"Ничего себе, разговоры у камелька, - подумал Майкл. - А ведь это еще только второй день!"
      - Рида, послушайте, - сказал он очень мягко, - если я вас правильно понял, вы не захотите путать в это дело полицию, или уж не знаю, что тут у вас вместо нее, а будете искать убийцу сами. Возьмите меня в компанию. Не подумайте только, что я ищу приключений. Просто люди не должны умирать непонятно от чего. Это подрывает основы мироздания.
      - А как же Гесперида?
      - Я надеюсь, они будут не слишком сердиты, если им придется еще немного подождать. Мне нравится в Арженте.
      - Ну что же, вы сказали, и я благодарю вас. Постараемся, чтобы мироздание снова уцелело.
      Угли уже подернулись пеленой, медленно гасли. Рида хорошенько их разворошила, поймала последние струи тепла. Внезапно она вспомнила что землянин, истинный чечако, все же был айсом, то есть человеком, который ходил в гости к собственной смерти и несколько мгновений видел мир в истинном свете, без той ретуши, которую накладывают органы чувств.
      "Мы могли бы обменяться опытом" - подумала она.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Десять лет назад. Туле.
      Впервые в жизни Рида услышала об Арженте шестнадцати лет от роду. Вернее, слышала она и раньше, но тогда это впервые коснулось ее.
      Крошечное государство, растянутое, словно пружина, между Туле и Гелиадом. Каждый год оно выплевывало из своих умирающих шахт несколько слитков серебра, и ему позволяли пожить немного, пока могучие соседи грызлись из-за добычи.
      Но когда серебра не будет, закончится "чахоточная экономика", они начнут уступать друг другу честь захватить эти земли и тащить их дальше на своем горбу.
      Так все выглядело с одной стороны. С другой - если будет найдена новая жила...
      Аржент балансировал между нищетой и богатством. А у Пьера Ларсена была дочка на выданье. Странная дочка, любить которую легче на расстоянии.
      Все было как в романе. Ясным весенним утром отец пригласил ее в кабинет и положил на стол портрет.
      - Рида, взгляни, пожалуйста. Это... - он назвал какое-то имя, которое тут же вылетело у нее из головы, - сын одной из самых благородных семей Аржента. Я думаю, это будет хорошая партия для тебя.
      Однако Рида повела себя не так, как нормальная героиня романа: не ужаснулась, не разгневалась, не заплакала.
      Она расхохоталась.
      - Могу я узнать, что тебя так рассмешило?
      Рида развела руками, не находя слов.
      - Все. Мне вся ситуация смешна, - и, подумав немного, добавила. - Вы говорите: "Это будет хорошая партия" - будто мне с ним в шахматы играть.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      ДЕДУКТИВНАЯ
      31.06. Аржент
      За завтраком Рида сказала:
      - Вчера успела прийти уйма приглашений. Большую часть можно проигнорировать, но есть бумага с золотым обрезом от бургмейстера Аргенти-сити. Хочет лично поприветствовать вас и меня. Мне было бы любопытно на него взглянуть, а вы заодно сможете посмотреть город. Что скажете?
      - С удовольствием. Только, сами знаете, у меня нет ни одного приличного костюма.
      - У меня тоже. Купим что-нибудь в городе.
      - Готовое платье?
      Рида развела руками:
      - Будьте мужественны, Майкл. Дреймур - дикая планета.
      И оба расхохотались.
      Городок обезлюдел от жары, и когда их коляска шуршала колесами по мосту, Майкл на миг вообразил себя завоевателем, вступающим на покоренную землю. Только с реки доносились иногда голоса, да за окнами, скрытыми полосатыми тентами, чувствовалось какое-то движение.
      Майкл с Ридой также поспешили укрыться в небольшой, пропахшей пылью и какими-то здешними специями лавочке.
      Хозяев не было, и товары сторожила лишь сонная грязно-белая кошка, возлежащая на прилавке.
      - Присматривайтесь пока, - сказала Рида, - а я схожу, поищу здешний народ.
