречение Императора Николая II от престола в феврале 1917 года явилось результатом хорошо спланированного государственного переворота.

Документальные источники убедительно свидетельствуют о том, что в течение 1916 – начале 1917 г. ни в Петрограде, ни в Москве не было ни одной сколько-нибудь серьёзной революционной организации, способной и готовой осуществить революцию. Революционное подполье было дезорганизовано арестами, страдало от нехватки денег и ограничивалось распространением листовок или легальными формами борьбы. Социал-демократы, причём оба их крыла, меньшевистское и большевистское, фактически выбыли из активной борьбы. По оперативным сведениям полиции, меньшевики в начале 1917 г. отказались «от активной работы в подполье, находя ее несвоевременной, так как имеется масса легальных возможностей, использование которых может быть несравненно продуктивнее работы в подполье»¹⁵.

К 1917 г. партия меньшевиков разбилась, по меньшей мере, на две группы: на основную группу, примыкающую к Ю.О. Цидербауму (Мартову), и группу меньшевиков-оборонцев Г.В. Плеханова¹⁶. Лидеры обеих групп находились за границей, и меньшевистские организации были лишены единого руководства и достаточного финансирования.

За границей находился и лидер большевиков В.И. Ульянов (Ленин). Несмотря на то что, по определению правоохранительных органов Империи, «партия с.)д. большевиков была наиболее жизненная», в результате проведённых полицией оперативных мероприятий большевистская партия была приведена «к полной бездеятельности и боролась за своё существование»¹⁷. Материальное положение большевистской партии ненамного отличалась от меньшевистской. Агент Московского охранного отделения «Пелагея» (социал-демократ Андрей Романов18 января 1916 г. сообщал: «Марией Ильиничной Ульяновой получен один экземпляр изданной Лениным и Зиновьевым брошюры «Об отношении Российской социал-демократической рабочей парии к войне», часть которой ею перепечатана на пишущей машинке в нескольких экземплярах, розданных близким её знакомым»¹⁸.

4 февраля 1916 г. тот же агент сообщал: «Служащая в Комитете попечения о беженцах на Неглинной улице сестра «Ленина» Мария Ильинична Ульянова получила 1 экземпляр № 1–2 журнала «Коммунист», издаваемого за границей при ближайшем участии «Ленина» и «Григория Зиновьева». […] № 1–2 журнала «Коммунист» имеются также и у инженера Смидовича. Ульянова и Смидович дают этот журнал для чтения партийным лицам и за это берут с каждого по 3 рубля в партийный с.)д. фонд»¹⁹.

Поражают не только те, прямо скажем, ничтожные масштабы деятельности и возможностей большевистского вождя, но и то, что о любом факте его деятельности в России, даже незначительном, становилось сразу известно Охранному отделению. Революционные группировки были в буквальном смысле слова нашпигованы его агентурой.

В агентурном сообщении от 29 апреля 1916 г. указывается, что большевик В.В. Сухарулидзе на собрании московского партийного актива доложил, что вследствие недавних арестов «Московский комитет РСДРП и «городской социал-демократический район» распались, так как большинство их членов арестованы, […] и что в настоящее время каждую минуту можно ждать ареста»²⁰.

9 января 1917 г., то есть за месяц до Февральского переворота, Ленин писал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции»²¹.

Что касается партии эсеров, то её партийные организации были разгромлены уже к началу 1914 г. К началу 1917 г. эсерам приходилось лишь «мечтать о таких организациях и о партийной работе»²².

По свидетельству начальника Петроградского охранного отделения генерал-майора К.И. Глобачёва, эсеры к моменту свержения монархии «влачили жалкое существование»²³.

Что касается анархистских групп, то они последовательно обезвреживались охранными отделениями и губернскими жандармскими управлениями, и «члены их в момент переворота почти все содержались по тюрьмам»²⁴.

Таким образом, ясно, что не революционные группировки совершили государственный переворот февраля 1917 г.

Несостоятельной представляется мысль о том, что Февральский переворот стал следствием «стихийного выступления масс». Сегодня на примере целого ряда «бархатных», «цветных» и «цветочных» революций особенно становится понятно, что никакой государственный переворот, никакая революция не могут происходить стихийно, сами по себе. Революции побеждают не в результате «стихийного» бунта, а становятся результатом деятельности мощной организации, влиятельных сторонников и, главное, большого количества денег. Все эти составляющие мы видим на примере Февральского переворота.

Февральские события были событиями локальными. Они коснулись только Петрограда и в очень небольшой степени Москвы. Вся остальная Россия была спокойна. В феврале 1917 г. начальник Тифлисского охранного отделения сообщал в Департамент полиции, что «по имеющимся агентурным сведениям, никаких намерений со стороны преступного в политическом отношении элемента вести означенную агитацию не возникало. […] Все внимание обращено на Петроград, и инициатива должна исходить оттуда»²⁵.

Примечательно, что подобные сообщения поступали со всех концов необъятной империи. Л.Д. Бронштейн (Троцкийсо знанием дела утверждал, что «Февральскую революцию совершил Петроград. Остальная страна присоединилась к нему. Нигде, кроме Петрограда, борьбы не было»²⁶.

В Петрограде в феврале 1917 г. на улицы вышли не «голодные, доведённые до отчаяния обездоленные массы», а организованные вооружёнными боевиками толпы рабочих, горожан и уголовного элемента.

Великий Князь Михаил Александрович занёс в свой дневник 25 февраля: «Сегодня были беспорядки на Невском проспекте. Ходили рабочие с красными флагами, бросали в полицию ручные гранаты и бутылки, войскам пришлось стрелять»²⁷.

Г.М. Катков пишет, что 26 февраля 1917 г. «в военные отряды бросали бомбы, и они, обороняясь, немедленно пускали в ход оружие»²⁸.

Очевидно, что у рабочих не могло быть ни боевого оружия, ни боевых гранат (бомб). Кто кидал эти гранаты и бомбы в войска? Это делали не большевики, которые, наоборот, «делали всё, что было в их силах, чтобы предотвратить стрельбу на улицах»²⁹.

А.Г. Шляпников, который в отсутствие Ленина был фактическим руководителем большевистской организации, крайне опасался, что «разгорячённый товарищ, пустивший в ход револьвер против солдата, мог спровоцировать какую-либо воинскую часть, дать повод властям натравливать солдат на рабочих. Поэтому я решительно отказывал в поисках оружия всем»³⁰.

Между тем, как мы видели, выстрелы и метание «бомб» по войскам со стороны толпы велись весьма эффективно. Можно с уверенностью сказать, что в войска стреляли профессиональные террористы, организовано задействованные в государственном перевороте.

Любопытные цифры о жертвах «великой и бескровной» приводит Л.Д. Троцкий: «1443 убитых и раненых, в том числе 869 военных, из них 60 офицеров»³¹.

Солдаты могли пострадать только в бою, ибо расправ над солдатами толпа почти не чинила.

Не находит своего подтверждения и версия об активной роли в февральских событиях германской агентуры, которая якобы играла важную роль в беспорядках в России.

Следует сказать, что «поддержка мятежников в России была частью стратегии германского верховного командования с самого начала войны»³².

Общее руководство подрывной деятельностью внутри России осуществлял опытный германский разведчик барон Г. фон Люциус, который в октябре 1914 г. направил из Стокгольма в Россию своих секретных сотрудников «с поручением подыскать агентов для организации противоправительственных выступлений и беспорядков на заводах, обслуживающих военное ведомство»³³.

Однако благодаря умелой работе русской контрразведки большая часть германских планов так и осталась невыполненной.

В декабре 1915 г. известный социал-демократ И.Л. Гельфанд-Парвус пообещал германскому генштабу, что в начале 1916 г. он сумеет организовать по всей России мощные рабочие забастовки и беспорядки. Парвус утверждал, что революцию можно начать около 9 января, то есть в очередную годовщину «Кровавого воскресенья»³⁴. По сведениям австрийской исследовательницы Э. Хереш, немцы выделили Парвусу на революцию в России два миллиона золотых марок³⁵.

Однако результаты деятельности Парвуса были весьма скромными и свелись к 45-тысячной забастовке рабочих Петрограда. Забастовка эта была заранее известна Охранному отделению.

После провала Парвуса, немцы не обращались к его услугам вплоть до весны 1917 г.³⁶.

Таким образом, становится очевидным, что свержение Императора Николая II было осуществлено не в результате революции, а в результате заговора. Тем не менее трудно понять, почему заговорщики, многие из которых позиционировали себя как патриоты и даже монархисты, пошли на переворот во время тяжёлой войны, да ещё накануне наступления русской армии, которое, несомненно, обещало быть успешным. Понятно, что люди, возглавлявшие заговор, поставили свои политические интересы выше интересов Отечества. Но не понятно, почему при этом самую активную помощь руководителям заговора оказало ближайшее окружение Императора Николая II, генерал-адъютанты, члены свиты и даже представители правящей династии? Почему участие в заговоре приняли столь разные по своему социальному статусу и политической ориентации люди? Что или кто их объединил?

Наконец, почему свержению Императора Николая II так способствовали правительственные круги союзных держав? Что подвигло их пойти на столь опасный шаг во время тяжёлой войны, когда её исход был ещё совсем не ясен? Ведь участие западных политиков в этом заговоре, независимо от его успеха или неудачи, грозило ни много, ни мало крахом Антанты с последующим выходом России из войны и даже её сепаратным миром с Германией. Это тем более странно, что западные союзные правительства были полностью уверены в верности Императора Николая II своим союзническим обязательствам. Один из главных участников заговора, сэр Дж. Бьюкенен утверждал: «Мы никогда не имели более преданного друга и союзника, нежели Император Николай»³⁷. Другой соучастник февральского переворота французский посол М. Палеолог писал, что царь являлся «образцовым союзником»³⁸. А французский министр колоний Г. Думерг 19 февраля 1917 г., то есть всего за несколько дней до переворота, был уверен, что у «Императора Николая имеется твёрдое решение довести войну до полной победы»³⁹.

Почему же западные демократические режимы сделали всё, чтобы лишить своего «преданного друга и образцового союзника» его верховной власти? Ни одна из называемых возможных выгод не стоила союзникам тех рисков, которые могли наступить для Запада даже в случае успеха переворота, не говоря уже о его провале. Между тем участие этих правительств в уничтожении монархии в России является важным моментом.

Глава 1

Тайные силы Запада

Говоря об участии Запада в свержении монархии в России, было бы неправильно представлять его как результат деятельности национальных правительств Англии, Франции и США. Представители этих правительств представляли в первую очередь не интересы своих стран, а интересы межнациональных финансовых групп и тайных сообществ.

5 июня 1916 г. из Англии в Архангельск вышел английский крейсер «Хэмпшир», на борту которого находился военный министр Великобритании фельдмаршал граф Г. Китченер. Министр был приглашён в Россию лично Императором Николаем II. Официально целью поездки Китченера были переговоры с императором по вопросам снабжения русской армии. На самом деле цели миссии были куда шире. Китченер должен был обсудить реальную финансовую и военную помощь России, а также совместные действия против подрывных действий Германии внутри России. Ещё одной задачей Китченера было расследовать преступную деятельность фирмы «Виккерс» по срыву поставок России снарядов. На борту «Хэмпшира» Китченер вез с собой первый взнос будущего кредита – 10 миллионов фунтов стерлингов в золотых слитках, упакованных в металлические ящики⁴⁰.

Китченер стремился покончить с той политикой по сути саботажа и вредительства, которую проводили по отношению к России некоторые силы в английских правящих кругах. По пути в Россию неподалеку от Оркнейских островов (Шотландияанглийский крейсер подорвался на немецкой мине и затонул, причём Китченер и все пассажиры погибли. Немецкий генерал Э. Людендорф считал, что загадочная смерть Китченера «была вызвана не германской миной или торпедой, но той силой, которая не позволила России воспрянуть с помощью лорда Китченера, потому что взрыв всей России уже был запланирован»⁴¹.

Американский исследователь Р. Дуглас утверждает, что Китченер был «единственным, кто мог в этот момент поддержать Россию. С его смертью исчезло главное препятствие, сдерживавшее революцию в России»⁴².

Гибель Китченера произвела тягостное впечатление на Императора Николая II и Императрицу Александру Феодоровну, которая назвала гибель лорда ужасной⁴³.

4/17 июня 1916 г. Великий Князь Михаил Михайлович, проживавший в Лондоне, писал Императору Николаю II, что «смерть и гибель бедного Китченера была большая, неожиданная драма, всех страшно поразившая. […] Он Россию очень любил… Он был нашим лучшим и вернейшим другом»⁴⁴.

Великий Князь, конечно, преувеличивал: Китченер был в первую очередь не другом России, а патриотом Великобритании. Китченер был убеждён, что её интересы требуют того, чтобы Россия успешно продолжала вести войну. Победа союзной России над Германией была в интересах Великобритании – вот каковой была установка Китченера. Как пишет К. Абрахам: «Конечным мотивом Китченера во всех ситуациях был один мотив: выиграть войну»⁴⁵.

Китченер с беспокойством наблюдал, как в английской политике набирают влияние силы, которые преследуют цели, далёкие от национальных интересов его страны, что британская политика всё больше начинает зависеть от мощной финансово-политической группировки, центр которой находился в Нью-Йорке.

К началу ХХ века США становятся главным центром оккультного и сектантского мира. Главным тайным орденом, играющим исключительно важную роль в жизни США, да и других стран, являлся, да и, по всей видимости, является, так называемый орден иллюминатов. Название этого сообщества условно, и скорее всего речь идёт о нескольких различных группах и течениях, объединенных главной стратегической целью: создания мирового правительства и нового мирового по рядка путём так называемого организованного хаоса.

В свое время Д. Варбург открыто заявил об этой цели: «Нравится вам это или нет, но мы создадим мировое правительство. Не кнутом, так пряником». Современная государственная символика Соединённых Штатов включает в себя иллюминатскую атрибутику. На государственной печати США изображена усеченная пирамида с всевидящим оком (символом иллюминатов). На основании пирамиды римскими цифрами начертана дата основания ордена баварских иллюминатов: 1 мая 1776 г. (Думается, отсюда же и происходит праздник Первомая.)

Кроме того, государственный герб и печать включают в себя число 13, тоже одно из главных чисел символики иллюминатов (тринадцать листьев на ветке в правой лапе орла и тринадцать стрел – в левой, тринадцать букв на ленте в клюве орла, тринадцать ступенек пирамиды и так далее). Над пирамидой начертан лозунг с главной целью иллюминатов: «Новый мировой порядок».

Иллюминаты называли себя «Новым Израилем», так же они называли и само государство Соединенные Штаты Америки.

К началу ХХ века центр американского иллюминатства (так называемого масонстванаходился в Чарльстоне, специально построенном на 33-м градусе северной широты (как известно, высшей степенью в масонстве считается 33-я). Именно там находилась резиденция масонского «патриарха», «верховной догматической директории всемирного масонства» и «святого всемирного совета», состоявшего из 10 высокопосвящённых масонов. «Патриарху» подчинялись так называемые «треугольники» (управление масонскими сообществами в разных странах). «Треугольники» руководили «провинциями»⁴⁶.

В середине XIX столетия масонским «патриархом» был избран А. Пайк. А. Пайк был выходцем из масонства Шотландского ритуала. Сам Пайк не имел ничего общего с провозглашаемыми масонскими идеалами: «свобода, равенство и братство». К слову сказать, именно Пайк стал инициатором создание расистской организации «Ку-клукс-клан».

Охранное отделение сообщало, что в 1874 г. Пайк вошёл в тесный контакт с иудейским тайным орденом «Бнай-Брит». Между «святым всемирным советом» и руководством «БнайБрита» был заключён договор о создании единой организации. Еврейские ложи США, Англии, Франции и Германии были объединены в «Конфедерацию», центр которой находился в Гамбурге⁴⁷.

Однако еврейские ложи самостоятельными не были и подчинялись «великой догматической масонской директории».

Там же, в Гамбурге, был образован общемасонский «великий патриарший совет», в который вошли все «избранные ложи». Причём оговаривалось, что «ни одна из лож, ему подвластных, не должна никогда нигде упоминаться»⁴⁸.

В 1892 г. в Брюсселе состоялся масонский съезд, который провозгласил главную цель масонства: создание «Всемирной Республики»⁴⁹.

В 1910 г. эта цель была развита и уточнена на очередном масонском съезде в том же Брюсселе. Там было признано, что «человечество идёт к вселенской международной организации. Из этой организации впоследствии будут созданы международные правительственные организации. В недалёком будущем человечество придёт к идее создать органы международного законодательства и международный парламентский союз»⁵⁰.

Таким образом, была чётко заявлена идея единого между народного правительства.

Эту же идею активно поддерживала группа ведущих американских финансовых и промышленных магнатов, штаб-квартирой которых был деловой центр, располагавшийся в небоскрёбе на Бродвее-120. Поэтому условно эту группу мы назовём Бродвейским банкирским сообществом.

В эту группу входили представители крупнейших банкирских домов и финансово-промышленных кругов США: Дж. Морган, Я. Шифф, К. Лоёб, Ч. Крейн, Р. Доллар, директор Федеральной резервной системы США банкир П. Варбург и др.⁵¹. По адресу Бродвей-120 располагался офис Дж. М.)Г. Гранта, который представлял в США петроградского банкира Д.Г. Рубинштейна.

Вышеназванные люди состояли либо в одних и тех же организациях, либо в организациях, являвшихся частью единой структуры. Так, например, Якоб Шифф был главой иудейского ордена «Бнай-Брита», который с конца XIX века входил в тайное сообщество. К высшему тайному сообществу принадлежал и Ч. Крейн, который был не только ведущим американским промышленником, но и видным политическим деятелем, в частности, президент У. Тафт направлял Ч. Крейна в качестве посланника в Китай.

Ч. Крейн являлся ближайшим деловым партнером Я. Шиффа как минимум с начала 1900-х гг.

Крейн и Шифф были тесными партнёрами по работе в таких структурах, как Федеральная резервная система, «Америкэн Интернэшнл Корпорейшн», «Нейшнл Сити – Банк» и другие.

Китченер весьма опасался влияния «Бродвейской группы», и в частности её представителя Дж. Моргана, на английскую политику. Граф А.А. Игнатьев, который во время войны был русским военным агентом в Париже, вспоминал, что во время их встречи, предваряя разговор, Китченер потребовал от Игнатьева подтвердить, что тот не является сторонником какого-либо соглашения с Морганом. На вопрос Игнатьева, почему лорд так против контактов с Морганом, Китченер ответил: «Хотя бы потому, что этого как раз желает ЛлойдДжордж»⁵².

Китченер не случайно упомянул имя Д. Ллойд-Джорджа. Лорд знал о тесных связях последнего с Морганом и Шиффом. Ллойд-Джордж прилагал немало усилий, чтобы скомпрометировать Китченера и добиться его отставки.

После гибели Китченера именно Д. Ллойд-Джордж занял пост военного министра, а в декабре того же 1916 г. – пост премьер-министра Великобритании. После гибели Китченера большое влияние в английской политике получил и лорд А. Мильнер, который в конце 1916 г. стал членом военного кабинета и фактическим военным министром, хотя официально этот пост Мильнер занял только в 1918 г. В это же время начинается активная деятельность посла Великобритании в Петрограде сэра Джорджа Бьюкенена по установлению контактов с либеральной оппозицией в России.

Ллойд-Джордж, Мильнер, Бьюкенен – эти люди известны тем, что они активно поддерживали заговор против Императора Николая II в феврале 1917 г. Но помимо этого, названные лица были членами тайного общества, известного как «Круглый Стол». Это общество стало одной из самых влиятельных сил в формировании и осуществлении британской имперской и внешней политики начала ХХ века⁵³.

«Круглый Стол» был создан в 1891 г. в Лондоне. Первым администратором «Круглого Стола» был С. Родес. Своим богатством Родес был обязан клану Ротшильдов. Именно Ротшильд-Банк предоставил Родесу деньги для открытия своего дела по добыванию алмазов в Южной Африке⁵⁴. Вскоре Родес стал фактическим повелителем целой страны, которая даже стала называться в честь Родеса – Родезией (сегодня Замбия и Зимбабве). После своего возвращения в Англию С. Родес вместе с Л. Ротшильдом основал общество «Круглого Стола». Среди членов-основателей – лорд Р. Эшер, лорд А. Мильнер, лорд А. Бальфур и сэр Дж. Бьюкенен⁵⁵, все – видные государственные деятели Англии. Основной задачей группы было распространение британского господства на весь мир («объединение всего мира под господством Англии»), а также введение английского языка в качестве всемирного⁵⁶. На самом деле Англия рассматривалась «Круглым Столом» только как плацдарм для осуществления главной цели общества – создания единого мирового правительства.

То есть мы видим, что и у Бродвейского сообщества, и «Круглого Стола» была одна и та же цель – единое наднациональное мировое правительство. Так как эта цель была главной целью иллюминатов, то можно с точностью определить структуры Бродвея и «Круглого Стола» как структуры иллюминатские.

В 1904 г., после смерти С. Родеса, во главе «Круглого Стола» встал А. Мильнер. Структура «Круглого Стола» во многом напоминала структуру ордена иезуитов, баварских иллюминатов и последующую структуру нацистского ордена СС. В начале ХХ века Мильнер становится председателем двух «дочерних» организаций «Круглого Стола» – «Комитета 300» и «Королевского института международных дел».

А. Мильнер значительно расширил международные связи «Круглого Стола». Наибольшее влияние идеи общества получили в США, где посвящённый Мильнером в члены общества «Круглого Стола» американский историк Дж.)Л. Бер в 1912 г. создал одноименную организацию в Нью-Йорке⁵⁷.

В США «человеком» лорда Мильнера и «Круглого Стола» становится Э.)М. Хаус, более известный в истории как «полковник Хаус». Хаус задолго до Збигнева Бжезинского высказал мысль, что «остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна – Сибирь, а остальные – поделенная европейская часть страны».

М. Хаус, как и Ч. Крейн, был советником президента В. Вильсона. В Америке М. Хаус представлял интересы банкиров Я. Шиффа, П. Варбурга, Д. Моргана и других⁵⁸. Между этой банкирской группой и «Круглым Столом» устанавливается тесная связь, которая осуществлялась через Хауса. Можно с уверенностью утверждать, что к началу Первой мировой войны клуб банкиров на Бродвее и «Круглый Стол» преследовали одну и ту же цель: полный контроль над мировыми политикой, экономикой и ресурсами.

С бродвейским клубом банкиров был тесно связан Сидней Рейли, резидент английского разведчика В. Вайсмана. На самом деле и С. Рейли, и В. Вайсман работали не на Англию, а на всё тех же банкиров с Бродвея и руководителей «Круглого Стола». Настоящее имя и фамилия Сиднея Рейли – Соломон Розенблюм (по другой версии – Зигмунд Георгиевич Розенблюм), уроженец Одессы. Он неоднократно арестовывался Охранным отделением за участие в незаконных сходках и собраниях. Затем Рейли бежал в Бразилию, где завербовался в Британскую разведку⁵⁹.

