Хотя Дайен бывал здесь редко, но до окраины этого небольшого портового городка добрался, не заплутав. Платус учил, что жизнь — длинная цепь, а потому суть ее можно понять, если знаешь хоть одно звено этой цепи. Поэтому он приучал Дайена быть наблюдательным и запоминать все, что его окружало, каким бы малым и незначительным это ни казалось. Дайен хорошо усвоил уроки Платуса, а врезавшееся в память умение читать ориентиры на местности помогало ему легко находить путь. Улицы городка были пусты, и он лишь изредка останавливался, чтобы сориентироваться. Вскоре он пересек город и оказался на окраине. Здесь местность была открытая, и Дайен несколько расслабился. К этим местам он привык с детства и знал здесь каждое дерево, каждый куст.
      Юноша прибавил скорость, шагая легко и уверенно по выжженной солнцем земле. Он с наслаждением отдавался этой физической нагрузке, пытаясь таким образом избавиться от бушевавших в душе эмоций. Путь ему освещала одна из двух лун планеты Сирак, ярко светившая в ночном небе. В этом малонаселенном пригороде не было дорог, да и тропинки встречались нечасто. Местность была девственно пустынной, лишь кое-где рос мелкий кустарник да по краям неглубоких оврагов попадались чахлые деревья. Не прошло и часа, как он увидел одиноко стоявшее жилище, служившее домом ему и Платусу.
      В одном из окон горел свет. Это его не удивило. Платус часто засиживался допоздна за чтением книги. Дайен услышал музыку — звук чистого детского сопрано болью отозвался в его сердце.
      «Dona eis requiem» — «Даруй им покой».
      Дайен прибавил шаг. Скорее инстинктивно, чем из боязни преследования, он оглянулся и посмотрел вокруг. Кому какое дело до него? Наемник получил деньги, а это все, что его заботит.
      Подходя к дому, Дайен увидел, что ночное небо пронзил яркий бело-голубой сноп света. Это заинтересовало его, но не до такой степени, чтобы остановиться. Еще ни разу он не наблюдал за полетом космических кораблей Командующего, а потому представления не имел, как это происходит. Он решил, что это просто след падающего метеорита необычайно большого размера. В другое время этот феномен привлек бы его внимание. Он с Платусом определил бы место его падения, и на следующий день они отправились бы его искать. Но сегодня Дайена не интересовало происходящее в небе. Он стремился к Платусу, чтобы получить от него кое-какие объяснения.
      Самые первые воспоминания юноши были связаны с этим небольшим домом и с тихим добрым человеком, который был для него не только отцом и матерью, но и учителем. Вдвоем они вели уединенную жизнь, избегая контактов с остальным миром. Впрочем, Дайена этот мир не привлекал. Несколько раз он общался с детьми своего возраста, но пришел к выводу, что они скучны и глупы. Дайена вполне устраивала подобная жизнь, если бы не одно обстоятельство.
      Он ничего не знал о своем происхождении, а главное — не понимал причины, почему от него это скрывают.
      — Ты должен быть терпеливым, Дайен, — каждый раз говорил Платус, когда мальчик касался этой темы, и мягкий голос учителя становился твердым и строгим. — На то есть причины, которые я не могу объяснить. Придет время, я все тебе расскажу.
      — А если это время никогда не придет? — нетерпеливо спрашивал Дайен.
      — Тогда ты ничего не узнаешь, и тебе надо с этим смириться. В конце концов какое имеет значение, кто твои родители? Гораздо важнее знать, что ты сам представляешь в этой жизни.
      Раньше подобный ответ вполне удовлетворял Дайена. Но не теперь. Не теперь, когда его отсылают неизвестно куда. Издали глядя на мягкий свет в одном из окон дома, Дайену не верилось, что Платус действительно надеялся, будто он смиренно улетит с этим недоумком-наемником и его наглым роботом-компьютером. Бессмыслица какая-то! Платус никогда и ничего не делал импульсивно. Он всегда все обдумывал и планировал. Еще в начале недели они обсуждали план занятий на ближайшие месяцы. Они вскопали огород и потом, как обычно, долго спорили, сажать редиску или нет, потому что он ее любил, а Платус не ел вовсе. И, как всегда, он победил.
