ПЕРВУШИНА Елена
      Охота на джокера
      Роман
      ПРОЛОГ
      Римская свеча пошла вверх, раскрылась, и, вспыхнув, превратилась в серебряное дерево, в живую, ветвистую молнию, стекла по темному небу вниз, к земле. И тут же ей навстречу взметнулись струи голубого и розового пламени, затрещали, разбрызгивая искры, огненные колеса, поплыли золотые и серебряные шары и озарили призрачным светом крутой изгиб реки, прибрежные скалы, парк и белый, будто игрушечный, дом на обрыве.
      Отсветы заиграли в сотне поднятых к небу глаз, отразились в каждой сережке, в каждой пуговице, перстне, ожерелье, и собравшиеся на террасе гости то тонули в море живого огня, то снова погружались в темноту.
      Ночь, пламя, деревья, музыка и по отдельности обладают своим волшебством, вместе же они способны на несколько мгновений разорвать покров реальности. И тогда лицо женщины, стоящей рядом - случайной партнерши по танцу или давно опостылевшей подруги, - кажется тем, единственным, что снилось тебе всю жизнь. И сад становится обиталищем фей и эльфов, и Оберон с Титанией (или в кого ты еще тайком от самого себя веришь) сейчас появятся, чтобы исполнить загаданное желание. Словом, да здравствует тот, кто придумал фейерверки! Или, да будет проклят, потому что чудо, которым он дразнит нас не больше, чем иллюзия.
      Как бы там ни было, но один здравомыслящий молодой человек не поддался огненным чарам. Он прохаживался у дальней калитки парка, похлопывая фонариком по голенищам сапог. Бледное пятно света, как собачонка, металось у его ног. Привязанная к ограде лошадь вздрагивала всем телом при каждом новом разрыве ракеты.
      Чуть слышно зашуршала трава, молодой человек вскинул фонарь, и луч выхватил из темноты юную особу в охотничьем костюме. В руке она держала отделанное серебром ружье. Девушка прикрыла глаза рукой.
      - Конрад, - сказала она спокойно, - ты меня заикой сделаешь.
      Он пропустил ее слова мимо ушей.
      - Рида, ты все же уходишь?
      - Убегаю, - улыбнулась она.
      Он привычно изумился. В который раз она одним словом отвечала на все заданные и незаданные вопросы. И сказал беспомощно:
      - Я ведь только проводить тебя хочу.
      Рида кивнула, отдала ему ружье и вскочила в седло. Конрад взял лошадь под уздцы.
      - Куда ты? - спросил он.
      - На пристань.
      - А потом?
      - На Землю.
      - Почему на Землю?
      - А почему нет? Это будет забавно.
      Они долго молчали, потом Конрад спросил:
      - Ну, а мне что прикажешь делать?
      Рида рассмеялась.
      - Все, Конрад, я больше не приказываю никому. Хочешь распоряжений обращайся к Юзефу. Он теперь хозяин Дома Ламме, он же и мастер. А я свой жезл сломала - по-моему, это видели все.
      - И ты хочешь все что, сделала за семь лет отбросить вместе с обломками жезла? И пусть вся слава достанется этому сопляку?
      - Ты смотришь в корень. За исключением сопляка. Юзеф старше, чем была я, когда приехала в Аржент.
      - Все равно, я не могу тебя понять.
      - И слава Богу.
      Она снова замолчала. Конрад продолжал мысленно с ней спорить, пока они не вышли к старой пристани. Рида спрыгнула с седла в протянувшиеся к ней руки. Конрад крепко прижал ее к себе и поцеловал.
      - Ну, надо ли тебе уезжать? - спросил он тихо.
      Рида покачала головой.
      - Все не так, как ты думаешь. Моя магия выпила меня до последней капли. Ты любишь тень, и это не принесет радости ни тебе, ни мне.
      Она снова взяла ружье и выстрелила в воздух. На другом берегу началось какое-то движение, потом заплескалась вода. Из темноты навстречу им двигалась лодка с четырьмя гребцами. На носу и корме горели факелы.
      - Ты все хорошо подготовила.
      - Разумеется, - она протянула ему ружье. - Вот, возьми на память обо мне. И, если можешь, присмотри за Юзефом. Боюсь, ему и правда будет трудно в начале. Ну, прощай.
      Она сама коснулась губами его губ и спрыгнула в лодку.
      Конь скакал сквозь ночь, едва успевая уворачиваться от выпрыгивающих из темноты деревьев, проклиная рвущие губы удила, острые колесики шпор, то и дело выползающие на тропинку мокрые скользкие корни. Но бог хранит безумцев - до маленького охотничьего павильона в глубине леса они добрались целыми и невредимыми.
      Конрад соскочил на землю, взбежал по трем мраморным ступенькам, распахнул дверь, остановился, переводя дух. Комната была обставлена с роскошью и изыском. пол заслан коврами, в камине горел огонь, на столе, на белоснежной, отделанной старинным кружевом скатерти мерцали свечи, распространяя вокруг себя нежный запах фиалок, отблески играли на столовом серебре, на атласном покрывале ложа в алькове.
      Портьера отдернулась, и на пол спрыгнул невысокий горбатый человечек, на вид не старше Конрада.
      - Ну, а где виновница торжества?
      Вместо ответа, Конрад одним движением перевернул стол, ужин с грохотом и жалобным звоном съехал на пол. Конрад носком сапога затушил фитили свечей.
      - Сбежала, значит, - подытожил горбун.
      Нагнувшись, он поднял с пола закупоренную бутылку
      - Вино, по крайней мере, осталось...
      - Каким идиотом нужно быть, чтобы все эти годы... - отозвался Конрад.
      Он говорил, и размеренно бил кулаком по торцу стола, так, чтобы было больнее.
      - А она того не стоила?
      - Да конечно стоила! Мешок сюрпризов. Я бы за нее еще семь лет прослужил, только она сама не позволила. Знаешь, я сейчас вспомнил тот день, когда отсюда ушел Кэвин. Я тогда сказал: "Рида, он столько сделал для нас, как ты могла? Я не понимаю!" А она ответила: "Я тебе завидую. Когда все понимаешь, но ничего поделать не можешь, еще хуже". Теперь я знаю, о чем она тогда говорила.
      - И где же она теперь?
      Конрад его не услышал.
      - Рида Светлая, - сказал он, - наш мастер иллюзий. Представить себе не могу себя без нее, Дреймур без нее. С другой стороны, если кто из нас и заслужил счастье, так это она. Если не здесь, то там, если не со мной, с кем-то другим.
      - Сомневаюсь, что ей это удастся.
      Конрад впервые обратил внимание на собеседника.
      - О чем ты, Пикколо?
      - В старые времена волшебник продавал душу дьяволу. Мистика, конечно, но зерно в этом есть. Она выиграла шесть сражений, основала четыре города, нашла серебро в рудниках, насадила виноградники. Представляешь, чем за все это нужно заплатить?
      Конрад хлопнул ладонью по колену.
      - Ладно, баста. Что прошло, то прошло. Надо здесь прибраться, что ли Стыдно будет завтра.
      - А потом соберем вещи, и махнем наконец домой?
      Конрад покачал головой.
      - Я остаюсь. Нужно помочь молодому мастеру. Рида меня об этом просила.
      Пикколо издал странный звук, выражающий, по-видимому, крайнюю степень изумления.
      - У меня больше нет слов, - сообщил он немного погодя.
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      ТАЙНА РЫЖЕГО НЕЗНАКОМЦА
      17.10.2.... Берлин
      "Господин Кайзер, гордый, благородный, и могучий,
      Ты знал царство небесное на земле,
      Имел благородную, полную прелести супругу,
      И прекрасного коня.
      Теперь сними свою золотую корону,
      И готовься к Танцу Смерти:
      Ты пойдешь с нами, волей или неволей".
      "О Иисус, милостивый Господь!
      Я должен умереть, это правда, а не шутка.
      Я вступаю в этот печальный танец, Танец Смерти,
      И оставляю всякую радость на земле".
      Предел церкви Святой Марии освещали два маленьких прожектора, и даже сейчас, поздним октябрьским вечером, можно было рассмотреть все детали Танца Смерти - знаменитой фрески ХIII века. Обвитые белыми полотнищами мертвецы кружились в хороводе с кайзером, королем, рыцарем, папой, епископом, монахом. У их ног дудели в трубы ушастые безобразные лемуры. А ниже проступали строки, в которых люди молили Смерть подождать хоть немного, не забирать их в ужасный Танец.
      Женщину, которая стояла, облокотившись на перила, и разглядывала фреску, звали Рида. Это имя придумали для нее четверть века назад на далекой планете, но пришло оно из латыни - мертвого земного языка, где означало "смех".
      Она и сейчас улыбалась, но чуть принужденно, словно увидела старого знакомого, но возобновлять знакомство не спешила.
      Она думала: "Вот оно, мое бывшее ремесло. Танец со смертью. Лучше не скажешь".
      Но тут же поправилась: "Хотя, такое могут о себе сказать многие: солдат, врач, шпион, испытатель. Каждый, кто делает хоть что-то серьезное".
      И продолжала снова, ибо любила порядок в своих мыслях: "Но мастера иллюзий никогда не делают ничего серьезного. Сотворение иллюзий - разве это серьезно? И для нас главным всегда был танец, а не смерть. Мы вступали в круг радостно, это была самая замечательная игра на свете".
      Она скользнула глазами по процессии, и в самом конце нашла фигурку в остроконечной шляпе, с огромным барабаном у ног. В этом человечке она видела себя. Шут, трюкач, джокер. Надписи под фресками были на старом берлинском диалекте, но тут же лежал путеводитель по церкви, и Рида заглянула в него, чтоб узнать, что ответил ее двойник на настойчивые приглашения смерти.
      "Ах, что ты хочешь от меня, ты, гадкая шельма?
      Оставь меня, я буду жить, пока я могу!
      Я придумаю для тебя потеху получше.
      И если солдаты не помогут мне от тебя отделаться,
      Я уговорю Христа меня спасти.
      Ведь не даром я такой ужасный обманщик."
      "Вот так, - думала Рида. - Так и только так. Это была настоящая жизнь. Самая живая жизнь на свете. А теперь..."
      Она запахнула потуже куртку, чтоб сберечь тепло от осеннего ветра, и вышла на темную площадь. Мерцали гирлянды огоньков над окнами отелей и ресторанов, холодной каменной глыбой возвышался впереди Немецкий Собор. Рида стояла на набережной, глядела, как вдали по мостам над Шпрее проезжают трамваи, и их огни пляшут в черной воде.
      Чья-то машина резко вывернула из-за поворота, пахнуло нагретой резиной, и Рида непроизвольно вжалась в парапет. Земная мода сделала очередной круг, и люди снова ездили в стальных четырехколесных коробках. На ридино несчастье. Она жила на Земле три года, и все же каждая машина казалась ей выстрелом в спину.
      Но когда из темноты вдруг вынырнул человек, она не испугалась. Она издалека услышала шаги, и узнала их.
      - Ох, Альф, прости, - сказала она виновато. - Ты меня искал?
      - Тебя все искали. Зачем ты здесь спряталась
      - Я не пряталась, прости. Я просто устала. Я заходила в церковь.
      - В церковь? - мужчина рассмеялся. - Ты что, решила помолиться? Сейчас?
      - Что-то вроде. Да нет, я просто подумала, что там сейчас тихо, - она помолчала, закусив губу, потом сказала решительно - Альф, увези меня отсюда.
      - Сейчас? Да ты что? Вечеринка в самом разгаре. Пошли! Что они о нас подумают?
      - Ох, но ведь никого не интересует, что подумаю я, - она обняла мужчину, спрятала голову на его груди (классическая картинка - влюбленные на мосту над Шпрее, ночь) и зашептала - Пожалуйста, давай уедем. Я хочу домой. Я не могу больше с ними. Напьются, и будут взахлеб рассказывать о своих сексуальных проблемах. И проблемы-то у всех одинаковые. Будто все время во рту жеваная бумага. А глаза у них... Альф, прости, не могу больше... Плоские, похотливые до развлечений. Великая мечта Земли о равенстве и братстве. Чтоб наслаждаться всем этим, надо тут родиться.
      - Ну хорошо, поедем, - вздохнул Альф, прерывая ее бессвязные излияния. - Шефу я завтра что-нибудь совру. Поедем, если ты так хочешь.
      Они жили на Prencenberg, в студенческом квартале. Дома, постройки восемнадцатого века, облупившиеся, давно ждущие ремонта, были очень дешевы. Всю дорогу домой Рида молчала. Сидела, сжавшись в комок, уставясь невидящими глазами в темноту тоннеля метро. Альф знал, что ее сейчас лучше не трогать, но не грустил. Они снимали квартиру втроем, вместе с приятелем Альфа по университету, и молодой человек вовремя вспомнил, что этот приятель не далее, как сегодня укатил к родне. Так что, возможно, Рида просто хотела остаться с ним, Альфом, вдвоем, оттого и болтала сегодня всю эту бессмыслицу.
      Альф открыл подъезд, и они нырнули в непроницаемый, почти первозданный мрак. Не зажигая света, он расстегнул на девушке блузку и втянул губами холодный мягкий сосок. Рида заерзала, будто хотела выскользнуть из его рук, но Альф прижал ее к стене. Она еще минут пять будет разыгрывать недотрогу, а потом последует взрыв. Их роман продолжался три месяца, и Альф уже научился мириться с ридиными странностями. Сейчас ежится, уклоняется от его языка, но когда войдет в раж, становится настоящей распутницей.
      Что ж, и такая женщина ничуть не хуже всех прочих.
      18.10.2...
      Рида проснулась ближе к полудню. Альф уже выпил кофе и убежал в Университет. Она бесцельно бродила по пустой квартире в ночной рубашке, чувствуя себя совершенно разбитой.
      Ночь была ветреной, созревшие каштаны сыпались со старого дерева под окном, барабанили по крышам гаражей, и Рида спала отвратительно.
      Нужно было сходить в супермаркет, на обратном пути можно заглянуть в зоомагазин, проверить как там поживают две шиншиллы. а то и вообще, завалиться на целый день в зоопарк. Семейство слонов, купающееся в пруду львы, гордо возлежащие на скалах винторогие бараны, которых можно кормить с руки крокодилы и колибри в тропической оранжерее.
      Но тогда, для начала, придется встретиться с другим железномордым стеклянноглазым зверинцем - машинами, а на это не так просто решиться.
      Джокеры умеют управлять своим страхом, да и Риде доводилось встречать существ более опасных, чем авто. Однако самой себе она признавалась честно: лучше без этого обойтись. Машины были для нее то, что немцы называют wildfremd - "дико чужое".
      Рида поморщилась, решительно вытащила из-под стола огромный пластмассовый таз, набитый грязной посудой, и водрузила его в раковину. Ели здесь не слишком много - бутерброды, да почти ритуальные жареные грибы, зато с посудой расправлялись раз в неделю, не чаще. Но сейчас Рида неосторожно разбередила скверные мысли, и их нужно было срочно прогнать хоть какой-то работой. Противно вспоминать, каких глупостей она наговорила вчера на мосту.
      Струя воды била в фарфоровые бока чашек, дребезжала ложками, стекала пластами по стенкам бокалов, а Рида без устали терла их, и старательно думала о том, как ей повезло с Альфом.
      "По крайней мере, он не учит меня жить. Принимает такой, какая я есть на самом деле. Дикарка с дикой планеты.
      И с Берлином мне везет. Сколько я ни ездила по свету эти три года, а всегда возвращаюсь сюда. Самый эмигрантский город на свете. Уютен, говорлив, предусмотрителен, почти идеально подходит для бездомных странников."
      И все же, вода и чашки не помогли. Рида, незаметно для себя, стала мысленно составлять список всего, что ей не нравится на Земле:
      автомобили
      уровень шума
      TV
      асфальт
      коктейли
      компьютеры
      реклама
      здоровый образ жизни
      спортсмены
      жевательная резинка
      туристы
      музыка, а особенно слова, к ней прилагающиеся
      мужские амбиции
      невозможность иметь при себе хотя бы небольшой пистолет
      "Эрзац. Папье-маше. Пляска теней. Огромное ритуальное убийство времени, чтоб доказать неизвестно кому, возможно Господу Богу, что Земля стабильна и процветает. Для землянина работать значит 11 месяцев в году помогать отдыхать другим. Свихнувшаяся метрополия"
      "Ксенофобия, - решила она, наконец, пересмотрев весь список. Полнейшая ксенофобия. Стыдно".
      И тут загудел фон.
      Рида чертыхнулась и понадеялась, что это кто-то из друзей Альфа. Разговаривать с кем-нибудь в таком расхристанном состоянии ей не хотелось.
      Но события подтверждали худшие ее опасения. На экране возник тонколицый, рыжеволосый, совершенно незнакомый ей молодой человек в дымчатых очках и сказал:
      - Доброе утро, могу я поговорить с фрау Хейл?
      Говорил он по-немецки бегло, но с жестким славянским акцентом.
      - Да, пожалуйста. Фрау Хейл слушает.
      Она не стала включать ответный видеоконтакт. Женщину, да еще утром, за это можно извинить.
      - Доброе утро, еще раз. Я - Майкл Граве, из Харьковского Универститета. Если это возможно, я бы очень хотел встретиться с вами.
      - Я никогда не имела дел с Харьковским Университетом.
      Господин Граве мило улыбнулся. Как там пишут в романах - "мальчишеская улыбка"? Бледная тонкая кожа, близорукий взгляд, светло-рыжие волосы. Такой коктейль должен мгновенно кружить женскую голову.
      Однако, Рида считала, что живые люди не должны напоминать дамские романы. А если напоминают - тут что-то не то.
      "Если он еще и краснеет легко, - подумала она, - это будет совсем подозрительно".
      - Я хотел бы, - меж тем говорил Майкл, - предложить вам одну работу, связанную с Дреймуром. Речь идет об очень важной для меня поездке, и, я думаю, кроме вас мне никто не сможет помочь. Оплата будет соответствовать. Конечно, если у вас сейчас нет других неотложных дел.
      Рида порадовалась, что не включила видео. От одного упоминания о ее родной планете у нее мороз прошел по коже. Еще чего не хватало!
      - К сожалению, я сейчас...- начала она, но тут смысл сказанного дошел до нее полностью. - Простите, вы говорите о поездке на Дреймур ?
      - Да, совершенно верно. Я получил приглашение в некую Геспериду, но в консульстве мне сказали, что без гида не могут меня отпустить.
      - Хорошо, мы с вами обязательно встретимся, герр Граве, - ответила Рида решительно.
      Чтобы на Дреймур, планету, закрытую для частных лиц, кого-то пригласили? И чтобы консульство это приглашение приняло, потребовав только наличия гида? И чтобы этот приглашенный распространялся о своих планах по международной связи? Одно невероятнее другого.
      - Я прилетаю в Берлин завтра, - сказал Майкл, - Где нам удобнее встретиться?
      - У вас в отеле. Часа в четыре.
      - Очень хорошо. Я позвоню вам, как только забронирую номер.
      И он дал отбой, оставив Риду в глубоком раздумье.
      " Что у них за имена такие? - думала она. - Майк, Джейк, Ник, Рик, Брик... Альф. То ли детская площадка, то ли собачий питомник".
      19.10.2...
      В ресторане "Плаза" - отеля, построенного недавно на Platz der Akademi1, были веерные пальмы с жесткими листьями, негромко журчащие фонтаны, золотистый, приглушенный свет. И никаких стереоэффектов.
      Майкл (он же Михаил) Граве уже лет пять не бывал в Европе и не переставал удивляться. Казалось, весь континент "впал в прошлое", как впадают в детство маразматические старики. Транспорт имитировал старинные машины с двигателями внутреннего сгорания, одежда снова шилась из стационарных тканей, не меняющих ни цвета, ни драпировки. Стереоэкраны стыдливо закрывали то портьерой, то, как здесь, пальмой.
      Что это - пароксизм страсти к "простой жизни"? Или временное затишье, перед рождением нового стиля?
      После того, как были созданы космические корабли-трансверы, была решена последняя глобальная проблема Земли - перенаселение. Заодно земля избавилась от большинства пассионариев - они предпочли жизнь в колониях. И залогом стабильности на Земле, было сейчас довольство людей своим образом жизни.
      Великие государства Азии и Латинской Америки решали эту проблему просто: у их народов еще сохранилось древнейшее коллективное сознание. Не даром они прочно удерживали первые позиции на мировом рынке.
      Ну, а Европе и Америке, здорово развратившим себя индивидуализмом, приходилось постоянно придумывать какие-то новые течения хоть в политике, хоть в религии, хоть в моде, для того, чтобы удержать единство.
      Меж тем по видео какая-то очередная одинокая незнакомка, ищущая бой-френда, расписывала свои достоинства
      "Я самостоятельна, романтична, энергична, никогда не скучаю..."
      "Здорово! - позавидовал ей Майкл. - Только, по-моему, никогда не скучают только психи в маниакальной стадии. Скучно становится не тогда когда нечего делать, а когда ничего делать не хочется. Скука - это как бы ощущение неконгруэнтности человека и окружающего мира. А также потребность что-то изменить в себе и вокруг.
      Итак, скука - двигатель прогресса! Можно аплодировать.
      Только, пока аплодисменты не стихли, ответь-ка, брат Михаил, а откуда берется эта потребность, прямо противоречащая инстинкту самосохранения? Что заставляет обычного человека - не гения, не героя - ехать в парк развлечений, забираться на какого-нибудь "Терминатора" и, визжа от страха, носиться вниз головой по сумасшедшим виражам? Почему он должен любой ценой испытать что-то новое? Что заставило тебя самого пять лет назад пойти на эксперимент? Не знаешь? Вот то-то!"
      Впрочем, ни гримасы на лице Европы, ни судьба энергичной незнакомки не интересовали сейчас Майкла. В перспективе было путешествие на дикую, почти не освоенную человеком планету. Хотя земная колония существует на Дреймуре уже лет двести, если верить официальным источникам, две трети территории планеты все еще занято непроходимыми лесами или пустыней.
      А если еще учесть, что все эти двести лет дреймурцы тщательно засекречивают данные о своей планете, и самые уважаемые информационные сети Земли содержат под грифом "Дреймур" лишь более-менее проверенные слухи, то становится ясно, что приглашение не из тех, от которых отказываются.
      Ровно в четыре Майкл увидел в дверях ресторана молодую женщину. Невысокая шатенка с коротко стрижеными волосами, в простом платье На первый взгляд дреймурианка ничем не отличалась от землян.
      Майкл смотрел, как она идет к нему между столиками, и скоро убедился, что перед ним великолепный экземпляр человеческой породы. Смуглая загорелая кожа, лицо капризного ребенка, отточенная грация каждого движения. Острый клинок, готовый пронзить мужское сердце.
      Впрочем, в ресторанах такие клинки всегда в изобилии. Сейчас за столиками можно найти дюжину всех размеров и сортов. Но когда она подошла ближе, Майкл тут же внес поправку.
      Глаза. "Клинок" должен смотреть томно, или дерзко. А здесь что-то другое. Чтобы обзавестись такими глазами, надо прожить лет на тридцать больше. Она бросила на Майкла лишь один короткий взгляд, но он мог бы поклясться, что она пересчитала все его позвонки.
      - Фрау Хейл?
      - Рида. Я рада познакомиться с вами, герр Граве.
      - Майкл. Я тоже очень рад встрече. Присаживайтесь.
      "Вот смеху будет, если окажется, что она тоже айс, - подумал Майкл. Я, правда, не слышал о айсах с Дреймура, но все бывает".
      Пока Рида листала меню, Майкл заметил еще кое-что. Ее ладони были покрыты маленькими, с просяное зернышко, белыми шрамами. Шрамы явно были очень старыми, но кожа, как ни странно не стянулась. Майкл не мог представить себе после какой болезни, или несчастного случая можно обзавестись такими. "Все чудесатее и чудесатее", - подумала Алиса.
      Рида заказала себе мороженое с вишней, и повернулась к собеседнику.
      - Простите, Майкл, могу я для начала задать вам несколько вопросов?
      - Конечно, спрашивайте.
      - Что вы знаете о Дреймуре?
      - То же, что и все. Если вы имеете в виду вашу автономию, то, разумеется, мне это известно.
      - Отлично. Во всяком случае, вы хоть примерно знаете, во что ввязываетесь А от кого конкретно вы получили приглашение? Это как-то связано с университетом?
      - Не думаю. Я сказал вам, что работаю в университете. Но не сказал кем. Я просто составляю учебные планы на гуманитарном факультете. Нет, приглашение пришло от клуба поклонников нашего творчества.
      - Вашего творчества?
      - О, вам наверно будет проще вспомнить меня вкупе с моей сестрой. Майкл и Мария Гравейн. Романы из серии "Неразгаданное сердце".
      Рида хлопнула в ладоши.
      - Конечно, как я могла забыть! Майкл и Мария Гравейн! "Любовь в рубиновой пустыне". "Любовь под изумрудным небом". "Любовь под вишневой луной".
      - Прошу прощения, "Любовь под темной луной". "Любовь под вишневым деревом" - это Барбара Кейн, наша главная конкурентка.
      Рида улыбнулась восхищенно, а в глазах ее прыгали бесенята. Между ней и Майклом установилось какое-то тайное взаимопонимание. "Мы оба говорим глупости. И оба знаем это".
      - Из приглашения я впервые узнал о существовании города Геспериды, и о клубе наших поклонников в нем, - сказал Майкл, упреждая ее следующий вопрос.
      - Почему вы решили нанять именно меня? Вам кто-то посоветовал
      Майкл чуть поколебался, прежде чем ответить.
      - Нет, я просто запросил из центрального архива данные о всех гражданах Дреймура, живущих на Земле. И мне показалось, что вы, скорее всего, согласитесь.
      - И последнее. Вы хотите ехать один, или с сестрой?
      Майкл от души рассмеялся.
      - Что вы! Мария почти не выходит из дома. Открою вам небольшой секрет: в нашем дуэте основная творческая сила она. Она же коммерческий директор. А я путешествую, набираюсь впечатлений, потом рассказываю ей и она пишет. Без нее я бы не придумал простейшей фабулы. Зато, я избавляю ее от необходимости общаться с людьми.
      Рида в задумчивости уничтожала бело-розовый айсберг. Мороженое относилось к тому немногому, что ей на Земле нравилось.
      - Ну что ж, - сказала она наконец, - идея интересная. Но путешествие на Дреймур для вас - большой риск, а для меня - большая ответственность. Такие вещи сразу не решаются. Дайте мне на размышление две недели, потом я вам позвоню.
      28.10 2....
      Консульства Дреймура находились в Бостоне и в Берлине. Рида не раз задумывалась, почему именно там. Она еще могла понять симпатии дреймурцев к бостонским чаененавистникам, но чем мог пленить их насквозь бюргерский и эмигрантский Берлин? Впрочем, как известно, она сама испытывала к этому городу необъяснимую снисходительную симпатию.
      Консул пожелал встретиться с ней лично. Дреймурцы были строги и осторожны с теми, кто "возвращался домой" не менее, чем с почетными гостями. Рида была этому только рада - она надеялась узнать хоть что-нибудь о том, как появилось приглашение.
      - К моему великому сожалению, мисс Ларсен, мы не можем отказать вам в визе, - сообщил ей консул.
      Рида рассмеялась.
      - Во-первых, я уже девять лет не ношу фамилию Ларсен. Прошу вас быть внимательнее, когда будете оформлять документы. А во-вторых, от чьего лица вы выражаете сожаление?
      - В том числе и от своего собственного, - ответил консул дружелюбно. Мне гораздо легче работать, когда на Дреймуре стабильная обстановка.
      "Не глуп, - подумала Рида, - но карьерист. Впрочем, немудрено. Для того, чтобы работать на Земле при неизбежных подозрениях с обеих сторон нужно быть или законченным карьеристом, или не менее законченным идеалистом. Ни тех, ни других Рида всерьез не принимала.
      - Если мое слово без всяких доказательств может хоть немного вас успокоить, то клянусь, что у меня нет иных планов кроме как быть гидом мистера Граве.
      Консул вздохнул.
      - Мисс... Рида, давайте я изложу факты так, как они представляются нам, и тогда вы поймете, могу ли я верить вашему слову.
      - Я выслушаю вас с удовольствием, - подтвердила Рида.
      "От чьего имени все-таки он говорит?" - думала она.
      - Прежде всего, сколько бы раз вы ни меняли фамилию, для всего Дреймура вы были и остаетесь Ридой Ларсен, принцессой дома Ларсенов, с миллионным состоянием, появившимся за несколько лет чуть ли не из воздуха, и связями в самых высоких кругах. Далее, известно, что основателем вашего рода был Пьер Ларсен - удачливый космический рейдер и авантюрист. Без сомнения, свои гены он передал потомкам. Вот еще один повод вас остерегаться. И, наконец, вы сами: ваша склонность к необъяснимым поступкам, ваш побег из дома, ваша дружба с мятежниками Аржента, ваш странный титул - мастер иллюзий, или джокер, я даже не знаю, как правильно. И главное - ваши странные способности. Честно говоря, когда вы два года назад улетели с Дреймура, мы вздохнули с облегчением. И вот теперь вы собираетесь вернуться. Конечно же, мы вам не рады.
      - Что ж, откровенно, - улыбнулась Рида. - Речь в защиту можно?
      - Разумеется!
      "Надеется, что я сгоряча что-нибудь сболтну, - поняла она. - А почему бы и не сболтнуть? В обмен на его информацию?"
      - Так вот, во-первых, что до моих богатств и связей, сверьтесь еще раз со своим досье. У меня есть акции рудников Аржента, доход по ним набегает немалый, но реальной власти никакой. С семьей я порвала девять лет назад. С тех пор мы не обменялись ни словом, ни строчкой. Более того, на родине, в Туле, я официально persona non grata2. И, наконец, я уже два года не мастер иллюзий. Прежде, чем покинуть Дреймур, я передала свой титул Юзефу Бринкеру, моему приемному сыну. Наведите справки в Арженте, там это с удовольствием подтвердят. Так что, как видите, я сделала все, чтобы не представлять ни малейшей опасности для родной планеты.
      - Тогда почему вы согласились сотрудничать с Майклом Граве?
      - А почему нет, собственно говоря? Разве с ним что-то не так? Почему тогда вы не отказываете в визе ему?
      Консул бросил на нее взгляд исполненный печали.
      - Похоже, даже вам не все известно, Рида. Майкл Граве айс-эвристик. Слышали о таких?
      - Ого, - сказала Рида. - Вы не шутите? Это точно? Но тогда... Да, я начинаю вас понимать.
      Айс-эвристиками называли людей, принимавших некогда участие в экспериментах по раскрытию "сенсорных воронок" - образований в коре головного мозга, отсекающих "лишнюю информацию". То есть ту, которую виду homo sapiens3 знать не полагалось. Программу много раз закрывали и снова открывали. Риск был слишком велик, но и выигрыш также. В случае неудачи, волонтер погибал, или зарабатывал центральный паралич. В случае удачи интеллект выходил на качественно новый уровень.
      Однако, за все время существования программы набралось едва ли два-три десятка удач. Земля, разумеется, давно бы наложила на программу veto4, но в колониях постоянно требовались люди, способные мыслить необычно.
      - Конечно, иметь IQ выше 200 - это еще не преступление. Но подумайте хотя бы минутку о его работе. Он мотается с планеты на планету с видеокамерой. Ищет "натуру" для романов своей сестрицы. Подумайте, может ли кто-нибудь заподозрить его в чем-нибудь, не зная, что он айс?
      - Да, пожалуй, никто, - кивнула Рида.
      Ни один человек, которому посчастливилось прочитать хоть один из многочисленных романов брата и сестры Гравейнов (где лица героев напоминали ювелирный прилавок: сапфировые, изумрудные, аквамариновые глаза, коралловые и рубиновые губы, золотые, медные, бронзовые волосы) не дал бы авторам IQ выше 80 на двоих.
      - Это не преступление, но и не повод давать ему визу. Разве старые добрые законы Дреймура не распространяются на эвристиков?
      Консул посмотрел на нее почти зло.
      - Представьте себе, мы посылаем официальный запрос в Нефеллу, от имени Совета, зачем им понадобился мистер Гравейн, и не могли бы они без него обойтись. А они, в лучших традициях нейтральной страны, заявляют, что мы вмешиваемся во внутренние дела, в их культурную жизнь, и грозят устроить скандал.
      Рида хорошо его понимала. Представительский Совет Конфедераций Дреймура, якобы верховный орган управления планеты, на деле имел власть весьма условную, и обычно служил мячиком для игры между конфедерациями и Землей. Но не так же откровенно пинают верховное правительство!
      - Вы хотите, чтобы я поверила, что вас остановил протест Нефеллы?
      - Не знаю, остановил бы он нас, или нет, но когда ваш близкий друг Баязид дал понять моему руководству, что он заинтересован в приезде мистера Граве, мне осталось только развести руками. Вы прекрасно знаете, какова доля Аржента, а значит и Баязида, в финансировании Совета.
      - Мне ничего не известно о теперешних планах Баязида.
      - Охотно верю. Однако, обдумайте ситуацию еще раз и хорошенько, мисс Ларсен-Хейл. И вспомните, что на Дреймуре никогда еще не было эвристиков.
      - Ну, не совсем. Не было после Доменика Дреймина. Вы на это намекаете?
      Консул кивнул.
      - Теперь вы понимаете, какая крупная ведется игра? И мы даже не знаем толком, кто ее ведет и ради чего.
      - И тогда вы порекомендовали мистеру Граве меня? - спросила Рида.
      - Именно так. Мы решили, что будет лучше, если в свои игры вы будете играть сами.
      Рида вздохнула с облегчением. Все это время она опасалась, что это ее собственные родственники пытаются вернуть таким способом блудное чадо. В каких бы отношениях они ни были, а пребывание Риды на Земле бросало тень на всю семью.
      - Хорошо,- сказала она консулу, - вы в чем-то правы. Единственный способ узнать, что нужно айсу на Дреймуре, это отправиться туда вместе с ним.
      - Я уже говорил, что у нас, к сожалению, нет ни малейшего повода отказывать вам в визе, - ответил тот.
      Возвращаясь из консульства, Рида посидела еще в кафе на Platz der Akademi, съела мороженое, полюбовалась невесомым Французским собором, построенным из серого камня и прозрачного осеннего воздуха. В ХVIII веке беглецы-гугеноты отблагодарили немецкую столицу за приют и ласку.
      Она ясно сознавала, что сидит здесь в последний раз. Земля не избавит ее от темной сосущей пустоты, которую оставило на память прежнее, и в самом деле странное, ремесло. Колыбель человечества, усталая метрополия, сама слишком долго и безуспешно борется с собственной пустотой. Придется возвращаться на Дреймур и превращаться в живой мемориал. Рида взглядом попрощалась с собором и поехала домой.
      Оставалась еще проблема Альфа.
      Рида объяснила, что ей предложили выгодную работу, но нужно будет на несколько месяцев уехать из Берлина. Альф отнесся к такому повороту спокойно. Он не даром изучал в университете философию, и по большому счету ему было все равно: одна девушка, другая...
      29.10.2...
      Рида появилась в номере у Майкла после традиционно долгого похода по магазинам на Kurfurstendamm5. Она стала обладательницей непромокаемой куртки, сапог и новой винтовки, что несколько примирило ее с "обществом потребления". (Ружье, подаренное Конраду, было, конечно, на три порядка выше - штучная работа на заказ. Ну, да что теперь вспоминать!)
      - Я собираюсь посмотреть ваши чемоданы и раскрыть вам одну великую тайну Дреймура, - сообщила она рыжему землянину.
      - Великолепно! - обрадовался он. - А в каком порядке?
      - В вышеобозначенном. Сначала чемоданы, а потом тайна.
      По достоинству оценив скромный, но изысканный гардероб русского писателя, Рида подытожила:
      - Так я и думала. Все это никуда не годится. Дело в том, что наши космодромы обычно расположены посреди леса, километрах в десяти от ближайшего жилья. А если еще учесть, что генераторы антигравитации на Дреймуре не работают, то надеяться придется только на свой горб. Поэтому все костюмы лучше оставить здесь. В городах вполне цивилизованно, и вы сможете все себе заказать. Я составлю список обязательных вещей...
      - Постойте, постойте, не глушите меня информацией! - землянин умоляюще воздел руки. - Почему не работают генераторы? И почему так странно расположен космодром?
      - А это и есть обещанная тайна. Вы знаете, что Дреймур дважды пытались колонизировать и дважды закрывали?
      - Ну, еще бы!
      Рида, попросив разрешения, скинула туфли и забралась в кресло с ногами.
      - Дреймурская привычка, - объяснила она. - Нужно всегда давать максимальный отдых мышцам, потому что никогда не знаешь, как долго сможешь отдыхать.
      - Мудро, - согласился Майкл.
      - Так вот, когда планету открыли, первые отряды, сделав пробные бурения, обнаружили в месторождениях 106-ой и 107-ой элементы - "серебро" и "золото" Дреймура. Представляете, какая началась эйфория? Дреймур (тогда, кстати, он назывался по-другому) едва не вытоптали орды предприимчивых авантюристов и военных инженеров, едва не разобрали по камешку. А потом наткнулись на местную вредоносную фауну.
      Оказалось, что хищники планеты испытывают к людям прямо-таки маниакальную ненависть. Не то, чтобы они включили людей в свой пищевой рацион, нет. Человек стал предпочтительным объектом охоты. И не только хищники объявили людям войну. Огромные быки скидывали в пропасть вездеходы, птицы таранили авиашлюпки. А еще были стайные ящеры южного континента. Орды всеядных тварей размером с буйвола, с повадками бродячих термитов. Базы отрядов быстро стали напоминать лагеря заключенных. И планету закрыли.
      "Черт, с каким восторгом она все это рассказывает! " - подумал Майкл.
      - Все это мне известно, - сказал он. - Недра Дреймура были слишком лакомым кусочком, чтобы отказаться от планеты. Колонизация продолжалась нелегально. И, кажется, эти нарушители научились, в конце концов, бороться с местной фауной.
      Рида улыбнулась, как ребенок, придумавший какую-то крупную каверзу.
      - Нашли, и довольно оригинальный. Выяснилось, что зверье Дреймура страдает поголовной электрофобией. Разумеется, на естественные электрические поля они не реагируют бурно: это привычный, ежедневный фон. Но любое необычное поле провоцирует панику.