В. Вайсман вышел на «полковника» М. Хауса именно через Рейли. Вайсман стал передавать информацию, полученную от Хауса, своим непосредственным начальникам в Лондон, минуя английского посла.

С «Круглым Столом» был самым тесным образом связан и Д. Ллойд-Джордж. Впоследствии, во время Версальской конференции, все ближайшие советники Ллойд-Джорджа были членами «Круглого Стола».

«Круглый Стол» имел своих союзников и в масонской ложе «Великий Восток Франции», и среди сионистов, и в правящих кругах США, Англии и Германии. Но при этом он не был частью сионистов, масонов или национальных правительств. Эти структуры были нужны тайным английским и американским обществам исключительно для получения контроля и влияния над той или страной, обществом или правительством. Так, известно, что Я. Шифф был противником сионизма, но, когда в 1918 году А. Бальфур выпустил декларацию от имени британского правительства, в которой поддерживал идею создания еврейского государства в Палестине, Шифф тоже поддержал её.

Следует отметить, что и банкирская группа с Бродвея, и лорды «Круглого Стола» были тесно связаны с Германией. Так, лорд Мильнер родился и провёл свою молодость в Гессен-Дармштадте, его мать была немкой. Я. Шифф происходил из богатой раввинской семьи Гессена, родился и вырос во Франкфурте-на-Майне. Пол и Фриц Варбурги родились в Гамбурге в семье немецкого банкира и долго жили в Германии, где влиятельным банкиром оставался их брат – М. Варбург.

Сэр Бьюкенен много лет провёл в Германии, в том числе и в Гессен-Дармштадте, в качестве сотрудника посольства.

Интересно также и то обстоятельство, что одним из самых крупных и солидных банковских домов во Франкфурте-на-Майне конца XIX века был дом банкиров Бетманов. Бетманы и Ротшильды, хотя и были конкурентами, находились в добрых отношениях друг с другом и имели большое влияние не только во Франкфурте, но и в Дармштадте⁶⁰. Выходец из рода Бетманов станет при Вильгельме II рейхсканцлером Германии, одним из главных поджигателей Первой мировой войны и яростным врагом России. Он войдет в историю как Теобальд фон Бетман-Гольвег⁶¹.

Начиная с 1914 года немцы субсидировали русскую революцию через международный банк Варбургов в Гамбурге. Этот банк обеспечивал деньгами революционеров в России через свои представительства в Швеции⁶². На эти же деньги германские агенты организовывали забастовки и беспорядки в России в 1915 и 1916 гг.

Эта тесная связь представителей тайных обществ Англии и США с финансовыми структурами Германии заставляет усомниться в том, что Шифф, Варбурги и «Круглый Стол» были на стороне Англии и США. Когда интересы Англии и США как государств расходились с интересами их тайных организаций, банкиры и лорды без сомнений руководствовались последними.

С.П. Мельгунов пишет в своём труде: «Николай II указывал в телеграмме английскому королю на возможное влияние (английских банков, находившихся в немецких руках»⁶³.

Однако неправильно было бы также думать, что между «Круглым Столом» и Бродвеем не было разногласий в вопросах организации государственного переворота в России. Они были, но касались не стратегической цели, свержения Императора Николая II и упразднения самодержавной власти, а путей её осуществления. Английский и американский планы переворота в России имели существенные отличия, которые нашли своё отражение в событиях февраля – марта 1917 г.

Во второй половине 1916 г. в Англии происходит тихий государственный переворот. Все главные посты в государстве занимают представители «Круглого Стола»: Ллойд-Джордж – премьер-министр, лорд А. Мильнер – военный министр, лорд А.)Дж. Бальфур – министр иностранных дел.

Именно с этого момента начинается непосредственная подготовка к революции в России.

Из главных причин, побудивших тайное американо-английское сообщество начать в 1916 году подготовку революции в России усиленными темпами, следует выделить следующие:

1) неотвратимость победы императорской России в Мировой войне и вытекающая отсюда невозможность построения нового мирового порядка;

2) неспособность помешать России завладеть черноморскими проливами, Константинополем и Святой Землей;

3) стремление трансатлантического капитала подчинить себе русский рынок и сырьевые ресурсы;

4) отсутствие рычагов воздействия на царскую Россию после войны;

5) религиозно-мистическая и геополитическая доктрина сообщества, предусматривающая обязательное уничтожение православной самодержавной русской государственности.

Важнейшей причиной ускорения верхушкой англо-американского сообщества подготовки государственного переворота в России стали взятые правительством Англии и Франции обязательства перед императорским правительством о территориальных приобретениях.

Обладание проливами и Константинополем позволяло бы России контролировать военные и торговые пути в Средиземное море, открывало ей дорогу в Азию, в Индию и Африку.

Господство России в проливах означало бы к тому же быстрое окончание войны в пользу Антанты. Это, к слову сказать, понимали как немцы, так и союзники. Гросс-адмирал А. фон Тирпиц писал: «Если Дарданеллы падут, то война для нас проиграна…»⁶⁴

Такое завершение войны не устраивало Д. Ллойд-Джорджа и Я. Шиффа. Война должна была закончиться по их сценарию, и в этом сценарии для России не было места.

Но помимо прочего было ещё одно обстоятельство, которое заставляло как английских, так и американских политиков и бизнесменов делать всё от них зависящее, чтобы не пустить Россию на Ближний Восток. Причина эта заключалась

в том, что господство России в этом регионе означало бы крах сионистской идеи построения еврейского государства в Палестине.

Надо отметить, что ни Шифф, ни Мильнер, ни Ллойд-Джордж не были сторонниками еврейского государства. Но сионисты являлись их важными союзниками в планах нового передела мира. Один из лидеров сионистского движения Х. Вейцман ещё в начале Мировой войны встречался с лордом А. Бальфуром и Д. Ллойд-Джорджем⁶⁵.

В начале ХХ века сионизм начал тесно смыкаться с революционным подпольем в России. В секретном циркуляре Департамента полиции от 16 мая 1912 г. говорилось, что «сионисты от чисто идейного учения постепенно стали переходить к тактике вмешательства в культурную, экономическую и политическую жизнь России. Эта эволюция сионизма привела последний в сторону противоправительственного направления»⁶⁶.

Сионисты прекрасно понимали, что если Иерусалим будут находиться под контролем или во владении русского православного царя, то ни о каком еврейском государстве речи быть не может. Охранное отделение сообщало в 1914 году, что евреи опасаются, что «русские, победив Турцию, могут лишить евреев сионистских плодов их долголетних усилий в Палестине»⁶⁷.

Сионисты испытывали такое беспокойство от возможного перехода Палестины под русское влияние, что, как только произошла Февральская революция, в Россию приехал видный эмиссар сионистского движения И. Трумпельдор[1]. Он обратился к А.Ф. Керенскому с просьбой помочь евреям в Палестине. В июле 1917 года в Петрограде открылся Сионистский съезд, на котором Трумпельдорф встретился с П. Рутенбергом, которому повторил ту же просьбу, заявив, что «мы не можем позволить, чтобы еврейская кровь безнаказанно орошала землю Палестины»⁶⁸. А.Ф. Керенский назначил И. Трумпельдора комиссаром по еврейским делам Военного министерства, поручив ему создание и командование 120-тысячной армией, которая «должна была освободить Палестину, пройдя через территорию Армении»⁶⁹.

В то же самое время Керенский разрешил призывать в армию русских подданных, проживающих на территории Англии, а среди них было много евреев. Нетрудно догадаться, что сионисты спешили русскими руками окончательно закрепить свои права на Палестину.

Поняв, что военным путём взять под контроль проливы и Константинополь им не удастся, тайное сообщество приступило к написанию полномасштабного сценария государственного переворота в Петрограде.

Будучи холодными и расчётливыми людьми, руководители тайных обществ понимали, что императорская Россия является главным препятствием на их пути. Победа России в войне означала бы не только крах идеи мирового правительства, но и крах всего планируемого ими послевоенного мира. Общую обеспокоенность Запада высказал в письме президенту В. Вильсону его советник М. Хаус: «Если победят союзники, то это будет означать господство России на европейском континенте»⁷⁰.

Причём получалось, что тайные общества, поддерживая Антанту, способствуют победе России. Россию нужно было непременно уничтожить.

«Причиной ненависти масонства к России, – писал в своём отчёте заведующий заграничной агентурой Департамента полиции (Парижское бюроЛ.А. Ратаев, – является то, что её считают самым надёжным оплотом христианства. Ведь, рассматривая деятельность масонов, никогда не надо упускать из виду, что прежде всего это не просто безбожники, это – сектанты»⁷¹.

К концу XIX века эта международная сектантская сила представляла собой соединение иллюминатской философии, иудейского мессианства, американского протестантизма. Эту силу можно называть «мировой закулисой», орденом иллюминатов, масонским интернационалом или по-современному «неоконсерваторами» – название всё равно не будет отражать её сути. Для нас главное, что эта сила в ХХ веке стала реальной и могущественной.

Эта единая организация имела огромные финансовые и политические возможности, так как среди её сторонников были ведущие финансисты мира, ведущие политики и высокопоставленные сотрудники спецслужб.

Главным финансистом этого сообщества выступал американо-еврейский капитал, наиболее ярким представителем которого был банкир Якоб Шифф. В 1910 г. посол России в США барон Р.Р. Розен называл Шиффа «фанатическим ненавистником России, нанести удары которой всякими доступными ему средствами он считает своей священной обязанностью»⁷².

Некоторые исследователи склонны объяснять эту ненависть еврейством Я. Шиффа. На наш взгляд, такой подход не объясняет природу этой ненависти. Барон Р.Р. Розен писал А.П. Извольскому 3/16 марта 1910 г.: «Было бы ошибочным приписывать заботы американского еврейства об улучшении участи евреев в России только естественной симпатии к соплеменникам. Тут значительную роль играют соображения совершенно эгоистического характера»⁷³.

Всячески провоцируя по политическим мотивам еврейскую эмиграцию из России, американские еврейские круги хорошо принимали только еврейских революционеров, от которых отвернулась большая часть российского иудейского раввината, но которых можно было с успехом использовать для противоправительственной деятельности в самой России.

Простой же еврейский народ в России, с его местечковой культурой, трудолюбием и заботами, вызывал у американского еврейского сообщества презрение и неприязнь. Примечательно, что во время встречи Х. Вейцмана с А. Бальфуром последний был удивлён убеждённостью Вейцмана в победе сионистских идей. Когда Бальфур сказал Вейцману, что раньше он никогда не слышал от евреев ничего подобного, Вейцман сказал лорду: «Мистер Бальфур, вы встречаетесь не с теми евреями»⁷⁴.

Вот судьба «не тех евреев», то есть тех, кто не был согласен становиться пушечным мясом для идей мирового господства американских банкиров или идей сионизма, а таких евреев и в Англии, и в России было немало, совершенно не волновала ни Шиффа, ни Вейцмана.

Таким образом, ненависть американских банкиров, членов тайного сообщества, нельзя объяснить их еврейским происхождением.

К тому же ненависть к России испытывали и Мильнер, и Ллойд-Джордж, которые не были евреями. Истинное отношение к России было выражено Ллойд-Джорджем сразу же после свержения царя: «Одна из главных целей Англии в этой войне достигнута!»

Главная цель этой силы, безусловно, духовная, идеологическая. В основе этой идеологии лежит антихристианская и антимонархическая составляющая, которая и была главной причиной ненависти тайного сообщества к царской России.

В 1905 г. Л.А. Ратаев подчёркивал: масонские круги Франции считают, что «на долю Франции выпала высокая задача повсюду организовывать демократию и тем постоянно подготавливать достижение масонского идеала – Всемирной Республики»⁷⁵.

Об этом же пишет современный российский исследователь доцент Т.В. Грачёва: «Цель создания глобального государства – это цель духовного и религиозного характера. Для того чтобы её достичь, нужно до основания уничтожить священную государственность, даже идею о ней, даже память о ней, полностью скомпрометировать её историю»⁷⁶.

Адепты этой идеологии понимали, что без уничтожения царской России победа не может быть одержана. Причём сценарии развала России, которые прорабатывались в начале ХХ века, удивительным образом совпали с большевистским сценарием 1917–1922 гг. и либерал-демократическим сценарием 1991–1993 гг.

В 1908 г. в Нью-Йорке появился некий русский подданный, именовавший себя Иваном Народным. Иван Народный заявил, что он является главой «временного правительства»

России и предъявил чеки этого нового правительства на большие суммы, заявив, что они будут обеспечиваться начиная с 1915 года. Тогда многие, в том числе и русская революционная эмиграция, потешались над самозванцем, считая его авантюристом или безумцем. Однако в свете всего происшедшего с Россией в ХХ веке деятельность Ивана Народного смеха не вызывает. Иван Народный выпустил манифест, в котором объявлял о создании «Соединённых Штатов России». Это государство должно было состоять из 12 штатов, имевших право выхода из государства. «Мы, – писал Иван Народный, – провозглашаем конституцию, подобную конституции САСШ, с президентом, избираемым на три года, с Думой в качестве нижней палаты и Сенатом – верхней палатой»⁷⁷.

Нетрудно догадаться, что проект Народного в целом совпадает как с устройством СССР, так и сегодняшней РФ. Особенно следует отметить планы Народного в отношении Императора Николая II. Согласно этим планам, царю должны были быть предъявлены 26 пунктов обвинения. После чего «согласно 16 пунктам обвинения Вы, Русский Царь, являетесь преступником и недостойны править народом. С точки зрения международной справедливости и естественного права, именем русского народа, объявляем Вам, что Вы лишаетесь престола и династия Ваша лишается всех своих верховных прав в России»⁷⁸.

В конце 1916 г. тайное американо-английское сообщество приняло окончательное решение о начале стремительного форсирования подготовки государственного переворота в России⁷⁹. Целью этого переворота было свержение Императора Николая II и полное уничтожение монархии в России.

14 февраля 1916 г. в восточной части Нью-Йорка состоялось тайное собрание, посвящённое организации революции в России. Костяк собрания представляли «ветераны» революции 1905 г. Финансовая сторона вопроса была взята на себя ведущими американскими банкирскими домами, в связи с которыми «имя Якова Шиффа неоднократно упоминалось»⁸⁰.

Исследователь Т.В. Грачёва утверждает, что «в архивах Государственного департамента США (1910–1929, № 861.4016/325 хранится следующее сообщение, подготовленное американскими разведывательными службами: «В феврале 1916 года впервые стало известно, что в России разжигается революция. Было выявлено, что упомянутые ниже лица вовлечены в это разрушительное предприятие: это директора «Куб, Лёйб энд Компани» Якоб Шифф, Отто Канн, Мортимер Шифф, Джером Ханауэр, Феликс Варбург и его брат Пол»⁸¹.

Примечательно, что глава французской военной миссии при царской Ставке дивизионный генерал М. Жанен 7 апреля 1917 г. записал в свой дневник: Февральская революция «руководилась англичанами, и конкретно лордом Мильнером и сэром Бьюкененом»⁸².

Однако не только английские лорды и американские банкиры приняли участие в подготовке свержения монархии в России. Активную помощь оказал им посол Франции в Петрограде Ж.)М. Палеолог, который до сих пор считается во Франции «специалистом» по царской России. Поводом для этого стали многочисленные и весьма сомнительные с точки зрения исторической правды книги Палеолога по русской истории. В.А. Сухомлинов в своих воспоминаниях писал, что Палеолог «предпочитал серьезному делу пустую болтовню и сплетни», а в своих воспоминаниях рассказывал о России «разные небылицы». Генерал В.А. Сухомлинов свидетельствовал, что французский посол не знал Императора Николая II, а потому вкладывал в его уста «всякий тенденциозный вздор столичных политиков. Это не материал для серьезного исторического исследования, а лишь записки для легкого чтения, причём наивным и легковерным людям они могут понравиться, особенно на красивом, благозвучном французском языке»⁸³.

М. Палеолог утверждал, что он является потомком древнего императорского византийского рода Палеологов. Однако это полностью не соответствовало истине. Историк М. Струдза в своём исследовании установил, что родословная французского посла происходит вовсе не от византийских кесарей, а от фанарских греков или евреев, большей частью незаконнорожденных. «Для того чтобы предать своим родам значимость и скрыть своё внебрачное происхождение они присвоили себе знаменитую императорскую фамилию, а в конце XIX века румынские Палеологи напечатали в Константинополе генеалогическое дерево, которое приписывало им византийское происхождение, о котором нигде ранее не упоминалось. Этот любопытный документ хранится в Академии наук в Афинах. Последний представитель этого рода, на котором он и заканчивается, не кто иной, как Морис Палеолог, французский посол»⁸⁴.

М. Палеолог пользовался большим расположением в русском обществе и в придворных кругах. Дж. Бьюкенен при всем своём уме никогда не имел в России того расположения, какое имел М. Палеолог. Генерал А.И. Спиридович подмечал, что «прошедший хорошую школу, Морис Палеолог (его настоящая фамилия совершенно другая быстро разобрался в русском обществе, в партиях, завел, где надо было, агентуру, т. е. информаторов, отлично использовал некоторых дам русского высшего общества как осведомительниц и в результате ловко выбрал правильную линию поведения. И его любили»⁸⁵.

Изображая из себя верного друга России, М. Палеолог весной 1916 г. вёл тайные переговоры с польскими сепаратистами. По существу, за спиной своего союзника Франция обсуждали планы расчленения территорий Российской империи⁸⁶.

4 марта (по григорианскому стилю 1916 г. посол М. Палеолог отправил совершенно секретную записку министру иностранных дел Франции А. Бриану, в которой признавал польский вопрос «одним из самых сложных»⁸⁷. Эта сложность, по Палеологу, объяснялась тем, что Император Николай II и превалирующее русское общественное мнение было против восстановления польской государственности, а «Франция не может быть безразлична к чаяниям поляков. Она должна по своей традиции им помочь обрести родину». Палеолог писал, что в настоящее время, пока идёт война, эта помощь может происходить только в сепаратных формах. Но, «когда придёт день мира, когда Россия будет готова реализовать свои грандиозные планы, которые обещает эта война, Франция должна протянуть руку помощи Польше» ⁸⁸.

Французский посол указывал на необходимость объединения усилия всех союзных государств для достижения польской независимости. «Территориальное восстановление польского государства, – пишет он, – может быть реализовано только нашими общими усилиями»⁸⁹.

Условно план западных организаторов революции в России можно разделить на финансовую и организационную составляющие. Первая, безусловно, в основном лежала на бродвейском сообществе, вторая – на английском «Круглом Столе». Бродвейские банкиры имели большие связи в революционной среде, в части финансового сообщества России, некоторых депутатов Государственной Думы. Но они не имели серьёзного влияния в высших сферах русской политической и военной элиты. Я. Шифф не имел авторитета, например, у генералов Ставки. А. Мильнер и Дж. Бьюкенен, наоборот, такой авторитет имели, но не имели такого количества денег, какие имела «Бродвейская группа».

Поэтому английские лорды получили большие финансовые вливания от трансатлантических корпораций.

Генерал-лейтенант А.А. Гулевич писал в своей книге, что лорд А. Мильнер получил более 21 млн рублей из США для финансирования русской революции⁹⁰.

Эта сумма примерно совпадает с той цифрой, которую Я. Шифф, по словам его внука, затратил на русскую революцию⁹¹.

Деньги американских банкиров шли на русскую революцию, в частности, через германские банки, владельцами которых были родственники и компаньоны Ротшильды и Мендельсоны. Деньги эти впоследствии назывались «германскими деньгами». П.Н. Милюков открыто говорил: «Ни для кого не тайна, что германские деньги сыграли роль в Февральской революции»⁹².

Первый секретарь русского посольства в Вашингтоне граф И.Г. Лорис-Меликов сообщал 17/30 марта 1916 г., что «никакая иностранная нация не имеет в Америке столько банков, сколько Германия. Чтобы перечислить только крупнейшие из них, достаточно упомянуть о фирмах: “Кун, Лёйб и К^о”, “Ляденбург, Тальман и К^о”, “Селигман и К^о” и прочие. Эти банки всецело немецкие по происхождению, и если в настоящее время они и считаются американскими, то не подлежит сомнению, что интересами своими они все еще тесно связаны с Германией»⁹³.

В марте 1916 г. послом США в России был назначен банкир и хлеботорговец Д. Френсис, человек весьма близкий к Я. Шиффу. Д. Френсис, наряду с Бьюкененом и Палеологом, сыграл заметную роль в поддержке заговора против русского Императора. Одной из веских причин этого участия американского дипломата в помощи заговорщикам, помимо всего прочего, стали личные мотивы: будучи хлеботорговцем, Френсис был заинтересован в устранении России как конкурента с мирового рынка зерна.

К концу 1916 г. Дж. Бьюкенен был хорошо осведомлён от П.Н. Милюкова, с которым находился в постоянном общении, о планах оппозиции по свержению Императора Николая II⁹⁴.

Сведения об этих планах английский посол передавал премьер-министру Д. Ллойд-Джорджу в Лондон⁹⁵. Товарищ министра внутренних дел генерал П.Г. Курлов в своих мемуарах писал, «что розыскные органы ежедневно отмечали сношения лидера кадетской партии Милюкова с английским посольством»⁹⁶. Примечательно, что этот текст у П.Г. Курлова имеет следующее примечание: «К счастью, документы, относящиеся до этого вопроса, сохранены моими подчиненными от революционеров, и я надеюсь, что буду иметь возможность опубликовать их при втором издании этой книги». Насколько известно, эти документы никогда не были опубликованы Курловым. Он умер в том же 1923 году, когда увидели свет его мемуары.

Императору Николаю II было известно, что в посольстве у Дж. Бьюкенена происходят встречи с лицами оппозиционными царскому строю⁹⁷. Среди обсуждаемых тем, волновавших гостей британского посла, была дискуссия, будет ли убита императорская чета в ходе грядущих потрясений⁹⁸.

Во время высочайшего приема по случаю Нового 1917 г. Император Николай II прямо заявил Дж. Бьюкенену, что ему известно, что английский посол «принимает у себя в посольстве врагов монархии»⁹⁹.

19 января 1916 г. в Петрограде собралась конференция союзников. Державы были представлены на самом высоком уровне. В делегации входили от Франции – министр колоний П. Думерг, французский посол в Петрограде – М. Палеолог и генерал Кастельно, от Англии – А. Мильнер и английский посол Дж. Бьюкенен¹⁰⁰.

Главным действующим лицом западных союзников на конференции был лорд А. Мильнер¹⁰¹. Премьер-министр Д. Ллойд-Джордж не скрывал своих надежд на эту конференции, которая «может привести к какому-нибудь соглашению, которое поможет выслать Николая и его жену из России и возложить управление страной на регента»¹⁰².

В результате союзники передали царю меморандум со своими «советами»:

1) ввести в штаб Верховного главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса.