      Два дня назад Платуса вызвали в город, где для него было получено межпланетное послание. Он не позволил Дайену сопровождать его. И вообще Дайен впервые узнал, что его учитель получает подобные послания. Когда Платус вернулся, лицо у него было мертвенно-бледным, а сам он выглядел постаревшим на несколько лет. Он не стал ничего объяснять, просто замкнулся в себе и молчал. А вчера днем попросил Дайена упаковать вещи и сообщил, что ему, Дайену, предстоит покинуть Сирак-7.
      Дайен подошел настолько близко к дому, что начал различать детали их скромного жилища. Вдруг он остановился как вкопанный, с губ его сорвалось проклятие, достойное Таска. Конечно! Платус в опасности!
      — Вот почему он меня отослал! — воскликнул Дайен. — Какой я глупец! Только о себе и думаю! Я ведь все понял по его лицу, когда мы прощались. Но я был охвачен такой жалостью к самому себе, что мне было не до него!
      Юноша бросился бежать. Страх за Платуса подгонял его. Почему его добрый учитель, ценивший жизнь так высоко, что не смел даже пользоваться мышеловкой, мог оказаться в опасности? Это было выше понимания Дайена. Не снижая скорости, он начал размышлять. А что он знает о Платусе? Ничего. Во всяком случае, так же мало, как о самом себе. На всем свете у этого человека не было ни одного врага. Впрочем, и друга тоже.
      На всем свете… Межпланетное послание… На этой планете у него не было врагов. Значит, он появился где-то за пределами этой системы.
      Дайен взглянул на небо и, споткнувшись, чуть не упал. До сих пор он не видел настоящего космического челнока. Только на фотографиях в учебниках двадцатилетней давности. Он понял, что видит наяву космический аппарат, который намного больше и красивее, чем он мог себе представить.
      В лунном свете, вид корабля, раскрашенного в красный и золотистый цвета, напоминал мифическую птицу Феникс. Плоскости крыльев челнока были украшены изображениями огня и перьев. В воздухе еще были видны следы пламени от сопел, хотя двигатели ракеты были уже выключены. Челнок спускался все ниже, готовясь совершить посадку не дальше, чем в километре от дома Дайена.
      Гнетущее чувство тревоги охватывало Дайена тем сильнее, чем ниже опускался челнок. К этому чувству примешивалось невольное любопытство. Медленно, стараясь держаться в тени огромных кактусов, юноша продвигался к дому. Ему хотелось броситься вперед и, не скрываясь, выяснить, что за таинственные дела происходят здесь. Но привычка тщательно обдумывать свои поступки, привитая ему Платусом, взяла верх. Нет, в данный момент лучше не выдавать своего присутствия. Если понадобится его помощь, неожиданность появления может сыграть положительную роль.
      «И кроме того, — совсем уже трезво подумал Дайен, — я слишком возбужден, а скрываясь, получу возможность что-то узнать об учителе, а может быть… и о себе».
      Около дома проходил овраг, бывший когда-то руслом пересохшей реки. Дайен спустился на дно, покрытое гравием. Осторожно, почти бесшумно зашагал по камням. Овраг привел его на задний двор дома. Склоны оврага были довольно крутые, и он не видел корабля, но свет от него на несколько миль вокруг окрасил местность оранжево-алым заревом.
      Дайен шел по оврагу, пока не решил, что находится рядом с огородом. По мягкой недавно вскопанной земле можно будет пройти бесшумно. Хватаясь за растущие по краям оврага кусты и корни деревьев, он поднялся наверх.
      И сразу же увидел носовую часть космического челнока, хвостовая часть которого скрывалась за домом. Он наблюдал, как открылся входной люк и в ярком свете показались силуэты людей. Вот они расступились, пропуская высокого, выше всех остальных, мужчину в шлеме с плюмажем и длинном, скрывающем фигуру плаще. Спустившись по трапу, он направился в сторону дома.
      Издалека внешность мужчины была не видна. Он шел один, без сопровождения. Ясно было, что он идет к Платусу. Платус ждал встречи с этим человеком. Поэтому и отослал Дайена, как маленького ребенка, чтобы не мешал разговору взрослых!
      В душе Дайена тревога сменилась яростью.
      «Я узнаю, что происходит, и тогда я… тогда… Не знаю, что именно, но что-то я сделаю!» — подумал он.