      Есть две основные группы гипотез, объясняющих эту аномалию. Первая связывает ее с неустойчивой атмосферой планеты. В экваториальной зоне часто бушуют колоссальной силы грозы. Тамошняя живность должна их предчувствовать и заблаговременно спасаться.
      - А степень электрофобии зависит от широты? На экваторе она сильнее, чем в приполярных областях?
      - Нет, - Рида развела руками. - В том-то и дело, что нет.
      - А почему тогда ваше зверье не убегает от поселков а атакует их
      - Тайна сия велика Но вы правы: с гипотезой электрофобии это никак не согласуется Поэтому многие считают, что агрессия - защитная реакция планеты на вторжение человека. Но, так или иначе, ясно одно: если люди хотят жить на Дреймуре, им придется отказаться от электричества.
      - И что же, удалось? Впрочем, я, кажется, говорю глупости. Конечно, удалось, если вы сидите передо мной. Но, Бога ради, как?
      - А это уже вторая тайна, - улыбнулась Рида. - Прилетите - увидите. А пока я прекращаю дозволенные речи.
      "И даю тебе блестящую возможность пошевелить мозгами", - добавила она мысленно.
      - Значит, я не смогу взять с собой видеокамеру?
      - Сожалею, но нет. И фотоаппарат тоже. Он ведь у вас с электроникой? А вот что нужно приобрести - так это ружье. Я поищу для вас что-нибудь полегче, а на корабле мы потренируемся. Попадать в цель не обязательно. Зверье у нас пуганное, и звука выстрела ему, обычно, бывает достаточно. Кроме того, с ружьем за плечами вы будете выглядеть достойнее в глазах любого дреймурца.
      - Слушайте, Рида, у вас большие способности к профессии проводника. Вы меня замечательно заинтриговали.
      Рида прищурилась.
      - Да, вот еще. Когда будете покупать куртку, выбирайте не на молнии, а на пуговицах. На корабле я сама их пришью некрепко, на живую нитку. Если вы за что-нибудь зацепитесь, они оборвутся, и вы легко освободитесь.
      - За что же я могу зацепиться?
      - Мало ли за что... Еще не раздумали лететь?
      Майкл энергично затряс головой.
      - Нет, что вы! Мария будет просто в восторге от моего путешествия.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Двадцать шесть лет назад. Тул6.
      Рида была, наверно, самым долгожданным ребенком во всем Туле.
      Ее мать, Ноэми Дреймин, Черный Лебедь, до встречи с Ларсеном успела сменить уже трех мужей. Вернее, они сами сменились, пришли и ушли так же незаметно, как три десятилетия жизни. Ноэми, казалось, была навек заколдована своей древней кровью (ее семья происходила от маранов, испанских евреев) и вневременной красотой.
      Живи она во времена Веласкеса, он, несомненно, именно с нее написал бы свою Венеру, и Ноэми так бы и плыла сквозь века, мимо тысяч восхищенных взглядов, безучастная ко всему, не отрывая глаз от зеркала.
      Наверно, она очень изумилась, когда узнала, что новый супруг намерен задержаться надолго, и, более того, во что бы то ни стало, сделать ее матерью.
      Пьер Ларсен был из совсем другой легенды. Человек, который сумел из тысячного состояния, оставленного предком-рейдером, сделать миллионное.
      Он, благодаря невероятной интуиции, обнаружил и скупил все патенты на производство искусственной кожи, меха, и самоочищающейся бумаги. На Дреймуре, планете фанатично охранявшей экосистему, это было золотым дном. Он предугадывал действия конкурентов на пять ходов вперед. И даже объединившись, предприниматели Туле и Нефеллы не смогли свалить Непотопляемого Ларсена.
      Пьеру было пятьдесят, Ноэми за тридцать, когда "золотая беременность" наконец наступила. И тут оказалось, что природа не зря отказывала Ноэми в материнстве. Тошнота не отпускала ее ни на секунду. Она похудела, утратила всю свою красоту, а потом начала отекать. Беременность вынашивали целым госпиталем, но на седьмом месяце врачи настояли на операции. И Пьер Ларсен уступил. Первый раз в жизни.
      Полуторакилограммовая наследница состояния Ларсенов перекочевала в пластиковую кювезу для глубоко недоношенных младенцев. И впервые узнала, что такое Танец Смерти.
      "Ты очень долго раздумывала, стоит ли жить дальше, - рассказывал потом Клод, ее учитель. - Но мы тебя, все же, уговорили".
      "Мы" - это был, собственно говоря, он сам. Ноэми оправилась нескоро, а кошмар последних месяцев не давал проснуться материнскому инстинкту. Ей хотелось одного - покоя. Пьер же пришел в такой ужас от самовластия природы, от бессмысленных и несправедливых мучений жены и дочери и от собственного бессилия, что предпочел держаться в стороне. Так что безвылазно сидел в госпитале и, забросив все дела, нянчился с маленькой принцессой только Клод Аро - "консультант по психологии".
      Сам Клод был личностью незаурядной. Смуглый красавец с манерами гранда, доверенное лицо и тайный советник Пьера, воспитатель его дочери, и, если верить упорным слухам, любовник Ноэми Ларсен.
      Так это было, или нет, Рида не ведала даже сейчас, хотя дорого отдала бы за то, чтоб узнать правду. Даже Кэвин, сын Клода, уехавший много позже в Аржент вместе с Ридой, и тот почти ничего не знал об отце.
      Прозрачный колпак, под которым она провела первые месяцы жизни, никуда потом не делся. К всеобщему изумлению, слабоумной она не стала и даже болела не чаще прочих детей. Но вот общаться с людьми она так и не научилась. Играла всегда одна, слушала потихоньку разговоры взрослых, но сама рта не открывала. И к лучшему - если бы она попробовала рассказать все, что приходило ей в голову, переполошила бы многочисленных нянек и учителей.
      Мир был заколдован. Весь - от капли воды на стекле, до огромной башни на горизонте, которая называлась "мойофис", куда каждый день торжественно уезжал отец, несомненно для того, чтоб получше рассмотреть солнце.
      Огромную магию таили в себе все предметы в доме: шкафы с тяжелыми дверцами, мамина пудреница с маленьким снежно-бледным букетом цветов, запаянным в стекло крышки щели между плитками на садовых дорожках - из них вырастала трава, выползали маленькие рыжие муравьи. Резные завитки на деревянных скамьях в церкви жили своей тихой жизнью. А что говорить о деревьях, когда в одних щелях и складках коры пряталось столько тайн, что от одного взгляда на них становилось горячо в животе!
      И если целый день смотреть на это, затаив дыхание, в сладком столбняке, то разве найдешь время говорить с людьми? Просто поскорее отвечаешь на их вопросы, чтобы тебя оставили в покое.
      Родители казались Риде двумя диковинными зверями. Позднее, когда она научилась разбираться в искусстве, она научилась восхищаться и ими, ибо оба были в своем роде шедеврами. Но, все равно, это было не похоже на нормальную любовь.
      Ноэми Дреймин принесла в семью Ларсенов не только горячую еврейско-латиноамериканскую кровь, но и какое-то совершенно особое достоинство, вековую привычку чувствовать в себе эту кровь и гордиться ею. Одного поворота ее головы, неторопливого, с чуть приподнятым подбородком, было достаточно для того, чтоб мужское сердце замерло, пропустив удар.
      Инстинктивно мать умела уничтожать время, умещая века между двумя словами. "Мы сами пасем свой скот", - говорила Ноэми, когда хотела напомнить, что не любит непрошеных советчиков. И Рида сразу же видела мексиканцев, сотни лет назад гнавших по степям мустангов, чуяла запах конского пота и жар от скользящего в ладони лассо. А потом она проваливалась еще глубже, к черноглазому народу в пестрых одеждах с завитыми бородами и к их тучным стадам овец, что блеяли у заваленного камнем колодца. Другим любимым словечком Ноэми было халоймес - на иврите "пустяки, ерунда" или "сны". Спустя много лет, "халоймес" стали ремеслом и судьбой Риды.
      Отец был совсем другой: вес здешний, сегодняшний, но невероятно надежный. Веселый собутыльник, любитель хорошей компании, но жестокий и безжалостный, едва речь заходила о делах. И все же Риде удавалось иногда увидеть его лихим викингом, ценившим лишь добытое в набегах золото, собственную удаль, да песни о славных деяниях его предков. Он и в бизнесе держался так, будто удерживал равновесие на палубе драккара.
      И все же, как ни тянуло ее к родителям, как ни кричала ей каждая частица мира о своем совершенстве, Рида никогда не переступала границы магического круга. И никогда не чувствовала себя одинокой и несчастной. Единственной связью между ней и всеми остальными людьми был Клод, и этого было достаточно. Но даже с ним она никогда не говорила о волшебстве. Не сомневалась, что он и так знает.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      ВНИЗ ПО ВОЛШЕБНОЙ РЕКЕ
      28.06. Аржент
      Лес ахнул, обожженный до самого нутра огнем насекомого-монстра, спускавшегося с неба. Вслед за голубым пламенем на лесных тварей, затаившихся между корнями, в листве, в пещерках, обрушились грохот, ослепительный свет, запах горящей земли и иные невидимые волны, что проникали повсюду и нагоняли тошнотворный страх.
      Насекомое опустилось на раненую землю, родило двух человеческих существ и понеслось вверх, туда, где кружилась его матка - огромная оса-наездник, заражающая планеты людьми.
      Чужаки стояли, прижавшись спинами к стволам деревьев, зажмурив глаза, заткнув уши. Наконец женщина выпрямилась и окликнула своего спутника.
      Майкл стряхнул оцепенение, вскинул на плечи рюкзак. Минуту назад он сам был этим ослепленным, оглушенным, перепуганным лесом и теперь медленно приходил в себя.
      Вокруг было темно, хоть глаз выколи (угольно-черные кроны деревьев на аспидно-черном небе, белая россыпь звезд) и как-то неестественно тихо. Рида достала фонарь, и его зыбкий свет вырвал для них кружок обитаемого пространства - трава, низкие кусты, упавшие деревья. Сразу стало спокойней и надежней. Фонарик был необычный - вместо лампочки на дне отражающей воронки лежал маленький светящийся камень.
      Рида шла без дороги, петляла, держалась поближе к зарослям, чтобы, как объяснила она еще на корабле, не попасться под ноги зверью, которое ринется к месту посадки. Лямки все немилосерднее впивались Майклу в плечи, он стал самым позорным образом пыхтеть, и, чтобы выровнять дыхание заставлял себя думать о чем-нибудь постороннем. О том, какова может быть психология людей, живущих в мире, где, как в древние времена, граница между знакомым и чужим, обжитым и необжитым, человеческим и нечеловеческим так четко обозначена.
      Наконец Рида сбросила рюкзак на землю и взглянула на компас.
      - Отошли мы достаточно,- сообщила она. - Сейчас передохнем и поищем дорогу.
      Майкл огляделся. Он и сам не заметил, как они выбрались из окружавшего космодром чернолесья, и вокруг стало светлее. Здесь уже не было ни кустов, ни подлеска - только ровное тусклое море травы, да огромные гладкие поблескивающие в темноте стволы деревьев. Над лесом стоял теплый горьковатый туман. Было так тихо, что когда от ветра какое-то дерево скрипнуло, Майкл поневоле вздрогнул. "Волшебный лес, - подумал он, сбывшийся кошмар Гумилева".
      Дорога отыскалась быстро - узкая, идти пришлось друг за другом, заросшая травой и колючками. Вскоре Рида сдалась и, достав из-за пояса нож, стала прорубать себе путь. И тут Майкл впервые подал голос.
      - Что-то не так?
      - Майкл, я была здесь один раз - два года назад, но, по-моему, ориентируюсь неплохо. На дорогу мы вышли, это несомненно, а другой дороги здесь просто нет.
      - Тогда почему вы волнуетесь?
      - Да с чего вы взяли?!
      Ответить Майкл не успел. Небо прорезала ослепительная белая трещина, и, спустя несколько секунд шарахнул гром.
      Рида осталась совершенно спокойна.
      - Последствия нашего прилета,- объяснила она, врубаясь в высокую траву.
      - Тогда надо поторопиться, чтобы не вымокнуть?
      - Дождя не будет, - ответила Рида.
      Фонарь был больше не нужен. Дальнейший путь им освещали вспышки молний. Канонада громовых ударов не умолкала ни на секунду.
      Потом трава поредела, и Майкл стал ускорять шаг. Рида следила за ним с неудовольствием - верный признак усталости, того и гляди сорвется. "Ну, ничего, в поселке отдохнем". При очередной вспышке ей вроде бы удалось заметить коньки крыш. Недалеко - метров двести.
      Лес по бокам расступился, и вдруг Майкл резко остановился и сбросил наземь рюкзак. Рида сделала еще несколько шагов и увидела то же, что и он: заколоченные ставни, распахнутые двери, провалившиеся крыши.
      И - ни души.
      Они отдыхали в пустом доме. Проглотили по таблетке белкового концентрата, по очереди отхлебнули из фляжки. Все это в бело-красном свете молний. Разговаривали в промежутках между раскатами.
      - Похоже, что люди отсюда просто ушли, - осторожно заметил Майкл. - Не торопясь, ничего не оставляя. Я, признаться, боялся наткнуться на трупы.
      - Трупы! - Рида презрительно дернула плечом, уничтожая тем самым такую возможность в зародыше.
      Затем, однако, снизошла до объяснений.
      - Война на Дреймуре в настоящее время, чаще всего война нервов. Эти земли находятся вблизи от границы Аржента и Туле. Для того, чтобы выселить людей из поселка Туле не обязательно было применять силу - достаточно просто намекнуть, что она может быть применена. С государством, которое больше твоего в шесть раз, не очень-то поспоришь.
      - Но почему космодром построили так близко от границы?
      Рида улыбнулась так, что все лицо осветилось.
      - Когда его строили, никто и предположить не мог, что Аржент осмелится претендовать на эти земли...
      (С огромным удовольствием она вспомнила бело-зеленую плесень, наползавшую на пограничные гарнизоны Туле. Она затягивала все: стены, оружие, одежду, продукты, и от нее не было никакого избавления. С иллюзией, сотканной мастером, тоже не очень-то поспоришь. Гарнизоны держались два месяца. Потом Туле уступила зараженную территорию соседям. Разумеется, плесень тут же исчезла)
      Рида тряхнула головой.
      - Ладно, все это прекрасно, но не избавляет нас от вопроса "Что делать дальше?". Посидите здесь, а я пойду на разведку.
      Вернулась она нескоро и принесла с собой запахи пыли и сырой штукатурки.
      - Все не так уж плохо,- сообщила она, отряхивая ладони. - Они очень любезно оставили нам целую лодку с веслами и запас факелов. Можно конечно попробовать переночевать здесь, но это почти нереально.
      - Отчего же? - спросил Майкл.
      - Из-за сегодняшней бури. Когда здесь жили люди, поселок в дни прилета кораблей накрывался силовым полем, но генераторы они, разумеется, взяли с собой. Если зверье захочет нанести нам ночью визиты, придется рассчитывать только на ружья. А я - не первоклассный стрелок, да и вы тоже.
      - Но вы так уверены, что здесь есть хищники? Я всю дорогу ничего не слышал.
      - А зачем им шуметь? - удивилась Рида. - Ночь продлится еще часов десять, и если к утру сюда заявится семейка медведей, мы будем иметь очень бледный вид.
      - Ну, хорошо, что вы предлагаете?
      - Спустить лодку к реке и плыть вниз, в Аржент. Нам все равно придется это сделать, другого пути в Геспериду нет. Гроза через час, примерно, утихнет. К утру будем в цивилизованной части Аржента - у меня там дом недалеко от реки. Отдохнем пару дней перед путешествием в Геспериду.
      - Ну, если вы так считаете, - Майкл с сомнением глянул в разбитое окно. - В конце концов я вас для того и нанимал.
      - Бросьте, Майкл, не воспринимайте все так трагически! - махнула рукой Рида. - Подумайте, как рада будет Мария, когда вы ей все это расскажете!
      Лодка отдаленно напоминала пирогу, но была шире и устойчивей. Вместо уключин - просто две кожаных петли. Майкл с Ридой без труда дотащили ее до реки.
      Уже у самой воды, в камышах, они кого-то спугнули. Захрустела трава, Рида выстрелила, не целясь, и белесый клок тумана с жалобным воем поднялся из ближайших кустов и короткими галсами полетел против ветра на другую сторону реки.
      - Vagabund noctus - ночной бродяга. Оружие они еще уважают, - заметила Рида удовлетворенно.
      Вторым рейсом, без всяких приключений они доставили рюкзаки. Рида зажгла два факела и укрепила их на носу и на корме. Майкл столкнул лодку с мели и, как ему показалось, довольно ловко в нее вскочил. Вскоре заброшенный поселок исчез за поворотом реки.
      Гром утих, снова стало темно, и лишь на горизонте сверкали алые зарницы. Иногда Рида тихонько чертыхалась, увидев в воде упавшее дерево или корягу, но пока ей удавалось обходить все препятствия. Майкл незаметно задремал.
      Разбудил его тихий голос Риды
      - Проклятье, только этого мне еще не хватало!
      Майкл поднял голову, но тут мимо него что-то свистнуло, обдало волной горячего воздуха и с пронзительным криком: "Ха!" - довольно ощутимо ударило его по щеке.
      Землянин отпрянул и увидел над собой крылатую тень, которая медленно набирала высоту, готовясь к новой атаке.
      - Расчехлите-ка ружье, Майкл! - велела Рида, налегая на весла. Попасть не пытайтесь, достаточно просто их отпугнуть.
      Повторять ей не пришлось. Едва черная тень появилась снова, а за ней из темноты вынырнула вторая, Майкл схватил ружье и выпалил. С перепугу он дернул сразу за оба курка, и отдача сбросила его со скамьи на дно. Лодка угрожающе закачалась, птицы рванулись в разные стороны. Майкл послал Дреймур ко всем чертям, и тут же проклятая тварь пронеслась над самой головой Риды и, похоже, успела цапнуть ее за плечо.
      Майкл охнул от испуга, пожалуй в первый раз за многие годы, и тут же разозлился на собственный страх, неумелость, и на эту чертову планету, которая слишком много от него требовала.
      Собрав в кулак волю и фантазию, он представил, будто все еще находится в корабельном тире, сел, перезарядил ружье и вскинул его навстречу летящей птице. В это мгновение он вдруг ясно увидел ее: поблескивающие синим крылья (размах метра полтора), длинное, гибкое, полузвериное тело, покрытое шерстью, серые когти, короткая шея, большие тусклые глаза, увесистый клюв.
      Он ждал терпеливо, позволяя птице падать прямо ему на голову, и когда она увидела-таки в последний момент ружье и повернула, он выстрелил.
      Отдача снова его подвела, и он попал не в подставленный бок, а куда-то в сгиб крыла. Птица крикнула, отчаянно забилась и свалилась в воду, а Майклу в голову ударила горячая волна восторга.
      - Есть! - крикнул он, гордо повернулся к Риде и застыл.
      Метрах в десяти перед носом их лодки вода бурлила, вскидывая белую пену, и с ревом прорывалась сквозь каменный заслон. Об эти камни через несколько секунд разобьет их лодку.
      - Рида, берегитесь! - закричал Майкл и схватился за борт.
      Он видел, что избежать крушения невозможно, и единственный выход сейчас - прыгать в воду и пытаться выплыть на берег.
      - Сидеть! - рявкнула Рида. - Не двигайся! Не смотри туда! Зажмурь глаза!
      Сам не понимая, почему, он подчинился. В голову пришла дурацкая мысль: "От голоса Ричарда-I приседали кони. Я их понимаю." Он почувствовал, как Рида дважды взмахнула веслами потом сложила их, и лодка понеслась прямо в пасть порогу. "Она сумасшедшая," - понял он, но глаза не открыл и только крепче вцепился в борта. Лодка трещала, раскачивалась вокруг гудела, выла, будто живая, вода. Каждую секунду он ждал последнего удара.
      А потом вдруг все кончилось. Снова было тихо. Снова они скользили по темной реке Снова горели над ними холодным огнем звезды. Он оглянулся, но страшные камни уже скрыла темнота.
      Рида сидела, не шевелясь, смотрела на сложенные на коленях руки.
      - Господи, Рида, вы это сделали! Вы прошли через камни! Как вам, черт возьми, это удалось?!
      Она медленно покачала головой.
      - Н-не знаю. Потом расскажу, - и снова взялась за весла.
      Час спустя, она попросила:
      - Майкл, подмените меня ненадолго.
      И остаток ночи они так и плыли - меняясь через каждый час.
      Звезды заметно потускнели, то и дело по кронам деревьев проносился ветер. На рассвете лес зашевелился, словно довольная, наигравшаяся кошка, и выпустил из своих когтей лодку.
      Из розового тумана стали возникать поселки, а может, маленькие городки - церковь, несколько магазинов на площади, дома, окруженные садами, а кое-где огородами. Между поселками, по берегам реки тянулись темные террасы виноградников.
      На улицах стали появляться первые прохожие. Они останавливались, удивленно провожая глазами путешественников.
      Когда солнце выскочило наконец из-за горизонта, Рида направила лодку к берегу и с размаху крепко посадила ее на песок.
      - Умираю, спать хочу, - объяснила она, - а до дома еще часа четыре. Что будем делать - подремлем прямо здесь, или пойдем проситься на ночлег?
      По голосу, по ее напряженным плечам Майкл без труда прочел, что она не хочет уходить, более того - чего-то опасается.
      - Ладно, остаемся, - легко согласился он, чувствуя себя эдаким лихим парнем, которому все едино - хоть спать на досках, хоть сражаться всю ночь с птицами-людоедами.
      Рида соскочила на песок и, присев на корточки, принялась изучать нос лодки.
      - Что-то еще случилось? - поинтересовался Майкл.
      - Нет, халоймес. Ерунда. Я просто ищу следы от ударов о камни, и не нахожу.
      Майкл не поленился - вылез, убедился, и, пожав плечами, отправился на корму - спать. Не с дурной же головой решать неразрешимые загадки!
      Рида заснуть так и не смогла, барахталась где-то на границе, то проваливаясь неглубоко, то от самого чувства провала, просыпаясь. Наконец она сдалась, перевернулась на спину и отпустила на волю тревожащие ее мысли.
      "Если Туле забыла про "плесневую осаду" и снова попыталась отвоевать космодром, значит Юзеф не слишком прочно сидит в кресле мастера.
      Поэтому не стоит торопиться и всенародно объявлять о своем прибытии.
      С другой стороны, когда они доберутся до дома, придется, похоже. скинуть этого рыжего симпатягу Майкла на чьи-нибудь широкие плечи (Конрада, например) а самой заняться делами.
      Потому что пороги не возникают из ничего, особенно в тех местах, где их отродясь не было.
      Только теперь никакого джокерства, никакой Темной Завесы.
      Потому что во второй раз оттуда можно и не вернуться."
      И с этой мыслью она поплыла наконец к темному берегу сна без сновидений.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Четырнадцать лет назад. Купол Лоренца.
      Впервые Рида поняла, что любит Клода, когда ее (двенадцати лет отроду) отправили "приобретать лоск" в колледж для юных леди. Было это в одном из крупнейших "закрытых" городов Туле, под куполом Лоренца.
      Считалось, что она получает образование почти на самой земле, хотя верней было бы сказать: "под землей"
      Город был весьма благоустроенный, с парками, городками аттракционов, бассейнами, видеотеатрами, но Риде он казался сущим адом.
      Ее вырвали из милого сердцу заколдованного мира и засунули сюда. Ни в здешних предметах, ни в людях, она не видела ни капли жизни - сплошной эрзац и ощущение жеваной бумаги во рту. (Потом, когда она попала на Землю, все повторилось.)
      Ни отец, ни мать в колледже не появлялись, им вполне хватало каникул. Рида в глубине души была этому рада. При них она могла разреветься, напугать всех вокруг, а помочь ей они все равно не смогли бы. Только Клод знал, как с ней надо говорить. Только его визиты и посылки помогли ей тогда выжить.
      - Я не знаю, как доживу до каникул, - жаловалась она Клоду. - У меня все время все внутри болит, словно перекрученное. Я тут сама как мертвая.
      - Эй, подожди, не все сразу! - говорил он и трепал ее по волосам. - У мертвых внутри не болит. Ты уж выбирай. Или - или.
      - Ну, может я живая, а с другой стороны немножко мертвая, как Прозерпина.
      - Вот это уже лучше. Идея интересная. Я тебе, Прозерпина пяток книжек подберу на эту тему, чтоб ты не грустила, а если и грустила, так с толком. Кстати, скоро твой день рождения, если я не ошибаюсь. Не придумала еще, что тебе подарить?
      И тогда Рида сделала единственную попытку внести ясность в их отношения.
      - Если ты ответишь на один вопрос, то никакого другого подарка мне не надо.
      - Вот как? Совсем интересно. Давай, спрашивай.
      - Ты случайно не мой отец?
      Клод усмехнулся.
      - Совсем случайно?
      Потом замолчал.
      - А ты хотела бы? - спросил он, наконец.
      - Да.
      - Тогда, давай, для нас с тобой это будет так, а больше никому знать не обязательно. Договорились?
      Она согласилась.
      А потом она стала джокером.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      О СМЫСЛЕ СМЕРТИ
      29.06. Аржент.
      Дреймурцы сохранили земные минуты и часы, только этих часов в дреймурских сутках насчитывалось без малого тридцать восемь. Для Риды, когда она прилетела на Землю, время вдруг сжалось и полетело с сумасшедшей скоростью. И только выучка мастера иллюзий помогла ей тогда справится с непрерывным головокружением.
      Для Майкла же, наоборот, утро растягивалось, вытягивались в нить облака над горизонтом, земля изгибалась пологими холмами, медленно вращались на излучинах берега реки. Впервые, с того дня, когда он стал айсом, время и пространство прекратили бешеную скачку вокруг него, незаметно улетучилось ощущение, что "жизнь - это когда идешь по канату, все остальное - ожидание жизни". Короче говоря, эта планета и эта женщина, похоже, вознамерились превратить его в примитивного обывателя.
      Когда к полудню долгого дня на горизонте возник город-сказка - белая крепость на острове, подъемный мост, мощеные брусчаткой улицы, по которым стучали колесами экипажи, черепичные крыши, огромный парк - Майкл не удивился. Чего-то вроде такого Диснейленда он и ожидал.
      - Аргенти-сити, столица Аржента, - объяснила Рида, направляя лодку под мост.
      Город, как это и полагалось в древние времена, располагался в месте слияния двух рек.
      - А крепость - памятник героям основателям?
      Рида рассмеялась, откидывая челку со лба.
      - Ее построили четыре года назад, для музея и картинной галереи. Может, это смотрится немного провинциально, но я, признаться, до сих пор горжусь...
      - Чем гордитесь?
      Она промычала что-то неопределенное, пытаясь подладиться к течению большой реки, а когда ей это удалось, сообщила с серьезно-невинным видом:
      - Горжусь собой, и своей родиной.
      Майкл принял к сведению и эту шараду. Не надо мешать событиям сгущаться вокруг.
      Рида с утра задавалась вопросом: что изменилось в ее госте? И, наконец, поняла: он снял очки. Мысленно она захихикала и потерла руки от удовольствия. Эвристик оправился от культурного шока и был сейчас как флюгерок - нос по ветру. "Я же знала, что они у него для понта!" - подумала Рида.
      И вот на высоком холме сверкнул белыми стенами легкий, такой же нереально-красивый, как и крепость дом. Веранда-фонарик, высокие арки, увитая плющом терраса.
      Это зрелище и Риду не оставило равнодушной. Она отпустила весла и засмотрелась, так что лодка едва не врезалась в деревянную пристань. Столкновения Рида в последний момент избежала, а вот лески двум мальчишкам, рыбачившим у причала она порвала.
      - Ты что, глаза потеряла? - вскричал старший в порыв справедливого возмущения. - А ты зачем весла девчонке даешь?
      Рида подарила разгневанному рыболову самую ясную свою улыбку и кинула конец веревки.
      - Прости, ради Бога, я и правда замечталась, как дура. Помоги причалить.
      Старший, неожиданно для самого себя, повиновался. Девушка соскочила на причал.
      - Вы чьи же сыновья будете? - спросила она все так же улыбаясь. Питера ван Хольпа?
      - А сама-то ты кто такая?
      - Рида.
      Майкл зажмурился, тряхнул головой, и снова открыл глаза. Нет, ему не почудилось. Мальчишки одновременно, как по команде, опустились на колени на пыльные доски пристани. Рида, ничуть не смутившись, шагнула вперед, дотронулась до плеча одного, затем второго, и заставила их подняться.
      - Бегите в дом, скажите, что мы приехали. Пусть пришлют двух человек за рюкзаками.
      - Хелла7 Рида, вы навсегда вернулись? - спросил старший.
      Она махнула рукой.
      - Бегите.
      - Это что, обычное приветствие на Дреймуре? - спросил Майкл, когда они снова остались вдвоем.
      Рида уловила скрытый упрек.
      - Ну да, я знатная и богатая, - сказала она со вздохом. - И это еще не худшее, что со мной случалось. Но ведь вы не хотите расторгнуть контракт? И не откажетесь быть моим гостем?
      - Не хочу. Не откажусь, - ответил Майкл, а про себя добавил: "Хотя ума не приложу, на что тебе это сдалось".
      Трое дреймурцев повстречали путешественников на полдороге, и Майкл даже не вздрогнул, когда шесть колен согнулись перед Ридой. Все трое улыбчивые, загорелые. В каждом движении та же бессознательная точность, которую Майкл заметил у Риды.
      - Питер ван Хольп, мой управляющий, - представила она того, что постарше. - Майкл Граве, писатель с Земли. А вы, ребята, наверное новенькие? Рада познакомиться. Ну, как у нас дела?
      - Хелла Рида, признаюсь честно, мы только вчера получили ваше письмо, - ответил Питер. - почта за это время лучше работать не стала. Но мы очень старались, и кое-какой порядок все же навели. Но главное - вы вернулись. Теперь Дом Ламме по-настоящему оживет.
      Майкл вздохнул с облегчением. До сих пор его сильно волновал языковой барьер. Но, кажется, обойдется. Автопереводчики на Дреймуре не работали, но на корабле Майкл успел взять несколько уроков у Риды. В Арженте и в Нефелле говорили на диалекте, происходящем от голландского и испанского. Оба эти языка были знакомы Майклу, да и эксперимент несколько усилил его способности. Так что, общий смысл беседы он сейчас понимал.
      Они подошли уже к высоким, узорного литья воротам, когда Майкл услышал странные крики. Какой-то ребенок-невидимка (где он мог спрятаться?) вопил в восторге:
      - Ура! Ура! Пришла! Ура!
      Но самое удивительное - слова раздавались не в ушах, а казалось, прямо в мозгу.
      Рида захлопала в ладоши и закричала:
      - Ламме, малыш, беги скорей сюда!
      От дома ей навстречу бежал какой-то темный мохнатый комок, украшенный сзади огромным пушистым хвостом.
      Теперь уже Рида сама упала на колени и позволила этому гибриду чау-чау и хорька облизывать ей лицо, тыкаться носом в живот, покусывать руки. При этом гибрид, не переставая, вопил на человеческом языке:
      - Ура! Пришла! Бродяжка! Пришла!
      - Вот, познакомьтесь, - сказала Рида, запуская обе руки в густую темную шерсть. - Ламме, хранитель дома. Телепат. Не смотрите на меня так Ламме, это мистер Граве с Земли.
      Зверек обнюхал ноги Майкла, сморщил нос, и Майкл явственно услышал:
      - Чужой. Самец. Укусить нельзя?
      - Нельзя, - ответила Рида и обняла зверька за шею. - Относиться как к почетному гостю. Кстати, где Юзеф? Ему уже достоинство не позволяет спуститься? Будет принимать нас в тронном зале?
      - Йонгфру8 Рида...
      Майкл резко повернулся к управляющему. Землянин, разумеется, не понимал, о чем идет речь, но ясно почувствовал сейчас что-то случится.
      - Где Юзеф? - переспросила Рида.
      - Йонгфру Рида, мастер Юзеф умер полгода назад. Мы не смогли найти вас тогда.
      Рида разжала руки и отпустила Ламме.
      - Nein,- прошептала она, - wie kann es dos sein?9
      И тут же поправилась:
      - Как это случилось?
      - Ночью в башне. Он вызвал демона, с которым не смог справиться. Демон его убил, - сказал управляющий, не глядя на нее.
      - Демон? Какой, к черту, демон? Какая башня?!
      - Я не знаю, хелла Рида.
      Майкл увидел, что Рида сейчас расплачется.
      - Es ist bescherben, - сказал он тихо, - Так было суждено.
      Дальше идиша не хватило, и Майкл добавил по-немецки:
      - Dieses Demon heit Schicksal. Этого демона зовут Судьба.
      И Рида снова сжала зубы и вскинула голову.
      - А где Конрад?
      - Мейнхеер10 Конрад исчез тогда из Дома Ламме. Потом он пришел в монастырь Святого Сердца и с тех пор живет там. Говорят, что он не произнес с тех пор ни слова, хелла Рида.
      - Пикколо?
      - Я не знаю. Он тоже ушел отсюда.
      Рида замолчала, но Майклу было достаточно ее лица. Недоумение, гнев, растерянность. Потом, на мгновение, страх. Потом губы ее сжались, глаза сузились, словно она поймала кого-то на прицел своей винтовки. Она коротко выдохнула, восстанавливая дыхание, встала, отряхнула колени.
      - Все хорошо, прекрасная маркиза. Майкл, похоже, наши планы меняются.
      - Рида, ради Бога, не думайте обо мне. Делайте то, что считаете нужным.
      - Я думаю, это ненадолго. Вы пока позавтракаете, отдохнете. А потом я пришлю кого-нибудь, чтобы показать вам дом и парк. Разрешу ему отвечать на любые ваши вопросы. А к вечеру я вернусь. Хорошо?
      - Рида, я уже говорил, делайте то, что считаете нужным.
      - Ладно. Теперь дальше. Кобыла ваша околела... Сверчок жив?
      - Конечно, хелла Рида.
      - Оседлайте его для меня. Я схожу на кладбище, потом перекушу и поеду в монастырь.
      - Хелла Рида, позвольте, я пошлю кого-нибудь с вами, чтобы помочь вам найти могилу.
      - Это зачем еще мне может понадобиться помощь?
      - Хелла Рида, простите, но мастера Юзефа похоронили за оградой.
      - За оградой?
      - Он был убит демоном. Священники запретили класть его вместе со всеми. Мы ничего не могли сделать.
      - Ах да, демон! Совсем забыла. Ничего, я сама справлюсь. Поплутаю немного и найду. Постарайтесь, чтоб мейнхееру Граве у нас понравилось.
      Место, где спал теперь Юзеф, оказалось не таким уж плохим. Высокая трава, заросли черемухи и лунноцвета, недалеко река, сквозь деревья слышен ее голос. Могила тоже выглядела пристойно: ее ничем не придавили: ни памятником, ни плитой. Только обтесанный камень с именем и датами, да и тот в стороне, чтоб легче было лежать.
      Рида поморщилась. Это было очень глупо: сначала от изумления она соскользнула на язык своей кормилицы, на котором не говорила лет двадцать, а теперь полезли предрассудки, почерпнутые некогда из того же источника. А сейчас, как никогда, нужна холодная голова. Хотя бы для того, чтобы понять, что произошло.
      Рида бросила куртку на землю, села на нее и снова сказала себе: "Юзеф мертв".
      "Бесполезно. Не понимаю. Стена в мозгу.
      В первый день, первой пулей в лоб.
      Собственно говоря, ничего невероятного в этом нет.
      Что я, покойников что ли не видела?
      И погиб он, как и пристало джокеру, за Темной Завесой.
      Тоже ничего странного.
      За Темной Завесой каждый шаг может оказаться последним.
      Джокеры что-то вроде первых авиаторов. Риск тот же.
      Господь карает дураков.
      Но это теоретически. А практически ничего не понимаю.
      Смерть. Стена в мозгу.
      Или наоборот - провал в пустоту.
      Рука не находит опоры.
      Ничего не вижу.
      Умер? Не понимаю!
      Что говорят детям? - "Мама уехала".
      Куда уехал? Зачем? Как он там живет? Где письма?
      Как понять?
      Если бы я поняла - смогла бы заплакать.
      Если бы заплакала - стала бы человеком.
      Умер? Что это значит?
      Пустое место за столом.
      Рука, протянутая за ножом, за книгой, за листом бумаги останется пустой.
      Конь в конюшне никогда не ощутит на себе знакомой тяжести.
      Страницы книг не почувствуют пальцев.
      Половицы - каблуков.
      Мир станет беднее на один звук шагов, на один оттенок волос, на несколько неповторимых жестов, словечек.
      Пустота.
      Это все, что ты можешь вспомнить?
      Книги, лошади, половицы - а где человек?
      Твой друг. (Настолько, насколько ты способна дружить.)
      Твой ученик. (Это значит, когда ты устала, ты свалила на него свою ношу.)
      Твой приемный сын. (А какие дети еще у тебя могут быть?)
      Где он?
      Пожалуйста.
      Юзеф Бринкер. Семнадцать лет. Темные волосы, серые глаза.
      Мальчик, которому снились кошмары.
      Мы возвращались с Конрадом из Туле, из грабительского набега за виноградной лозой. Это была самая невероятная авантюра, какую только можно вообразить. В Туле я была вне закона. Немногие верили, что мы хоть что-то добудем. Еще меньше - что вернемся назад. Мы сделали и то и другое. И в маленьком городишке на Гелии мы отдыхали.
      Как он назывался? Не помню. Помню только дом и сад, заходящее солнце на вершинах яблонь.
      Семья - мать, отец, дочь, уже сама с ребенком, и сын.
      Мне было не до них. Но я тогда была джокером в полной силе - двадцать лет. И ночью я отправилась путешествовать по снам обитателей дома.
      Надолго задержалась в мерцающих сновидениях малыша, а потом попала в до боли знакомый кошмар.
      Они все: родители, друзья, любимые, просто попутчики, просто люди уходят, уезжают, удаляются, ты видишь, но не можешь догнать.
      Дорога неожиданно начинает взбираться в гору, на какие-то совсем уж отвесные кручи, внизу шумит вода, кружится от высоты голова, ноги скользят в песке, воздух плотный, вязкий, в нем приходиться плыть короткими рывками, а крик остается у тебя же во рту.
      Только на этот раз брошенной была не я, а этот темноволосый мальчишка, которого я днем и не разглядела толком.
      И я не позволила ему проснуться, как обычно, от страха, с подступающим к горлу сердцем.