2) обновить командный состав армии в согласовании с державами Антанты. 3ввести ответственное министерство¹⁰³.

На эти требования Государь ответил отказом по пунктам. По пункту 1: «Излишне введение союзных представительств, ибо своих представителей в союзные армии с правом решающего голоса вводить не предполагаю». По пункту 2: «Тоже излишне. Мои армии сражаются с большим успехом, чем армии моих союзников». По пункту 3: «Акт внутреннего управления подлежит усмотрению монарха и не требует указаний союзников»¹⁰⁴.

5 февраля лорд А. Мильнер среди прочих делегатов конференции был принят Императором Николаем II. Во время этого приёма была предпринята попытка со стороны А. Мильнера оказать прямое давление на царя. При этом Государю лордом Мильнером была представлена записка, в которой он предлагал назначить на высшие посты в государственных органах власти России людей из оппозиции, «не считаясь с официальными традициями»¹⁰⁵. А. Мильнер дал понять, что в противном случае у царского правительства могут возникнуть серьезные затруднения, в том числе с поставками военных материалов из Англии¹⁰⁶.

Жёсткий ультимативный характер требований А. Мильнера был подчёркнут лордом А. Бальфуром в его беседе с военным обозревателем газеты «Таймс» полковником С. Репингтоном: «Монархам редко делаются более серьезные предупреждения, чем те, которые Мильнер сделал царю»¹⁰⁷.

Во время своего визита Мильнер встретился с председателем Военно-промышленного комитета Думы А.И. Гучковым, князем Г.Е. Львовым, председателем Государственной Думы М.В. Родзянко, генералом А.А. Поливановым, бывшим министром иностранных дел С.Д. Сазоновым, лидером кадетов П.Н. Милюковым.

Тогда же в Петроград прибыл из Москвы британский генеральный консул и по совместительству секретный агент британской разведки Р.)Г. Брюс Локкарт. В течение второй половины 1916 г. по заданию Бьюкенена Локкарт встречался с председателем Всероссийского земского союза князем Г.Е. Львовым, будущим главой временного правительства. Вместе со Львовым на встречи с Локкартом приходили московский городской голова М.В. Челноков, лидер московских кадетов, член Прогрессивного блока Думы В.А. Маклаков, родной брат А.И. Гучкова, Николай Иванович Гучков¹⁰⁹.

Следует сказать, что Локкарт был «человеком» А. Мильнера, работавшим в тесном контакте с Сиднеем Рейли¹¹⁰.

Кроме того, Локкарт был дружен с оккультистом сатанинского уклона А. Кроули. Брюс Локкарт и сам очень интересовался оккультизмом и был членом «Совета 300-х», «дочерней» организации «Круглого Стола». С Кроули Локкарта в Москве познакомил греческий то ли еврей, то ли армянин М. Ликиардопулос, более известный под прозвищем Лики, который был секретарём Московского Художественного театра. Локкарт впоследствии использовал Лики в качестве главы отдела британской пропаганды в Москве¹¹¹. Интерес английской разведки к Художественному театру может показаться странным, если не знать, что скрывалось за его кулисами. С Художественным театром были тесно связаны писатель Максим Горький и его любовница М.Ф. Андреева, бывшая ведущая актриса театра. М.Ф. Андреева, тайный член РСДРП, ещё с 1905 года поддерживала тесные контакты с миллионером С.Т. Морозовым. С 1915 года Андреева жила в Москве, которая стала одним из главных центров подготовки переворота. Кроме того, другая ведущая актриса театра В.Ф. Комиссаржевская поддерживала дружественные отношения с А.И. Гучковым. Именно Комиссаржевская была посредницей между Гучковым и М.И. Зилотти в их бурно развивающемся романе. М.И. Зилотти приходилась свояченицей брату А.И. Гучкова К.И. Гучкову¹¹².

Через неделю А. Мильнер приехал в Москву и лично встретился с М.В. Челноковым и другими сторонниками Прогрессивного блока. Эта встреча прошла под предлогом награждения Челнокова орденом Подвязки¹¹³.

Во время встречи Мильнера и Локкарта, с одной стороны, и Львова и Челнокова, с другой, последние передали Мильнеру меморандум, в котором говорилось, что, если со стороны Императора Николая II не будет в ближайшее время оказано никаких уступок, революция неминуема. По утверждению Львова, она произойдёт в течение трёх недель¹¹⁴.

Кроме встреч с представителями думской оппозиции, англичане провели в Москве ряд важных переговоров с представителями ведущих московских финансовых кругов. Предмет переговоров был все тот же: грядущий переворот.

Февральские события в полной мере выявили роль западных сил в её организации и осуществлении. Петроградский градоначальник генерал А.П. Балк вспоминал, что когда его 28 февраля 1917 г. в числе других представителей «старого режима» арестовали мятежники, которые повели арестованных в тюрьму, то «у Зимнего Дворца навстречу нам шли два английских офицера. Одного я знал хорошо в лицо, фамилию забыл, но фигуру его, необычно длинную и поджарую, знал каждый, кто бывал в «Астории». Так вот этот офицер своеобразно приветствовал нас. Он остановился, повернулся к нам лицом, засунул руки в карманы и, пригибаясь назад во все свое длинное туловище, разразился громким хохотом, а потом что-то кричал и указывал на нас пальцем»¹¹⁵.

Во время февральских волнений многочисленные английские агенты в Петрограде вели антиправительственную агитацию, предпринимали активные попытки подкупать солдат, чтобы те выходили из казарм и не подчинялись своим офицерам, предлагая им за это по 25 рублей. (В это время костюм стоил 15 рублей¹¹⁶.)

В дни февральского переворота в Ревеле базировалась британская военная флотилия под командованием командора Ф. Кроми. Официальным мотивом пребывания её здесь были совместные действия с флотом России против Германии. Однако капитан Кроми был не боевым офицером, а сотрудником британской разведки. Он находился в непосредственной связи с Локкартом и С. Рейли. В течение зимы 1916–1917 гг.

Ф. Кроми, находясь в России, постоянно направлял в Лондон письменные отчёты. Адресатами его были: глава британской военно-разведывательной миссии в России С. Хор и британский военно-морской представитель при Царской Ставке контр-адмирал Р. Филлимор.

1 марта 1917 г. после фактического признания Англией Временного комитета Госдумы, Ф. Кроми по приказу Дж. Бьюкенена со своим морским отрядом прибыл в Ревель для возможного противодействия войскам генерала Н.И. Иванова, которые Государь послал на Петроград¹¹⁷.

В августе 1918 г. Ф. Кроми подозревался ВЧК в участии в покушении на Ленина. При попытке задержания Ф. Кроми оказал вооружённое сопротивление и был убит чекистами¹¹⁸.

Таким образом, можно констатировать, что большая организаторская роль в деле свержения Императора Николая II принадлежала внешней силе. Следует признать, что за этой силой стояли не национальные интересы того или иного государства, а интересы тайного международного сообщества. Главная цель этого сообщества было уничтожение самодержавной России. Об этом откровенно писал британский историк-коммунист Эрик Джон Хобсбаум: «Если и существовало государство, в котором революция считалась не только желательной, но и неизбежной, так это империя царей»¹¹⁹.

Глава французской военной миссии при Ставке Николая II дивизионный генерал М. Жанен в 1920 г. в телеграмме французскому верховному комиссару Сибири Р. Могра сделал интересное признание. Объясняя Р. Могра причины фактической выдачи адмирала А.В. Колчака большевистским силам, тем самым обрекая адмирала на неминуемую гибель, французский генерал писал, что «адмирал был передан комиссарам временного правительства[2], так же как это было сделано с Царём, которого французский посол мне персонально запретил защищать»¹²⁰.

То есть М. Жанен недвусмысленно давал понять, что в марте 1917 г. именно французская сторона сыграла ведущую роль в выдаче Императора Николая II временному правительству. О том, что французские правящие круги немедленно отстранились от свергнутого Императора, видно и из бумаг французского посла М. Палеолога.

8/21 марта 1917 г. посол категорически запретил генералу Жанену присоединиться к пожеланию глав английской и бельгийской миссий сопровождать Императора в Царское Село, желая оказать ему тем самым услугу и защиту. Палеолог приказал Жанену не покидать Могилева¹²¹.

Что же касается правящих кругов Соединенных Штатов, то мы видим не просто отстраненность от судьбы свергнутого Императора, но крайне враждебное отношение ко всем представителям дома Романовых.

19 марта 1917 г. посол США в России Д. Френсис отправил государственному секретарю Р. Лансингу следующую телеграмму: «Порядок сохраняется по-прежнему. Приняты все меры, чтобы не допустить никаких претензий на трон, как со стороны великого князя Михаила, представляющего прямое наследование после отречения царя и царевича, так и сделать тщетной всякую попытку сохранить имперскую преемственность вплоть до “people act”»¹²².

Это последнее выражение «people act» означает не что иное, как физическое устранение любого потенциального претендента на русский престол, если тот выразит готовность его занять.

Таким образом, мы видим, что действия Англии, Франции и Соединенных Штатов Америки в отношении царской семьи носили слаженный характер и отличались сознательной враждебностью.

Однако, признавая важную роль внешних сил в свержении монархии в России, было бы неправильно считать эту роль главной и решающей. Следует признать, что эти внешние силы не смогли бы добиться поставленных ими целей, если бы они не имели внутри России мощной поддержки в лице влиятельных общественных, думских, политических, промышленных и военных деятелей.

Глава 2

А.И. Гучков, «сектантская» оппозиция и «прогрессивный блок»

Наиболее известным и ярким участником заговора против Императора Николая II, безусловно, являлся председатель Центрального военно-промышленного комитета и член Государственного совета Александр Иванович Гучков. Пожалуй, нет ни одного сколь-нибудь значимого предприятия, направленного на умаление престижа Государя, на его дискредитацию или на ослабление его власти, – за которыми не стоял бы Гучков. Причины, по которым А.И. Гучков находился в непримиримой вражде к Николаю II, были не только политического, но и личного характера. По имеющимся сведениям, царь сначала, скорее, положительно относился к Гучкову, ценя его ум и способности. Однако Гучков позволил себе предать огласке подробности одного своего частного разговора с Николаем II. Октябрист Н.В. Савич свидетельствовал, что «Гучков рассказал о своей беседе с царём многим лицам, членам фракции при президиуме Государственной Думы. […] Хуже всего было то, что преданы гласности были не только факты, о которых шла речь, но и некоторые мнения, высказанные Государем. Факт оглашения в печати его интимной беседы Государь воспринял как оскорбление, как предательство. Он круто и резко изменил своё отношение к Гучкову, стал относиться явно враждебно»¹²³.

Крайне честолюбивый А.И. Гучков затаил обиду на Царя, которая к 1916 г. переросла в ненависть. Свержение Императора Николая II с престола к 1916 г. стало для Гучкова почти самоцелью. Октябрист и недавний почитатель А.И. Гучкова, князь А.В. Оболенский писал, что Гучков к моменту революции превратился в «открытого злобного революционера, настроенного больше всего против особы Государя Императора»¹²⁴. В своём стремлении свергнуть Царя А.И. Гучков был готов объединяться с любыми силами.

Государь называл Гучкова «Юань-Шикаем», по имени китайского революционного диктатора, и считал «своим личным врагом»¹²⁵.

Но, конечно, было бы неправильно считать, что эта вражда личного порядка была определяющей в деятельности А.И. Гучкова.

Вражда Гучкова к самодержавию будет непонятна, если не учесть его принадлежности к тайным структурам, характер которых до сих пор фактически не исследован. Речь здесь идёт не о масонах, которые не представляли собой единой организации. Характер тайного сообщества, о котором пойдёт речь, трудно определить одним словом. В последнее время его иногда называют «старообрядческим сообществом», что в принципе также неверно, как считать «Бродвейскую группу» «еврейским сообществом». «Старообрядцами» себя называли самые разные религиозные направления, в том числе не имевшие никакого отношения к русской православной традиции. Многие из представителей тайного сообщества, о котором пойдёт речь, были выходцами из беспоповских согласий. Раскольники-беспоповцы не признают церковных таинств, церковной иерархии, имеют существенные отклонения от догматов Православия, а некоторые из них фактически переродились в опасные секты. Никакого отношения к православию старого обряда беспоповцы не имели и не имеют. Поэтому называть исследуемое сообщество «старообрядческим» неверно. Правильнее было бы именовать членов этого сообщества протестантами восточного обряда.

Главным объединяющим положением этого сообщества была непримиримая ненависть к царствующему Дому Романовых.

Русский царь в глазах раскольников был антихристом. Служить «антихристу» означало для них страшный грех. Поэтому раскольники были готовы служить любым врагам русского царя. Солдат-дезертир 22-го пехотного запасного полка О.П. Смирнов в январе 1917 г. обратился к своим собратьям с воззванием, в котором заявлял, что считает русского царя антихристом. «На сем основании мы не должны признавать власти антихристовой нашего российского императора, которого Священное Писание признаёт антихристом, ни молением за него, ни исполнением повинности военной службы.

Предание свидетельствует, что сия война есть последняя перед кончиною мира, погибнет царство антихристово, и у нас в России больше царя не будет. Этот последний царь Никола»¹²⁶.

Особую опасность представляли, конечно, не эти простые раскольники, а представители крупного капитала – выходцы из беспоповских согласий и сект. Как верно пишет Н. Михайлова: «Излагать историю «буржуазной» революции в России, не обращая внимания на конфессиональную принадлежность этой буржуазии, тогдашних «олигархов», значит сознательно или по неведению замалчивать наиболее существенное в побудительных причинах к свержению царя и разрушению монархии»¹²⁷.

Однако трудно говорить о «конфессиональной принадлежности», к примеру, А.И. Гучкова или А.И. Коновалова, один из которых был выходцем из семьи федосеевцев, а другой – т. н. «Спасова Согласия». Никаких догматов даже этих религиозных объединений ни Гучков, ни Коновалов не придерживались, но пользовались их связями и возможностями. Поэтому термин «старообрядчество» служит неким «приличным» прикрытием «неприличных» имён типа «сектант», «либерал» или «революционер». Так, один из хулителей русской монархии и потомок А.И. Гучкова А.И. Гучков-Френкин пишет: «Не подлежит сомнению, что связь Гучковых, Рябушинских и многих других купеческих семей со старообрядчеством сыграла огромную роль в том, что почти все они оказались в либеральном лагере и считали своим долгом участие в борьбе за гражданские свободы. У них были расхождения в тактике и методах этой борьбы, и конечные цели они представляли себе по-разному. Но старообрядческие гены способствовали их воспитанию именно в этом духе»¹²⁸.

Любой человек имеющий представление о церковном старообрядчестве, знает, что никакого духа «либерализма» там нет, а дух этот свойственен некоторым беспоповским сектам. Именно эти секты и становились союзниками революционеров.

Раскол заставил как старообрядцев, так и раскольников-беспоповцев выработать свою тайнопись, свои шифры, условные знаки и так далее. Эти знания не могли не привлекать революционеров-конспираторов, которые поддерживали с раскольниками тесные связи. Однако использование этих тайн раскольников и сектантов вовсе не всегда означало, что использующие их революционеры принадлежали к этим расколам и сектам. Эти связи позволяли революционному подполью пользоваться значительными денежными средствами сектантского сообщества.

Конечно, большую роль играла духовная составляющая, которая объединяла революционные силы и религиозное сектантство. Некоторые секты настолько отошли от христианства, что переродились в оккультные или полуоккультные сообщества, практикующие чёрную магию и ритуальные убийства.

В начале ХХ века враги императорского строя делали ставку на тесное взаимодействие со структурами, имеющими конфликтные отношения с законом и социально-религиозным устройством Российской империи. Идеальным для проникновения разрушительных идей в самую гущу народных масс являлось сектантство. Расшатав религиозные устои общества, дезориентировав широкие слои населения, оторвав их от православия, сектанты пытались лишить власть, имеющую в России сакрально-религиозный характер, главной её опоры: широкой поддержки народных масс. Современники отмечали необычайный рост сектантских общин и интереса к ним в конце XIX – начале ХХ века.

Будущий обновленческий иерарх А.И. Введенский писал в 1913 г., что сектантство «широкой волной разлилось по Руси. Оно с каждым днём растёт и усиливается».

В начале ХХ века ранее разрозненное сектантство стало приобретать организованные черты. Протестанты Запада и протестанты Востока искали возможность поддержать друг друга. Кроме того произошло объединение тайных организаций Запада, русского сектантского сообщества и оппозиционно-революционных организаций России. В преддверии революции 1905 г. в США под эгидой представителя Бродвейской группы Ч. Крейна прошла встреча между будущим лидером кадетской партии П.Н. Милюковым и главой российских баптистов И.С. Прохановым, который был выходцем из секты молокан¹²⁹. П.Н. Милюков сказал И.С. Проханову, что «Россия нуждается в доброй революции». И.С. Проханов добавил: «Россия нуждается в доброй реформации»¹³⁰.

Революция и реформация, то есть уничтожение самодержавного строя и Русской Православной Церкви – вот что объединяло баптистов и кадетов.

В 1911 г. американский Конгресс организовал визит в США делегации российских баптистов во главе с их лидером В.Г. Павловым на проходивший там Всемирный собор баптистов. Приём им был оказан на самом высоком уровне, включая президента У. Тафта¹³¹.

После этой встречи, между кадетами и баптистами налаживаются тесные связи и взаимодействия. В.Г. Павлов писал в своём дневнике 10 февраля 1906 г.: «Был на собрании конституционно-демократической партии. Записался членом и участвовал в выборах бюро. Вместе со мной было несколько братьев»¹³².

Русские баптисты получали значительную помощь не только от американских, но и от немецких «братьев». Последние, несомненно, были связаны с германской военной разведкой. Из донесений Охранного отделения порой трудно было понять, на кого ориентируется та или иная сектантская организация. Уверенным можно быть в одном: она работала против России.

Крайне опасной раскольничьей сектой была секта «Новый Израиль», главой которой был В.С. Лубков. Сделавшись лжехристом, В.С. Лубков объявил себя «вождем новоизраильского народа», «царём 21 века», «сыном светлого эфира», которому «вручены премудрость и власть по всей земле». На 1912 г. секта «Новый Израиль» насчитывала 3012 человек.

Опасность «лубковцев» заключалась в том, что эта секта приобрела влияние среди кубанского казачества. Это сыграло большую роль в дни февральских событий 1917 г. Большевик В.Д. Бонч-Бруевич, тесно связанный с сектантами, вспоминал, что 25 февраля 1917 г. к нему явилась группа кубанских казаков, служивших в то время в Петрограде. Это были представители секты «Новый Израиль». Они сказали Бонч-Бруевичу, что «клянутся употребить все усилия в своих сотнях как лично, так и через своих товарищей, чтобы ни в коем случае в рабочих не стрелять и при первой возможности перейти на их сторону». В знак доказательства своей принадлежности к секте они «отдали мне земной поклон по особому израильскому сектантскому способу – поклон рыбкой». Бонч-Бруевич знал этот ритуал хорошо исследованной мной секты. Казаки-сектанты перед уходом сказали Бонч-Бруевичу: «Стрелять не будем, а перейдём на сторону народа»¹³³.

В.Д. Бонч-Бруевич играл важную, но пока ещё не исследованную роль посредника между сектантским сообществом и революционным подпольем.

В.Д. Бонч-Бруевич был активным пропагандистом сектантства. Он издал целую серию книг по истории и изучению русского сектантства, где доказывал, что оно стоит гораздо выше господствующей церкви. Бонч-Бруевич высказывал уверенность, что сектантство победит Церковь Христову.

В.Д. Бонч-Бруевич был связан не только с лубковцами и богомилами, но и с толстовцами, и с духоборами. Он проходил по оперативным материалам Главного жандармского управления и Охранного отделения¹³⁴.

Любопытно, что в подробных справках на Бонч-Бруевича ни слова не говорится, что его родной брат генерал-лейтенант М.Д. Бонч-Бруевич занимался вопросами контрразведки на Западном и Северо-Западном фронтах!

В.Д. Бонч-Бруевич и А.И. Гучков весьма плодотворно сотрудничали и обменивались информацией. Гучков, говоря о Распутине, сам признавался в этом¹³⁵. Более того, по сведениям Г.М. Каткова, именно В.Д. Бонч-Бруевич познакомил А.И. Гучкова с Г.Е. Распутиным¹³⁶.

К 1917 г. сектантское сообщество выработало идею создания некой сектантской лжецеркви. Именно с этой целью шло создание единой сектантской идеологии, которая смогла бы преодолеть различия между отдельными сектами. Фактически происходило объединение западных и восточных тайных оккульт ных сектантских течений в один сектантский интернационал.

Особую опасность представляло то обстоятельство, что выходцы из раскольничьего и сектантского мира стали основой молодого крупного русского капитала и купечества. Последние к началу ХХ века сконцентрировали в своих руках огромные финансовые средства. Ими были созданы свои коммерческие предприятия, а затем и банки.

Обладая большими деньгами, большим влиянием и большими возможностями, представители раскольничьего капитала начали играть заметную роль в общественной, а затем и политической жизни страны. Морозовы, Рябушинские, Гучковы, Третьяковы, Второвы, Мамонтовы, Солдатенковы, Коноваловы стали известны всей стране как финансисты, меценаты, промышленники, общественные деятели. При этом их продолжали ошибочно именовать «старообрядцами». Сами раскольники также придерживались этого термина. В результате термин «старообрядцы» до сих пор некритически применяется историческим сообществом. Доктор исторических наук Ф.А. Селезнёв пишет, что «капиталисты-старообрядцы были одной из наиболее организованных и экономически сильных частей делового сообщества царской России. Проявляли они и заметную политическую активность»¹³⁷.

Эта политическая активность заключалась в поддержке ими в 1905–1907 гг. революционных группировок, а затем лидеров думской оппозиции. 6–10 августа 1905 г. в Нижнем Новгороде состоялось «частное собрание старообрядцев», которое определило: «Существующий строй не обеспечивает права старообрядцев. Самодержавие не соответствует интересам народа. Народное представительство необходимо. Народное представительство должно быть не совещательным, а законодательным. Выборы должны быть всеобщими, прямыми, равными, тайными, с участием женщин»¹³⁸.

После поражения революции 1905 г. и утверждения думской монархии, выходцы из раскольничьих родов занимали важное положение в Государственной думе и в Государственном совете. Среди них наиболее известны: А.И. Гучков, его брат Н.И. Гучков, М.В. Челноков, А.И. Коновалов, П.П. Рябушинский, С.Н. Третьяков, С.А. Смирнов.

Так, в России сложилась раскольническо-сектантская политическая оппозиция. Эта оппозиция сочетала в себе большие политические и финансовые возможности, обладала широкими и влиятельными зарубежными связями, в том числе с тайными обществами и масонскими ложами.