      Человек миновал тень, отбрасываемую крылом челнока, и оказался в пятне яркого света, падающего из входного люка. Дайен с любопытством всматривался в мужчину, приближавшегося к дому, стараясь угадать, кто он. При виде его величественной наружности у Дайена перехватило дыхание. Его доспехи отсвечивали красным и золотистым отблесками, отчего казалось, будто он выходит из пламени, как птица Феникс. Он был очень высок. Никогда еще Дайен не видел такого высокого и мускулистого человека. Его шлем и нагрудный панцирь были сделаны в древнеримском стиле, о чем юноша знал по книгам. Шлем украшал плюмаж из красных перьев в тон плащу, пурпурному и переливавшемуся на свету золотистыми бликами. Лицо мужчины оставалось в тени. Он шел широким легким шагом и так быстро, что плащ развевался за спиной. Сила и уверенность сквозили в каждом движении его тела.
      Мужчина подошел к дому и скрылся из виду. Воспользовавшись моментом, когда мужчина не мог его заметить, Дайен, пригнувшись, побежал по огороду, безжалостно топча аккуратные грядки, сбивая колышки с табличками, на которых недавно сам написал названия растений.
      Свет горел в окне гостиной. Ночь была теплой, оконная рама открыта, бамбуковая занавеска поднята. Дайен подкрался ближе. В подсознании мелькнуло чувство вины за подсматривание, но он тут же подавил его. Учитель в опасности, а помочь ему можно, только оставаясь до поры до времени невидимым.
      Быстро и бесшумно он пересек лужайку, поросшую чахлой травой, и пристроился под окном. Прислушался, но было тихо. Немного приподнявшись, он заглянул в комнату. То, что Дайен увидел, сильно удивило его, и он шумно глотнул воздух, но тут же зажал рот рукой, боясь обнаружить себя.
      Платус был в комнате один. Он стоял спиной к окну. Но это был уже не тот Платус, которого знал Дайен: учитель, поэт, музыкант. Длинные светлые волосы падали на плечи, облаченные в блестящие серебряные доспехи старого, давно вышедшего из моды фасона. Такие доспехи носили до революции, тем более что на них был выгравирован герб последнего короля.
      Но юношу удивил не вид доспехов, хотя неожиданное открытие о принадлежности Платуса к числу элитной когорты Стражей убитого короля привело Дайена в замешательство. Больше всего его удивил вид серебряного меча, лежавшего на столе. Меч был положен с таким расчетом, чтобы до него могла легко дотянуться изящная рука учителя.
      В дверь комнаты трижды постучали.
      Дайен вздрогнул от страха. Он не понимал, чего и почему боится. Возможно, страх зародился от вида Платуса, одетого так странно и необычно, а может быть, от стука в дверь, прозвучавшего, как удары Судьбы в увертюре оперы Верди «Сила судьбы».
      Сила судьбы. Впервые в жизни Дайен испытывал на себе ее власть. Если бы он обладал способностью останавливать мгновения, то, несомненно, сделал бы это сейчас и жил бы данной минутой вечно. Но ничего подобного он не умел и не мог предотвратить силу судьбы, как не мог остановить движение солнца на орбите. То, что должно было произойти, было также неизбежно, как наступление ночи после светлого и прекрасного дня.
      — Войдите, — сказал Платус, и Дайен увидел, как дверь распахнулась.
      В проеме показалась величественная фигура человека с прилетевшего космического челнока, одетая в блестевшие золотом доспехи. Видные в прорезях шлема глаза мужчины расширились от удивления не меньше, чем у юноши при первом взгляде на Платуса.
      Мужчины стояли, внимательно разглядывая друг друга: один — в дверях, другой — посредине комнаты. Дайен наблюдал за обоими из своего укрытия у окна. Они молчали. В наступившей тишине не было слышно даже их дыхания.
      Но вот Платус улыбнулся. Сняв очки, он начал протирать стекла — привычный жест, от которого у Дайена к горлу подступили с трудом сдерживаемые рыдания.
      — Ты явился ко мне, как Люцифер, Дерек. То же лицо, словно исхлестанное молниями… Ты помнишь Мильтона?
      — А ты, как и прежде, поэт, — заметил мужчина, стоявший в дверях. Его глубокий баритон звучал бесстрастно и сдержанно. Сняв шлем и по-военному прижав его левой рукой к боку, он, пригнув голову, вошел в скромно обставленную комнату. Теперь Дайен мог хорошо его разглядеть, так как свет от лампы падал прямо ему на лицо.