      Я толкнула его в спину - ладонью между лопаток и велела: "Лети!" И он послушался.
      Два-три широких шага, ботинки уже только царапают песок, а потом все обрывается, земля уходит со страшной скоростью вниз, и ты уже в синеве, в безбрежном океан. И какая теперь разница, за кем ты гнался? Для чего? Все забыто ради проснувшейся в тебе невероятной силы.
      Но даже тогда у меня еще не было никакой задней мысли. Я частенько так забавлялась - разрушала чужие кошмары. Что мне, трудно что ли?
      А вот наутро он спускался по лестнице к завтраку, увидел меня и застыл.
      Тоже ничего странного. Мне частенько приходится встречаться наяву с теми, с кем я уже виделась во сне. И реакция бывает самая разная: недовольство, страх. Кто-то отмахивается: "Не может быть!"
      А тут - восторг.
      "Так значит, все это было на самом деле!"
      Взгляд его меня и покорил.
      Я спросила:
      - Как тебя зовут?
      - Юзеф.
      - Тебе часто снятся кошмары?
      - Не очень.
      Врет.
      - Знаешь, кто я?
      - Вы - Рида Светлая.
      - Хочешь, возьму тебя с собой, и научу, как бороться с дурными снами?
      - Хочу.
      - Но смотри, это будет тяжело и страшно. Запомни, что ты в любой момент можешь уйти.
      - Я не уйду.
      Он и правда не ушел. Хотя, я не раз думала, что утром его не увижу.
      Конрад с Пикколо устроили ему полную обструкцию. (Конечно, неосознанно, но от этого же не легче!)
      Еще бы - на место интеллектуала Кэвина в нашу компанию пришел этот типичный мещанин во дворянстве, который и говорил-то не всегда грамотно.
      Я отдирала от него старые привычки буквально молотком и зубилом.
      Как он бледнел, садясь в седло!
      Как цеплялся за свою челку! Косую, до бровей, чтобы закрыть лоб, спрятать глаза.
      В конце концов, я заявила: "Если завтра увижу тебя с челкой - сама подстригу".
      Этого унижения он вынести уже не смог и побежал к парикмахеру.
      А наутро Пикколо воскликнул: "Да у него же совершенно флорентийское лицо!"
      (Что он тогда имел в виду - непостижимо, особенно, если учесть голландско-польское происхождение Юзефа. Но, наверное, это был комплимент.)
      А потом, когда я поняла, что больше не смогу быть джокером, я отдала ему все - замок, земли, свое имя, свою власть. Он один знал о моем побеге.
      Помню, когда я собирала вещи...
      В спешке, в расстроенных чувствах, потому что уезжать из Дома Ламме, это было все равно, что отрывать бинт от раны.
      Я застыла на стремянке с маленькой копией "Святого источника" Дени в руках и спросила: "Может оставить ее тебе?" - мы оба любили ее одинаково.
      И Юзеф, новоиспеченный мастер иллюзий, в припадке щедрости воскликнул: "Да кантуй ее в бросайер!" (Имелось в виду: "Бросай в контейнер!")
      И благодаря ему, я вспоминала свой отъезд не иначе, как смеясь.
      И вот, вернувшись, я наткнулась на этот холмик.
      Невероятно.
      Конечно, он мог умереть, но почему так рано?
      Они на мне сразу поставили крест.
      Постой, что это? При чем тут это?
      Не помню.
      О чем я думала до?
      Где он ошибся?
      Почему так быстро - и двух лет не прошло?
      Стой, вот что!
      Они на мне сразу поставили крест.
      В первый день. Первой пулей в лоб.
      Дети любят в театре вскакивать с мест.
      Я забыл, что это окоп.
      Потому что даже смерть джокера имеет свою причину.
      Он ошибся. О чем-то забыл.
      Или о ком-то?
      Может быть.
      И знать это очень важно.
      Потому что (И это первая ясная мысль, за которую можно уцепиться.)
      Потому, что мне придется идти следом за ним".
      Черемуха уже давно облетела, но лунноцвет все еще был усыпан белыми гроздьями цветов. Рида наломала веток и укрыла этим живым покрывалом всю могилу. Уже не для Юзефа, для себя, чтобы оставить зарубку на память.
      И, как это часто бывает на похоронах, она грустила больше не о покойном, а о себе. О том, что хоть и отказалась от власти мастера иллюзий, но человеком так и не стала, и не может даже оплакать Юзефа по-настоящему.
      "Хотя, разве ему это сейчас нужно? А мне?"
      Когда Рида вернулась домой, Майкл уже мирно спал. Она велела подавать завтрак и поднялась в свою комнату. Новую, купленную на Земле куртку уже украшала свежая прореха - там, где прошлись птичьи когти. Со временем, конечно, от этих прорех и заплат куртка станет еще ближе и роднее, но сейчас Рида поморщилась и бросила ее в кресло.
      И тут услышала отчаянный вопль Ламме из подвала: "Ай-яй-яй беда!"
      Она бросилась на помощь своему любимцу и застыла.
      Ламме имел в виду ее.
      На кровати сидела, нервно подергивая усами, сфиксида.
      Не огромный хищный ящер Южного Материка, нет, его младший брат, вернее сестра с севера. Молодая самка, размером с леопарда, с бурой складчатой кожей, тяжелыми лапами и серебристой гривой на шее и хребте.
      Ее нижняя челюсть мелко дрожала, словно от смеха, глаза то затягивались мигательной перепонкой, то открывались, и все это не предвещало ничего хорошего. Незнакомая обстановка, чужие запахи и звуки уже взвинтили дикого зверя, и, как только страх достигнет предела сфиксида прыгнет.
      "Ламме, замолчи пожалуйста!" - мысленно попросила Рида.
      Зверек больше ничем не мог ей помочь, но, наверно, переполошил уже криками весь дом. А что толку? Дверь-то на задвижку закрыла она сама, как это всегда бывает.
      И что теперь? Осторожненько попробовать открыть? Или позволить тем, кто снаружи, выломать дверь?
      Бесполезно. Зверюга успеет раньше.
      Рида когда-то охотилась с ручными сфиксидами и была высокого мнения об их реакции.
      Рида так и стояла неподвижно, осмеливаясь смотреть только на задние лапы сфиксиды. В старое время она, не раздумывая долго, ушла бы за Темную Завесу, и ищи ее! Но сейчас, без подготовки, это было верное самоубийство.
      И тут ей еще кое-что пришло в голову.
      Дикую сфиксиду не затащишь силком в комнату.
      Нужна клетка, а клетки не видно.
      Это дает один ма-аленький шанс.
      "Собственно говоря, я ничем не рискую, - подумала Рида. - Если я ошиблась, и это дикая сфиксида, я все равно уже покойница"
      Осторожно она отступила на шаг назад, медленно-медленно дотянулась до маленькой подушечки в кресле...
      (Благослови, Господь, мещанское воспитание Юзефа!)
      ... и шваркнула ее об пол. (Первое резкое движение.)
      Они прыгнули одновременно.
      Сфиксида - вниз. Рида откатилась в сторону.
      Бог хранит безумцев.
      Сфиксида выбрала ту жертву, которая по размеру напоминала ее обычную добычу.
      Пух запорошил ей морду и она гневно зашипела.
      В ту же секунду Рида оказалась у нее за спиной, обеими руками схватила за загривок, подняла в воздух и тряхнула.
      Как наказывает хозяин, когда натаскивает сфиксиду на дичь.
      Как наказывает ящеров в стае вожак.
      - Даун! - рявкнула Рида, прижимая хищницу к полу.
      И с восторгом почувствовала, как расслабляются мышцы под ее пальцами.
      - Даун, - повторила она, придавив хребет зверя для убедительности коленом.
      Сфиксида тяжело задышала и легла.
      Свободной рукой Рида откинула задвижку.
      Среди мужчин, тут же заполнивших дверной проем, она к своему немалому изумлению увидела Майкла.
      Полдюжины револьверных дул нацелились на зверя, а заодно и на нее.
      - Не стрелять! - велела Рида. - Майкл, дайте-ка мне на минутку ваш ремень. Остальные - освободите дорогу.
      Соорудив из ремня что-то вроде ошейника, она вывела сфиксиду за ворота и отпустила. Та, не заставив себя упрашивать, шмыгнула в ближайшие кусты. Рида понадеялась, что она вернется к хозяину, передаст ему привет.
      Под колено ей ткнулся знакомый мокрый нос.
      - Спасибо, Ламме, - прошептала Рида, ей не хотелось, чтобы их услышала понабежавшая из дома прислуга. - Как она попала в мою комнату?
      - Я не знаю, - голосок у Ламме был тихий и жалобный.
      - А кто-нибудь вообще заходил туда?
      - С тряпками для окон, для постели. Но без твари. Я чуял - ее не было.
      - Хелла Рида, прикажете обыскать дом?
      Все-таки их услышали.
      - Прикажу всем возвращаться к своим делам. Обыск ничего не даст. Я еду в монастырь.
      Главное сейчас - Конрад.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Двенадцать лет назад. Туле.
      Это случилось, когда Риде было четырнадцать лет. Как раз после того, как установились месячные.
      Она приехала домой на каникулы. Специально ею никто тогда не занимался - взрослая уже девочка, сможет сама себя развлечь. И она чаще всего валялась на балконе с книгой, или ездила верхом.
      Вот и в тот день она поехала на Гальгеберг - Гору Висельников. Была недалеко от их дома гора с таким вот романтическим названием, а вокруг огромный запущенный парк.
      Осень в тот год была ранняя, на всех тропинках лежали бурые, преющий листья. Из расселин между скалами вылезали осыпанные темной ягодой кусты. Ягоды после недавних дождей уже размякли и забродили. Впрок собирать их было нельзя, но вкус - терпкий, пьяный - Рида потом помнила всю жизнь.
      Она привязала лошадь внизу, у подножия скал, а сама полезла за ягодами. Наверху все еще было довольно цивилизованно, между утесами вились узкие дорожки, попадались полусгнившие остовы скамеек. Кое-где приходилось, правда, прижиматься к стене, но Риде нравилось преодолевать свой страх.
      Так, она и бродила где шагом, где ползком, в сладком бездумье наслаждаясь волей, и вдруг услышала, как за поворотом посыпались вниз мелкие камешки.
      Рида тогда не обратила на это внимания. Обогнула скалу и остановилась в недоумении. Валун что ли скатился на тропинку?
      Но тут валун выпрямился во весь рост и Рида онемела. Это был серый медведь собственной персоной.
      Здешних медведей завезли некогда с Земли первые колонисты для борьбы с местной фауной. Теперь, когда в них не было нужды, они одичали и измельчали. Тот, что стоял сейчас перед Ридой на задних лапах, едва ли достигал двух метров. Но и того было достаточно.
      Их разделяло шагов пять. Справа, разумеется, скала, слева - обрыв. Поворачиваться и бежать нельзя, она знала это твердо. Ружье, конечно, было с ней, только заряжено дробью. А ранить сейчас медведя - верная смерть.
      Он был не слишком зол, но недоволен. Девочка стояла у него на дороге. А уйти ей было некуда.
      И тогда она стала танцевать. Едва ли этот танец получил бы премию на конкурсе. Она просто переминалась с ноги на ногу, похлопывала тихонько-тихонько в ладоши и приговаривала хриплым голосом: "Нам не страшен серый волк! Нам не страшен серый волк!"
      На мишку она не смотрела. И осмелилась поднять глаза только тогда, когда снова зашуршали камешки.
      Справа в скале была узкая, заросшая кустами расселина. По ней медведь и взбирался наверх. Рида увидела только его круглый зад. Подумала: "А не жахнуть ли сейчас дробью снизу? Сорвется, и костей не соберет". Но, конечно, стрелять не стала. Бросилась бежать.
      И шагов через двадцать наткнулась на Клода. Вернее, уткнулась в Клода. Ее тогда даже не удивило, что он оказался здесь. Просто была счастлива.
      А он, как только убедился, что она цела, здорова, не сошла с ума, и все еще в таком ступоре, что не чувствует страха, обнял ее за плечи и сказал:
      - Пошли. Я должен тебе кое-что показать.
      Они поднялись выше, на бывшую смотровую площадку. Туда, куда Рида вышла бы сама, не попадись ей на пути мишка.
      И тут она увидела.
      Маленький вертолетик с автономным генератором защитного поля. (Стоит бешеные деньги.)
      Трое человек с винтовками.
      В стороне маленькая красная горка - огнетушители.
      Вырванная с корнем, разбросанная трава.
      И - открытая клетка.
      - Ты уж меня прости, - сказал Клод. - Поймешь все потом, а сейчас только прости. Иначе было нельзя. Я должен быть уверен, что ты сможешь выдержать такое и не сломаешься.
      Она стояла и смотрела.
      Потом вывернулась, отступила на шаг и плюнула ему под ноги.
      Крикнула:
      - Считай, что не выдержала!
      И бросилась бежать.
      Во второй раз за этот день.
      За ближайшим кустом ее, наконец, вывернуло наизнанку, но Рида была этому только рада. Будто очистилась от всего, что с ней было. Ей хотелось убежать навсегда из дома, из Туле. Казалось, она никогда уже не сможет заговорить с Клодом, а больше ее здесь ничего не держало.
      И все же она вернулась.
      Часа через два, когда уже начала кое-что соображать.
      Облазала все окрестности, нашла гнезда, где лежали снайперы. Они все время держали медведя под прицелом.
      Так что, по большому счету ей ничего не грозило.
      Клоду она потом задала один-единственный вопрос:
      - Для чего нужно было рисковать и тратить кучи денег, если ты мог просто создать иллюзию?
      Он только посмеялся:
      - Хочешь иллюзию страха? Так дело не пойдет. Свой страх надо знать в лицо.
      И стал ее учить.
      Родители о приключениях на Гальгеберг так ничего и не узнали. Как Клоду удалось провернуть все без их ведома, осталось его тайной. За такие способности Рида его и уважала.
      Уважала и любила по-прежнему, но доверять уже не могла.
      Неправда, что дети уязвимее взрослых.
      На кораблях, терпящих бедствие, дети, единственные не сходят с ума от страха.
      Просто, когда душа молода, любая боль кажется ей величайшей несправедливостью, оскорблением. И душа сопротивляется во всю свою нерастраченную силу и не может смириться.
      Потому от детских обид остаются самые глубокие, самые грубые шрамы.
      Такой вот уродливый рубец оставило на Риде посвящение.
      С тех пор она уже не верила. Никогда, никому, ничему.
      Человек непредсказуем, а мир тем более.
      Правда может быть только сиюминутной, в следующее мгновение она оборачивается ложью.
      Впрочем, это и дает свободу. В стабильном мире степень свободы обычно невысока.
      А за такое знание можно заплатить шрамом.
      В древней Ирландии, например, для того, чтобы открыть человеку доступ в иные миры, ему отрубали руку, ногу, и выкалывали глаз.
      Так что, по сравнению с ними, джокеров можно считать гуманистами.
      А медведя Рида потом встретила еще раз. Только тогда она его уже не видела.
      Ехала верхом, в осенние сумерки, через лес, и по беспокойству лошади поняла, что он издали следит за ними.
      Рида запела тогда во весь голос: "Нам не страшен серый волк!", и медведь убрался.
      Чуял, что с нею ружье.
      А, может, его позвал тогда не голод, а смутное воспоминание о людях-хозяевах?
      А на следующий год даже следов медвежьих она не видела. То ли пристрелили, то ли сбежал в леса.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      ЕЩЕ ОДИН МЕЧТАТЕЛЬ
      30.06. Аржент
      Когда Майкл открыл глаза, за окном жарко дышал все тот же бесконечный день. Он забыл задернуть шторы, и теперь из окна открывался вид на кусок отчаянно-голубого неба, поникшие пряди плюща и обнаженное сияющее солнце.
      Как иногда бывает, сон медлил уйти, продолжался в явь, уже без образов без звуков, просто ощущением иного, невзаправдашнего мира.
      Чем-то это было похоже на эксперимент. На то мгновение, когда мир раскрылся до самой сердцевины, полыхнул семью сотнями цветов, семью тысячами звуков, семью миллионами форм. И, что самое поразительное, Майкл тогда не оглох и не ослеп, а ощущал только ровное, вневременное, какое-то стоячее счастье. "Сколь дивен мир, где посчастливилось нам жить".
      И с тех пор единственным настоящим (и неисполнимым) его желанием было вернуться туда. И малейший отблеск той "изнанки мира", увиденный в обычной жизни, обычными глазами, был драгоценен.
      Майкл лежал, закинув руки за голову, купался в солнечных лучах, и чувствовал себя каким-то беззащитным, беспанцирным моллюском. Ощущение, пожалуй, приятное, благо скорлупка тут, под боком, небрежно брошенная на кресло. Стоит только руку протянуть.
      Можно даже пофантазировать еще, представить себе, что дикое солнце этой планеты смывает сейчас толстую паутину чужих взглядов, налипшую на его лицо, плечи, спину за долгие годы, снимает маску за маской, понемногу добираясь до розового, чуткого, кровоточащего при любом прикосновении нутра.
      И опять же, бояться нечего, можно позволить себе такую немыслимую роскошь, потому что все защиты превосходно отработаны, стоит кому-нибудь постучать в дверь, и Майкл снова обретет контроль над своим лицом.
      Но по мере того, как мысли стали приобретать очертания, Майкл все сильнее ощущал растерянность.
      Обычно, ему было достаточно часа работы с компьютером, и он уже примерно представлял себе структуру общества на планете. А здесь как?
      Может ли планета существовать без компьютерной сети?
      А без голографических архивов?
      А если да, то может ли на такой планете существовать он, Майкл?
      Пока он не мог ответить на элементарные вопросы.
      Откуда такой высокий уровень жизни?
      Они могут обеспечить себя, перейдя на ручное ремесло?
      Эта изысканная мебель сделана столяром?
      Посуда вылеплена на гончарном круге?
      Скатерти и занавеси сотканы вручную?
      А хлеб? Они пашут землю в поте лица своего? Без машин, без удобрений?
      Ох, что-то не верится!
      А как был построен сей дворец?
      Стоило об этом задуматься, как благодушное настроение тут же улетучивалось. Эвристик сохранил здоровые инстинкты дикаря: все непонятное могло быть опасным.
      Но и рациональная часть сознания не дремала и тут же устыдила его. В кои то веки столкнулся с чем-то нестандартным и сразу запаниковал.
      Словом, даже здесь, на заколдованной планете, обычная жизнь быстренько взяла его в клещи. И откладывать подъем с постели не имело уже никакого смысла.
      В столовой его встретил скромно одетый молодой человек, который назвался библиотекарем хеллы Риды и предложил, согласно распоряжениям хозяйки, после обеда показать высокому гостю дом и библиотеку и рассказать ему о Дреймуре.
      Майкл молча чертыхнулся. Она читала его мысли, да еще и на несколько часов вперед.
      Дом изнутри представлял из себя легкую пародию на немецкие дворцы XVIII - XIX века. Незаметная на первый взгляд роскошь, почти нет позолоты, очень много дерева, фарфора и зеркал. На стенах ткани с набивным рисунком: цапля в камышах, китайцы в лодочках, кавалькада всадников в ночном лесу. Те же рисунки повторялись на изразцовых печах.
      Камин был один, зато огромный. В полутемном зале, где по стенам было развешано охотничье оружие, а на полу красовалась огромная серая шкура. На ней темным клубком покоился Ламме. Когда зажгли светильники, он сварливо заворчал и покинул зал.
      За окнами уходил в бесконечность огромный английский парк. На лужайке перед домом увлеченно трепали какую-то старую тряпку большеухая серебристая лисичка и толстый кот с раскосыми глазами.
      На чердаке, по словам библиотекаря, проживало семейство белок-летяг.
      Похоже, Рида брала взятки борзыми щенками.
      В библиотеку вела ритуальная галерея портретов. Только, как объяснил провожатый, госпожа Рида поместила здесь портреты не предков, а друзей. Вместо обычных картин, в рамы были вставлены голограммы. (Ого! Они-то здесь откуда?)
      Незнакомые Майклу улыбчивые загорелые люди (среди них был лишь один горбун, остальные, как на подбор, молодые тополя) замерли кто за столом над книгой, кто за шахматной доской, кто с ружьем за плечами.
      Майкл спросил, кто из них мейнхеер Юзеф и долго изучал бледное, чуть капризное лицо сероглазого мальчика. Пояс мейнхеера Юзефа был густо обвешан дичью. Майкл усомнился, что даже на Дреймуре один человек мог столько настрелять, скорее тут потрудилась целая охотничья артель.
      Была тут и Рида, помоложе теперешней года на 3-4. Стояла на крыльце, прислонившись к дверному косяку и ловила на ладонь летящую с дерева пушинку.
      В маленьком зале перед библиотекой Майкл обратил внимание на китайскую горку - низкую этажерку красного дерева и шесть фарфоровых ваз. На каждой синим кобальтом был изображен пейзаж и дата.
      Библиотекарь тут же пояснил:
      - Хелла Рида заказывала эти вазы после побед в сражениях. Она говорила, что это будет лучшим напоминанием о том, как хрупки результаты победы, и как бережно следует их сохранять.
      - Вы что же, воевали?
      - Аржент долгие годы был спорной территорией между двумя соседними государствами - Туле и Гелиадом, мейнхеер Граве. Когда йонгфру Рида приехала сюда, его как раз собирались разделить пополам. Серебряные рудники Аржента к тому времени давно уже истощились, однако они не могли поделить и эти крохи. Йонгфру Рида и мейнхеер Баязид сумели прогнать захватчиков и найти серебро в рудниках. Они вернули нам свободу.
      Взгляните в окно. Видите те четыре камня у фонтана. Это память о четырех городах, основанных ими. О четырех фортах, защищающих наши берега. Они прогнали пиратов Гелиада из наших вод.
      - Стало быть, ваша хозяйка - известная личность в Арженте?
      - Она - наша Дама Надежда, мейнхеер Граве.
      Небольшое приключение не испортило Риде аппетита. А вот предстоящая встреча с настоятелем могла бы испортить, поэтому Рида стала готовиться к ней уже покачиваясь на спине Сверчка, чинно проплывая мимо рощиц и лугов.
      "А ведь лет пять назад здесь были поля. Пшеница, ячмень..."
      И память тут же выдала ей картинку: весеннее небо, переступающие в черной жиже ноги лошадей, отточенные, словно огромные секиры, лезвия плугов, запахи конского пота и вывороченной земли. Но с тех пор, как она нашла серебро в рудниках Аржент разбогател и ему не было больше нужды выращивать самому хлеб.
      Воспоминание, как летучая рыба, сверкнув на солнце, снова ушло в глубину и Рида стала думать об отце Андрее, настоятеле Святого Сердца.
      Если убрать весь романтический флер, Святое Сердце было просто неплохой частной больницей. Если же флер оставить, оно превращалось в провинциальную версию древнего ордена госпитальеров.
      Отец Андрей отлично подходил на роль святого подвижника. Он был идеалистом, но относился пожалуй к самому безопасному их типу - с хорошей долей здравого смысла и без фанатизма.
      Нужно отдать ему должное, он доказал, что мужчины могут отлично справиться с одной из самых женских профессий.
      Риду этот феминизм наоборот очень забавлял. Она, однако, знала, что толку от Святого Сердца больше, чем от всех городских больниц вместе взятых.
      В свое время она не поленилась, сама съездила в монастырь, облазала его "мирскую часть" сверху донизу и, удовлетворившись результатами осмотра, спросила настоятеля:
      - Чем я могу помочь вам? Что вы предпочитаете: крупную сумму единовременно, или ежегодные пожертвования?
      Ответ был полностью в духе отца Андрея:
      - Мы не нуждаемся в ваших деньгах, йонгфру Ларсен. Однако здесь есть несколько душевнобольных. Если вы, с помощью ваших способностей, сможете облегчить им участь, это будет лучшим доказательством вашей доброй воли.
      - Простите, я не смогу этого сделать.
      - Почему же?
      - Потому что или их болезнь врожденная, тогда это вне моей компетенции, или они сами захотели стать такими, и тогда я ничем не могу им помочь, - ответила Рида и, тем самым, поставила на себе крест.
      В глубине души, отец Андрей воображал себя миссионером, а потому нуждался в дикарях и шаманах, продавших душу дьяволу. Эту-то роль он и отвел Риде и ее свите, впрочем, свою неприязнь он никогда не высказывал открыто, и за это Рида его уважала.
      Да и за сам монастырь стоило его уважать. Подъезжая по плавному изгибу дороги, Рида невольно залюбовалась. Это был образец облагороженной человеческим трудом, изобильной дарами природы.
      Отцветающие деревья, которые скоро согнутся под тяжестью плодов ровные, радующие глаз пышной зеленью, грядки птичник и скотный двор рыбьи садки и пруды сложенные из розового песчаника здания госпиталя и братских корпусов красные шпили церкви.
      Отец Андрей выказал учтивость - встретил ее еще в саду у колодца. Рида поцеловала его маленькую сухую руку.
      - Я слышал о вашем приезде, йонгфру Рида, но не ожидал увидеть вас у себя так быстро. Мне очень приятно.
      - Рада вас видеть в добром здравии, святой отец. Как ваши дела?
      - Спасибо, неплохо.
      - К сожалению, не могу того же сказать о себе.
      - Я глубоко соболезную вам, йонгфру Рида.
      Однако в его голосе она ясно услышала осуждение. По его мнению, ей следовало бы выказать хоть немного печали, говоря о смерти приемного сына. Однако, так далеко ее учтивость не распространялась.
      - Меня волнуют два вопроса. Тело Юзефа осматривал ваш врач?
      - Совершенно верно.
      - Я хотела бы с ним поговорить.
      - Дайте подумать... К сожалению, сейчас это невозможно - он занят.
      - А позже?
      - Если хотите, я попрошу его зайти завтра в Дом Ламме.
      (А за сегодняшний вечер он успеет объяснить, чего нужно остерегаться, разговаривая с йонгфру Ридой. Ну да ладно.)
      - Замечательно. И второе. Я слышала, мейнхеер Конрад поселился у вас.
      - И это верно.
      - Мне сказали, он нездоров. Что с ним случилось?
      - Я ничего об этом не знаю, йонгфру Рида.
      - То есть?
      - Конрад много помогает нам в саду и в конюшне. Что же до причин его молчания... Вы знаете, я не страдаю излишним любопытством. Если ему понадобится наша помощь, он скажет об этом сам.
      - Я могу его увидеть?
      - Мы сообщим мейнхееру Конраду о вашем желании.
      Комната Конрада смотрелась скромно, но очаровательно. Широкий деревянный стол, светильник, плетеные стулья, простенький пейзажик на стене. Идеальное жилище для аристократа, решившего уйти от мира.
      Рида покачала головой. Похоже, Кон играет в "раскаявшегося грешника". Непонятно, какую вину он себе придумал, но с этим в любом случае пора кончать. Есть дела посерьезнее.
      Она обернулась на стук двери. На пороге стоял Кон. Рида шагнула ему навстречу, раскрыв объятия, но он еле заметно отстранился, и она только положила руку ему на плечо. Тогда он тоже молча коснулся пальцами ее плеча.
      - Вот я и вернулась, - сказала Рида. - Что у вас случилось?
      Конрад ничего не ответил, только разглядывал ее спокойно, внимательно. Сам он, пожалуй, изменился к лучшему - похудел, волосы посветлели от солнца. Даже мешковатая коричневая куртка не могла скрыть его безупречную осанку.
      Рида улыбнулась.
      - Я сейчас вспомнила, как ты фехтовал на палубе "Доротеи". Похоже, ты хорошо восстановил тут форму.
      Он не ответил.
      - Конрад, наверное, тебе есть за что на меня сердиться. Если ты не можешь меня простить, мне очень жаль. Но я хочу только узнать, что случилось с Юзефом
      Молчание.
      - Ты был тогда с ним?
      Молчание.
      - Конрад, послушай. Дома мне сказали, что во всем виноват демон. Не важно, кто придумал эту чушь. Я и ты знаем, что никаких демонов нет. Я хочу знать правду.
      Молчание.
      - Юзефа убили?
      Ни слова.
      Он стоял неподвижно, опустив глаза, расправив плечи, руки засунуты за пояс. Ни слова, ни движения. Такого полного, абсолютного молчания ей еще не приходилось видеть. И она сказала в сердцах:
      - Послушай, может быть, я оскорбила тебя так, что ты не желаешь со мной разговаривать. Может быть, мне не должно быть больше дела до Дреймура. Может быть, раз я бросила Юзефа, я не имею права спрашивать, как он умер. Но я, по крайней мере, имею право знать, кто подкинул мне в спальню сфиксиду.
      Конрад шагнул вперед и впервые взглянул в глаза Риде. Обеими руками он взялся за спинку стула, сжал так, что побелели пальцы, и тихо сказал:
      - Уезжай. Возвращайся на Землю. Немедленно. Первым кораблем.
      И выбежал из комнаты.
      Рида прислонилась к стене.
      Ее била мелкая, противная дрожь, как в начале лихорадки.
      "Herz, mein Herz! Was ist los?11
      Что случилось, Конрад?"
      Пришлось согревать и успокаивать каждую мышцу.
      Серьезно. Очень серьезно.
      Она надеялась, да нет, была твердо уверена, что Конрад ей все объяснит.
      Страх. Она видела страх на его лице.
      Невероятно!
      "Ты, подонок, который сделал все это, - подумала Рида, - я не знаю кто ты, но ты знаешь, кто я.
      Берегись.
      Я начинаю охоту на тебя.
      Ты умрешь от страха".
      Еще один сюрприз поджидал Майкла за дверьми библиотеки. В первое мгновение он просто не поверил своим глазам. Бумажные книги! Господи, самые настоящие. И сколько!
      Простые деревянные стеллажи были заставлены от пола до потолка, оставляя открытыми только оконные проемы и маленький закуток с креслами и столом.
      Библиотекарь не смог сдержать довольной ухмылки. Знал, что должно поразить землянина.
      - Самые дорогие книги мы заказывали на Земле, но большинство напечатано здесь, на Дреймуре. Хелла Рида просила передать, что библиотека полностью в вашем распоряжении. Но сначала я должен вам показать один фильм.
      "Фильмом" это можно было назвать с большой натяжкой. Старинная техника, что-то вроде волшебного фонаря. Просто - плоская позитивная пленка, через которую проходит пучок света.
      Неподвижные кадры беззвучно сменялись на белом экране. Но когда Майкл понял, что велела показать ему Рида, он не знал, что и думать. Она, ничтоже сумняшеся, вывалила ему все Великие Секреты Дреймура, да еще дала свободный доступ к здешним книгам - что найдешь, то твое.
      Впрочем, одну лазейку она все же оставила. Пожелай Майкл на Земле о чем-то рассказать, сослаться ему было бы не на что. Ни фото, ни сканер, ни дублирующий лазер на Дреймуре не действовали. И все же, вот так, задаром, отдавать самое дорогое - информацию?
      А ведь хозяйка Дома Ламме не выглядит бессребреницей. Тогда что за игру она ведет с такой наживкой?
      Первые кадры были знакомы Майклу еще по земным архивам. Вид Дреймура из космоса. Экипаж первооткрывателей. Романтически-мужественные лица, парадные мундиры.
      Планета была открыта в самом начале Эпохи Великого Звездного Похода (на языке газет), или (на более спокойном) - интрагалактического расселения.
      Космонавты были счастливчиками, которым удалось вырваться с задыхающейся от перенаселения родной планеты. Мода на серебристые ткани, строгий, военный покрой одежды, "десантные ботинки", дамские сумочки в виде радиопередатчиков и прочее продержалась тогда чуть ли не десять лет. Целое поколение выросло с мечтой, да нет, с твердой уверенностью, что далекие миры ждут их.
      И, что касается романтической суровости, Дреймур не обманул их ожиданий. Колонизаторы тут же натолкнулись на бурный протест местной фауны.
      На экране первые поселки: проволочные заграждения, покосившиеся мачты, сбитые вертолеты, сброшенные в пропасть вездеходы. Похоже, здесь шла настоящая война.
      Наконец трудами биологов была создана теория электромагнитной толерантности. Поселенцы прикрыли рудники силовыми полями и призадумались. Альтернатива была проста: либо полное уничтожение всей фауны, либо жизнь под куполами в искусственных условиях и (что гораздо существеннее) в полной зависимости от Земли.
      На экране застекленная, уходящая в бесконечность оранжерея.
      - Земляне также быстро поняли что к чему, - говорил библиотекарь, - и всеми силами стали поддерживать второй проект. И, надо сказать, это было несложно - первый был просто экологическим безумием.
      Однако, согласиться на второй, означало для поселенцев своими руками выкопать себе долговую яму. Люди не хотели терять только что обретенную свободу. Они были авантюристами и решились на авантюру.
      Благодаря тонкой дипломатической игре (кое-где небрежно помахивая оружием, кое-где давая крупные взятки) они добились признания независимости Дреймура. И сразу же стали очень богатыми людьми, потому что получили собственность на рудники.
      И тогда они пригласили на планету айс-эвристика, крупнейшего социолога того времени Доменика Дреймина.
      На экране портрет. Смуглое лицо, темные неспокойные глаза, копна черных волос. Доменик - полуеврей, полумексиканец умудрялся походить одновременно на Боливара и Джордано Бруно.
      - За спиной его называли Гремучим Змеем, - сказал библиотекарь. - Имя почти магическое. Он превратил дреймурцев из колонизаторов в колонистов. Можно сказать, что он нас создал.
      И на экране появилась тайна всех тайн - карта Дреймура.
      "Что за игра с такими подачами, хелла Рида?" - подумал Майкл.
      - Взгляните на наш мир, мейнхеер Граве. Из четырех континентов освоен только один, да и тот не полностью. Наши дети, подрастая, знают, что вокруг еще много нехоженой земли. Красными точками отмечены рудники и крупнейшие предприятия это автоматические подземные мегакомплексы, защищенные силовыми куполами. Каждый такой комплекс обслуживает лишь несколько инспекторов-наблюдателей.
      Фотографии. Строгий тихий мир машин. Мир металлического блеска, однотонных красок, резких теней. Случайно или нет, но снимки были не слишком четкие. Догадаться о том, что именно он видел, Майклу не удалось.
      "А что я так прыгаю? - подумал он вдруг. - Ну да, мне ничего неизвестно о Дреймуре, но я же простой обыватель. Планету никто не трогает, значит, правительства Земли спокойны, им хватает информации. А может все это лажа, и меня сейчас превращают в этакую дезинформационную бомбу? Да нет, паранойя, на кой черт?"
      И снова карта.
      - Государства, как вы видите, формируются вокруг рудников, крупных рек, и на морском побережье. Всего получилось пять гнезд - конфедераций, по четыре-пять государств в каждой.
      Они удалены друг от друга на довольно значительные расстояния, а на Дреймуре, это значит, что связь между ними затруднена. Это также не случайно. Ослабляются амбиции, кроме того, каждая конфедерация может идти своим путем.
      Основная часть населения живет на поверхности планеты и электричеством не пользуется.
      - Снаружи XVIII век, а изнутри... Понятно. А те, что живут под куполами, они представляют из себя замкнутый клан?
      - Или гетто? - закончил библиотекарь. - Разумеется, нет. Каждый имеет свободный выбор. Но, конечно, традиции очень сильны на Дреймуре.
      - И вы не считаете это недостатком?
      - Ни в коем случае. Жизнь на Дреймуре заставляет заново работать давно отмершие за ненадобностью человеческие способности.
      - И в том есть нужда?
      - Конечно. Вы думаете, психика человека сильно изменилась? Да нет, она все так же дика, и все инстинкты никуда не делись. Это стало понятно еще несколько сотен лет назад.
      Только здесь, на Дреймуре, проблемы, волновавшие лишь психиатров и философов, стали вдруг важны для каждого.
      Человек, мечтавший о покорении планет, был надежно закрыт от мира множеством психических защит. И не мудрено современный мир мгновенно свел бы спрятанного в каждом дикаря с ума.
      Чаще всего, открыт только один "выход" - на коллективное бессознательное, на общественное мнение. А не мне вам рассказывать, что это такое. Как может подобный человек выжить здесь? Вы видели как. Едва прилетев на планету мы построили лагеря и посадили в них сами себя. За проволоку, или внутрь силового купола - разница невелика.
      Майкл благосклонно кивнул. Вот зачем ему скормили столько информации. Пошла психическая обработка.
      На экране появился кабинет Доменика на Дреймуре. Затем крупно картина на стене. Играющий на песке ребенок, над ним кружится огромная птица.
      - Никто не знает точно, какую сумму получил Доменик Дреймин за свой проект, - сказал библиотекарь. - Называют разные, и всегда астрономические цифры. Но, возможно, он видел в Дреймуре нечто большее, чем источник доходов. Возможно, он хотел создать цивилизацию, альтернативную земной.
      - Вот как? - спросил Майкл.
      - Одна из самых старинных защит человека от окружающего мира - это создание иллюзий. Вспомните рыцарский идеал средневековья. Они нарушали его на каждом шагу и все же упорно держались за него почти десять веков.
      Слишком свежа была память о бессилии перед природой, перед несправедливостью мира, перед всепоглощающим хаосом. Они любой ценой должны были доказать, что они - иные, они люди. Потом научились побеждать природу и затосковали о ней. В XVIII веке уже играли в пастухов и пастушек. В фильмах XX века человек часто превращается в животное в самом прямом и архаическом смысле - в обезьяну, в волка, в летучую мышь. И не мудрено - он должен хоть что-то противопоставить искусственной среде.
      Для того, чтобы жить в том мире, который мы сотворили, нужно стать совершенно новым человеком. А этого, как известно, не произошло. И, чтобы не ломать с таким трудом созданный мир, человек снова начинает творить иллюзии. Парки подменяют дикую природу, реклама - потребность в самосовершенствовании, карьера - потребность видеть результаты своего труда, то есть, в конечном счете, инстинкт самосохранения.
      Наркотики, музыка, стерео притупляют зрение и слух настолько, что окружающий мир становится переносимым.
      Однако, до конца себя не обманешь. Каждый сознает, что благополучие его жизни - всего лишь иллюзия, и всеми силами старается этого осознания избежать. На что-то объективное ему не опереться. Вокруг не осталось объектов - есть лишь имиджи. Единственный выход - искать подтверждение у других. То самое общественное мнение. "Скажи, что я о'кэй, и я скажу, что ты тоже." И постоянный страх не получить подтверждения.