Сектантское сообщество имело тесное взаимодействие и с революционными партиями. Эсеры, кадеты, большевики, меньшевики, финские и польские сепаратисты – все так или иначе получали поддержку и помощь от капиталистов-раскольников. Особенно большую помощь эта буржуазия в 1900-х гг. оказала большевикам. В основном деньги стекались к большевикам при помощи писателя М. Горького, который вступил в партию в 1905 г., и особенно при посредничестве его любовницы М.Ф. Андреевой, которая поддерживала хорошие отношения с такими меценатами, как С.Т. Морозов и П.П. Рябушинский. С.Т. Морозов был дружен со многими большевиками, среди них были Н.Э. Бауман и Л.Б. Красин. Только в мае 1906 г. РСДРП получила от С.Т. Морозова 100 тыс. рублей для проведения V съезда, о чём сразу же стало известно департаменту полиции¹³⁹.

Представители раскольничьего сектантства были организаторами революции 1905 г., и в частности декабрьского мятежа в Москве. Одним из его организаторов был зять С.Т. Морозова фабрикант Н.П. Шмидт. Именно С. Морозов познакомил Н. Шмидта с молодым революционером Н.Э. Бауманом, который должен был стать вожаком мятежа, но был убит

18 октября дворником Н. Михалиным, который был оскорблён тем, что Бауман оскорблял имя Государя Императора.

Другой П.П. Шмидт, по-видимому родственник фабриканта, один из руководителей мятежа на Черноморском флоте в 1905 г., был прекрасно осведомлен о финансовой помощи Морозова. Он открыто заявлял: «Морозов жертвует на наше дело целые миллионы»¹⁴⁰. М. Горький писал про Морозова: «Он давал на издание «Искры», много давал денег политическому Красному Кресту, на устройство побегов из ссылки, на литературу для местных организаций и в помощь разным лицам, причастным к партийной работе социал-демократов большевиков»¹⁴¹.

Тесно связан с сектантством был и Я.М. Свердлов. Первой женой Свердлова была Е.Ф. Шмидт, родственница Н.П. Шмидта. Вторая жена Свердлова, К.Т. Новгородцева, была дочерью купца-раскольника, перешедшего в единоверческую церковь. Кроме того, и Нижний Новгород, родина Свердлова, и Екатеринбург, место его притяжения в годы русской смуты, были крупными центрами сектантства.

Столицей «сектантской» оппозиции была Москва, которая стала местом постоянных совещаний её руководителей, Рябушинского и Коновалова, с лидерами либерально-кадетской оппозиции¹⁴².

Во второй половине 1915 г. зародился тесный союз «сектантской» и либерально-кадетской оппозиций, направленный на осуществление дворцового переворота и низложение Императора Николая II.

Военные неудачи 1915 г. побудили думскую оппозицию возобновить давление на правительство с целью добиться от него больших уступок. Главной задачей этой деятельности было заставить Императора согласиться на так называемое «ответственное министерство». По замыслу оппозиции это

министерство должно было подчиняться не Императору, а главе кабинета, в свою очередь ответственного перед Думой. То есть, по существу, кадеты стремились к введению парламентского строя в России, что шло вразрез с существующим законодательством Империи. Желая до поры скрыть свои парламентаристские устремления, кадеты заменили понятие «ответственного министерства» на понятие «министерства, ответственного перед народом». П.Н. Милюков заявил, что эта замена – тактический шаг. Как только, пояснял Милюков, «мы получим такое министерство, оно силою вещей скоро превратится в ответственное министерство»¹⁴³.

Весной 1915 г. внутри Совета министров, возглавляемого И.Л. Горемыкиным, сложилась группировка, ориентированная на союз с думской оппозицией. Эта группировка возглавлялась главноуправляющим земледелием и землеустройством А.В. Кривошеиным («группа Кривошеина»-¹⁴⁴. Вторым человеком в этой группе был министр иностранных дел С.Д. Сазонов. Император Николай II вначале не только не был против установления связей между Думой и правительством, но даже высказал своё пожелание А.В. Кривошеину, чтобы тот возглавил совет¹⁴⁵. Кривошеин, по его собственным словам, пользовался поддержкой Государя, а «без неё ничего ни у кого не получится»¹⁴⁶.

«Группа Кривошеина» предполагала создать новый кабинет при участии октябристов, представителей капитала и общественных организаций. Видя себя уже во главе правительства, А.В. Кривошеин начал искать тех, на кого он будет в нём опираться. По его мнению, опорой нового кабинета должны были стать кадеты¹⁴⁷. То есть тактика Кривошеина доказывала, что его стратегической целью было введение парламентаризма если не де-юре, то де-факто¹⁴⁸. Возглавлять императорское правительство Кривошеин не хотел, а открыто присоединяться к требованию оппозиции ввести думское министерство означало для него опасность отставки. Поэтому А.В. Кривошеину приходилось действовать опосредованно.

«Группа Кривошеина» потребовала от И.Л. Горемыкина убрать из правительства неугодных оппозиции министров: юстиции И.Г. Щегловитова, военного В.А. Сухомлинова, внутренних дел Н.А. Маклакова и обер-прокурора Священного синода В.К. Саблера, которые выступали против союза с оппозицией. Вместо этих министров Кривошеин предлагал генерала А.А. Поливанова, князя Н.Б. Щербатова и А.Д. Самарина. В противном случае министры-«оппозиционеры» грозили подать в отставку.

28 мая министр финансов П.Л. Барк обратился к И.Л. Горемыкину с настойчивым предложением обратиться к Императору Николаю II с просьбой о приближении созыва Думы и замене неугодных оппозиции министров указанными выше лицами. Горемыкин присоединился к этому требованию более того, высказал пожелание, чтобы «более молодой человек заменил меня, я слишком стар для вас всех»¹⁴⁹.

Думская оппозиция и министерская «Группа Кривошеина» решили, что летом 1915 г. настал подходящий момент для создания неподконтрольного царю кабинета. Великий Князь Андрей Владимирович писал в своём дневнике, что Кривошеин «орудует всем и собирает такой кабинет министров, который был бы послушным орудием у него в руках»¹⁵⁰. Цель Кривошеина, по мнению Великого Князя Андрея Владимировича, была «умалить власть государя»¹⁵¹.

Эта позиция А.В. Кривошеина встречала со стороны части кадетов активную поддержку. Они увидели в «Группе Кривошеина» реальную возможность своего прихода к власти. Бывший легальный марксист П.Б. Струве вышел из кадетского ЦК и стал в июне 1915 г. политическим консультантом А.В. Кривошеина. Струве высказался за приглашение в совет министров на правах членов без портфеля «общественных деятелей, пользующихся широким доверием», – А.И. Гучкова и князя Г.Е. Львова¹⁵².

В мае 1915 г. в Москве прошли немецкие погромы, поводом для которых стала вспышка холеры, вину за которую толпа возложила на проживавших в Москве немцев¹⁵³. Этими погромами не преминула воспользоваться оппозиция для раздувания шпиономании с антидинастическим подтекстом¹⁵⁴.

Погромы происходили при попустительстве местных властей, главным образом московского градоначальника генералмайора А.А. Андрианова, причём полиция преступно бездействовала¹⁵⁵.

Во время великого отступления шпиономания охватила страну. «В обществе только и было разговоров, что о влиянии тёмных сил», – писал председатель Государственной думы М.В. Родзянко¹⁵⁶.

Видную роль в нагнетании шпиономании сыграла Ставка Великого Князя Николая Николаевича. В этом смысле она действовала заодно с А.И. Гучковым. Так родилось дело об «измене» жандармского полковника С.Н. Мясоедова, близкого к военному министру В.А. Сухомлинову, одному из главных врагов Гучкова. Полковник С.Н. Мясоедов ещё до войны беспочвенно обвинялся Гучковым в сотрудничестве с германской разведкой. Реанимация в 1915 г. обвинений Мясоедова в измене шли от Гучкова, имея целью смещение Сухомлинова. Непосредственно расследовали «дело Мясоедова» генерал-квартирмейстер М.Д. Бонч-Бруевич и начальник контрразведки штаба Северо-Западного фронта полковник Н.С. Батюшин, тесно связанные с Гучковым и даже революционными силами. Обвинения С.Н. Мясоедова были полностью надуманными. Тем не менее военно-полевой суд приговорил его к повешению¹⁵⁷. Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал от инфантерии Н.И. Иванов не утвердил смертного приговора, так как считал вину Мясоедова недоказанной. Но в дело вмешался великий князь Николай Николаевич и лично утвердил приговор. 19 марта 1915 г. Мясоедов был повешен.

Ставка также активно поддерживала думскую кампанию по обвинению в шпионаже и покровителя С.Н. Мясоедова военного министра генерала В.А. Сухомлинова. Обвиняя этих лиц в измене, Великий Князь тем самым как бы указывал обществу и армии «истинных» виновников того, что русские войска проигрывают войну.

Немецкие погромы и шпиономания, во многом организованная Ставкой и представителями оппозиционных кругов, стали тем «толчком», который укрепил позиции «Группы Кривошеина». Великий Князь Николай Николаевич «горячо сочувствовал этому движению»¹⁵⁸.

12 июня А.В. Кривошеин отправился в Барановичи, где встретился с Великим Князем Николаем Николаевичем и просил его воздействовать на Государя с целью отставки двух вызывающих раздражение в обществе министров: Сухомлинова и Маклакова¹⁵⁹. 13 июня во время поездки Государя в Ставку, Великий Князь во время доклада настойчиво ему рекомендовал выполнить просьбу А.В. Кривошеина об отставке неугодных министров¹⁶⁰. Неожиданно как для министров «оппозиционеров», так и Горемыкина, Государь удовлетворил все просьбы министров. Уже 4 июня Император Николай II послал главноуправляющему Собственной канцелярией А.С. Танееву записку, в которой приказал приготовить указы об увольнении Н.А. Маклакова и о назначении управляющим министерством внутренних дел князя Н.Б. Щербатова¹⁶¹.

Замена Н.А. Маклакова князем Н.Б. Щербатовым произошла 5 июня, генерала В.А. Сухомлинова А. А.Поливановым – 13 июня, В.К. Саблера А.Д. Самариным – 5 июля и И.Г. Щегловитова А. А.Хвостовым – 6 июля.

Протопресвитер Георгий Шавельский в своих воспоминаниях утверждал, что министры были отправлены царём в отставку «под натиском на Государя со стороны Великого Князя»¹⁶².

В Ставке стали говорить о «новом курсе «на общественность», который принимается по настоянию Великого Князя, а посредником примирения правительства с общественностью является вызванный в Ставку умный и хитрый Кривошеин»¹⁶³.

В беседе с Императором в Ставке, Великий Князь Николай Николаевич настойчиво просил Николая II даровать «ответственное министерство»¹⁶⁴.

Однако царь, на словах выразив сочувствие к этой идее, отказался отправлять в отставку И.Л. Горемыкина. Тактика Императора Николая II объяснялась тем, что он понимал неизбежность в создавшихся условиях компромисса с умеренной частью оппозиции для недопущения к власти оппозиции крайней. Государь полагал, что при оставлении во главе кабинета верного И.Л. Горемыкина и при отсутствии деятельности Думы, третья сессия которой закончилась 29 января 1915 г., возможно привлечение в правительство угодных Думе министров¹⁶⁵. Император Николай II рассчитывал, что новое правительство, поддерживаемое обществом, будет воспринято Думой как «министерство общественного доверия». При этом контроль над этим министерством останется в руках царя.

14 июня в Ставке Император Николай II подписал рескрипт, в котором призвал общество к «совместной с правительством работе для подготовки победы» и указал «на предстоящий созыв Государственной думы»¹⁶⁶. Созыв Думы раньше положенного по закону срока было одним из основных требований оппозиции. Бывший начальник петербургского охранного отделения А.В. Герасимов в письме к А.В. Кривошеину от 16 июня 1915 г. называл «созыв Государственной думы в настоящее тяжелое время крайне опасным»¹⁶⁷. Эта опасность заключалась «в возможном захвате правительственной власти Государственной думой»¹⁶⁸.

И.Л. Горемыкин пытался отсрочить созыв Думы и ограничить её заседания определённым сроком, чем вызвал резкое недовольство большинства членов совета министров.

Император вновь пошёл навстречу этому большинству, и 19 июля Дума возобновила свою работу. Царь дал согласие на создание комиссии по расследованию деятельности В.А. Сухомлинова. 4 августа Совет министров с согласия Государя разрешил евреям повсеместное жительство, «за исключением столиц и местностей, находящихся в ведении министров Двора и военного»¹⁶⁹. Фактически черта еврейской оседлости была отменена.

Большие уступки оппозиции, на которые пошёл Император Николай II с целью сохранения общественного мира, были восприняты ею как слабость. Причиной этого восприятия было стремление оппозиции не к введению парламентского правительства в России, а к захвату власти. Это убедительно продемонстрировала открывшаяся 19 июля думская сессия. Дума отказалась от признания обновленного кабинета «министерством доверия».

Между тем сотрудничество министерской парламентской группы и Ставки Николая Николаевича после открыто враждебной позиции Думы не прекратилось. Император Николай II имел об этом достаточно сведений. Ещё будучи министром, Н.А. Маклаков передал государю перехваченное секретное письмо А.И. Гучкова Великому Князю, которое «очень компрометировало обоих»¹⁷⁰.

А.А. Вырубова писала, что Император Николай II говорил, что Великий Князь Николай Николаевич постоянно без ведома Государя «вызывал министров в Ставку, давая те или иные приказания, что создавало двоевластие в России»¹⁷¹.

Особенно Императора Николая II волновали связи Николая Николаевича с Прогрессивным блоком и военно-промышленными комитетами. Так называемый Прогрессивный блок был создан думской оппозицией 9 августа 1915 г. Ведущими лидерами блока были кадет П.Н. Милюков и прогрессист А.И. Коновалов. Позже к ним примкнули националисты В.В. Шульгин, В.А. Бобринский, В.Я. Демченко, А.И. Гучков, П.П. Рябушинский.

Главным лидером Прогрессивного блока был кадет Павел Николаевич Милюков. Отношения между А.И. Гучковым и П.Н. Милюковым были далеко не дружескими. В 1908 г. Гучков даже вызвал Милюкова на дуэль за то, что тот обвинил Гучкова во лжи¹⁷². Лишь длительные переговоры секундантов привели обе стороны к отказу от дуэли.

А.И. Гучкова и П.Н. Милюкова объединяла общая черта: ненависть к царю, неразборчивость в средствах и жажда власти. Во всём остальном они заметно расходились друг с другом. Гучков был октябристом, сторонником жесткой и авторитарной власти, Милюков, напротив, был кадетом и либералом. Они расходились по очень многим вопросам, например автономия Польши, против которой категорически выступал А.И. Гучков и которую не менее категорично защищал П.Н. Милюков¹⁷³.

А.И. Гучков обладал, конечно, гораздо большим опытом работы с правительством, пользовался большим авторитетом у промышленных, военных кругов. Но в либеральных кругах первенство принадлежало, безусловно, П.Н. Милюкову. Символом «русской свободы» на Западе считали Милюкова.

У Милюкова было еще одно весьма сильное преимущество. Он был давно связан с Бродвейской группой, с которой поддерживал тесные контакты через Чарльза Крейна. Именно по приглашению Крейна Милюков неоднократно посещал в 1903–1906 гг. США. В разгар революционной смуты в России «добрый друг» Крейн организовал Милюкову «триумфальное шествие» по США¹⁷⁴.

В 1916 г. связи Милюкова с американскими финансовыми олигархами были дополнены контактами с представителями «Круглого Стола». Лидер Прогрессивного блока во время своей поездки в Лондон напрямую получал «указания от масонского центра с обещанием моральной поддержки в борьбе с правительством»¹⁷⁵.

Имеются веские основания полагать, что напрямую с «Круглым Столом» был связан и А.И. Гучков, который был членом так называемого Русско-английского общества, фактического филиала английских спецслужб¹⁷⁶.

После большевистского переворота всё руководство этого общества оказалось за границей. В 1919 г. в Англии по инициативе кадетов М.И. Ростовцева, П.Н. Милюкова и А.В. Тырковой было создано общество под названием Комитет Освобождения России. Председателем Комитета стал профессор М.И. Ростовцев, бывший глава Русско-английского общества. Членами Комитета были: Г.)В. Вильямс, Д.)Д. Гарднер, П.Н. Милюков. Деятельность Комитета поддерживали англичане Дж. Бьюкенен, Б. Перс, Р.)В. Ситон-Уотсон – все связанные с секретными английскими службами. Историк Б. Перс в 1909 г. был одним из главных организаторов визита русской думской делегации, в состав которой входили А.И. Гучков и П.Н. Милюков, Челноков, в Англию. Именно Б. Персу А.И. Гучков в эмиграции диктовал свои воспоминания¹⁷⁷.

Кроме того, существенную финансовую поддержку кадетской партии оказывало банкирское семейство Каменка, тесно связанное как с А.И. Гучковым, так и с английскими промышленными кругами. Б.А. Каменка состоял председателем Азовско-Донского банка, членом Русско-Английской торговой палаты, а заодно и членом страхового общества «Россия», главой наблюдательного совета которого являлся А.И. Гучков¹⁷⁸.

В 1911 г. близкий родственник Б.А. Каменки А.И. Каменка выделил 3000 рублей в распоряжение конституционно-демократической партии на её предвыборную кампанию в IV Государственную думу¹⁷⁹.

Таким образом, А.И. Гучков и П.Н. Милюков были нужны друг другу для захвата власти в стране.

Для этого они были готовы соединить свои силы в Прогрессивном блоке.

Прогрессивный блок начал кампанию по организации военно-промышленных комитетов (ВПК), которые должны были объединить частную промышленность в деле помощи фронту. Инициатором создания ВПК был А.И. Гучков, опиравшийся на крупные промышленные круги Москвы и Петрограда. Военно-промышленные комитеты были созданы в августе 1915 г., в разгар борьбы оппозиции за введение ответственного министерства.

Гучков и его сторонники решили под прикрытием военно-промышленных комитетов, проводить свою политическую деятельность. Эту деятельность начальник Петроградского охранного отделения генерал-майор К.И. Глобачёв называл «легальной возможностью вести разрушительную работу для расшатывания государственных устоев и обрабатывать через своих агентов общество и армию в нужном политическом направлении»¹⁸⁰.

Военно-промышленные комитеты было решено создавать по всей России. Председателем Центрального комитета был избран А.И. Гучков, его первым заместителем (товарищем– А.И. Коновалов, вторым – М.И. Терещенко. Московский ВПК возглавил П.П. Рябушинский.

Помимо ВПК Гучков вошёл в созданное царём накануне отъезда в Ставку Особое совещание. Это совещание было призвано осуществлять контроль предприятий, изготовлявших предметы боевого снабжения, а также распределяло крупные военные заказы между русскими и иностранными заводами. Кроме того, оно занималось вопросами снабжения армии.

Войдя одновременно и в руководство военно-промышленного комитета, и в Особое совещание, А.И. Гучков получил реальные рычаги взаимодействия и с военной верхушкой, и с регионами, так как к началу 1916 г. по России было создано 220 местных ВПК, объединённых в 33 областных. В военно-промышленные комитеты вошли такие представители «общественности», как меньшевик-оборонец К.А. Гвоздёв, председатель Рабочей группы, через которого был прямой выход на меньшевистскую думскую фракцию в лице Н.С. Чхеидзе и на «трудовика» А.Ф. Керенского.

Император Николай II был вынужден считаться с участием оппозиции в ВПК и Особом совещании, так как её представители, Гучков, Коновалов, Терещенко, были представителями крупных промышленных кругов, без которых снабжение армии было невозможным, особенно в тяжёлых военных условиях лета 1915 г.

Ситуация лета 1915 г. весьма благоприятствовала планам оппозиции. Отступление, паника, всеобщее недовольство командованием и недоверие к правительству оправдывало в глазах общества приход к власти «честных и порядочных народных избранников». Наличие сторонников ответственного министерства в императорском правительстве, в Ставке Великого Князя Николая Николаевича делало насильственное введение парламентского строя летом 1915 г. вполне возможным. Принятие Императором Николаем II верховного главнокомандования сорвало все планы А.И. Гучкова.

«Решение Николая II, – писал историк Г.М. Катков, – взять на себя верховное главнокомандование было, по-видимому, его последней попыткой сохранить монархию и положительным актом предотвратить надвигающийся шторм»¹⁸¹.

Потерпев летом 1915 поражение от царя, Прогрессивный блок не оставил борьбы. Наоборот, она приобретала в течение 1916 г. всё более активный характер. Причин для эскалации этого противостояния с правительством было несколько.

Главными из них были оттеснение от власти сторонников блока в правительстве и усилившийся контроль правительства за деятельностью военно-промышленных комитетов.

Промышленный капитал, выразителем интересов которого являлся А.И. Гучков, был обеспокоен и раздражён тем, что начиная с середины 1916 г. правительство Б.В. Штюрмера стало контролировать кредиты, отпускаемые авансом ВПК¹⁸². Эти кредиты по инициативе министра А.А. Поливанова были непропорционально большими. К декабрю 1915 г. из средств, выделяемых ВПК, 81 % было отпущено авансом¹⁸³. По сведениям Б.В. Штюрмера, деятельность ВПК и Земгора «поддерживается исключительно на казённые средства (свыше 553 000 000 рублей казённых субсидий и только 4 362 000 рублей местных средств-»¹⁸⁴.

При этом ВПК не справлялись со взятыми обязательствами. В связи с этим правительство неуклонно снижало выделяемые средства. Если с середины 1915 г. по 1 февраля 1916 г. ВПК было отпущено 129 млн рублей, то с 1 февраля 1916 по 1 февраля 1917 – всего 41 млн рублей¹⁸⁵.

Попытка правительства взять под контроль прибыль ВПК затронула личные денежные интересы представителей крупного капитала. Так, член Государственной думы и Прогрессивного блока кадет А.И. Шингарев через своих доверенных лиц контролировал общество оптовых закупок, которое получило из общественных средств товаров свыше чем на 100 тыс. рублей, и ссуду в 50 тыс. При этом общество продавало продукты выше установленных цен¹⁸⁶.

Другой представитель ВПК, председатель его Саратовского областного отделения Ф.Ф. Шмидт, пользуясь своим общественным положением, летом 1916 г. искусственно завышал в Саратове цены на муку. В результате проведённой правительственной проверки в отношении Ф.Ф. Шмидта началось судебное разбирательство¹⁸⁷.

Задетые правительством за экономические интересы, ВПК становились активными сторонниками введения ответственного министерства. Летом 1916 г. оппозиция пыталась воздействовать на правительство с помощью Ставки. Когда Гучков понял, что правительство будет пресекать любые его попытки использовать ВПК в открытой агитации, он перешёл к другой тактике, организовав через те же ВПК кампанию по обвинению правительства в неспособности снабдить армию снарядами.

18 августа А.И. Гучков написал «секретное» письмо начальнику штаба Ставки генералу М.В. Алексееву. При этом Гучков сделал всё, чтобы это письмо было предано огласке и чтобы с ним было ознакомлено наибольшее число заинтересованных людей. Письмо это, по признанию А.И. Гучкова, им «было использовано как агитационное средство против строя»¹⁸⁸.