      Майкл сразу же положил глаз на тонкие, сшитые будто из замши куртки. (Хотя, скорее всего, это была не замша, а мех какого-то местного зверя.)
      Мода на Дреймуре отстала от земной на пару десятилетий. Впрочем, Майкл тут же внес поправку - она была иной. Здесь носили вещи свободные, чуть бесформенные, неярких цветов, но позволявшие своим владельцам держаться уверенно и независимо.
      Все-таки на дреймурцев гораздо приятнее смотреть, чем слушать их. Словно их мышцы знают что-то, до чего головы еще не додумались.
      Майкл тоже был бы не против примерить на себя такую шкурку (тем более, в ней, вероятно, удобнее было бы бегать, стрелять, нападать и, вообще, заниматься частным сыском), но с сожалением должен был от этой мысли отказаться. Гораздо безопаснее быть мистером Граве с Земли, "чечако".
      Он разыскал стеллаж, где висели классические деловые костюмы, тут же превратившие его в неуклюжего землянина.
      И тут он услышал голоса.
      В темном проходе с той стороны прилавка Рида говорила с кем-то, по всей видимости, с хозяином магазина. Голоса она не понижала, хотя и знала точно, что Майкл их услышит.
      - И что же Юзеф? - спросила она. - Не обходил вас вниманием? Я ведь ему наказывала...
      - Что вы, йонгфру Рида, - второй голос был низкий, чуть гнусавый, и Майкл тут же представил себе его тяжеловесного, горбоносого, высокомерного обладателя (наверняка ужасно гордится тем, что в его лавку запросто заходят мастера иллюзий), - мастер Юзеф нам без работы сидеть не давал. Да и не только нам, и мейнхеер Мак-Кормик, и мейнхеер Гринсон, и мейнхеер Ардани для него трудились без устали.
      - Что же, так широко жил? - поинтересовалась Рида.
      - Достойно жил, - со вздохом ответил хозяин. - Никто у него в гостях никогда не скучал. А гостей-то было! На рождество город словно вымирал у мастера Юзефа веселились. Актеров приглашал из Нефеллы. И из Гелиада к нему знатные лорды приезжали, месяцами гостили. Вы уж простите меня, йонгфру Рида, но даже при вас здесь так весело не бывало.
      - И сам веселился?
      - Ну, конечно же! Он всегда первым был. Говорят мейнхеер Мак-Кормик ему сразу по дюжине пар башмаков привозил: они словно на ногах горели.
      - А деньги в долг брал?
      - Не знаю, йонгфру Рида, у меня не брал. Да ему, кажется, на все хватало.
      - И не обижал никого?
      - Ну что вы! У нас в городе его все вспоминают только добром. Вы не грустите сильно, йонгфру Рида, я думаю, смерть его к себе забрала, потому что ей очень скучно было. Ему там тяжело не будет, про него ни один человек зла не подумает.
      - Да я стараюсь не грустить.
      Вышедший из темноты на свет, хозяин оказался точно таким, каким его вообразил Майкл. Да и погибшего он видел теперь более-менее четко. Зеленый юнец, перепуганный свалившейся на него с небес властью и ответственностью. Сорит деньгами, пытается изо всех сил не ударить в грязь лицом, купить всеобщее расположение.
      Зла-то на него, наверно, никто не держал, но управлять такими сплошное удовольствие. А у него действительно большие деньги на руках, да еще власть, если верить Риде, и над этим миром, и над "тем".
      Да, но это все, пока он жив. Тогда какой смысл его убивать Рида на его месте очень неудобна. С ней будет куда тяжелее справиться.
      Расплатившись, они вышли на улицу. Рида, облаченная в нечто серое и умопомрачительно шуршащее, превратилась в настоящую гранд-даму.
      Солнце сдвинулось на ладонь вниз, удлинило тени, и в городе вновь появились люди. На главной площади в маленькой чаше фонтана отчаянно брызгались дети. Из другой чаши чинно пили лошади.
      Перед белоснежным зданием ратуши Майкл остановил свою спутницу.