      А Дреймур сделал нам неоценимый подарок - реальные проблемы и реальные условия, в которых человек может себя проявить. На Дреймуре детей воспитывают так, что сын самой богатой и знатной семьи, оказавшись один в лесу за сотню километров от человеческого жилья, выживет.
      Это дает нам совершенно особое ощущение свободы. А если человек уважает себя, он и с другими будет строить отношения соответственно.
      "Ах ты, инсургент12! - подумал Майкл. - Ах ты, "юность-это-возмездие"! Ах ты, сын, норовящий разоблачить отца! Интересно, что стоит за стремлением колоний к самостоятельности - экономические законы, или старый добрый Эдипов комплекс?"
      - И все же вы ведете войны, - сказал он.
      - А земляне - нет? - парировал библиотекарь. - Наши войны немного отличаются от ваших. Электронное и лучевое оружие на планете не действует. Осколочное - запрещено кодексом Толстго. Остается, как вы сами говорите, XVIII век.
      Мы восстановили разницу между фронтом и тылом, между армией и мирным населением. Мы сделали все, чтобы наши войны приблизились к идеалу благородного состязания. Это дает надежду, что когда-нибудь мы сможем покончить с ними.
      - Но общество с подобными идеалами просто вынуждено искусственно сдерживать прогресс.
      - Простите, мейнхеер Граве?
      - Например, поиск иных источников энергии. Если техника перестанет быть табу, она мгновенно разрушит вашу цивилизацию.
      Молодой человек пожал плечами:
      - Какой ответ вы хотите от меня услышать? Если исследования засекречены, скромный библиотекарь из Аржента просто не может об этом знать. Во всяком случае, хелла Рида никогда не поручала мне провести подобное расследование.
      От себя могу добавить, что глупо выглядит общество, которое изобретает самолет, но не изобретает парашют.
      Последний кадр фильма был идилличен: любопытный медвежонок обнюхивает лежащий на пне проржавевший, безвредный теперь корпус бластера. А вокруг в зеленом сумраке вздымаются к небу вековые деревья. Жизнь побеждает смерть.
      Библиотекарь замолчал, с интересом поглядывая на гостя. Молчал и Майкл.
      "И это все? - думал он. - Великая тайна Дреймура? Еще одна утопия? Игра в средневековье? Всепланетный инфантилизм? Те самые иллюзии, о которых с таким презрением говорил этот юноша. Надо же, благодетели человечества! Интересно, все эти мысли вложила ему в голову Рида, или это общий стиль на Дреймуре?"
      - Если я вас правильно понял, получается, что Дреймур что-то вроде санатория? - спросил Майкл.
      Ему интересно было увидеть реакцию.
      Библиотекарь мягко улыбнулся.
      - Может быть, но тогда Земля - это хоспис13.
      Рида вернулась в таком мрачном настроении, что даже не стала этого скрывать. И Майклу сразу расхотелось спрашивать, не она ли пригласила его на Дреймур. Успеется.
      На закате они пили чай в гостиной у растопленного в честь гостя камина. Тонкий смоляной аромат парил над ними, принося утешение душе.
      У Майкла саднили подушечки пальцев от сотен перевернутых страниц, в голове царил сладкий хаос. Утопии оставались утопиями, но живой огонь и книги приводили его в восторг.
      Рида, наоборот, отвернулась от камина, загородилась спинкой кресла, и сидела, подобрав ноги, в позе эмбриона или раненного в живот - колени под подбородком. Майкл, конечно, не догадывался, что она боится гипнотической власти огня. Засмотришься на пляшущие языки и сама не заметишь, как окажешься за Темной Завесой.
      Наконец, он не выдержал.
      - Рида, простите меня, но может вам нужно поговорить с кем-то о Юзефе? Может вам тогда будет легче?
      Сказал и поморщился. Слова отдавали мылодрамой. Но Рида пошлости не почувствовала.
      - А я его не очень хорошо знала, - ответила она спокойно. - Понимаете, мы были в одной связке - два мастера иллюзий, учитель и ученик. Все его слабости, все червоточины - о, это я знала прекрасно. А вот как друга, просто как человека...
      А теперь я все время пытаюсь вспомнить его настоящего и не могу. Кажется, после смерти человек становится совсем беспомощным перед иллюзией, перед чужими словами. Превращается просто в легенду о себе, в свои отражения в памяти близких. А отражения всегда отвратительно ненастоящие.
      Ладно, хватит страдать, поздно уже. Гораздо интереснее сейчас другое: кто мог его убить?
      Майкл едва не поперхнулся
      - А вы думаете, его убили?
      - Уверена. Вот только спрашиваю себя - кто? И не могу найти ответа. Знаете, как говорят здесь о гибели мастеров? "Мейнхеер Юзеф сыграл в смерть". Вот я и хочу знать: с кем он играл.
      - У него были враги?
      - Разумеется были. Более того, вместе с титулом он унаследовал всех моих врагов. Но никто из них не мог его убить.
      - Объясните.
      - Я еще не говорила с врачом, но думаю, он не нашел никаких признаков насильственной смерти.
      - Рида, вы нарочно меня путаете?
      Она покачала головой.
      - Нет. Просто ломаюсь. Не могу решиться открыть вам еще одну местную тайну. Хотя вы с моей помощью влезли достаточно глубоко.
      - Рида, можете думать обо мне что угодно, но предавать огласке женские тайны? Не забывайте, я был воспитан Марией Гравейн, и в нравственности не уступлю всем ее героиням. Именно героиням, потому что герои иногда поначалу мерзавцы... Но, серьезно говоря, я вижу, что у вас нешуточные проблемы. И буду рад помочь, хотя бы в виде стенки.
      Она улыбнулась. В первый раз за сегодняшний вечер.
      - Ну, хорошо. Так вот, суть в том, что Юзеф был мастером иллюзий. А мастер иллюзий - это человек, который способен создавать оптические, слуховые и прочие галлюцинации, а также манипулировать чужими сновидениями. Друг друга мастера обмануть не могут. Кстати, верить мне не обязательно.
      - Не слабо, - признал Майкл. - А кто такой джокер?
      - То же самое, просто это, скорее, внутрицеховое название. И если вы переварили первую информацию, вот вам следующая. Для того, чтобы создать иллюзию, мастер входит в особое пространство, становясь для обычных людей невидимым и неощутимым. Граница перехода на жаргоне джокеров называется Темной Завесой.
      - И что же это за пространство?
      - Майкл, давайте сразу договоримся: у меня образование в пределах пансиона благородных девиц. Кроме того, не стану я вас учить, не мечтайте, не уговаривайте. Ищи вас потом! А про мир за Темной Завесой могу сказать только одно: это нечто среднее между минным полем и сектором обстрела.
      - И опасность исходит от демонов?
      - Демонов? - Рида ошеломлено замолчала. - Господи, и вы туда же? Да нет никаких демонов, прекратите издеваться! Опасность, как всегда, исходит от самого человека. И Юзеф, видимо, погиб за Темной Завесой.
      - И вы считаете, что кто-то был в этом виноват?
      - Виновата в любом случае я. Я не смогла научить его как следует. Нет, его смерть вовсе не выглядит подозрительной. Я бы поверила в несчастный случай, если бы не одна мелочь. За сегодняшний день кто-то дважды попытался убить меня. И сделать это мог только джокер.
      - Простите, Рида?
      - Подробности? Пожалуйста: в первый раз - на реке. На Гелии нет порогов. Дело в том, что я уже один раз путешествовала вверх по течению. Камни, о которые нас чуть не разбило, были иллюзией.
      - Настолько материальной? - у Майкла холодок пробежал по спине.
      - Нет, конечно. Помните, я не нашла царапин на лодке? А вот если бы мы спрыгнули в воду, пришлось бы поближе познакомиться с водяными ящерицами и птицами-рыболовами. Мало кто выживает после подобного знакомства.
      Но тогда мы были вдвоем, и непонятно было, на кого, собственно, идет охота. Но наш благородный противник тут же внес ясность: подкинул сфиксиду в мою комнату. Туда заходил некто, чтоб поменять портьеры на окнах. Трогательный жест заботы со стороны прислуги. На самом деле, он привел зверя. Но кто-то прикрывал его иллюзией, и даже Ламме ничего не понял.
      Ну а дальше началось нечто совсем возмутительное. Поверьте, я не гневаюсь, когда покушаются на мою жизнь. У того типа могут быть очень веские основания. Но когда я обнаружила, что он занялся моими людьми...
      И Рида рассказала Майклу о своей встрече с Конрадом.
      - Это тоже старая джокерская шутка, - пояснила она. - Старая, но не слишком благородная. Называется "строгий ошейник". Джокер создает в мозгу человека устойчивую связь между каким-то действием и самым глубоким детским страхом. И когда человек пытается сделать то, что ему запретили, он как бы дергает сам себя за ошейник и проваливается в свой самый жуткий кошмар. Конрад не может говорить, полагаю, и писать то же. Убийца Юзефа просто заткнул ему рот. Видимо, Конрад может рассказать что-то важное.
      - Впечатляет, - сказал Майкл. - Не хотел бы я встать вам поперек дороги.
      Рида пожала плечами.
      - Это очень грубая работа. Полноценный джокер никогда не стал бы делать такого - просто из уважения к себе.
      - А другой джокер может снять это заклятье?
      От неожиданности Рида подскочила. Она недооценила этого землянина. И представить себе не могла, что он может так быстро сориентироваться и так метко ударить. Чтоб спрятать лицо, она подошла к камину и стала разбивать кочергой догорающие головни.
      - Джокер - да, - произнесла она как можно спокойнее. - Но я - не джокер. Я сломала свой жезл мастера иллюзий, когда уезжала с Дреймура. И не спрашивайте, почему. Причины были. Я ничего не смогу сделать для Конрада, пока мы не найдем убийцу.
      Майкл промолчал.
      - Интересно другое, - Рида говорила уже увереннее, - джокером можно стать одним-единственным способом: научившись у другого джокера. Но на Дреймуре я знаю только трех мастеров иллюзий: себя, Юзефа, и своего учителя. Во всяком случае, так было, когда я уезжала. Если бы тогда появился еще кто-то, я бы об этом обязательно знала. а теперь этот мистер Икс. Откуда он мог взяться?
      "Ничего себе, разговоры у камелька, - подумал Майкл. - А ведь это еще только второй день!"
      - Рида, послушайте, - сказал он очень мягко, - если я вас правильно понял, вы не захотите путать в это дело полицию, или уж не знаю, что тут у вас вместо нее, а будете искать убийцу сами. Возьмите меня в компанию. Не подумайте только, что я ищу приключений. Просто люди не должны умирать непонятно от чего. Это подрывает основы мироздания.
      - А как же Гесперида?
      - Я надеюсь, они будут не слишком сердиты, если им придется еще немного подождать. Мне нравится в Арженте.
      - Ну что же, вы сказали, и я благодарю вас. Постараемся, чтобы мироздание снова уцелело.
      Угли уже подернулись пеленой, медленно гасли. Рида хорошенько их разворошила, поймала последние струи тепла. Внезапно она вспомнила что землянин, истинный чечако, все же был айсом, то есть человеком, который ходил в гости к собственной смерти и несколько мгновений видел мир в истинном свете, без той ретуши, которую накладывают органы чувств.
      "Мы могли бы обменяться опытом" - подумала она.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Десять лет назад. Туле.
      Впервые в жизни Рида услышала об Арженте шестнадцати лет от роду. Вернее, слышала она и раньше, но тогда это впервые коснулось ее.
      Крошечное государство, растянутое, словно пружина, между Туле и Гелиадом. Каждый год оно выплевывало из своих умирающих шахт несколько слитков серебра, и ему позволяли пожить немного, пока могучие соседи грызлись из-за добычи.
      Но когда серебра не будет, закончится "чахоточная экономика", они начнут уступать друг другу честь захватить эти земли и тащить их дальше на своем горбу.
      Так все выглядело с одной стороны. С другой - если будет найдена новая жила...
      Аржент балансировал между нищетой и богатством. А у Пьера Ларсена была дочка на выданье. Странная дочка, любить которую легче на расстоянии.
      Все было как в романе. Ясным весенним утром отец пригласил ее в кабинет и положил на стол портрет.
      - Рида, взгляни, пожалуйста. Это... - он назвал какое-то имя, которое тут же вылетело у нее из головы, - сын одной из самых благородных семей Аржента. Я думаю, это будет хорошая партия для тебя.
      Однако Рида повела себя не так, как нормальная героиня романа: не ужаснулась, не разгневалась, не заплакала.
      Она расхохоталась.
      - Могу я узнать, что тебя так рассмешило?
      Рида развела руками, не находя слов.
      - Все. Мне вся ситуация смешна, - и, подумав немного, добавила. - Вы говорите: "Это будет хорошая партия" - будто мне с ним в шахматы играть.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      ДЕДУКТИВНАЯ
      31.06. Аржент
      За завтраком Рида сказала:
      - Вчера успела прийти уйма приглашений. Большую часть можно проигнорировать, но есть бумага с золотым обрезом от бургмейстера Аргенти-сити. Хочет лично поприветствовать вас и меня. Мне было бы любопытно на него взглянуть, а вы заодно сможете посмотреть город. Что скажете?
      - С удовольствием. Только, сами знаете, у меня нет ни одного приличного костюма.
      - У меня тоже. Купим что-нибудь в городе.
      - Готовое платье?
      Рида развела руками:
      - Будьте мужественны, Майкл. Дреймур - дикая планета.
      И оба расхохотались.
      Городок обезлюдел от жары, и когда их коляска шуршала колесами по мосту, Майкл на миг вообразил себя завоевателем, вступающим на покоренную землю. Только с реки доносились иногда голоса, да за окнами, скрытыми полосатыми тентами, чувствовалось какое-то движение.
      Майкл с Ридой также поспешили укрыться в небольшой, пропахшей пылью и какими-то здешними специями лавочке.
      Хозяев не было, и товары сторожила лишь сонная грязно-белая кошка, возлежащая на прилавке.
      - Присматривайтесь пока, - сказала Рида, - а я схожу, поищу здешний народ.
      Майкл сразу же положил глаз на тонкие, сшитые будто из замши куртки. (Хотя, скорее всего, это была не замша, а мех какого-то местного зверя.)
      Мода на Дреймуре отстала от земной на пару десятилетий. Впрочем, Майкл тут же внес поправку - она была иной. Здесь носили вещи свободные, чуть бесформенные, неярких цветов, но позволявшие своим владельцам держаться уверенно и независимо.
      Все-таки на дреймурцев гораздо приятнее смотреть, чем слушать их. Словно их мышцы знают что-то, до чего головы еще не додумались.
      Майкл тоже был бы не против примерить на себя такую шкурку (тем более, в ней, вероятно, удобнее было бы бегать, стрелять, нападать и, вообще, заниматься частным сыском), но с сожалением должен был от этой мысли отказаться. Гораздо безопаснее быть мистером Граве с Земли, "чечако".
      Он разыскал стеллаж, где висели классические деловые костюмы, тут же превратившие его в неуклюжего землянина.
      И тут он услышал голоса.
      В темном проходе с той стороны прилавка Рида говорила с кем-то, по всей видимости, с хозяином магазина. Голоса она не понижала, хотя и знала точно, что Майкл их услышит.
      - И что же Юзеф? - спросила она. - Не обходил вас вниманием? Я ведь ему наказывала...
      - Что вы, йонгфру Рида, - второй голос был низкий, чуть гнусавый, и Майкл тут же представил себе его тяжеловесного, горбоносого, высокомерного обладателя (наверняка ужасно гордится тем, что в его лавку запросто заходят мастера иллюзий), - мастер Юзеф нам без работы сидеть не давал. Да и не только нам, и мейнхеер Мак-Кормик, и мейнхеер Гринсон, и мейнхеер Ардани для него трудились без устали.
      - Что же, так широко жил? - поинтересовалась Рида.
      - Достойно жил, - со вздохом ответил хозяин. - Никто у него в гостях никогда не скучал. А гостей-то было! На рождество город словно вымирал у мастера Юзефа веселились. Актеров приглашал из Нефеллы. И из Гелиада к нему знатные лорды приезжали, месяцами гостили. Вы уж простите меня, йонгфру Рида, но даже при вас здесь так весело не бывало.
      - И сам веселился?
      - Ну, конечно же! Он всегда первым был. Говорят мейнхеер Мак-Кормик ему сразу по дюжине пар башмаков привозил: они словно на ногах горели.
      - А деньги в долг брал?
      - Не знаю, йонгфру Рида, у меня не брал. Да ему, кажется, на все хватало.
      - И не обижал никого?
      - Ну что вы! У нас в городе его все вспоминают только добром. Вы не грустите сильно, йонгфру Рида, я думаю, смерть его к себе забрала, потому что ей очень скучно было. Ему там тяжело не будет, про него ни один человек зла не подумает.
      - Да я стараюсь не грустить.
      Вышедший из темноты на свет, хозяин оказался точно таким, каким его вообразил Майкл. Да и погибшего он видел теперь более-менее четко. Зеленый юнец, перепуганный свалившейся на него с небес властью и ответственностью. Сорит деньгами, пытается изо всех сил не ударить в грязь лицом, купить всеобщее расположение.
      Зла-то на него, наверно, никто не держал, но управлять такими сплошное удовольствие. А у него действительно большие деньги на руках, да еще власть, если верить Риде, и над этим миром, и над "тем".
      Да, но это все, пока он жив. Тогда какой смысл его убивать Рида на его месте очень неудобна. С ней будет куда тяжелее справиться.
      Расплатившись, они вышли на улицу. Рида, облаченная в нечто серое и умопомрачительно шуршащее, превратилась в настоящую гранд-даму.
      Солнце сдвинулось на ладонь вниз, удлинило тени, и в городе вновь появились люди. На главной площади в маленькой чаше фонтана отчаянно брызгались дети. Из другой чаши чинно пили лошади.
      Перед белоснежным зданием ратуши Майкл остановил свою спутницу.
      - Простите, йонгфру Рида, но один вопрос я все же хочу задать. После всего, что я услышал о вас вчера и сегодня... сознайтесь, Аржент - целиком и полностью ваша игрушка?
      Рида, улыбнувшись, покачала головой.
      - Не совсем так. У нас работала целая команда. Кто-то приходится отцом одной идее, кто-то - другой. Но, поскольку самой скандальной фигурой была я, то именно я всем и запомнилась.
      - Не очень верится. Простите меня, Рида, но я не могу представить себе серого кардинала со склонностью к демократии.
      - Ладно. Это имеет значение?
      - Имеет. Мы ищем ваших врагов.
      - Сейчас я покажу, как я ими обзавожусь, - пообещала Рида, поднимаясь по ступеням ратуши.
      У мейнхеера бургмейстера14 были влажные ладони, но он тут же показался Майклу очень симпатичным. С брюшком, с лысинкой, с одышкой - нечто родное и понятное среди здешних загадочных личностей. И кабинет до боли знаком: кожаные кресла, кучи бумаг на столе.
      - Вы представить себе не можете, как мы вам рады, - говорил мейнхеер бургмейстер, разводя в стороны маленькие ручки. - Гость с Земли для нас такая редкость, да еще такой великолепный писатель! Уверяю вас, все жители нашего города мечтают познакомиться с вами.
      Ну а вы, йонгфру Ларсен, что тут говорить! Вы сами знаете, как мы вас любим. Нет, как хотите, а прием в вашу честь состоится непременно. Когда вам удобнее, йонгфру Ларсен?
      - Договаривайтесь с мейнхеером Граве, - отозвалась Рида из кресла. При чем тут я?
      - То есть... Простите...
      В комнате стало очень тихо.
      - То есть, вы позволяете похоронить моего сына за оградой кладбища, а потом желаете видеть меня на своем приеме. Я ищу логику в ваших поступках и не нахожу. Объясните мне.
      Мейнхеер бургмейстер расстегнул пуговицу на воротничке. На лбу у него проступили капли пота.
      - Но, йонгфру Ларсен, вы должны понять... У меня никогда не было разногласий с мастером Юзефом, это вам подтвердит любой. Но наш глубокоуважаемый приор, отец Андрей... Его влияние на здешнюю церковь... На горожан...
      - Вы считаете, что поступили правильно? - поинтересовалась Рида.
      - Йонгфру Ларсен! Я немедленно распоряжусь о перезахоронении.
      - Так и будете таскать гроб туда-сюда?
      Молчание.
      Майклу было безумно жалко бургмейстера. На Дреймуре, кажется, невозможно быть посредственностью. Каждый из этих интеллектуальных молодчиков будет тебя распинать.
      - Есть решение гораздо проще, - спокойно сказала Рида. - Перенесите ограду.
      - Как вам будет угодно.
      Голос Риды потеплел:
      - Ладно, давайте поговорим по-человечески. Я верю, что у вас есть проблемы поважнее перепланировки кладбищ. И я, как только выясню здешнюю обстановку, постараюсь вам помочь. А сейчас, не могли бы вы оказать мне одну любезность?
      - Я слушаю, йонгфру Ларсен.
      - Расскажите мне о Юзефе.
      - Йонгфру Ларсен! Я на этом посту не более года и встречался с мейнхеером Юзефом всего несколько раз.
      - И, тем не менее, мне хотелось бы услышать ваше мнение. Люди из дома Ламме и ваши предшественники всегда работали вместе. То, что можете сказать вы, не скажет больше никто. Только не надо рассказывать о том, как все его любили. Мы оба серьезные люди, и знаем, что какие-то трения возникают всегда. Мне же нужно услышать правду. Каково было работать с Юзефом?
      "Вот лихо медом подмазывает! - подумал Майкл. - Наш честный представитель власти уже обо мне забыл от напряжения".
      Бургмейстер барабанил пальцами по полированной крышке стола.
      - Меня предупреждали, что вам лучше не врать, - сказал он резко. - Ну что же, я отвечу. Каково было с ним работать? Плохо. Точнее говоря, никак. Он развлекался как мог, и в городе появлялся лишь для того, чтоб нанять зал в ресторане, а я этими вопросами не занимаюсь.
      - Он поддерживал кого-нибудь из ваших оппонентов?
      - Понятия не имею. Насколько мне известно, на его пирушках бывали люди из самых разных партий, даже наши добрые соседи из Гелиада и Нефеллы, но чтобы это имело какие-нибудь последствия... Очевидно, мастер Юзеф причислял себя к вольным художникам.
      - Он с кем-нибудь ссорился?
      - Не знаю. Если и ссорился, то тут же осыпал обиженного подарками и они торжественно пожимали друг другу руки. Мне об этом известно только потому, что это знал весь город. Ничего не могу сказать, он был человеком добрым и щедрым, но эта доброта все время превращалась в ничто.
      Вы, наверно, захотите спросить, были ли у него друзья? Вот на это вам никто не ответит. Мое мнение: он был молод, его гости тоже - это единственное, что их связывало. Но, может быть, я не прав. Мне иногда трудно бывает понять обычаи вашей семьи.
      - У него были крупные долги? - спросила Рида. - Я, конечно, сама проверю бумаги, но что говорят в городе?
      - Нет, долгов не было, и я могу объяснить почему. Все проекты в городе, в которые вы вкладывали деньги, пришлось заморозить. Я уже не говорю о крепостях на побережье. Мне кажется, за два года он ни разу не уезжал дальше Аргенти-сити.
      Рида опустила голову.
      - Если бы вы знали, как мне грустно это слышать. Но приходится - сама напросилась. Сегодня же вызову своих юристов и узнаю, чем мы сможем помочь вам и городу прямо сейчас, и в какой очередности разморозим проекты. Но пока это не будет сделано, из Аржента я не уеду. Ну, а что до мейнхеера Граве, поговорить с ним. Я думаю, он вам не откажет.
      Майкл поспешил подтвердить ее слова.
      Когда они собирались уходить, бургмейстер неожиданно сказал:
      - Да, вот еще, йонгфру Рида, - (Майкл еле сдержал улыбку, заметив перемену в обращении.) - Вы спрашивали о долгах. Я вспомнил: через неделю после смерти мастера Юзефа ко мне обратился мейнхеер Гринсон.
      - Владелец ювелирной мастерской, - пояснила Рида Майклу.
      - Так вот, он сказал, что мастер Юзеф заказывал незадолго до своей смерти жезл, и просил меня помочь связаться с наследниками мейнхеера Юзефа. Я ничем помочь ему не смог, и что стало с жезлом не знаю. Но, может быть, вам будет полезно об этом знать.
      Распрощались почти дружески.
      - Слава Богу, сказал под конец что-то стоящее, - проворчала Рида, когда они вышли на улицу. - Долго же пришлось ждать. Сразу видно, что не я его выбирала!
      - Сами приучили их есть из ваших рук, а теперь еще чему-то удивляетесь, - мягко упрекнул ее Майкл.
      - Может быть, - Рида, после того, как сорвала раздражение на мейнхеере бургмейстере, была настроена довольно мирно. - Мейнхеер Граве, простите, Бога ради, но у меня на сегодня запланирован еще один важный визит - к парикмахеру. Может быть, вы пока посмотрите город?
      - С удовольствием. А когда мы встретимся?
      Рида чуть покраснела и улыбнулась.
      - Боюсь, часа через два. Вон там, на той стороне площади неплохое кафе. Встретимся там, пообедаем и поедем домой.
      - Договорились.
      Парикмахер был всего лишь отговоркой. На самом деле, она получила еще одно приглашение, отклонить которое не могла, но также и не хотела, чтоб ее гость знал об этой встрече.
      Для пущей убедительности Рида действительно зашла в парикмахерскую и попросила укоротить ее теперешнюю прическу на полтора сантиметра. Это заняло ровно десять минут.
      Пока серебристые ножницы щелкали над ней, Рида послушно размышляла о своих врагах. И установила, что ничего толком о них не знает. Пока она оставалась джокером, все связи между ней и другими людьми были тонки и неощутимы, как паутинки. Кто-то, наверно, ее любил, кто-то ненавидел, но она об этом не задумывалась.
      Когда же она твердо решила стать человеком, связи возникли, но не причиняли ей ничего, кроме боли. И снова она не могла сказать кто ей враг, а кто друг, каждая "нить" была одинаково воспаленной. Она так и не научилась быть вместе с другими и порой думала, что не научится никогда.
      Был лишь один человек, которого она осмелилась полюбить - Клод, и еще один, которому она иногда втайне завидовала Якоб Баязид, прежний бургмейстер Аргенти-сити. В его-то летнюю резиденцию и лежал сейчас ее путь. На некоторые вопросы мог ответить только он.
      Сам по себе мейнхеер Якоб Лодовейк Ликон Баязид был, что называется "человеком интересной судьбы". Выходец из одной из самых уважаемых семей Аргенти-сити, "прирожденный политик" он еще в молодости, легко и естественно занял место в магистрате города и... на сем остановился.
      Унаследовав от предков целую сеть дипломатических связей, он не притрагивался ни к одной нити и всех "сильных мира сего" в Арженте, не исключая самого канцлера. Всех, карабкающихся по ступеням сложной пирамиды магистратов, департаментов земель и областей, бундестага и бундесрата, считал попросту своими добрыми друзьями и никогда и ни в чем не пытался на них влиять.
      И парадоксальным образом это бездействие лишь увеличивало его вес и силу. Многие годы он возглавлял санитарно-профилактический комитет магистрата, имел право выдать (или не выдать) лицензию любой мастерской, любому магазину, получал с этого огромные барыши и тихо, незаметно процветал.
      Так продолжалось до приезда Риды. Только она разглядела в флегматичном мейнхеере Якобе истинного серого кардинала Аржента. И совратила его на некую авантюру, которую впоследствии стали называть Войной за Независимость.
      Однако, будучи ключевой фигурой аржентского восстания мейнхеер Якоб не изменил сам себе, и ни разу не дал понять, какой властью на самом деле обладает.
      - Пока ты не стоишь у кормила, - говорил он Риде, - можно в свое удовольствие размахивать руками и кричать: "Да я! Я тут же! Пустите меня, я наведу порядок!" И все будут тебя обожать. Но чуть только открылся путь наверх, надо тут же увильнуть и подсунуть на свое место другого. Кто высоко стоит, того хорошо видно. А людей, которые не делают ошибок, не бывает. В общем, горе победителям!"
      И он поступал согласно собственным словам. Соизволил стать бургмейстером Аргенти-сити лишь на склоне лет, вежливо пропустив вперед всех желающих, и дождавшись, когда Аржент из сырьевого придатка превратится в сильное самостоятельное государство. И, процарствовав два года, ушел на покой, провожаемый слезами любезных подданных.
      Рида, однако, не сомневалась, что он и сейчас знает лучше всех, что происходит в Арженте.
      Когда из-за поворота вынырнул крошечный замок-игрушка, сердце Риды пропустило удар. Слишком много воспоминаний было связано с этими тонкими серыми башнями. Сюда она пробиралась вместе с Конрадом на второй день после приезда в Аржент. Отсюда же уходила три года назад, накануне своего побега на Землю. Риде казалось, что будь сейчас темно, она могла бы встретить свою тень на здешних дорогах и тропинках.
      Баязид ждал гостью на террасе. Ему было уже за шестьдесят. Невысокого роста, сутулый, коренастый. И на это обезьянье тело природа посадила голову греческого мудреца, с классическим носом, широким лбом, сильно расставленными серыми глазами. (В магистрате Якоба тайком прозвали "утюгом".)
      - Девочка, - он крепко пожал ридину руку, - я искал тебя полгода. Прими мои соболезнования. Как ты?
      - Пережила, - ответила Рида. - Это лечится временем. Я справлюсь.
      - Хочешь что-нибудь выпить? Может, пообедаешь со мной?
      - Нет, спасибо. Я совсем ненадолго. Потом обязательно заеду еще раз, а сейчас, к сожалению, очень спешу.
      - Землянин? - с улыбкой осведомился Баязид. - Как он? Не хуже, чем слухи о нем?
      - Еще не поняла,- Рида присела в плетеное кресло и с удовольствием вытянула ноги.
      Наконец-то она чувствовала, что вернулась домой. Якоб ничуть не изменился за три года.
      - Землянин скрытничает, ехидничает исподтишка, но непохоже, чтобы у него было какое-то четкое задание. Либо он слишком хитер для меня, либо действительно решил быть туристом. Кстати, из-за него я и приехала. Скажи, не ты ли пригласил его на Дреймур?
      Лицо Баязида тут же сделалось невинным-невинным, будто он был воришкой-карманником, а Рида полисменом.
      - Я тебе отвечу. Только сначала ответь ты: ты намерена вернуться?
      - В смысле? Я уже вернулась, если ты этого не заметил.
      - Ты хочешь снова стать джокером?
      - Нет.
      - И я никоим образом не смогу тебя уговорить?
      - Нет. Мне достаточно того, что ты за семь лет превратил меня из живого человека в символ. Я больше не хочу быть Дамой Надеждой Аржента.
      - Почему?
      Рида встала, отошла к белой каменной балюстраде и с улыбкой продекламировала:
      - Я вступаю в этот печальный Танец, Танец Смерти,
      И оставляю всякую радость на земле.
      Это старые стихи из одной берлинской церкви, - пояснила она. - Я больше не решусь танцевать этот Танец. Я ушла, когда почувствовала, что на пределе. Либо я сверну себе шею в самом буквальном смысле, либо умрет моя душа. Я достаточно сделала как джокер. Особенно если учесть, что я вообще ничего не обязана была делать. Теперь я хочу быть человеком.
      - Вот тебе и ответ, - Якоб смотрел на нее с ласковой усмешкой. - Мне нужен кто-то, кто заменит тебя. Юзеф не смог. Может, у него и были способности мастера иллюзий, но мыслил он слишком тривиально. А мне нужен человек, способный на неожиданные решения. Кроме всех меркантильных причин, такие люди приближают нас к Богу. К его неизреченности. Это единственный путь к Богу, который я могу понять. Ты была сердцем Аржента. Почему бы господину Граве не стать его мозгом?
      - И я должна его в этом убедить?
      - Ты ничего никому не должна. Только скажи, если захочешь, подходит он для этого или нет. Не сейчас, а в конце вашего путешествия. А уговорить его - моя забота. Ты согласна?
      - Да. Только - услуга за услугу, мейнхеер Якоб. Я тоже хочу кое-что у вас узнать.
      - Если я могу помочь тебе...
      - Вы проводили расследование после смерти Юзефа?
      - Конечно.
      - И?
      - Ничего. Подробностей я сейчас не помню, но ты можешь забрать у меня досье. Я специально его подготовил, пока ждал тебя. Это не политическое убийство с вероятностью 100 процентов и вообще не убийство с вероятностью 99. Просто несчастный случай.
      - Хорошо. Но тогда - как же Конрад?
      - А что - Конрад? - Баязид с видимым неудовольствием повторил имя племянника.
      - Вы навещали его? Посылали врачей, чтоб они его осмотрели?
      Губы мейнхеера Якоба сжались.
      - Не вижу в том нужды. Он всегда был сумасбродным истериком. Если бы я принимал всерьез все его выходки, меня бы уже не было на свете. Захочет со мной связаться - свяжется. Захочет вылечится от своей немоты - излечится.
      С минуту Рида размышляла, не поделиться ли с Баязидом своими подозрениями, потом отбросила эту мысль. Это дело ее и только ее.
      - Спасибо вам за все, мейнхеер Якоб. Досье я, с вашего разрешения заберу, а взамен предоставлю вам через несколько недель досье на господина Граве. По рукам?
      И они расстались, как всегда размышляя, кто кого на сей раз обвел вокруг пальца.
      Кафе называлось "Птицелов". Окна были затянуты зеленой сетью с крупными ячейками, вместо стекол - голограммы. Тропический лес, теплый сумрак, дождь, стекающий по голубоватым листьям. Динамики, спрятанные под потолком, наполняли помещение негромким шумом воды и птичьими голосами.
      Майкл усмехнулся - такие заведения были в моде на Земле лет тридцать назад. Вот и разбери-пойми, в каком времени они тут живут.
      - Ну, как город? - поинтересовалась Рида.
      Майкл пожал плечами.
      - Неинтересно.
      - Неужели?
      - Честное слово. Я повсюду натыкался на вас. Ваши деньги, ваши идеи, приглашенные вами художники. Кажется, в этом городе не осталось ничего своего.
      "А во мне осталось? - возмутилась Рида мысленно. - А в тебе останется через десять лет? Покрутись-ка на моем месте, а потом поговорим".
      - Вы на меня сердитесь? - спросила она кротко, заказав местные деликатесы и отпустив официанта.
      - А за что, разрешите полюбопытствовать?
      - За этот спектакль в магистрате. Мне показалось...
      - Рида, я похож на человека, который будет сердиться на нож за то, что он острый? Вы - ребенок. Жестокий, забывчивый, беспечный. Но тут уж ничего не попишешь.
      - Если я - ребенок, то кто же тогда Юзеф?
      - Вот именно. Дреймур - планета детей. Вы самозабвенно играете кто во что горазд, а потом смотрите на то, что получилось и разводите руками. Зато, похоже, игрушки вам даны такие, о которых взрослые могут только мечтать, - Майкл не знал, как лучше убедить ее, а потому воспользовался идишем - ее тайным языком. - Ваш Юзеф - schleimnasl - растяпа. Или, дословно: человек с дурной судьбой.
      - Так вы знаете, что произошло той ночью?
      - Нет, конечно. Не торопитесь, пусть это будет правильный детектив. Будем опрашивать свидетелей, выдвигать версии. В глубине души зная, что имя преступника все равно откроется только на последней странице.
      - Когда он, внезапно появившись из темноты, приставит пистолет к моей тонкой беззащитной шее и злорадно захохочет. И тогда вы... Ладно, там видно будет. У вас есть какие-нибудь заведомо ложные версии?
      - Сколько угодно. Во-первых, вы все время спрашивали, брал ли Юзеф в долг. Но должника убивать бессмысленно. А вот кредитора - смысл прямой. Нужно проверить, не давал ли он кому-нибудь большой суммы в долг.
      Далее, если я правильно понял ситуацию, им мог кто-то управлять. Здесь возможны два варианта: Юзефу это не понравилось, он попытался избавиться от своего опекуна, но неудачно. Либо это не понравилось кому-то другому, и возникла конкуренция. Как тут насчет мафии, бандитских шаек, политических кланов?
      - Спокойно. Были пираты, да все сплыли. Кроме того... Ладно, продолжайте.
      - Ну, и третий мотив - ненависть. Личная или... - Майклу это только сейчас пришло в голову, - ...или религиозная. Какая религия в Арженте?
      - Самые разные, разумеется. Большинство - протестанты, но есть и католическая церковь, и синагога. Правда у меня неплохие отношения со всеми.
      - Не то. Здесь нужна какая-то полулегальная секта, отпавшая от официальной церкви, с харизматическим лидером, очень нетерпимая. Джокеров можно считать дьяволопоклонниками?
      - Можно считать кем угодно. Но, повторяю, у меня никогда не было столкновений с... - тут она вспомнила отца Андрея и запнулась. - Ладно, что говорить, легче навести справки. Но вы упускаете из виду одну деталь.
      - Какую же?
      - Убийцей может быть только джокер. Три года назад на Дреймуре было трое мастеров иллюзий. Двое - я и Юзеф, отпадают. Остается мой учитель, но, тут уж вам придется поверить мне на слово, он тоже не при чем. У них с Юзефом просто не было общих интересов.
      - А с вами?
      - Мы не виделись десять лет. Насколько мне известно, он сам давно уже не создает иллюзий. Но даже если поверить, что он по какой-то невероятной причине решил меня убить, он бы сделал это совсем не так.
      - Как же?
      - Послал бы прямой вызов. И уж никогда не стал бы одевать на Конрада ошейник. Проще запутать воспоминания так, что человек сам перестает понимать, видел он что-либо на самом деле, или это было во сне. Нет, это не он, в любом случае. Но есть еще одна возможность.
      - А именно?
      - Ученик. Не мой, моим был Юзеф. Тогда чей же? Вчера я думала на Клода, моего учителя. Правда, обычно, ученик бывает один, но это, как раз правило, которое легко нарушить. Но сегодня Его Бургмейстерство сказало, что Юзеф заказал перед смертью новый жезл. Это несколько меняет дело.
      - Жезл волшебника?
      - Что-то вроде. На самом деле, их тоже придумала я. Нужен был какой-то символ власти джокера, что-то, что превратило бы нас из мутантов в членов общества. А у таких жезлов сами знаете какая история и какие архетипы. Магического в нем было не больше, чем в мешке шерсти из английского парламента. Не понимаю, правда, почему Юзеф обратился к ювелиру. Жезл должен быть деревянным. Потому что, когда джокер бросает свое ремесло, он должен его сломать. Я так и поступила в свое время. И торжественно усадила Юзефа во главу стола на свое место. Все прослезились. А теперь он, по-видимому, заказал жезл для своего ученика.