В своём письме генералу М.В. Алексееву А.И. Гучков сообщал «голые факты», что Б.В. Штюрмер запретил премировать заводы, выпускающие тяжёлые снаряды сверх нормы. При этом Гучков, ссылаясь на генерала А.А. Маниковского, сообщал, что «вряд ли удастся при новых условиях добиться увеличения выпуска тяжёлых снарядов»¹⁸⁹.

Гучков напрямую обвинил Б.В. Штюрмера, военного министра Д.С. Шуваева и министра торговли князя В.Н. Шаховского в работе на Берлин¹⁹⁰.

Несостоятельность изложенных в письме А.И. Гучкова фактов была убедительно раскрыта в докладах Б.В. Штюрмера Государю¹⁹¹.

Б.В. Штюрмер объяснял причину появления письма Гучкова неудачей «руководителей противоправительственного движения сломить проводимую Правительством систему». Эта неудача, по словам Б.В. Штюрмера, заставила оппозицию действовать «путём инсинуаций о том, что оно парализует деятельность военных властей в деле борьбы с внешним врагом». Эта «клевета нашла выражение в письмах Гучкова на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего»¹⁹².

Б.В. Штюрмер разоблачал слова Гучкова о «вредительском» отказе правительства от премий заводам за выпуск снарядов. Штюрмер писал, что вопрос о премиях был рассмотрен на Особом совещании, которое «признало эти премирования нецелесообразными». Особое совещание исходило при этом из того, что «премировка справедлива, если завод, взявшийся поставить в июне месяце 1000 снарядов и исправно их изготовивший, в июле месяце выработает не только прежнюю 1000, но 1200 снарядов. Лишние 200 снарядов подлежат премировке. Если же завод, взявшийся в июне поставлять 1000 снарядов, изготовил всего 200, то есть не исполнил контракта, а в июле выработал 210 снарядов, то эти последние не подлежат премировке»¹⁹³.

Понятно, что в первую очередь это письмо было предназначено не генералу М.В. Алексееву. Письмо было рассчитано на то, что Алексеев распространит среди военных следующую информацию: защитниками интересов армии и Родины является не «предательское» правительство, а Гучков и Родзянко.

Отставка одного из лидеров «Группы Кривошеина» С.Д. Сазонова с поста министра иностранных дел и назначение сначала на эту должность, а потом и главы правительства Б.В. Штюрмера в значительной степени ломало планы Прогрессивного блока. Летом 1916 г. Б.В. Штюрмер представил Императору Николаю II письменный доклад, в котором определил, что целью Прогрессивного блока является внесение в Думу большого числа заранее невыполнимых законопроектов, «несоображённых ни с историей, ни с практикой, ни с духом русского законодательства». Отказ правительства утверждать подобные законопроекты будет использован Прогрессивным блоком в качестве доказательства, что Дума «не в состоянии ничего практически осуществить, ибо Правительство, опасаясь всяческих преобразований, ведёт постоянную и упорную борьбу с прогрессивными течениями общественной мысли»¹⁹⁴.

Б.В. Штюрмер сообщал Государю, что Дума в лице её «прогрессивного» большинства отказывалось работать с Советом министров и требовала создания «кабинета из лиц, облечённых её доверием и перед нею ответственных». Дума, по убеждению Штюрмера, «прямо обратилась к штурму власти»¹⁹⁵.

В июле 1916 г. Император Николай II потребовал ускорить роспуск Думы на каникулы. На докладе Штюрмера Государь повелел распустить Думу не позднее середины июля 1916 г.¹⁹⁶.

Пока Дума бездействовала в перерывах между сессиями, правительство попыталось провести ряд действий, направленных на ослабление позиций А.И. Гучкова в военно-промышленных комитетах. «Правительством, – докладывал Б.В. Штюрмер, – был принят ряд мер, направленных к ограничению деятельности учреждений, созданных Особыми совещаниями по обороне государства, когда деятельность этих учреждений выходила за рамки закона и учреждения эти являлись ареной для политической агитации. […] В дальнейшем положен предел политической агитации Военно-промышленных комитетов, ограничены случаи созвания всякого рода съездов и приняты другие меры предупредительного характера»¹⁹⁷.

Ситуация в стране и на фронте весной – летом 1916 г. окончательно привели А.И. Гучкова к мысли о дворцовом перевороте.

В конце сентября – начале октября 1916 г. на квартире кадета М.М. Фёдорова состоялось несколько встреч А.И. Гучкова со своими единомышленниками, среди которых были М.В. Родзянко, Н.В. Некрасов, С.И. Шидловский, А.И. Шингарёв, М.И. Терещенко¹⁹⁸.

Вскоре к ним примкнул князь Д.Л. Вяземский. Князь Д.Л. Вяземский был доверенным лицом Великого Князя Николая Николаевича. По словам А.И. Гучкова, именно на Д.Л. Вяземского должна была быть возложена задача по привлечению войск для осуществления переворота.

По словам Гучкова, у его группы «план очень быстро сложился»¹⁹⁹. План этот заключался в захвате царского поезда во время одной из поездок Государя из Петрограда в Ставку или обратно. Для этого «были изучены маршруты» следования поезда. Арестовав Государя, предполагалось тут же принудить его к отречению от престола в пользу Цесаревича Алексея при регентстве Великого Князя Михаила Александровича. Одновременно с этим в стране вводился конституционный строй²⁰⁰.

По словам Гучкова, рассматривался вариант с убийством Государя, но он якобы были отвергнут²⁰¹.

Согласно Гучкову, выработанный план был «хирургической операцией в смысле революционного акта воздействия на Государя, в смысле отречения». Гучков и его единомышленники «крепко верили, что удастся вынудить у Государя отречение с назначением Наследника в качестве преемника. Должны были быть заготовлены соответствующие манифесты, предполагалось все это выполнить в ночное время, наиболее удобное, и предполагалось, что утром вся Россия и армия узнают о двух актах, исходящих от самой верховной власти, – отречении и назначении Наследника»²⁰².

Обратим внимание на свидетельство А.И. Гучкова и про «заготовленные» манифесты, и про «ночное время» отречения, и про то, что Россию собирались поставить перед фактом смены царя. Всё это будет с точностью выполнено 1–2 марта 1917 г.

Таким образом, замысел заговора Гучкова представлял собой быстрый дворцовый переворот, закамуфлированный под легитимную передачу власти от Императора Николая II к Цесаревичу Алексею при регентстве Великого Князя Михаила Александровича, который, в свою очередь, полностью бы зависел от регентского совета, в котором главную роль должен был играть Гучков.

Но почему Гучков был так уверен, что им удастся вырвать у Императора Николая II отречение?

Здесь примечательно то, что Гучков несколько раз употребляет слово «цареубийство», всякий раз, правда, подчёркивая, что на это заговорщики никогда бы не пошли. Тем не менее Гучков ясно даёт понять, что именно убийство было бы оптимальным вариантом. «Если б цареубийство…» – мечтательно произносит он. Закономерно встаёт вопрос: если убийство Императора было оптимальным решением вопроса, то почему Гучков не мог пойти на него?

П.Н. Милюков в своих воспоминаниях прямо указывал, что А.И. Гучков «не исключал и самых крайних форм устранения царя, если бы переворот совершился в форме, напоминавшей ему XVIII столетие русской истории, – в форме убийства. Но если бы переворот совершился в форме, которую он лично предпочитал, – в форме военного пронунциаменто, то он желал бы удаления царя в форме наиболее «мягкой» – отречения от престола»²⁰³.

Профессор Ю.В. Ломоносов, бывший во время войны высоким железнодорожным чиновником и по совместительству активным агентом революции, писал в своих воспоминаниях: «наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла»²⁰⁴.

П.Н. Милюков признавал, что руководство Прогрессивного блока изначально было посвящено в замысел заговора. Представители блока, включая самого Милюкова, присутствовали на встречах у М.М. Фёдорова²⁰⁵.

«Блок исходил из предположения, – вспоминал П.Н. Милюков, – что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен с престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство до его совершеннолетия – великому князю Михаилу Александровичу. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю»²⁰⁶.

Понятно, что в регентский совет при малолетнем государе должны были войти А.И. Гучков, П.Н. Милюков, представители российского промышленного олигархата. Сам Гучков отрицал наличие у себя амбиций регента и существование списка кандидатов в регентский совет. Дескать, думали только о России, а не о власти²⁰⁷.

Однако очевидно лукавство Гучкова. Если задолго до переворота существовали списки так называемого Ответственного министерства, то тем более должен был существовать и список регентского совета. Именно там, в регентском совете, и должна была быть сосредоточена главная власть заговорщиков.

Слова А.И. Гучкова о том, что он и его соратники по заговору отказались от организаций массовых беспорядков и использования их для начала переворота, не соответствовали истине. На самом деле и Гучков, и Милюков не только не отказались от организации рабочих выступлений, но, наоборот, возлагали на них большие надежды. Однако сам Гучков не был в состоянии вывести рабочих на улицы. Кто-то должен был ему в этом содействовать. Это ему было оказано в лице так называемой Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета.

«Создание рабочих групп военно-промышленных комитетов, – пишет Г.М. Катков, – было задумано и проведено в жизнь в 1915–1916 гг. Гучковым и Коноваловым в Петрограде и Москве, а в Киеве – М.И. Терещенко. Текстильный магнат А.И. Коновалов ещё до начала войны связался через большевика И.И. Скворцова-Степанова с революционными кругами и пытался организовать «информационный комитет» «всех партий и оппозиционных групп»²⁰⁸.

Рабочие группы состояли почти полностью из меньшевиков-мартовцев. Меньшевики, как и всё социал-демократическое движение, переживало в конце 1916 г. далеко не лучшие дни. Между тем, социал-демократы имели немалое влияние на рабочих крупных петроградских заводов. В тот момент, когда руководство большинства социал-демократических партий и группировок не верило в реальность государственного переворота и отказывалось выводить людей на улицы, Рабочая группа с радостью ухватилась за предложенный ей А.И. Гучковым тактический союз²⁰⁹. Начальник Петроградского охранного отделения генерал К.И. Глобачёв в своём секретном докладе директору департамента полиции сообщал, что «рабочая группа ЦВПК вошла в тесное соприкосновение с оппозиционной общественностью»²¹⁰.

Для П.Н. Милюкова, который не имел никаких рычагов воздействия на рабочих, возможность использования связей Гучкова в рабочей группе было весьма заманчивой возможностью. Генерал К.И. Глобачёв докладывал департаменту полиции, что «руководящие «дельцы» парламентского Прогрессивного блока, руководимого тесно сплотившейся группой Родзянко, Милюкова» изверились в возможности заставить Правительство добровольно «передать всю полноту власти думскому большинству», которое ввело бы «в России начала “истинного парламентаризма по западноевропейскому образцу”»²¹¹.

Милюков и Родзянко примкнули к другой конспиративной группе, во главе которой стояли «не менее жаждущие власти А.И. Гучков, князь Львов, С.И. Третьяков-Коновалов»²¹².

Группа П.Н. Милюкова делала ставку на организацию массовых выступлений рабочих в защиту Государственной думы, которую, по планам прогрессистов, царь должен был обязательно распустить.

А.И. Гучков, наоборот, полагал, что рабочие выступления должны стать отвлекающим манёвром для тихого государственного переворота, с тем чтобы на следующее утро страна узнала бы имя нового царя, регента и главы регентского совета, то есть его, Гучкова, имя.

Генерал А.И. Спиридович писал, что Гучков, «создав широкое рабочее движение около Гос. думы, надеялся более легко осуществить персональный дворцовый переворот»²¹³.

Как сообщал генерал К.И. Глобачёв, группа Гучкова «все свои надежды и упования основывает на исключительной уверенности в неизбежности “в самом ближайшем будущем” дворцового переворота, поддержанного всего-навсего лишь одной-двумя сочувствующими этому перевороту воинскими частями». Дворцовый переворот должен был передать группе А.И. Гучкова всю полноту власти²¹⁴.

Несмотря на имеющиеся разногласия, Гучков и Милюков «самым усердным образом» шли навстречу друг другу²¹⁵.

А.И. Гучков приобрёл в руководстве Рабочей группы значительное влияние, став наряду с А.И. Коноваловым фактическим её руководителем²¹⁶. При этом гучковцы собирались превратить Рабочую группу в руководящий орган всего рабочего класса²¹⁷.

А.И. Гучков и оппозиция всячески заигрывали с революционными организациями, поощряя и потворствуя их деятельности среди рабочих.

Это дало возможность генералу А.И. Спиридовичу утверждать, что «представители буржуазии помогали организации рабочих революционных кадров»²¹⁸. А.И. Спиридович писал о «лицемерной тактике Гучкова, Коновалова и К^о», которые мечтали «не о победе над немцами, а о победе над Самодержавием. Капитал стремился к власти»²¹⁹.

Начиная с осени 1916 г. А.И. Гучковым и другими участниками заговора была развёрнута активная пропагандистская кампания с целью компрометации власти. Главным рупором этой кампании в Думе стал её председатель камергер М.В. Родзянко. Н.А. Маклаков в письме к Императору Николаю II определял роль Родзянко как «напыщенного и неумного» исполнителя, за которым «стоят его руководители, гг. Гучковы, кн. Львовы и другие, систематически идущие к своей цели»²²⁰. Н.А. Маклаков полагал, что цель эта «ослабить силу значения святой, истинной и всегда спасательной на Руси идеи Самодержавия»²²¹.

План действий руководителей Государственной думы заключался в том, чтобы спровоцировать правительство на перерыв занятий Думы, после чего организовать беспорядки в её поддержку среди рабочих, молодёжи и даже в войсках²²².

Петроградское охранное отделение сообщало, что серьёзных организованных выступлений «следует ожидать только в случае роспуска Государственной думы»²²³.

Поэтому Император Николай II считал роспуск Думы опасным шагом и полагал, что он станет не нужен после успешного наступления на фронте. Это понимали и в оппозиции. Уже после февральских событий П.Н. Милюков в письме монархисту И.В. Ревенко признавал, что оппозиция твёрдо решила «воспользоваться войною для производства переворота. Ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»²²⁴.

Эти строки П.Н. Милюкова подтверждаются словами генерала К.И. Глобачёва, который писал, что «для революционного переворота в России имелся один месяц, то есть до 1 апреля. Дальнейшее промедление срывало революцию, ибо начались бы военные успехи, а вместе с ними ускользнула бы благоприятная почва»²²⁵.

Между тем оппозиция, как могла, провоцировала правительство на жёсткие шаги. Осенью 1916 г. заговорщики нагнетают обстановку, изображая дело таким образом, словно Россия из-за деятельности правительства стоит перед военным поражением. Оппозиция напрямую обвиняла верховную власть в измене.

1 ноября 1916 г. П.Н. Милюков, выступая на заседании Думы, заявил: «Если бы германцы захотели употребить средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство». Далее Милюков заявил, что существует придворная партия, которая сознательно ведёт Россию к поражению, и что эта партия «группируется вокруг молодой царицы». Перечислив все «ужасы» положения в стране и на фронте, Милюков патетически воскликнул: «Что это, глупость или измена?» В конце выступления П.Н. Милюков повторил требование кадетской оппозиции: «Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной думы и должен уйти».

Выход из создавшегося положения Гучков, Милюков и их сторонники, уже не скрывая, связывали с насильственным переворотом. Требования об ответственном министре (ответственном министерстве сменяются призывами к «активным действиям»²²⁶.

30 декабря 1916 г. А.И. Гучков на заседании ЦК октябристской партии «намекнул на возможность неожиданного выхода из тупика в ближайшие дни, вне воздействия и усилий общественности. В этих соображениях А.И. Гучков рекомендовал своей партии всячески поддерживать Прогрессивный блок»²²⁷.

В конце 1916 г. князь А.В. Оболенский утверждал, что во главе заговора были «председатель Думы Родзянко, Гучков и Алексеев. Принимали участие в нём и другие лица, как генерал Рузский, и даже знал о нем А.А. Столыпин (брат Петра Аркадьевича). Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него»²²⁸.

С конца октября и до начала ноября 1916 г. в донесениях наружного наблюдения за «Санитарным», под таким псевдонимом проходил Гучков в справках филёров, появляются сообщения об активизации деятельности объекта наблюдения. А.И. Гучков посетил штаб Северного фронта, в Риге встретился с начальником гарнизона генералом Радко-Дмитриевым. 30 октября имела место встреча А.И. Гучкова и с графом В.Н. Коковцовым. В своих поездках Гучков пользовался автомобилем А.И. Коновалова²²⁹.

Другим автомобилем, который использовал Гучков, был «мотор» № 561, принадлежавший князю В.Н. Орлову, который входил в близкий круг Великого Князя Николая Николаевича²³⁰.

Прогрессивный блок ждал от власти роспуска Думы для организации беспорядков. В секретном докладе начальника Охранного отделения генерала К.И. Глобачёва в конце января 1917 г. сообщалось, что представители руководящего думского большинства собираются «повторить события 9 января 1905 года»²³¹.

Застрельщицей этого нового «кровавого воскресенья» должна была стать меньшевистская Рабочая группа ЦВПК, негласно ориентированная на А.И. Гучкова. Рабочая группа собиралась к открытию очередной думской сессии провести 14 февраля 1917 г. «мирную демонстрацию»²³². О том, что эта должна была быть за «мирная» демонстрация, свидетельствуют донесения Охранного отделения, которые прямо называют её – восстанием²³³. По мнению Особого отдела департамента полиции, «14 февраля нужно ожидать чего-то тяжёлого и серьёзного»²³⁴.

24 января Рабочая группа распространила среди рабочих прокламацию, в которой призывалось «решительно устранить самодержавный режим». К моменту открытия сессии Думы Рабочая группа призывала рабочих быть готовым на общее организованное выступление. Воззвание призывало: «Пусть весь рабочий Петроград, завод за заводом, район за районом, дружно двинется к Таврическому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабочего класса и демократии»²³⁵.

В двадцатых числах января Петроградское охранное отделение сообщало, что Рабочая группа усиленно готовит массовые выступления. «Город разбит на районы, – говорилось в докладных записках директору департамента полиции, – руководство которыми в смысле устройства митингов и т. д. поручены отдельным членам коллегии. Так, Выборгский район поручен членам группы Гвоздёву, Брейдо, Абросимову. Василеостровский район – Емельянову, Невская застава – Вайнеру. Петроградская сторона – Шамарину»²³⁶.

27 января Петроградское охранное отделение нанесло по замыслам заговорщиков ощутимый удар, арестовав всё руководство Рабочей группы: К.А. Гвоздёва, И.И. Емельянова, Г.Х. Брейдо, Е.А. Гудкова, В.М. Абросимова и других²³⁷. Все арестованные были заключены в тюрьму «Кресты».

Руководство рабочей группы было обвинено в том, что оно «под предлогом участия в учреждении содействий обороне страны» встало «на путь организации революционного движения в Империи»²³⁸.

Аресты были произведены с санкции министра внутренних дел А.Д. Протопопова, который, согласно воспоминаниям генералов К.И. Глобачёва и А.И. Спиридовича, пошёл на этот арест под сильным давлением охранного отделения. При этом А.Д. Протопопов категорически отказался арестовывать А.И. Гучкова, якобы из-за страха перед общественным мнением.

Арест Рабочей группы произвёл на А.И. Гучкова и его единомышленников «ошеломляющее впечатление»²³⁹. Одним ударом правительство лишило их орудия организации переворота. У Гучкова «была выдернута скамейка из под ног; связующее звено удалено, и сразу обрывалась связь центра с рабочими кругами»²⁴⁰. По некоторым сведениям, после ареста Рабочей группы А.И. Гучков стал предлагать единомышленникам провести немедленный дворцовый переворот по разработанному им плану²⁴¹.

Гучков убеждал соратников «захватить Государя Императора, вынудить его отречение в пользу Цесаревича, причём при сопротивлении Гучков был готов прибегнуть и к цареубийству»²⁴².

А.И. Спиридович указывал, что кроме Гучкова в плане участвовали Н.В. Некрасов, князь Д.Л. Вяземский, М.И. Терещенко и генерал-майор А.М. Крымов.

По сведениям А.И. Спиридовича, план провалился, потому что «Гучков не нашел среди офицеров людей, соглашавшихся идти на цареубийство».

27 января 1917 г. был нанесён тяжёлый удар по заговору Гучкова и «Прогрессивного блока». Начавшиеся 23 февраля выступления рабочих в Петрограде были не в поддержку Государственной думы, как того планировала либеральная оппозиция, а с неполитическими требованиями: «хлеба!»²⁴³. В этих условиях дворцовый переворот Гучкова становился сложно выполнимым.

Арестовав Рабочую группу, охранное отделение считало, что фактически обезоружило Гучкова. Исходя из этой информации, министр А.Д. Протопопов полагал, что арест А.И. Гучкова, которого требовало охранное отделение, только будет способствовать росту его популярности.

Кроме того, в МВД исходили из оперативной информации, которая утверждала, что любое массовое выступление должно быть связано с роспуском Государственной думы. 16 февраля 1917 г., то есть сразу же после разгона февральской демонстрации в Петрограде, А.Д. Протопопов получил от Московского охранного отделения уверение, что «следует ожидать возникновения серьёзных демонстративных выступлений не в настоящее время, а только в случае роспуска Государственной думы»²⁴⁴.

Но ни А.Д. Протопопов, ни руководство Охранного отделения не предполагали, что помимо Гучкова и Прогрессивного блока с их Рабочей группой существовали иные силы, способные организовать беспорядки, никак не связанные с Думой. Эти силы и стали ведущими в февральских событиях 1917 г.

Глава 3

А.Ф. Керенский и Великий Восток народов России

С лёгкой руки советской пропаганды в сознании большинства людей утвердился ложный образ Александра Фёдоровича Керенского. Этот образ неизменно ассоциировался с его киноверсией из фильма С.М. Эйзенштейна «Октябрь»: ничтожный самовлюблённый паяц с выпученными глазами, разыгрывающий из себя Наполеона и бежавший от победившей революции в женском платье. В постсоветский период в либеральной историографии образ Керенского претерпел изменения в том смысле, что вокруг его имени стал создаваться ореол этакого романтика революции, благородного демократа, который трагически проиграл большевикам именно в силу своего благородства. Это образ Керенского-демократа так же лжив, как и советские агитки о Керенском-ничтожестве.

Пожалуй, не было в революционном подполье такого врага царской власти, который бы сочетал в себе столько отталкивающих черт, какими обладал Керенский. Одновременно, мало кто из революционеров был столь же опасен для царской власти, как был опасен этот «присяжный поверенный».

Керенский был хитёр, осторожен, находчив и коварен. Он был непревзойдённый демагог и выдающийся оратор, обладал несомненными организаторскими способностями. Революционные идеи Керенского волновали мало. Неудержимая похоть власти составляла сущность его натуры. К тому же Керенский был склонен к наживе и нечистоплотен в денежных делах. Генерал К.И. Глобачёв писал, что Керенский присвоил деньги, собранные рабочими для вооружения дружин оружием. «Следствием этого было то, что комитет ему выразил недоверие и порвал с ним всякие сношения»²⁴⁵.