      - Простите, йонгфру Рида, но один вопрос я все же хочу задать. После всего, что я услышал о вас вчера и сегодня... сознайтесь, Аржент - целиком и полностью ваша игрушка?
      Рида, улыбнувшись, покачала головой.
      - Не совсем так. У нас работала целая команда. Кто-то приходится отцом одной идее, кто-то - другой. Но, поскольку самой скандальной фигурой была я, то именно я всем и запомнилась.
      - Не очень верится. Простите меня, Рида, но я не могу представить себе серого кардинала со склонностью к демократии.
      - Ладно. Это имеет значение?
      - Имеет. Мы ищем ваших врагов.
      - Сейчас я покажу, как я ими обзавожусь, - пообещала Рида, поднимаясь по ступеням ратуши.
      У мейнхеера бургмейстера14 были влажные ладони, но он тут же показался Майклу очень симпатичным. С брюшком, с лысинкой, с одышкой - нечто родное и понятное среди здешних загадочных личностей. И кабинет до боли знаком: кожаные кресла, кучи бумаг на столе.
      - Вы представить себе не можете, как мы вам рады, - говорил мейнхеер бургмейстер, разводя в стороны маленькие ручки. - Гость с Земли для нас такая редкость, да еще такой великолепный писатель! Уверяю вас, все жители нашего города мечтают познакомиться с вами.
      Ну а вы, йонгфру Ларсен, что тут говорить! Вы сами знаете, как мы вас любим. Нет, как хотите, а прием в вашу честь состоится непременно. Когда вам удобнее, йонгфру Ларсен?
      - Договаривайтесь с мейнхеером Граве, - отозвалась Рида из кресла. При чем тут я?
      - То есть... Простите...
      В комнате стало очень тихо.
      - То есть, вы позволяете похоронить моего сына за оградой кладбища, а потом желаете видеть меня на своем приеме. Я ищу логику в ваших поступках и не нахожу. Объясните мне.
      Мейнхеер бургмейстер расстегнул пуговицу на воротничке. На лбу у него проступили капли пота.
      - Но, йонгфру Ларсен, вы должны понять... У меня никогда не было разногласий с мастером Юзефом, это вам подтвердит любой. Но наш глубокоуважаемый приор, отец Андрей... Его влияние на здешнюю церковь... На горожан...
      - Вы считаете, что поступили правильно? - поинтересовалась Рида.
      - Йонгфру Ларсен! Я немедленно распоряжусь о перезахоронении.
      - Так и будете таскать гроб туда-сюда?
      Молчание.
      Майклу было безумно жалко бургмейстера. На Дреймуре, кажется, невозможно быть посредственностью. Каждый из этих интеллектуальных молодчиков будет тебя распинать.
      - Есть решение гораздо проще, - спокойно сказала Рида. - Перенесите ограду.
      - Как вам будет угодно.
      Голос Риды потеплел:
      - Ладно, давайте поговорим по-человечески. Я верю, что у вас есть проблемы поважнее перепланировки кладбищ. И я, как только выясню здешнюю обстановку, постараюсь вам помочь. А сейчас, не могли бы вы оказать мне одну любезность?
      - Я слушаю, йонгфру Ларсен.
      - Расскажите мне о Юзефе.
      - Йонгфру Ларсен! Я на этом посту не более года и встречался с мейнхеером Юзефом всего несколько раз.
      - И, тем не менее, мне хотелось бы услышать ваше мнение. Люди из дома Ламме и ваши предшественники всегда работали вместе. То, что можете сказать вы, не скажет больше никто. Только не надо рассказывать о том, как все его любили. Мы оба серьезные люди, и знаем, что какие-то трения возникают всегда. Мне же нужно услышать правду. Каково было работать с Юзефом?
      "Вот лихо медом подмазывает! - подумал Майкл. - Наш честный представитель власти уже обо мне забыл от напряжения".
      Бургмейстер барабанил пальцами по полированной крышке стола.
      - Меня предупреждали, что вам лучше не врать, - сказал он резко. - Ну что же, я отвечу. Каково было с ним работать? Плохо. Точнее говоря, никак. Он развлекался как мог, и в городе появлялся лишь для того, чтоб нанять зал в ресторане, а я этими вопросами не занимаюсь.