      - А как вы представляете себе мотив убийства?
      - В этом-то и загвоздка. Деньги? Джокер может достать любую необходимую сумму сам и абсолютно бескровно. Власть? Но он же не узурпировал Юзефов трон. Личная ненависть? Кто же его знает! А теперь давайте спокойно пообедаем и поедем домой. Если где-то остались следы - так только там.
      Короткий резкий стук в окно вырвал Риду из задумчивости. По стеклу ползала Hero negra - тонкая длинноногая стрекоза с иссини черными острыми крыльями. Черная Геро - еще одна старая знакомая.
      Рида взглянула вверх, так и есть, огромного гнезда, искусного переплетения блестящих нитей, много лет неторопливо выраставшего над окном ее кабинета теперь не было. Кто-то из слишком ретивых слуг разрушил его, когда убирался в комнате.
      Нет, сегодня решительно все стремилось навести ее на грустные мысли. Вот и сейчас, стоило взглянуть на круглые с зеленоватым отливом глаза Геро, тугой изгиб ее брюшка, и сразу же вспоминались Праздники Фонарей здесь, в Доме Ламме, брачные ночи черных жриц Венеры.
      Самки прилетали в сад каждый год в конце августа. В один прекрасный вечер Рида находила их на подоконнике, греющимися на солнце. В сумерках из кустов и травы начинали доноситься странные звуки: что-то среднее между кваканьем лягушки и визгом пилы. Обитатели дома, взяв с собой разноцветные бумажные фонари спускались вниз, в темноту. Ночи были теплые, звездные.
      На призыв черных невест из окрестных садов летели самцы и пятно света, блуждая по широким темным листьям, то здесь то там ловило сцепившихся в клубок, бешено совокупляющихся насекомых.
      Они не обращали внимания на подобные мелочи, а у людей словно угли начинали тлеть внизу живота. В деревнях такие праздники заканчивались пьянкой и оргией. В Доме Ламме внешне все было очень пристойно, чистое эстетство, по крайней мере, пока госпожа Рида не поднималась к себе. Ну а потом, как она надеялась, ее свита могла по-настоящему отвести душу.
      Наутро земля была усыпана мертвыми Леандрами15. Их сгребали в одну кучу и сжигали. Геро возвращались на карниз и строили там новую паутину, увешанную маленькими четками яичек. Потом и они умирали, а на следующий год вылетали новые.
      Пикколо, который был родом из Гелиада, рассказывал, что Геро была распутной дочерью местного князя. Ее поклонники год за годом разоряли страну, пока разгневанный отец не проклял их всех и не превратил в насекомых.
      Была ли это настоящая легенда, или Пикколо сам ее придумал, Рида не знала. В Туле черных красавиц не было. Была только песенка, которую сочинил когда-то для Риды Клод.
      Прилетала в гости к нам стрекоза,
      У нее, у стрекозы, странные глаза.
      Прилетал в гости к нам старый шмель,
      Он был царь всем шмелям, ты уж мне поверь!
      Она верила.
      Геро все еще недоуменно ползала по стеклу. Она прилетела домой, туда, где родилась год назад, и вместо гнезда нашла голую стену.
      Ассоциации напрашивались самые жалостливые. Поэтому Рида осторожно открыла окно и подтолкнула Геро пальцем. Та еще несколько мгновений кружила легким комочком пепла, потом исчезла.
      Рида отошла к столу. После возвращения из Аргенти-сити она два часа беседовала с юристами и теперь имела некоторое представление о своем финансовом положении.
      Все было не так уж плохо. Долгов Юзеф не наделал, больших денег никому не ссужал. После его смерти дом и капитал автоматически вернулись в ее владение.
      Да, деньги в качестве мотива отпадают. Что остается? Власть и женщины?
      Рида снова взяла в руки мятый, истончившийся на сгибах листок. Чтобы хоть как-то продвинуть расследование, она взялась разбирать бумаги в столах Конрада и Юзефа и мгновенно оказалась во власти ушедшего времени.
      Вот еще один кусочек прошлого, из самых хрупких, живых глубин, нелепый, неуклюжий, который могли видеть только родные глаза.
      Короткие строчки. Узкие с сильным наклоном буквы - почерк Конрада.
      Иногда, когда ей нужно было привести свои мысли в порядок, она звала Конрада, они вдвоем забирались поглубже в лес и разжигали огромный костер. Рида глядела в огонь, слушала ночь и набиралась сил.
      Похоже, вдохновение настигло Конрада после одного из подобных походов.
      Мои руки в смоле,
      Твои руки в золе,
      Мы вдвоем,
      Мы во мгле,
      Мы одни на земле...
      И ниже - детским корявым почерком Пикколо:
      Был костер разведен не напрасно,
      Не напрасно пылал тот огонь,
      Мой любовник и нежно и страстно
      Протянул смоляную ладонь.
      Ах, противиться я не умела
      Этих рук роковому теплу,
      И к нему потянулась несмело,
      Угодивши коленом в золу!
      Мальчишки!
      Дреймур - планета детей?
      Она вернулась в свою детскую и нашла все игрушки разбросанными и разломанными?
      И теперь, чтобы поправить дело, нужно просто удачно сыграть в детектив?
      Каждый человек живет внутри своих иллюзий, и лишь мастера, создавая иллюзии для других, сами на обман не поддаются.
      Так учил ее Клод.
      Но теперь она больше не мастер и должна на ощупь пробираться среди своих и чужих обманов.
      Это и значит "научиться быть человеком"?
      В дверь постучали.
      - Йонгфру Рида, здесь пришел меестер16 доктор из монастыря. Вы будете с ним говорить?
      - Конечно. Я сейчас же спускаюсь. И, пожалуйста, пригласите мейнхеера Граве.
      Как следовало из досье, слуга, обнаруживший тело, поспешил уволиться из Дома Ламме. Остальные поторопились как можно больше забыть. Так что этот доктор мог оказаться единственным серьезным свидетелем.
      Следователи с ним не разговаривали. Они ограничились лишь составленным его рукой "Свидетельством о смерти". Рида узнала всегдашнюю осторожность Баязида. Он ничего не понимал в делах джокеров и не хотел подставляться.
      Беседа долго не клеилась. Отец Андрей успел провести просветительную работу и врач поджимал губы, боясь выронить лишнее слово. Майкл тоже почему-то молчал и вопросы задавала Рида.
      - Вы осматривали тело мейнхеера Бринкера?
      - Совершено верно.
      - Кто вас пригласил?
      - Мейнхеер ван Хольп, управляющий.
      - Расскажите, пожалуйста, подробно: где лежал труп, в какой позе?
      - Видите ли, на кровать тело поместили уже слуги. Они же придали ему э... соответствующую позу.
      Рида увидела, как дернулся подбородок Майкла. Похоже, он мысленно чертыхнулся.
      - И в комнате тоже навели порядок?
      - Не знаю, но особого беспорядка я не заметил.
      - Вы определили время смерти?
      - Очень приблизительно, разумеется. Час я уже не помню, прошло более шести месяцев, но, кажется, смерть наступила незадолго до рассвета.
      - Вам удалось установить причину смерти?
      - Нет.
      - Были какие-нибудь признаки насильственной смерти?
      - Что вы имеете в виду?
      - Ссадины, царапины, ушибы?
      - Нет. Но это не позволяет ни о чем судить. Он мог умереть от отравления алкоголем, и я также не нашел бы никаких следов.
      - Почему вы решили не проводить вскрытие?
      - Мне запретил это господин управляющий.
      - От чьего имени?
      - От вашего, йонгфру Ларсен.
      - Простите, но вам не кажется, что в такой ситуации вы должны были настоять на своем, даже если бы вскрытие запретила я лично?
      После затянувшейся паузы доктор сказал:
      - Дело в том что... Учитывая обстоятельства, при которых погиб мейнхеер Юзеф, я не счел себя достаточно компетентным.
      - О каких обстоятельствах вы говорите?
      - О вмешательстве э... иных сил.
      - Кто вам рассказал об этих обстоятельствах?
      - Право, не помню. Кто-то из слуг.
      "Отец Андрей", - подумала Рида, но Майкл бросил в ее сторону быстрый взгляд и она смолчала.
      - Может быть, вы помните, как был одет мейнхеер Юзеф?
      - Я могу ошибиться. Не забывайте, это было довольно давно. Коричневая куртка, голубая рубашка, брюки, кроссовки. Ничего необычного.
      - А в карманах не было ничего примечательного? Или, может быть, что-то упало за подкладку?
      - Нет, ничего. Разве что... И куртка и брюки со спины были испачканы.
      - Чем?
      - Просто пылью. Не кровью, не землей. Да, вот еще, куртка была чуть-чуть порвана. По шву у ворота и там, где вшиты рукава.
      - Словно тело тащили по полу?
      - Да. Пожалуй, да.
      Рида вздохнула с облегчением.
      - Ну, это уже кое-что. Большое вам спасибо. А что касается самого трупа, ничего не показалось вам странным?
      Врач мужественно попытался припомнить еще что-нибудь.
      - Показалось. Это мелочь, но... Зрачки. Они были разного диаметра. Правый на два-три миллиметра больше.
      "Свихнулся от усердия", - подумала Рида.
      - И о чем это может говорить?
      - О внутричерепной гематоме. Но, повторяю, никаких следов травмы, даже малейших ссадин на голове не было. Я смотрел очень тщательно. Да и смерть в таком случае наступает обычно через несколько часов.
      - Я читала, что такое случается, скажем, при инсульте.
      Доктор снисходительно улыбнулся:
      - О, конечно, да. Но инсульт в таком возрасте? Это невозможно.
      - Отравление?
      - Да, многие яды действуют на мышцу, сужающую зрачок. Но на оба глаза одинаково. Или это какой-то неизвестный мне яд. Но даже в этом случае - не могу себе представить.
      - Аневризма? - впервые подал голос Майкл.
      Врач взглянул на него с благодарностью.
      - Вы считаете? Да, конечно. Врожденная аневризма сосудов головного мозга. Это действительно может многое объяснить. В момент напряжения, физического или нервного, она разрывается и - картина кровоизлияния в мозг. Конечно. Скажите пожалуйста, - он повернулся к Риде, - мейнхеер Юзеф не страдал головными болями?
      Когда они остались вдвоем, Майкл спросил:
      - Рида, а от чего, собственно говоря, умирают за темной завесой?
      Рида покусала палец, собираясь с мыслями.
      - Хороший вопрос. Видите ли, Майкл, в том мире обычная материя как бы не существует. То есть, разумеется, никуда она не девается, просто становится неощутимой для наших глаз, ушей, пальцев.
      ("Институт благородных девиц", - подумал Майкл.)
      - Чтобы увидеть что-нибудь за Темной Завесой, - продолжала Рида, игнорируя его скептическую ухмылку, - надо захотеть это увидеть. И не просто захотеть, а думать об этом непрерывно, отбросив прочие мысли. А чтобы двигаться там, нужно постоянно держать в уме свою цель. Понимаете?
      - Понимаю. Продолжайте.
      - А все, что вы чувствуете, напротив, обладает там весьма ощутимой реальностью, независимой от вашей воли и желаний. И если джокер не умеет контролировать свои эмоции, они каскадно усиливаются и убивают его. Чаще всего умирают от страха, но убить может и гнев, и отвращение, и даже радость. Это первое, чему учится джокер: помнить свою цель и правильно использовать страх. Он должен быть лишь сигналом опасности, не больше.
      - Но каждому когда-то не хватает выучки? Он сталкивается с чем-то таким, от чего его подкорка выходит из под контроля?
      - Совершенно верно. Это, видимо, случилось и с Юзефом.
      - Значит, вы были правы, когда говорили о естественной смерти?
      - Да. Но тело тащили по полу.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Девять лет назад. Нефелла.
      Маленький город, белый собор, ползущие с гор облака. Гесперида, начало лета.
      Двое студентов в гостинице. Они уже два месяца путешествуют по Нефелле, раздумывая, не сменить ли университет.
      Деньги кончаются.
      Студенты едят раз в день в самом дешевом кафе некий суп, называемый "Зольянка."
      Острый густой навар, кружки сосиски и грибы. Горячо, сытно, но через неделю уже поступает к горлу.
      Еще есть белый, горьковатый пахнущий травами хлеб и чай в пакетиках. Иногда молоко.
      Можно было бы написать родне, попросить денег и двинуться дальше, но жара незаметно ввергает студентов в полную апатию. Внутренний голос подсказывает, что "Зольянка" в других городах ничем не отличается от здешней.
      Один из двоих, Карел ван Глек, строен, хорош собой и родовит. Он единственный и, можно сказать наследный племянник Якоба Лодовейка Баязида.
      Видимо от избытка сил и здоровья его частенько мучают мрачные мысли.
      А может быть, он просто чувствует (и чувствует верно), что легкая меланхолия способствует успеху у женщин.
      С дядей он в ссоре, потому что жаждет самостоятельности.
      Или потому, что нужно же на ком-то срывать раздражение, а родители Карела уже умерли.
      Или потому, что некрасиво дружить с богатым стариком.
      В Туле он сменил аржентское имя Карел на более гордое и звучное Конрад, других следов пребывание в университете на нем не оставило.
      Второй - Ричард Теодоракис, по прозвищу Пикколо, уроженец Гелиада. В детстве он, как многие на побережье, переболел костным туберкулезом, а оттого мал ростом и горбат.
      Однако он, в отличие от Конрада, чуждается любой тривиальности, а оттого изо всех сил пытается не выглядеть злым горбуном и старательно излучает оптимизм. Более того, из слабых зачатков здравого смысла, имеющихся у его товарища, Ричард за два месяца знакомства сумел вырастить какое - никакое чувство юмора.
      Правда, на то, чтобы помириться с дядей и попросить у него денег вышеупомянутых юмора и здравого смысла пока что не хватает.
      Но вот однажды Конрад является к приятелю полным сил и энергии.
      - Рич, мы пируем! Сегодня вечером в городе свадьба. Некий нобель из Аржента и некая богачка из Туле. Представляешь, какой размах?!
      - Нобель-кобель, - бормочет Пикколо. - Свадьба века на нейтральной территории.
      - Вот именно. Аржентец приходится мне дальним родственником. Я, улучив момент, напомнил ему об этом и получил приглашения для нас обоих. Так что, выделяй желудочный сок что есть мочи!
      Они отправляются на торжество. Толпа людей, всюду цветы, роскошный стол в соседнем зале: матово поблескивает фарфор, призрачно белеют льняные салфетки, так и слышишь хруст, с которым они развернутся. Но вот что странно: ни жениха, ни невесты, ни священника не видно.
      Опаздывают.
      Гости ждут десять минут, двадцать, полчаса. Желудки студентов начинают как-то нехорошо ныть, заподозрив, что их подло обманули.
      Пикколо отлучился, чтобы разведать обстановку. Конрад остался стоять у стены. За его спиной тяжелая темно-красная портьера, на фоне которой, кстати сказать, он смотрится великолепно.
      И тут вдруг он слышит некий голос - юный, тихий приятный. И звучит этот голос почему-то за его спиной. И голос произносит:
      - Ну что, сборище племенных жеребцов всем не терпится оценить стати новой кобылки?
      Конрад заглядывает потихоньку за портьеру и видит юную девицу в белом платье, с жемчугами в волосах. Через руку ее перекинута фата. Он, естественно, тут же теряет дар речи.
      А дева улыбается так, что сердце Конрада начинают покалывать тысячи иголочек и говорит:
      - Советую вам не тратить время зря. Свадьбы не будет.
      "Я так сочувствую вам, мадемуазель!" - хочет сказать Конрад. Но вместо этого вдруг довольно глупо спрашивает:
      - Почему же?
      - Потому что я уговорила своего жениха, и он покинул сегодня город. Простите, что не дала вам полюбоваться спектаклем.
      Конрад задумывается, что, если бы, скажем, он был в этой истории на месте жениха, то какими, интересно, аргументами можно было бы убедить его отказаться от обещанного. А незнакомка продолжает:
      - Впрочем, могу предложить другое развлечение, не хуже. Понимаете, господин ван Глек... Понимаете, Конрад, мне действительно нужно попасть в Аржент, но не чьей-нибудь женой, а свободной женщиной. Но одна я боюсь. Помогите мне. Украдите меня, пожалуйста.
      - Мадемуазель, я был бы счастлив, - говорит Конрад, - но дело в том, что билет...
      - Не беспокойтесь, - перебивает его невеста, - деньги я захвачу с собой. Иначе - что за побег? В Арженте сочтемся. Минут через пятнадцать осторожно уходите из зала, обойдите дом и ждите. Я спущусь. По рукам?
      - Я вас жду, - шепчет Конрад и быстро пожимает маленькую узкую ладонь.
      За портьерой скрыта потайная дверь, в ней и исчезает незнакомка.
      Через минуту появляется Пикколо с ворохом сплетен.
      Жених, оказывается, по неизвестной причине разорвал помолвку. Страшный скандал. Никаких перспектив в смысле обеда.
      - Понятно, - говорит Конрад. - Рич, у тебя в Геспериде не осталось никаких дел?
      - Да нет, вроде. А что?
      - Очень хорошо. Значит, сегодня мы уезжаем.
      - Куда это? - спрашивает Пикколо.
      - Как это куда? - удивляется Конрад. - В Аржент, разумеется.
      И они ужинали в тот день в каюте маленького парусника жареной рыбой и сладкими пирожками, которые прихватила с собой запасливая невеста.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      ПРОШЛОЕ НАСТУПАЕТ, ПЯТЯСЬ
      32.06. Аржент.
      Рида забралась на чердак и устроилась на полу у окна, в узком проеме, упираясь спиной в старый сундук, а ногами - в груду битой черепицы.
      (Черепицу бросили здесь "ненадолго", когда чинили крышу, и уже лет семь не могли убрать.)
      Это был очень старый тайник. Рида и прежде не раз сиживала здесь, когда ей нужно было побыть одной и "собрать себя заново".
      Майкл с утра уехал в город. Его Бургмейстерство все же не хотел отпускать такого гостя, не получив с него никакой прибыли. Сегодня он продемонстрирует мейнхеера Гравейна нескольким десяткам почитателей его таланта, прогуляется с ним по картинной галерее, отобедает и изопьет.
      А вечером Майкла ждет концерт в соборе. И витражи будут переливаться и менять рисунок, следуя за звуками органа. Может быть хоть это вознаградит великого писателя за его беспорочную службу на благо граждан Дреймура.
      "А потом появится "Любовь в старинном соборе", - подумала Рида. - Хотя тут скорее пахнет "Любовью под кровавой луной".
      Сама Рида за сегодняшнее утро уже отправила с собственным гонцом письмо Клоду, а также избавилась от двух камней, тяжко лежавших на ее совести. Написала отцу и матери Юзефа и своим родителям.
      Первое письмо было по-настоящему тяжелым - ритуальные фразы повторять не хотелось, а искренне писать полузнакомым людям она была не в состоянии.
      Зато второе - легким до предела. Рида не сомневалась, что Ларсены и без того прекрасно осведомлены о ее делах. И не сомневалась, что ответа на свое письмо она не дождется никогда.
      "Слишком сильно я их напугала десять лет назад. Полной нереальностью, необъяснимостью своих поступков.
      Действительно, наверно, не очень приятно узнать, что родная дочь больше не играет в твои игры. Более того, непонятно, в какие игры она играет, и какие силы при этом использует.
      В конце концов, мне просто бросили Аржент, как выкуп за всеобщее спокойствие. Никто тогда представить себе не мог, что я найду серебро.
      А между тем не было ничего проще. Клод мне когда-то внушал: "Любой человек знает ответы на все вопросы. Просто надо забыть свое "не знаю" и ответ всплывет. Потому что там, у тебя внутри хранится весь мир, и все связи и законы, которые его скрепляют.
      На самом деле, конечно, никто не знает так ли это. Но если ты сможешь поверить, это тебе сильно поможет в жизни".
      Я поверила.
      Кстати, если кто-то думает, что серебро я нашла сама, он полный дурак. Так еще можно вообразить, что и войны выигрывала я сама. Я только джокер. Я не полководец, не строитель, даже не политик. Я - чужой сон.
      Я долго и придирчиво выбирала горного инженера - молодого, не упертого, с некоторым опытом. Выбрала, пригласила в Аржент, и Якоб, как всегда, заплатил, не скупясь.
      И когда инженер начал работать, я стала играть с его снами. По ночам он превращался в гнома и путешествовал сквозь горные породы, как пловец в реке. Он действительно знал все, что было нужно, просто не мог это увидеть. Я ему помогла.
      А через три месяца он нашел жилу. Не во сне - наяву".
      Рида встряхнулась и состроила своему отражению в мутном стекле недовольную гримасу.
      "Не самолюбованием надо заниматься, а подумать, кем мог быть этот таинственный ученик Юзефа. Если ты вправду знаешь ответ на все вопросы".
      Но думать не хотелось. Беспокойство, которое загнало ее сюда, не отпускало.
      Оставалось одно-единственное средство - пойти побродить. На десятом-пятнадцатом километре ясность мыслей должна вернуться. Заодно поглядеть на окрестности, раньше на это не было времени.
      "А если кто-то следит сейчас за мной так, как следят джокеры, он не упустит этого случая"
      День сегодня совсем не похож на вчерашний.
      Если запрокинуть голову, то увидишь, как где-то на страшной высоте гуляет ветер, тащит серые в комьях облака. В просветы между ними порой высовываются бледно желтые пальцы солнца.
      Лес и река на горизонте то озаряются нестерпимо ярким светом, так что видна каждая веточка, каждый отблеск на спине волны, то снова уходят в тень.
      Здесь внизу тишина, стоячий воздух, лишь изредка сухой ветерок затарахтит листьями, швырнет к ногам горсть пыли.
      Рида вздохнула с облегчением: отыскалась причина для беспокойства. Будет дождь. Впрочем, пара часов у нее еще есть.
      Она спустилась к реке, пошла вдоль берега, потом свернула по тропинке в молодой лесок.
      Теперь, когда под ногами снова была родная, неровная, оплетенная скользкими корнями, украшенная кочками пожухшей от солнца травы, земля Аржента, Рида мгновенно стала другой. Ей казалось, что знакомые деревья, холмы, плоские камни на склонах дружески похлопывают ее по плечу.
      Там, где над тропинкой нависало поваленное дерево, она пригибалась ровно настолько, чтобы пройти под ним, сама не замечая этого.
      Когда нужно было пересечь небольшой ручеек, вытекающий из болота, она перешла по набросанным сучьям ни разу не споткнувшись, и не взглянув под ноги.
      Когда тропинка взбиралась вверх по склону оврага Рида, не задумывалась ни на секунду: на каждой ступеньке ее нога сама находила корень или выбоину, на которую можно было опереться.
      Вскоре она вышла в поля и тут же поймала нужный темп: вверх по склону холма быстрее, вниз - чуть медленнее, а потом уже вовсе перестала ощущать время и расстояние.
      Сейчас она могла бы легко, без малейшего усилия уйти за Темную Завесу, могла бы при желании увидеть себя, Юзефа, Конрада скачущими по этим холмам много лет назад. Могла вспомнить любой прожитый день до мельчайшего мгновения, любое слово, движение, форму облака над головой, стебель травы, примятый конским копытом.
      Рида остановилась.
      И, как это ни странно, остановила ее не собственная мысль, а реальное препятствие. Перед ней вдруг оказалась высокая, сложенная из серых камней, стена.
      Ей понадобилось некоторое время, чтобы узнать в этой неожиданной преграде стену обители Святого Сердца. Так, значит, вот куда она забрела, сама того не желая.
      Рида нахмурилась. Похоже, ее подсознание решило выкидывать фортели.
      Она решительно повернулась и уже сделала несколько шагов, когда вдруг услышала за своей спиной тихий шорох, словно сыпались маленькие камушки. За стеной кто-то был.
      И тут же негромкий, но ясный звук - металл ударился о камень.
      Оружие!
      Благородная аристократка среагировала мгновенно, не посрамив своих предков.
      Прыгнула в сторону, перекатилась и нырнула под ближайший куст.
      Еще секунду спустя ее собственный пистолет уже рыскал, выцеливая (выискивая?) противника.
      Из-за стены донесся высокий, чуть надтреснутый голос:
      - Совсем свихнулась, Рида Светлая?
      Рида вылезла из своего укрытия, отряхнула колени.
      - С тобой свихнешься! - крикнула она. - Пикколо, чертушка, где ж ты пропадал?!
      Маленький горбун легко спрыгнул на траву, и хозяйка Дома Ламме обняла его.
      "Господи! - подумала она. - Наконец-то не одна! Наконец-то мне все расскажут толком!"
      - Так ты все время был здесь?
      - Конечно, - он глянул на нее искоса, наклонив голову, словно птица. Рядом с Коном. Где ж мне быть еще?
      Это было прозвище, которое он придумал для Конрада давным-давно, еще до Аржента - Кон Юный17. Когда же он хотел хорошенько разозлить приятеля, то величал его не иначе, как Конналом Ста Битв. Кстати, и Риду Светлую пустил в обиход тоже он.
      - И ты все время молчал? Я же была здесь позавчера.
      - Я тебя видел.
      - И не показался?
      "И отец Андрей промолчал" - добавила она мысленно.
      - А зачем? Я знал, что ты придешь еще раз и уже не с парадного хода. Как видишь, не ошибся. Кроме того, я хотел, чтобы ты сама немного здесь осмотрелась.
      - Осмотрелась! Да меня уже дважды чуть не убили.
      - Ну, это не фокус. Тем более, ты, как я вижу, вполне жива. Ладно, пошли поговорим. Есть здесь одно укромное местечко.
      "Укромным местечком" оказался родник в глубине рощи, ясный, сверкающий, словно глаз лесного божка. Видно было, что воду отсюда берут нечасто: трава не затоптана, грязи вокруг нет.
      Вода маленьким фонтанчиком плясала в темной чаше, переливалась через край, и тонкий ручей убегал по склону вниз, к реке, то и дело подпрыгивая крошечными водопадами.
      Вне всяких сомнений, отец Андрей о роднике знал, но почему-то трогать не стал. Не построил ни часовни, ни купальни для омовения больных как это полагалось бы в приличном монастыре. Только плетеная изгородь на склоне, чтобы в чашу не сыпалась земля, да узкая деревянная скамья. На нее и уселись Рида и Пикколо. Уселись и замолчали.
      Рида вдруг почувствовала себя неловко. В прежние времена Пикколо был на особом счету в ее свите.
      Все остальные в ее глазах были просто мальчишками - храбрыми, верными, неглупыми, но до взрослых людей им было еще расти и расти.
      И она изображала для них то Жанну Д`Арк, то Прекрасную Даму Былых Времен.
      И они, ни во что такое не веря, предпочитая девушек совсем иного пошиба, все же впечатлялись и шли за ней.
      И на войну, и на край света.
      Продолжая при этом считать себя людьми трезвыми и здравомыслящими.
      Не то - Пикколо.
      (Кстати, свое прозвище он тоже придумал сам, что уже говорило о чем-то.)
      Он был достаточно беспощаден к себе для того, чтоб неплохо понимать других, и для того, чтоб Рида была с ним откровенна. Он, как и джокеры, мог видеть правду.
      И вот теперь ей вдруг стало не по себе.
      И не зря. Пикколо прервал молчание.
      - А ты стала женщиной, - сказал он задумчиво.
      И, немного погодя, как это было у него в обычае, пояснил:
      - Я имею в виду не женственность, а то, что ты уже не девушка.
      Рида почувствовала, что краснеет.
      - Это так важно для тебя? - спросила она, как можно язвительнее.
      - Я мог бы спросить: "Кто он был?", но это действительно неважно. Я хотел бы спросить: "Почему не Конрад?", но ты все равно не сможешь ответить. Поэтому скажи хотя бы вот что: это как то связано с иллюзиями?
      - Я не понимаю, о чем ты.
      - На Земле в старые времена от колдунов иногда требовали, чтобы они соблюдали девственность. Иногда - наоборот. Как с джокерами?
      И добавил:
      - Я думаю о Юзефе.
      - А, вот что! Ты хочешь сказать, что если у него была женщина... Была?
      Пикколо кивнул.
      - И не одна.
      - Нет. Если не одна, тогда тем более нет. Понимаешь, здесь нет никакой мистики. Чистота - нечистота, жрец - жертва, это все глупости. Опасна не связь, опасно влюбляться.
      - В смертного?
      Рида топнула ногой.
      - Да нет же! Все просто. Когда человек влюбляется, он заодно начинает сильнее любить самого себя. Иногда, кстати, любовью себе и ограничивается. А джокеру нельзя жалеть себя, дорожить собой. За Темной Завесой это смерть.
      - Так вот почему ты была всегда столь строгих нравов. Бедняжка Конрад...
      - Какое это имеет значение?
      - Для меня имеет. Ты мучила его долго, но я не вмешивался - это была ваша игра. Но то, что с ним сделали теперь, уже переходит границы. Это уже не игра. Ты сможешь его освободить?
      - Нет, - глухо сказала Рида.
      Ей очень хотелось отвернуться, спрятать лицо, но она не посмела.
      Конрад живет внутри своего кошмара и не может проснуться.
      Пикколо молчал.
      - Если... Если я найду убийцу Юзефа, я заставлю его снять ошейник. Помоги мне, - сказала она вдруг, неожиданно для себя самой. - Я уже ничего не понимаю. Я теперь чужая в Арженте. Расскажи мне, как вы жили здесь без меня.
      - Ладно, - он улыбнулся, будто такие просьбы были ему не в новинку. Только сначала, если не возражаешь, я расскажу, как мы жили здесь с тобой.
      - Зачем?
      - Послушай - сама поймешь. Я же не видел тебя почти три года, за это время накопилось, что тебе сказать. Я попробую тебе помочь, но так, как мне это представляется правильным. Не возражаешь?
      - Хорошо, - Рида постаралась улыбнуться.
      Вот и она стала ребенком.
      - Ты, конечно, помнишь нашу встречу в Геспериде. И наше путешествие в Аржент. Я тогда все гадал в какую же ночь Конрад останется в твоей каюте. Когда вы беседовали, стоя у борта, я видел пред собой Адама и Еву. Почему-то, правда, одетых, но эта досадная мелочь так легко устранима...
      - Ну ты хватил, - возмутилась Рида. - положим, Конрад действительно красив, как юный бог, но я-то всю жизнь была замухрышкой...
      - Во-первых, девице семнадцати лет обычно нужно приложить очень много сил, чтобы выглядеть некрасиво, а, во-вторых, что до твоей конкретной внешности, если уж тебя именно это интересует...
      Я не знаю, была ли красива Ева. Просто ее имя означало "жизнь", а твое имя значит "смех", а для меня это почти одно и то же. А смеялась ты тогда так, что все тени расползались по углам и исчезали.
      Но, повторяю, Конрад еженощно спал рядом со мной. Ладно, подумал я, она еще почти девочка, в Арженте они разберутся.
      Но в Арженте ты вдруг стала проявлять интерес к Утюгу-Баязиду и уговорила его поиграть в мятеж. Я тогда несказанно удивился. И тому, что Баязида можно за что-то зацепить, и тому, что тебя это увлекает. Как сказал кто-то из древних: "Эмансипация привела к тому, что женщинам приходится трудиться наравне с мужчинами вместо того, чтобы, как прежде, управлять миром одним взмахом ресниц".
      - Наверно нелепо будет убеждать тебя, что я никогда не стремилась к власти над миром, - перебила его Рида, - ни с помощью ресниц, ни любым другим способом. Наверно, ты, как и все прочие, не поверишь. Поэтому я даже не буду пытаться. Продолжай.
      - Тогда я подумал "Неужели девчонка положила глаз на Утюга и метит в царицы амазонок? Тогда, как ни очаровательна она, а суждено ей исчезнуть с нашего горизонта. Кон не любит властных и холодных девиц".
      И вот с такими-то мыслями я отправился к тебе на новоселье. В дом, подаренный тебе Утюгом. На правах старых знакомых мы явились, не предупредив. И увидели тебя.
      На заднем дворе. Никогда не забуду.
      Шум, крики, отчаянный лай. Огромная серая псина пытается залезть под телегу, рычит, роет когтями землю. Верхом на псине сидит наша принцесса Греза и за ошейник тянет ее назад.
      Конрад, конечно, тут же кинулся на помощь, оттащил собачину, предал кому-то из здешних. Только принцесса на него внимания не обратила. Нырнула под телегу и появилась оттуда с маленьким лохматым зверенышем на руках.
      Звереныш царапается, дерет твою рубашку, а ты его гладишь и успокаиваешь. Как потом оказалось это был Ламме, хорек-телепат, твоя новая игрушка.
      Так вот, когда я тебя увидел: растрепанную, перемазанную грязью и кровью, я понял, что мой друг пропал окончательно.
      Он, конечно, уже всласть к тому времени поволочился за девицами. Но те были простые, нетребовательные. Семестр вместе скоротать, пару безделушек выпросить на память, самое большое - замуж выскочить, вот чего они хотели. А такой - душу подавай, меньшим не отделаешься.
      Так что, когда мы потом узнали, что любовницей Баязида ты так и не стала, меня это уже сильно не взволновало. Увязнуть сильнее, чем увяз уже Конрад, было невозможно.
      Ну а потом нам сразу стало не до того: началась война.
      Гелиад с моря, Туле на суше. И мы с восторгом кинулись в этот водоворот. Ты помнишь, Рида Светлая, когда он тебе впервые в любви признался?
      - Конечно, помню.
      Это было в лесу на границе с Нефеллой. Пост Песье Ухо. Они ждали тогда гонца, письмо из Геспериды. Присоединится ли Нефелла к Туле, или предпочтет не вмешиваться? Есть ли у Аржента хотя бы один шанс?
      Холодная дождливая ночь, узкая лестница, шершавый мокрый камень под ладонями.
      - Что ты ему ответила тогда?
      Она вспомнила, как отшатнулась к стене. (Холод. Мокрый камень.)
      "Смерти ты моей хочешь?!"
      - Конечно, он тогда отступил. Не знаю, понял ли, почему ты его отталкиваешь, но отступил. По-другому не мог.
      Как-нибудь потом, я полагаю, ты поведала ему о роке джокеров. О том, как губительна для них любовь. И он совсем уже ничего не мог поделать.
      Наш добрый Кон всегда верил женщинам, иначе ему было неинтересно. А ты создала вокруг себя легенду такой плотности, что для него в ней осталась лишь одна роль - Рыцаря Печального Образа, или, вернее, Барона Тогенбурга.
      - Ты хочешь сказать, что за эти годы у него никого не было?
      - Как ты возмутилась! Приятно послушать. Были женщины, разумеется. Только разве это мешало вам разыгрывать свой спектакль. А потом случилось еще кое-что. Помнишь, как мы гонялись за пиратами? Осаду Хайры помнишь? Что ты ему сказала тогда?
      - Так ты и это знаешь?
      - Мне ли не знать, Рида Светлая? Разве кто-нибудь, кроме меня, смог бы разобраться, что ты с нами со всеми сделала?
      Так вот, в Хайре он наконец понял, что столкнулся с чем-то, что выше его разумения. И снова отступился.
      Только однажды ему показалось, что есть еще шанс. Это когда ты объявила, что бросаешь джокерство к черту. Он тогда целый план твоего обольщения составил. Но ты сразу же сбежала на Землю. А вернулась только теперь.
      - Но я в самом деле не могла по-другому!
      - Вот и я тоже так думал. А потом вдруг спросил себя: хорошо, а если все наоборот? Если не джокерство заставляет тебя бежать от Конрада, а просто страх? Страх девочки перед мужчиной. Страх отдать кому-нибудь свою любовь? Страх и скупость. А все прочее - не более, чем способ этот страх спрятать? Ты всегда была чьей-нибудь дочкой - сначала своего Клода, потом Якоба. И всегда изо всех сил старалась не выглядеть женщиной.
      Казалось бы, что мне за дело? Но одна мысль не дает мне покоя. Не ткала ли ты все семь лет огромную иллюзию для себя и для нас?
      - Что же, Аржент обязан своей независимостью иллюзии?
      - А тебя это удивляет? Тебе ли не знать, что фантомы могущественнее многих реальных сил? Нет, Аржент остается таким же свободным и процветающим. Но, видишь ли, надламывается одна из основ нашей жизни: тезис о том, что джокеры видят истину.
      А вдруг ты так же слепа, как и все мы? Просто маленькая девочка, которая во что-то играет, чтобы избыть свои комплексы.
      Но лучше бы ты тогда продолжала играть в могучую волшебницу по ту сторону добра и зла. А сейчас, прости, ты скатилась в довольно пошлую комедию смирения.
      Твое имя Рида - "та, что смеется", а ты и смеяться-то от души разучилась. А человек, не умеющий смеяться, слеп и опасен.
      - Прости, но мы хотели говорить о Юзефе, а не обо мне.
      - Ну а что Юзеф? Юзеф, как Христос, потащил на себе все наши грехи. Создать легенду, равную по силе твоей, он не мог физически. А оставаться вторым номером, вечным исполняющим обязанности, для нормального молодого человека невыносимо.
      Вот он и пустился на поиски тех, кто будет им восхищаться. И очень наивно решил, что этого можно добиться добротой и щедростью.
      А Конрад? Каково ему было видеть Юзефа на твоем месте? Он, конечно, не упускал случая ввернуть: "Рида бы так не поступила," - своеобразная сладостная пытка.
      Ну и они очень быстро стали врагами. Я уговаривал Конрада уехать. Но его удерживало слово, данное тебе.
      - А где конкретно они расходились во мнениях?
      - Я не вникал. У меня пухла голова от собственных мыслей, да я и не верил тогда, что Юзеф может вляпаться во что-то серьезное. Мне казалось, у него пороху не хватит. Но Конрад так не считал. За день до того, как погиб Юзеф, они встретились в коридоре, и от обоих просто полыхнуло ненавистью.
      - Из-за чего?
      - Если бы я знал! Юзеф спросил: "Ты все-таки поехал? Ты забыл мой приказ?" (Конрад действительно куда-то уезжал в тот день.) Конрад ему сквозь зубы: "Я подчиняюсь только приказам йонгфру Риды." Юзеф: "Тогда почему ты здесь, а не при ней?".
      Я уже думал - пора бросаться между ними, но Конрад каким-то невероятным усилием сдержался и сказал тихо: "Юзек, пойми, я боюсь за тебя. Можешь оскорблять меня и дальше, но выслушай, пожалуйста" Тот поджал губы: "Ну, хорошо, пойдем".