      Дерек, как назвал мужчину Платус, без шлема выглядел старше, несмотря на стройную и мускулистую, как у юноши, фигуру. Дайен решил, что ему лет под пятьдесят, а значит, он был приблизительно ровесником Платуса. Но его лицо, словно изваянное из гранита, чертам которого резец скульптора придал суровое, мрачное выражение, выглядело старше. Длинные черные волосы, влажные от пота, на затылке были завязаны кожаным шнуром. По бронзовому цвету кожи можно было догадаться, что он много времени проводит в космосе, а потому пользуется искусственным солнечным светом для поддержания здоровья. Глаза, темные и глубоко посаженные, смотрели холодно и неприязненно.
      От этого взгляд а Дайена охватила дрожь, хотя вечер был теплый.
      — Я помню Мильтона, поэт. Процитирую конец той строфы: «…волю ждать отмщенья вожделенного». Значит, тебя предупредили о моем появлении. Ставрос, конечно. А я-то думал, что вовремя заблокировал его передатчик.
      — Вовремя. Ты действовал, как всегда, эффективно, Саган. Я получил лишь простую математическую последовательность, которую отправил один из друзей Ставроса, когда тот понял, что бежать уже поздно. Твоим службам слежения не стоило труда зафиксировать эти цифры, но по ним я догадался обо… всем.
      Саган обвел взглядом комнату, заставленную полками с книгами. Несколько прекрасных картин на стенах, простая уютная мебель. Дайен тоже посмотрел на свое бывшее жилище, но новыми глазами, в которых невольно заблестели слезы. Какими бесценными показались ему сейчас все эти вещи! Когда же Саган подошел и взял затянутой в перчатку рукой небольшую арфу — арфу Платуса! — юноша отдал бы все, чтобы ворваться внутрь и вырвать арфу из рук этого человека. Но у Дайена едва хватало сил, чтобы держаться за карниз. Он никак не мог, понять причину охватившего его ужаса, который был настолько реален, что разъедал душу и лишал сил.
      — Прошло много времени, поэт, — сказал Саган, с почтением и осторожностью ставя арфу на место. — Долгие годы я искал тебя.
      Пройдя через комнату, он подошел к окну, и грудь Дайена сжало от непереносимого страха, что его могут увидеть. Но мужчина повернулся спиной и посмотрел на Платуса. Великолепный Феникс, украшенный золотом, был вышит на плаще Сагана.
      — Мальчик исчез.
      — Да, я отослал его.
      — Почему же ты не скрылся с ним?
      Платус пожал плечами, и серебряные доспехи сверкнули. Он повернулся к своему посетителю, и Дайен увидел драгоценный камень, висевший на серебряной цепочке на шее учителя.
      — Меня легко найти, Саган. У тебя есть на меня файл, содержащий все сведения обо мне: от группы крови и отпечатков пальцев до энцефалограммы мозга. Свидетельством тому та легкость, с которой ты нашел мой дом, зная лишь название цланеты! Как долго я бы смог скрываться от тебя, Дерек? Но мальчик… Мальчик — другое дело. Он для тебя аноним…
      — Аноним! — ухмыльнулся Саган. — Вот еще! Какой бы ни была его семейка, но только не анонимной. Ведь он, несомненно, должен походить на них! Разве только… — Он взглянул на Платуса с недоверием. — Он не знает!
      — Правильно, он ничего не знает, даже своего настоящего имени.
      — Всевышний! — выдохнул Саган. Его лицо стало мрачным, и юноше показалось, что не ругательство, а благодарный призыв к Богу прозвучал в этом слове. — Представляю, как ты его воспитал, слабое, слюнявое ничтожество! — Прищурив глаза, он осмотрел комнату. — Поэзия! Музыка! — Ногой, одетой в высокий ботинок, Саган презрительно ткнул в арфу. Она упала, дрожащие струны издали диссонирующий звук. — Никогда не пойму, почему она оставила его на твое попечение!
      Саган на минуту задумался.
      — Признаю, Платус, это осложняет дело. Осложняет, но не делает невыполнимым. Ставрос тебе не помог. Твоя смерть могла бы быть легкой и безболезненной — обычная казнь, предусмотренная законом Галактической демократической республики для роялистов, известных, как Стражи короля. Теперь, конечно, все будет по-другому. Я должен найти мальчишку, и ты сам поможешь мне в этом. Ставрос продержался только три дня, Платус. Только три, а он был намного сильнее тебя.