      - Он поддерживал кого-нибудь из ваших оппонентов?
      - Понятия не имею. Насколько мне известно, на его пирушках бывали люди из самых разных партий, даже наши добрые соседи из Гелиада и Нефеллы, но чтобы это имело какие-нибудь последствия... Очевидно, мастер Юзеф причислял себя к вольным художникам.
      - Он с кем-нибудь ссорился?
      - Не знаю. Если и ссорился, то тут же осыпал обиженного подарками и они торжественно пожимали друг другу руки. Мне об этом известно только потому, что это знал весь город. Ничего не могу сказать, он был человеком добрым и щедрым, но эта доброта все время превращалась в ничто.
      Вы, наверно, захотите спросить, были ли у него друзья? Вот на это вам никто не ответит. Мое мнение: он был молод, его гости тоже - это единственное, что их связывало. Но, может быть, я не прав. Мне иногда трудно бывает понять обычаи вашей семьи.
      - У него были крупные долги? - спросила Рида. - Я, конечно, сама проверю бумаги, но что говорят в городе?
      - Нет, долгов не было, и я могу объяснить почему. Все проекты в городе, в которые вы вкладывали деньги, пришлось заморозить. Я уже не говорю о крепостях на побережье. Мне кажется, за два года он ни разу не уезжал дальше Аргенти-сити.
      Рида опустила голову.
      - Если бы вы знали, как мне грустно это слышать. Но приходится - сама напросилась. Сегодня же вызову своих юристов и узнаю, чем мы сможем помочь вам и городу прямо сейчас, и в какой очередности разморозим проекты. Но пока это не будет сделано, из Аржента я не уеду. Ну, а что до мейнхеера Граве, поговорить с ним. Я думаю, он вам не откажет.
      Майкл поспешил подтвердить ее слова.
      Когда они собирались уходить, бургмейстер неожиданно сказал:
      - Да, вот еще, йонгфру Рида, - (Майкл еле сдержал улыбку, заметив перемену в обращении.) - Вы спрашивали о долгах. Я вспомнил: через неделю после смерти мастера Юзефа ко мне обратился мейнхеер Гринсон.
      - Владелец ювелирной мастерской, - пояснила Рида Майклу.
      - Так вот, он сказал, что мастер Юзеф заказывал незадолго до своей смерти жезл, и просил меня помочь связаться с наследниками мейнхеера Юзефа. Я ничем помочь ему не смог, и что стало с жезлом не знаю. Но, может быть, вам будет полезно об этом знать.
      Распрощались почти дружески.
      - Слава Богу, сказал под конец что-то стоящее, - проворчала Рида, когда они вышли на улицу. - Долго же пришлось ждать. Сразу видно, что не я его выбирала!
      - Сами приучили их есть из ваших рук, а теперь еще чему-то удивляетесь, - мягко упрекнул ее Майкл.
      - Может быть, - Рида, после того, как сорвала раздражение на мейнхеере бургмейстере, была настроена довольно мирно. - Мейнхеер Граве, простите, Бога ради, но у меня на сегодня запланирован еще один важный визит - к парикмахеру. Может быть, вы пока посмотрите город?
      - С удовольствием. А когда мы встретимся?
      Рида чуть покраснела и улыбнулась.
      - Боюсь, часа через два. Вон там, на той стороне площади неплохое кафе. Встретимся там, пообедаем и поедем домой.
      - Договорились.
      Парикмахер был всего лишь отговоркой. На самом деле, она получила еще одно приглашение, отклонить которое не могла, но также и не хотела, чтоб ее гость знал об этой встрече.
      Для пущей убедительности Рида действительно зашла в парикмахерскую и попросила укоротить ее теперешнюю прическу на полтора сантиметра. Это заняло ровно десять минут.