Ко всему этому Керенский был труслив и, как всякий трус, мстителен и жесток. Человеческую жизнь Керенский не ставил ни во что. Это не мешало ему изображать из себя милосердного и великодушного героя-революционера.

Последнее качество в полной мере проявилось во время «великой и бескровной» Февральской революции. Когда в Думу революционные патрули приводили избитых и изувеченных жандармских офицеров и чинов полиции, то Керенский разыгрывал на людях сцены милосердия. Так было, например, с приведённым в Думу жестоко избитым начальником жандармского губернского управления генерал-лейтенантом И.Д. Волковым, которого Керенский при всех заверил, что он находится в полной безопасности. При этом А.Ф. Керенский в Думе генерала не оставил и не отправил в госпиталь, а приказал отвезти его в одно из временных мест заключений, где в ту же ночь пьяный начальник караула его застрелил²⁴⁶.

А.Ф. Керенский от природы обладал актерскими способностями и с молодых лет был склонен к лицедейству. Свои гимназические письма к родителям он неизменно подписывал: «Будущий артист императорских театров А. Керенский»²⁴⁷. Керенский много играл в любительских спектаклях, «где его бесспорной актерской удачей, по общему признанию, была роль Хлестакова, написанная как будто исключительно для него»²⁴⁸. Свои политические роли Керенский играл так же отлично, как и театральные, и каждый раз незримый режиссёр был доволен его игрой.

Зачастую, когда говорят о А.Ф. Керенском, изображают дело так, будто его революционная карьера началась в феврале 1917 г., а сам Керенский был настолько потрясён якобы случайно свалившейся на него властью, что буквально опьянел от неё. Член Временного правительства В.Д. Набоков писал: «Трудно даже себе представить, как должна была отразиться на психике Керенского та головокружительная высота, на которую он был вознесен в первые дни и месяцы революции»²⁴⁹.

Однако это определение неверно. А.Ф. Керенский не только не был «случайным человеком» Февральской революции, но во многом являлся её организатором и руководителем. К февралю 1917 г. Керенский прошёл большой путь от рядового эсера-пропагандиста, адвоката по политически делам, до руководителя крупнейшей Трудовой фракции (фракции «трудовиков» в Государственной думе. Он был знаком с представителями самых разных слоёв оппозиции и революционного движения, многие из которых сыграли затем руководящую роль не только в Февральском, но и в Октябрьском перевороте.

Эмигрантский историк И.П. Якобий писал, что Керенский «предназначался с самого начала на большую роль»²⁵⁰.

В августе 1915 г. Охранное отделение в своих донесениях выделяло Керенского как главного руководителя революционного подполья. «Вся революционная агитационная работа, – говорилось в секретных донесениях директору департамента полиции, – в настоящее время сосредоточилась, по категорическим указаниям всех серьёзных осведомительных источников – в социал-демократической и трудовой фракции, причём последняя во главе со своим лидером Александром Керенским за последнее время стала играть доминирующую роль»²⁵¹.

А.Ф. Керенский был также и одним из руководителей партии эсеров, возглавляя её так называемую «Южную конференцию»²⁵². Партия эсеров отказалась входить в Государственную Думу, её интересы представляли там трудовики во главе с Керенским.

А.Ф. Керенский был одним из злейших врагов русской монархии и лично Государя Николая II. 14 февраля 1917 г. Керенский громогласно заявил, что «необходимо устранить самого Царя, не останавливаясь, если не будет другого выхода, перед террористическими насильственными действиями»²⁵³.

А.Ф. Керенский в январе 1917 г. утверждал, что «революция нам нужна, даже если б это стоило поражения на фронте»²⁵⁴.

Нет сомнения, что к февралю 1917 года Керенский был одним из руководителей готовящегося государственного переворота. Керенский внушал, что «преступное бездарное правительство» не в силах бороться с внешним врагом. Победа возможна только при учреждении в стране народного полноправного правительства, то есть Учредительного собрания. Вопрос о созыве Учредительного собрания Керенский настойчиво и систематически пропагандировал, объезжая всю Россию, информируя революционные силы и подготавливая их к выработке общих лозунгов, которыми должны руководствоваться при революционном выступлении все революционные элементы России²⁵⁵.

Генерал К.И. Глобачёв писал о планах Керенского: «Военные и придворные круги представляли себе простой дворцовой переворот в пользу великого князя Михаила Александровича с объявлением конституционной монархии. В этом были убеждены даже такие люди, как Милюков, лидер партии конституционных демократов. В этой иллюзии пребывала даже большая часть членов прогрессивного блока. Но совсем другое думали крайние элементы с Керенским во главе. После монархии Россию они представляли себе только демократической республикой»²⁵⁶.

Заговор Керенского изначально был антимонархическим и предусматривал полное уничтожение монархии, а не замену самодержавного Императора Николая II другим конституционным государем.

А.Ф. Керенский был первым, кто на заседании Государственной думы 14 февраля 1917 г. призвал «устранить самого Царя, не останавливаясь, если не будет другого выхода, перед террористическими насильственными действиями»²⁵⁷.

В январе 1917 г. Керенский был твёрдо уверен в успехе грядущего переворота, ради которого он был готов идти на любые жертвы. «Он говорил: “Революция нам нужна, даже если б это стоило поражения на фронте”. Для него весна 1917 г. представлялась единственным возможным моментом, чтобы сбросить ненавистный ему государственный строй, даже в том случае, если бы это грозило величайшими потрясениями страны и целости государства»²⁵⁸.

Главная мысль Керенского, постоянно им пропагандируемая, заключалась в том, что «преступное бездарное правительство не в силах бороться с внешним врагом, и победить его может лишь народное полноправное правительство, то есть Учредительное собрание»²⁵⁹.

Изначально между планами либеральной оппозиции и планами Керенского была принципиальная разница. Генерал К.И. Глобачёв писал, что если первые «представляли себе простой дворцовой переворот в пользу Великого Князя Михаила Александровича с объявлением конституционной монархии», то Керенский и его сторонники представляли Россию «после монархии только демократической республикой»²⁶⁰.

Из вышеприведённых сведений можно сделать несомненный вывод: заговор Керенского предусматривал уничтожение монархии, а не замену самодержавного Императора Николая II конституционным государем.

Однако свои планы А.Ф. Керенский до поры скрывал от Прогрессивного блока, без помощи которого он не мог рассчитывать на осуществление своих замыслов. Особые отношения были установлены между А.Ф. Керенским и А.И. Гучковым. Последнего Керенский выделял из общей среды прогрессистов.

Первые контакты А.И. Гучкова и А.Ф. Керенского имели место 8 августа 1915 г., когда был сформирован Прогрессивный блок²⁶¹. Через месяц, 8 сентября 1915 г., была составлена секретная так называемая «Диспозиция № 1», которая провозглашала создание «Комитета народного спасения». Эта диспозиция была подписана как А.И. Гучковым, так и А.Ф. Керенским. Диспозиция заявляла, что Россия ведёт войну «против упорного и искусного врага вовне и против не менее упорного и искусного врага внутри. Достижение полной победы над внешним врагом немыслимо без предварительной победы над врагом внутренним»²⁶². Внутренним врагом «Комитет народного спасения» объявлял царя и его правительство. Пункт 5 «Диспозиции» предусматривал создать для успешной борьбы на внутреннем фронте «штаб верховного командования из десяти лиц, предоставив сие основной ячейке: князь Львов, А.И. Гучков и А.Ф. Керенский»²⁶³. Верховным главнокомандующим всех заговорщиков был провозглашён А.И. Гучков²⁶⁴. Мы вернёмся к этому вопросу, когда поведём речь о шапке «манифеста» об отречении «начальнику штаба».

Керенский активно участвовал в разработке этой «Диспозиции»²⁶⁵.

В декабре 1916 г., когда А.И. Гучков вырабатывал план свержения Императора Николая II, Керенский был полностью в курсе дела, хотя о деталях плана не знал даже П.Н. Милюков. А.Ф. Керенский писал, что лидер «Прогрессивного блока» знал лишь, что подготовка к осуществлению заговора идет своим чередом»²⁶⁶.

Роль Керенского в организации русской революции будет непонятна, если не принимать во внимание его масонскую составляющую. Русское масонство никогда не было самостоятельным и единым явлением. Оно было производным от масонства западного. Ничего своего нового русские масоны не изобрели, а лишь слепо копировали уставы и обряды многочисленных лож Западной Европы, добавляя к ним свойственные русской интеллигенции несобранность и болтливость. Для западного масонства русские «братья» были нужны только в качестве «пятой колонны», той силы, которая должна была расшатать русский императорский строй и сделать возможным масонскую революцию.

К началу ХХ века русское общество было заражено масонским духом. Крупнейший масон князь Д.И. Бебутов писал: «Сила масонства в том, что в него входят люди различных слоев, различных положений, и, таким образом, масонство в целом имеет возможность действовать на все отрасли государственной жизни»²⁶⁷. Во время революции 1905 г. в полной мере выявилось глубокое проникновение масонства в самые высшие сферы власти. Так, например, масоны, состоявшие членами военно-полевых судов, специально выносили мягкие и оправдательные приговоры террористам. Видный масон А.И. Браудо получал от высшего чиновничества сведения о секретных совещаниях у Государя, а также секретные документы²⁶⁸.

Масонство интересовало организаторов революции в первую очередь своими организаторскими возможностями по свержению монархии. Видный масон В.П. Обнинский в 1909 г. писал, что русское масонство, «столетие мирно спавшее в гробу», воскресло к новой жизни, «оставив там, в гробу этом, внешние доказательства в виде орудий ритуала и мистических книг». Масонство, по словам Обнинского, выступило в эмансипированном виде политических организаций. «Под девизом “свобода, равенство, братство” могли соединиться чуть ли не все политические группы и партии, соединиться для того, чтобы свергнуть существующий строй»²⁶⁹.

Масонство позволяло объединить в едином организме и великих князей, и генералов царской свиты, и гвардейских офицеров, и либералов, и представителей революционных партий, и крупных промышленников. В этом смысле масонство было для организаторов переворота незаменимым явлением.

А.Ф. Керенский стал масоном в 1912 г., вступив ложу «Полярная звезда». Керенский писал, что «общество, в которое я вступил, было не совсем обычной масонской организацией». В ней была ликвидирована «масонская система степеней; была сохранена лишь непременная внутренняя дисциплина, гарантировавшая высокие моральные качества членов их и их способность хранить тайну. Не велись никакие письменные отчёты, не составлялись списки членов ложи. Такое поддержание секретности не приводило к утечке информации о целях и задачах общества»²⁷⁰.

Ложа «Полярная звезда» была создана 15 января 1906 г. в Петербурге и была дочерней ложей Великого Востока Франции. На её открытии присутствовали видные представители Великого Востока: барон Б. Сеншоль и Г. Буле²⁷¹.

В 1908 г. «Полярная звезда» получила из Парижа право самостоятельно открывать новые ложи в России. По целому ряду свидетельств, примерно в 1909 г. была создана так называемая «Военная ложа», в которую вошли многие старшие офицеры императорской армии.

Деятельность «Полярной звезды» изначально носила ярко выраженный антиправительственный характер и была нацелена на свержение самодержавия.

В 1913 г., накануне Мировой войны, был создан Великий Восток народов России. Сами масоны говорили, что ВВНР был масонским «только по названию», а главной его целью, так же как и «Полярной звезды», было «свержение самодержавного режима»²⁷².

Исследователь масонства А.И. Серков пишет, что Великий Восток народов России «приобрёл характер политического объединения к 1915–1916 гг»²⁷³. В ордене, по принципу «Полярной звезды», царила строжайшая конспирация, не велось «никаких протоколов заседаний»²⁷⁴.

В рамках ВВНР произошла смычка между ведущими представителями думской оппозиции и левыми революционными группировками. В Великий Восток входили: трудовик А.Ф. Керенский, лидер фракции меньшевиков в Государственной думе Н.С. Чхеидзе, меньшевик-оборонец, депутат Государственной думы М.И. Скобелев, председатель Рабочей группы ВПК, меньшевик-оборонец К.А. Гвоздёв, «нефракционный» большевик Н.Д. Соколов²⁷⁵. Членом ВВНР с 1915 г. был большевик И.И. Скворцов-Степанов²⁷⁶. А также представители крупного капитала А.И. Коновалов, М.И. Терещенко, П.П. Рябушинский²⁷⁷. Все эти люди, по словам масона и активного участника Февральского переворота Н.В. Некрасова, сыграли в этом перевороте «закулисную, но видную роль»²⁷⁸. Во время начавшихся беспорядков всем масонам «был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства: сперва Временного комитета Государственной думы, а затем и Временного правительства»²⁷⁹.

В рамках ВВНР проходило тесное сотрудничество масонов – прогрессиста А.И. Коновалова и большевика И.И. Скворцова-Степанова²⁸⁰. А.И. Коновалов планировал помирить и объединить меньшевиков и большевиков для использования их потенциала для свержения императорского строя в России. С этой целью он оказывал финансовую поддержку как большевикам, так и меньшевикам. Подобные контакты имели место и в 1915, и в 1916 гг. Последние совещания проходили в Москве у Коновалова в феврале 1917 г.! Из секретных сообщений Охранного отделения: «Совещания у Коновалова объединили к.)д., прогрессистов, трудовиков, и в состав его, кроме членов Гос. думы, вошли видные петроградские общественные деятели»²⁸¹. На этих совещаниях присутствовали масоны-меньшевики В.Н. Малянтович и A. M. Никитин, будущие члены Временного правительства. Участниками совещаний были также масоны П.П. Рябушинский и Н.Д. Морозов.

Все ведущие члены ВВНР стремились использовать эту организацию для своих политических целей, а не для торжества всемирного масонства. Не был исключением и А.Ф. Керенский. Большевик В.Д. Бонч-Бруевич писал, что А.Ф. Керенский был «вспоен и вскормлен масонами, ещё когда он был членом Государственной думы, и был специально воспитываем ими»²⁸².

16 декабря 1916 г. А.Ф. Керенский занял должность Генерального секретаря ВВНР, по некоторым сведениям, просто секретаря. Интересно, что в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. в Петрограде был злодейски убит Г.Е. Распутин.

Руководство Верховного совета, А.И. Коновалов, А.Ф. Керенский, Н.В. Некрасов, было осведомлено о плане убийства Г.Е. Распутина²⁸³. Руководству ВВНР, включая Керенского и Коновалова, заранее было известно о предстоящем убийстве Г.Е. Распутина²⁸⁴.

Неправильно было бы считать, что принадлежность к масонству делала из Керенского политика, подчиненного французскому Великому Востоку, чьей дочерней ложей официально считался ВВНР. Керенский работал не столько на Великий Восток Франции, сколько на Бродвейскую группу. Собственно, на неё же в начале ХХ века во многом уже работал и сам Великий Восток Франции. Ещё в 1910 г. заведующий заграничной агентурой Л.А. Ратаев сообщал, что пропаганда масонства в России исходит не только из Франции и что французское масонство прямо зависит от американо-еврейского капитала²⁸⁵.

Одним из главных финансистов Керенского был ведущий деятель банкирского Бродвейского сообщества Ч. Крейн. По словам бывшего американского посла в Германии У. Додда, Крейн «много сделал, чтобы вызвать революцию Керенского»²⁸⁶.

Бродвейской группе не нужна была любая монархия в России, ни самодержавная, ни думская, ни конституционная. В этом она отличалась от английского «Круглого Стола», который рассматривал возможный вариант с возведением на престол Цесаревича Алексея Николаевича, что отвечало и цели А.И. Гучкова при разработке им своего плана государственного переворота. Причины, по которым Гучков ориентировался на вариант с конституционной монархией, а Керенский – на республику, вполне понятны. Гучков мог оказаться у власти только как «легитимный» глава регентского совета, назначенный на эту должность новым государем. В случае республики он становился бы всего лишь одним из министров нового правительства. Для Керенского всё обстояло наоборот: неоднократно заявляя о себе как о враге монархического образа правления, будучи выскочкой в глазах даже таких людей, как Гучков, Керенский в случае установления конституционной монархии не мог претендовать на какой-либо значимый пост, республика же давала ему всю полноту власти.

Разгром властями Рабочей группы сильно усилил позиции Керенского. 29 января по поводу ареста Рабочей группы собралось совещание «общественных деятелей», на котором присутствовали Гучков, Коновалов, Переверзев, Керенский, Чхеидзе, Караулов, Милюков, Бубликов и другие. В результате совещания было решено «избрать из своей среды особо законспирированный и замкнутый кружок, который мог бы играть роль руководящего центра для всей общественности», а также провести 14 февраля 1917 г. «мирную демонстрацию»²⁸⁷.

Эта «мирная демонстрация» должна была быть приурочена к открытию занятий Государственной думы. О том, какая это должна была быть «мирная» демонстрация, свидетельствуют донесения Охранного отделения, которые прямо определяли демонстрацию как восстание²⁸⁸. Охранное отделение докладывало, что «на 14 февраля нужно ожидать чего тяжёлого и серьёзного. Сигнал уже дан» ²⁸⁹.

В декабре – январе 1917 г. на квартирах А.И. Коновалова и П.П. Рябушинского проходили совещания, на которых обсуждались возможные действия оппозиции в случае роспуска Думы. Было решено в случае роспуска Думы объявить его «недействительным, и заседание Гос. думы продолжится в Москве, в частном помещении одного из крупных московских коммерсантов»²⁹⁰. Дума должна была собраться на одной из дач А.И. Коновалова и «обратится к стране с воззванием, в котором укажется, что Правительство умышленно ведёт Россию к поражению, дабы заключить союз с Германией»²⁹¹.

А.И. Гучков должен был организовать распространение этого воззвания в действующей армии²⁹².

В феврале 1917 г. в секретных сообщениях Петроградского охранного отделения говорилось, что «прогрессисты» убеждены, что «в настоящих условиях беречь как угодно Государственную Думу значит компрометировать её и что с кабинетом князя Голицына не может быть ни принципиальных, ни деловых сношений»²⁹³.

Однако Керенского такое развитие событий не устраивало, так как «думская забастовка» не означала полного уничтожения монархии, к чему стремился Керенский. Поэтому, на словах поддерживая идею о выступлении 14 февраля, Керенский делал всё, чтобы минимизировать его последствия.

Как мы знаем, попытки оппозиции провести «мирную демонстрацию» 14 февраля потерпели неудачу: малочисленные отряды рабочих были быстро рассеяны полицией. Керенский и Некрасов позже уверяли, что выступление сорвали «отмобилизованные большевики», которые были против выступления рабочих. Действительно, 14 февраля большевики призвали петроградских рабочих на демонстрацию в знак протеста против Государственной думы²⁹⁴. То есть большевики объективно играли против Милюкова и «Прогрессивного блока». При этом не стоит забывать, что большевистские организации Петрограда во многом находились под руководством того же А.Ф. Керенского²⁹⁵.

Об объединении социал-демократов и эсеров зимой 1917 г. свидетельствовали и сообщения Охранного отделения²⁹⁶.

Вполне вероятно, что срыв большевиками рабочей демонстрации 14 февраля в поддержку Думы был организован с подачи Керенского. Кроме того, провал демонстрации успокоил власти, которые в очередной раз решили, что оппозиция и революционеры после разгрома Рабочей группы не способны на мощное выступление.

Но на следующий день после неудачной демонстрации А.Ф. Керенский начал претворять в жизнь свой сценарий переворота. Он начал агрессивную кампанию в Государственной думе с призывами к свержению монархии. Кампания велась при самой активной поддержке Коновалова и Чхеидзе. 15 февраля Керенский с трибуны Государственной думы дал сигнал готовности всем революционным силам, заявив, что «настал 12-й час, сегодня или никогда!»²⁹⁷.

«Это было началом революционной славы Керенского», – писал генерал А.И. Спиридович²⁹⁸.

Таким образом, к моменту начала беспорядков в Петрограде главным действующим лицом «революции» становится не «Прогрессивный блок», а Керенский. Так как выступления рабочих и жителей Петрограда начались не под лозунгами защиты Государственной думы и не под революционными лозунгами, то и главным защитником «голодных» стала не Дума, а революционное подполье, ориентированное на А.Ф. Керенского.

Лозунг «хлеба!» был сильным ходом заговорщиков. Если бы толпы вышли с революционными лозунгами, они были бы немедленно рассеяны войсками. Когда же на улицы вышли «голодные» женщины и дети, просившие хлеба, то войскам было гораздо труднее их разгонять. В исторической литературе уже много раз говорилось об искусственно созданной нехватке хлеба в столице империи. Хлеба в столице было в изобилии. Достаточно сказать, что в самый разгар февральских событий в Петрограде социал-демократы организовывают подачу муки для солдат гарнизона, чтобы не допустить их участия в подавлении мятежа. Социал-демократ Б.В. Авилов вспоминал, что в февральские дни в его распоряжении было «несколько тысяч пудов печеного хлеба и несколько десятков вагонов муки»²⁹⁹.

В ордерах за февраль/март 1917 г., по которым мятежники добывали хлеб на складах и в булочных, требовалось «отпустить для нужд Государственной думы 40 пудов хлеба, 100 пудов хлеба»³⁰⁰.

Сотрудничество большевиков и Керенского заметно и по организации забастовки на Путиловском заводе, которая стала катализатором событий в Петрограде. Керенский в своих воспоминаниях пишет, что 22 февраля 1917 г. к нему явилась на приём группа рабочих Путиловского завода, которая предупредила, что на заводе начинается политическое движение, которое может иметь далеко идущие последствия³⁰¹.

Формально организаторами политической забастовки на Путиловском заводе были большевики. 22 февраля Выборгский районный комитет большевиков поддержал путиловцев и решил остановить 23 февраля работу на предприятиях двух районов города, Нарвского и Выборгского, провести митинги солидарности с путиловцами³⁰²_. Историк С.В. Холяев считает, что именно большевики были «по меньшей мере инициаторами вывода рабочих на улицы»³⁰³.

Однако в феврале 1917 г. Путиловский завод находился в ведении начальника Главного артиллерийского управления генерала А.А. Маниковского, без которого не проходило ни одно крупное событие на Путиловском заводе. Если учесть, что А.А. Маниковский после Октябрьского переворота вступил в РККА, то связь его с большевиками в феврале 1917 г. можно считать почти доказанной. Одновременно Маниковский находился в самых тесных связях с А.И. Гучковым и А.Ф. Керенским. Всё, вместе взятое, свидетельствует о совместных действиях Керенского и большевиков по организации беспорядков, осуществленных ими через посредника – генерала А.А. Маниковского.

Таким образом, у Гучкова и Керенского, несмотря на внешние различия, был общий план государственного переворота. Этот план предусматривал свержение с престола Императора Николая II.