      Больше я ничего не слышал. Конрад вернулся через час, уже не скрывая раздражения. Походил по комнате, выискивая, на каком стуле сорвать злость, а потом вдруг спросил: "Рич, а может нам и в самом деле уехать?". "Ко мне в Гелиад? Или в Нефеллу?". "Что мне там делать? Хотя бы в Хайру. Здесь я уже действительно никому не нужен".
      Потом мы разошлись спать. Ночью, наверно часа в три, я услышал, как хлопнула дверь его комнаты - он куда-то ушел. Ну а утром нашли Юзефа.
      Тут началось такое, что о Конраде уже никто не вспоминал. Отыскал я его почти неделю спустя. Здесь, в монастыре. Таким же, каким ты его видела. Вот и все.
      - Все, что ты мне можешь рассказать?
      - Пожалуй.
      Пикколо щелчком отправил в воду маленький камешек, словно ставя точку в разговоре. Но потом все же добавил:
      - Это твоя игра, Рида. Безразлично, джокер ты или нет, слепая или зрячая, умеешь смеяться или уже разучилась. Это твоя игра. Помоги нам всем. Мы не боялись любить тебя.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Девять лет назад. Аржент.
      У Якоба Баязида в тот вечер ужинали несколько старых друзей. Когда в небе уже загорались звезды, он пошел их провожать.
      Ночь была теплая, но ветреная, глухо шумела трава, по полям ячменя пробегали бледные волны. Кони переступали с ноги на ногу, позвякивала упряжь, гости рассаживались по экипажам.
      Когда Якоб в одиночестве побрел назад по темному парку, с его лица сползла, наконец, деланная улыбка, и он почти с наслаждением негромко выругался.
      Неприятный разговор способен отбить всякий вкус даже у жаркого из куропатки и у золотого вина Нефеллы. А говорили, разумеется о Туле. О войсках Туле в мертвой зоне вокруг космодрома на самой границе Аржента. О том, что это: психологическая атака, или откровенная угроза. И об обращении в Совет Конфедераций.
      И об их ответе: они-де готовы всячески защищать права Аржента, если он впустит войска Совета на свою территорию. В переводе это означало: каждый, кто имеет претензии к Туле сможет воевать с ней на чужой территории и по большей части чужими руками, достаточно лишь надавить соответствующим образом на Совет.
      Да, все это в совокупности может испортить настроение даже скромному санитарному инспектору. Якоб никогда не корчил из себя патриота, но ему было, что терять в Арженте.
      И вот тут-то и случилось нечто.
      Ветер наклонил над дорожкой куст луноцвета и из его белых гроздьев прямо под ноги Баязиду посыпались со звоном золотые и серебряные монеты. В считанные секунды выросла небольшая горка. Бежать было неприлично, но на пару шагов он все же отступил.
      Горка зашевелилась, стала осыпаться, будто внизу работал какой-то сумасшедший крот. Из самого ее центра выбралась на свет детская машинка-грузовик, в кузове которой сидела дюжина обезьянок в военной форме.
      Машинка сделала круг почета вокруг горки, остановилась, обезьянки попрыгали вниз, построились в колонну, вскинули на плечи крошечные ружья и зашагали по залитой звездным светом дорожке в глубь парка. Потом все исчезло.
      Баязид прислонился к ближайшему дереву, перевел дух. Звать кого-нибудь на помощь? Вроде бы глупо. Он жив, в безопасности и, во всяком случае, телесно здоров. Ладно, пойдем потихоньку спать, и если приступ бреда не повторится, забудем о нем.
      Он поднялся на террасу и снова замер.
      На балюстраде сидела какая-то темноволосая девица и с большим интересом смотрела на него. Баязид счел бы ее следующей галлюцинацией, если бы неожиданно ее не опознал.
      Новая пассия шалопая-племянника. Видел вчера мельком в гостинице, когда в очередной раз прочищал мозги голубчику Карелу. Кто он у нас теперь? Конрад? Вот глупость-то не мерянная!
      - Добрый вечер, мейнхеер Якоб, - сказала девица, голос низкий, приятный. - Пожалуйста, не пугайтесь. Я сейчас все объясню.
      - Буду весьма признателен. Приятно было бы также узнать, с кем имею честь беседовать.
      Ничего необъяснимого в ее пребывании на террасе не было. Баязид никогда не нанимал суперменов-телохранителей. Что-то глубоко противное виделось ему в этом. Вот и поплатился. Не дом, а постоялый двор. Баязиду вовсе не улыбалось выслушивать слезные рассказы о бедственном положении племянника, а потому он стал оскорбительно вежлив.
      - Меня зовут Рида Ларсен, господин Баязид. И я пришла к вам, чтобы продать себя подороже, - она выдержала трехсекундную паузу и добавила с улыбкой. - Я - не то, о чем вы сейчас подумали. Я - мастер иллюзий.
      Якоб о мастерах слышал. А потому любезно спросил:
      - Значит тот легкий дурдом в моем парке с золотом и обезьянками ваших рук дело?
      - Да. И это действительно игрушка. Я могу создать практически любую иллюзию с любой степенью достоверности. Кроме того, я могу читать чужие сновидения и манипулировать ими. Говоря громко и красиво, если вы наймете меня, ваши враги или ... - она снова улыбнулась - ...друзья будут думать то, что закажете вы.
      - Хорошо сказано, йонгфру Рида. Но если вы действительно можете все, что обещаете, почему бы вам не использовать эти возможности для себя? Почему вы хотите непременно себя продать?
      - Потому что женщин и эсперов всегда, в конце концов, продают, не спрашивая их согласия. Я обладаю некой силой. Что можно сделать со мной? Купить или убить. Что могу сделать я? Бегать ото всех, кто на меня положит глаз? Но такая жизнь не для меня. Скрывать свои способности? Но это все равно, что прятать лисенка под одеждой. Поэтому я решила сама себя продать тому, кому захочу.
      - И почему же вашим избранником оказался я?
      - Потому что мне это представляется самым разумным. Понимаете, джокер никогда не борется с течениями, формирующими мир. Напротив, он старается следовать внутренней логике событий.
      А сейчас эта логика требует, чтобы в Арженте началось восстание. Причины те же, что заставили всю планету двести лет назад добиваться независимости. Никто и никогда не найдет в шахтах Аржента серебра, пока они принадлежат всем и никому. У этой земли должен быть хозяин.
      А еще логика требует, чтоб поводья в руках держали вы и я. У вас есть соответствующего рода ум, выдержка и чутье. Вам не хватает только волшебного меча. И этим мечом буду я.
      Для Аржента это единственный шанс обрести независимость, для меня свободу, для вас - реализоваться до конца. Думаю, вы и сами знаете, что до сих пор жили вполсилы.
      - Скажите, Рида, прежде чем прийти сюда, вы уже покопались в моих мыслях?
      - Нет. Все, что я сказала, ясно и так, без моего искусства. Но я могу "покопаться в ваших мыслях" в любой момент. Вас это пугает? Возмущает?
      - Не имею таких привычек.
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      ПУСТОТА
      32.06. Аржент.
      На солнце быстро наползала туча, синяя и свирепая, как многорукий Шива. Рида глядела на нее с мрачным удовольствием.
      "А ну-ка хлестни дождем, да как следует! Может мне полегчает...
      Пикколо, чертушка, щелкунчик, совесть моя!
      Пустота-то какая, какое бездомье!..
      Еще один давний-давний наш разговор. Лежим на траве, где-то рядом пасутся наши лошадки.
      - А я думала, тебе все равно, как ты выглядишь.
      - Чушь все это, Рида Светлая. Может кому-то и удается забыть, что у него на спине, но не мне.
      - Тогда прими мое восхищение. Ты здорово это скрываешь.
      - Может быть. Только, как ты думаешь, почему я при тебе? Оттого, что если сравнивать с тобой, все будут горбатыми.
      ...Здорово я тебя разочаровала, а?
      Не вздумай жалеть себя, это смерть, говорят джокеры.
      Ну что ж, ты жива и здорова, только кому ты тут нужна такая, преисполненная жалости?
      Кому ты можешь помочь?"
      И когда в дорожную пыль упали первые тяжелые капли, Рида бросилась бежать, сама не зная, от дождя ли? От Пикколо? От себя?
      До дома было далековато, и она спряталась в охотничьем павильоне на самой границе парка. Здесь было пусто, заброшено. Половицы угрожающе похрипывали, прогибались под ногами. В углах валялись какие-то бумажки, осколки, куски извести, остро пахло кошачьей мочой.
      Дождь стучал в треснувшие стекла, заливал узкие подоконники. Со стен сорвали штофные обои, и странно было видеть голую, покрытую желтоватыми разводами штукатурку.
      Стоп. Рида, сидевшая у стены и глядевшая на запустение, поднялась. Элегической грусти как не бывало. Что-то уж больно тщательно здесь убирали. Просто невероятно тщательно. Ни одного разломанного стула, ни одной потерянной ложки, ни куска тряпки. Только пыль и мелкий мусор.
      Ну ладно, может Юзеф у нас был сверхбережливым хозяином, но плитку-то от камина зачем отдирать? Она точно уже больше ни на что не годна.
      Рида обошла и комнату, и кухню, и все кладовки, слазила на чердак, но не нашла ничего подозрительного, кроме все той же, бьющей в глаза, неестественной пустоты.
      Она хотела уже спуститься вниз, но тут ей показалось, что неподалеку в кустах что-то блеснуло.
      Забыв о дожде, Рида бросилась туда. Съехала по мокрой земле в небольшой овражек, приподняла ветки, обдавшие ее брызгами, и узрела.
      Вот они: все пропавшие сокровища - портьеры, разломанная, полусгнившая мебель, покрывала, битая посуда, изразцы камина. Даже шахматная доска здесь. А выдали этот тайник осколки голубого стеклянного светильника, украшавшего некогда вход.
      "Ну, ничего себе! Это уже полное безумие. Так педантично собирать все вещи только для того, чтоб бросить их истлевать под ближайшим кустом? Зачем? Ради чего?".
      Но, пока она выбиралась наверх, ответ пришел сам собой. Эти предметы представляли опасность только в руках джокера. Он мог бы определить всех людей, которые когда-либо дотрагивались до них. И более того, джокер мог соткать живую ниточку, которая привела бы его к любому, кто хоть раз их касался. Теперь же солнце, снег и дождь окончательно обезвредили вещи, сделали их нечитаемыми.
      "Следовательно, кто-то очень не хотел, чтобы я знала о его визитах сюда. Ох, до чего же мне хочется познакомиться с этим кем-то!"
      Дождь скоро кончился, и вечернее солнце снова выпростало красные лучи из-за туч. Рида вернулась домой. И отправилась искать Ламме. Только сейчас ей пришло в голову, что и зверек может кое-что рассказать. Ведь через него текли мысли всех обитателей дома.
      Но большого проку ей все равно добиться не удалось. Во-первых, Ламме упрямо не желал ничего вспоминать, а вместо этого то и дело лез лизаться. Во-вторых, понять его было нелегко.
      Разумеется, настоящим телепатом Ламме не был. Он не мог читать и передавать чужие мысли, особенно человеческие.
      У Дреймура не было лун, и в приполярных областях, где жили родичи Ламме, полгода царила кромешная тьма. Поэтому эволюция вознаградила их эмпатией, взамен утраченного зрения.
      При этом они, конечно, не стали и на палец разумнее.
      Ламме чувствовал и передавал лишь эмоции, а человеческий мозг переводил их в слова. Однако такая расшифровка всегда грешила искажениями и натяжками.
      Ламме помнил твердо лишь то, что Юзеф и Конрад сильно ссорились.
      Раз за разом он обрушивал на Риду потоки чужого гнева и страха, но ничего больше сказать не желал.
      - Кто победил? - спросила она, наконец, переходя на язык песочницы.
      - Тонкий. Он ему что-то сломал.
      "Тонким" звался Конрад.
      - О Господи, что?
      - А Бледный поджал хвост, но прогнал Тонкого.
      "Бледный" - Юзеф.
      - Конрад ночью куда-то уходил?
      - Да. Снова к Бледному.
      - Они опять ссорились?
      - Нет.
      Изумление. Страх. И еще раз - очень-очень большой страх. У Риды кости пронзило холодом. Ошейник.
      - Прекрати! - потребовала она. - Что потом стал делать Тонкий?
      - Ушел прочь.
      - Куда?
      - Не слышал. Бледный его прогнал.
      - В ту ночь в доме был кто-то еще?
      - Много было.
      - Кто-то незнакомый?
      - Нет.
      "Ну, конечно же! Этот пресловутый ученик мог здесь бывать и раньше, и тогда Ламме его знал".
      - Кто-то, кого здесь давно не было?
      - Нет.
      "Тоже ни о чем не говорит".
      - Кто-то, кто пришел тайком?
      - Как?
      "Ведь для Ламме нет ничего тайного в доме".
      - Бледный дружил с кем-нибудь особенно?
      - Он не дружил. Он просто прыгал вокруг.
      Рида вздохнула. Нет, здесь больше ничего не узнаешь. Ламме ткнулся носом ей в живот.
      - Бродяжка, не плачь!
      - Разве я плачу? Что ты придумал?
      Он потерся об ее руки и застучал хвостом по полу.
      - Не плачь, не бойся.
      Позже вернулся из города Майкл и привез с собой кое-что.
      - Я взял на себя смелость заехать к ювелирам, и от вашего имени забрать жезл. Юзеф успел его оплатить. Мне кажется, вы должны на него взглянуть.
      Рида повертела игрушку в руках. "Роскошь какая! Сверкающая позолота, рубины. Юзеф не поскупился, делая подарок".
      - Тяжелый, - сказала она, возвращая жезл Майклу.
      - А больше вам ничто не кажется странным?
      - Нет. А что?
      - Его же нельзя сломать!
      Вечером Рида позвала землянина в Охотничий зал. Она считала, что пора уже подвести первые итоги.
      Майкл пил кофе галлонами. Для дреймурцев тридцативосьмичасовой день был привычен, у него же отчаянно слипались глаза. Однако послушать, что придумала Рида, было весьма интересно.
      Она рассказала о досье, умолчав, впрочем, о том, из чьих рук его получила. Свалила все на местную полицию.
      Вот что удалось совместными усилиями установить.
      Первое. За два дня до смерти Юзефа его и Конрада видели в Аргенти-сити. Оба проехали город насквозь, держа путь к побережью. Вначале Конрад, затем, часа через три, Юзеф. Оба спешили. Вечером они тем же порядком, так и не встретившись, вернулись в Дом Ламме.
      Второе. Столкнувшись дома, они крепко поссорились. Юзеф был недоволен тем, что Конрад уехал без его разрешения.
      Третье. На следующий день Юзеф снова был в городе и заказал в ювелирной мастерской жезл мастера.
      Четвертое. Ночью Конрад выходил из своей комнаты и поднимался наверх, в комнаты Юзефа.
      Пятое. Наутро Юзеф был найден мертвым. Конрад объявился спустя три дня в монастыре с надетым ошейником.
      (В этом месте Рида невольно захихикала, и когда Майкл удивленно воззрился на нее, долго извинялась. Она вдруг представила себе, как Конрад по каким-то таинственным причинам придушил ее ученика, а Юзеф в последние секунды жизни по своим, не менее таинственным, причинам успел надеть на Конрада ошейник. Подобные фантазии доказывали лишь, что у хозяйки Дома Ламме начинают сдавать нервы).
      - Итак, - сказал она, - что же могла здесь произойти на самом деле? Когда Юзеф остался в Доме Ламме один, он решил искать союзников, которые служили бы именно ему, а не моему имени. Из их числа он выбрал одного и сделал его своим учеником. Об этом выборе знал, по-видимому, только Конрад.
      "Интересно, отчего бы? - подумал Майкл. - Рида, кажется, своего ученика ни от кого не прятала. А если Юзеф держал все в тайне, то как узнал об этом господин Конрад? У нового мастера иллюзий не было причин с ним особенно откровенничать. Или были?".
      Словно отвечая на его мысли, Рида сказала:
      - Скорее всего, Конрад узнал об этом случайно и поехал, чтобы взглянуть на ученика своими глазами.
      "Зачем? - подумал Майкл. - И, если это действительно так, о чем они говорили?"
      - Юзеф проследил за Конрадом и понял, что его тайна раскрыта. Конрад, по-видимому, считал, что Юзеф находится в опасности, и первым делом постарался бы вызвать меня.
      "Сомневаюсь, что ему бы удалось. Ты очень тщательно заметала следы на Земле. И тут возникают еще два вопроса: Почему Юзеф боялся, что его тайна раскроется? И почему Конрад боялся за Юзефа?"
      - Юзеф договорился со своим учеником о встрече в Доме Ламме, потом заказал для него в городе жезл. Похоже, он торопился совершить посвящение.
      "Какое еще посвящение? Об этом еще речи не было. Нужно будет расспросить ее потом подробнее".
      - Ночью они вдвоем отправились за Темную Завесу. Что бы Юзеф ни задумывал, но это у него не получилось. Он погиб. Ученик вытащил его тело обратно в наш мир. Видимо, в этот момент в комнате Юзефа и оказался Конрад. Ученик, чтобы заставить его молчать, создал строгий ошейник и скрылся. Вот так я все это вижу. Что скажете?
      Майкл молча кивнул.
      - Значит, - продолжала Рида, - нам нужен человек, бывавший в Доме Ламме, и живущий где-то поблизости от дороги между Аргенти-сити и побережьем. Вернее сказать: живший там полгода назад. Он мог и переселиться. Я уже заказала список своему секретарю. Там не так уж много домов, думаю, мы быстро на него выйдем. Может быть, вы хотите что-то добавить, мейнхеер Граве?
      Майклу было, что добавить. Хотя бы, что они даже не знают, было ли в самом деле совершено убийство. А если да, то - как и почему? Вернее, для чего?
      Если смотреть строго, они могли предполагать лишь, что кто-то находился в комнате Юзефа в ночь его смерти. И что, возможно, повторяю, возможно, этот кто-то надел ошейник на Конрада и дважды пытался убить Риду.
      Все остальное написано на ветре.
      Для того, чтобы узнать имя ночного гостя, им нужно освободить Конрада, но чтобы освободить Конрада нужно прежде найти убийцу. Порочный круг.
      Майкл собирался сказать что-то такое, но, взглянув на Риду, понял, что она сочинила свою версию не от хорошей жизни. Просто не могла уже выносить неопределенность. Она из последних сил делала вид, что держит ситуацию в руках.
      Поэтому он сказал только:
      - Да, похоже, мы уже близки к разгадке. А скажите, Рида, вы знаете, что будете делать, когда найдете наконец злодея?
      - Конечно.
      Она ответила так поспешно и улыбнулась так многообещающе, что Майкл окончательно убедился: не знает.
      А если учесть, какие силы, по ее словам, подвластны джокерам, самое время было испугаться.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Семь лет назад. Аржент.
      До берега около 10 миль. Видно, как по серпантину дороги упрямо ползет маленький, почти игрушечный, паровозик и дым тянется за ним серой фатой.
      Корабли Аржента лежат в дрейфе у безымянного пока острова. Потом на нем выстроят крепость, и Рида назовет ее "Хайре!" - "Радуйся!". Задним числом все происходящее здесь будет названо "осада Хайры".
      А пока остров пуст, не обжит. Есть лишь сотня бухт, тысяча скал. Карликовые деревья с жесткими кронами застыли в бесконечном падении, уцепившись за скалы высохшими корнями. И где-то там, в глубине зеленого укрытия прячутся два пиратских корабля.
      Аржентцы тоже прячутся: кто в каютах, кто под тентами. Проболтаться здесь можно еще очень долго. По доброй воле противник из тайника не вылезет, а уйти отсюда значит покрыть себя позором на вечные времена. Не для того укрепили, наконец, границы на суше, чтобы с опаской ходить в собственных водах.
      Сегодняшняя стычка должна стать уроком либо для гелиадских пиратов, если у аржентцев хватит выдержки, либо для самих аржентцев.
      Только Пикколо и Рида остались стоять у борта, не удостаивая солнце своим вниманием. Рида равнодушно колупает нитки на леере, потом, все также равнодушно, кожу на своих обгоревших плечах. В ней сейчас ничего не осталось от женщины, и почти ничего от человека: одна лишь сгустившаяся мысль.
      Рида лижет палец, ловит слабый ветерок и говорит:
      - Пикколо, поплывем на остров?
      - Зачем, госпожа?
      И она отвечает спокойно, как бы между прочим:
      - Надо же их как-то оттуда выгнать.
      Она беседует с офицерами, о чем-то договаривается, и шлюпка отплывает. Рида на веслах, горбун на руле. Впрочем, руль сегодня не слишком нужен. Рида и сама неплохо управляется. Выбрав узкий язычок пляжа, она аккуратно сажает лодку на песок.
      Спрыгивает, осматривается, запрокидывает голову.
      - Так, вон та площадка, похоже, подойдет. Ну, с Богом.
      Они долго ползут наверх по еле заметной тропинке. Из-под ног текут струйки песка. Рюкзаки давят на плечи, тянут вниз.
      Наконец они выбираются на маленькую полянку ближе к вершине острова. Пикколо ставит палатку. Рида садится, смотрит на море.
      Тот момент, когда она ушла за Темную Завесу, Пикколо, как всегда, проворонил.
      Минут через десять он почувствовал первый толчок. Земля под ногами вдруг провалилась на ступеньку вниз, потом вернулась назад. Несколько секунд и снова толчок, посильнее.
      Потом Пикколо уже лежит на земле, вцепившись пальцами в траву, и уговаривает себя, что все это лишь иллюзия. Остров ходит ходуном.
      Потом слышится страшный треск, будто рвутся жилы земли, и воспаленный язык лавы медленно ползет откуда-то из недр острова в море.
      Пикколо закрывает глаза, ждет, пока земля успокоится. Потом подходит к обрыву. Вода в бухте все еще дымится. А на море во всю кипит драчка. Пираты, разумеется, не вынесли психологической атаки и ударились в бегство. Прямо в объятия аржентских кораблей.
      - Порядок? - спрашивает Рида.
      Она снова сидит на том же месте, будто никуда не исчезала. Только бледная до прозрачности, и губы синие.
      - Порядок, - отвечает Пикколо. - Режут друг друга, как заведенные.
      - Ну и хорошо. Тогда я - спать, - и она заползает в палатку.
      Пикколо, которому подобные приключения не впервой, отправляется на поиски родника. Имеется настоятельная потребность остудить голову. Да и Риде, когда она проснется, холодная вода не помешает.
      И тут на полянке появляется незваный гость: Конрад.
      Как только в победе Аржента не осталось сомнений, он бросился на остров, чтоб первым сообщить эту новость Риде. В драке он заработал очередную царапину, ничего не ел с утра, полдня жарился на солнце. Но что значат все эти мелочи по сравнению с силой любви, которая тащит его к ногам его Дамы?
      И вот он откидывает полотнище, закрывающее вход в палатку, и произносит фразу, которую твердил всю дорогу - и в шлюпке, и пока лез по откосу наверх:
      - Радуйся, госпожа, мы победили!
      И тут же понимает, что фраза невероятно дурацкая, да и сам он выглядит круглым дураком.
      Он всегда знал, что Рида особенная, не такая как все, но всегда считал, что это мило и замечательно. Всегда, но не сейчас.
      После яркого солнца ему кажется, что палатка заполнена густым фиолетовым туманом. И за этим туманом лежит она, самая прекрасная на свете женщина, изжелта-бледная, постаревшая разом на двадцать лет. Лежит неловко, словно брошенная кукла.
      Свет бьет ей в лицо, она открывает глаза и смотрит на Конрада зыбким бессмысленным взглядом (обычный взгляд проснувшегося человека, возведенный в десятую степень), и что-то спрашивает.
      Но что, он уже не слышит. Все вокруг начинает плясать, дробиться и меркнуть. И Конрад мягко сползает на траву.
      Когда он очнулся, она, слава Богу, была уже здешняя, обыкновенная, такая, какой он ее знал и любил. Терла ему виски и улыбалась виновато. Словно девочка, которая бегала куда-то без спросу. Извиняющимся голосом сказала:
      - Это ничего, выброси из головы. Просто там было слишком много моей магии.
      Это "ничего" означало для Конрада "все". Ни до прихода Пикколо, ни после они об этом случае не говорили.
      Конрад чувствовал себя как маленький ребенок, который слишком близко подбежал к морю, и его окатило холодной водой. Он увидел самый краешек, тоненький серпик другого мира и понял где-то в самой глубине души, что с него достаточно.
      Он ни на секунду не переставал любить Риду, но ответь она сейчас на его любовь, он не знал бы, что делать. Взять ее с таким "приданым" он бы не решился.
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      ГОРОД КЕНТАВРА
      33.06.- 34.06. Аржент.
      Список, неожиданно для всех, оказался длиной в одну строчку.
      Некто Питер Крашевски, художник, нанятый Юзефом примерно год назад, уехал из Дома Ламме за месяц до смерти мастера иллюзий и проживает с тех пор в Хироне - городе-крепости на берегу моря. Вроде бы все приметы, о которых говорила Рида, сходились.
      - И что особенно подозрительно, никаких картин его кисти в доме так и не появилось, - добавила она, грозя пальцем неведомому художнику. - Пускай объяснит, как так получилось.
      Они с Майклом выехали в тот же день после обеда. Рида кусала губы от нетерпения, как девочка, которую впервые взяли на ярмарку. Землянин видел, как она нервничает, поэтому отвечать не стал, а предпочел молча созерцать пейзажи Аржента.
      Удивительно, но он быстро притерпелся к постоянным толчкам и покачиванию коляски (дорога была далеко не идеальной) и начал получать от путешествия удовольствие.
      "Кто знает, может, Мария вместе со здешним святым Домеником и правы, и без всяких романтических штучек вроде лошадок, руин, замков и вековых деревьев человек никогда не будет чувствовать себя полноценно счастливым? лениво размышлял он. - Впрочем, всему есть предел. Посади меня сейчас в седло, и романтика мгновенно встанет мне поперек горла".
      Долина реки плавно прогибалась, пенилась зелеными рощами, словно вода, переливающаяся за край чаши. Река, оставив позади Аргенти-сити, так же, как и они, катила к морю, не торопясь, но и не медля. И имя у нее было самое подходящее - Рея.
      Кое-где синели в низинах маленькие озера.
      Потом земля стала желтее и суше, зелень темнее, река уже. Все чаще она скрывалась в каньонах, меж глинистых откосов, изрытых норами.
      Иногда из нор вылетали узкокрылые птицы с голубыми брюшками - дальние родственники птеродактилей, атаковавших путешественников на Гелии. С презрительным цыканьем они проносились над коляской, держа строй, словно военные самолеты, делали широкий разворот и возвращались к реке.
      Чем-то они напоминали Майклу дреймурцев. То ли склонностью к эпатажу, то ли каким-то своеобразным достоинством. Словом, он сам не заметил, как промелькнули три часа.
      Только один раз ему пришлось потревожить Риду: когда у самого горизонта что-то вдруг заклубилось, засверкало тысячей искр - живой, дышащий туман.
      Дреймурианка пояснила:
      - Так выглядит снаружи защитное поле. Там, за горой, городок, рудник и несколько подземных фабрик. Ткацкая, чайная, дары моря, оргпластики.
      - Они рядом, а мы их не видим? Забавно. Кстати, Рида, меня мучает еще один не очень тактичный вопрос. Можете не отвечать, если сочтете меня излишне любопытным.
      - Попробую. Какой же?
      - Откуда взялись джокеры?
      Вместо ответа, Рида расхохоталась.
      - А вы думаете, я знаю? Нет, к сожалению. У мастеров иллюзий нет ни цехов, ни школ, ни тайного храма. Джокер занятие для одиночки. Я знала только Клода, а кто был его учителем - уже нет. А о происхождении джокеров Клод мне когда-то рассказывал сказку, и мне было этого достаточно. Ту же сказку я потом пересказала Юзефу. Вот и все.
      - Не удивительно. Ваше магическое мышление должно было проявить себя. "Ребенку ничего не нужно объяснять, ребенка нужно заклясть", говорили умные люди уже пару сотен лет назад. Ну а эту сказку вы можете мне поведать? Пока я не пойму, кто такие джокеры, боюсь, ни одной толковой мысли родить не смогу.
      - Конечно, какой разговор. Это не эзотерика,- Рида устроилась поудобнее, прищурилась, вспоминая. - Итак, в давние-давние времена некую земную колонию захватили инопланетяне. Неизвестно, почему этот возмутительный факт остался неизвестен Земле. Может быть, колония была нелегальной может быть, это был потерянный Корабль-Поколение.
      - Корабль Потерянного Поколения?
      - Может быть. В четырнадцать лет меня такие подробности не интересовали.
      - А как выглядели инопланетяне тоже неизвестно?
      - Нет, отчего же. Инопланетяне были человекоподобными, во всяком случае, когда разговаривали с людьми. Были они крупными, массивными и как бы грубо сделанными. Кожа с сероватым оттенком, глаза узкие, взгляд неподвижный. Говорили они на земных языках, но голос у всех был глухой, без интонаций. И, что мне особенно нравилось, тела их излучали не тепло, а холод. Людей, находившихся рядом с ними, все время пробирал озноб.
      - Статуи с острова Пасхи, - догадался Майкл.
      - Наверно. Итак, они захватили колонию, поселили людей на своей планете, и обратили их в рабство.
      - Межзвездные перелеты и рабский труд?
      - Рабство было особенное. Инопланетянам, неизвестно почему, требовалось земное искусство. Каждый, кто мог хоть что-то сотворить: картину, статую, мелодию, поэму попадал в элиту рабов. Получал дворец, штат прислуги, гарем и далее по потребностям. Остальные же, лишенные способностей, как раз и составляли эту прислугу.
      - Неплохо. Сразу захотелось что-нибудь сочинить.
      - Ну, вы с Марией там бы царствовали. Так вот, на планете были и повстанцы.
      - В основном из числа прислуги?
      - Не уверена. Прислуга тоже не бедствовала. Так что знамя борьбы поднимали идеалисты. А где их больше, в элите или в низах, неизвестно.
      - В низах, в низах. Люди искусства все насквозь циники и прагматики.
      - Вы скромны. Повстанцы прятались в горах и мечтали построить достаточно мощный передатчик, сообщить Земле о постигшем их несчастье и призвать землян на помощь.
      - Неблагодарные.
      - Инопланетяне тоже так считали, поэтому они охотились на повстанцев. Но, захватив какой-нибудь поселок, людей не убивали, а просто стирали им память. После чего менее опасных преступников забирали в города, а прочих оставляли в горах, где они, лишенные памяти быстро погибали. И война эта длилась много-много лет.
      - Но потом...
      - Но потом появился Подкидыш. Когда сказку рассказывал Клод, по вполне понятным причинам Подкидышем была девочка. Когда я пересказывала ее Юзефу, девочка, естественно, превратилась в мальчика. Вам какой вариант?
      - Все равно. Можно оба.
      - Хорошо. Так вот, однажды, когда инопланетяне (а люди называли их "серокожими") захватили базу повстанцев, среди пленников оказался ребенок. Детей серокожие всегда щадили. Вот и на этот раз они сохранили ему (или ей) жизнь и память, и хотели отправить в город вместе с лишенными памяти повстанцами. Но ребенок ни за что не хотел приближаться к своим людям и, казалось, боялся их не меньше, чем инопланетян. Наверно с ним (с ней) жестоко обращались. И тогда один из серокожих пожалел его (ее).
      - И взял с собой.
      - Нет. Не так все просто. По их законам он мог взять ребенка только вместо себя. Он так и поступил. Отдал мальчику (девочке) свою память (не спрашивайте как, инопланетные штучки), а сам остался в горах.
      - И погиб?
      - Да. А Подкидыш вырос (выросла), будучи наполовину человеком, наполовину инопланетянином, и в нем (в ней) проснулись способности мастера иллюзий. Он (она) стал (стала) первым джокером.
      - А потом, он (она) встретил (встретила) прекрасного (прекрасную) юношу (девушку)?
      - Ни про каких юношей Клод мне не рассказывал. Всех их я потом придумала сама. Просто Подкидыш понял (поняла), что должен (должна) вернуться к людям своей крови.
      - Синдром Маугли-Тарзана. И они ее (его) приняли? Не разорвали тут же на тысячу кусков как чужака и перебежчика?
      - Не усложняйте. Мне было всего четырнадцать, и это была сказка. Приняли. Не разорвали. Кроме того, джокера не так-то легко разорвать на тысячу кусков, как вы могли заметить. И когда подкидыш увидел (увидела), какие бедствие терпит его (ее) народ, он (она) решил (решила) им помочь.
      - Сойди, Моисей. Let my pеоplе go18. Все приемыши чудовищно неблагодарны по отношению к своим приемным родителям. Вы не замечали?
      - Зов крови. Так вот, отряд повстанцев под его (ее) командованием и под прикрытием его (ее) иллюзий прорвался к межзвездному передатчику инопланетян и послал сигнал на Землю.
      - Прилетели земные корабли и распылили инопланетян на атомы?
      - Нет. Когда серокожие увидели, что люди тоже способны видеть реальность, творить иллюзии, и управлять силами, формирующими лицо мира, они признали землян равными себе и достойными свободы. Happi end19.
      - Что ж, если эта сказка и ложь, то намек ее вполне понятен.
      Море, пока за ним никто не следил, пыталось тайком выбраться на берег. Каждая волна вырастала на мелководье, обламывалась, выпускала перламутровые когти, царапала песок и, не удержавшись, бессильно откатывалась назад. Вода была светлая, белесая. "Белобрысое море" - подумал Майкл.
      Обманчиво близко от берега в белой дымке парил небольшой остров.
      - Форт Хайра, - сказала Рида.
      Крепость повернулась к морю - четырьмя бастионами, к дороге каменными стенами, окружавшими сады. В глубине, в тени деревьев, прятались дома.
      Поиски привели путешественников в старый квартал, где одноэтажные каменные домики чередовались с деревянными, изгороди были сплетены из прутьев, а на перекрестках к немалому удовольствию Майкла то и дело попадались колодцы.
      Над домом художника поскрипывал, раскинув крылья, белый аист - флюгер.
      Рида потерла руки, предвкушая так давно желанную встречу, и толкнула калитку.
      Хозяин очень обрадовался их приезду.
      Мейнхееру Крашевски Майкл дал на вид лет сорок. Белокурые, поредевшие уже волосы все еще светились венчиком (а, может, точнее было бы "веночком") надо лбом. Лицо было худощавое, строгое, в противовес начавшей уже расплываться фигуре, голос мягкий, глуховатый.
      - Вот и увидел я вас, йонгфру Рида. Долго я в вашем доме гостил, а теперь вы ко мне в гости приехали. И вам добро пожаловать, мейнхеер. Я и сам беспокоиться начал - дал обещание мейнхееру Юзефу, а как его теперь исполнишь?
      Жена художника, молчаливая, рыжеволосая, пригласила их к столу, но с гостями не осталась: ушла в соседнюю комнату, откуда тут же донесся негромкий стук швейной машинки.
      Рида понимающе улыбнулась, стены дома были увешаны ковриками, сшитыми из маленьких кусочков ткани и меха. За стеной, по видимому, изготовлялся сейчас очередной шедевр.
      - Стараемся жить в красоте, - пояснил художник, перехватив ее взгляд. - Среди красоты и душа чище делается. Я ведь почему от мейнхеера Юзефа уехал? Не мог там свою работу закончить. Душа, она глупая, привыкла к родному дому, как птица к гнезду. Хорошо у вас было, только чувствую, писать там не могу, халтура выйдет. А я человек честный, если мы обо всем уговорились, и задаток мне заплатили, умру, а все будет как надо. И здесь все картины разом написал. Вам их сейчас с собой упаковать, или потом заберете?
      Картины также висели на стенах вперемешку с ковриками и букетами засушенных цветов. На них вздымали мечи воины с пронзительно-синими глазами, вились, падая из-под шлема, золотые кудри дев-воительниц, изгибали кольцами тускло-стальные тела синеглазые драконы.
      - Юзеф остался вам должен что-то? - спросила Рида.
      - Как вам сказать, йонгфру? Мы об окончательной цене не договаривались. Как можно, не увидев работы?!
      Рида молча выписала чек. Судя по умилению, разлившемуся по лицу художника, сумма была немаленькая.
      - Память-то вам какая будет о мейнхеере Юзефе, - говорил он, провожая гостей, (картины Рида пообещала забрать позже). - Все, как он хотел...
      И, спохватившись, что мало уделял внимания Майклу, добавил:
      - А с вас бы я портрет написал обязательно. У вас лицо библейское.
      - Интересно, кого он имел в виду? - спросил Майкл, когда они оказались за воротами, - Рыжим был, если я не ошибаюсь, только Иуда.
      - Не трожьте чужих лавров! - буркнула Рида. - Иуда в этой истории - я. Бедный Юзек...
      - Да, несколько неожиданно.
      - Неожиданно? Да это провал, полный провал! И этот человек злоумышленник, которого мы ищем? Джокер, видящий истину? Только мои ленивые, ожиревшие мозги могли вообразить такое.
      - А если все это лишь камуфляж?
      - Бросьте, не утешайте меня. Такую глупость не подделаешь. Во всем Арженте тупее его лишь один человек, и это я. Не говоря обо всем прочем, у него попросту нет денег, чтобы купить сфиксиду и засунуть в мою комнату. Гм... Не было до сегодняшнего вечера.
      Майкл понял, что тему разговора нужно срочно менять.
      - Скажите, Рида, а эти сказочные города-невидимки закрыты для простых смертных?
      - То есть?
      - Туда сложно попасть?
      - А что, хотите взглянуть на Дреймур "с другой стороны". Думаю, это можно устроить. Придется только задержаться на денек.
      - Если вы не торопитесь?
      - А куда теперь торопиться?
      Они сняли две комнаты в здешней гостинице. Рида, не откладывая далее в долгий ящик, связалась с администрацией городка, носившего странное, но гордое имя Дреймин-4.
      (Майкл дорого дал бы за то, чтоб узнать, как устроены аппараты, позволявшие переговариваться через силовое поле, но у Дреймура были свои секреты.)
      В администрации быстро нашлась женщина, обожавшая романы Гравейнов, и приглашение для Майкла было получено спустя пять минут.
      Рида застала землянина за раскладыванием странной мозаики. Он вырвал из записной книжки несколько страниц и, написав на них что-то, тасовал на столе.