      Пока серебристые ножницы щелкали над ней, Рида послушно размышляла о своих врагах. И установила, что ничего толком о них не знает. Пока она оставалась джокером, все связи между ней и другими людьми были тонки и неощутимы, как паутинки. Кто-то, наверно, ее любил, кто-то ненавидел, но она об этом не задумывалась.
      Когда же она твердо решила стать человеком, связи возникли, но не причиняли ей ничего, кроме боли. И снова она не могла сказать кто ей враг, а кто друг, каждая "нить" была одинаково воспаленной. Она так и не научилась быть вместе с другими и порой думала, что не научится никогда.
      Был лишь один человек, которого она осмелилась полюбить - Клод, и еще один, которому она иногда втайне завидовала Якоб Баязид, прежний бургмейстер Аргенти-сити. В его-то летнюю резиденцию и лежал сейчас ее путь. На некоторые вопросы мог ответить только он.
      Сам по себе мейнхеер Якоб Лодовейк Ликон Баязид был, что называется "человеком интересной судьбы". Выходец из одной из самых уважаемых семей Аргенти-сити, "прирожденный политик" он еще в молодости, легко и естественно занял место в магистрате города и... на сем остановился.
      Унаследовав от предков целую сеть дипломатических связей, он не притрагивался ни к одной нити и всех "сильных мира сего" в Арженте, не исключая самого канцлера. Всех, карабкающихся по ступеням сложной пирамиды магистратов, департаментов земель и областей, бундестага и бундесрата, считал попросту своими добрыми друзьями и никогда и ни в чем не пытался на них влиять.
      И парадоксальным образом это бездействие лишь увеличивало его вес и силу. Многие годы он возглавлял санитарно-профилактический комитет магистрата, имел право выдать (или не выдать) лицензию любой мастерской, любому магазину, получал с этого огромные барыши и тихо, незаметно процветал.
      Так продолжалось до приезда Риды. Только она разглядела в флегматичном мейнхеере Якобе истинного серого кардинала Аржента. И совратила его на некую авантюру, которую впоследствии стали называть Войной за Независимость.
      Однако, будучи ключевой фигурой аржентского восстания мейнхеер Якоб не изменил сам себе, и ни разу не дал понять, какой властью на самом деле обладает.
      - Пока ты не стоишь у кормила, - говорил он Риде, - можно в свое удовольствие размахивать руками и кричать: "Да я! Я тут же! Пустите меня, я наведу порядок!" И все будут тебя обожать. Но чуть только открылся путь наверх, надо тут же увильнуть и подсунуть на свое место другого. Кто высоко стоит, того хорошо видно. А людей, которые не делают ошибок, не бывает. В общем, горе победителям!"
      И он поступал согласно собственным словам. Соизволил стать бургмейстером Аргенти-сити лишь на склоне лет, вежливо пропустив вперед всех желающих, и дождавшись, когда Аржент из сырьевого придатка превратится в сильное самостоятельное государство. И, процарствовав два года, ушел на покой, провожаемый слезами любезных подданных.
      Рида, однако, не сомневалась, что он и сейчас знает лучше всех, что происходит в Арженте.
      Когда из-за поворота вынырнул крошечный замок-игрушка, сердце Риды пропустило удар. Слишком много воспоминаний было связано с этими тонкими серыми башнями. Сюда она пробиралась вместе с Конрадом на второй день после приезда в Аржент. Отсюда же уходила три года назад, накануне своего побега на Землю. Риде казалось, что будь сейчас темно, она могла бы встретить свою тень на здешних дорогах и тропинках.
      Баязид ждал гостью на террасе. Ему было уже за шестьдесят. Невысокого роста, сутулый, коренастый. И на это обезьянье тело природа посадила голову греческого мудреца, с классическим носом, широким лбом, сильно расставленными серыми глазами. (В магистрате Якоба тайком прозвали "утюгом".)
      - Девочка, - он крепко пожал ридину руку, - я искал тебя полгода. Прими мои соболезнования. Как ты?
      - Пережила, - ответила Рида. - Это лечится временем. Я справлюсь.
      - Хочешь что-нибудь выпить? Может, пообедаешь со мной?