      Дайен вцепился в карниз руками, которые побелели и медленно теряли чувствительность. Ему хотелось кричать, выть, броситься в комнату. Но он был бессилен что-либо сделать. Страх лишил его голоса и силы. Он не понимал смысла услышанных слов. Лишь много позже, вспоминая этот день, он разберется в сути сказанного.
      — Должен заметить, Платус, — продолжал Дерек, холодным, презрительным взглядом глядя на худого, изможденного хозяина дома, — я был удивлен, застав тебя живым. Ведь ты наверняка знаешь, что ждет тебя, если ты окажешься в моих руках?
      — Ты прав, Саган, я слабый человек, — Платус глубоко вздохнул, — однако королевского происхождения тем не менее, и живым ты меня не возьмешь.
      Протянув руку, он схватил серебряный меч, лежавший на столе, поднял его и, как показалось Дайену, повернул рукоятку, из которой тут же выскочили пять шипов. Платус, вздрогнув от боли, неуклюже сжал ладонь, и шипы впились в его кожу.
      — Я буду драться… за свою жизнь.
      С минуту Саган смотрел на него, совершенно сбитый с толку. Затем засмеялся. Утробный, жуткий смех изливался словно из какого-то бездонного темного источника.
      Платус стоял, не шевелясь, крепко сжимая рукоятку меча.
      — Итак, пацифист, — Саган перестал смеяться, — наконец-то ты нашел, за что стоит бороться. Положи на место меч, глупец! — Он сделал презрительный жест рукой. — Это оружие бессильно против моих доспехов.
      — Мне лучше знать, Дерек, — ответил Платус со спокойным достоинством. — Я не такой хороший фехтовальщик, как моя сестра. Она была одной из лучших, сам знаешь, ведь ты ее учил. Но меч, выкованный первосвященниками и направляемый силой моего разума, пронзит твои доспехи, как мягкую плоть. Ты хочешь схватить меня? Так сразись со мной.
      — Но это же смешно, пацифист! — Саган криво улыбнулся.
      Сцена действительно выглядела нелепо: интеллигентный, добрейший Платус припирает к стенке и вызывает на бой человека, для которого носить оружие — обычное дело, чьи сильные мускулистые руки покрыты шрамами, полученными в многочисленных сражениях. Невольный истерический смех чуть не вырвался из груди Дайена, но он, закрыв лицо руками, подавил подступившие к горлу спазмы и опять заглянул в окно.
      Саган уже не улыбался, глаза его смотрели мрачно и пристально. Медленным, осторожным движением он поднял руку.
      — Дай мне меч, Платус. Ты не можешь сражаться со мной. Ты не можешь победить и знаешь это. Это бессмысленно… — Продолжая говорить монотонным, гипнотизирующим голосом, он сделал шаг к Плату су и затянутой в перчатку рукой потянулся к мечу. — Ты же миролюбивый человек, поэт, веришь в мирное разрешение конфликтов между людьми. Ты часто твердил: жизнь священна. Отдай мне меч. А затем расскажи, где найти мальчика.
      Казалось, гипноз, если то, что делал Саган, можно назвать гипнозом, начинал действовать. Меч в руке Платуса опустился, тело его начало дрожать. Саган сделал еще один шаг вперед.
      А затем произошло что-то непонятное. Дайен услышал дикий крик и увидел занесенный в смертельном ударе меч, от которого исходил яркий сноп света.
      Подобный удар мог бы разрубить Сагана пополам, если бы бывалый воин привычным движением не отскочил в сторону. Преследуя противника, Платус усилил натиск, атакуя Сагана с таким неистовством, что тот, не имея возможности выхватить свой меч, отбивался от ударов левой рукой. Светящийся клинок разрубил металлические наручни Сагана, нанеся глубокую рану на запястье. Саган все же умудрился пнуть Платуса в ногу, отчего тот пошатнулся и чуть не потерял равновесие, но, удержавшись, продолжал размахивать мечом. Тем временем Сагану удалось выхватить меч, как две капли воды похожий на меч Платуса. Из раны на его левой руке текла кровь, но он не замечал этого. Бросившись на пол и парируя удары Платуса, он искал подходящего момента, чтобы выбить оружие из руки противника и ранить его. Платус продолжал атаковать, но видно было, что он постепенно теряет силы.