      - Я вдруг подумал, - объяснил Майкл со смущенной улыбкой, - что шевелить мозгами в общем-то моя обязанность. Вот и решил попробовать.
      - И что, получается?
      - Пока не слишком.
      Встав за его спиной, Рида прочла записи:
      Отъезд К. Новый жезл. Порванная одежда.
      Отъезд Ю. Отлучка К. ночью. Темная завеса. Причина?
      Ссора К. и Ю. Ошейник. Посвящение? Причина?
      Пороги на Гелии.
      Сфиксида.
      - Слишком много улик, - сказал Майкл. - Человеческий мозг не в силах удержать столько разом. Семь - еще куда ни шло.
      - Может быть, и много, - отозвалась она,. - только все равно недостаточно. Одной точно не хватает.
      - Недостающее звено?
      - Как сказать... Меня, например, оно сильно достало.
      Рида взяла со стола листок и написала на нем:
      Пустой дом.
      - Что сие означает?
      Рида поведала ему о своих находках у охотничьего павильона.
      - И вы промолчали?! - возмутился Майкл.
      - Я просто не знала, что думать. Одной загадкой больше - что толку?
      - Мы могли бы сэкономить день и не ездить сюда. Ваш рассказ снимает с нашего приятеля живописца последние подозрения.
      - Почему же?
      - Даже если он и встречался тайно с Юзефом, какой смысл ему заметать следы? Он бывал в Доме Ламме, мог заходить и в павильон. В этом нет ничего предосудительного. Нет, мебель приказал вынести совсем другой человек. Кто-то, кто ни в коем случае не мог открыто появиться в вашем доме. Кто-то, кто изо всех сил стремился скрыть свое присутствие от вас, Рида. Кто-то, кого вы знали, но не желали видеть. Кто это был, Рида?
      Она покачала головой:
      - Н-не знаю. Не Клод же, в самом деле... У меня не было никакого черного списка. Хотя, с другой стороны, мало ли у меня врагов? - и поспешно сказала. - А почему здесь вопросительные знаки? Вам что-то неясно?
      - Да, конечно. И, прежде всего: вы говорили, что Юзеф в тот вечер уходил за Темную Завесу, чтобы посвятить своего ученика в мастера иллюзий. Что это за посвящение, и как оно могло стать причиной смерти.
      - Вы не точно поняли. Посвящение происходит здесь, а не за Темной Завесой. Оно как раз должно предшествовать проникновению на "ту сторону".
      - Такая же проформа, как и жезл?
      - Не совсем. Простите, но... Я не хочу рассказывать вам подробностей.
      - Пожалуйста. Только так мы никуда не сдвинемся.
      - Ну, хорошо. Но давайте - завтра. Сегодня и так слишком много неожиданностей. С утра - этот фигляр-художник, потом вы объявляете, что я должна знать убийцу. Мне нужно хоть немного собраться с мыслями.
      - Ладно. Тогда вот вам еще один вопрос - на завтра. Что могли искать Юзеф и этот Мистер Х за Темной Завесой? Или вернее так: будь вы на месте Юзефа, что бы вы искали?
      - А на это я могу ответить и сейчас. Я уже об этом думала. Понимаете... - она закусила губу, потом сказала решительно, - джокер сам по себе может очень немного. Его сила в том, что он использует фантазию других людей. Что-то вроде виндсерфинга, только вместо волны - чужие мысли. Мы ведь не зря зовемся мастерами иллюзий: все, что мы создаем - лишь иллюзии. Но у джокеров есть легенда... Да ее и не могло не быть.
      Есть такое место за Темной Завесой. Называется оно Безымянная Дорога. Те, кто не так романтичен, зовут ее попросту Тоннелем. Конечно, это не дорога и не тоннель в прямом смысле слова.
      Так вот, джокеры передают от учителя к ученику, что тот, кто пройдет Безымянную Дорогу до конца, приобретет власть и над реальностью. Только пройти ее до конца еще никому не удавалось. Потому она и не носит еще ничьего имени. И, скорее всего - это лишь сказка, уж больно красиво.
      - А вы пытались?
      - Нет. Никогда. Для моих игрушек в Арженте хватало и той силы, которая у меня была. Я прекрасно знала, что мне еще учиться и учиться владеть ею. Зачем же рисковать неизвестно ради чего?
      - Вы - мудрая женщина, Рида.
      - Была.
      Городок был маленьким, чистым. (И неудивительно: много ли пыли под силовым куполом?) Длинные галереи магазинов, растрескавшийся асфальт, цветы на балконах (все - земные). Крошечный музей, театр, кафе.
      Спутница Майкла - блондинка не первой молодости еще не разучилась щебетать и округлять глаза. И она, и городок были словно дерево, увиденное из окна поезда - запомнится именно своей безликостью, мгновенностью, бесследным исчезновением.
      От экскурсий по фабрикам Майкл отказался: поверил на слово, что техника там на самом современном уровне. С дамой они поболтали о земных новостях он скормил ей несколько сентиментальных историй о детстве Марии, она жадно их проглотила. Похоже, никакого мира за куполом для нее не существовало.
      И все же, толк от поездки был. Получилось все совершенно неожиданно. Дама, вспоминая местные достопримечательности сказала вдруг, что в городке находится единственная в Арженте станция межзвездной связи.
      - Может быть, вы хотите передать привет сестре?
      Майкл посмеялся и стал отказываться. Но тут ему вспомнилось, как Рида сказала: "Прежде всего, Конрад попытался бы вызвать меня". И они отправились на радиостанцию.
      Риду и ее приближенных в городке знали, но не слишком чтили - дальнее начальство. Но землянину были рады помочь. Радисты посовещались с сослуживцами (еще одна невероятная роскошь на Дреймуре - телефон), покопались в памяти своих компьютеров и подтвердили: да, в тот день сюда приезжали оба. Сначала Конрад - послать сообщение на Землю, затем - Юзеф Бринкер. Он успел до сеанса связи с ближайшим рейсовым кораблем и отменил отправку. Спорить с ним не стали хоть и дальнее, но начальство.
      Майкл вздохнул с облегчением. Хотя бы часть мозаики начала складываться.
      Возвращаясь в Хирон, он вдруг понял, что вспоминает маленький городок с нежностью. Если где и можно было заметить облагораживающее влияние реформ Доменика Дреймина, то не там. Рукотворная простота и ясность, вместо буйства красок дреймурской природы. Люди, чувствующие себя частицей человечества, а не здешние "самипосебейчики".
      "Ксенофобия... - подумал Майкл грустно. - Ксенофобия"
      Теперь Рида раскладывала с самого утра карточки так и эдак, но всегда безрезультатно. Она находилась уже в той стадии самоуничижения, когда ничто путное просто не может прийти в голову. И тут появился Майкл - рыжий вестник надежды. Он сгреб со стола три листочка разом: "Отъезд К.", "Отъезд Ю.", "Ссора К. и Ю." и запустил в корзину.
      - Здесь теперь все ясно. Один хотел отправить вам радиограмму, другой - любой ценой это предотвратить. Ну, как, молодец я?
      - Отвратительно, - сказала Рида. - Я прохлаждалась на вашей мерзкой планете, пока они здесь ломали друг другу шеи. Хорош мастер, нечего сказать. Небось, когда мне было нужно что-то от Кона, он всегда был на месте.
      - Бросьте немедленно, - приказал Майкл. - Потерзаться еще успеете. Сейчас нужно развязывать узел дальше, если уж он начал поддаваться. Что у нас еще осталось? Ах да, посвящение! Рассказывайте.
      - Вы бы потише... - пробормотала Рида, ошеломленная таким натиском. Думаете, это просто? Я еще никому никогда не рассказывала. Не слишком-то приятные воспоминания.
      Майкл молчал, с интересом глядя на нее.
      "И кто только тебя пригласил на мою голову?! - подумала она сердито. Уж я напишу хвалебное письмо Баязиду, то-то ты попрыгаешь!".
      - Ну ладно, - она смирилась с неизбежным, - придется рассказывать. Мне тогда было четырнадцать лет...
      ...Она замолчала и перевела дух. Мокрая вся, небось, смотреть противно.
      До сих пор ее не отпускало. Нет, не страх - обида на Клода.
      "Как же ты мог?!
      Нет, прав, конечно, был: не доверяйся!
      Не верь ни Богу, ни Судьбе.
      Не считай ничто неколебимым, вечным, само собой разумеющимся.
      И все же ты... Как же ты?!"
      С тех пор она боялась как огня лишь одного:
      вот так же, с самыми благими целями, предать кого-то из
      друзей.
      Подвести, обмануть, ударить в спину.
      И все же вот, не убереглась.
      - Ты - счастливый человек, Рида, - сказал Майкл задумчиво. - Но, к сожалению, глупый. Почему ты молчала раньше? Это же меняет все дело.
      - Что, прямо так и меняет?
      - Да уж не криво! Понимаешь, существует много способов убийства. Такая экзотика, как камни в реке или сфиксида на ложе, вовсе не обязательна. Тем более, нашему Мистеру Х следовало бы скрывать, что он джокер, а он так засвечивается.
      И, обрати внимание, оба его покушения по структуре очень напоминают твое посвящение. Он тебя подначивает, золотая моя мастерица, ждет, что ты, как и подобает джокеру, будешь бороться с ним за Темной Завесой. А ты этого делать категорически не хочешь. Почему, я еще разберусь.
      А пока скажи вот что: посвящение для всех джокеров одинаково?
      - Нет, конечно. Каждый мастер сам что-нибудь придумывает для своего ученика.
      - А Юзеф знал, как проходило твое посвящение?
      - Нет. Я не хотела... Не смогла быть такой жестокой, как Клод. Юзеф просто должен был сутки просидеть в пустой темной комнате. Тоже нелегко, но без подвохов. Ну, и рассказывать ему ничего о своем посвящении я не стала. Зачем пугать?
      "Может быть, как раз пугнуть и стоило? - подумал Майкл. - Если бы не выдержал, понял бы, что не по своей дороге идет, и отступил. А если б выдержал - сильнее бы в себя верил и не стал связываться с кем попало".
      - Значит, Юзеф ничего знать не мог. Тогда кто же мог?
      - Не знаю. Только Клод. Но Клод, убивающий Юзефа? Невероятно. Кроме того, Клод давно отошел от дел, а джокеры назад не возвращаются. Это слишком опасно.
      Джокер уходит, когда чувствует, что из человека он превращается в машину со сверхреакцией и сверхконтролем над собой. И если ему дорога его душа, он не вернется.
      Так что, не Клод. Кто еще? Те ребята с винтовками теоретически могли кому-то, что-то рассказать, но пойди их найди теперь!
      Рида вздохнула и вдруг увидела свои потные ладони в чернильных пятнах - результат безуспешных утренних дедукций. И долгожданный повод прервать тяжелый разговор.
      - Ох, измазалась-то я как! Надо хоть руки вымыть. Подожди минутку, ладно?
      Майкл проводил ее насмешливым взглядом.
      Хлопнула дверь ванной. Потекла вода. Потом Рида воскликнула: "О черт!" и появилась в дверях.
      - Я, наконец, сообразила откуда взялся новый жезл. Я спрашивала Ламме, о чем спорили тогда Конрад и Юзеф, и он ответил только: "Он ему что-то сломал." Я догадалась, наконец, что именно. Юзеф пригрозил Конраду, что выгонит его. Сказал, наверно что-то вроде: "Ты больше не мой советник" А Конрад ответил: "Тогда и ты не мастер" и переломил жезл. Вот Юзефу и пришлось заказать себе новый.
      - И такой, который невозможно сломать. Логично, - кивнул Майкл, отправляя карточки "Новый жезл" и "Посвящение" в мусорную корзину.
      Рида снова исчезла в ванной.
      Майкл с удовольствием посмотрел на мозаику. Она теперь выглядела так:
      Пустой дом.
      Отлучка К. ночью.
      Ошейник.
      Если подумать, то последние две карточки тоже можно объединить в одну.
      Порванная одежда.
      Можно выкинуть. С этим вроде тоже все ясно.
      Пороги на Гелии.
      Сфиксида.
      Объединим. Назовем простенько: "Провокация".
      Темная Завеса. Причина?
      Выкинем. Напишем так:
      Тоннель.
      Итого, осталось четыре карточки. И за каждой - солидное объяснение. Неплохо.
      Тут его посетила еще одна идея. Детский ход, конечно, но чем черт не шутит? Она уже достаточно на взводе, может и сдетонировать.
      - Рида! - крикнул он. - Кто хочет твоей смерти?!
      - Кэвин, - донеслось сквозь шум воды.
      И тишина.
      - Что ты сказал?
      - Это ты сказала. Вылезай, обсудим. Кто он, этот Кэвин?
      Рида послушно вышла.
      - Кэвин Аро, сын Клода. Возможно, мой единокровный брат. Он тоже должен был стать джокером. Клод начал его учить, но потом почему-то прекратил.
      Когда я сбежала из Туле в Аржент, Кэвин поехал вслед за мной. Долго работал у меня, был очень неплохим юристом. Но потом он потребовал, чтобы я его учила. Я отказалась. Он стал настаивать. Тогда я прогнала его из дома Ламме.
      У него есть все основания меня ненавидеть.
      - Почему ты это сделала?
      - Не мне изменять решения Клода. А выгнала я его просто, чтобы он был подальше от соблазна.
      Рида прислонилась к стене:
      - Господи! Что случилось с моей головой?! Я должна была прежде всего подумать о нем.
      Майкл предостерегающе поднял палец:
      - Это всего лишь гипотеза, не забывай!
      - Не важно. Мы возвращаемся в Дом Ламме и завтра же начнем розыски.
      - Хорошо. Только будь осторожна. Кто бы это ни был, он все еще не добился своего. Если его планы не переменились, нужно ждать третьей провокации.
      Они спустились вниз, к обеду, и тут выяснилось, что на стойке портье Риду поджидает письмо. Она разорвала конверт, прочла короткую записку и помрачнела:
      - Накаркали. Это Пикколо. Он просит меня приехать.
      - Кто?
      - Пикколо, друг Конрада. И если он пишет "срочно", значит это действительно срочно. Вот что, я возьму лошадь в здешней конюшне и поскачу прямиком в монастырь. А вы поезжайте в Дом Ламме и ждите меня. Надеюсь, не случилось ничего непоправимого, но лучше мне поторопиться. До встречи!
      И она исчезла прежде, чем Майкл успел сказать хоть слово.
      ИНТЕРМЕДИЯ
      Три года назад. Аржент.
      Джокеры редко видят "свои" сны, слишком часто они лепят чужие. То ли это защитная реакция, то ли затаенная месть тела.
      Когда Рида впервые, после своего четырнадцатилетия, увидела сон, он поразил ее почти нереальной ясностью.
      Ей было уже двадцать три, и она прекрасно знала всю символику "той стороны", зыбкий язык иносказаний. Однако ее Vorbewust заговорило с ней четко и недвусмысленно.
      Ей снилось, что она гуляет летним днем в огромном парке. Почему-то это была Земля. Глянцево-зеленые кроны деревьев, воркующие голуби, старушки с вязанием, молодые дамы с колясками. Молодой крапчатый пес носился за палкой, то и дело подскальзывался на прошлогодней листве.
      Детишки лет семи-восьми шли парами за своей учительницей. Рида зачем-то пошла следом. Из разговоров она поняла, что они идут на экскурсию в последнюю тюрьму на Земле.
      Тюрьмой оказался ветхий садовый домик, прячущийся среди кустов шиповника. В домик вела потрескавшаяся мраморная лестница в три ступени, четыре колонны поддерживали фронтон. Но экскурсии впускали сбоку - через черный ход.
      Сквозной короткий коридор, в конце дверь, также ведущая на улицу. И еще одна дверь: темная, массивная, с запорами и глазком. Ребята цепочкой шли по коридору, каждый на несколько секунд заглядывал в глазок и снова выходил под ясное майское солнце.
      У выхода, за маленькой конторкой сидела старушка с недовязанным носком в руках.
      Каждого ребенка она останавливала и просила:
      - Скажи, сколько там заключенных?
      - Один, - отвечал спрошенный.
      Старушка гладила ребенка по голове и отпускала.
      Рида боялась смотреть в глазок. Ей казалось, она узнает узника, ведь не случайно она сюда пришла.
      Но она ошиблась. Человек, сидящий у зарешеченного окошка спиной к двери, был ей незнаком.
      Когда она выходила, старушка взяла ее за руку и спросила, ласково улыбаясь:
      - Ну, девочка, сколько же там заключенных?
      И Рида, неожиданно для себя самой, сказала:
      - Много.
      Старушка отложила вязание, подалась вперед.
      - Кто же там? - теперь в ее голосе ясно слышалось нетерпение.
      И Рида ответила:
      - Человек и его мысли.
      Сновидение можно было, как сказано выше, растолковать и так, и эдак. По Фрейду, Юнгу, Гроффу, мадемуазель Хассэ или Мартыну Задеке.
      Но Рида вместо этого, вызвала Юзефа и спросила:
      - Что ты скажешь, если я подарю тебе этот дом?
      - Спасибо, - ответил Юзеф, краснея.
      - Я говорила с адвокатами. Тут есть одна сложность. Мне придется тебя усыновить, а при живых родителях это трудновато. Но иначе мои родичи в Туле попробуют наложить на дом свою лапу. Ладно, это проблемы юристов. В принципе, ты согласен?
      - Вы хотите переехать, хелла Рида?
      - Да, но это пока тайна. Я хочу передать тебе все мои дела. Переезд будет... несколько необычный. Я улетаю на Землю.
      - Почему?
      Она пожала плечами.
      - Потом сам поймешь. Это чувство края. Пора.
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      В ЗАПАДНЕ
      34.06 - 35.06 Аржент.
      Два часа спустя Рида сползла с седла, привязала коня к монастырским воротам, и вразвалочку побрела к дому Конрада. Ноги, отвыкшие от подобных скачек, теперь сладко ныли.
      На пороге ее уже поджидал Пикколо.
      - Спасибо, что поторопилась, - сказал он. - Тебя никто не видел?
      - Думаю, нет.
      - Ты удачно попала. Все сейчас в церкви, на службе. Кон хочет поговорить с тобой.
      - Поговорить?
      - Да-да, он тебе сам все объяснит. Ты проходи в дом, а я его позову.
      - Что тут случилось? - Пикколо был как-то необычно суетлив, и Риде стало тревожно.
      - Ты проходи. Иди во вторую комнату, ладно? Я все же не хочу, чтоб тебя кто-нибудь заметил.
      Он указал ей на дверь в глубине, которую Рида в первый приезд не заметила. Она вошла.
      Похоже, раньше здесь была какая-то кладовая. Под потолком еще висели пучки трав, отгоняющих насекомых. Одно маленькое окошко, сбитая из досок кровать, усланная сеном, стол.
      - Я тут ночую иногда, - пояснил Пикколо. - Подожди здесь.
      - Там, у ограды осталась моя лошадь, - сказала Рида ему вдогонку. - Ее бы надо поводить. Да и спрятать, если уж ты не хочешь, чтобы отец Андрей знал о моем приезде.
      - Хорошо, хорошо. Я о ней позабочусь. А чуть позже отведу в дом Ламме.
      Оставшись одна, Рида не торопясь, с удовольствием потянулась. Потом неспокойные мысли снова захлестнули ее.
      "Почему Кэвин снял ошейник? Жаль, что Майкл далеко, не посоветуешься. Эвристик - конечно не гений, и не ясновидящий, просто всякий раз, когда я собираюсь упасть, он подстилает соломку".
      И тут щелкнул засов на двери. Рида не поверила своим ушам. Подскочила, дернула за ручку. Заперто.
      - Пикколо, ты здесь? - крикнула она. - Что случилось?!
      - Ты уж прости, Рида Светлая, - отозвался он, - но придется тебе здесь немного посидеть.
      - Ричард, что за шутки? Где Конрад?
      - Конрад со мной согласился. Я побывал в Доме Ламме, узнал подробности про сфиксиду и про твои поиски. Это очень опасно, Рида. Мы не можем позволить тебе так рисковать. Надежнее будет, если ты посидишь под замком.
      - Ты это серьезно?
      - Конечно. А ты чего ждала? Ты ищешь своей смерти, а мы должны спокойно на это смотреть? Да меня Конрад сам убьет, если я тебя не сберегу.
      - И долго ты меня здесь собираешься держать?
      - Пока не придумаю, как отправить тебя на Землю.
      Рида чертыхнулась. Знай она Пикколо чуть хуже, она, может, и стала бы спорить. Ладно, пусть поиграет. Этот проходимец, как всегда, все рассчитал.
      В окно не пролезешь, дверь с петель не снимешь. Из монастырских здесь никто не появится - отец Андрей свято блюдет право гостя на уединение. А если и появится - караул кричать, что ли? Надолго она здесь, конечно, не задержится, но ночь переночевать, похоже, придется.
      - Одеяло мне дай какое-нибудь и простынь, - потребовала она. - Не в сене же спать. И про лошадь не забудь.
      Простыня, подушка, и одеяло были пропихнуты в окно. Рида опустилась на свое жесткое ложе и погрузилась в мрачные размышления.
      Часа через два Конрад принес ей ужин - видимо, пожертвовал половиной своего. Смотрел он грустно и виновато, но в ответ на все ее упреки молча качал головой.
      Рида съела все до крошки и велела принести еще хлеба. Она знала, что ночью ей потребуется много сил.
      В школе, на уроке зоологии, им как-то показывали живого кролика. (Для детей, родившихся под куполом, это было большим событием). Его носили на лабораторном подносе между рядами.
      Поднос доверили, разумеется, лучшей ученице класса. У нее дрожали руки от тяжести кролика и ответственности, и зверек то и дело съезжал к самому бортику.
      - Ничего, ничего, - приговаривала учительница, - не бойся, у него есть чувство края.
      Услышав ее слова, кролик наконец решился. Оттолкнувшись задними лапами от обомлевшей отличницы, он перелетел через бортик и ударился в бега. Его потом долго ловили.
      Вот и у Риды сейчас было такое же "чувство края".
      Хватит придумывать отговорки.
      Хватит прятаться за чужими спинами.
      Нельзя больше.
      Пора.
      Ночь была беззвездная, но теплая. Рида накинула на окно куртку, чтоб защититься от мошкары и в комнате настала совсем уж кромешная тьма.
      Травы пахли так сильно, что казалось, будто ночуешь на болоте. За окном хриплыми руладами призывали возлюбленных Геро.
      Рида лежала на спине, выкинув из головы все мысли, и повторяла про себя в такт дыханию:
      "Нам не страшен серый волк.
      Нам не страшен серый волк"б
      Сейчас она была так же спокойна, так же неподвижна внутренне, как тогда, когда танцевала на тропинке перед медведем.
      Самый центр бури.
      Самое средоточье страха.
      Тишина.
      И темнота вокруг начала меняться.
      Становилась то теплой, то холодной.
      Подвижной. Живой.
      Тонкая, почти невидимая и неслышимая волна подкатилась к кровати Риды.
      Подкатилась и помедлила, готовая в любое мгновение вернуться назад.
      Рида села на кровати, вздохнула и соскочила в темноту.
      И ушла за Темную Завесу, как камень на дно торфяного озера.
      Она стояла среди неяркого серо-розового света, над ее головой вспыхивали желтые, синие, алые звезды.
      Это были Пепельные Небеса - ее ворота.
      Она не торопилась, дождалась, пока звездочки разгорелись поярче.
      Вот они дотянулись острыми лучиками до ее плеч, защекотали кожу.
      Это было совсем не больно, просто все ее чувства обострились теперь до предела.
      Она подняла руку, поймала золотистый лучик, одним движением обмотала вокруг запястья, потянула на себя.
      Луч легко отделился от звезды, обнял ее ладонь. По нему тут же заструились пять тонких оранжевых линий, а ридины пальцы обдало жаром.
      Играя пальцами, сплетая из линий сложный узор, Рида послала лучик вперед, словно щуп.
      Он прорезал светящийся туман, и Рида вошла в пролом, приговаривая шепотом стихи, написанные много сотен лет назад, но всегда охранявшие ее здесь, за Темной Завесой.
      О как же я хочу,
      Нечуемый никем,
      Лететь во след лучу,
      Где нет меня совсем!
      А ты в кругу лучись,
      Иного счастья нет,
      И у звезды учись
      Тому, что значит свет.20
      Поводя вправо-влево рукой-лучом, Рида искала Конрада.
      Сейчас она двигалась в круге новосотворенного пространства, и могла увидеть все предметы такими, какими ей хотелось.
      Это был перевод недоступной человеку реальности на язык обычных пяти чувств, такой же, как "телепатия" Ламме.
      Увлекайся Рида биополями, она увидела бы сейчас зеленую или серебряную ауру. Но Конрад в ее памяти связан был сильнее всего с ощущением тепла, она и почувствовала тепло.
      А потом вдруг ладонь обожгло невероятным холодом. Рида едва не отпрянула, но сдержалась.
      Джокер не может шагнуть назад.
      Она прищурилась и увидела ясней: белая ледяная броня страха, искрящаяся тысячами колючих кристаллов.
      Дворец Снежной Королевы.
      Ошейник.
      Рида набрала в грудь воздуха, приказала себе не думать о холоде и боли, просто забыть эти слова, и шагнула вперед.
      И вошла в страх.
      А страх вошел в нее.
      Сердце тут же стиснул стальной обруч. Еще полсекунды, и оно остановилось бы, но в эти полсекунды Рида успела отбросить все свои ощущения, как сбрасывает ракета выгоревшую ступень.
      Теперь все происходило словно не с ней.
      В кровь раздирая руки, Рида протянула их вперед, сквозь лед, и поймала серебряные нити, пронизывающие этот каркас, а сейчас и ее сердце.
      А ты в кругу лучись,
      Иного счастья нет,
      И у звезды учись
      Тому, что значит свет.
      Теперь нашлась работа для всех десяти пальцев. Нити задвигались, переплетаясь, кроша вокруг лед. Не смотря на все защиты, каждое движение отдавалось болью: руки - сердце - солнечное сплетение.
      Но в бреши уже хлынула извечная родная чернота. Страх уходил, осталось только наслаждение - ее ремесло снова было у нее в руках. И снова ей удавалось все, чего она хотела.
      Но долго радоваться Рида себе не позволила - это было не менее опасно. Она закрыла глаза и позвала: "Конрад, Кон Юный! Иди ко мне!".
      Открыла глаза и увидела его таким, каким знала прежде, - свободным от страха. Под их ногами лежал узкий мост, сплетенный Ридой из серебряных нитей.
      Она рассмеялась, схватила его за руку и потянула за собой. Туда, куда вел их мост.
      А я тебе хочу
      Сказать, что я шепчу,
      Что шепотом лучу
      Тебя, дитя, вручу.
      Они бежали сквозь разноцветные леса, сквозь искрящиеся потоки, сквозь волны земных и неземных запахов. Но Рида твердо знала, что ждет их там, на другом конце моста.
      Ошейник всегда приводит к тому, кто его создал.
      Лица Рида не разглядела - не было времени. Нагнувшись, она схватила обеими руками ткань моста, несколькими движениями превратила ее в сверкающее белое копье, прицелилась в темную смутную фигуру, и бросила.
      И снова на мгновение (дольше никак нельзя) почувствовала обжигающий, запредельный восторг.
      Не промахнулась. Попала.
      - Рида, любимая, проснись! Пожалуйста, Рида, ты слышишь меня? Пожалуйста, открой глаза!
      Это Конрад.
      И голос Пикколо.
      - Да успокойся, Кон. Видишь, она уже вернулась. И душа ее на месте, честное слово. Дай ей отдохнуть.
      Рида вспомнила свои ночные похождения, и ей захотелось завыть от тоски. Загнали все-таки, загнали снова за Темную Завесу. И, как и следовало ожидать, не враги, а как раз самые верные, самые любимые. А теперь воркуют, как над спящей красавицей.
      Бегала от них три года и вот - не убежала. Хватит прятаться, Рида Светлая, залезай обратно на престол.
      Женщина из тебя получилась никудышная, ничего сама сделать ты не можешь. Быть тебе джокером отныне и до веку.
      Дом твой теперь - там.
      Она бросила Конраду вместо привета: "Уйди!", отвернулась к стене и неумело, совсем по-мужски, заплакала.
      Конрад беспомощно засуетился и бросился бы утешать, да умница Пикколо каким-то чудом его удержал.
      Откуда было знать Конраду, что это ее последние человеческие слезы, что она в последний раз посмела пожалеть себя.
      Неоткуда и незачем.
      Впрочем, для долгих слез времени уже не оставалось. Счет пошел. Рида вытерла глаза, села и спросила без предисловий:
      - Где сейчас обретается Кэвин, вы знаете?
      - Откуда ты узнала про Кэвина? - изумился Конрад.
      - Узнала, - мрачно улыбнулась она. - Нынешней ночью я заразила его страхом. Так что он, едва опомнится, попытается сбежать. Нужно подумать, где лучше его ловить.
      - После изгнания он работал в юридической конторе в Дреймине-7, сказал Конрад. - Оттуда его и вытащил Юзеф. Я долго поверить не мог, когда узнал...
      - Достаточно, - прервала его Рида, - доскажешь по дороге. Сейчас надо торопиться. Который теперь час?
      - Около десяти.
      - Ну, если ему дать время на очухивание, да на сборы, часа два у нас есть. Так. Майкл сейчас в Доме Ламме и еще ничего не знает. Пикколо, раздобудь где-нибудь лошадь для Конрада.
      Они снова скакали рядом, колено к колену, по зеленым полям, как в старое доброе время. Конрад торопился рассказать, как попал в столь позорный плен.
      - Как только ты уехала, твое родня попыталась оспорить завещание. Сделать они почти ничего не могли, но спокойствия Юзефу этот судебный процесс не прибавил. И тут же Туле начала маневры вокруг космопорта. Люди стали уходить из поселка.
      Юзеф метался от одного советчика к другому, и каждый говорил ему что-то свое. Я его уговаривал: "Решай сам, ты же джокер. Кто знает лучше тебя?". А он стал пропадать по вечерам.
      Я проследил за ним, и обнаружил мирно беседующим с нашим старым другом Кэвином. Тогда я попытался...
      - Не надо, - попросила Рида, - побереги дыхание. Я все знаю. И про охотничий павильон, и про сломанный жезл.
      Конрад поймал ее руку и прижал на мгновение к губам.
      - Я так счастлив, что ты вернулась. Теперь темное время закончится, я уверен. Теперь все будет как прежде.
      Риде захотелось его ударить, но она только стиснула зубы.
      "Привыкай. Тебе еще не раз придется выслушать подобное"
      Она, как и прежде, будет серым кардиналом Аржента, а он, как и прежде будет ее любить. Беззаветно и бесполезно.
      Вместо ответа, она хлестнула лошадь. Рида знала, что весит гораздо меньше Конрада и тому придется здорово попотеть, прежде, чем он ее догонит.
      В Доме Ламме ее поджидало письмо Клода - вернулся посланник из Туле. Вот уж действительно кстати. Рида жадно схватила конверт.
      "Рад был прочесть твои строчки, Прозерпина. К сожалению ничего определенного ответить не могу. Но, думаю, тебе следует узнать вот что: Кэвин в свое время учился у меня создавать иллюзии.
      Мы с ним продвинулись довольно далеко, но потом, поразмыслив, я отказался от идеи создать династию джокеров. Он быстро привык пользоваться чужим интеллектом, и почти уже не утруждал свой. Мне это очень не понравилось.
      Я думаю, теперь, когда ты оставила наше ремесло, ты меня хорошо понимаешь. Ты, наверно уже почувствовала, какое это наслаждение - думать и действовать самой. Быть собой, а не чьим-нибудь сновидением.
      Прощай, я уверен, что у тебя все получится.
      К."
      Прочитав, Рида криво улыбнулась. Смешно.
      Майкл слушал быстрый, сухой рассказ Риды о ее приключениях и удивлялся про себя.
      "Если б я увидел ее издали, ни за что бы не узнал. Жесты совсем другие. А глаза... Ох!".
      Тут ему припомнился один из шедевров Марии Гравейн: "Как будто у нее внутри остановилось время"
      - Что вы намерены делать, когда догоните Кэвина? - спросил он.
      - Мы померяемся силой за Темной Завесой, - она усмехнулась. - Двум паукам в одной паутине не жить. А если серьезно, я сделаю так, что у него навсегда пропадет охота заниматься джокерством.
      - А потом его будут судить, - вставил Конрад, недоверчиво поглядывая на гостя.
      - Интересно, в чем вы намерены его обвинить? - не удержался тот.
      - Меня сейчас больше интересует, как до него добраться, - сказала Рида. - Между нами почти две сотни километров. Дреймин-7 - городок на севере Аржента у самой кромки леса. Там завод органических полимеров. Кэвин поедет на север и пересечет границу с Туле, прежде, чем мы переседлаем лошадей. Есть только один разумный путь - через Темную Завесу.
      - Я иду с тобой, - быстро сказал Конрад, и по тону было ясно, что возражений он не потерпит.
      - Тогда я тоже, - добавил Майкл.
      Ему страх как не нравились ридины глаза.
      - Да вы с ума сошли! - всплеснула руками девушка. - Вы не понимаете, чем рискуете.
      - Конечно, не понимаю, - сказал Майкл. - Но надеюсь на тебя. Я тебя выбрал в проводники еще на Земле, и с этой должности пока не снимал. Мы начинали это дело вместе, вместе и закончим.
      - Я не позволю тебе воевать одной, - подтвердил Конрад.
      "Ой, горе-помошники! - Рида присмотрелась к ним повнимательнее. - А ведь идея не до конца абсурдная. Землянин когда-то пошел на смертельно опасный эксперимент. Конрад полгода проходил в ошейнике. Не по своей воле, правда. Зато полгода.
      Значит, кое-какая закалка страхом у них есть. Теоретически, есть шанс, что я сумею их протащить. А практически...
      Практически даже джокеру легче, когда за спиной кто-то есть. Не в моей власти сделать их за пять минут мастерами, но нам нужно только попасть за Темную Завесу. Дальше - мое дело. А прорваться они смогут.
      Как объяснял когда-то Клод, человек умеет все, что ему необходимо. Если они смогут в это поверить..."
      - Ладно, Бог хранит безумцев, - вздохнула она. - Майкл, если я отдам Кону твое ружье, не будешь возражать? Нет? Хорошо. Что ж, в поход, мое сумасшедшее воинство!
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      ПОСЛЕДНЯЯ
      1.07. Аржент
      0.00.0 Тоннель.
      А когда сообразите:
      Все пути приводят в Рим,
      Вот тогда и приходите,
      Вот тогда - поговорим.
      В.Высоцкий.
      Путешествие и впрямь оказалось не слишком трудным. Рида не стала далеко отходить от Пепельного Неба - знакомой ей и сравнительно безопасной области. Для того, чтоб соткать новую дорогу, она воспользовалась лучами разноцветных звезд.
      Но зато здесь она позволила себе по-настоящему испытать свое мастерство. По обе стороны их пути взлетали "павлиньи хвосты" - огненные протуберанцы. С ридиных ладоней стекали узоры невероятной сложности. Это был ее танец, награда за три года отлучения.
      От Майкла с Конрадом требовалось только держаться поближе к ней и не терять присутствия духа. Они справились прекрасно.
      А потом - они даже не почувствовали, как это случилось, под ногами у путешественников оказались уже не светящиеся нити, а черная ноздреватая грязь.
      Лес был холодным, влажным. Небо сплошь затянуто серыми облаками. Тонкие невидимые струйки дождя ложились на их лица. Чуть в стороне от тропинки шумел, нес клочья пены, неширокий черный поток.
      Дреймурцы осмотрелись.
      - До границы километров пятнадцать, - сказал Конрад. - Почему мы вышли сюда.
      - Я хотела, чтоб между нами было хоть какое-то расстояние. Кэвин наверняка вооружен, и от неожиданности может наделать глупостей.
      Они прошли несколько шагов вперед и опустились на корточки над большой грязной лужей.
      - Вот они, подковы, - показал Конрад. - Единственный след. Он проскакал на север, потом почему-то вернулся.
      Рида покачала головой.
      - Он не возвращался. Он спешит в Туле.
      - Это смешно! Ты же видишь - следы затоптаны.
      - Вижу. Но я знаю, куда ведет его нить.
      - Что ты предлагаешь?
      В голосе Конрада ясно прозвучало раздражение.
      - Пройдем чуть-чуть вперед. Если нам не попадутся другие следы, ты прав.
      - Хорошо, - он пожал плечами.
      Разгадка нашлась быстро. Через пять десятков шагов из темного бурелома вынырнули полянка и домик.
      - Что скажешь, братец Гензель?
      Конрад снова взглянул на землю.
      - Да, все так. Отсюда на север идет один четкий след.
      - Просто здесь Кэвина поджидал кто-то из слуг, чтобы поменять лошадь. Я зайду в дом на минуту.
      - Для чего?
      - Хочу знать, как давно они расстались.
      Было ясно видно, что в охотничьем домике в самом деле недавно побывали люди. На полу свежая грязь, половики сбиты в стороны, в кресле валялась разорванная перчатка. На дощатом столе стояла керосиновая лампа, лежала раскрытая на какой-то карте книга.
      Рида на несколько секунд ушла за Темную Завесу и взглянула на предметы потусторонним взглядом. Повсюду были синие горячие на ощупь кляксы - ее метки.
      - Кэвин уехал четверть часа назад, не позже, - сказала она, вернувшись.
      Конрад дотронулся до стекла лампы, кивнул и наклонился над картой.
      - Очень любезно с его стороны. Ему придется сделать крюк - через здешнюю чащобу верхом не проберешься. Думаю, я мог бы перехватить его вот здесь - у моста.
      - Ты?
      - Да. Пожалуйста, оставь это мне. Я должен ему за Юзека и за ошейник. В конце концов, ты поручала мне следить за порядком. Не бойся, я доставлю тебе Кэвина в целости и сохранности.
      Рида в сомнении взглянула на землянина. Майкл незаметно кивнул. Он плохо знал Конрада, но ясно чувствовал: отказать ему сейчас - значит сломать его гордость.
      Рида вытащила свой пистолет и протянула Конраду.
      - Вот, возьми на счастье.
      "Словно обручальное кольцо" - вдруг подумала она.
      Тот просиял, будто прочел ее мысли, сжал на мгновенье ее руку и только ступеньки крыльца заскрипели.
      Рида улыбнулась Майклу.