      - Нет, спасибо. Я совсем ненадолго. Потом обязательно заеду еще раз, а сейчас, к сожалению, очень спешу.
      - Землянин? - с улыбкой осведомился Баязид. - Как он? Не хуже, чем слухи о нем?
      - Еще не поняла,- Рида присела в плетеное кресло и с удовольствием вытянула ноги.
      Наконец-то она чувствовала, что вернулась домой. Якоб ничуть не изменился за три года.
      - Землянин скрытничает, ехидничает исподтишка, но непохоже, чтобы у него было какое-то четкое задание. Либо он слишком хитер для меня, либо действительно решил быть туристом. Кстати, из-за него я и приехала. Скажи, не ты ли пригласил его на Дреймур?
      Лицо Баязида тут же сделалось невинным-невинным, будто он был воришкой-карманником, а Рида полисменом.
      - Я тебе отвечу. Только сначала ответь ты: ты намерена вернуться?
      - В смысле? Я уже вернулась, если ты этого не заметил.
      - Ты хочешь снова стать джокером?
      - Нет.
      - И я никоим образом не смогу тебя уговорить?
      - Нет. Мне достаточно того, что ты за семь лет превратил меня из живого человека в символ. Я больше не хочу быть Дамой Надеждой Аржента.
      - Почему?
      Рида встала, отошла к белой каменной балюстраде и с улыбкой продекламировала:
      - Я вступаю в этот печальный Танец, Танец Смерти,
      И оставляю всякую радость на земле.
      Это старые стихи из одной берлинской церкви, - пояснила она. - Я больше не решусь танцевать этот Танец. Я ушла, когда почувствовала, что на пределе. Либо я сверну себе шею в самом буквальном смысле, либо умрет моя душа. Я достаточно сделала как джокер. Особенно если учесть, что я вообще ничего не обязана была делать. Теперь я хочу быть человеком.
      - Вот тебе и ответ, - Якоб смотрел на нее с ласковой усмешкой. - Мне нужен кто-то, кто заменит тебя. Юзеф не смог. Может, у него и были способности мастера иллюзий, но мыслил он слишком тривиально. А мне нужен человек, способный на неожиданные решения. Кроме всех меркантильных причин, такие люди приближают нас к Богу. К его неизреченности. Это единственный путь к Богу, который я могу понять. Ты была сердцем Аржента. Почему бы господину Граве не стать его мозгом?
      - И я должна его в этом убедить?
      - Ты ничего никому не должна. Только скажи, если захочешь, подходит он для этого или нет. Не сейчас, а в конце вашего путешествия. А уговорить его - моя забота. Ты согласна?
      - Да. Только - услуга за услугу, мейнхеер Якоб. Я тоже хочу кое-что у вас узнать.
      - Если я могу помочь тебе...
      - Вы проводили расследование после смерти Юзефа?
      - Конечно.
      - И?
      - Ничего. Подробностей я сейчас не помню, но ты можешь забрать у меня досье. Я специально его подготовил, пока ждал тебя. Это не политическое убийство с вероятностью 100 процентов и вообще не убийство с вероятностью 99. Просто несчастный случай.
      - Хорошо. Но тогда - как же Конрад?
      - А что - Конрад? - Баязид с видимым неудовольствием повторил имя племянника.
      - Вы навещали его? Посылали врачей, чтоб они его осмотрели?
      Губы мейнхеера Якоба сжались.
      - Не вижу в том нужды. Он всегда был сумасбродным истериком. Если бы я принимал всерьез все его выходки, меня бы уже не было на свете. Захочет со мной связаться - свяжется. Захочет вылечится от своей немоты - излечится.
      С минуту Рида размышляла, не поделиться ли с Баязидом своими подозрениями, потом отбросила эту мысль. Это дело ее и только ее.
      - Спасибо вам за все, мейнхеер Якоб. Досье я, с вашего разрешения заберу, а взамен предоставлю вам через несколько недель досье на господина Граве. По рукам?
      И они расстались, как всегда размышляя, кто кого на сей раз обвел вокруг пальца.