Глава 4

Заговор генералов

Участие генералов и старших офицеров Ставки Верховного главнокомандующего, а также командующих фронтами и их штабных работников в государственном перевороте февраля 1917 г. представляет собой одну из главных причин его успешного осуществления. Однако было бы неправильным считать, что генералитет представлял собой некую самостоятельную однородную силу. Оппозиционные генералы, с одной стороны, были составной частью объединённого заговора думской и революционной оппозиции, а с другой – зачастую соперничали друг с другом, имея порой разные центры политического притяжения.

В отечественной историографии версия о «заговоре генералов» получила неоднозначную, иногда прямо противоположную оценку. Большая часть эмигрантских исследователей, иногда осторожно – С.С. Ольденбург, иногда категорично – В.С. Кобылин, И.П. Якобий, И.Л. Солоневич, высказывалась в пользу существования такого заговора. И.Л. Солоневич прямо указывал, что военные сыграли «первую скрипку» в низложении Императора Николая II³⁰⁴.

В современной российской историографии этого же мнения в той или иной степени придерживаются такие учёные, как д. ист. н. А.Н. Боханов, д. ист. н. С.В. Куликов, д. ист. н. О.Р. Айрапетов, д. ист. н. В.С. Брачев, д. ист. н. А.Б. Николаев.

Исследователь белого движения д. ист. н. В.Ж. Цветков в целом отрицает существование «заговора генералов» и участие в нём начальника штаба М.В. Алексеева, хотя и не отрицает сговора отдельных генералов с организаторами переворота. Категорически отрицают существование военного заговора д. ист. н. А.В. Смолин, а также публицисты А.С. Кручинин и В.Е. Шамбаров.

На наш взгляд, главная причина отрицания военного заговора со стороны некоторых исследователей объясняется сложившейся в последнее время у части нашего исторического сообщества героизации белого движения. Большинство генералов Ставки, которые оказали неоценимую услугу Февральской революции, впоследствии стали командующими белыми армиями.

Другие исследователи, признавая участие высшего военного комсостава императорской армии или части его в заговоре против царя, объясняют это участие конкретной политической ситуацией зимы – весны 1917 г., в которой генералы были «обмануты» заговорщиками. Согласно этой версии, сотрудничество Ставки и заговорщиков началось только в условиях февральского политического кризиса. Подобного мнения придерживался, например, эмигрантский историк Г.М. Катков.

Совокупность источников позволяет нам сделать определённый вывод, что тесное сотрудничество части высшего военного руководства Российской империи и оппозиционных Императору Николаю II общественных и политических сил началось гораздо раньше февраля 1917 г.

Нет сомнений, что если бы генералы Ставки остались хотя бы нейтральными в противостоянии царя и его противников, то исход событий в феврале 1917 года мог бы быть иным. На деле же мы видим не только сочувствие к заговорщикам со стороны представителей верховного командования, но и самое активное им содействие.

Как верно писал И.Л. Солоневич: «В этом предательстве первая скрипка, конечно, принадлежит военным. Этой измене и этому предательству нет никакого оправдания. И даже нет никаких смягчающих вину обстоятельств: предательство в самом обнажённом его виде»³⁰⁵.

Успех заговора зависел от того, на чьей стороне окажется армия, и прежде всего Ставка Верховного главнокомандования. А.Я. Аврех отмечал, что Ставка была «вторым правительством не только на театре военных действий, но и в столице»³⁰⁶.

Именно поэтому Гучков, задолго до переворота, стремился установить с армейскими кругами тесную связь.

А.И. Гучков понял всю необходимость установления контроля над армейской верхушкой задолго до 1917 года. Будучи человеком лично смелым, добровольно принявшим участие в двух войнах (англо-бурской и русско-японской), Гучков не понаслышке знал, что может совершить даже небольшое военное соединение, спаянное железной дисциплиной. С.Ю. Витте утверждал, что в 1905 г. ему передавали слова А.И. Гучкова о том, что «в 1905 г. революция не удалась потому, что войско было за Государя… теперь в случае наступления новой революции необходимо, чтобы войско было на нашей стороне»³⁰⁷.

Являясь в 1907–1910 гг. председателем думской комиссии по государственной обороне, Гучков смог войти в тесный контакт со многими генералами и офицерами, некоторые из которых занимали высокие должности в военном руководстве. В конце 1916 г. охранное отделение составило приблизительный список военных, с которыми Гучков поддерживал политические контакты. Среди них были три бывших военных министра: генерал от инфантерии А.Ф. Редигер, генераладъютант А.Н. Куропаткин и генерал от инфантерии А.А. Поливанов, бывший морской министр вице-адмирал С.А. Воеводский, главнокомандующий войсками Северного фронта генерал-адъютант Н.В. Рузский, генерал-лейтенант пограничной стражи Е.И. Мартынов³⁰⁸.

По сообщениям охранного отделения, Гучков «устроил в квартире некоего генерала на Сергиевской улице так называемый «гучковский главный штаб»³⁰⁹. В собраниях этого «штаба» принимали участие чины Генерального и Главного штабов, офицеры разных родов войск, военные писатели и члены Комиссии по государственной обороне. На этих частных собраниях нередко оглашались и совершенно секретные сведения³¹⁰.

По сведениям охранного отделения, «Гучков явно стремился к тому, чтобы сосредоточить в своих руках все нити управления вооружёнными силами страны»³¹¹.

В 1916 – начале 1917 г., Гучков вошёл в тесный контакт с начальником штаба Ставки генерал-адъютантом М.В. Алексеевым и многими главнокомандующими фронтами.

Тесные контакты были у Гучкова и с главнокомандующим войсками Северного фронта генерал-адъютантом Н.В. Рузским. Последний считал своим долгом советоваться с Гучковым даже по специальным, исключительно военным вопросам³¹².

Особые отношения объединяли Гучкова с генералом от кавалерии В.И. Ромейко-Гурко. В 1899–1900 гг. Гучков и Гурко воевали за дело буров против англичан в Южной Африке.

Довольно тесные контакты Гучков поддерживал и с капитаном 1-го ранга А.В. Колчаком. Именно Гучков сделал всё возможное, чтобы в 1916 г. «либерал и оппозиционер» Колчак получил звание вице-адмирала и был назначен командующим Черноморским флотом³¹³.

Другой связью Гучкова был командир 25-го армейского корпуса Особой армии генерал-лейтенант Л.Г. Корнилов. Имя Корнилова попало в гучковский список «сторонников Думы»³¹⁴.

Особо доверительные отношения были у Гучкова с полковником Генерального штаба С.И. Зиллоти³¹⁵, родным братом любовницы Гучкова М.И. Зиллоти³¹⁶.

Не исключено, что вовлечению военных в планы Гучкова способствовала т. н. «военная ложа», бывшая частью масонского ордена Великого Востока народов России, который был создан в 1913 г. и преследовал исключительно одну политическую цель – свержение самодержавного режима³¹⁷. По свидетельству Л.А. Ратаева, масонская «атака на армию велась уже давно: ещё до Японской войны»³¹⁸. Военный, попадая под влияние масонской организации, переставал считать приказы верховной власти главными для себя. Командир лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор В.В. Теплов при приёме его в масонскую ложу на вопрос одного из «братьев» о царе ответил: «Убью, если велено будет»³¹⁹.

Военная ложа была создана зимой 1913–1914 гг. Организатором её был библиотекарь Генерального штаба С.Д. Масловский (псевдоним Мстиславский-³²⁰. Среди членов ложи В.И. Старцев называет генералов А.А. Свечина, А.А. Орлова-Давыдова, В.В. Теплова³²¹.

Другой исследователь русского масонства В.С. Брачев называет имена генералов В.И. Гурко, П.А. Половцева, М.В. Алексеева, Н.В. Рузского и полковника А.М. Крымова³²².

Известная исследовательница русского масонства Н.Н. Берберова указывала, что «генералы Алексеев, Рузский, Крымов, Теплов и, может быть, другие были с помощью Гучкова посвящены в масоны. Они немедленно включились в его «заговорщицкие планы»³²³.

Однако видный исследователь белого движения В.Ж. Цветков хотя и признаёт связи некоторых генералов с масонами, но считает членство в масонских ложах генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и вице-адмирала А.В. Колчака ничем не доказанным³²⁴.

А.Я. Аврех был категорически не согласен с утверждением об участии масонов, в том числе и армейских, в февральском перевороте³²⁵. Он считал, на наш взгляд, неубедительно, что раз не существовало списков масонов-военных, то и говорить о принадлежности генералов ложам нельзя³²⁶.

Тем не менее, по нашему мнению, совокупность имеющихся исторических источников всё же свидетельствует если не о прямом членстве старшего генералитета в масонских организациях, то, во всяком случае, о его тесных связях с ними. Военная ложа позволяла генералитету устанавливать прямые контакты с либеральной оппозицией.

Объяснялось ли участие генералитета в февральском перевороте членством в «военной ложе», или на это имелись другие, немасонские причины? Вопрос этот по большому счёту не имеет принципиального значения.

По замечанию С.В. Куликова, «перемена верховного главнокомандования не вывела Ставку, находившуюся в Могилёве, из числа союзников парламентаристов. Наоборот, она стала содействовать им ещё более последовательно. Связано это было с появлением в роли начальника штаба верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева»³²⁷.

Участие в заговоре генерала М.В. Алексеева, второго человека в русской армии после Императора Николая II, безусловно, являлось ключевым. Царь относился к генералу М.В. Алексееву с большим уважением. Произведя Алексеева в свои генерал-адъютанты, Император Николай II лично принёс начальнику штаба погоны со своим вензелем в кабинет. В это время генерал Алексеев уже активно вёл переписку с главным заговорщиком Гучковым³²⁸. Гучков был знаком с генералом Алексеевым ещё до начала Первой мировой войны. В ноябре 1911 г. депутат Государственной думы А.И. Савенко посоветовал А.И. Гучкову обратить внимание на генералов Алексеева и Иванова, которых он характеризовал как «даровитых и блестящих генералов»³²⁹.

Министр торговли и промышленности князь В.Н. Шаховской докладывал Императору и Императрице о переписке М.В. Алексеева с А.И. Гучковым и М.В. Родзянко. Эта переписка, по словам князя В.Н. Шаховского, привела Алексеева к политической деятельности³³⁰.

С.П. Белецкий на допросе следственной комиссии Временного правительства говорил, что «Штюрмер и Протопопов боялись влияний Алексеева, а через Алексеева А.И. Гучкова, с которым он был в хороших отношениях»³³¹.

Назначение М.В. Алексеева на должность начальника штаба Императора Николая II состоялось в том числе по рекомендации единомышленника А.И. Гучкова генерала А.А. Поливанова. 16 августа 1915 г. Поливанов писал царю «о необходимости безотлагательно приблизить генерала Алексеева к верховному главнокомандующему»³³².

Активное вовлечение Алексеева в деятельность против царя началось с отставкой С.Д. Сазонова и назначением сначала на должность министра иностранных дел, а потом и главы правительства Б.В. Штюрмера. Это назначение ломало планы оппозиции, которые находили отклик в душе М.В. Алексеева³³³.

С зимы 1916 г. А.И. Гучков поддерживал генерала Алексеева в его кампании против Б.В. Штюрмера. Алексеев активно содействовал «шпионскому» делу вокруг людей, по тем или причинам сотрудничавшим с Штюрмером: И.Я. Гурлянда, Д.Л. Рубинштейна, И.Ф. Манасевича-Мануйлова³³⁴. По согласованию с Алексеевым вышеназванные лица были арестованы генералом контрразведки Н.С. Батюшиным. За арестами кроме Алексеева стоял и Гучков.

С помощью интриг Алексеев всячески способствовал падению престижа Государя в глазах главнокомандующих фронтами. Император Николай II решил отправить на покой главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н.И. Иванова. Сам Иванов уже неоднократно жаловался на своё здоровье и усталость. Николай II посоветовался с генералом Алексеевым, и тот высказался в пользу отставки генерала³³⁵.

17 марта 1916 г. эта отставка состоялась. 31 марта М.В. Алексеев при встрече с Н.И. Ивановым сказал ему, что тот уволен вследствие большой интриги из Петрограда, «по приказанию Государя, Распутина и Вырубовой»³³⁶. Дезинформированный Алексеевым недалёкий Иванов, которого Государь оставил при Ставке в качестве своего генерал-адъютанта, затаил неприязнь к Николаю II. Нет сомнений, что эта неприязнь сыграла не последнюю роль в неудаче «бумажного» похода Иванова на Петроград 27 февраля – 2 марта 1917 г.

Пока Гучков «обрабатывал» М.В. Алексеева, другой лидер оппозиции М.И. Терещенко активно склонял на свою сторону генерала А.А. Брусилова³³⁷.

В этот же период стали регулярными встречи князя Г.Е. Львова с М.В. Алексеевым, на которых обсуждалась возможность ареста царя в Ставке³³⁸. Тогда же этими же лицами планировался арест императрицы Александры Фёдоровны, её ссылка в Крым и принуждение царя «согласиться на министерство «доверия» во главе со Львовым»³³⁹.

В ноябре 1916 г. М.В. Алексеев передал доверенному лицу Г.Е. Львова, что «всё, о чем он просил, будет выполнено»³⁴⁰.

А.Ф. Керенский демонстрирует в своих воспоминаниях поразительную осведомлённость в том, что касается планов Львова и Алексеева. Вполне возможно, Керенский знал об этих планах из своего источника в Ставке, военного цензора штабс-капитана М.К. Лемке. По сведениям русского контрразведчика генерал-майора Н.С. Батюшина, бывший эсер, историк и журналист М.К. Лемке попал в Ставку «благодаря своему очень давнему знакомству с генерал-квартирмейстером при верховном главнокомандующем генералом Пустовойтенко»³⁴¹.

М.К. Лемке писал, что «около Алексеева есть несколько человек, которые исполняют каждое его приказание», в том числе и арест государя в Могилёвском дворце³⁴².

15 июня 1916 г. генерал М.В. Алексеев подал Николаю II секретную докладную записку. В ней генерал предлагал для организации деятельности в тылу ввести должность верховного министра государственной обороны, наделив его чрезвычайными полномочиями³⁴³. «Лицу этому, – писал М.В. Алексеев, – облечённому высоким доверием вашего императорского величества и полнотой чрезвычайной власти, необходимо представить: объединять, развивать и направлять единой волей деятельность всех министров, государственных и общественных учреждений, находящихся вне пределов театра военных действий»³⁴⁴.

В свете февральских событий 1917 г. идея начальника штаба о введении военной диктатуры в тылу видится как возможный этап переворота. Став «диктатором», М.В. Алексеев гораздо бы облегчил осуществление парламентаристских планов оппозиции. Идея Алексеева о «диктатуре» солидаризировалась с планами другого кандидата в «диктаторы», начальника ГАУ генерала А.А. Маниковского, который объяснял затруднения в обеспечении армии боевыми припасами и расстройство железнодорожного транспорта отсутствием в тылу «единой твёрдой власти»³⁴⁵. Похоже, что у идей М.В. Алексеева и А.А. Маниковского были одни те же соавторы из Прогрессивного блока. Его представители Г.Е. Львов и А.И. Коновалов в июне 1915 г. предлагали создать Комитет государственной обороны, глава которого был бы наделён чрезвычайными правами и

был бы ответственен только перед императором³⁴⁶. В комитет кроме министров должны были войти представители общественности и законодательных палат. Так как Алексеев не ограничивал «диктатора» только лицами из военной среды, то в подобной роли мог оказаться тот же Г.Е. Львов. Таким образом, Прогрессивный блок при помощи военной верхушки пытался проникнуть во власть.

Несмотря на то что 28 июня на совещании совета министров в Ставке под председательством царя идея М.В. Алексеева о «диктатуре» была отвергнута, Алексеев не прекратил свои контакты с оппозицией.

Вполне вероятны контакты М.В. Алексеева с А.Ф. Керенским через доверенное лицо последнего, подполковника В.Л. Барановского, который являлся штаб-офицером Ставки и одновременно зятем Керенского.

18 сентября 1916 г. императрице Александре Фёдоровне стало известно о переписке между М.В. Алексеевым и А.И. Гучковым, о чём она написала царю в Ставку³⁴⁷.

Император Николай II вызвал к себе Алексеева и спросил его: переписывается ли он с Гучковым? Алексеев ответил отрицательно. Но Гучков сам предал огласке своё письмо Алексееву, не спрашивая его согласия, чем поставил Алексеева в очень неудобное положение³⁴⁸.

Б. Локкарт в своём донесении в Лондон от 21 декабря 1916 г. передаёт слова Алексеева о Николае II в пересказе Г.Е. Львова: «Император не изменится. Нам надо менять императора»³⁴⁹.

11 ноября 1916 г. Алексеев уехал на лечение в Крым. По официальным данным, у Алексеева обострилась давняя почечная болезнь. По иным данным, «болезнь» Алексеева имела политическое происхождение и была вызвана всплывшей его перепиской с Гучковым.

В конце 1916 г. заговорщикам активно помогал фактический заместитель генерала Алексеева генерал от кавалерии В.И. Ромейко-Гурко, который, по словам Гучкова, «был настолько осведомлён (о заговоре), что делался косвенным участником»³⁵⁰.

Гурко был тесно связан с думской оппозицией, благодаря давнему знакомству с А.И. Гучковым и связям своего брата камергера Вл. И. Гурко, члена одновременно Государственного совета и Прогрессивного блока. По совместной договорённости с Алексеевым, Гучковым и своим братом генерал В.И. Гурко в конце 1916 г. несколько раз пытался вести с царём разговоры на политические темы, рассуждая о необходимости удаления Г.Е. Распутина и ратуя за введение ответственного министерства. Однако всякий раз В.И. Гурко получал мягкий, но твёрдый отпор императора³⁵¹. В декабре 1916 г. Николай II приказал В.Н. Воейкову указать В.И. Гурко «по поводу проявления им слишком большого интереса к делам внутренним»³⁵². Царь при этом добавил, что «делает это Гурко под влиянием Гучкова». Однако Гурко не стал выслушивать Воейкова под предлогом сильной занятости.

Перед своим отъездом на лечение Алексеев передал исполнение своих обязанностей генералу В.И. Гурко. После назначения Гурко «появились неизвестно откуда взявшиеся слухи, что он, если ему не удастся повлиять на государя, примет против него какие-то решительные меры»³⁵³.

После того как Алексеев уехал в Крым, генерал Гурко продолжал свои частые встречи с Гучковым, а также представителями союзников лордом А. Мильнером и послом Дж. Бьюкененом³⁵⁴. Именно после встречи с Гурко Бьюкенен послал в Лондон телеграмму с сообщением, что «если государь не уступит, то в течение ближайших недель что-нибудь произойдет или в форме дворцового переворота, или в форме убийства»³⁵⁵.

По свидетельству А.И. Деникина, в Севастополь к М.В. Алексееву приехали «представители некоторых думских и общественных кругов» и сообщили, что назревает государственный переворот. Алексеев «в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны». Во имя «сохранения армии» Алексеев просил посланцев «не делать этого шага». Далее, по словам Деникина, эти «представители» посетили Брусилова и Рузского и, «получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение»³⁵⁶.

Вызывает большое сомнение самостоятельность поддержки заговорщиков со стороны Н.В. Рузского и А.А. Брусилова. Согласиться на такой рискованный шаг, как участие в перевороте, направленном против царя, без согласия Алексеева, означало бы поставить себя в крайне щекотливое положение. В своё время генерал Н.И. Иванов писал, что без участия Алексеева в перевороте «главнокомандующие не могли бы и не решились бы согласиться с Думой»³⁵⁷.

Ближайший сотрудник Алексеева генерал-квартирмейстер Ставки А.С. Лукомский, был по крайней мере осведомлён о заговоре. Провожая 18 декабря 1916 г. Императора Николая II из Ставки в Царское Село, Лукомский уже знал, что «государь в Ставку не вернётся и состоится назначение нового главнокомандующего»³⁵⁸.

Командир 8-го корпуса генерал А.И. Деникин писал в своих мемуарах, что в первой половине марта 1917 г. «предполагалось вооруженной силой остановить императорский поезд во время следования его из Ставки в Петроград. Далее должно было последовать предложение государю отречься от престола, а в случае несогласия – физическое его устранение. Наследником предполагался законный правопреемник Алексей и регентом Михаил Александрович»³⁵⁹.

Представляет несомненный интерес тот факт, что после Февральского переворота А.И. Деникин совершил резкий карьерный скачок: с должности командира 8-го корпуса он был поставлен начальником штаба верховного главнокомандующего. Примечательно, что на должность начальника штаба Деникин был назначен по личному приказу А.И. Гучкова. Причём этот приказ Гучков отдал Алексееву, который был против назначения Деникина, в ультимативной форме³⁶⁰.

Генерал Ю.Н. Данилов тоже писал о заговоре со знанием посвящённого человека³⁶¹.

Важнейшую роль в поддержке переворота сыграл главнокомандующий войсками Северного фронта генерал-адъютант Н.В. Рузский. Рузский был давно и тесно связан с Гучковым и руководством ВВНР. Двоюродный брат Рузского профессор Санкт-Петербургского политехнического института

Д.П. Рузский был секретарем городского петербургского совета Великого Востока народов России³⁶².

В январе 1917 г. у английского посла Бьюкенена прошло совещание, на котором присутствовал генерал Н.В. Рузский. На этом совещании обсуждался план дворцового переворота и даже была назначена дата – 22 февраля 1917 г. ³⁶³.

Одним из самых активных сторонников переворота был командующий Уссурийской дивизией генерал-лейтенант А.М. Крымов. В январе 1917 г. в Петрограде состоялась встреча генерала Крымова, которого М.В. Родзянко называл «доверенным лицом Алексеева», и руководством Прогрессивного блока³⁶⁴. Крымов выразил полную готовность армейской верхушки поддержать думцев в их заговорщической деятельности и заявил, что «переворот неизбежен»³⁶⁵.

9 февраля 1917 г. в кабинете М.В. Родзянко в Государственной думе состоялась ещё одна встреча лидеров оппозиции и генералов Рузского и Крымова. Было решено, что в апреле, когда император Николай II будет возвращаться из Ставки, его поезд будет остановлен в зоне действия штаба Северного фронта, император арестован и его «заставят отречься от престола»³⁶⁶.

Имеются сведения и о вовлечённости в планы заговорщиков командования Балтийского флота. Капитан 1-го ранга И.И. Ренгартен писал в своём дневнике, что из его разговора с командующим флотом вице-адмиралом А.И. Непениным стало известно о «довольно определённых сношениях между А. Гучковым, генералом Алексеевым, Непениным об организации переворота»³⁶⁷.

Не менее интересной представляется роль в заговоре против императора начальника гарнизона Пскова генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Сам генерал в своих воспоминаниях свою осведомленность о заговоре не отрицал, хотя от прямого участия открещивался, причисляя себя к «легковерным людям», которые полагали, что можно заменить «последнего царя кем-либо из его многочисленных родственников».