      Дайен понимал, что Саган вот-вот одолеет учителя и возьмет его в плен. Надо выйти из укрытия и обнаружить себя, тогда у Сагана не будет причин расправляться с Платусом. Юноша напрягся, готовясь прыгнуть в окно, но в это мгновение заметил, что Платус улыбнулся. Странно было видеть в такой безнадежной ситуации улыбку торжества на лице учителя.
      Дайен сразу понял все. Он понял это быстрее, чем Саган. Однако времени отреагировать не было ни у того, ни у другого. В стремительном рывке Платус бросился на острие светящегося меча.
      С проклятием Саган тут же отключил меч. Светящийся клинок исчез, но было уже поздно. Кровь брызнула на серебряные доспехи. Платус рухнул на пол. Дайен вскочил на ноги. Клинок, убивший его учителя, убил в нем страх. С криком он бросился в окно.
      Крепкая рука схватила его сзади за шею. Вспышка боли пронзила голову…

* * *

      Дерек Саган слышал шум за окном и глухой звук падения. Но он не мог посмотреть, что там происходит, потому что все внимание сосредоточил на умирающем. Встав на колени, он приподнял истекающее кровью тело.
      — Платус, — сказал он настойчиво, повернув к себе лицо умирающего и глядя ему прямо в глаза, в которых жизнь быстро затухала, — какой же ты глупец! Самоубийство — величайший грех! Ты обрек свою душу на вечные муки!
      Платус слабо улыбнулся.
      — Я не… верю в твоего Бога… Дерек. В конце концов это лучший выход. — Он глотнул воздуха. — На твоих руках моя кровь… как и кровь моего короля.
      — Скажи, где искать мальчика? — настаивал Саган.
      Собрав последние силы, Платус поднял руку и пальцами ухватился за драгоценный камень, висевший у него на шее.
      — Мальчик в безопасности!
      Не получив нужного ответа, Саган в приступе ярости затряс Платуса.
      — Ты навечно будешь проклят! Я единственный, кто подобно первосвященникам смеет молить Бога о снисхождении. Я могу…
      Глаза умирающего невидяще уставились в потолок. Тело, облаченное в серебряные доспехи, вздрогнуло и обмякло. Рука, державшая драгоценный камень, опустилась.
      Командующий с проклятием опустил труп на пол и встал, в ярости глядя на бренные останки у своих ног. Его люди, конечно же, обыщут весь дом, но Платус наверняка это предвидел, а потому в доме ничего не найдут. Никаких следов мальчика, ничего, что могло бы подсказать, как он выглядит и куда направился.
      Наклонившись, Командующий подобрал меч, такой же безжизненный, как и тело его владельца. В который раз Стражи одержали над ним верх. В который раз они опередили его!
      — Почему, Боже, ты не отдаешь их в мои руки, как я молю тебя? В последний момент ты расстраиваешь все мои планы! В чем причина? — С минуту он ждал ответа, но его не последовало, и он в гневе вложил меч в серебряные ножны.
      Подобрав шлем. Саган по переговорному устройству связался с кораблем и вызвал своих людей. Вспомнив о недавнем шуме за окном, он подошел к нему, чтобы проверить, но внезапно остановился, напряженно вслушиваясь.
      Привлекший его внимание звук исходил не от челнока и не от окружающего дом пространства. В сущности, звук не принадлежал реальному миру, потому что Командующий слышал его не ухом, а душой. Голос! Очень знакомый голос… Голос, которого не было слышно семнадцать лет.
      Саган закрыл глаза, как бы отстраняясь от действительности, погружаясь в себя, чему его научили еще в детстве. Наконец он ощутил полную пустоту, как вне, так и внутри себя. Его душа, покинув тело, плыла в ночном пространстве, и ничто — ни биение сердца, ни пульсация крови — не мешало ей прислушиваться.
      И он услышал звук, словно прохладным туманом окутавший его горящую душу. Звук этот, полный скорби и печали, был плачем сестры по умершему брату.
      Вот и ответ на мольбу Сагана. Теперь ему стало ясно, что хотел сказать Бог.
      — Прости мои сомнения, Боже! Я понял!
      — Милорд.
      Этот реальный голос ворвался в сознание Сагана и вернул его к действительности. Открыв глаза, Командующий отсутствующим взглядом посмотрел на стоявшего перед ним центуриона.