      Кафе называлось "Птицелов". Окна были затянуты зеленой сетью с крупными ячейками, вместо стекол - голограммы. Тропический лес, теплый сумрак, дождь, стекающий по голубоватым листьям. Динамики, спрятанные под потолком, наполняли помещение негромким шумом воды и птичьими голосами.
      Майкл усмехнулся - такие заведения были в моде на Земле лет тридцать назад. Вот и разбери-пойми, в каком времени они тут живут.
      - Ну, как город? - поинтересовалась Рида.
      Майкл пожал плечами.
      - Неинтересно.
      - Неужели?
      - Честное слово. Я повсюду натыкался на вас. Ваши деньги, ваши идеи, приглашенные вами художники. Кажется, в этом городе не осталось ничего своего.
      "А во мне осталось? - возмутилась Рида мысленно. - А в тебе останется через десять лет? Покрутись-ка на моем месте, а потом поговорим".
      - Вы на меня сердитесь? - спросила она кротко, заказав местные деликатесы и отпустив официанта.
      - А за что, разрешите полюбопытствовать?
      - За этот спектакль в магистрате. Мне показалось...
      - Рида, я похож на человека, который будет сердиться на нож за то, что он острый? Вы - ребенок. Жестокий, забывчивый, беспечный. Но тут уж ничего не попишешь.
      - Если я - ребенок, то кто же тогда Юзеф?
      - Вот именно. Дреймур - планета детей. Вы самозабвенно играете кто во что горазд, а потом смотрите на то, что получилось и разводите руками. Зато, похоже, игрушки вам даны такие, о которых взрослые могут только мечтать, - Майкл не знал, как лучше убедить ее, а потому воспользовался идишем - ее тайным языком. - Ваш Юзеф - schleimnasl - растяпа. Или, дословно: человек с дурной судьбой.
      - Так вы знаете, что произошло той ночью?
      - Нет, конечно. Не торопитесь, пусть это будет правильный детектив. Будем опрашивать свидетелей, выдвигать версии. В глубине души зная, что имя преступника все равно откроется только на последней странице.
      - Когда он, внезапно появившись из темноты, приставит пистолет к моей тонкой беззащитной шее и злорадно захохочет. И тогда вы... Ладно, там видно будет. У вас есть какие-нибудь заведомо ложные версии?
      - Сколько угодно. Во-первых, вы все время спрашивали, брал ли Юзеф в долг. Но должника убивать бессмысленно. А вот кредитора - смысл прямой. Нужно проверить, не давал ли он кому-нибудь большой суммы в долг.
      Далее, если я правильно понял ситуацию, им мог кто-то управлять. Здесь возможны два варианта: Юзефу это не понравилось, он попытался избавиться от своего опекуна, но неудачно. Либо это не понравилось кому-то другому, и возникла конкуренция. Как тут насчет мафии, бандитских шаек, политических кланов?
      - Спокойно. Были пираты, да все сплыли. Кроме того... Ладно, продолжайте.
      - Ну, и третий мотив - ненависть. Личная или... - Майклу это только сейчас пришло в голову, - ...или религиозная. Какая религия в Арженте?
      - Самые разные, разумеется. Большинство - протестанты, но есть и католическая церковь, и синагога. Правда у меня неплохие отношения со всеми.
      - Не то. Здесь нужна какая-то полулегальная секта, отпавшая от официальной церкви, с харизматическим лидером, очень нетерпимая. Джокеров можно считать дьяволопоклонниками?
      - Можно считать кем угодно. Но, повторяю, у меня никогда не было столкновений с... - тут она вспомнила отца Андрея и запнулась. - Ладно, что говорить, легче навести справки. Но вы упускаете из виду одну деталь.
      - Какую же?
      - Убийцей может быть только джокер. Три года назад на Дреймуре было трое мастеров иллюзий. Двое - я и Юзеф, отпадают. Остается мой учитель, но, тут уж вам придется поверить мне на слово, он тоже не при чем. У них с Юзефом просто не было общих интересов.
      - А с вами?