По словам Бонч-Бруевича, сложившаяся политическая ситуация в 1916 г. «вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте». БончБруевич называет имена генералов-заговорщиков: Алексеев, Брусилов, Рузский, Крымов, а также указывает, что к заговору примыкали члены Государственной думы и о нём были осведомлены послы М. Палеолог и Дж. Бьюкенен³⁶⁸.

Бонч-Бруевич был близок и к революционным силам. Один из руководителей русской контрразведки, он приходился родным братом видному большевику В.Д. Бонч-Бруевичу, с которым, как он сам писал, был всегда близок. Через своего брата генерал Бонч-Бруевич имел неплохие контакты с большевистским руководством. Сам генерал Бонч-Бруевич писал, что он не был далёк от большевиков³⁶⁹.

В истории февральских событий практически не изучена роль генерала от артиллерии А.А. Маниковского. Между тем он сыграл немалую роль в осуществлении переворота. Генерал Маниковский был начальником Главного артиллерийского управления. П.Н. Милюков писал, что были предложения «объявить Думу Учредительным собранием и передать власть диктатору (генералу Маниковскому-»³⁷⁰.

Связи оппозиции продолжались и с Великим Князем Николаем Николаевичем. От Великого Князя, который не забыл царю отстранение от командования, всё чаще слышали скрытые угрозы царствующей чете³⁷¹.

9 декабря 1916 г. на совещании у князя Г.Е. Львова был выработан «план дворцового переворота с целью свержения Николая II и замены «неспособного» Монарха Великим Князем Николаем Николаевичем»³⁷².

А.И. Хатисов в эмиграции сообщил С.П. Мельгунову, что «Николай Николаевич должен был утвердиться на Кавказе и объявить себя правителем и Царём»³⁷³. Хатисов прибыл в Тифлис к Великому Князю с предложением занять российский престол³⁷⁴. Великий Князь выслушал доклад Хатисова и сделанное им предложение спокойно. Он не выразил ни удивления, ни протеста против намерения низвержения царствующего императора³⁷⁵.

Тем не менее Великий Князь Николай Николаевич не был уверен в успехе заговора, а потому колебался³⁷⁶. В конце концов Николай Николаевич отказался от участия в перевороте, но высказал заговорщикам свою полную моральную поддержку³⁷⁷.

По замыслам заговорщиков большую роль в «Кавказском плане» должен был сыграть вице-адмирал А.В. Колчак. Именно он должен был осуществить военно-морскую «демонстрацию в пользу Николая Николаевича»³⁷⁸.

Имя А.В. Колчака связывают не только с «Кавказским планом». По имеющейся, хотя и не точной, информации, в конце 1916 г. на квартире М. Горького возник «Морской план», участниками которого были А.В. Колчак и В.В. Шульгин. План заключался в том, чтобы, заманив Николая II с императрицей Александрой Фёдоровной на военный корабль, арестовать их и отправить в Англию³⁷⁹. Правда, некоторые исследователи отрицают наличие этого «морского плана»³⁸⁰.

Причины участия генералов в Февральском перевороте представляются различными. Но, безусловно, важнейшей из них было стремление верхушки армии к активному участию в политической жизни страны при новом государственном строе. Давние связи генералов М.В. Алексеева, Н.В. Рузского, А.А. Брусилова с А.И. Гучковым с лидерами Прогрессивного блока способствовали их взаимодействию в феврале 1917 г. Кроме того, генералитет предполагал, что временное правительство лучше сможет продолжать войну, чем правительство царское.

В генеральском корпусе произошли большие изменения морально-нравственных устоев. В отличие от предыдущих столетий, «воеводы» Императора Николая II отнюдь не были опорой престола. Как показало будущее, отношение Алексеева к царской семье всегда было враждебным. Весной 1917 г., когда царская семья находилась в заточении, Алексеев продолжал клеветать на Государыню, сказав А.И. Деникину, что «при разборе бумаг Императрицы нашли у неё карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась в двух экземплярах – для меня и для Государя»³⁸¹. Тем самым Алексеев намекал на возможность шпионажа Императрицы Александры Федоровны. Интересно, что если Алексеев клеветал на арестованную Императрицу, то Деникин, сочувственно повторяя в 20-х гг. клевету Алексеева, злословил имя уже умученной Государыни.

Уже после Февральского переворота, во время «корниловского мятежа», генерал М.В. Алексеев категорически выступал против восстановления монархии, чем несказанно удивил одного из участников её свержения и под влиянием всего происшедшего в феврале 1917 г. ставшего монархистом В.А. Маклакова³⁸².

Обязанные своей карьерой исключительно царской власти, вознесённые на свои высокие посты Императором Николаем II, который доверил им ведение судьбоносной войны, вышеназванные генералы не только не испытывали благодарности к Государю, но и постоянно интриговали против него, обижались на недостаточное, как им казалось, проявление к ним милости.

Высшее военное руководство Российской императорской армии в конце 1916 – начале 1917 г. поддерживало не своего Государя и Верховного Главнокомандующего Николая II, а политическую оппозицию, готовившую его свержение³⁸³.

Глава 5

Убийство Г.Е. Распутина как важный этап заговора

Убийство в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. Григория Ефимовича Распутина представляет собой одну из самых таинственных страниц русской истории ХХ века. По поводу этого преступления написано множество книг и воспоминаний, которые, однако, мало приблизили нас к выяснению причин и обстоятельств этой трагедии. Не выходя за рамки настоящего труда, мы коснёмся этих причин исключительно с позиций изучения заговора против Императора Николая II.

Почему был убит Г.Е. Распутин? До сих пор на этот вопрос нет ясного вразумительного ответа. Долгие годы этим ответом служили объяснения убийц сибирского крестьянина. Объяснения сводились к тому, что Распутин был «дьяволом во плоти», «колдуном», подчинившим своему влиянию царскую чету и фактически управлявшим империей. Убить Распутина, объясняли князь Ф.Ф. Юсупов, В.М. Пуришкевич и иже с ними, было просто необходимо во имя спасения монархии. Если учесть, что долгое время не было никаких серьёзных трудов по изучению личности Г.Е. Распутина, объяснения убийц воспринимались как аксиома.

Однако начиная с конца ХХ века стало выходить все больше научных работ, посвящённых Г.Е. Распутину. В первую очередь здесь следует отметить труды д. ист. н. А.Н. Боханова³⁸⁴.

А.Н. Боханов справедливо пишет: «Ни в какой иной теме по истории России, как в теме о Распутине, вульгарная заданность сочинителей всех мастей не проступает так наглядно. «Распутиниада», «распутинщина» давно стали обиходным мифом, питаемым не только историческим невежеством производителей и потребителей, но и неприкрытым коммерческим расчётом»³⁸⁵.

Труды А.Н. Боханова и иных авторов убедительно доказали, что многочисленные утверждения об огромном влиянии Г.Е. Распутина на государственные дела, какой-либо его контроль над Государем и Государыней, а также пьяные дебоши – на деле оказались лживыми домыслами и клеветой. Одновременно стали выясняться и другие странные и малопонятные вещи. Оказывается, в убийстве Распутина активную роль сыграла английская разведка. На этом фоне версия убийц Распутина предстала полностью несостоятельной.

Последующие попытки исследователей-недоброжелателей Распутина скорректировать версию убийц, приписав убитому ко всем прочим грехам ещё и стремление заключить сепаратный мир с немцами, оказались также беспочвенны. Последним примером этого является книга О.А. Шишкова «Распутин. История преступления»³⁸⁶. Несмотря на то что автор цитирует ряд интересных документов, всё, что касается якобы участия сибирского крестьянина в посредничестве или даже в подготовке сепаратного мира с немцами, построено на домыслах и фальсификациях, родившихся ещё при жизни Распутина. Доказывая возможность участия Распутина в деле заключения сепаратного мира, О.А. Шишков ссылается на главного германского организатора диверсий в России барона Люциуса. Сам Люциус черпал подобную информацию о Распутине из газеты «Воля России», которую, по информации того же Шишкова, сам же Люциус и финансировал. Не легче ли было бы предположить, что немецкий разведчик просто отслеживал, как финансируемая им газета справляется с публикациями нужной дезинформации? Вот лишь один пассаж той «достоверной информации» из «Воли России», на основе которой Люциус, по мнению О.А. Шишкова, делал свои выводы о Распутине. «Вся группа людей вместе с германскими агентами поставила своей задачей обработать Распутина в направлении того, чтобы он возглавил вместе с царицей движение за мир с Германией»³⁸⁷.

Любому здравомыслящему человеку должно быть понятно, что речь идёт о германской пропаганде, направленной на очернение имени Императрицы, то есть на подрыв престижа монархии, что являлось идеологической диверсией в России. Но О.А. Шишков считает, что обработать Распутина немцам не представляло большого труда, так как ещё накануне войны в частных беседах с княгиней Радзивилл (псевдоним писательницы К. Кольбон подтвердил, что он уже год назад сумел убедить царя не начинать военных действий против Австрии³⁸⁸.

Е.А. Ржевуская, она же Екатерина Радзивилл, она же «князь Павел Василий», она же Екатерина Колб-Данвина, являет собой особый тип авантюристки, мошенницы и фальсификатора. Ссылаться на неё можно с таким же успехом, как на барона Мюнхгаузена или графа Калиостро. Радзивилл занималась созданием заведомо ложных «романов» и «исторических» произведений о европейских царствующих династиях. Причём её творчество легко можно отнести к жанру «чёрного пиара». Особенно доставалось от Радзивилл Дому Романовых. Впрочем, её ненависть к Романовым будет понятна, если учесть, что в начале ХХ века Радзивилл жила в Южной Африке и была любовницей и сподвижницей основателя «Круглого Стола» Э. Родеса.

Генерал-лейтенант П.Г. Курлов, занимавший в 1909–1911 гг. должность товарища министра внутренних дел и заведующего полицией, писал, что «у Распутина было гораздо более развито национальное чувство, чем у многих его обвинителей в стремлении к сепаратному миру. Обвинение Распутина в измене было столь же обосновано, как и опровергнутое уже обвинение Государыни»³⁸⁹.

Ответом на антираспутинское мифотворчество явился ряд работ, указывающих прямо противоположную причину злодейства во дворце Юсупова. Их суть сводится к тому, что Г.Е. Распутин был великим старцем, молитвенником, которому Бог посылал возможность вымаливать здоровье тяжело больного Наследника Цесаревича. Г.Е. Распутин доносил народную правду до Императора Николая II, и поэтому врагам церкви и царя понадобилось во что бы то ни стало его убить.

Мы не будем здесь вдаваться в рассуждения о том, кем был Г.Е. Распутин с точки зрения православного понимания святости. Однако следует отметить, что беспристрастное исследование даёт однозначный ответ: Г.Е. Распутин был человеком глубоко верующим, самобытным, духовно одарённым и лично совершенно бескорыстным. Император Николай II говорил о нём, что это «хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнения и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно».

Не вызывает сомнений и то, что после молитв Распутина улучшалось состояние здоровья Цесаревича Алексея Николаевича даже тогда, когда он был на волосок от смерти.

Полностью сочувствуя идее написания правдивой биографии Г.Е. Распутина, мы тем не менее хотим предостеречь от чрезмерного преувеличения его роли в русской истории, которое просматривается в произведениях некоторых авторов. Из этих произведений можно сделать вывод, что именно Г.Е. Распутин являлся главным человеком в Российской империи. Не следует забывать, что Распутин жил в эпоху Императора Николая II, а не наоборот. Именно волю Императора Николая II выполнял Распутин, а не Николай II выполнял волю Распутина. Конечно, никаким «другом» царской семьи в общепринятом смысле этого слова, как любят именовать крестьянина из села Покровского некоторые авторы его биографий, Распутин не был. У самодержавного монарха друзей не может быть по определению. Дружба предполагает определённое предпочтение одного человека другим, причём этот человек в силу своей дружбы может влиять на решения государя. Дружба предполагает определённое равенство, отсутствие границ в отношениях друг с другом. Определения Распутина как «нашего Друга», встречающиеся чуть ли ни в каждом письме царицы своему супругу, взяты большинством авторов безо всякого критического анализа из сомнительной переписки «Николая и Александры Романовых». Следует сказать, что слова «наш Друг, наш Брат, наш Герой» иногда могут означать: тот, о ком мы говорим, имярек, свой, кого нет необходимости или даже нежелательно называть.

Именно «своим», верноподданным был Императору Николаю II Распутин. Он служил царю верой и правдой, и именно за царя он мученически погиб.

Убийство верного царю Распутина не могло не быть на руку тем, кто стремился к устранению самого Николая II, к крушению русской монархии в целом.

Как показал В.А. Маклаков на допросе судебному следователю Н.А. Соколову, расследовавшему убийство царской семьи, князь Ф.Ф. Юсупов говорил, что так как он занимается оккультизмом, то уверен, что «такие люди, как Распутин, с такой магнетической силой, являются раз в несколько столетий. Никто Распутина не может заменить, поэтому устранение Распутина будет иметь хорошие последствия. Если Распутин будет убит, Императрицу придётся через несколько же дней посадить в дом для душевнобольных, а если Императрица будет сидеть в больнице и не сможет влиять на Государя, то по своему характеру он будет очень недурным конституционным Государем»³⁹⁰.

Ещё одно объяснение убийства можно найти в мемуарах того же Юсупова.

Юсупов писал, что сразу же после «отречения» Государя к нему во дворец на набережной реки Мойки в Петрограде пришли Великий Князь Николай Михайлович, М.В. Родзянко и вице-адмирал А.В. Колчак, которые уговаривали Юсупова занять императорский престол. Это предложение, писал Юсупов, «взялось из убийства» Распутина³⁹¹.

Зная обстановку февраля 1917 г., когда власть стремительно ускользала от тех, кто мнил себя вершителями истории, можно не сомневаться, что люди типа Родзянко или Колчака были готовы пойти на любую авантюру, лишь бы вырвать власть из рук своих более удачливых подельников.

Но события, описываемые Ф.Ф. Юсуповым, если только они не являются плодом выдумки князя, произошли уже после убийства Распутина и после февральского переворота. Эти события могли быть последствием, но не причиной преступления во дворце на Мойке.

Предположение же о том, что этой причиной явилась только исключительная сила Г.Е. Распутина как христианского молитвенника, вымаливавшего жизнь Наследника, тоже не может быть признана единственной, хотя отрицать её было бы неверно.

Причина приближения Распутина к царской чете объясняется далеко не только его даром исцеления. Как верно пишет С.В. Фомин, причины, по которым царская семья поддерживала отношения с Распутиным, «были намного глубже и гораздо более весомыми», чем болезнь Цесаревича Алексея³⁹².

Если бы деятельность Распутина сводилась только к горячей молитве за Наследника и к роли духовного советника Императора Николая II, то Распутина нужно было бы всячески изолировать от публичного общества. Скрытый от общих глаз неподалеку от Императорской резиденции, Распутин мог бы точно так же оказывать молитвенную и духовную помощь царской семье. Тем более известно, что Распутин тяготился своей известностью и не стремился к ней.

Кроме того, как мы знаем, к помощи Г.Е. Распутина царь и царица прибегали в крайних случаях, когда обычная медицина была бессильна. Причём часто личного присутствия Распутина и не требовалось, как, например, в 1912 г. в Спале, когда выздоровление Наследника началось сразу же после получения распутинской телеграммы³⁹³. В остальных же случаях Наследника лечили ведущие доктора медицины – лейбмедик Е.С. Боткин, лейб-хирург С.П. Фёдоров, лейб-педиатр К.А. Раухфус и другие.

Наконец, главным доказательством того, что основной причиной, по которой Распутин был приближен к Государю и Государыне, была не его целительная сила, служит само время знакомства Императора Николая II с сибирским странником. Первое сообщение о Распутине появляется в дневнике Императора Николая II 1 ноября 1905 года: «1 ноября 1905 года. Вторник. Петергоф. […] Познакомился с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губернии»³⁹⁴. Затем больше года, Император Николай II и Императрица Александра Феодоровна виделись с Распутиным от случая к случаю, почти всё

время в присутствии посторонних людей. А между тем приступы гемофилии уже были у Наследника постоянным явлением. А.Н. Варламов пишет, что «болезнь Наследника всерьёз проявилась после того, как Распутин был ведён во дворец, и, совершенно очевидно, что не она была причиной первых встреч крестьянина с Августейшей Четой»³⁹⁵.

Начиная примерно с 1912 г. делалось всё, чтобы придать Распутину максимальную известность: он жил почти в центре Санкт-Петербурга, был у всех на виду, посещал различные общественные и официальные учреждения, ездил по стране, принимал у себя целые толпы посетителей, среди которых были самые разные люди, начиная от простых крестьян и заканчивая высокопоставленными особами.

Что все эти люди искали у него? Высокого политического покровительства, составления протекции? Объективные факты убедительно свидетельствуют, что этого покровительства и этой протекции Распутин оказать не мог, да и не стремился. Положим, этого могли не знать простые или малопосвящённые люди, но генералы жандармерии, политические деятели, крупные финансисты и даже иностранные дипломаты, которые встречались с Распутиным, этого не знать не могли. Может быть, их влекла к Распутину жажда духовного просвещения, простое любопытство посмотреть на этого человека, который был известен своим целительным и пророческим даром? Конечно, полностью исключать эти причины нельзя, но совершенно очевидно, что этих причин для объяснения контактов Распутина с верхушкой русского общества и Церкви недостаточно.

Осветить же подлинную роль, какую играл Распутин в жизни русского общества начала ХХ века, представляется очень трудным. Это объясняется прежде всего той стеной лжи, которой личность Г.Е. Распутина отгорожена от беспристрастного изучения историков. Этими ложью и фальсификациями наполнена большая часть воспоминаний о Распутине. Причём не только врагов Распутина, но и людей, которые вроде бы его и не знали или были к нему беспристрастны, и даже людей, которые были близки к нему. К их свидетельствам следует относиться с большой осторожностью, как и к воспоминаниям дочери Распутина М.Г. Распутиной[3]. По непонятным причинам М.Г. Распутина и в своих показаниях следователю Н.А. Соколову, и в своих (или якобы своих воспоминаниях сообщала откровенно ложные сведения. Здесь у нас нет возможности останавливаться на природе и анализе этой лжи. Частично такой анализ был проведён в нашем труде об убийстве царской семьи³⁹⁶.

В настоящее время нельзя ссылаться и на переписку Императора Николая II с Императрицей Александрой Феодоровной как на полностью достоверный источник. Эта переписка в своей основе базируется на вышедшей в 1923 г. в Госиздате под редакцией известного большевистского деятеля М.Н. Покровского «Переписке Николая и Александры Романовых». Между тем в начале 1921 г. состоялось заседание Политбюро, четвертым пунктом которого значилось: «Поручить т.т. Радеку и Каменеву ознакомиться с дневником бывш. импер. Александры Федоровны для дачи отзыва в Политбюро»³⁹⁷.

«Отзыв» не заставил себя долго ждать. В 1922 г., то есть за год до издания «Переписки», в Берлине, в книгоиздательстве «Слово», вышли в свет «Письма Императрицы Александры Федоровны к Императору Николаю II». В отличие от «Переписки», где переводчик не указывался и подлинный текст по-английски не приводился, в «Письмах» был указан и переводчик, им оказался масон В.Д. Набоков, бывший управляющий делами Временного правительства, тот самый, кто своей рукой написал текст «отречения» Великого Князя Михаила Александровича.

В 1923 г., как бы в противовес «Письмам», выходит «Переписка» под редакцией М.Н. Покровского.

На размышления наводит тон предисловий как Покровского, так и «Слова». Покровский навязывает читателям вывод, что царь и царица были люди психически ненормальными, а их царствование – сплошной ужас для России. То, что «Россией управлял «Он», «Наш Друг», «Григорий», переписка ставит вне всякого сомнения», – пишет Покровский,

Такой же вывод делает и «Слово»: «Царствование Императора Николая II представляет одну из самых мрачных страниц русской истории. Решающее влияние на государственные дела принадлежало, как то видно из писем Императрицы Александры, Григорию Распутину, убитому затем членом царствующего дома»³⁹⁸.

Когда читаешь эти комментарии, невольно ловишь себя на мысли, что их писал один и тот же человек, настолько они похожи. Вся разница в стиле: один вариант написан для заграницы, другой для внутрирусского пользования в условиях большевистской диктатуры.

Поэтому, что насочиняли в «письмах» и «переписках» покровские и набоковы, можно только гадать.

Точно так же можно говорить и о фальсификации некоторых документов письменного наследия Г.Е. Распутина. Почти все исследователи, за редким исключением, не проводят критического анализа распутинских документов, составляющих большую часть фонда 612 (Распутин Г. Е.Государственного Архива Российской Федерации. В силу рамок нашего труда коснёмся лишь телеграмм, которые приписывают Г.Е. Распутину.

Почти все телеграммы Распутина, хранящиеся в ГА РФ, посланы из села Покровского. Все бланки телеграмм не имеют года отправления. К этим бланкам приклеены белые кусочки бумаги, на которых написаны какие-то каракули, похожие на известные образцы почерка, который принято считать почерком Распутина. Содержание этих каракуль полностью разобрать очень трудно, почти невозможно, можно понять отдельные слова: «милай, дарагой, прими» и т. д. Полная расшифровка этих каракуль требует большого количества времени.

Между тем порядок подачи телеграмм в царское время был таким же, как и сейчас. Человек приносит текст телеграммы, работник телеграфа считает слова, вычёркивает лишние, если они есть, и называет сумму оплаты за телеграмму.

Для того чтобы посчитать слова и определить сумму оплаты, «барышня» должна была их прочитать. А как она могла прочитать нечитаемые каракули, которые сливаются друг с другом, обрываются, не имеют окончаний? В таком случае «барышня» должна была либо вернуть текст Распутину, либо записать текст под диктовку Распутина. Тогда каракули бы исключались.

В ГА РФ имеются тексты Распутина, написанные на телеграфных бланках ясным чистым почерком, скорее всего лицами, принимающими телеграмму. Почему же в одном случае Распутин находил возможность составлять удобочитаемые тексты, а в подавляющем числе случаев – нет?

Примечания

1

Иосиф Зеевич Трумпельдор (1880–1920). Деятель сионистского движения. Герой русско-японской войны, в которой потерял руку. Георгиевский кавалер, первый русский офицер иудейского вероисповедания. В 1911 году репатриировался в Палестину, вступил в ряды британской армии. Погиб в бою с арабами. – Прим. автора.

2

Т. н. иркутского временного правительства.

3

Поясним здесь, что мы, конечно, имеем в виду прижизненное издание воспоминаний М.Г. Распутиной на французском языке (Solovieff-Raspoutine Marie. Mon pиre Grigory Raspoutine. Mйmoires et notes. – Paris: J. Povolozky&C^ie Editeurs, 1925.), а не фальшивку: Распутина Матрёна. Распутин. Воспоминания дочери. – М.: Захаров, 2002.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.