      - Что ж, похоже, этой истории суждено закончится без нас. Присядем на минутку, а потом - бегом на ближайший пост. Предупредить людей на случай, если у Конрада возникнут проблемы.
      Она уже полезла в карман за белковыми таблетками, но тут откуда-то сверху раздался голос:
      - Очень хорошо. А теперь, Рида, брось, пожалуйста, свою винтовку подальше. Хотя бы вон в тот угол.
      Майкл и Рида вскинули головы. Голос шел из темной галереи, соединенной с первым этажом узкой лестницей.
      - Я держу тебя на прицеле, - продолжал он, - но ты, надеюсь, не станешь из-за этого нервничать. Просто брось оружие, и вы будете в безопасности. И я спущусь, чтобы с тобой поговорить. А вы, мейнхеер землянин, пожалуйста не шевелитесь.
      Тишина. Рида, секунду подумав, послушно отбросила винтовку в сторону.
      Тихие шаги на галерее. По лестнице осторожно спустился...
      Это не ошибка принтера. Это последняя возможность для Читателя самому назвать виновника странных событий на Дреймуре. Доказав, тем самым, что он (Читатель) гораздо умнее героев.
      С версией Автора можно ознакомиться на следующей странице.
      {{со следующей страницы}}
      ... по лестнице осторожно спустился маленький скрюченный человечек.
      Дуло его ружья смотрело точно в ридину грудь.
      - Пикколо? - выдохнула она изумленно.
      Потом, покачав головой, сказала:
      - Тебе придется многое мне объяснить.
      - А ты не смотри на меня с таким ужасом. Ты почти ни в чем не ошиблась. Юзеф с Кэвином пытались пройти тоннель и не смогли. Юзеф погиб. Кэвин остался в живых и стал в испуге заметать следы.
      Ты все решила правильно. Не догадалась только об одном, да и не могла догадаться. Их свел вместе я.
      - Для чего?
      - Я был глуп и вообразил, что из двух плохих джокеров можно сделать одного хорошего.
      - Для чего это нужно тебе, Рич?
      - Помнишь, я говорил тебе: "Посмотри на себя"? А теперь скажу: "Посмотри на Дреймур". Скажи мне, эксперимент твоего предка - Доменика Дреймина удался? Дреймурцы стали не так трусливы, не так близоруки, не так лживы, как люди Земли?
      Долгое время я, как и все прочие, в это верил. Пока не пригляделся повнимательнее.
      И увидел: мы тоже живем по уши в собственных обманах. И так же душим друг друга, сами того не замечая, сами загоняем себя в тюрьму.
      Как ты и Конрад, как Юзеф и его страхи, как я и мой горб.
      Ты скажешь, что все это знаешь. Что только джокерам дано видеть истину. Только ведь и ты слепа. Цепляешься за свою верность Клоду, потому что боишься хоть на минуту поверить кому-нибудь другому.
      Вот такими увидел я всех нас, и мне тоже стало страшно. И я понял, что у нас осталась только одна надежда.
      - Безымянная дорога?
      - Да.
      - Так ты хочешь, чтобы я...
      - Да. Я хочу, чтобы ты прошла безымянную дорогу, Рида Светлая.
      - Ты считаешь, таким образом я спасу Дреймур? Мысль оригинальная, Рида принужденно рассмеялась.
      - Нет. Но если хоть один человек будет видеть реальность, а не собственные иллюзии, может быть, он найдет выход для других. Кстати, почему один? Я собираюсь идти с тобой. Да и этот землянин - не промах.
      - Ты уверен в его согласии?
      - Еще бы! Я сам пригласил его сюда. После неудачи, постигшей Кэвина и Юзефа, я решил, как наши досточтимые предки, попросить совета у эвристика. И подал идею Баязиду. А когда мейнхеер Граве привез на Дреймур тебя, мне осталось лишь преклониться перед его умом.
      - Замечательно. А пороги на Гелии и сфиксида - чья это работа?
      - Моя. Кэвин с Юзефом кое-чему меня научили.
      - Сумасшедший, - сказала Рида тихо, - как же ты вынес такое? Один, без всякой подготовки. Это же все равно, что угли из костра голыми руками загребать. Сумасшедший маленький спартанец. Фанатик.
      - Вынес. Я выносливый. Это поможет тебе решиться?
      - Не это. А кто из вашей веселой компании надел ошейник на Конрада?
      Она откинулась назад и внимательно посмотрела на человечка. Майкл не решился бы сейчас сказать, кто кого держит на мушке.
      Пикколо помотал головой.
      - Ну что с тобой, Рида Светлая? Совсем разуверилась в людях? Клянусь, я виновен лишь в одном: не смог тогда остановить Кона. У меня просто сил не было после того, как я вытащил из тоннеля Юзефа. Я пополз к себе - спать. А Кон нарвался на Кэвина. Кон не подозревает даже о моем участии в заговоре.
      Нет, все получилось по справедливости. Кон догонит Аро-младшего и отделает его как следует. Ну а я... Я получил вас двоих.
      - А если я откажусь, ты будешь стрелять?
      - Ты не откажешься, Рида Светлая. За Темную Завесу тебя тоже силком не тянули. Ты не умеешь жить вполсилы. И смириться с собственной ложью не сможешь. Ты все равно сунешься на безымянную дорогу рано или поздно.
      Потому что я плел для тебя иллюзии, а ты шла за ними, как осел за морковкой. И у тебя сейчас одна-единственная возможность доказать, что ты джокер, а не дрессированная скотина.
      Рида опустила голову, нахохлилась, как замерзший воробей.
      - А ты жесток, - сказала она. - Я не знала раньше. А ты что скажешь, Майкл?
      Он осторожно обнял ее за плечи. Что-то сейчас ломалось и в нем. Трещал панцирь, открывалось нутро. Во второй раз в жизни.
      - Скажу, что у нас невеселый выбор. Там - смертельная опасность. Но если мы останемся здесь, мы тоже умрем. Вы, Ричард, - от разбитых надежд, Рида - от угрызений совести, а я - от любопытства.
      Рида тряхнула головой.
      - Постойте, ребята, я чего-то не понимаю! Это что внеочередное заседание клуба самоубийц? Майкл, даже в классических трагедиях автор в конце оставляет кого-то в живых, чтоб было, кому просветить потомков. Я надеюсь, ты останешься здесь.
      - Халоймес, Рида, халоймес. Глупости. Не становись между мальчишкой и его леденцом. Обещаю, если мы выберемся из тоннеля, я расскажу, зачем я туда полез. А сейчас - вперед.
      - Сейчас - сидеть, - поправила Рида. - Сидеть и слушать. Рич, что там, на безымянной дороге?
      - Толком не знаю. Я шел следом за Юзефом, и мы прошли недалеко. Вначале, у входа в тоннель, стоит огромное колесо, вроде мельничного.
      Нужно оседлать спицу, а потом, спустя треть оборота, соскользнуть в сам тоннель. Он очень узкий, пробираться там можно только ползком, по-змеиному. А дальше - не знаю.
      Да, вот еще. В тоннеле нет нитей основы, и иллюзию там сплести невозможно. Просто очень узкий лаз.
      - Крысиная нора, - сказала Рида мрачно. - Крысиная нора, ведущая к всемогуществу. Майкл, у тебя нет ощущения, что это чей-то черный юмор?
      - А от чего погиб мейнхеер Юзеф? - спросил Майкл.
      Пикколо развел руками.
      - Не знаю.
      - Ну, хорошо, - Рида отошла к порогу и, щурясь, смотрела на солнце, на верхушки елей.
      - Хорошо, - повторила она. - Я - джокер. Я иду. Только, Рич, учти: мы отныне враги. Не поворачивайся ко мне спиной.
      И снова привычный им мир растаял в живой темноте, снова над головами троих людей загорелись разноцветные звезды. Рида насмешливо поглядела на своих спутников.
      - Ну, вызвались идти, так помогайте. Берите нити, плетите узор. Сейчас неважно какой, главное - увидеть нашу дорогу. Нужно выткать сферу вокруг нее.
      Тебе, друг Ричард, учить нечему, ты у нас уже ученый. Майкл, к тебе просьба. Вспомни, что ты чувствовал перед самым экспериментом. Как следует вспомни, вернись в то время. Найди момент, в который уходит страх, и задержись. Понял?
      - Кажется да.
      - Ни о чем не думай. Твои руки сами знают все, что нужно. Только не мешай им. И даже если не справишься, если проскочит какая-нибудь... вспышка эмоций, не паникуй. До самого тоннеля я буду вас защищать. Любой страх возьму на себя и погашу. Вот в тоннеле - не обещаю.
      Майкл послушно протянул ладони вперед и ощутил горячее прикосновение звездных лучей - живых, подвижных нитей основы. Они струились, перекатывались по пальцам.
      Вначале его руки послушно следовали за нитью, потом он вдруг понял, в какой узор они должны сложиться, и стал бережно их поправлять. Будто маленького ребенка вел за руку по мосту.
      Рида была права: это все было очень похоже на эксперимент. То же восхитительное ощущение не власти - согласованности с незримыми силами, что лепят лицо мира, его видимую сторону. Теперь он знал, что тянуло горбуна и Риду за Темную Завесу.
      - Майкл, тихо, не увлекайся, - раздался голос их проводницы.
      Майкл осмотрелся. Пепельное небо исчезло. Вокруг, насколько хватало глаз, плясали тысячецветные потоки огня. Остался лишь один-единственный узкий клин темноты. Пикколо указал на него.
      - Вот она, безымянная дорога. Идем?
      Чем ближе они подходили к темному клину, тем меньше он становился. Наконец они оказались рядом и смогли получше рассмотреть свою цель - темное треугольное отверстие с ровными краями.
      "Отверстие в чем?" - спросил себя Майкл.
      Узоры, сплетенные ими из нитей основы, казались теперь твердой стеной. А в глубине черного треугольника время от времени мелькали серые полосы.
      - Спицы колеса, - пояснил Пикколо.
      Какое-то время они просто стояли и смотрели. Потом Рида сказала:
      - Что ж, джентльмены, полагаю, мы пришли сюда не для того, чтоб любоваться. Все, что я хотела, я вам сказала. Встретимся на той стороне.
      Пригнулась и, увидев очередную спицу, скользнула в черный проем.
      "Откуда же, черт возьми, это дежа вю? - подумал Майкл, ныряя следом. О, конечно! Казимир Малевич"
      О чем думал горбун, осталось неизвестным.
      Иллюзорный мир за Темной Завесой вблизи часто оказывался на редкость реальным и ощутимым. Все время, пока спица колеса тащила ее вверх, Рида вела рукой по шероховатой, будто из неотесанного камня, стене.
      Не жалела пальцев, потому что не знала, что случится, если она пропустит тоннель.
      И как только рука нащупала пустоту, Рида змейкой скользнула в отверстие.
      Реален или нет камень за Темной Завесой, не знал никто во вселенной, но сжимал он крепко, выдавливал из легких воздух ползти приходилось, отталкиваясь пальцами рук и ног.
      Рида все еще ничего вокруг не видела и полагалась только на осязание.
      Очень скоро стало трудно дышать, приходилось останавливаться через каждые три-четыре минуты. И все же мысль о том, что будет, если она застрянет в этом тоннеле навсегда, гнала ее вперед лучше всякого кнута.
      О том, что случилось с Юзефом, о том, каково сейчас Майклу и Пикколо, она вообще не думала.
      И тут пальцы уперлись в стену.
      На мгновение Рида похолодела, потом, заставив себя ничего не чувствовать, медленно продвинулась вперед на два сантиметра. И принялась ощупывать стенки тоннеля.
      "Ага, так и есть. Он делает поворот и уходит вверх. Ох, Scheise, а угол-то не слишком большой. Придется перевернуться на спину, иначе не согнешься".
      Осторожно-осторожно, чуть выдвинув вперед правое плечо, она стала ввинчиваться в новое колено тоннеля.
      "Так, плечи прошли, бедра у нас, слава Богу, не как у Кибелы, теперь снова на живот и согнуть колени.
      Теперь...
      Теперь я, кажется, все-таки застряла.
      Только не паникуй, Рида Светлая, только не мечись.
      Хотя метаться в узкой каменной трубе трудновато.
      Будто в брюхе у мертвого змея.
      Так, попробуем еще, потянись, потянись, должна же ты проскользнуть!
      Нет, бесполезно.
      Почему, собственно, должна? Где это написано?
      Юзеф тоже так думал.
      Запредельно простая ловушка.
      И поза для смерти подобающая - коленопреклоненная.
      А интересно, если я здесь умру, что будет с тоннелем?
      Растает, как дым, или останется?
      Другими словами, он существует в моем воображении или в реальности?
      Молодец, очень своевременные размышления".
      Оттолкнуться было не от чего, но Рида все же потянулась вверх, раздирая в кровь ладони, до звона в ушах, до разрыва сухожилий.
      "Чего ты хочешь от меня, ты, гадкая шельма? - шептала она. - Оставь меня, я буду жить, пока я могу. Я придумаю для тебя потеху получше".
      "Нет, бесполезно.
      Ноги сдвинулись от силы на полсантиметра.
      Нет.
      Ни вперед, ни назад.
      Интересно, если Юзеф погиб здесь, то как Кэвин с Пикколо смогли его вытащить?
      И готовься к Танцу Смерти.
      Ты пойдешь с нами, волей или неволей.
      Только не паникуй, Рида Светлая, не паникуй.
      Смерть от страха - не самая легкая".
      И вдруг ей пришло в голову еще кое-что.
      "Проклятье, что если все наоборот?! Узкий темный тоннель, опасность задохнуться... Конечно!
      Не смерть, нет.
      Самый древний страх человечества, сидящий в самых глубочайших глубинах сознания...
      Рождение!"
      Вот, что должно было ее убить.
      Но если это так, тогда понятно, почему она все еще жива и не свихнулась от страха?
      Что-то (или кто-то?), что расставило здесь ловушку на человека, совершило простейшую ошибку.
      Ту, что стоила жизни некому шотландцу в древние времена на Земле.
      И Рида, зажатая в каменных тисках в виде латинской буквы L, расхохоталась.
      И громогласно объявила (ей все равно было, слышит ее кто-нибудь, или нет):
      Так потеряй надежду на заклятие, пусть демон,
      Которому служил ты, подтвердит:
      До срока из утробы материнской
      Был вырезан Макдуф, а не рожден.
      "Только ребенок не ползет сам из материнского чрева.
      Его...
      Вот именно, его выталкивают".
      Рида снова уперлась ободранными ладонями в стены и потребовала:
      - Ну, так роди же меня! Роди, тужься ты, тупая сволочь! Ну, давай же, покажи себя!
      Первая "схватка" едва не раздробила ей позвоночник.
      Волна сокращений прокатилась по каменной утробе змея, грозя перемолоть кости, выжимая из груди последние молекулы кислорода.
      И все же, Рида успела толкнуться и отыграть еще сантиметра два-три.
      Глоток воздуха и следующая волна.
      "Ну вот, жива я, или нет, не знаю, но поворот остался позади".
      Потом все стихло.
      Секунд тридцать Рида только ловила ртом воздух и "обезболивала" мышцы. Потом ее настигла новая схватка.
      На этот раз ее протолкнуло чуть ли не на полметра "вперед и вверх".
      "Но так дело не пойдет. Так до выхода из тоннеля доберутся три куска желе".
      На то, чтоб это понять, ушли следующие тридцать секунд. Потом снова адская боль и невероятное изумление: почему она до сих пор жива и в сознании?
      Да и руки-ноги целы, если она все еще ползет.
      На этот раз ей дали целую минуту на размышления, да и последовавшая схватка была короче, и не такой болезненной.
      Неужели тупое чудовище, в брюхе которого они путешествуют, их щадит?
      Впрочем, почему тупое, и почему чудовище?
      Даже сейчас и здесь она не может отделаться от собственных фантазий.
      И тут Риду осенило еще раз.
      Волны!
      Вот что, она же читала когда-то о снах и воспоминаниях, связанных с родами.
      Символ ребенка в чреве матери - золотое яйцо, плывущее по морю.
      Что ж, попробуем.
      Она вновь положила ладони на каменные стены и представила себе, что из ее рук льются два золотых потока.
      Теплые волны, мягко, бережно, без боли.
      "Скользи, скользи" - прошептала Рида.
      Она плела иллюзию внутри иллюзии, иллюзию для себя самой, и отлично это понимала.
      Но, похоже, это работало.
      Ласковая волна осторожно толкнула Риду.
      Пронесла немного на своей спине, передала следующей.
      Рида заскользила.
      Вскоре тоннель повернул еще раз, но Рида только перевернулась на спину и покатилась, как на салазках, вниз.
      Потом стало светлей, стены разошлись, она поняла, что приближается к выходу, и велела: "Море, замри!".
      Стены послушно остановились. Здесь уже можно было передвигаться на корточках. Рида пробралась вперед и увидела круглое отверстие, из которого лился свет.
      Она выглянула наружу и невольно отпрянула. Гладкая отвесная стена уходила в бездонную пропасть. А наверху все так же равнодушно светили разноцветные звезды.
      "Ну, и куда теперь?
      Нет, здесь что-то не так.
      Если испытание, то испытание.
      Должен быть хоть какой-то выход.
      Что ж теперь - назад ползти?!"
      Рида присмотрелась повнимательнее.
      "Ага, вон там, метра на полтора ниже отверстия есть-таки маленький карнизик.
      Если на него встать, а потом, прижимаясь к стене, попробовать сдвинуться вправо... Или влево.
      Может, куда-нибудь и выберемся".
      Рида осторожно сползал по стене.
      Несколько секунд она висела на руках над бездной, в лучших традициях боевика, потом нащупала ногами карниз.
      "Нужно было сапоги снять!" - сообразила она с опозданием.
      Держась левой рукой за маленькие выступы на каменном дне тоннеля, Рида распласталась по стене и сделала шаг вправо.
      Правой рукой она искала, за что бы зацепиться, но не нащупала ничего.
      Стена обрывалась в пустоту.
      Шаг назад, поменять руки, теперь шаг влево.
      Тоже обрыв.
      "Что-то вроде Биг-Бэна, - подумала Рида. - Только вместо часов - выход из тоннеля".
      И почувствовала, как кто-то тихонько прикасается к ее правой руке.
      Рида повернула голову и увидела в проеме тоннеля бледно-рыжую шевелюру Майкла.
      - С тобой все в порядке? - спросил он почему-то шепотом.
      - Вроде.
      - Давай руку, я вытащу тебя сюда.
      - Погоди.
      Теперь, когда Майкл крепко удерживал ее запястье, Рида могла немного поразмыслить.
      Безымянная Дорога испытывала их страхом высоты.
      Но если каменный змей становился таким, каким она хотела, то, может быть, и пропасть существует лишь в ее воображении?
      Во всяком случае, другого пути она не видела.
      "Даже кролик справился со своим "чувством края". А я-то не кролик."
      - Майкл, отпусти меня, - велела она.
      - Что ты хочешь...
      - Отпусти.
      Он послушно разжал руки.
      Рида сказала себе, что внизу невидимая, но надежная опора, и она может безбоязненно ступить на нее.
      Оттолкнулась от стены и шагнула.
      И упала.
      Испугайся она в самый момент падения, она бы, наверно, вечно летела бы в бездну, и умерла бы в полете.
      Но она была джокером, и уроки мастеров засели глубже, чем самые древние инстинкты.
      Она пролетела всего полметра, упала на четвереньки на что-то мягкое и пружинистое.
      И тут же вскочила на ноги.
      - Прыгай сюда! Здесь безопасно! - крикнула она Майклу.
      Майкл, а следом и Пикколо (жив все же, курилка!) приземлились рядом с нею. Воздух трещал и искрился при каждом их движении.
      - Мне кажется, - сказал Майкл осторожно, - только не обижайтесь, но... Я не вижу большой разницы между началом пути и концом.
      - Круговой тоннель? - засмеялась Рида. - Что ж, не удивлюсь! Здешний мир способен и не на такие сюрпризы.
      В глубине души она очень надеялась на подобный исход. Поделом будет другу Ричарду.
      Она вовсе не собиралась прощать ему смерть Юзефа и этот безумный поход.
      Даже если его цели так благородны, как он сам говорит.
      Даже если речь впрямь идет о будущем дреймурской цивилизации.
      "Понять - значит простить" осталось по ту сторону Темной завесы. Она была джокером и даже не пыталась рассуждать по-человечески.
      "Пикколо опасен. Он пожелал всей силы разом, целиком, чуть ли не розовой ленточкой перевязанной. Верный признак того, что с силой он не совладает.
      Все - ничто, сила - бессилие, тварь - творец - такой язык не для джокера. Джокер гибок и текуч, как вода, всегда - не полон, всегда - не завершен.
      А Пикколо опасен. Так же, как опасен камень в горной реке. И его нужно остановить".
      - Ловушек пока не видно, так что принимайтесь за работу, - велела она. - Нужно сплести новый мост.
      И трое людей вновь протянули руки к лучам звезд. И снова началась невероятная, но уже привычная работа.
      Они продвигались медленно, шаг за шагом, сплетая перед собой дорожку из звездного света. Мужчины впереди, Рида на шаг сзади. Видно было, что она еле передвигает ноги. Но голос звучал так же твердо.
      - Боюсь сглазить, но, кажется, мы выходим. Я чувствую впереди Темную Завесу. Если только они не подготовили западню в самом конце.
      Пепельные небеса меркли, растворялись. Сквозь сплетения нитей стали проступать очертания какой-то иной местности. Странной и непривычной была она для человеческих глаз.
      Глубокая долина лежала перед ними. Долина без травы, без деревьев, просто ровная однотонно-зеленая поверхность под ослепительно желтым, бессолнечным небом.
      Словно реки, змеились и стекали по ней золотые жилы. Внизу они густели, наливались киноварью и светились, как угли в печной золе. Красное сияние разгоралось тем ярче, чем ближе люди подходили к краю долины.
      И вдруг из глубины беззвучно взметнулся ало-золотой фонтан. Путники отпрянули, но фонтан не обжигал. Напротив, он словно притягивал к себе. Ровная, неодолимая сила приняла людей в свои объятия; сила, изгоняющая страх, боль, одиночество.
      Майкл остановился.
      Каждая клеточка его тела кричала: "Ну же! Туда! Скорее! Ты же так желал этого! Всю жизнь, каждую секунду! Стань же, наконец, самим собой, истинным! Пей воду истиной жизни!"
      Но что-то приковало его ноги к земле, не давало двинуть и пальцем. Слишком уж... нечеловеческим было это зрелище.
      И он понял с горечью, что всю жизнь мечтал прыгнуть выше головы. Сейчас, в решающий момент, он не сможет сделать и шага. Трус всегда обкрадывает сам себя.
      А маленький горбун не колебался.
      Он не крикнул, не побежал, просто пошел навстречу сияющему источнику силы.
      Шаг. Другой. И вдруг тишину разорвал странный звук: будто покатились по обрыву мелкие камешки.
      Пикколо споткнулся, нелепо взмахнул руками и исчез.
      Закричала Рида.
      Она упала на колени, будто марионетка, которой обрезали нити, и крикнула:
      - Сделано!
      Майкл бросился к ней и замер.
      Долина исчезла.
      Погас золотой фонтан, растаяли зеленые склоны.
      Они стояли у какой-то скалы на узкой площадке. Справа и слева на фоне голубого неба возвышались одетые снегом пики. А впереди, там, где оступился Пикколо, площадка обрывалась.
      - Майкл, не бойся, - сказала Рида. - Это была всего лишь иллюзия. Моя иллюзия. Я же предупреждала: не поворачивайся ко мне спиной. А он не поверил.
      - Но где мы теперь? Ты знаешь?
      - Нет. Я здесь в первый раз.
      За площадкой обнаружился крутой, но отнюдь не отвесный склон, заросший маленькими кривыми кустами, чем-то напоминавшими земные.
      - Майкл, у тебя ведь был ремень, - сказала Рида. - Помнишь, я просила на ошейник сфиксиде? Теперь бы он снова не помешал.
      Ремень она обмотала вокруг запястья землянина.
      - Видишь ниже еще одну площадку? Попробуй до нее добраться, я подстрахую.
      Спустившись метров на пять вниз, они разыскали Пикколо, который тут же обрушил на Риду поток дреймурских ругательств. Она не осталась в долгу.
      - И ничто тебя не берет, идеалист чертов! Вот что самое противное.
      Переругиваясь, они сползли на следующую площадку. Пикколо, закусив губу, осторожно поглаживал правую лодыжку.
      - Убери-ка руки! - велела Рида и бережно ощупала пострадавшую ногу.
      - Надеюсь, что сломана, - прокомментировала она, - но даже за это не могу ручаться. А так - одни синяки. Везуч ты, дурак проклятый! Ну-ка давай сюда рубашку.
      А сама полезла по карманам. Куртку она бросила еще в лесном домике, но микроаптечку взяла с собой. На этот самый случай.
      Дреймурские привычки.
      Рида вколола Пикколо кубик промедола, из лоскутов и веток соорудила импровизированную шину и призадумалась.
      "А что дальше? Еды ни крошки, воды ни капли, а самый главный вопрос: "Где мы?" лучше не задавать даже мысленно.
      Выход напрашивается один".
      - Знаешь, я, когда спускался, заметил там, за скалой что-то вроде тропы, - прервал ее размышления Майкл. - Я схожу, разведаю, куда она ведет.
      - Мне надо идти, - вздохнула Рида. - Ты хоть раз в горах бывал? Я-то выросла на Гальгеберг.
      - А ты далеко уйдешь? Если честно?
      Возразить было нечего.
      Майкл пообещал вернуться через час. Рида осталась присматривать за Пикколо.
      Она устроила его поудобнее, подложила под голову свитер Майкла и поинтересовалась:
      - Ну, что скажешь, герой?
      - А что говорить? Переклюкала ты меня, Рида Светлая. Только кому от этого лучше?
      - Так ты еще не успокоился?
      - А с чего мне успокаиваться? Чуда не случилось. Все осталось как есть. Мы все глубже вязнем в болоте. Чему тут радоваться?
      - В каком болоте?
      - В иллюзорном, разумеется. Ты ведь так ничего и не поняла. Я не могущества искал, просто жизнь, достойную человека. Дреймур - альтернатива Земле? Да нет, скорее, еще один тупик. Страсть и страх, смерть и смех - мы уже забыли, как это выглядит на самом деле. У нас теперь одни иллюзии.
      - Вот уж не было другой печали! - проворчала Рида. - Еще неизвестно, выберемся мы отсюда или нет, а ты о мировых проблемах.
      Пикколо рассмеялся и тут же поморщился: нога все же болела.
      - Ты-то выберешься, кто б сомневался! А мне нужно успеть все тебе сказать. Ты все-таки подумай потом, Рида Светлая. Подумай, как нам жить дальше. А то ведь задушим сами себя и не заметим как.
      - Помолчи! - прикрикнула Рида. - Побереги силы. Завещание он надумал диктовать, видели таких!
      Замолчала сама, а потом сказала неуверенно, будто удивлялась собственным словам:
      - Жизнь, достойная человека, - это танец. От иллюзий нельзя освободиться, остается лишь играть с ними. С миром нужно осторожнее. Ткни пальцем - это реальность, и она тут же ускользнет. Скажи - это иллюзия, и она рассыплется. С чем останешься? Это я поняла в тоннеле. Впрочем, вру. Такое нельзя понять. В такое можно только впасть. Как в ересь.
      Пикколо ничего не ответил.
      Какое-то время оба подремывали, потом из-за поворота появился сияющий Майкл.
      - Все в порядке! - крикнул он. - Там, внизу, коттедж с телефонами. Я вызвал "Скорую". Машина, конечно, останется внизу, но тропа широкая, удобная, носилки протащить можно. Будут здесь через полчаса.
      - Кто будет? Откуда? - переспросила Рида срывающимся голосом.
      Майкл поглядел на дреймурцев радостно - изумленно.
      - Как, я вам еще не сказал? Вы будете смеяться, но это Французские Альпы.
      - Земля?
      - Ну конечно не Луна!
      - Надеюсь, они захватят с собой валерьянку, - пробормотала Рида, опускаясь на камни.
      Они завершили круг.
      Снова был теплый осенний день, и они сидели на террасе кафе. На потрескавшихся плитках пола лежали маленькие алые листья и сухие кленовые крылышки.
      - Как ты объяснишь в консульстве свое появление на Земле? - спросил Майкл.
      Рида, с пристрастием изучавшая меню, поморщилась.
      - Никак. Да они и не станут спрашивать. Очередной каприз сумасбродной богачки. Захотела на Дреймур, через неделю - назад. Нормально.
      - А то, что мы не садились ни на один корабль?
      - Не станут же они, в самом деле, проверять. Не до такой же степени! А если и узнают, решат, что наткнулись на какие-то коварные замыслы Баязида. Будут искать нелегальные корабли, пломбированные вагоны. А то, что было на самом деле, им и в кошмарном сне не привидится.
      - Интересно, что подумал портье в гостинице, когда мы приплелись к нему той ночью?
      - Что мы чудом сбежали от моего разъяренного мужа.
      - От моей жены, - поправил Майкл. - Только женщина способна загонять человека до такой степени. Ладно, кроме шуток, зачем тебе возвращаться на Дреймур?
      Рида заказала еще порцию мороженного с мандаринами и откинулась на спинку пластикового стула.
      - Знаешь, я должна тебе кое в чем признаться. Я была в больнице у Пикколо вчера ночью. Я надела на него ошейник.
      - Даже так? И что же ты ему запретила?
      - Входить за Темную Завесу. И теперь я должна лететь домой, чтобы сделать то же с Кэвином.
      - Бог мой, Рида! Откуда вдруг такой терроризм?
      - Это не террор. И не наказание. Ведь убийства по сути дела не было. Даже "доведением до самоубийства" происшедшее назвать нельзя. Просто несчастный случай. А ошейники мне нужны для того, чтоб больше несчастий не случалось.
      Нельзя быть джокером, если ходишь на поводу у своих желаний. Из нас троих, нет, четверых, включая Юзефа, никто не смог. Все оказались слишком людьми. А я еще что-то о себе воображала! Спасибо Пикколо, надоумил. Теперь мой черед.
      - Ну, хорошо, ты восстановишь справедливость. Что дальше?
      - Брошусь в ноги Конраду. Буду умолять его простить меня и взять в жены. Буду учиться у него любить. Человек должен жить со своими близкими.
      - Что-то у тебя сегодня "должен" не идет с языка. Ты уже пыталась один раз отказаться от джокерства. И в результате оказалась здесь
      Рида не поднимала глаз. Она смотрела на белоснежную горку мороженого, украшенную веселыми золотистыми дольками, но, кажется и ее не видела.
      - Я не знаю другого пути. Наверно я так много занималась мировыми проблемами оттого, что боялась посмотреть на себя.
      - Бог мой, Рида, я сейчас сойду с ума! Напомнить тебе, что ты сделала третьего дня? Открыла способ перемешаться с планеты на планету без ракет, на своих двоих. Это вывернет наизнанку физическую картину мира, а следом перевернется и социум. А мы о чем говорим? О том, как бы половчее скрыть этот факт от начальства!
      - А что? Нормальный разговор осмотрительных людей, - усмехнулась Рида. - Вы хотите все непременно вывернуть наизнанку, поставить с ног на голову. А мы еще и на ногах-то стоять не научились. Пикколо тоже беспокоился о социуме. А я - нет. И Земля - не тупик. И Дреймур - не тупик. Пусть иллюзии поддерживают сами себя, не валите все на них.
      Есть только человек, танцующий со своей жизнью. Или со своей смертью. И кто виноват, если ты плохо танцуешь?
      - Вот-вот, начни с себя. Ты все-таки ребенок, Рида. И решение приняла детское. Домой, под крылышко к любимому.
      Она скривила рот.
      - Тебе виднее.
      Майкл отошел к стойке, вернулся с бутылкой сухого вина и двумя бокалами.
      - Прости, не хочу обижать тебя напоследок. У меня есть тост. Давай выпьем за проигравших.
      Рида послушно пригубила, улыбнулась.
      - Хитрый ты все же. Никогда не знаешь, за кого пьешь, да? Может быть, за себя.
      - Это вопрос времени. И точки зрения. Помнишь, я сказал, что ты счастливый человек? Ты не знаешь, что это такое - чувствовать каждую секунду неизреченное совершенство мира и, одновременно собственное тупоумие.
      Тебе что-то дано от Бога: тоска, потребность, но ты к этому не готов, не знаешь, что с ним делать. И никто вокруг не знает. Да у тебя и слов нет, чтоб объяснить. Молодое вино влито в старые меха.
      Той жизнью, что у тебя есть, жить не можешь, а другой тебе не дано. Дом, школа, университет, семья, родина - просто ряд пустых комнат без окон. А наружно - благополучен и счастлив, все тебе завидуют. Двадцать пять лет такой безнадежной немоты, и эксперимент с его сорока процентами смертей покажется вратами в рай.
      А тебе иную жизнь поднесли на блюдечке. А ты хочешь от нее отказаться.
      - Может и на блюдечке, только заодно порвали все связи между мной и другими людьми.
      - Но ты же сама видишь, что эти связи - только ваша общая иллюзия. Не желаешь видеть? Что ж, хорошо. Тогда вот тебе мое пророчество, Рида Светлая.
      Возвращайся на Дреймур. Люби своего рыцаря. А я буду ждать здесь. Займусь физикой пространства, историей колоний. А через год или два ты пошлешь мне приглашение. Мы встретимся и ты будешь меня учить. А я тебя.
      "Приезжай, приезжай, - подумала Рида. - За себя не ручаюсь, но кое-кто будет тебе очень рад".
      - Пойми, нельзя перестать быть человеком, если ты им родился, - сказал Майкл. - Это генетика. Чем бы он не занимался убийствами, насилием, иллюзиями, черной магией еще черти чем. Он человек, никуда от этого не денешься. Не знаю, к сожалению, или к счастью.
      И нельзя перестать быть джокером - это судьба. Просто одно другому не мешает. Человек - это гораздо больше, чем ты думаешь. Ты говоришь о танце, а сама твердая, как камень.
      Но это не беда, ты еще очень молода, ты и вправду еще многому научишься.
      ЭПИЛОГ
      И снова живую ночь пронзил мертвый белый, всеуничтожающий и очищающий огонь.
      Снова спустилось, а потом вознеслось в темное небо всемогущее металлическое насекомое.
      Снова женщина стояла, слившись с деревом, укрываясь за его спиной от породившего ее чудища.
      Едва огонь ушел вверх, прожигать холодное пространство космоса, по полю побежал бледный робкий лучик фонаря. Женщина прикрыла глаза рукой, когда пятно света наткнулось на нее, потом оно скользнуло вниз и покорно улеглось у ее ног.
      Она увидела, наконец, встречавшего - просто темный силуэт, но мгновенно его узнала и бросилась навстречу.
      Объятие было жарким, поцелуй - долгим.
      - Кон, ты простил меня?
      - Господи, за что? Я себе не могу простить, что оставил тебя тогда, в лесном доме.
      - Женишься на мне?
      - Девочка! Ты серьезно?
      Снова поцелуй.
      В кустах тоскливо взвыл ночной бродяга, чуя человеческую кровь и оружие. Влюбленные не обратили на него внимания.
      - Где там у нас первая церковь на Гелии? - пробормотал Конрад, когда смог дышать.
      - Что здесь было без меня? - спросила Рида. - Кэвина поймали?
      - Спрашиваешь! Поймали. Судили.
      - О Боже, за что? Он же не убивал Юзефа!
      - За преступные эксперименты, способные нанести вред здоровью граждан и благополучию государства. Формулировку придумал дядя Якоб.
      - Он жив? Я имею в виду Кэвина. С благополучием государства не шутят.
      - Жив, жив. Приговорен к вечному изгнанию из Аржента.
      - Плохо, - прошептала Рида, - трудно будет найти.
      Конрад, по счастью, ее не услышал.
      - Кстати, ты знаешь, с кем говоришь?
      - Полагаю, с человеком, которого люблю.
      - Да, но это не все. С недавнего времени я - референт бургмейстера Хайры. У нас дом на скалах у самого моря. Я увезу тебя подальше от Аргенти-сити и от дюдюшки. И не позволю никому тебя беспокоить. Ты согласна?
      - Я? Конрад, я счастлива. Я люблю тебя.
      Рида порадовалась, что сейчас темно, и Конрад не увидит страха и смятения на лице своей невесты.
      "Пусть это будет так, - уговаривала она себя, пока шла к лодке. - Если уж никому не суждено освободиться от иллюзий, то я выберу себе эту. Мужчина и женщина, море, дом, деревья. Мохнатый зверек, похожий одновременно на хорька и чау-чау.
      Пусть это будет все, что необходимо для счастья".
      1 Площадь Академии, одна из старейших и красивейших площадей Берлина.
      2 Нежелательное лицо (лат).
      3 Человек Разумный (лат)
      4 Запрет (лат).
      5 Известная торговая улица Берлина.
      6 Названия городов Дреймура имеют в большинстве своем латинское или греческое происхождение. Туле - от Ulttima Tule - в греческой космогонии самый северный остров обитаемого мира. Аржент - серебрянный, Гелиад (и Гелия) - солнечный (солнечная), Нефелла - облако, Хирон легендарный учитель Геракла, кентавр.
      7 От Hell (нем) - светлая.
      8 Йонгфру (голланд). - барышня (вежливое обращение к незамужней женщине).
      9 "Нет... Как это может быть?" - идишь.
      10 Мейнхеер (голланд) - господин, вежливое обращение к мужчине.
      11 "Сердце! Сердце! Что случилось?" - нем. - строчка из стихотворения Гете.
      12 Инсургент - партизан. Михаил, вероятно, вспоминает американских инсургентов, боровшихся с английской метрополией.
      13 Хоспис - медицинское учреждение для безнадежных, умирающих больных.
      14 Бургмейстер (голланд). - глава городского самоуправления.
      15 Геро и Леандр - пара влюбленных из одноименного греческого романа. Леандр каждую ночь переплывал пролив, спеша на свидание с возлюбленной, а Геро зажигала лампу, чтобы он не сбился с дороги. Брат Геро погасил лампу и Леандр утонул. Геро покончила с собой.
      16 Меестер (голланд). - вежливое обращение к доктору.
      17 Коннал Ста Битв, Кон Юный - персонажи кельтских преданий, великие воины.
      18 "Позволь моему народу уйти!" (англ). - рефрен из знаменитой песни Луиса Армстронга "Сойди, Моиссей!"
      19 Счастливый конец. (англ).
      20 Здесь и ниже - стихи Осипа Мандельштамма.