      - Мы не виделись десять лет. Насколько мне известно, он сам давно уже не создает иллюзий. Но даже если поверить, что он по какой-то невероятной причине решил меня убить, он бы сделал это совсем не так.
      - Как же?
      - Послал бы прямой вызов. И уж никогда не стал бы одевать на Конрада ошейник. Проще запутать воспоминания так, что человек сам перестает понимать, видел он что-либо на самом деле, или это было во сне. Нет, это не он, в любом случае. Но есть еще одна возможность.
      - А именно?
      - Ученик. Не мой, моим был Юзеф. Тогда чей же? Вчера я думала на Клода, моего учителя. Правда, обычно, ученик бывает один, но это, как раз правило, которое легко нарушить. Но сегодня Его Бургмейстерство сказало, что Юзеф заказал перед смертью новый жезл. Это несколько меняет дело.
      - Жезл волшебника?
      - Что-то вроде. На самом деле, их тоже придумала я. Нужен был какой-то символ власти джокера, что-то, что превратило бы нас из мутантов в членов общества. А у таких жезлов сами знаете какая история и какие архетипы. Магического в нем было не больше, чем в мешке шерсти из английского парламента. Не понимаю, правда, почему Юзеф обратился к ювелиру. Жезл должен быть деревянным. Потому что, когда джокер бросает свое ремесло, он должен его сломать. Я так и поступила в свое время. И торжественно усадила Юзефа во главу стола на свое место. Все прослезились. А теперь он, по-видимому, заказал жезл для своего ученика.
      - А как вы представляете себе мотив убийства?
      - В этом-то и загвоздка. Деньги? Джокер может достать любую необходимую сумму сам и абсолютно бескровно. Власть? Но он же не узурпировал Юзефов трон. Личная ненависть? Кто же его знает! А теперь давайте спокойно пообедаем и поедем домой. Если где-то остались следы - так только там.
      Короткий резкий стук в окно вырвал Риду из задумчивости. По стеклу ползала Hero negra - тонкая длинноногая стрекоза с иссини черными острыми крыльями. Черная Геро - еще одна старая знакомая.
      Рида взглянула вверх, так и есть, огромного гнезда, искусного переплетения блестящих нитей, много лет неторопливо выраставшего над окном ее кабинета теперь не было. Кто-то из слишком ретивых слуг разрушил его, когда убирался в комнате.
      Нет, сегодня решительно все стремилось навести ее на грустные мысли. Вот и сейчас, стоило взглянуть на круглые с зеленоватым отливом глаза Геро, тугой изгиб ее брюшка, и сразу же вспоминались Праздники Фонарей здесь, в Доме Ламме, брачные ночи черных жриц Венеры.
      Самки прилетали в сад каждый год в конце августа. В один прекрасный вечер Рида находила их на подоконнике, греющимися на солнце. В сумерках из кустов и травы начинали доноситься странные звуки: что-то среднее между кваканьем лягушки и визгом пилы. Обитатели дома, взяв с собой разноцветные бумажные фонари спускались вниз, в темноту. Ночи были теплые, звездные.
      На призыв черных невест из окрестных садов летели самцы и пятно света, блуждая по широким темным листьям, то здесь то там ловило сцепившихся в клубок, бешено совокупляющихся насекомых.
      Они не обращали внимания на подобные мелочи, а у людей словно угли начинали тлеть внизу живота. В деревнях такие праздники заканчивались пьянкой и оргией. В Доме Ламме внешне все было очень пристойно, чистое эстетство, по крайней мере, пока госпожа Рида не поднималась к себе. Ну а потом, как она надеялась, ее свита могла по-настоящему отвести душу.
      Наутро земля была усыпана мертвыми Леандрами15. Их сгребали в одну кучу и сжигали. Геро возвращались на карниз и строили там новую паутину, увешанную маленькими четками яичек. Потом и они умирали, а на следующий год вылетали новые.
      Пикколо, который был родом из Гелиада, рассказывал, что Геро была распутной дочерью местного князя. Ее поклонники год за годом разоряли страну, пока разгневанный отец не проклял их всех и не превратил в насекомых.